Страница:
Общая картина такова: на протяжении этого тысячелетия лицом к лицу стоят две силы – беспокойная Степь и славянский Лесной край. На дальнем Юге, в степях Причерноморья и Приазовья, возникают и рушатся одна за другой империи различных пришлых народов, а в славянском Приднепровье все это время прочно стоит обращенная фронтом на юг стена, надежно защищающая его независимость от беспокойного Юга. Стена, поставленная впервые во II веке до нашей эры, так ни разу и не прорвана. Она методически продвигается все дальше на юг, вплоть до VII века, что подводит нас почти вплотную к кануну той эпохи, когда мы застаем Древлянскую землю в авангарде общерусской борьбы против Варяжского дома (династии, которую сама летопись, всячески превознося ее, определенно рисует как династию иноземную, появляющуюся внезапно и лишенную корней в истории самой Руси). Первое тысячелетие русской истории заполнено успешной борьбой против сарматской, готской, гуннской и аварской агрессии.
Великая Древлянская стена подтверждает важность указания Середонина на роль Древлянской земли в этот период, проясняет и документирует активное участие ее в этой борьбе. Расширение исследований Змиевых валов на полянское левобережье Днепра поможет прояснить также роль ее соседки – Полянской земли. А распространение исследований валов на территории других южнорусских земель обещает дать ценнейшие сведения и об их древнейшей истории.
Но уже сейчас Змиевы валы поставили крест на целой группе «степных» теорий – роксоланской, готской, скифской (скифы будто бы ограждались ими от «дикарей» северных лесов). Многие ученые ошибочно видели в южных степях арену и движущую силу начала русской истории. Но на поверку оказалось, что «дикари» жили вовсе не на север от степей и что Змиевы валы искони защищали не Степь от Лесного края, а Лесной край от Степи! Змиевы валы показали, что славянский Лесной край не мог входить ни в сарматскую империю, ни в готскую, ни в роксоланские владения, ни в державы гуннов и аваров! Стена валов подобной силы, обращенная фронтом на юг, не могла стоять внутри никакой южной державы. Змиевы валы показали, что славянский Лесной край целое тысячелетие видел в Степи не благодетелей, а перманентно враждебную силу – и сумел держать ее на расстоянии.
Для такого взгляда славяне имели веские основания: каждая новая волна переселения народов в южных степях приводила к разгрому городов, крушению культуры, смене столиц, запустению целых областей. Сарматы уничтожили столицу Скифии в нынешней Каменке на нижнем Днепре – и она (площадью в 12 квадратных километров) навсегда осталась лежать в развалинах. А свою ставку сарматы разбили в нынешнем Новочеркасске – и от нее тоже в дальнейшем ничего не осталось, так как готы, в свою очередь, громили чужие столицы. О хозяйничании гуннов и аваров и говорить не приходится. Очередные пришельцы ничуть не считали себя преемниками покоренных, изгнанных или истребленных народов, они чувствовали себя лишь завоевателями.
А в Лесном крае картина была диаметрально противоположной. Здесь не наблюдается никакой смены населения, никаких погромов цивилизации. Здесь очевидна непрерывная преемственность обороны и ее методов. Стена валов выстроена, поддерживается и совершенствуется одним и тем же народом. И система Змиевых валов дает убедительный ответ на вопрос (который, к сожалению, задавался слишком редко): что же помешало всем хозяевам причерноморских степей захватить славянский Лесной край? И сердцем его, очевидно, и была Древлянская земля с ее могучей многолинейной системой Змиевых валов.
Да, сооружение такой грандиозной системы пограничных укреплений могло быть под силу отнюдь не отсталому племени (и вообще не племени), а только государству. Становится ясно, что Древлянский дом, любимец былины, не возник внезапно из небытия. Ко времени Добрыни у Древлянской земли (и ее династии, какой бы по счету эта династия ни была) стояла за плечами более чем тысячелетняя традиция государственности и обороны родной земли! Ее наследниками и знаменосцами выступают, вполне сознавая это, Мал, Добрыня и Владимир. Им не нужны были экспедиции, чтобы знать, где проходят все линии древлянских валов.
Надо удивляться прозорливости Середонина, сумевшего разгадать историческую роль Древлянской земли в первое тысячелетие русской истории, совершенно не подозревая ни о ее мощной системе Змиевых валов, ни о роли Древлянского дома в X веке. Но следует сказать и о том, что мнение Середонина было преувеличенным: «государствами-крепостями» были в глубокой древности, очевидно, и другие русские земли – Полянская, Северская и так далее.
Узел русской истории завязался в широкой полосе Среднего Поднепровья – и исследования стали показывать, что линии валов соседних княжеств были согласованы, состыкованы. Без этого степная конница легко обошла бы валы любой земли, прорвавшись через соседнюю. Княжества лесной и лесостепной полосы при любых счетах между собой могли выстоять, уцелеть перед лицом грозных врагов на Юге, только создав соединенными усилиями сплошную стену, без зияющих просветов, открытых для конницы степняков. Характерно, что древлянско-полянская дуэль за природный бастион Киевских гор, при всей своей ожесточенности, не помешала их совместной борьбе против Степи и объединению в дальнейшем обеих земель в федеративную державу с центром в Киеве. Второе тысячелетие русской истории органически вырастало из первого.
Почему же летопись молчит о Змиевых валах? Бугай этот вопрос ставит: «Неясно, почему в «Повести временных лет» подробно рассказывается о том, как авары притесняли дулебов, но ничего не сказано про ту титаническую работу, которую выполнило для своей защиты население Киевщины? Почему?»[74]
Вопрос поставлен применительно к аварам, но он шире – ведь валы против аваров были лишь самой внешней линией системы, они венчали целое тысячелетие строительства валов. А замолчана не только оборона самой Руси от аваров (обров, по летописи), но и все тысячелетие успешной русской обороны от Степи.
Может ли это объясняться неосведомленностью летописца? О заграничных дулебах случайно услышал, а вот о собственных Змиевых валах столь же случайно ничегошеньки и не слыхивал… Нет, такое стечение обстоятельств абсолютно исключено. Если бы Змиевы валы стояли где-нибудь на северной окраине Новгородской земли, это можно было бы допустить. Но ведь колоссальная система валов находится в радиусе всего 60 километров от Киева. Не заметить их в XI веке, когда в Киеве составлялась летопись, было положительно невозможно. Тем не менее летопись о них молчит. Вернее – она их намеренно замалчивает.
Перед нами фальшивка совершенно гомерического масштаба: история Руси начинается в летописи на целое тысячелетие позже, чем она началась на самом деле. А более раннее время занято лишь перечислением «племен», да к тому же «отсталых».
Словом, придворная летопись узурпаторского Варяжского дома старательно создавала впечатление, будто до прихода Рюрика на Руси был политический и культурный вакуум, будто русские не умели наводить порядок в своем доме.
Если бы в летописи было воздано должное той многовековой великолепной системе укреплений против Степи, которую создали русские за века до появления Варяжской династии, то у читателя ее неминуемо возник бы вопрос: зачем при столь развитой государственности русским могла понадобиться Варяжская династия?
Фактически ради династического мифа Варяжского дома первое тысячелетие русской истории было сознательно выброшено из официальной хроники. Варяжский дом Рюрика и его приспешники учинили в русской истории чудовищный погром. Змиевы валы наглядно показывают масштабы этого погрома, когда из хроники вычеркивались целые столетия и лучшая, патриотическая слава Руси.
Остается еще заметить, что, поскольку вся система Змиевых валов была выстроена против Степи, она не могла оградить Русь от броска варяжских узурпаторов из Новгорода на русский Юг.
Я стою на Детинке. Расставаясь с юностью Добрыни, я бросаю прощальный взгляд на Киев. Я стою на узкой незастроенной «шпоре» горы Детинки – там, где возвышалась когда-то одна из древлянских крепостей, выстроенных на Киевских горах далекими предками Добрыни.
Под горой, внизу, древние ремесленные слободы Гончары и Кожемяки. Прямо передо мной – отдельно стоящая Замковая гора, правей нее – изогнутая «шпора» горы Воздыхальницы. Древлянские крепости стояли на обеих горах. А между ними идет с Подола Андреевский спуск – древний Боричев взвоз, фланкируемый когда-то со всех сторон этими крепостями. Им поднимались в 945 году в великокняжеский дворец послы Мала Древлянского, чтобы требовать переезда Ольги и Святослава в Коростень. Им же поднимались на Гору после веча на Торговой площади восставшие киевляне в 1068 году, чтобы освободить и возвести на трон Всеслава.
Пройдя между Замковой горой и Воздыхальницей, Андреевский спуск делает крутой поворот и идет дальше вверх между Воздыхальницей и Старокиевской горой. Вот и она сама, Старокиевская гора, тоже прекрасно видная с Детинки. Здание Исторического музея ясно указывает место в городе Кия, где стояли первопрестольный дворец Руси (здесь прошла часть долгой рабской службы Добрыни) и храм Перуна Полянского (варяжского Змея Горыныча, чей жертвенник Добрыня с Владимиром погасили в 980 году).
Вот она, днепровская твердыня, комплекс четырех крепостей доваряжского Киева! Крепости давно исчезли, но горы целы, и система обороны здесь ясно читается и сегодня. Я любуюсь с Детинки дивной панорамой и думаю, что все здесь связано с судьбой Добрыни, с его родом и с миром русской былины.
И дорога к собственным подвигам Добрыни, запомнившимся и былине и летописи, открылась тоже здесь, в 970 году. Я гляжу с Детинки. Вон там, в древнем княжеском дворце Киевичей, Святослав вручил в том году Добрыне и Владимиру правление Новгородской землей. Вон там, по Боричеву взвозу, они спустились со свитой к ладьям. Вон там, по Днепру, Добрыня поплыл с мальчиком Владимиром на Север, в Новгород.
970 год. Ладьи плывут вверх по Днепру. Годы рабства и все невзгоды Добрыни остались далеко позади. На Север едет шурин Святослава, брат великой княгини всея Руси Малуши, нет, Малы Древлянской, регент княжества Новгородского. И над его флотилией гордо реют в согласии знамя дома Рюрика и знамя Древлянского дома, с которого глядит лик Даждьбога Древлянского, Красно Солнышко русской свободы.
Добрыня едет на Север среди глубокого мира в державе и в зените почестей. Но он не знает, какие тяжкие испытания ждут его впереди, не знает еще, какие подвиги ему предстоит совершить самому, не знает, что они затмят подвиги Мала и завершат отцовское дело. Добрыня едет править Новгородом. Но вскоре на него, Добрыню, будут обращены с надеждой взоры всей Руси.
И вы, читатели, зная уже, что в 980 году Добрыня придет в Киев с победой, возведет Владимира на престол, воздвигнет у самых ворот Киева могучий древлянский Белгород, не знаете еще ни того, как была завоевана Добрыней эта победа, ни того, как после благодетельных реформ Ольги вообще могла вспыхнуть в державе новая гражданская война.
А она все-таки вспыхнула…
Великая Древлянская стена подтверждает важность указания Середонина на роль Древлянской земли в этот период, проясняет и документирует активное участие ее в этой борьбе. Расширение исследований Змиевых валов на полянское левобережье Днепра поможет прояснить также роль ее соседки – Полянской земли. А распространение исследований валов на территории других южнорусских земель обещает дать ценнейшие сведения и об их древнейшей истории.
Но уже сейчас Змиевы валы поставили крест на целой группе «степных» теорий – роксоланской, готской, скифской (скифы будто бы ограждались ими от «дикарей» северных лесов). Многие ученые ошибочно видели в южных степях арену и движущую силу начала русской истории. Но на поверку оказалось, что «дикари» жили вовсе не на север от степей и что Змиевы валы искони защищали не Степь от Лесного края, а Лесной край от Степи! Змиевы валы показали, что славянский Лесной край не мог входить ни в сарматскую империю, ни в готскую, ни в роксоланские владения, ни в державы гуннов и аваров! Стена валов подобной силы, обращенная фронтом на юг, не могла стоять внутри никакой южной державы. Змиевы валы показали, что славянский Лесной край целое тысячелетие видел в Степи не благодетелей, а перманентно враждебную силу – и сумел держать ее на расстоянии.
Для такого взгляда славяне имели веские основания: каждая новая волна переселения народов в южных степях приводила к разгрому городов, крушению культуры, смене столиц, запустению целых областей. Сарматы уничтожили столицу Скифии в нынешней Каменке на нижнем Днепре – и она (площадью в 12 квадратных километров) навсегда осталась лежать в развалинах. А свою ставку сарматы разбили в нынешнем Новочеркасске – и от нее тоже в дальнейшем ничего не осталось, так как готы, в свою очередь, громили чужие столицы. О хозяйничании гуннов и аваров и говорить не приходится. Очередные пришельцы ничуть не считали себя преемниками покоренных, изгнанных или истребленных народов, они чувствовали себя лишь завоевателями.
А в Лесном крае картина была диаметрально противоположной. Здесь не наблюдается никакой смены населения, никаких погромов цивилизации. Здесь очевидна непрерывная преемственность обороны и ее методов. Стена валов выстроена, поддерживается и совершенствуется одним и тем же народом. И система Змиевых валов дает убедительный ответ на вопрос (который, к сожалению, задавался слишком редко): что же помешало всем хозяевам причерноморских степей захватить славянский Лесной край? И сердцем его, очевидно, и была Древлянская земля с ее могучей многолинейной системой Змиевых валов.
Да, сооружение такой грандиозной системы пограничных укреплений могло быть под силу отнюдь не отсталому племени (и вообще не племени), а только государству. Становится ясно, что Древлянский дом, любимец былины, не возник внезапно из небытия. Ко времени Добрыни у Древлянской земли (и ее династии, какой бы по счету эта династия ни была) стояла за плечами более чем тысячелетняя традиция государственности и обороны родной земли! Ее наследниками и знаменосцами выступают, вполне сознавая это, Мал, Добрыня и Владимир. Им не нужны были экспедиции, чтобы знать, где проходят все линии древлянских валов.
Надо удивляться прозорливости Середонина, сумевшего разгадать историческую роль Древлянской земли в первое тысячелетие русской истории, совершенно не подозревая ни о ее мощной системе Змиевых валов, ни о роли Древлянского дома в X веке. Но следует сказать и о том, что мнение Середонина было преувеличенным: «государствами-крепостями» были в глубокой древности, очевидно, и другие русские земли – Полянская, Северская и так далее.
Узел русской истории завязался в широкой полосе Среднего Поднепровья – и исследования стали показывать, что линии валов соседних княжеств были согласованы, состыкованы. Без этого степная конница легко обошла бы валы любой земли, прорвавшись через соседнюю. Княжества лесной и лесостепной полосы при любых счетах между собой могли выстоять, уцелеть перед лицом грозных врагов на Юге, только создав соединенными усилиями сплошную стену, без зияющих просветов, открытых для конницы степняков. Характерно, что древлянско-полянская дуэль за природный бастион Киевских гор, при всей своей ожесточенности, не помешала их совместной борьбе против Степи и объединению в дальнейшем обеих земель в федеративную державу с центром в Киеве. Второе тысячелетие русской истории органически вырастало из первого.
Почему же летопись молчит о Змиевых валах? Бугай этот вопрос ставит: «Неясно, почему в «Повести временных лет» подробно рассказывается о том, как авары притесняли дулебов, но ничего не сказано про ту титаническую работу, которую выполнило для своей защиты население Киевщины? Почему?»[74]
Вопрос поставлен применительно к аварам, но он шире – ведь валы против аваров были лишь самой внешней линией системы, они венчали целое тысячелетие строительства валов. А замолчана не только оборона самой Руси от аваров (обров, по летописи), но и все тысячелетие успешной русской обороны от Степи.
Может ли это объясняться неосведомленностью летописца? О заграничных дулебах случайно услышал, а вот о собственных Змиевых валах столь же случайно ничегошеньки и не слыхивал… Нет, такое стечение обстоятельств абсолютно исключено. Если бы Змиевы валы стояли где-нибудь на северной окраине Новгородской земли, это можно было бы допустить. Но ведь колоссальная система валов находится в радиусе всего 60 километров от Киева. Не заметить их в XI веке, когда в Киеве составлялась летопись, было положительно невозможно. Тем не менее летопись о них молчит. Вернее – она их намеренно замалчивает.
Перед нами фальшивка совершенно гомерического масштаба: история Руси начинается в летописи на целое тысячелетие позже, чем она началась на самом деле. А более раннее время занято лишь перечислением «племен», да к тому же «отсталых».
Словом, придворная летопись узурпаторского Варяжского дома старательно создавала впечатление, будто до прихода Рюрика на Руси был политический и культурный вакуум, будто русские не умели наводить порядок в своем доме.
Если бы в летописи было воздано должное той многовековой великолепной системе укреплений против Степи, которую создали русские за века до появления Варяжской династии, то у читателя ее неминуемо возник бы вопрос: зачем при столь развитой государственности русским могла понадобиться Варяжская династия?
Фактически ради династического мифа Варяжского дома первое тысячелетие русской истории было сознательно выброшено из официальной хроники. Варяжский дом Рюрика и его приспешники учинили в русской истории чудовищный погром. Змиевы валы наглядно показывают масштабы этого погрома, когда из хроники вычеркивались целые столетия и лучшая, патриотическая слава Руси.
Остается еще заметить, что, поскольку вся система Змиевых валов была выстроена против Степи, она не могла оградить Русь от броска варяжских узурпаторов из Новгорода на русский Юг.
Я стою на Детинке. Расставаясь с юностью Добрыни, я бросаю прощальный взгляд на Киев. Я стою на узкой незастроенной «шпоре» горы Детинки – там, где возвышалась когда-то одна из древлянских крепостей, выстроенных на Киевских горах далекими предками Добрыни.
Под горой, внизу, древние ремесленные слободы Гончары и Кожемяки. Прямо передо мной – отдельно стоящая Замковая гора, правей нее – изогнутая «шпора» горы Воздыхальницы. Древлянские крепости стояли на обеих горах. А между ними идет с Подола Андреевский спуск – древний Боричев взвоз, фланкируемый когда-то со всех сторон этими крепостями. Им поднимались в 945 году в великокняжеский дворец послы Мала Древлянского, чтобы требовать переезда Ольги и Святослава в Коростень. Им же поднимались на Гору после веча на Торговой площади восставшие киевляне в 1068 году, чтобы освободить и возвести на трон Всеслава.
Пройдя между Замковой горой и Воздыхальницей, Андреевский спуск делает крутой поворот и идет дальше вверх между Воздыхальницей и Старокиевской горой. Вот и она сама, Старокиевская гора, тоже прекрасно видная с Детинки. Здание Исторического музея ясно указывает место в городе Кия, где стояли первопрестольный дворец Руси (здесь прошла часть долгой рабской службы Добрыни) и храм Перуна Полянского (варяжского Змея Горыныча, чей жертвенник Добрыня с Владимиром погасили в 980 году).
Вот она, днепровская твердыня, комплекс четырех крепостей доваряжского Киева! Крепости давно исчезли, но горы целы, и система обороны здесь ясно читается и сегодня. Я любуюсь с Детинки дивной панорамой и думаю, что все здесь связано с судьбой Добрыни, с его родом и с миром русской былины.
И дорога к собственным подвигам Добрыни, запомнившимся и былине и летописи, открылась тоже здесь, в 970 году. Я гляжу с Детинки. Вон там, в древнем княжеском дворце Киевичей, Святослав вручил в том году Добрыне и Владимиру правление Новгородской землей. Вон там, по Боричеву взвозу, они спустились со свитой к ладьям. Вон там, по Днепру, Добрыня поплыл с мальчиком Владимиром на Север, в Новгород.
970 год. Ладьи плывут вверх по Днепру. Годы рабства и все невзгоды Добрыни остались далеко позади. На Север едет шурин Святослава, брат великой княгини всея Руси Малуши, нет, Малы Древлянской, регент княжества Новгородского. И над его флотилией гордо реют в согласии знамя дома Рюрика и знамя Древлянского дома, с которого глядит лик Даждьбога Древлянского, Красно Солнышко русской свободы.
Добрыня едет на Север среди глубокого мира в державе и в зените почестей. Но он не знает, какие тяжкие испытания ждут его впереди, не знает еще, какие подвиги ему предстоит совершить самому, не знает, что они затмят подвиги Мала и завершат отцовское дело. Добрыня едет править Новгородом. Но вскоре на него, Добрыню, будут обращены с надеждой взоры всей Руси.
И вы, читатели, зная уже, что в 980 году Добрыня придет в Киев с победой, возведет Владимира на престол, воздвигнет у самых ворот Киева могучий древлянский Белгород, не знаете еще ни того, как была завоевана Добрыней эта победа, ни того, как после благодетельных реформ Ольги вообще могла вспыхнуть в державе новая гражданская война.
А она все-таки вспыхнула…
Книга вторая. Господин Великого Новгорода
Глава 6. Новгород
Добрыня и Рюрик. На знаменитом памятнике «Тысячелетие России» в Новгородском кремле – статуя Рюрика, держащего щит с датой «862 год». Она – одна из нескольких выделенных масштабно и композиционно. От IX века и до петровских времен таких фигур всего шесть. Конечно, это шесть монархов. Уже отсюда видно, сколь большое значение придавалось Рюрику в замысле монумента.
Памятник был воздвигнут в 1862 году – ровно через тысячу лет со времени приглашения Рюрика в Новгород. Отсюда и название. Официальная версия связывала «призвание варяжских князей» с созданием русской государственности и началом русской истории. А отбор фигур для памятника решался лично царем Александром II.
Фигуры Добрыни на новгородском памятнике нет. А между тем в 970 году Добрыня приехал править в этот город. Тогда же вместе с малолетним племянником Владимиром он поселился в Новгороде, во дворце самого Рюрика. С этого времени Новгородское княжество надолго становится оплотом могущества Добрыни.
Так неужто в Новгороде не сохранилось никакой памяти о Добрыне?
Есть! Она не бросается в глаза, но она в Новгороде жива. Надо только уметь ее увидеть.
София Новгородская. Невдалеке от монумента «Тысячелетие России» высится в Детинце Софийский собор, воздвигнутый в 1045—1050 годах. София Новгородская входит сейчас в пятерку древнейших уцелевших памятников русской архитектуры. Новгородцы любили говорить: «Где святая София, там и Новгород». В соборе происходили видные государственные церемонии, хранились важные документы. Словом, политическая роль его была чрезвычайно велика.
Однако нынешний каменный собор не самый древний. У каменной Софии была предшественница – дубовая 13-главая София Новгородская. Заложенная в 989 году, она была завершена и освящена уже в следующем, 990-м. Эта дата приходится на второй новгородский период Добрыни, начавшийся в 980 году, когда он, возведя Владимира на трон державы в Киеве, стал посадником Новгородским, то есть полновластным хозяином Новгородской земли. Но дело не только в датах – София стала небесным патроном Новгородской земли именно при Добрыне.
Причина малой известности дубовой Софии Новгородской двоякая. Во-первых, она сгорела в XI веке, когда уже строилась каменная. А во-вторых, она упоминается только в новгородских летописях, но не в киевской. О причинах этого академик Рыбаков пишет так: «Киевский летописец мог вполне обдуманно «забыть» о новгородском соборе Софии, построенном на полвека раньше, чем в Киеве (и послужившем образцом для киевского собора)»[75].
Наблюдение Рыбакова очень меткое. Бросается в глаза, что София Киевская, построенная в XI веке, одноименна Софии Новгородской X века (политически это означает – киевский собор посвящен небесному патрону Новгорода!) и к тому же повторяет ее тринадцатиглавие. София Киевская впервые засвидетельствована (как русскими, так и иностранными источниками) в 1017—1018 годах, то есть вскоре после освобождения Киева от польско-печенежских марионеток оружием Новгорода.
Все это означает, что София Новгородская была воздвигнута как монумент освобождения Киева и спасения Руси в начале XI века оружием Новгорода – потому-то и брала за образец главный новгородский храм! Так что прославленная София Киевская всего лишь «дочь» Софии Новгородской (хотя киевская летопись и выдает ее за «мать» Софии Новгородской). Разумеется, умолчание о Софии Новгородской не случайность. В нем были заинтересованы создатели династических мифов узурпаторов – Изяслава I и его братьев-триумвиров.
Даты постройки самой Софии Новгородской примечательны. Во-первых, они чрезвычайно близки к официальной дате крещения Руси – 988 году. Сама эта дата в науке, правда, оспаривается. Ряд ученых предпочитает датировать крещение Руси 986 годом, более доверяя сведениям XI века некоего монаха Иакова.
В его краткой биографии Владимира говорится, что Владимир крестился вовсе не во взятом им византийском городе Корсуни (Херсонесе), а еще за два года до похода на Корсунь, и притом крестился вообще не из рук Византии, а по вдохновению свыше. Эта версия внушает гораздо больше доверия, чем «благочестивый» летописный рассказ, который в науке давно именуется не иначе как «корсунской легендой» (легко сообразить, что, если бы русские языческие боги одержали Корсунскую победу над Византией, Владимир не имел бы никаких оснований креститься сам да и не смог бы крестить Русь в веру побежденного Христа Царьградского). Но и к 986 году 989-й очень близок.
По летописям, храмы, заложенные в 989 году, свидетельствуют лишь о смене веры. С поправкой же на крещение Владимира и Руси в 986 году такая закладка храмов выглядит и как прославление блистательной победы русского оружия над могущественной надменной Византийской империей.
В любом случае важным становится вопрос, сколько же соборов на Руси заложено в 989 году? Из летописей известно – их только два. В Киеве – Десятинная церковь (посвященная богородице; разрушена ханом Батыем). И в Новгороде. Больше нигде. Это достаточно многозначительно само по себе.
Но еще знаменательней дата завершения дубовой Софии Новгородской. Заложенная одновременно с ней киевская Десятинная церковь закончена и торжественно освящена (о чем подробно повествуется в летописи) только в 996 году. То есть на целых шесть лет позже, чем в Новгороде. Это означает, что дубовая София Новгородская – первый собор, воздвигнутый и освященный на Руси после крещения страны. И после Корсунской победы тоже.
Обычно на это не обращают внимания: само собой разумеется, что деревянный храм можно выстроить скорей, чем каменный. Между тем шестилетняя разница дат завершения имеет важное политическое значение. Она указывает, что первый на Руси собор освящен, против всяких ожиданий, не в стольном Киеве, а на далеком Севере, в Новгороде.
Неизбежен вопрос: как мог допустить Владимир такое унижение столицы державы? Ведь картина становится предельно ясна – София Новгородская заложена в X веке не просто как главный храм Новгородского княжества, а как собор общедержавного значения! И Владимира это, как ни странно, вполне устраивает.
Почему? Да потому, что Владимир Новгородский и Древлянский был возведен на престол державы в Киеве прежде всего оружием Новгорода и мудростью Добрыни.
Казалось бы, София Новгородская – памятник хрестоматийный. Но, как видим, впечатление это обманчиво. При внимательном рассмотрении она может рассказать о неожиданных вещах. И о том, что крещение Руси было на самом деле вовсе не даром «передовой» Византии «отсталой» Руси, а следствием победы Древлянского дома! И о том, что крещение Руси было делом рук вовсе не Варяжской династии Рюрика, а славянского Древлянского дома! И о том, что в 980 году в державе была надолго установлена новгородская гегемония, оказавшаяся благодетельной для всей страны.
Загадки дубовой Софии. Где в точности стояла в Детинце дубовая София, неизвестно по сей день. Прицельных поисков ее путем раскопок не велось. Случайно ее тоже не находили, ибо в Детинце велись небольшие раскопки, связанные с исследованием отдельных каменных зданий. Когда я прошу показать мне ее предполагаемое место, новгородские ученые называют их целых четыре – все гадательные. Ясность в этот вопрос внесут лишь будущие раскопки.
Точно так же неизвестны план и внешний вид дубовой Софии. Есть некоторое вероятие того, что она была по композиции «прапрабабушкой» знаменитой Преображенской церкви в Кижах. Но есть и другие гипотезы.
Неизвестен и характер ее росписей, которые могли оказать серьезное влияние на росписи ее «дочерей» – Софии Киевской и каменной Софии Новгородской, а через них и на более позднюю русскую живопись.
Но если о росписях дубовой Софии (как и о ее иконах) мы практически не знаем ничего, то в том, что дубовую Софию строили в Новгороде именно русские мастера, не сомневался никто. Хорошо известно, что ее тринадцатиглавие – черта абсолютно не византийская. И в науке оно давно ставилось в связь с традициями русского деревянного зодчества языческой эпохи. В том числе и культового (русские крытые языческие храмы известны из скандинавских саг).
В свете политического значения дубовой Софии, ее воздвижение русскими мастерами и в традиционном тогда русском стиле было, несомненно, демонстрацией национального самосознания свободолюбивой Руси Добрыни и Владимира.
В летописной версии узурпаторов XI века с проваряжским династическим мифом сопряжен и антирусский «богословский миф» – на сей раз провизантийский. Он выставляет Русь темной страной, куда свет истины и культуры был принесен лишь Византией и ее правоверной церковью (в точности как государство – Варяжским домом Рюрика!). Оба мифа строго параллельны и взаимосвязаны.
На самом же деле языческая Русь была высококультурной страной! Былины того времени (абсолютно не византийский жанр) по форме и содержанию ярко самобытны. Летописи велись задолго до крещения Руси (как самые ранние Рыбаков выделил фрагменты хроники Аскольда, еще IX века, сохранившиеся в составе Никоновской летописи). Совершенство древнего фортификационного искусства на Руси нам уже знакомо. Самобытным оставалось и русское зодчество.
Словом, дубовая София Новгородская играла не последнюю роль в утверждении самобытности русской культуры. К ее загадкам наука будет обращаться еще не раз. И обнаружение в земле ее остатков, пусть обгоревших, может пролить неожиданный свет на многое.
Новгород X века. Сейчас из памятников старины в Новгороде преобладают каменные церкви. Но в 970 году здесь не было ни одного каменного здания. Новгород Добрыни был деревянным. Не было в нем и ни одной церкви, ведь дубовая София появилась лишь спустя 20 лет.
Раскопки позволили установить, каким был тогда Детинец. После того как выяснилось, что северная часть Детинца прирезана к нему лишь в 1044 году (а южная еще позже, в 1116-м), стал ясен и его первоначальный размер – 5-6 гектаров. Это больше «города Кия», занимавшего всего 2 гектара (но, разумеется, меньше площади всего комплекса киевских крепостей).
Детинец в X веке был окружен со всех сторон природными водными преградами. По мнению местных археологов, он был еще окружен земляными валами до 2 метров высоты, а на них были деревянные стены – «заборолы». Прибавим их общую высоту к глубине окружавших Детинец рукавов речки (она была глубиной 8-9 метров) и получим цифру не менее 12-13 метров.
Да, Добрыне была вручена Святославом первоклассная крепость, одна из сильнейших во всей державе. Но уже тогда Новгород не ограничивался Детинцем, он имел и ремесленный посад.
Чем занимались горожане? Ответ можно получить в музее, расположенном сразу за памятником «Тысячелетие России». В экспозиции множество новгородских изделий X века. Кожаная обувь и ткани. Разнообразные металлические изделия от хозяйственных до ювелирных. Изделия из дерева, кости, камня (нередко украшенные превосходной резьбой), гончарные изделия. Здесь и домашняя утварь, и орудия производства, и гребешки, и прялки, и принадлежности купца, и предметы роскоши, и всякое оружие…
Словом, все разнообразное ремесленное производство, которым Новгород славился много позже, уже имелось в X веке во вполне сложившемся виде. В том числе и оружейное производство. То есть в 970 году Новгород был внушительным по тем временам многолюдным городом, одним из крупнейших ремесленных центров Руси.
А каково происхождение названия города? Долго его считали «новым городом» и гадали – по отношению к чему? «Старые города» предлагались от близкой Ладоги и до дальнего Киева. Но для IX-X веков «нов-город» означает, собственно, «новый замок», «новая крепость» – совсем неподалеку от старой (есть ряд параллельных примеров). Разгадала загадку в 20-х годах Е. А. Рыдзевская, выяснившая, что стабильное скандинавское имя Новгорода – Хольмгард (его бессмысленная семантика «островной сад» долго приводила ученых в смущение) есть всего лишь искаженное русское название Холмград!
Первоначальным городом на Волхове возле Ильменя был именно Холмград, или просто Холм, – на правом, восточном, берегу Волхова, а «Новгородом», новой крепостью по отношению к Холмграду, был просто Детинец на левом берегу Волхова. Со временем оба города слились воедино, причем название закрепилось уже не Холм, а Новгород. (В наши дни появилась, впрочем, и другая версия – В. Л. Янина и М. X. Алешковского. Согласно ей Новгород возник из слияния поселков разных народов.)
Новгородская земля. Добрыня получил от Святослава не только один город на Волхове – он стал регентом всего княжества Новгородского. Чем же была в то время Новгородская земля?
Княжество Новгородское
В IX-X веках в Новгородской земле известны по летописным данным примерно еще три города – Ладога, Изборск и Псков. Для X века упоминание стольких городов в одной земле – немало. Фактически городов здесь было, конечно, больше.
Расположенная на крайнем северо-западе Руси, Новгородская земля граничила тогда с двумя землями державы: Смоленской на юге и Ростовской на востоке. Стратегическую важность имела новгородско-смоленская граница, ибо как раз через Смоленскую землю проходил по рекам и волокам путь на Киев и вообще на юг державы. Хотя этот путь по летописной традиции более известен как «путь из Варяг в Греки», но его внутрирусское значение было много больше транзитного международного. В предстоявших Добрыне событиях новгородско-смоленской границе суждено было сыграть немалую роль.
На юго-западе Новгородская земля граничила еще с одной русской землей – Полоцкой. Это было независимое княжество с собственной варяжской династией. Утраченная Русью, видимо в невзгодах конца IX века, Полоцкая земля только в 980 году была возвращена Добрыней и Владимиром.
Памятник был воздвигнут в 1862 году – ровно через тысячу лет со времени приглашения Рюрика в Новгород. Отсюда и название. Официальная версия связывала «призвание варяжских князей» с созданием русской государственности и началом русской истории. А отбор фигур для памятника решался лично царем Александром II.
Фигуры Добрыни на новгородском памятнике нет. А между тем в 970 году Добрыня приехал править в этот город. Тогда же вместе с малолетним племянником Владимиром он поселился в Новгороде, во дворце самого Рюрика. С этого времени Новгородское княжество надолго становится оплотом могущества Добрыни.
Так неужто в Новгороде не сохранилось никакой памяти о Добрыне?
Есть! Она не бросается в глаза, но она в Новгороде жива. Надо только уметь ее увидеть.
София Новгородская. Невдалеке от монумента «Тысячелетие России» высится в Детинце Софийский собор, воздвигнутый в 1045—1050 годах. София Новгородская входит сейчас в пятерку древнейших уцелевших памятников русской архитектуры. Новгородцы любили говорить: «Где святая София, там и Новгород». В соборе происходили видные государственные церемонии, хранились важные документы. Словом, политическая роль его была чрезвычайно велика.
Однако нынешний каменный собор не самый древний. У каменной Софии была предшественница – дубовая 13-главая София Новгородская. Заложенная в 989 году, она была завершена и освящена уже в следующем, 990-м. Эта дата приходится на второй новгородский период Добрыни, начавшийся в 980 году, когда он, возведя Владимира на трон державы в Киеве, стал посадником Новгородским, то есть полновластным хозяином Новгородской земли. Но дело не только в датах – София стала небесным патроном Новгородской земли именно при Добрыне.
Причина малой известности дубовой Софии Новгородской двоякая. Во-первых, она сгорела в XI веке, когда уже строилась каменная. А во-вторых, она упоминается только в новгородских летописях, но не в киевской. О причинах этого академик Рыбаков пишет так: «Киевский летописец мог вполне обдуманно «забыть» о новгородском соборе Софии, построенном на полвека раньше, чем в Киеве (и послужившем образцом для киевского собора)»[75].
Наблюдение Рыбакова очень меткое. Бросается в глаза, что София Киевская, построенная в XI веке, одноименна Софии Новгородской X века (политически это означает – киевский собор посвящен небесному патрону Новгорода!) и к тому же повторяет ее тринадцатиглавие. София Киевская впервые засвидетельствована (как русскими, так и иностранными источниками) в 1017—1018 годах, то есть вскоре после освобождения Киева от польско-печенежских марионеток оружием Новгорода.
Все это означает, что София Новгородская была воздвигнута как монумент освобождения Киева и спасения Руси в начале XI века оружием Новгорода – потому-то и брала за образец главный новгородский храм! Так что прославленная София Киевская всего лишь «дочь» Софии Новгородской (хотя киевская летопись и выдает ее за «мать» Софии Новгородской). Разумеется, умолчание о Софии Новгородской не случайность. В нем были заинтересованы создатели династических мифов узурпаторов – Изяслава I и его братьев-триумвиров.
Даты постройки самой Софии Новгородской примечательны. Во-первых, они чрезвычайно близки к официальной дате крещения Руси – 988 году. Сама эта дата в науке, правда, оспаривается. Ряд ученых предпочитает датировать крещение Руси 986 годом, более доверяя сведениям XI века некоего монаха Иакова.
В его краткой биографии Владимира говорится, что Владимир крестился вовсе не во взятом им византийском городе Корсуни (Херсонесе), а еще за два года до похода на Корсунь, и притом крестился вообще не из рук Византии, а по вдохновению свыше. Эта версия внушает гораздо больше доверия, чем «благочестивый» летописный рассказ, который в науке давно именуется не иначе как «корсунской легендой» (легко сообразить, что, если бы русские языческие боги одержали Корсунскую победу над Византией, Владимир не имел бы никаких оснований креститься сам да и не смог бы крестить Русь в веру побежденного Христа Царьградского). Но и к 986 году 989-й очень близок.
По летописям, храмы, заложенные в 989 году, свидетельствуют лишь о смене веры. С поправкой же на крещение Владимира и Руси в 986 году такая закладка храмов выглядит и как прославление блистательной победы русского оружия над могущественной надменной Византийской империей.
В любом случае важным становится вопрос, сколько же соборов на Руси заложено в 989 году? Из летописей известно – их только два. В Киеве – Десятинная церковь (посвященная богородице; разрушена ханом Батыем). И в Новгороде. Больше нигде. Это достаточно многозначительно само по себе.
Но еще знаменательней дата завершения дубовой Софии Новгородской. Заложенная одновременно с ней киевская Десятинная церковь закончена и торжественно освящена (о чем подробно повествуется в летописи) только в 996 году. То есть на целых шесть лет позже, чем в Новгороде. Это означает, что дубовая София Новгородская – первый собор, воздвигнутый и освященный на Руси после крещения страны. И после Корсунской победы тоже.
Обычно на это не обращают внимания: само собой разумеется, что деревянный храм можно выстроить скорей, чем каменный. Между тем шестилетняя разница дат завершения имеет важное политическое значение. Она указывает, что первый на Руси собор освящен, против всяких ожиданий, не в стольном Киеве, а на далеком Севере, в Новгороде.
Неизбежен вопрос: как мог допустить Владимир такое унижение столицы державы? Ведь картина становится предельно ясна – София Новгородская заложена в X веке не просто как главный храм Новгородского княжества, а как собор общедержавного значения! И Владимира это, как ни странно, вполне устраивает.
Почему? Да потому, что Владимир Новгородский и Древлянский был возведен на престол державы в Киеве прежде всего оружием Новгорода и мудростью Добрыни.
Казалось бы, София Новгородская – памятник хрестоматийный. Но, как видим, впечатление это обманчиво. При внимательном рассмотрении она может рассказать о неожиданных вещах. И о том, что крещение Руси было на самом деле вовсе не даром «передовой» Византии «отсталой» Руси, а следствием победы Древлянского дома! И о том, что крещение Руси было делом рук вовсе не Варяжской династии Рюрика, а славянского Древлянского дома! И о том, что в 980 году в державе была надолго установлена новгородская гегемония, оказавшаяся благодетельной для всей страны.
Загадки дубовой Софии. Где в точности стояла в Детинце дубовая София, неизвестно по сей день. Прицельных поисков ее путем раскопок не велось. Случайно ее тоже не находили, ибо в Детинце велись небольшие раскопки, связанные с исследованием отдельных каменных зданий. Когда я прошу показать мне ее предполагаемое место, новгородские ученые называют их целых четыре – все гадательные. Ясность в этот вопрос внесут лишь будущие раскопки.
Точно так же неизвестны план и внешний вид дубовой Софии. Есть некоторое вероятие того, что она была по композиции «прапрабабушкой» знаменитой Преображенской церкви в Кижах. Но есть и другие гипотезы.
Неизвестен и характер ее росписей, которые могли оказать серьезное влияние на росписи ее «дочерей» – Софии Киевской и каменной Софии Новгородской, а через них и на более позднюю русскую живопись.
Но если о росписях дубовой Софии (как и о ее иконах) мы практически не знаем ничего, то в том, что дубовую Софию строили в Новгороде именно русские мастера, не сомневался никто. Хорошо известно, что ее тринадцатиглавие – черта абсолютно не византийская. И в науке оно давно ставилось в связь с традициями русского деревянного зодчества языческой эпохи. В том числе и культового (русские крытые языческие храмы известны из скандинавских саг).
В свете политического значения дубовой Софии, ее воздвижение русскими мастерами и в традиционном тогда русском стиле было, несомненно, демонстрацией национального самосознания свободолюбивой Руси Добрыни и Владимира.
В летописной версии узурпаторов XI века с проваряжским династическим мифом сопряжен и антирусский «богословский миф» – на сей раз провизантийский. Он выставляет Русь темной страной, куда свет истины и культуры был принесен лишь Византией и ее правоверной церковью (в точности как государство – Варяжским домом Рюрика!). Оба мифа строго параллельны и взаимосвязаны.
На самом же деле языческая Русь была высококультурной страной! Былины того времени (абсолютно не византийский жанр) по форме и содержанию ярко самобытны. Летописи велись задолго до крещения Руси (как самые ранние Рыбаков выделил фрагменты хроники Аскольда, еще IX века, сохранившиеся в составе Никоновской летописи). Совершенство древнего фортификационного искусства на Руси нам уже знакомо. Самобытным оставалось и русское зодчество.
Словом, дубовая София Новгородская играла не последнюю роль в утверждении самобытности русской культуры. К ее загадкам наука будет обращаться еще не раз. И обнаружение в земле ее остатков, пусть обгоревших, может пролить неожиданный свет на многое.
Новгород X века. Сейчас из памятников старины в Новгороде преобладают каменные церкви. Но в 970 году здесь не было ни одного каменного здания. Новгород Добрыни был деревянным. Не было в нем и ни одной церкви, ведь дубовая София появилась лишь спустя 20 лет.
Раскопки позволили установить, каким был тогда Детинец. После того как выяснилось, что северная часть Детинца прирезана к нему лишь в 1044 году (а южная еще позже, в 1116-м), стал ясен и его первоначальный размер – 5-6 гектаров. Это больше «города Кия», занимавшего всего 2 гектара (но, разумеется, меньше площади всего комплекса киевских крепостей).
Детинец в X веке был окружен со всех сторон природными водными преградами. По мнению местных археологов, он был еще окружен земляными валами до 2 метров высоты, а на них были деревянные стены – «заборолы». Прибавим их общую высоту к глубине окружавших Детинец рукавов речки (она была глубиной 8-9 метров) и получим цифру не менее 12-13 метров.
Да, Добрыне была вручена Святославом первоклассная крепость, одна из сильнейших во всей державе. Но уже тогда Новгород не ограничивался Детинцем, он имел и ремесленный посад.
Чем занимались горожане? Ответ можно получить в музее, расположенном сразу за памятником «Тысячелетие России». В экспозиции множество новгородских изделий X века. Кожаная обувь и ткани. Разнообразные металлические изделия от хозяйственных до ювелирных. Изделия из дерева, кости, камня (нередко украшенные превосходной резьбой), гончарные изделия. Здесь и домашняя утварь, и орудия производства, и гребешки, и прялки, и принадлежности купца, и предметы роскоши, и всякое оружие…
Словом, все разнообразное ремесленное производство, которым Новгород славился много позже, уже имелось в X веке во вполне сложившемся виде. В том числе и оружейное производство. То есть в 970 году Новгород был внушительным по тем временам многолюдным городом, одним из крупнейших ремесленных центров Руси.
А каково происхождение названия города? Долго его считали «новым городом» и гадали – по отношению к чему? «Старые города» предлагались от близкой Ладоги и до дальнего Киева. Но для IX-X веков «нов-город» означает, собственно, «новый замок», «новая крепость» – совсем неподалеку от старой (есть ряд параллельных примеров). Разгадала загадку в 20-х годах Е. А. Рыдзевская, выяснившая, что стабильное скандинавское имя Новгорода – Хольмгард (его бессмысленная семантика «островной сад» долго приводила ученых в смущение) есть всего лишь искаженное русское название Холмград!
Первоначальным городом на Волхове возле Ильменя был именно Холмград, или просто Холм, – на правом, восточном, берегу Волхова, а «Новгородом», новой крепостью по отношению к Холмграду, был просто Детинец на левом берегу Волхова. Со временем оба города слились воедино, причем название закрепилось уже не Холм, а Новгород. (В наши дни появилась, впрочем, и другая версия – В. Л. Янина и М. X. Алешковского. Согласно ей Новгород возник из слияния поселков разных народов.)
Новгородская земля. Добрыня получил от Святослава не только один город на Волхове – он стал регентом всего княжества Новгородского. Чем же была в то время Новгородская земля?
В IX-X веках в Новгородской земле известны по летописным данным примерно еще три города – Ладога, Изборск и Псков. Для X века упоминание стольких городов в одной земле – немало. Фактически городов здесь было, конечно, больше.
Расположенная на крайнем северо-западе Руси, Новгородская земля граничила тогда с двумя землями державы: Смоленской на юге и Ростовской на востоке. Стратегическую важность имела новгородско-смоленская граница, ибо как раз через Смоленскую землю проходил по рекам и волокам путь на Киев и вообще на юг державы. Хотя этот путь по летописной традиции более известен как «путь из Варяг в Греки», но его внутрирусское значение было много больше транзитного международного. В предстоявших Добрыне событиях новгородско-смоленской границе суждено было сыграть немалую роль.
На юго-западе Новгородская земля граничила еще с одной русской землей – Полоцкой. Это было независимое княжество с собственной варяжской династией. Утраченная Русью, видимо в невзгодах конца IX века, Полоцкая земля только в 980 году была возвращена Добрыней и Владимиром.