В Океании началом конца стал момент, когда "Таймс" впервые напечатала правду. О надвигавшемся распаде свидетельствовало уже то, что на протяжении многих недель газета все ближе и ближе подходила к этой опасной черте. Но до сих пор еще оказывалось возможно - хотя нередко все висело на волоске спасать правительство от неизбежности, открыть всему миру подлинную ситуацию.
   Я не хочу, чтобы меня неправильно поняли. Я не возлагаю ответственность на презренного журналиста, который, выполняя указание свыше, составил это скандальное объявление о конкурсе и тем нарушил давнюю традицию, основополагающий принцип, согласно которому пресса, по определению, есть средство не для распространения "правды", а для проведения сегодняшней политики. Автора этого текста я не виню - он всего лишь выполнял свой долг.
   Всю вину я возлагаю на беспомощный, продажный аппарат, который позволил этому случиться. Это он несет ответственность за все, что произошло в Океании в декабре 1984 года. Эту ответственность разделяю и я, поскольку не сумел достаточно убедительно предостеречь товарищей о грозящей опасности.
   Океания доживала последние дни. Смит и ему подобные собирали подписи под своей программой "Десять пунктов" - за три дня ее подписали 85 тысяч человек. Мы их не трогали, удовлетворившись тем, что они не примкнули к пролам. В то время мы приписывали это влиянию умеренных и не догадывались, что сотрудничество отвергли мусульмане.
   Неприятные сюрпризы поджидали и меня. Например, Джулия Миллер не подписала программу. До этого момента я считал, что могу быть в ней уверен.
   Контрреволюция наступала на нас двумя волнами. Первой было движение пролов в "грязном поясе", опасное главным образом своей численностью. В отличие от него, АИР представляла преимущественно идейную опасность {Гнусная свинья, он делает вид, будто это не он своими провокационными действиями породил все движение! Кстати, должен заметить, что полиция и здесь занимается слежкой, но не так открыто. Недавно у нас в институте разбирали стену: шеф захотел отделить несколько квадратных метров от моего кабинета, чтобы пристроить к своему собственный туалет. Он, видите ли, не может испражняться там же, где все остальные историки. Двое рабочих ломали стену напротив моего стола, как вдруг один из них закричал на другого: "Идиот, ты раздавил божью коровку!" "Откуда зимой, в декабре, на стене божья коровка? подумал я. - И какой хороший человек - пожалел насекомое!" Но к этому времени оба уже смеялись. "Ничего, - говорили они, - опять работает". И оказалось, что божьей коровкой они называли аппаратик, размером с ладонь и формой похожий на яйцо, - презренный инструмент директора, потому что это, конечно, он подслушивает мои разговоры. Я бы это устройство даже вошью не назвал.
   Но по треску моей пишущей машинки они ничего не узнают о том, что именно я пишу. Я просто вставлю все свои жалобы в примечания к этой книге великолепная идея! - и опишу в них все злоупотребления властью, которые здесь происходят. Потом пересниму рукопись на микрофильм - и в Гонконг. Туризм в выходные, льготная путевка - два дня в древнем мире капитализма. А между экскурсиями я удеру. Никто не заметит: все они сразу кидаются по борделям. Отдам материалы в приличное издательство - в "Пингвин Букс". А там пусть делают что хотят. - Примеч. историка.}.
   Людей вроде Смита, опьяненных успехом сбора подписей, насчитывались уже тысячи. Но все их старания пропали зря. Когда три дня спустя они явились в Букингемский дворец, чтобы вручить свои "Десять пунктов" и собранные подписи, в Океании уже не было правительства {Я умираю со смеху - так и надо нашей Евразии! Ни у кого не должно быть никаких шефов. А если есть шеф, то не должно быть жены. И еще кое-что: я верующий. Да, Бог есть! А в Гонконге я пойду и вырву себе эти проклятые золотые зубы. И больше никогда не буду по субботам получать свою норму марихуаны, а вместо этого буду принимать слабительное - там за нами не будет такого тщательного присмотра. И еще я ненавижу принудительные семейные прогулки по воздуху над городом, уж лучше сидеть в сумасшедшем доме - там, по крайней мере, разрешают кататься на велосипеде. И больше никогда ни с кем не буду спать! - Примеч. историка.}.
   54. Смит - о падении океанийской системы
   ---------------------------------------
   В тот день у нас было заседание "Понедельничного клуба". Шла дискуссия, которой так долго ждали историки. Тема дискуссии - была ли исторически необходима и в какой степени диктатура Старшего Брата, а также - с какого момента началось перерождение революции 1960 года. В дискуссии принял участие ветеран революции Поллит - член партии ста двух с половиной лет от роду, которого ввезли в зал на кресле-каталке под бурные аплодисменты публики.
   Ничего особенно полезного Поллит не сказал. В 30-е годы он был анархо-синдикалистом и занимал позицию левее лейбористов - что, правда, было нетрудно - и даже левее тогдашней коммунистической партии. Он критиковал оба крыла английского рабочего движения. Лейбористскую партию он осуждал за ее капитулянтскую политику во время первой мировой войны, а коммунистов - за то, что они революционеры только на словах, поскольку выступали против организации железнодорожных крушений как эффективного способа классовой борьбы. Поллит был горячим сторонником крушений - правда, лишь теоретически, поскольку никто никогда не видел его с взрывчаткой в руках. Он открыто защищал мнение, что единственный путь разрешения социальных конфликтов уничтожение железных дорог как главных экономических и военных артерий тогдашней государственной структуры. Революционное значение теории Поллита смог по достоинству оценить один только Старший Брат: старик был на двадцать лет отправлен в лагерь, где получил возможность всесторонне обсудить этот вопрос со своими прежними оппонентами - лейбористами и коммунистами.
   Дискуссия получилась не очень плодотворная. Один историк попытался вывести необходимость системы Старшего Брата из того факта, что Англия не имела демократических традиций {Мой коллега, очевидно, упустил из виду, что в массовое истребление людей в таких масштабах не опирается ни на какую традицию. Глава нашего института тоже постоянно придумывает что-нибудь новенькое. В последнее время мы должны цитировать его во всех наших работах, а недавно всем велено браться за дверные ручки только через бумажную салфетку. Но за дело! Теперь я знаю, чего хочу и как этого добиться. Примеч. историка.}. "Симптоматично, - сказал он, - что в предреволюционной Англии все еще существовали такие реакционные институты, как палата лордов и монархия. Поэтому неудивительно, что авторитарная диктатура Старшего Брата нашла здесь подходящую почву".
   Другие возражали ему и даже утверждали, что в сравнении с установленной в 60-х годах диктатурой более демократичны не только предшествовавший, но и все более ранние режимы, включая систему Генриха VIII. "Естественно, я не имею в виду, - сказал сторонник этой точки зрения, - что нам следует вернуться к правлению Генриха".
   Был поднят вопрос, до какого времени революция 1960 года оставалась прогрессивной. Один из участников высказал мнение, что эту революцию следует поддерживать как прогрессивную до 16 часов 12 июля 1963 года - именно в этот момент Старший Брат обнародовал указ об учреждении полиции мыслей. Кто-то заметил, что новая система была прогрессивной еще в августе 1963 года. "Вспомните хотя бы о бесплатном молоке для школьников", - начал он, но его тут же перебили: "Уже в мае 1963 года был запрещен "Гамлет"!" И никто не пожелал слушать историка, доказывавшего, что полиция мыслей, по крайней мере на первых порах, играла положительную роль.
   Дискуссия дошла до этого места, когда в зал ворвались студенты из Университета аэронавтики и в большом волнении объявили, что пролы во главе с Мухаммедом Стэнли движутся на Лондон.
   Историки сначала возмутились, что какие-то молодые люди - очевидно, узкие специалисты в области аэронавтики - смеют прерывать их волнующую дискуссию. Но в конце концов они поняли, что сама история все-таки важнее, чем дискуссия о ней, - история, которая только что ворвалась в кафе "Под каштаном".
   - Ну вот, - шепнул я Амплфорту, сидевшему рядом со мной в президиуме, завтра твой концерт вряд ли состоится. Но не унывай - скоро в твоем распоряжении будут микрофоны радио и телевидения Океании.
   Мы отправились вручить правительству нашу программу и, может быть, даже отобрать у него власть. Сначала мы на всякий случай позвонили в Букингемский дворец. Там никто не брал трубку. Поэтому мы решили идти без предварительной договоренности. На улице за нами устремилась толпа, которая все росла. Когда мы дошли до дворца, площадь перед ним заполнили тысячи людей.
   У входа не было обычно дежурившего там отряда полиции мыслей в черных мундирах и касках. Мы открыли главные ворота. Внутренней охраны тоже не было видно. В необычной тишине мы шли по коридорам первого этажа. Лестница была пуста, все двери распахнуты, телефонные провода перерезаны. В кабинетах руководителей партии на втором этаже царил хаос. Мебель была перевернута, в каминах дымились догорающие бумаги.
   Мы переглянулись.
   - Они сбежали, - прошептал Сайм.
   - Они исчезли! - выкрикнул Уайтерс и всхлипнул от волнения. Я тоже плакал. Мы обнимались и целовались. Амплфорт кричал дрожащим голосом:
   - Ребята! Океания свободна!
   Мы выбежали на балкон второго этажа, чтобы сообщить эту новость лондонцам.
   - Революция победила! Власть в руках АИР!
   Внизу, на площади, толпа разрослась в бесконечное людское море. Я подумал, услышат ли они хоть что-нибудь- у нас не было даже мегафона.
   - Ты должен говорить, - сказал я Сайму хриплым от волнения голосом. - У тебя громче получится.
   - Нет, - возразил он, - это твой день.
   Мы стояли в замешательстве, словно пытаясь уступить друг другу славу этой великой победы, как вдруг из репродуктора, установленного на крыше дома напротив, раздался голос. Это был мягкий, бархатный голос с легким иностранным акцентом. Услышав его, мы поняли, что захватили власть слишком поздно.
   55. Обращение Мухаммеда Стэнли по радио к народу Лондона
   -------------------------------------------------------
   2 сентября 1985 года
   -------------------
   Дорогой английский народ! Вы меня не видите, но я все вижу в окно. Я вижу, что дует прохладный ветер и что вам холодно, поэтому я буду говорить недолго.
   Мы свергли кровавую диктатуру Старшего Брата и его наследников. Правительство неверных сбежало, захватив с собой весь денежный запас страны. Но это неважно! Чтобы успокоить вас, объявляю, что создан и взял власть в свои руки Английский комитет разумно мыслящих рабочих. Преступники будут наказаны, но порядочным людям ничего не грозит. Все мы равны перед Аллахом. Наша программа - не политическая программа, это программа ислама и свободы.
   Теперь всем хватит хлеба и мяса и не будет войн. Долой империю! Да здравствует Англия! Демократическая мусульманская религия, которая вобрала в себя лучшие принципы христианства, иудаизма и коммунизма, но отвергла их заблуждения, воссияет в своем древнем величии.
   Океания рухнула. Все позволено! Идите куда хотите, думайте о чем хотите. Но, пожалуйста, не делайте глупостей. Завтра в это же время я снова буду говорить с вами.
   Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Да святится имя твое, отче наш иже еси на небесех! Шма Исраэль, Адонай Элохейну, Адонай Эхад! Эй, ухнем! Будьте счастливы! Аллах акбар!
   56. Смит - о днях революции
   --------------------------
   {Кроме несколько отрывочных заметок Смита, в нашем распоряжении очень мало документов, относящихся к истории "пятидневной республики". Мемуары Джулии Миллер и Джеймса О'Брайена на этот счет крайне лаконичны. Оба они вечером накануне революции скрылись на спецсамолете в неизвестном направлении вместе с несколькими политиками из числа оппозиции и где-то переждали эти бурные дни. В воспоминаниях министра мы находим лишь нижеследующее замечание на эту тему: "Что делала я со 2 по 7 сентября, в эти бессонные дни? Исполняла свой долг..." (О'Брайен сообщает несколько туманно: "В эти дни я не брился, очень мало спал и много думал..." И хотя точки зрения всех трех мемуаристов на сентябрьские события совершенно не совпадают, их объединяет по меньшей мере одно: все они не высыпались. Примеч. историка.}
   Я не спал уже четверо суток. Весь день и большую часть ночи я провожу на улицах. Я не чувствую усталости. Я не испытываю ни голода, ни жажды. Я не один.
   Я иду по середине улицы, проталкиваясь сквозь толпу. Кто-то останавливает меня, обнимает, целует.
   - Мы победили! - шепчет он мне в ухо. Я никогда не видел этого человека.
   Я хлопаю кого-то по спине.
   - Слыхал? Они смылись!
   - Да, - отвечает он и протягивает мне бутылку виски. Он мой брат.
   Толпа похожа на пьяного слона, бьющего хоботом направо и налево.
   - Да здравствует толпа! - кричит кто-то, и целый хор отвечает:
   - Да здравствует толпа!
   Появляются шахтеры в своих спецовках и с лампами. На плечах у родителей сидят дети, держа в руках воздушные шарики.
   На бульваре Победы какой-то молодой человек под громкие аплодисменты срывает табличку с названием и прибивает к углу дома новую: "Бульвар Поражения". На следующий день все улицы, площади и учреждения, прежде носившие имя Победы, называются уже "Разгром", "Фиаско", "Хаос", "Разорение" или как-нибудь еще в этом роде.
   На углу раздают вареные сосиски с томатным соусом. Тут же выстраивается очередь. Продавщица с мегафоном в руке успокаивает ее: "Всем хватит. Это подарок Лондону от флота". Хлеба нет, горчицы тоже. Но это не имеет значения: сегодня все и так вкусно.
   Огромная толпа стоит перед заводом телекранов. Со двора доносится грохот и звон осколков. Там топорами рубят аппараты. Странно - на лице у них нет гнева, только удовольствие и детская радость. Кто-то бросает телекран в стену.
   - Вот вам за ненависть, вот за физзарядку! - кричит он. Экран с жалобным звоном разлетается вдребезги.
   На Пиккадилли-Серкус люди смотрят представление кукольного театра. Одна кукла изображает Старшего Брата, другая - Старшую Сестру. Он пытается трахнуть ее в зад, но ничего не получается.
   - Не сердись, дорогая, - жалобно кряхтит диктатор, - из-за этих государственных дел я окончательно стал импотентом.
   - Ничего, Старший Брат! - кричит ему кто-то из публики. - Вот придет Голдстейн, он ей вдует!
   Дикий хохот.
   На другой стороне площади пляшут шотландцы в своих национальных костюмах, которые до сих пор были запрещены. Зрители восхищаются их юбками, которые теперь, вероятно, войдут в моду по всей Англии. Грустные звуки волынки плывут в воздухе.
   К Вестминстерскому аббатству движется необычная процессия. Это больные, вырвавшиеся на волю из Лондонского сумасшедшего дома. Они волокут с собой врачей и сестер в смирительных рубашках.
   - Они были плохие христиане, - говорит бывший больной, - теперь их надо заново окрестить. И он начинает поливать их из ведра.
   - Между прочим, позвольте представиться, - обращается он ко мне. - Я Эммануэль Голдстейн.
   Школьники бегут за огромным грузовиком, груженным игрушечными пулеметами и самолетами - до сих пор это были их любимые игрушки. Кто-то приподнимает решетку канализации, и милитаристские игрушки падают в колодец, а за ними - значки детской организации разведчиков. Подъезжает другой грузовик, и революционный комитет игрушечной фабрики преподносит детям три тысячи мишек и собачек со склада конфискованных игрушек.
   На одном из мостов через Темзу слепой нищий поет под гитару старую песню о Джо Хилле. Около него большой лист бумаги с надписью: "Милостыню не принимаю".
   Бывший Гайд-парк превратился в место политических развлечений. Не меньше четырех ораторов говорят одновременно. Они не столько агитируют, сколько препираются друг с другом. Рабочий-мусульманин требует введения многоженства; длинноволосый юноша ратует за всеобщую безработицу и разрешение любых наркотиков. Но громче всех кричит сотрудник полиции мыслей, который весь в слезах занимается самокритикой.
   - Я был слепым орудием тирании!
   Толпа смеется.
   - Иди домой, папаша, - говорит ему студент. - Напейся пьян и скажи спасибо, что тебе больше не нужно убивать людей.
   В центре города камнями разбили витрину магазина внутренней партии. В витрине надпись: "Мы не грабители". На всякий случай здесь же стоит пост добровольной охраны.
   День кончается. В городе темно - уличное освещение не работает. Перед зданием полиции мыслей сложен огромный костер из документов, выброшенных из окон. Рапорты тайных агентов, анонимные доносы, протоколы допросов согревают людей в этот прохладный осенний вечер. Позже, когда костер догорает, приносят еще дрова и - для растопки - годовые подшивки "Таймс".
   А бумажным деньгам найдено более возвышенное применение. На площади Победы (теперь - площадь Конца Света) празднуется открытие первой в Лондоне общественной уборной длиной в шестьдесят метров. Дождавшимся своей очереди выдают вместо туалетной бумаги не имеющие ценности, но мягкие банкноты Океании.
   Я не спал уже четверо суток. Я не хочу спать, пока идет эта революция. Как было бы здорово прожить вот так, без сна, за один прием всю жизнь! А потом пусть приходит сон, и не страшно, если с ним придет смерть.
   57. Надписи, сделанные во время революции на стенах
   --------------------------------------------------
   Будь реалистом - требуй невозможного!
   Студент
   Не может быть свободным народ, угнетающий другие народы, - сказал Карл Маркс. Поэтому да здравствуют ирландцы!
   Тайный католик
   Боже мой! Вы, наверное, и за террористов?
   Тайный священник англиканской Церкви
   Во всем виноваты жиды!
   Антисемит
   Таких, как ты, вешать надо!
   Гуманист
   Мухаммед! Я хочу с тобой спать!
   Бывшая активистка Молодежного антиполового союза
   Восстановим капитализм!
   Бывший социалист
   Восстановим социализм!
   Бывший капиталист
   Джуди любит Томми,
   Томми любит Лиззи,
   Лиззи любит Джорджи,
   Джорджи любит Сьюзи.
   Почему любви не хватает на всех?
   Сьюзи
   Да здравствует заграница! Долой родину!
   Космополит
   Революция - это очень мило, но как я смогу жить без пенсии?
   Бывший член внутренней партии
   Не сможешь - не живи! А не хватит денег и на это - соберем.
   Никогда не бывший членом внутренней партии
   Внимание! Потерялся трехмесячный терьер, шерсть рыжая. Нашедшего очень просят подойти завтра в 2 часа ко входу в Букингемский дворец.
   Женщина, не интересующаяся политикой
   Ищу девушку с широким задом, большими грудями и революционным мировоззрением. Зачем? Догадайтесь! Прошу откликнуться срочно: боюсь, времени у нас осталось немного.
   Пессимист
   По моему мнению, сознание определяет бытие.
   Философ
   Как ты ошибаешься!
   Другой философ
   Советская власть есть форма правления, которая может и должна прийти на смену старой государственной машине.
   Владимир Ленин
   Хелло, Владимир, оставь адресок - приглашу тебя на бутылку пива "Победа", поговорим.
   Студент
   Я одинок. Кто спасет меня?
   Бывший солдат
   Женщина, которую спасешь ты.
   Актриса
   Кто там ищет широкий зад, большие груди и революционное мировоззрение? Кроме грудей, все имеется. Жду здесь, напротив бакалейной лавки.
   Экономист
   Любите ближнего своего, как самого себя. Кто хочет побеседовать на эту тему?
   Иисус Христос
   Эй, Владимир! Если не откликнешься, я пошел с этим Иисусом!
   Студент
   Во всем виноваты жиды.
   Антисемит
   Тебя еще не линчевали, дерьмо? Погоди, найду - разотру в порошок.
   Гуманист
   Щенок нашелся. Спасибо.
   Женщина, не интересующаяся политикой
   СТАРШИЙ БРАТ ЖИВ!
   Верный член партии
   Что-то непохоже.
   Неверный член партии
   Ребята, бегите. Евразийцы идут. Не миновать крови!
   Революционер
   Да здравствует свобода! Да здравствует свобода! ДА ЗДРАВСТВУЕТ СВО...
   58. Декларация Временного правительства Океании
   ----------------------------------------------
   Граждане Океании! После трагических дней, которые будут черными буквами вписаны в нашу историю, мы, простые патриоты Океании, решили создать Временное правительство, чтобы предотвратить грозящий стране хаос. С целью восстановления порядка мы призвали на помощь наших евразийских союзников. Они пошли навстречу нашей просьбе. Ответственные государственные деятели Евразии сообщили нам, что в соответствии с обязательствами, взятыми ими на себя по мирному договору, они гарантируют нашу независимость на случай возможного нападения третьей стороны.
   Мы не имеем ничего общего с преступным правлением Старшего Брата и его клики. Мы хотим создать общество, построенное на справедливых принципах ангсоца и конституции 1965 года. В интересах порядка и нормальной работы мы предлагаем следующую программу:
   1. Свобода мусульманской религии.
   2. Восьмичасовой рабочий день.
   3. Хлеб и мясо.
   4. Открытие нового еженедельника, посвященного литературе и искусству.
   5. Роспуск полиции мыслей и замена ее полицейскими силами.
   6. Слияние внутренней и внешней партии.
   7. Отмена принудительной телевизионной физзарядки.
   8. Интересная пресса.
   9. Передача по телекрану только развлекательных программ.
   10. Поддержка театральных традиций Старой Англии.
   Эта программа должна привлечь на свою сторону общественное мнение, тем более что в наших рядах находятся такие выдающиеся представители подлинного Движения за реформу весны 1985 года, как более чем столетний борец товарищ Поллит, видный специалист по театру товарищ Джулия Миллер и талантливейший экономист товарищ Уайтерс. Все трое пострадали при режиме Старшего Брата, поэтому они никак не могут стремиться вновь оказаться в условиях такого же угнетения. Наоборот, они хотят восстановить в стране порядок и законность в тесном сотрудничестве с честными, умеренными элементами в партии и в бывшей полиции мыслей. При этом условии подразделения армии Евразии, имеющие чисто символическую численность, смогут покинуть территорию нашего отечества.
   Глава правительства
   {Прежние законы все еще действовали в Океании даже после подавления революции. Соответственно глава партии и государства не мог быть публично назван по имени, чтобы избежать чрезмерного властолюбия. Поэтому распространились самые различные догадки о том, кто возглавил новое правительство. Думали даже, что это сам Джонс, который якобы так и не был казнен во время больших чисток. Однако остается фактом, что анонимный Номер Первый, руководивший страной на протяжении трех десятилетий после сентября 1985 года, пользовался относительной популярностью. Об этом свидетельствуют его частые выступления по телевидению. Этот толстый, лысый человек небольшого роста говорил с населением весьма откровенно и не забывал в каждой речи подчеркнуть, что Океания - в сущности, малая страна. Это была столь очевидная истина, что с ней соглашались все слои общества, кроме некоторых закоренелых алюминистов, по-прежнему считавших Океанию великой державой. Таким образом, между правительством и народом со временем установилось единомыслие. К концу 90-х годов распространилось мнение, будто репрессии после подавления революции имели место без ведома и одобрения главы правительства. С другой стороны, все благоприятные изменения прямо связывались с его личностью, включая организацию первой туристической поездки из Океании в Гонконг (1993), разрешение игры в бридж (1994) и появление в магазинах сосисок (1995). Благодарное население Океании с добродушным юмором присвоило главе правительства прозвище "Младший Брат". Примеч. историка.}
   59. Смит - о поражении революции
   -------------------------------
   Они пришли в воскресенье утром. Лондон еще спал. Странное жужжание доносилось как будто издалека, хотя оккупанты уже летали над домами и несколько минут спустя начали стучаться в окна. Операция прошла в абсолютной тишине. О сопротивлении почти никто и не думал.
   Вооружены они были страшным оружием. Правда, и оно, как и "взлетные ампулы", было прежде всего оружием пропагандистским, но в эти первые дни они добились благодаря ему потрясающих успехов. Это был автоматический пистолет с фотоэлементом - он стрелял, если у человека, в которого целились, рот был недостаточно широко открыт, другими словами, если этот человек не улыбался. Но стоило ему успеть улыбнуться, услышав команду солдата "Стой! Смейся!", и пистолет не стрелял. Более того, он не мог выстрелить.
   Граждане Лондона быстро приспособились к новой обстановке. В первые дни оккупации весь город ухмылялся, как будто ошалев от счастья. Вчерашние революционеры стояли по обе стороны площади Победы и, улыбаясь, приветствовали марширующие мимо подразделения евразийской армии. Кое-кто даже махал рукой, хотя это было уже лишнее: евразийская кинохроника снимала только лица, чтобы увековечить небывалый энтузиазм, с которым народ маленькой Океании встречал своего великого союзника.
   По некоторым улыбающимся лицам текли слезы; другие отворачивались, чтобы хоть на секунду проявить на лице свои чувства. Даже много месяцев спустя многие не могли сдержать судорожных улыбок, хотя евразийское чудо-оружие, названное в лондонском просторечии "пистолетом-хохотунчиком", уже давно не применялось.
   Я сказал, что сопротивления почти не было. Но нашлись две организации, которые вступили в бой с оккупантами. Одной из них был Революционный студенческий комитет Университета аэронавтики. Студенты забаррикадировались в кафе "Под каштаном" и пытались отстреливаться из охотничьих ружей, которые внутренняя партия награбила в дни революции. Их вытеснили из кафе, и из всей группы, насчитывавшей около ста двадцати человек, в живых остались лишь немногие.