Джеральд Даррелл
Птица-пересмешник
Пер. с англ.: С.Лосев.
Глава первая
ОТКРЫТИЕ ЗЕНКАЛИ
В стороне от морских путей, на той воображаемой линии, где сливаются волны Индийского и Тихого океанов, лежит утопающий в зелени остров Зенкали — милейшее, забытое Богом местечко. Кажется, сюда никогда не долетят отголоски бурь, бушующих в нашем огромном мире, здесь так и хочется искать пристанища от вселенских катаклизмов. Но тот, кто наивно полагал, что от этого острова ничего на свете не зависит и что здесь никогда не произойдет ничего волнующего, жестоко ошибался. События, внезапно всколыхнувшие Зенкали, в течение двух месяцев держали в напряжении весь цивилизованный и большую часть нецивилизованного мира (а к таковому следует отнести везде сующих свой нос тележурналистов, всеведущую газетную братию и подобных им нахалов, без которых жизнь была бы куда спокойнее). Забегая вперед, скажем, что события, благодаря коим Зенкали оказался в центре внимания мировой общественности, стоили иным коренным его обитателям шишек и выбитых зубов. Теперь, конечно, все раны давно уже зажили, а шрамы не столь заметны, как прежде.
Тем не менее, если ненароком вспомнишь о делах минувших дней, скажем, в заведении «Мамаша Кэри и ее курочки», рискуешь схлопотать синяк под глазом, и то считай, что дешево отделался. Даже если заговоришь о птице-пересмешнике в заново отстроенном Английском клубе, и то от тебя шарахнутся. Во всяком случае, дадут понять, что вспоминать об этом считается дурным тоном.
Все началось в блаженные январские денечки, когда после Рождества все обитатели острова лежат с коликами в печени, а самые рьяные приверженцы английской короны — также и с резью в желудке. Не поглотившему на празднестве доброй порции рождественской индейки и плам-пудинга исполнение патриотического долга не засчитывается, и никакие ссылки на то, что в тени — 90 градусов по Фаренгейту, не принимаются во внимание. Остров погрузился в дрему, убаюкиваемый белым солнечным светом, а два вулкана — Тимбалу и Матакама, два огромных конуса — стерегли его покой. Никто из островитян (лечившихся теперь сельтерской и содовой водой) и помыслить не мог, что грозная судьба готовит им нечто более страшное, чем ураган, цунами и землетрясение, вместе взятые. Представьте себе щенка болонки, подхватившего вирус бешенства: с виду такой тихоня, мухи не обидит, а покусает — так потом хлопот не оберешься. Так и здесь: кто мог предположить, что возмутителем спокойствия станет новый помощник политического советника Ее Величества, высокий очаровательный блондин по имени Питер Флокс.
Прибыв в Джакарту, Питер не на шутку встревожился, когда узнал, что плыть на Зенкали ему предстоит в драной французской калоше, некогда ходившей за сардинами и готовой перевернуться в самую тихую погоду. Хозяином «Андромеды-3», как называлась эта посудина, был коренастый небритый грек по имени Аристотель Папайятокопу-лос, набравший команду из веселых, жизнерадостных, но ни черта не смысливших в мореходном деле и компрометировавших саму идею мореплавания зенкалийцев. Эта беззаботная орава была похожа на ватагу юнцов-бойскаутов, готовую с бухты-барахты, не имея ничего, кроме энтузиазма, отправиться вокруг света на утлом каноэ. Каждый выкрикивал приказания, никто никого не слушал, а более всего настораживал тот факт, что у судна был страшно перегружен правый борт: казалось, добавь горошину — и лежащая на палубе массивная мраморная колонна или, хуже того, масса приютившихся тут же бочек покатятся, проломят перила и шлепнутся в грязные воды гавани. Коллекция шикарных кремовых чемоданов из телячьей кожи, которые Питер тщательно выбирал для своего путешествия у лондонских торговцев Ассиндерса и Гроупа, предлагавших все для тропиков, явно не вызвала почтения у матросов-аборигенов: они подхватывали их своими смуглыми руками, швыряли, словно дохлых котят, затем несли, цепляясь за перила и за все, за что только можно было зацепиться, и небрежно сваливали на верхней палубе прямо на кучу неубранного птичьего помета, от которой струился ароматный пар. Тогда-то Питер впервые понял, что, как ни кичись своей блестящей английской речью, а без знания пиджин-инглиш1, который был в ходу и на Зенкали, в тропических странах никуда.
– Простите,— обратился он к зенкалийцу, который показался ему смышленее других,— вы есть помощник капитана? — При этом Питер старался говорить самым твердым тоном, на какой только был способен.
Зенкалиец был парнем в самом соку. На нем были жеваные-пережеваные брюки и истрепанная соломенная шляпа; на шее — ожерелье из металлических пробок от кока-колы. Изысканно-вежливым жестом абориген снял шляпу и прижал ее к груди, обнажив при этом в ослепительной искренней улыбке сияющую белизну зубов.
– Вы есть помощник капитана? — снова спросил Питер.
– Да, сэ'? — в свою очередь спросил юноша, по-прежнему улыбаясь и в то же время озабоченно хмуря лоб.
– Вы есть помощник капитана этого судна? — вопросил Питер в третий раз, стараясь четко и ясно выговаривать каждое слово.
– Судна! — сказал юноша, расплываясь в улыбке.—
Да, сэ'.
– Так вы есть помощник капитана?
– Да, сэ… Эта судна! — сказал юноша, теребя свою шляпу.
По лицу и спине Питера градом катился пот. Его изящные белые парусиновые брюки приобрели грязный серый цвет, а складки, которые были на них еще два часа назад, исчезли бесследно. Ткань прилипала к ногам, и столь радовавшая его обновка теперь выглядела так, будто на ней
* Пиджин-инглиш — гибридный язык на основе английской лексики с элементами китайской грамматики. (Здесь и далее примеч. пер.)
ночевал динозавр, мучимый бессонницей. Больше всего на свете Питеру хотелось укрыться в тени, переодеться в сухое и выпить прохладного лимонада.
– Как вас зовут? — спросил он, решив подойти с другого конца.
– Андромеда-три,— без колебаний ответил юноша.
– Андромеда? Но ведь это женское имя… А, вы имеете в виду, что судно называется «Андромеда»… А почему три? «Сколько ни три, чище все равно не станет»,— подумал он про себя.
– Да, сэ', судна,— сказал юноша, счастливый, что круг диалога замкнулся.
Питер вытер лицо и шею и без того уже мокрым платком и попробовал начать разговор по новой.
– Моя пассажир,— сказал он, тыкая в себя пальцем и стараясь выглядеть как можно глупее,— моя хочет в каюту… Моя хочет, чтобы моя багаж отнесли в каюту… Моя хочет холодного лимонада… Моя пассажир, понимаете, нет?
– Моя Андромеда-три,— повторил юноша, очевидно изумившись, как это белый господин не понимает самой
элементарной вещи.
К счастью, прежде чем Питер успел призвать Всевышнего, чтобы тот поразил оболтуса на месте ударом молнии, на палубе неожиданно возник сам капитан. Исходивший от него аромат чеснока сразу заглушил отнюдь не слабые запахи копры, птичьего помета и шести коров, которых зен-калийцы дружными усилиями пытались водворить на палубу, подгоняя громкими мелодичными криками. Но коровы упрямились так, что дали бы сто очков вперед любым ослам.
– Сэр,— сказал капитан столь глубоким и густым голосом, что казалось, он доносился из машинного отделения,— я капитан, Аристотель Папайятокопулос. Моя… то есть я — к вашим услугам. Зовите меня просто — капитан Паппас. Здесь все меня так зовут, а то боятся ошибиться, выговаривая мое имя полностью.
– Ошибиться? — переспросил Питер.
– Точно так, сэр,— сказал капитан,— ни один еще не выговорил правильно. Кто говорит «Мангопулос», кто — «Бананопулос»…
Питер начинал чувствовать, что разговор с капитаном Паппасом вознаградит его за все издержки беседы с юношей, которого он принял за помощника капитана.
– Очень рад вас видеть, капитан,— начал он.— Меня зовут…
– Румба, танго, вальс,— перебил капитан и слегка наморщил лоб в раздумье,— полька, степ… Нет, нет… Квик степ! Рок-н-ролл, менуэт… Ага! Фокстрот!
– Извините, господин капитан…— изумился Питер.
– Ничего страшного, мистер Фокстрот,— успокоил собеседника капитан.— Я пытаюсь запомнить ваше имя ассоциативным методом. У нас, греков, знаете, он нередко практикуется.
– Но меня зовут не Фокстрот,— пробормотал пораженный Питер.
– Правда? — сказал капитан, подняв брови от удивления.— Так как же? Слоуфокс Пасодобль?
– Да нет же, никакой не пасодобль и уж тем более не слоуфокс! — твердо сказал Питер.— Меня зовут Питер Флокс.
– Флокс… флокс…— Капитан устремил на собеседника взор, не веря услышанному. — Так где же его танцуют, этот самый флокс?
– Да это вовсе не танец… это… как бы вам объяснить… Ну, понимаете, цветок такой,— сказал Питер, в первый раз в жизни столкнувшись с неадекватной интерпретацией своего имени.
– Цветок… Это который растет в саду? — спросил капитан.
– Ну да,— ответил Питер.
Капитан навалился всем своим могучим телом на перила и закрыл глаза.
– Флокс…— произнес он глубоким начальственным тоном.— Так… Флокс, маргаритка, ромашка, роза, георгин, флокс…
– А разве…— начал было Питер.
– Анютины глазки, тюльпан, подсолнух, колокольчик,— не дал возразить капитан, очевидно решив блеснуть своими познаниями в ботанике,— бегония, кувшинка, анемон, ф л о к с…
Он открыл свои крохотные черные глазки и посмотрел на Питера.
– Ну, теперь я навсегда затвердил ваше имя, навсегда! — сказал он тоном победителя.— Оно навек останется в моей памяти! А что, неплохой способ запоминать! Наш брат грек никогда не ошибется в выборе метода! Ведь верно?
– Верно,— пробурчал Питер,— а теперь не откажите в любезности проводить меня в каюту, отнести туда мой багаж и подать мне холодного лимонада. Пить очень хочется.
– Конечно, конечно,— сказал капитан.— Калаки проводит вас в каюту. Я все помню, можете на меня положиться!
Он скороговоркой отдал распоряжения на пиджин-инглише тому самому юноше, которого Питер принял за помощника капитана. Тут же появились два его приятеля, и все трое, подхватив багаж Питера, исчезли с ним в глубинах внутренних помещений корабля.
– Следуйте за ними, милый гость,— сказал капитан, сопровождая свою речь красноречивым жестом,— они отведут вас в каюту… Лучшую на всем корабле! Лучшую каюту для помощника политического советника Ее Величества!
– Откуда вы… знаете? — произнес Питер, как громом пораженный.
Капитан громко захохотал, откинув голову и обнажив во всем блеске два ряда зубов, глядевших, словно зубцы крепостной стены, из-под полных губ. Он возложил на свой изрытый оспинами нос пухлый палец, направив его на маленький блестящий глаз:
– О, я знать все, что происходит на Зенкали. Я знать все про всех! Мои глаза проникать всюду, как у доброго Бога! Ни один верблюд на Зенкали не окочурится без того, чтобы кто-нибудь тотчас же не доложил мне об этом. На Зенкали у тебя будет все, что хочешь, только дай мне знать!
– Спасибо,— ответил Питер и, нежно подталкиваемый пухлой рукой капитана, побрел, спотыкаясь, по замызганному коридору в темные гулкие глубины суденышка, пропахшие затхлой водой, краской и — по каким-то непонятным причинам — духами «Фиалки Пармы».
За трое суток путешествия на «Андромеде-3» Питер вволю нагоревался, что поспешил и не дождался отхода «Императрицы Азии» — крупного и надежного пассажирского судна, совершавшего на Зенкали один рейс в месяц. Когда «Андромеда-3» отошла от причала и вступила в неравную борьбу с океанскими волнами, он стал кусать себе локти, что так необдуманно согласился занять предложенную ему должность. Лежа на койке, похожей на гроб, он вспоминал, какие радужные перспективы рисовались ему, когда дядюшка сообщил эту важную новость.
– Посылаем тебя на Зенкали! — говорил сэр Осберт, разглядывая своего единственного здравствующего родича холодным синим оком сквозь монокль.— Смотри, не влипни там в историю.
– Да что вы, дядюшка! Это же прекрасно! — воскликнул Питер. Его друг Гюго Шартри прожил на Зенкали месяц, а когда вернулся, то расписал ему все прелести тамошней жизни не хуже заправского агента бюро путешествий.
– Помни, мы посылаем тебя не для приятного времяпрепровождения,— строго и наставительно сказал сэр Осберт,— а на помощь этому ополоумевшему Олифанту.
Произнеся эти слова, сэр Осберт принялся расхаживать взад-вперед по конторе. За окнами хлопьями валил снег, и за белой пеленой, похожей на кружевную сетку, кипела и бурлила жизнь лондонских улиц.
– Не скрою, ситуация на Зенкали… хм… мягко говоря, оставляет желать лучшего,— признался сэр Осберт.— Как тебе известно, мы пообещали им самоуправление. Точнее, дело идет к тому, что вся власть перейдет к их сумасброд ному правителю — королю Тамалавале Третьему. Вот умора!
– Но я не слышал о нем ничего дурного,— попытался было возражать Питер.— Бытует мнение, будто он прогрессивный владыка, а подданные без ума от него.
– Он просто клоун,— перебил сэр Осберт.— А можно ли чего другого ожидать от каннибала, даже закончившего Итон? Он, как бы тебе это сказать поделикатнее,— себе на уме. Пока Зенкали находился под нашим владычеством, мы еще как-то могли держать его в узде, но теперь…
Он схватил с письменного стола линейку из черного дерева и принялся отчаянно шлепать ею по ладони.
– Мой эскулап не велит мне волноваться,— продолжал он.— Мол, у меня изношенное сердце. Ну как, как я могу не волноваться, когда такой лакомый кусок уходит из-под носа правителей Империи!
Сэр Осберт на минуту смолк, чтобы перевести дыхание. Питер хранил молчание: у него были диаметрально противоположные взгляды на эти проблемы. В прошлом они с дядюшкой отчаянно спорили, но сейчас Питеру не хотелось упускать шанс отправиться на Зенкали.
– Хочу напомнить: Империя — это то, во имя чего мы, представители славного рода Флоксов, сражались и умирали. Возможно, вы, молодые, привержены новым идеям и для вас все это — звук пустой. Жаль, очень жаль! Помни, что ни одно важное событие в истории Англии и становлении Империи не обходилось без нас — отпрысков древнего рода Флоксов!
– Помню, дядюшка,— сказал Питер.— Вам не о чем
волноваться.
– И в Трафальгарской битве участвовали Флоксы,— продолжал сэр Осберт,— и в битве при Ватерлоо, и в управлении Австралией и Новой Зеландией… И в Индии их было немало… И северо-западная граница практически только на них и держалась… А сколько их было в наших африканских владениях! Теперь, когда к власти пришли эти чертовы лейбористы, Империя стала расползаться, словно ветхое одеяло… Ей-богу, может хватить удар, когда видишь, как эти сыновья лавочников, эти паршивые тред-
юнионисты и разные прочие мужланы, одевшись в шикарные костюмы, бродят по Уайтхоллу — весь пол в плевках, как в снежных хлопьях! — и раздают Империю по кускам всяким проходимцам, которые еще не отучились варить на обед своих дедушек и бабушек!
Он снова сел за письменный стол и вытер лицо платком.
– Теперь слушай,— успокоившись, продолжил он.— Самое щекотливое во всей этой истории вот что. Как раз тогда, когда мы уже было собрались предоставить этому народу самоуправление, в Генштабе решили, что Зенкали имеет важное стратегическое значение. То ли хотят выгнать русских из Индийского океана, то ли еще что-то в этом духе. Смешно, ей-богу: остров-то на карте похож на точечку, оставленную мухой, а вот поди ж ты! Они хотят
построить там аэродром и взорвать риф, преграждающий вход в бухту, чтобы туда мог войти эсминец. Но для этого придется затопить несколько долин и соорудить каскад гидроэлектростанций. Они попытались проделать то же самое в Альдабаре, но наткнулись на яростное сопротивление
любителей животных… Есть же такие чудаки! Тебе не кажется, что мир сошел с ума? Представь: Британскому флоту прегражден путь в бухту из-за того, что там обитают гигантские черепахи! Чушь какая-то! Можно подумать, черепахи помогли нам выиграть Трафальгарское сражение! Или битву! Или сражение при Ютландии! Похоже, люди утратили представление об истинном положении вещей.
– Так в чем же суть проблемы? — спросил Питер.
– Ну, вообще-то переговоры продолжаются, но этот король хоть и черномазый, а не промах. Учеба в Итоне для него даром не прошла,— сказал сэр Осберт, явив весь свой характер истинного регбиста.— Он еще хорошо поторгуется, помяни мое слово! Он знает историю с черепахами и поймет, что второй раз мы не отступим. Слыханное ли дело, чтобы черепахи так оконфузили британское правительство!
– А принесет ли этот аэродром пользу зенкалийцам? —
поинтересовался Питер.
– Еще спрашиваешь! Туда со всех концов света будут стекаться бравые летчики и моряки! Тратить там деньги на сувениры и…— Тут дядюшка осекся.— В общем, понимаешь, на что тратят деньги бравые летчики и моряки. Каскад гидроэлектростанций создаст массу рабочих мест… Что бы там ни говорил этот тупица Олифант, для островитян это будет настоящий рай! А какие знатные люди участвуют в этом деле! Лорд Хаммер! Хаммерстайн и Хэллоп! Они
и собираются строить плотину — во всяком случае, подают заявку, но, право же, это чистая формальность. Но вот беда: король еще не дал своего окончательного согласия. В общем, ситуация в высшей степени деликатная, так что уж постарайся не подкачать, ладно?
– Да, сэр,— сказал Питер, преисполненный чувства долга.
– И еще. Имеющий глаза да видит, имеющий уши да слышит. Чуть что не так, сразу же докладывай нам. Среди этой толпы дикарей нужно держать ухо востро, понял?
…Теперь, когда калоша капитана Паппаса, борясь с бурными волнами, направлялась к Зенкали, Питер терялся в догадках, скоро ли эта несчастная посудина попадет к рыбам на дно, заодно унеся с собой своего сумрачного хозяина. Но поскольку в желудке Питера давно не осталось ничего, что нуждалось бы в переваривании, наш путник не заметил, как уснул.
Проснувшись поутру, Питер увидел, что ветер давно угнал вдаль штормовые облака и посудина мирно скользит по гладкой как зеркало морской лазури. Небо голубело, словно цветы дельфиниума. Маленькие стайки летучих рыбок выскакивали над сверкающей поверхностью моря и пролетали перед самым носом у суденышка, а в небе недвижно парили два альбатроса, без всяких усилий поспевая за судном, будто привязанные к корме невидимыми нитями. Чувствуя себя куда бодрее, вдохновленный хорошей погодой, Питер направился в крохотную кают-компанию разузнать насчет завтрака и увидел уютно устроившегося там капитана Паппаса, который с аппетитом поглощал поданные ему на невообразимо засаленном блюде яичницу с беконом, колбасу, бобы и поджаренный хлеб.
– С добрым утром, с добрым утром! — обрадованно крикнул капитан с набитым ртом.— Как спалось?
– Спасибо, ничего,— покривил душой Питер, с содроганием отводя глаза от капитанской трапезы.
– ПрекраснЪ, прекрасно,— сказал капитан.— Отлично выспались, теперь полагается плотный завтрак, а? Как насчет доброй яичницы с беконом? У меня на судне заправский кок, он самого черта приготовит!
– Спасибо, я не имею привычки завтракать,— перебил капитана Питер.— Мне бы только чашечку кофе да ломтик поджаренного хлеба.
Капитан рявкнул, и в мгновение ока появились и кофе и хлеб. С энтузиазмом ковыряя спичкой в золоте своих зубов, хозяин суденышка по-отечески взирал на гостя.
– Стало быть,— промолвил он,— вы никогда прежде не бывали на Зенкали?
– Нет. Но слышал, что это премилый островок.
– Премилый. Почти как любой из греческих островов. Но все-таки это вам не Греция. Здесь одни негритосы, вот в чем беда! Ничего страшного, нормальные люди, только дикие — не такие цивилизованные, как греки. Понятно?
– Понятно,— сказал Питер, гадая, как отреагировали бы на слова капитана аборигены, готовые вот-вот взять власть в свои руки.— Насколько я знаю, они скоро получат самоуправление?
– Самоуправление? Хо-хо! — прорычал капитан Паппас.— Это не будет самоуправление для зенкалийцев. Это будет самоуправление для Кинги.
– Кинги? Какого Кинги? — спросил Питер, заранее отказываясь от мысли попросить капитана вспомнить полное имя этого загадочного Кинги.
– Кинги — это тамошний король,— сказал капитан, удивленный, что Питеру неизвестны такие простые вещи.
– А… почему вы его так называете? Это у вас не считается… хм… оскорблением Его Величества?
– Что-что? — спросил капитан, никогда прежде подобных фраз не слышавший.
– Я имею в виду… не слишком ли фамильярно его так называть?
– Да нет, нисколько. Он сам себя так называет. Это его… так сказать… прозвица.
– Прозвище?
– Ну, пусть бы и так,— недоверчиво сказал капитан.— Каждый и она сам зовет его Кинги… Видите ли, мистер Фокстрот,— продолжал капитан,— на острове Зенкали обитают два племени, фангуасы и гинка, понятно? Самое большое племя — фангуасы, возможно до полусотни тысяч человек. Кинги — король фангуасов, понятно? А
гинка — очень малый племя, тысяч пять-шесть человек. У них вождь — Гоуса Маналовоба. Фангуасы как большой племя властвуют на Зенкали. Фангуасы не любить гинка, а гинка не любить фангуасы. Когда Зенкали получить самоуправление, править будет Кинги, понятно? Кинги очень, очень умная человек! Он хочет править всем народом на все время, как Авраам Линкольн, понятно?
– А разве у них нет парламента? Законодательной ассамблеи, где были бы представлены они все? — спросил Питер.
– Да, да, там есть парламента, но она делает все так, как скажет Кинги.
– По-моему, это очень недемократично.
Капитан, словно прожектором, осветил Питера золотом своей улыбки.
– Да, на Зенкали существуйт демократия для одного. Для Кинги.
– Вам известно что-нибудь об аэродроме? — осторожно спросил Питер.
– А то как же… Это дело попахивает большим надувательством,— сказал капитан Паппас, и в голосе его прозвучала свойственная грекам зависть, которую ему не удалось скрыть.— А самый главный мошенник — черномазый недоносок Лужа. Он — министр развития. Самый большой плут на всем Зенкали. Никто не любить Лужа. Всем он противен от пяток до макушки, вот так! Даже у родной матери вызывает отвращение, потому что он и ее облапошил.
– Так как же он стал министром развития, раз он такой плут?
– Не знаю. Кинги сделал его министром.
– А в чем заключается надувательство?
– Для постройки аэродрома требуется много электричества. Сейчас на Зенкали есть лишь один небольшой движок, которого кое-как хватает на весь город. Но она постоянно ломается, понятно? Ну и вот, чтобы сделать больше электричества, они собираются построить плотину возле Матакамы… Так называется вулкана, понятно? Они хотят построить плотину и затопить долину. А этот недоносок Лужа считает, что это его долина, понятно?
– Но если он владеет этой долиной и позволяет построить там плотину, в чем же тут надувательство? — спросил изумленный Питер.
– Лужа не всегда владеть этой долиной,— разъяснил капитан,— но как только зашла речь о строительстве аэродрома, он тут же купил ее, понятно? И купил за не большие деньги, потому что никто другой не желала ее купить. Теперь, когда долина понадобится правительству, Лужа запросит за нее огромные деньги. Такой уж плут этот министр развития.
– Все понятно,— задумчиво сказал Питер.
– А теперь,— сказал капитан, прищурив один глаз и одняв свой пухлый палец,— надувательство номер два. Если они решили строить плотину, они будут привлекать различные фирмы, кто какую цену назначит, понятно?
– То есть должно быть нечто вроде аукциона?
– Вроде этого. В таком случае правительство сделает заказ тому, кто предложит наименьшую сумму, верно? Но Лужа уже пообещал заказ одной фирма. Он уверяет, что спросил все фирма и что эта назначать наименьшую сумму, понятно? А она назначила немаленькую сумму. Я это знаю. Мои друзья в Джакарта рассказал мне об этом. Эта фирма дала Лужа огромный-преогромный взятка в Англии. То есть он получил деньга за плотину и получит деньга за долину. Ну, не подлый ли мошенник?
Капитан сел и скорбно посмотрел на Питера, стараясь — хоть и без особого успеха — выдать себя за человека, которому и в голову не придет совершить подобное надувательство.
– Но если у вас есть доказательства, почему же никто не сообщит королю? — спросил Питер.— В конце концов, не дело же, когда министр развития занимается развитием исключительно собственной кубышки!
– Ха-ха! — осклабился капитан.— Скажешь тоже — сообщи королю! Небось король сам получает деньги от Лужи.
– А пойдет ли аэродром на пользу Зенкали? — поинтересовался Питер.
– О! Аэродрома пойдет на пользу мне! — сказал капитан.— Я буду возить цемент, кирпич, всякую всячину для строительства. Буду привозить консервы для строителей. Да что там! Буду привозить игральный автоматы для развлечений матросов! Закуплю по дешевке в Джакарте штук пятьдесят и с барышом продам Мамаше Кэри и ее курочкам!
– А это еще кто такие? — изумился Питер.
– Это такая бар… Как вы такой называть в Англии? Пуб… Ах да, паб, паб. Она в порту Зенкали. Все матросы ходят туда выпить и поиметь прекрасные девушки, понятно?
Питер ответил утвердительно.
– Так вот, когда на Зенкали будет построен аэродром, сюда будут прилетать самолеты и приплывать корабли Британского флота. Множество бравых летчиков и моряков будут приходить к курочкам Мамаши Кэри, играть в мои игральные автоматы, слушать музыкальный машины, пить пиво, которое я буду привозить из Джакарты, а коль скоро гостям потребуется все больше девочек, меня же будут гонять в Джакарту за пенициллином для доктора! Аэропорт будет очень полезен для моего бизнеса, понятно?