Торп резко выпрямился в кресле:

— Т-а-л-б-о-т. «Талбот»?

— Да, — кивнул Уэст, — официально кличка «Талбот» в документах не существовала, но ее в разговорах употребляли Генри Кимберли, мистер О'Брайен, мистер Аллертон и некоторые другие офицеры. Видимо, из характера вопросов, которые при допросах задавали русские, майор Кимберли сделал вывод о наличии у них высокопоставленного источника в УСС. Радиограмма была его единственной возможностью предупредить друзей.

Аллертон потер подбородок:

— Я видел эту радиограмму, и знал о «Талботе»… Но я никогда не усматривал в этой шифровке… я был плохим разведчиком.

Абрамс задумался. Он почти ничего не знал о шифрах, но именно та строчка, на которую указал Уэст, привлекла его внимание. Шифрование начальными буквами слов напоминало хитрости школьников или молодых влюбленных. Трудно предположить, что ни Аллертон, ни О'Брайен не смогли догадаться об этом сорок лет назад. Абрамс сделал вывод, что они догадались, но не сказали об этом друг другу. Интересно.

Уэст достал трубку и кисет.

— Все изложенное — это, в конце концов, не то, что мы называем «горячей информацией». — Он раскурил трубку и опустил взгляд на лежащее на коленях письмо. — К этому типу информации относится известная многим фраза из письма Элинор Уингэйт: «Но главная цель моего письма — сообщить Вам о бумагах Вашего отца, в которых упоминаются имена людей, возможно, все еще входящих в правительство Вашей страны или занимающих высокое положение в американском обществе… По крайней мере, один из упомянутых людей — известная личность, близкая к Вашему президенту».

О'Брайен повернулся к Абрамсу:

— Что вы думаете по поводу услышанного?

Абрамс подумал, что ниточки во всем этом деле уже старые, какие бы то ни было следы стерты временем, улики только косвенные, а доказательства слишком уж натянуты. Если к ситуации подходить как к обычному уголовному делу, то шансов на завершение у такого дела немного. Преступнику удалось избежать раскрытия, и, даже если бы он был обнаружен, передавать дело в суд бессмысленно. Но если рассматривать все это с точки зрения личной мести, вендетты, то оно, в принципе, может быть закончено. Хотя эта организация и старается избежать слова «вендетта». С подобным явлением Абрамсу неоднократно приходилось сталкиваться, когда он работал в полиции. Разумеется, О'Брайен и Аллертон обставят все не так жестоко, как делает это мафия, но результат будет тот же самый. Он вспомнил о серебряной пуле.

— Мистер Абрамс, так что же вы все-таки думаете?

— Я думаю, на этот раз вы найдете того, кого ищете.

О'Брайен подался вперед:

— Почему?

— Потому что он понимает, что вы опять взяли след. И он убегает. Он убил Карбури. Если прибегнуть к уже применявшейся метафоре, лес сильно поредел за прошедшие сорок лет. Многие животные погибли, вымерли. Следы волка, или оборотня, теперь легче различить. И еще я думаю, что он не остановится перед новыми убийствами.

О'Брайен поднялся и зашагал по комнате. По стенам побежала его тень, отчего казалось, будто изображенные на них воины начали двигаться.

— Да, он будет убивать. Его вынуждают к этому, — задумчиво произнес О'Брайен.

24

Длинный лимузин отъехал от Штаба, огни в котором были уже погашены, развернулся и направился по Парк-авеню на юг. Питер Торп, расположившийся на откидном сиденье, прикурил и обратился к Уэсту:

— Создается впечатление, Ник, что ты уже довольно давно работаешь над этим делом. Судя по всему, ты занялся им задолго до появления — и исчезновения — полковника Карбури. Однако я что-то не припоминаю, чтобы ты говорил когда-либо об этой работе на встречах нашей группы.

Уэст, сидевший на втором откидном сиденье, возился со своей трубкой.

— Важность и сложность этого дела, отрывочность и расплывчатость данных предполагают нецелесообразность его обсуждения с ветеранами УСС, независимо от того, отошли ли они от дел или занимают какое-то положение в ЦРУ или администрации.

Торп улыбнулся О'Брайену и Аллертону и добавил:

— Разумеется, присутствующие здесь составляют исключение.

Уэст отвел взгляд.

— Нет, не составляют.

Торп снова улыбнулся.

— Мы тебя явно недооценивали, Ник.

Уэст как будто не заметил его реплики.

— Единственный человек, с которым я обсуждал это дело до сегодняшнего дня, — Энн. Собственно, мы и познакомились в связи с этим обсуждением.

Тони Абрамс внимательно взглянул на Уэста. Он подумал, что Ника многие действительно могли недооценивать. Вся его внешность не внушала ни малейшего опасения, если рассматривать ее с точки зрения примитивных инстинктов. Но ум у него был опасный — опасный для предателей, ничтожеств, позерствующих середнячков типа Питера Торпа. Интуитивно Абрамс ощущал, что Торп боится Уэста.

Лимузин медленно пробирался в плотном потоке машин. В салоне повисло молчание. Наконец его прервал О'Брайен:

— Я не верю, что КГБ, прилагающему столько усилий, чтобы проникнуть в администрацию, спецслужбы и министерство обороны США, не удалось добиться здесь каких-то успехов. Половина из присутствовавших сегодня на вечере, включая двух бывших и нынешнего директоров ЦРУ, вполне подходят под определение Элинор Уингэйт «близок к администрации и президенту». — Он огляделся. — Я не похож на сумасшедшего?

Кэтрин наблюдала за ним с восхищением. Как ловко расставляет он ловушку! И хотя дело о дневнике от начала до конца выдумано, реакция тех, кого О'Брайен испытывает, будет настоящей. Так же вполне реальной была гибель или исчезновение Карбури, равно как и гибель людей в Бромптон-Холле. О'Брайен показал себя мастером мистификаций.

— Вопрос в том, как далеко сумели продвинуться эти советские агенты и какую цель они преследуют, — сказал Уэст.

О'Брайен покачал головой.

— Могу только сказать, что в воздухе пахнет грозой. Я думаю, что русские изобрели все-таки способ добиться своей конечной цели.

— Вы имеете в виду ядерный удар? — спросил Торп.

— Нет. — О'Брайен сделал жест, как бы отметающий это предположение. — Поскольку ядерный удар немедленно вызовет массированную акцию возмездия с нашей стороны, русские вряд ли считают этот вариант оптимальным.

— Тогда что же? — спросила Кэтрин. — Биологическое или химическое оружие? — И поскольку О'Брайен не ответил, продолжила: — Какое отношение к этому может иметь полковник Карбури и письмо леди Уингэйт?

— Судя по всему, лицо или лица, названные в дневнике в качестве русских агентов, зачем-то нужны Советам в осуществлении их плана, — сказал наконец О'Брайен. Он пожал плечами. — Нам не хватает фактов.

«Типичный полицейский прием, — подумал Абрамс. — Подозреваемому говорят, что знают все о нем и его сообщниках, а затем отпускают, чтобы проследить за его действиями и контактами. Следовательно, можно предположить, будто О'Брайен и вправду считает, что в этом лимузине находится лицо, связи которого тянутся в Москву». И все же у Абрамса возникло впечатление, что в своих заявлениях О'Брайен несколько переигрывает. Слишком много ответов на незаданные вопросы. Слишком все гладко. И слишком спокойно он выглядит, хотя получается, что и сам О'Брайен может быть одним из подозреваемых на роль «Талбота».

Вообще-то все, что происходит с ним, Тони Абрамсом, какая-то фантастика. У него было такое ощущение, словно его подхватил ураган и перенес в сказочный город. Нет, надо сейчас же отправляться домой и лечь спать, а когда он проснется, то от смокинга не останется и следа, не будет никакого похмелья, и во вторник он спокойно пойдет на работу. А Кэтрин Кимберли велит ему доставить какому-нибудь бедному еврею приглашение явиться на фирму по ничтожному делу. И жизнь вновь размеренно, хотя и несколько скучно, потечет по своему привычному руслу.

Так думал сейчас Тони Абрамс. Но он знал, что пути назад нет. Он осознавал, что крепко увяз в этом деле, о чем еще днем не мог и помыслить. Он чувствовал, что воздух в лимузине наполнен подозрениями и страхом. Конечно, это вроде бы был страх за свою страну, но Тони понимал, что, несмотря на высокопарную риторику, находящиеся сейчас в машине люди боялись прежде всего за свои жизни.

Абрамсу показалось, что он слышит голос отца: «Не вступай ни в какие организации. Избегай любых членских билетов. Это приносит одни несчастья. Я знаю».

Или совет матери: «Если увидишь шепчущихся людей, сразу переходи на другую сторону улицы. Ты можешь шептаться только с Богом».

Вполне нормальные советы со стороны коммунистов, ставших сионистами. Хорошие советы. Жаль, что Тони к ним не прислушивался. Да ведь и сами они начали следовать им, когда им было уже под пятьдесят. Так что у него еще есть время. Если только не прав О'Брайен. Тогда и у Тони, и у всех других осталось всего несколько недель или, в крайнем случае, месяцев.

25

Лимузин медленно полз вперед в потоке машин. Джеймс Аллертон спросил, кто знает о миссии Карбури. «Хороший вопрос», — подумал Абрамс.

— Я рассказала О'Брайену. Потом Питеру, — сказала Кэтрин. Она огляделась в салоне.

— И никому больше? — вежливо, но с некоторым нажимом спросил Аллертон. Кэтрин замялась:

— Видите ли… Ну, ладно… Арнольду из архива. То есть я просила его ознакомить меня с досье на Карбури. У меня тогда сложилось впечатление, что Арнольд знает о прибытии Карбури в Нью-Йорк.

Торп взглянул на Абрамса:

— А что вы об этом знали?

— Только то, что должен был проследить за человеком по фамилии Карбури.

Торп потер подбородок.

— И все же, Кейт, ты могла бы действовать поумнее.

Кэтрин вспыхнула:

— Не говори глупостей. Я действовала достаточно осторожно и сообразно обстоятельствам.

— Но тебе не следовало рассказывать об этом никому, даже мне, до тех пор пока дневник не окажется в твоих руках. А теперь что получается? Ты бросила на нас тень.

Кэтрин посмотрела на Питера вызывающе:

— Источником утечки информации могли быть и сам Карбури, и леди Уингэйт. Сведения обычно распространяются быстро. Значит, если уж проверять, то не следует забывать и об английском варианте. Так что давайте не будем предаваться здесь истерикам.

Торп, казалось, смутился. Он взял Кэтрин за руку.

— Я прошу прощения.

Лимузин остановился возле «Ломбарди». Торп поднес руку Кэтрин к губам и поцеловал. Он вылез из машины и спросил Аллертона:

— Ты останешься здесь?

Аллертон отрицательно покачал головой:

— Ты же знаешь, что я не люблю эту квартиру. Я заказал номер в «Плазе» около здания ООН.

Абрамс взглянул на Кэтрин, но она не собиралась выходить из машины. Торп повернулся и пошел к «Ломбарди», не попрощавшись. Машина тронулась с места, и через несколько минут затормозила у отеля «Плаза». Аллертон сунул руку в карман и вытащил медаль, полученную им вечером. Несколько секунд он смотрел на нее, затем сказал О'Брайену:

— Она должна бы принадлежать тебе.

О'Брайен положил ладонь на руку старика.

— Нет, Джеймс, ты ее заслужил.

Глаза у Аллертона увлажнились.

— Когда я был молодым, я думал, что мы дрались на войне за то, чтобы не было больше никаких войн. Однако в зрелом возрасте я участвовал в очередной войне. И вот в старости я становлюсь свидетелем того, как к нам подкрадывается новая война. Молодое поколение, наверное, воспринимает нынешнее ужасное положение дел в мире, как нормальное. Но, уверяю вас, были времена, когда цивилизованные люди верили в то, что войны больше невозможны.

Кэтрин потянулась к Аллертону и поцеловала его в щеку.

— Я обязательно повидаюсь с вами до вашего отъезда в Вашингтон.

Швейцар помог Аллертону выйти из машины, и лимузин отъехал. Уэст попросил водителя направиться к клубу «Принстон». Когда машина остановилась на Сорок третьей улице, Уэст обратился к О'Брайену:

— Спасибо, что пригласили меня. Надеюсь, я был вам полезен.

— Как всегда. Будь осторожен.

— Меня прикрывают.

— Рандольфа Карбури тоже прикрывали.

Лимузин двинулся на восток и вскоре затормозил у роскошного кондоминиума на Саттон-плейс. О'Брайен вышел из машины, затем нагнулся и заглянул внутрь.

— Ну, Абрамс, добро пожаловать в нашу организацию. Будьте внимательны. Спокойной ночи, Кейт. — Он захлопнул дверь.

Машина вновь тронулась.

— Я хочу, чтобы сегодня вы остались в доме на Тридцать шестой, — сказала Кэтрин Абрамсу.

— А где будете ночевать вы?

— В своей квартире в Уэст-Вилледж.

Абрамс немного помолчал, потом кивнул.

— Хорошо.

— Утром я за вами заеду. Мы отправимся на фирму, в архив.

— Отлично.

Лимузин въехал на Тридцать шестую улицу.

— Я рада, что вы с нами, — сказала Кэтрин. — Иногда мне кажется, что все мы рождаемся с очень сильным инстинктом мести. Он такой же мощный, как инстинкт самосохранения или половой инстинкт. Некоторые из тех, кого вы сегодня встретили, не успокоятся, пока не расплатятся по старым счетам. А что движет вами?

— Половой инстинкт.

Секунду она как-то подозрительно смотрела на Тони, потом рассмеялась. Лимузин остановился у представительского дома фирмы. Абрамс открыл дверь.

Кэтрин предупредила:

— Сегодня ночью будьте осторожны.

Абрамс явно медлил. Он некстати подумал, что среди членов их группы принято какое-то странное прощание. Вместо обычного «спокойной ночи» они говорят друг другу «будьте осторожны».

— Если убийца пока на свободе, то, может, вам лучше остаться сегодня здесь… или в «Ломбарди»? — осторожно заметил Тони.

— Я люблю спать в собственной постели. До встречи.

Абрамс вышел из машины, захлопнул дверь и проводил отъезжающий автомобиль взглядом. Затем он с силой постучал дверным кольцом по медной дощечке. Клаудия открыла дверь почти мгновенно.

— Все уже давно вернулись. Я не спала из-за вас.

— Кто это все? — Абрамс вошел в прихожую.

— Гренвилы и ван Дорны. Вам понравилось на вечере?

— Нет.

— Я видела, как вы прощались с ней. Чего она не осталась с этим своим лунатиком Торпом в этой его ужасной квартире?

— А что в ней ужасного?

— Все… Когда вы идете там в туалет, то унитаз автоматически делает анализ вашей мочи и отсылает результаты в ЦРУ. После приезда из Румынии мне пришлось провести там целую неделю. Я боялась раздеться с включенным светом. Впрочем, равно как и с выключенным. У них есть аппараты, видящие в темноте.

Абрамс повесил плащ в шкаф.

— Так это квартира ЦРУ?

Клаудия не ответила.

— Моя комната та же? — спросил Тони.

— Я провожу вас.

Абрамс прошел мимо гостиной, где увидел Джоан Гренвил, свернувшуюся калачиком на диване. Она улыбнулась Тони.

Абрамс последовал за Клаудией дальше. Было уже почти три часа ночи, и он очень хотел спать, но перед его глазами двигались соблазнительные бедра Клаудии. Абрамс подумал, что с учетом своего возраста и неплохого в целом состояния здоровья с ним ничего не случится, если он не ляжет спать еще некоторое время.

В небольшом холле, по которому они сейчас проходили, стоял старинный столик для телефона, очень похожий на тот, что и поныне сохранился в квартире его родителей. Телефон зазвонил, и Абрамс поднял трубку раньше Клаудии. Это был О'Брайен. Он заговорил тихим, спокойным голосом:

— Пришел телекс из Англии. Бромптон-Холл сгорел.

— Так. — У Абрамса возникло впечатление, что О'Брайен знал об этом уже давно. Но иногда выгодно бывает притвориться, что источник информации оказывает вам неоценимую услугу, сообщая ее. — Жертвы?

— Три трупа. Их еще надо опознать.

— Когда это произошло?

— Примерно в час ночи по местному времени. В восемь вечера по-нашему. То есть почти в то самое время, когда мы поняли, что Карбури исчез.

— Вы можете сделать из этого происшествия какие-то выводы, связанные с нашим делом? — спросил Абрамс.

— Да. После того как Кэтрин рассказала мне о Карбури, я позвонил в Кент одному приятелю и попросил его приехать в Бромптон-Холл и посмотреть, как там обстоят дела. Это было около пяти вечера по нью-йоркскому времени. Мой друг звонил из Бромптон-Холла около семи, и тогда там все было в порядке. А в восемь часов Бромптон-Холл загорелся.

— Может, ваш приятель и есть виновник пожара? — спросил Абрамс.

— Не исключено. Но гораздо более вероятно, что он среди погибших. Очевидно, две другие жертвы — это леди Уингэйт и ее племянник.

— Что-то не везет нам со свидетелями, — покачал головой Абрамс.

— Это уж точно. Послушайте, Абрамс, смотрите вокруг в оба.

— Хорошо.

— Мне нужно сделать еще несколько звонков, — сказал О'Брайен и повесил трубку.

— Плохие новости? — спросила Клаудия. Абрамс положил трубку на рычаг.

— Как говаривал Торо, если вы прочитали об одной железнодорожной катастрофе, вы прочитали и обо всех.

— Что это означает?

— Спросите Торо. — Абрамс зевнул.

— Генри Торо? Но он же давно умер!

— Правда? А я даже не знал, что он заболел.

— Глупая шутка.

— Согласен.

— Кто это звонил?

— Это звонили мне.

Клаудия повернулась и направилась к лестнице. Абрамс попытался сложить полученную информацию в общую мозаику, но мозг уже плохо слушался его. Все, что Тони смог отметить, — это жестокость неизвестных убийц и наличие у них средств для проведения дерзких операций транснационального масштаба. По телексу отправляются приказы на убийство, и в месте их получения находятся люди, которые быстро приводят их в исполнение. КГБ? ЦРУ? Сеть О'Брайена? Еще Абрамс отметил налет какой-то безнадежности и отчаяния в действиях убийц. И это было пока единственным светлым пятном во всей истории.

26

Абрамс поднимался вслед за Клаудией по крутой лестнице. На площадке второго этажа она остановилась и обернулась к нему.

— Спокойной ночи. — Клаудия направилась на третий этаж.

Абрамса охватило легкое волнение.

— Я ненадолго спущусь вниз и выпью чего-нибудь, — сказал он.

Клаудия загадочно улыбнулась.

Тони с минуту постоял на площадке, затем тихонько подошел к двери своей комнаты, несколько минут прислушивался, потом резко распахнул дверь, слегка отступив в сторону. Просунув руку за дверь, он нащупал выключатель и щелкнул им, затем осторожно вошел в комнату. Единственное место, где мог бы при желании спрятаться посторонний, — под кроватью. Тони не спускал с кровати глаз, пока шел к небольшому комоду и доставал из его верхнего ящика ранее спрятанный туда револьвер. Он откинул барабан, проверил расположение патронов, курок и спуск, заглянул в ствол (достаточно ли чистый) и несколько раз щелкнул курком. Удовлетворенный, он толкнул барабан на место и сунул револьвер в боковой карман.

Абрамс спустился вниз в гостиную и присоединился там к Гренвилам. Огонь в камине уже погас, люстра не горела, и гостиная освещалась лишь несколькими свечами. Тони взглянул на Джоан Гренвил, вольготно раскинувшуюся на кушетке с бокалом в руке. Она удивленно изогнула брови, как будто безмолвно спрашивая Тони: «Это почему же вы не трудитесь там, над Клаудией?»

Абрамс налил себе содовой. Он заметил, что Том Гренвил уснул в кресле.

Джоан произнесла:

— Люблю свечи. Особенно в доме, который был построен до изобретения электричества.

Тони присел на кушетку, и Джоан пришлось слегка подобрать ноги.

— Джоан, электричество было всегда.

— Ну вы же понимаете, что я имею в виду. — Она слегка отпила из бокала и спросила: — Вы не устали?

— Устал.

— Вечер вам понравился?

— Смотря в каком отношении.

Джоан громко позвала мужа:

— Том! Проснись!

Гренвил не шевельнулся. Джоан снова повернулась к Тони.

— Он отключился. Все другие люди после выпивки просто спят, этот же впадает в кому.

Абрамс взглянул на Гренвила. Да, судя по всему, малый в отрубе. Но физически-то он рядом. Так что… Тони неожиданно спросил Джоан:

— Вы входите в организацию?

Несколько секунд она молчала.

— Нет. — Джоан сделала еще одну небольшую паузу. — Я занимаюсь аэробикой. — Абрамс улыбнулся. Джоан добавила: — И теннисом. В общем, вещами, которые продлевают человеку жизнь. А вы?

— Я курю. Таскаю с собой оружие и ввязываюсь в опасные дела.

— Вы бы им подошли. Я могла бы дать вам один совет, но чувствую, что именно вам он не нужен.

— Ваш муж с ними?

— Я не могу говорить об этом.

— Вы что, боитесь?

— Черт побери, вы правы.

Джоан вытянула ноги и уперлась Абрамсу в бедро.

«Да, — подумал Тони, — когда попадаешь в гости, обязательно сталкиваешься с провоцирующей ситуацией». Он вспомнил свою кузину Летти. Однажды она приехала в гости в дом его родителей. Ее поместили в свободную комнату. Потребовалась неделя неловких намеков и знаков, ненужных ночных посещений ванной и кухни, прежде чем им удалось сделать это в три часа ночи.

Тони кивнул на Гренвила.

— Если хотите, я могу помочь ему подняться наверх.

Джоан ничего не ответила, но положила обе ноги Абрамсу на колени. Он слегка помассировал ей ступни.

— О, как приятно, — пробормотала Джоан. — Как я ненавижу высокие каблуки.

Абрамс сознавал, что сексуального желания она у него не вызывает. Если уж заниматься с ней этим, придется действовать через силу.

Тони еще раз посмотрел на Гренвила, обмякшего в кресле. Ему вдруг показалось, хотя, может быть, это был всего лишь отсвет свечи, что на самом деле Том не спит. Абрамс на несколько секунд задумался над этой совсем не тривиальной ситуацией, но тут его насторожил какой-то шум наверху. Тони напрягся. Судя по всему, кто-то ходил по его комнате, расположенной прямо у них над головой. Джоан тоже услышала шум и посмотрела наверх.

Абрамс встал с кушетки, пересек гостиную и стал быстро подниматься по лестнице, шагая через три ступеньки. У двери своей комнаты он остановился и прислушался. Внутри кто-то был. Тони вытащил револьвер, отошел немного в сторону и резким толчком распахнул дверь. Затем осторожно заглянул внутрь из-за косяка.

На кровати, опершись на спинку, сидела Клаудия. На ней был белый шелковый халат, слабо прихваченный поясом. В руках она держала журнал и рассеянно его листала.

Абрамс тихонько присвистнул и сказал себе: «Боже праведный! Этому сумасшествию не видно конца».

Клаудия взглянула на него.

— Войдите и закройте дверь.

Тони шагнул в комнату и плотно прикрыл за собой дверь. Он сунул револьвер в карман и резко спросил:

— Почему вы считаете, что можете без разрешения входить в мою комнату?

Клаудия отбросила журнал и выпрямилась на кровати. Халат при этом распахнулся, и стали видны ее груди, смугловатые и полные. Она серьезно смотрела на него.

— Я не проститутка и не путаюсь с кем попало. Ты мне нравишься. И я знаю, что тоже нравлюсь тебе.

Абрамс повернулся и быстро вышел из комнаты, чуть не столкнувшись на площадке с Джоан Гренвил, которая, судя по всему, подслушивала. Тони промямлил:

— Извините, миссис Гренвил. Видимо, я тут кое-что напутал…

Неожиданно для Абрамса она улыбнулась:

— Если сможете, приходите ко мне, когда разберетесь с путаницей. Третий этаж, вторая дверь справа. Я оставлю ее незапертой. Не стесняйтесь разбудить меня. В любое время до рассвета.

— Хорошо. — Тони проследил, как она поднимается по лестнице, и вернулся в свою комнату. Он подошел к комоду и выдвинул ящик. Записная книжка нетронутой лежала на месте. Нетронуты были и другие его вещи.

Клаудия подалась к нему на кровати.

— Неужели ты думаешь, что я пришла к тебе, чтобы что-то стащить?

— Я искал свой молитвенник. — Тони положил револьвер на ночной столик. Затем снял галстук и освободился от смокинга. С пуговицами рубашки пришлось повозиться, а запонки он просто с силой вырвал из манжет. — Дурацкий наряд…

Он разделся, запрыгнул на высокую кровать и встал на колени рядом с Клаудией, до конца распахнув ее халат. У нее было крепко сбитое тело и широкие бедра. Тони поцеловал ее руки, ноги и погладил ягодицы. Он почувствовал, как ее тело напряглось. Интересно, чем она занималась в Румынии?

— Ты увлекаешься аэробикой?

— Что это? Что-то связанное с полетами?

— Да нет.

Он наклонился и поцеловал ее. Затем прошелся языком по ее телу. Неожиданно Клаудия отстранилась и запахнула халат.

— Пойдем со мной.

Она скатилась с кровати и подняла с пола тяжелую шаль, набросив ее на плечи. Абрамс с удивлением смотрел на нее. Клаудия подошла к окну и подняла створку. Обернувшись к Тони, она сказала:

— Иди сюда. Здесь есть пожарная лестница. Дождь прекратился, и ночь прекрасна. Ты когда-нибудь занимался любовью на пленэре?

Абрамс пожал плечами и огляделся, раздумывая, что бы набросить на себя. Клаудия громко прошептала:

— Ничего не надо, только подушки. Иди же.

Она проскользнула в окно и оказалась на лестнице. Тони схватил две подушки, сунул револьвер в наволочку и последовал за Клаудией.

С юга дул теплый ветерок. Небо расчистилось, и на западе ярко засияла половинка луны. Абрамс огляделся. Их четырехэтажный дом был окружен со всех сторон высокими зданиями. В некоторых окнах еще горел свет.

Клаудия восторженно проговорила:

— Как красиво! Мне нравится заниматься любовью на природе. — Абрамс улыбнулся. — Давай же, ты первый.

Тони начал подниматься по узкой мокрой лестнице. Обернувшись, он шепнул девушке:

— Осторожней, очень скользко.

Она остановилась на маленькой площадке на уровне третьего этажа.

— У меня в комнате есть бренди. Иди. Я буду через минуту.

Абрамс продолжил свой путь вверх по лестнице. Вот и площадка четвертого этажа. Тони заглянул через парапет на крышу. Она была покрыта каким-то сыпучим материалом типа керамзита, однако во впадинах блестели лужи. За исключением кирпичного корпуса трубы, на крыше не было никаких других построек, поэтому почти на всем пространстве она хорошо просматривалась.