Абрамс легко перебрался через низкий парапет и спрыгнул на крышу. Он прошел к трубе, обогнул ее, отыскал место посуше и бросил туда обе подушки. Затем оглядел окрестные дворы. Теплый ночной ветерок ласково обвевал его тело. Да, это будет что-то особенное! Очень даже неплохо!

Неожиданно слева от себя он услышал хруст керамзита, легко чавкнула вода. Тони быстро обернулся. Две длинные тени скользнули по стене соседнего дома. В темноте Абрамс разглядел две черные фигуры, лица скрыты масками. Тени быстро приближались к Абрамсу. У одного человека в руках была фомка, у другого — черный мешок, очень похожий на мешок для инструментов, каким обычно пользуются грабители. Но это были профессиональные киллеры.

От площадки лестницы и от подушек, в наволочке одной из которых был его револьвер, Тони отделяло равное расстояние — футов десять. Нападавшие были дальше. Абрамс быстро просчитал варианты и решился: в три длинных прыжка он приблизился к трубе и метнулся к подушкам. Правой рукой Тони схватил револьвер за дуло. У него уже не было времени вытаскивать оружие из наволочки: он боялся запутаться. Быстро повернув револьвер, он обхватил рукоятку и нащупал курок. Он уже изготовился стрелять через подушку, но находившийся ближе к нему человек успел ударить его ногой в голову. Второй быстро подскочил к Тони и нанес ему сбоку удар по правому локтю. Острая боль пронзила Абрамса от кисти до плеча, и он чуть не потерял сознание.

Мужчины прижали руки Тони к бокам и перевернули его на спину. Один из них уперся коленями Абрамсу в грудь, зажал ему ноздри и разжал зубы. Второй достал что-то похожее на дубинку.

Тони увидел, что предмет, который он принял за дубинку, на самом деле был необычной длинной бутылкой. Он почувствовал, как в рот ему потекла холодная жидкость, и попытался откашляться, но не смог. Жидкость обожгла горло, и Тони понял, что это не яд, а виски. Причем шотландское, его любимое. Значит, это будет не убийство, а падение пьяного любовника с крыши. Неплохо придумано! Абрамс попытался сопротивляться, но почувствовал, как чья-то безжалостная и сильная рука сдавила его мошонку. Тони замер.

Они продолжали удерживать его еще несколько минут. Алкоголь начинал оказывать свое действие, и Абрамс пытался хоть как-то нейтрализовать его. Неожиданно нападавшие перевернули его на живот, подхватили за руки и за ноги и понесли к парапету крыши. Абрамс видел, как быстро приближается этот парапет. А за ним… За ним пустота и падение с высоты четвертого этажа.

Он выждал, пока они замедлили бег буквально в двух шагах от края крыши и одновременно слегка ослабили хватку, видимо, собираясь перехватиться перед броском. Именно в это мгновение Абрамс с силой крутанулся в их руках, сумев высвободить одну руку. Он навалился плечом на парапет и теперь мог наносить удары ногами. Киллеры не удержали его. Тони оказался спиной на крыше, быстро сгруппировался, опершись спиной о парапет. Киллеры угрожающе нависли над ним, но за долю секунды Абрамс успел пружинисто выпрямиться и швырнуть им в лицо по целой пригоршне песка с керамзитом и гравием, который он схватил с поверхности крыши. Левой ногой он сильно ударил ближайшего к нему бандита в пах, но, оказавшись на одной ноге, не успел восстановить равновесие. Второй киллер сумел дотянуться до него и сильным ударом в челюсть сбил его с ног.

Тони, потрясенный, упал на спину. Киллер прыгнул на него, вытянув руки и стараясь добраться до горла Абрамса. Тони уперся ногами в живот нападавшему, легко подбросив его в воздух. Тот отлетел к парапету, перевалился через него и рухнул вниз. Тихую ночь пронзил душераздирающий вопль.

Абрамс быстро вскочил на ноги. Второй киллер бежал по крыше к соседнему прилегающему зданию. Тони успел заметить, что с него на крышу черными полосками свисают две веревки. Абрамс начал преследование, но ему мешали алкоголь и нарастающая боль в правом локте и плече. Кроме того, острый керамзит врезался в босые ступни.

Киллер успел взобраться до середины веревки, когда Тони подбежал к ней. Он схватил конец веревки и принялся яростно трясти и раскачивать ее. Но у нападавшего были кроссовки с резиновыми подошвами и специальные кожаные перчатки, так что стряхнуть его Тони не удалось. Через считанные секунды киллер исчез на крыше соседнего здания.

Абрамс повернулся и неверным шагом направился к тому месту, где оставил подушки. Он достал револьвер и начал спускаться по лестнице.

Клаудия стояла на верхней площадке. Она взглянула на Тони:

— Что с тобой? От тебя пахнет виски.

— Я поскользнулся. — Он взял Клаудию за руку и повел вниз по лестнице в спальню. — Ты забыла принести бренди.

— Я не смогла его найти.

Абрамс натянул брюки.

— А почему ты без шали?

Клаудия не ответила, спросив в свою очередь:

— Куда ты?

— Домой, в Бруклин. Там безопаснее.

— Но мы ведь еще не…

— Знаешь, мне что-то расхотелось. Спокойной ночи.

— Что с тобой? — Она протянула руку и дотронулась до его локтя. — Ты весь исцарапан.

— Спокойной ночи. — Абрамс почувствовал, что голос у него слегка дрожит.

Она ненадолго задумалась, потом быстро повернулась и покинула комнату. Немного выждав, Абрамс взял свой револьвер и вышел в коридор. По лестнице он поднялся на третий этаж, подошел к комнате Джоан Гренвил и без стука открыл дверь. Джоан сидя спала на кровати, ее груди соблазнительно торчали поверх простыни. На ночном столике горела лампа, рядом с Джоан лежала раскрытая книга. Тони с удивлением обнаружил, что Джоан довольно громко похрапывает.

Он плотно закрыл защелку двери, проверил запоры на окне, затем уселся в кресле, положив револьвер на колени, и закрыл глаза.

Мысли его слегка путались под действием алкоголя, но он пришел к выводу, что теперь не сомневается в серьезности ситуации, в которую попал. В первый день ему повезло, как всегда везет новичкам и новобранцам, но впоследствии на удачу уповать не стоит. Да, справиться с ним нелегко, но тем настойчивее будут их попытки.

Сейчас у него есть неоспоримое преимущество перед всеми. Он знает одного из своих врагов — графиню Клаудию Лепеску. Но Тони пока не решил, как распорядиться этой интересной информацией. В отличие от того времени, когда он работал в полиции, теперь у него не было партнера. Он был один.

Тони взглянул на Джоан. Как ей удается существовать в этом круговороте? Он инстинктивно чувствовал, что она не лжет и на самом деле та, за кого себя выдает. Ее можно было даже пристроить к делу, но толку от нее, видимо, будет маловато.

Интуиция подсказывала ему держаться подальше от всех этих людей. Но какой-то внутренний голос (может быть, такая простенькая штука, как этот чертов патриотизм) нашептывал: «Нет, ты должен пройти этот путь до конца». Абрамс задал себе вопрос, кто же будет следующей жертвой «Талбота», и сам же ответил на него: «Кто угодно, но только не я».

Часть четвертая

Разоблачения

27

В полдевятого утра Кэтрин Кимберли вошла в дом на Тридцать шестой улице, отперев дверь собственным ключом. В гостиной она увидела распростертого на кушетке Тома Гренвила. Его смокинг и ботинки валялись на полу.

Кэтрин прошла в маленькую кухню, находившуюся в задней части дома, и поставила кофейник на огонь.

В это время в кухню со стороны двора вошел Тони Абрамс, одетый в свой обычный деловой костюм, Кэтрин стояла спиной к нему, и несколько минут он наблюдал, как она готовит кофе. На ней были легкий белый свитер, облегающие брюки цвета хаки и кроссовки. Абрамс подумал, что в субботу она выглядит совсем не как обычная мисс Кимберли, какую он привык видеть в офисе.

— Доброе утро! — громко поздоровался он.

Она обернулась и приветливо улыбнулась ему:

— Вы давно встали? Вид у вас неважнецкий. Бурная ночь?

Он внимательно посмотрел ей в глаза, пытаясь обнаружить в них признаки удивления или разочарования тем, что он все еще жив.

— Кое-что похуже. — Тони достал из настенного шкафчика две кофейные кружки. — Я волновался за вас.

Кэтрин открыла свою сумочку и достала пистолет. Это был браунинг 45-го калибра. Абрамс ожидал увидеть что-нибудь поменьше. По тому, как Кэтрин держала пистолет, он понял, что обращаться с ним она не очень умеет.

— Вы, разумеется, уже слышали о происшествии в Бромптон-Холле? — спросил он.

Она положила браунинг обратно в сумочку.

— Да. Трупы опознали. Это леди Элинор Уингэйт, ее племянник Чарльз Брук и приятель О'Брайена Рональд Холдингс. Сейчас производится вскрытие.

Абрамс налил кофе в кружки.

— Вы провели ночь в одиночестве?

— Это явно провокационный вопрос.

— Послушайте, я занимаюсь этим делом или нет?

Она холодно ответила:

— Я вернулась в свою квартиру на Кармин-стрит. Я была одна.

— Почему вы не поехали в «Ломбарди»?

— У меня не было настроения. — В ее голосе послышалось легкое раздражение.

— Это Торп отправил вас домой? — Она кивнула.

Абрамс отхлебнул из кружки.

— В квартире в «Ломбарди» у вас есть своя комната?

— Да.

— Там у вас одежда и другие вещи. Разве не странно, что при всем этом Торп отсылает вас в такую даль, на Кармин-стрит? Вы не говорили ему, что мы встретимся с вами сегодня утром?

— Боже, да вы настоящий полицейский! Нет, мне это странным не кажется. Ведь сама квартира в «Ломбарди» необычная. Это и место для явок, и подрезидентура ЦРУ, и еще Бог знает что. Так что, когда ты связан с человеком, проживающим в такой квартире, тут уж не до удобств.

Абрамс кивнул и поставил свою кружку на стол.

— Как у вас сегодня с желудком?

— С желудком? Нормально.

Тони направился к двери, ведущей во внутренний двор, и знаком пригласил Кэтрин следовать за ним. Под окном кухни, выходящим во двор, стояла белая металлическая скамейка. На скамейке навзничь лежало тело мужчины, одетого в черное. Грудь у него была так сильно выгнута вперед, что было ясно — сломан позвоночник. Голова свисала, почти касаясь земли.

Кэтрин уставилась на тело.

— Судя по одежде — грабитель, — сказал Абрамс.

Она посмотрела вверх, на четырехэтажное здание, но промолчала.

Абрамс склонился над телом и наполовину стянул с его головы шерстяной лыжный шлем. Мертвенно-белая кожа убитого контрастировала с черной щетиной на подбородке и запекшейся вокруг рта кровью. На вид мужчине было лет тридцать пять, а черты лица выдавали в нем славянина. Тони вгляделся в открытый рот мертвеца, затем стянул шлем с его головы совсем. По земле рассыпались длинные иссиня-черные волосы.

— Судя по прическе и зубным пломбам, это иностранец. Вы его не узнаете? — спросил Абрамс у Кэтрин.

Та подошла поближе к телу и всмотрелась в лицо погибшего.

— Нет, — пробормотала она, быстро повернулась и пошла на кухню.

Тони последовал за ней. Некоторое время они молча пили кофе. Потом Кэтрин спросила:

— Что вы делали на крыше?

— Я не говорил, что был на крыше. — Абрамс снял телефонную трубку и набрал домашний номер капитана Спинелли.

— Это я.

— Ничего нового по Карбури у меня нет. — Голос у Спинелли был сонный.

— Приезжайте по адресу: Тридцать шестая Восточная улица, дом 184. Во дворе труп.

— О боже, Абрамс, что у тебя там произошло?

— Расскажу позже.

— Где ты?

— По указанному адресу.

— Это связано с Карбури?

— Как тебе сказать… Дом принадлежит фирме О'Брайена, и кое-кто из его друзей оставался здесь сегодня ночевать. Что ты по этому поводу думаешь, Шерлок?

— Я думаю, что тебе надо бы нажарить задницу. Оставайся там.

— Я сказал, увидимся позже. — Тони повесил трубку.

Абрамс и Кэтрин вышли из дома. День был ясный и теплый. Пахло ночным дождем. Тони взглянул на Кэтрин при солнечном свете. Она, очевидно, спала не больше пяти часов — и никаких признаков усталости на лице.

Казалось, Кэтрин почувствовала, что Абрамс смотрит на нее не так, как обычно.

— Почему мы стоим? — спросила она. До Ленсингтон-авеню они дошли молча. Пока они ожидали переключения светофора, Кэтрин задала вопрос:

— Как вы думаете, что было нужно этому человеку?

— Столовое серебро.

Перейдя улицу, они двинулись на север. Машин было относительно немного, и город, как и всегда по субботам, выглядел так, будто все его жители отсыпались после пьянки.

Абрамс и Кэтрин свернули на Сорок вторую.

— Вам понравится Арнольд, — нарушила Кэтрин молчание. — Он необычный и очень умный.

— Что вы хотите найти в архиве?

— Никогда нельзя загадывать, что найдешь в архивах. Но там все есть. И зачастую то, что в досье отсутствует, не менее показательно, чем то, что есть в наличии. Работа в архивах требует логического мышления, интуиции и удачи. Вы умеете работать с архивами?

— Меня еще никто об этом не спрашивал. Я подумаю.

Они шли мимо Центрального вокзала. Для Абрамса этот район всегда ассоциировался с довоенными временами: величественные банки, старые отели, лавки чистильщиков обуви, газетные и табачные киоски, Йельский клуб. Поезда из Коннектикута и Уэстчестера, выплывающие на платформы толпы школьников и «белых воротничков».

— Я не доверяю Питеру Торпу, — неожиданно произнес Тони.

Кэтрин отреагировала не сразу, но, когда она заговорила, в ее голосе не было и тени упрека.

— Разумеется, не доверяете. А кто ему доверяет? Он ведь офицер разведки. Он лжет и крадет. Но в этом деле и не принята категория доверия. Здесь принята категория верности. А Питер верен.

— Верен кому?

— Своей стране. — Она посмотрела на Тони. — Любые иные предположения могут иметь очень серьезные последствия.

— С моей стороны было бы опрометчиво выдвигать такие предположения, — сказал Абрамс, — и кстати, спасибо за приглашение переночевать в доме на Тридцать шестой улице. Мне там очень понравилось.

— Я так и думала. Вы можете пользоваться этим домом в любое удобное для вас время.

Они дошли до Пятой авеню и пересекли ее возле Публичной библиотеки. На тротуаре Тони увидел странную нарисованную углем стрелку, указывающую в сторону Эмпайр-Стейт-Билдинг. Под стрелкой было написано: «Цель атаки» и отмечено расстояние — «0,4 мили».

Кэтрин тоже обратила внимание на стрелку.

— Ерунда какая-то, — сказала она.

Абрамс и раньше видел в городе такие стрелки с подписанным расстоянием, указывающие в сторону Эмпайр-Стейт-Билдинг.

— Но кого-нибудь это может и напугать, — задумчиво произнес он.

— Чего здесь бояться, — сказала Кэтрин, — если только не самого чувства страха.

— О, мысль о падающей с неба болванке с десятимегатонным зарядом приводит меня в дрожь.

— Это просто ядерная истерия.

— Мистер О'Брайен чем-то очень озабочен, — заметил Абрамс.

— Но не по поводу возможного ядерного удара.

— Чем же тогда?

— Это не биологическое и не химическое оружие… Что-то более страшное… Я даже представить себе не могу.

— И я тоже.

Они передвигались по Пятой авеню в сторону Рокфеллеровского центра.

— Что будет с «Талботом», если вы его найдете? — спросил Тони.

— А как вы думаете? — вопросом ответила Кэтрин.

— Ну, а если «Талботом» окажется, например, О'Брайен?

Она без колебаний произнесла:

— Даже если им окажется мой лучший друг, это не будет иметь никакого значения. Он умрет. Она умрет. Они умрут.

Абрамс посмотрел на нее.

— В тридцатых годах Форстер[3]написал:

«Если бы у меня была возможность выбора между предательством по отношению к моей стране и предательством по отношению к другу, я выбрал бы первое».

— Очень глупо.

— Зато интересно. Явление предательства вообще интересно само по себе. Прочтите Декларацию независимости. Это ведь один из самых предательских документов своего времени. У короля Георга было полное юридическое основание, чтобы повесить всех до единого из шестидесяти пяти, его подписавших.

Они остановились у входа на территорию Рокфеллеровского центра.

— Хорошо. Что вы хотите сказать? Что у нас нет юридических оснований для того, чтобы казнить «Талбота»?

— Это ваша проблема. Моральная проблема. Я смотрю на все это с практической точки зрения. «Талбота» вычислить по его внешности невозможно. В его глазах вы не увидите безысходной тоски или чувства вины, о которых говорил Джеймс Аллертон. Его душа не отлетает в полнолуние, от него не несет запахом крови. Думаю, он носит смокинг и благоухает дорогим одеколоном.

— Но вы говорили, что можете определить преступника по глазам…

— Да, преступника. Но «Талбот» не преступник. Он патриот. Спросите его.

— Понятно…

— Мои родители… Да, они были предателями. Но они помогали бедным как могли, собирали друзей и родственников на вечеринки, смеялись, занимались любовью, пекли картофельные оладьи. «Талбот» — это их двойник, только с голубой кровью. Им вполне может оказаться О'Брайен, или Аллертон, или ван Дорн, или еще дюжина людей из тех, кого я видел вчера вечером.

Кэтрин кивнула.

— Хорошо… Спасибо за то, что подмешали в это дело хорошую порцию холодного, объективного анализа.

— Меня для того и наняли. — Тони направился в сторону здания Радиокорпорации. Кэтрин шла рядом. — Кстати, я не доверяю и вам.

Она натянуто улыбнулась:

— В профессиональном или личном плане?

— В обоих.

— А что вы думаете по поводу Ника?

— Он же ученый. С точки зрения безопасности не самый надежный вариант. Никогда не доверяйте яйцеголовым. К тому же он слишком долго связывает себя с работой, которая, судя по всему, не очень ему нравится. Весьма подозрительно.

— А Гренвилы? Клаудия?

— Вся энергия Джоан Гренвил направлена на то, чтобы наставить мужу рога. У нее же явно наличествуют сексуальные пороки. Что касается Клаудии, то никогда не доверяйтесь иностранцам.

Они обогнули помещение катка. Кэтрин остановилась у входа в здание Радиокорпорации.

— Вы что же, подозреваете меня в том, что я имею отношение к тому мужчине с крыши?

— Признаться, такая мысль приходила мне в голову.

— Но ведь именно я настаивала перед нашими на том, чтобы вы вошли в организацию.

— Все это так. Но если бы я находился под подозрением, я бы тоже поторопился привлечь посторонних людей. Новые люди, как правило, отвлекают подозрения на себя.

— Вы сообразительны.

Абрамс придержал дверь, и они вошли в вестибюль.

— Кстати, если уж кто-то собирался меня убить, значит, я вообще успел проявить себя, с их точки зрения, сообразительным человеком.

Кэтрин подавила смешок.

— Вполне возможно. Кстати, как вы знаете, слово «убийство» означает тяжкое преступление, и совершивший его считается опасным преступником. А может, те, кто, как вы говорите, пытался убить вас, по вашей же мысли, вовсе и не преступники? Может, это просто патриоты, выполняющие свой долг перед народом?

Тони натянуто улыбнулся и подумал: «Вот ведь сука!»

28

На втором этаже главного вестибюля было много художественных лавок и салонов, заполненных предметами искусства предвоенного периода.

На первом этаже тоже была небольшая лавка и салончики. Один из них специализировался на продаже военного снаряжения и предметов с американской символикой: картин, плакатов, статуэток, наклеек и т.п. В нем, в частности, были выставлены небольшие бронзовые бюсты генерала Донована. В основном их покупали, как считал Абрамс, молодые адвокаты из контор типа фирмы О'Брайена, то есть тесно связанные в прошлом с УСС. Судя по всему, эти юные карьеристы, купив такой бюст, ставили его у себя в кабинетах где-нибудь между книжными шкафами. Тони улыбнулся, представив себе, как эти юные карьеристы в обеденный перерыв преклоняют колена перед изображением Дикого Билла.

— Это у вас что, улыбка такая? — спросила Кэтрин. — Наверное, вы вспомнили о чем-то неприятном? Или заболел ваш близкий друг?

Абрамс взглянул на нее и усмехнулся.

— Не знаю почему, но вы мне нравитесь.

— Рада это слышать.

Кэтрин направилась к лифту и остановилась возле небольшого столика. В лежащей на нем книге она записала их имена и объект посещения. Затем они поднялись на сорок четвертый этаж, который полностью занимала фирма О'Брайена. Охранник в коридоре кивнул в знак того, что узнал Кэтрин, и указал на еще одну книгу, стоявшую на некоем подобии пюпитра. Записывая себя и Абрамса, Кэтрин взглянула на верхние строчки. Там были фамилии нескольких молодых сотрудников. Она отметила также, что в восемь утра на работу пришел Арнольд.

Они проследовали длинным извилистым коридором до двери с надписью «Архив». Кэтрин постучала.

— А меня Арнольд впустит? — спросил Тони.

— Мне придется пустить в ход все свое обаяние, — улыбнулась Кэтрин.

Она постучала еще раз. Из-за двери слышался резкий свист чайника. Ужасно резкий свист. Чайник давно пора было снимать с плитки.

Абрамс повернул ручку. Дверь открылась со знакомым Кэтрин противным скрипом. Тони заглянул в комнату. Кэтрин быстро протиснулась мимо него, но Абрамс легонько оттолкнул ее назад и вытащил револьвер. Чайник стоял на раскаленной докрасна спирали плитки, из его носика с шумом вырывался пар.

Когда глаза Кэтрин привыкли к полумраку комнаты, она увидела тело, лежащее рядом с походным столиком в круге света, падавшего от стоящей на нем лампы. Абрамс быстро пробежал взглядом по рядам шкафов, прислушался, но никаких звуков, кроме свиста чайника, не уловил.

Прижимая револьвер к боку, Тони медленно приблизился к телу.

Арнольд Брин, в рубашке, нарукавниках и серых брюках, лежал ничком. Его лицо было повернуто в сторону и одной щекой покоилось на галстуке. Галстук был бледно-голубого цвета, почти как кожа Брина. Язык у Арнольда вывалился изо рта. Один глаз был широко открыт. Тони опустился на колено и дотронулся до щеки Брина.

— Еще теплый. С час назад, а то и меньше.

Кэтрин почувствовала, что у нее подкашиваются ноги. Она рухнула в кресло, но, быстро сообразив, что оно принадлежало Арнольду, поднялась и бессильно прислонилась спиной к шкафу.

— О Боже, — прошептала она еле слышно, — о Боже…

Абрамс оглянулся на походный столик. Вокруг него валялись чайные принадлежности. На полу, рядом с рабочим столом Арнольда, лежала начатая упаковка бисквитов. Абрамс протянул руку, взял со столика лампу и поставил ее на пол, затем встал на четвереньки и приблизил свое лицо к лицу Брина, внимательно рассмотрел его глаза, разжал судорожно сомкнутые челюсти Арнольда, заглянул ему в рот и принюхался, после этого поднялся и вернул лампу на место.

Кэтрин продолжала стоять, прислонившись спиной к шкафу. Глаза у нее были закрыты, в их уголках застыла влага.

Абрамс еще раз осмотрел предметы на столике, заварочный чайник, чай в пакете. Тони взял один бисквит и понюхал его.

— Судя по всему, он умер от удушья, но я не думаю, что оно было вызвано действием яда.

Кэтрин наконец раскрыла глаза.

— Что?

— Видите ли, он, к сожалению, не успел заварить чай, — сказал Абрамс и выключил электроплитку. — А это могло спасти ему жизнь.

— О чем вы говорите?

— Дело в том, что он сразу принялся за один из этих больших сухих бисквитов. Не намазал его ни маслом, ни джемом… Во рту и в горле у него пересохло, пожилые люди часто страдают плохим слюноотделением. А может, ослабли глотательные мышцы, это тоже бывает у стариков.

— Несчастный случай?

— Его погубил бисквит. Я видел кусок, застрявший у него в горле.

Кэтрин уставилась на Абрамса, затем перевела взгляд на Арнольда. Некоторое время она молчала, потом спросила:

— Вы в это верите?

— Конечно, нет. Это убийство. Отлично продуманное. — Абрамс потер подбородок. — Его держали как минимум двое. Видимо, они были в специальных перчатках с мягкой прокладкой, чтобы не оставалось никаких следов. Наверное, сначала они сунули ему в рот квасцы, чтобы высушить слизистую, потом залили в горло какое-то анестезирующее средство, чтобы отключить нервные окончания. Они затолкнули ему в горло бисквит и держали до тех пор, пока старик не задохнулся. Профессионалы.

Кэтрин судорожно сглотнула.

Абрамс спокойно продолжал:

— Да, судмедэксперту придется с этим повозиться. Но, если ему подсказать, что речь идет об убийстве, он, возможно, и найдет соответствующие подтверждения. — Абрамс закурил. — Интересно, почему эти люди так упорно подстраивают несчастные случаи? Вероятно, чтобы выиграть время? Чтобы те, кого это касается, не забили разом тревогу?

Кэтрин кивнула.

— Очевидно, отчасти и поэтому. Но… В этих кругах вообще предпочитают, чтобы все выглядело, как несчастный случай. Это признак профессионализма, своеобразный знак мастерства.

— Вот как? И за это дают награды? — Абрамс бросил сигарету на пол и загасил ее носком ботинка. — Как бы то ни было, это уже четвертый случай, когда не остается никаких улик: Карбури бесследно исчез, Бромптон-Холл сгорел, а Арнольд подавился бисквитом. Черт побери, даже полицейский может увидеть здесь систему.

Кэтрин посмотрела на него.

— А четвертый?

— Ну как же! А мое падение с крыши по пьянке?

— Так вы были на крыше? Значит, тот человек пытался вас убить?

Абрамс кивнул.