Глава XXXV


   Вернувшись домой, мистер Брасс весьма благосклонно и с удовольствием выслушал доклад своего писца и тут же осведомился о билете в десять фунтов стерлингов, который после тщательного осмотра оказался настоящим кредитным билетом, выпущенным Английским банком[58], что окончательно привело его в прекрасное расположение духа. Под конец он так разошелся, что в порыве чувств пригласил мистера Свивеллера распить с ним чашу пунша, назначив для этого тот отдаленный и отличающийся некоторой неясностью срок, который обычно определяется словами «как-нибудь на днях», и рассыпался перед Диком в комплиментах по поводу его необыкновенной деловитости, выяснившейся в первый же день службы.
   Мистер Брасс руководствовался в своей жизни тем принципом, что комплименты, не требуя никаких затрат, так сказать, смазывают язык, а поскольку, по его мнению, во рту у служителя Фемиды этот полезный орган должен был ходить легко и плавно, ни в коем разе не покрываясь ржавчиной и не поскрипывая на шарнирах, то он пользовался каждым удобным случаем, чтобы практиковаться в высокопарных и льстивых речах. Будем справедливы — язык у мистера Брасса был хорошо подвешен, хотя привычная этому джентльмену слащавость нисколько не отражалась на его топорной, отталкивающей физиономии, которая не так-то легко поддавалась смазке. Хмуро опровергая его словоизвержения, она как бы служила некиим сигнальным буем, поставленным самой природой в виде предостережения тем, кто ведет свой корабль среди мелей и бурунов Жизни или в опасном архипелаге Закона, и возвещала, что здесь не место пытать свое счастье и судьбу.
   Мистер Брасс попеременно то осыпал своего писца похвалами, то рассматривал кредитный билет, но мисс Салли взирала на Дика весьма сухо и даже неодобрительно, ибо, привыкнув устремлять свои природные способности и деловую сметку главным образом на то, как бы где урвать побольше, она досадовала на одинокого джентльмена, слишком дешево снявшего комнату, и говорила, что, если уж этому человеку так захотелось поселиться у них, с него следовало бы спросить вдвое, а то и втрое, и чем больше бы он торговался, тем решительнее должен был мистер Свивеллер стоять на своем.
   Однако похвалы мистера Брасса и недовольство мисс Салли не произвели ни малейшего впечатления на Ричарда Свивеллера, ибо, переложив всю ответственность как за этот, так и за дальнейшие свои поступки и действия на судьбу, он окончательно махнул на все рукой и успокоился, готовый претерпеть любые несчастия и с философским равнодушием принять любые блага, которые могли ждать его впереди.
   — С добрым утром, мистер Ричард, — сказал Брасс на другой день после поступления Свивеллера на службу. — Салли разыскала вам подержанную табуретку в Уайтчепле[59]. Вот у кого поучиться покупать все по дешевке, мистер Ричард! Прекрасная табуретка, сэр! Поверьте моему слову.
   — Мне на нее что-то и смотреть не хочется, — сказал Дик.
   — А вы не смотрите, а садитесь, — возразил мистер Брасс. — Салли купила эту табуретку на улице возле больницы. Она стояла там месяца два и несколько запылилась и порыжела на солнце — вот и все.
   — Надо надеяться, я не заражусь от нее лихорадкой или какой-нибудь другой гадостью, — сказал Дик, с недовольным видом усаживаясь между мистером Самсоном и целомудренной Салли. — Хромает, одна ножка длиннее.
   — Ну что ж, лишек пойдет на дрова, сэр! — воскликнул Брасс. — Ха-ха-ха! Тут тебе и табуретка, тут и дрова, сэр! Вот что значит посылать за покупками мою сестрицу! Верьте моему слову, мистер Ричард, мисс Брасс…
   — Замолчишь ты или нет! — осадил стряпчего очаровательный предмет его восторгов. — Попробуй тут заниматься делом под такую болтовню!
   — Ну и фрукт у меня сестрица! — воскликнул стряпчий. — То сама рада поболтать, а то вдруг работать ей приспичило. Вот поди угадай, в каком она настроении!
   — Сейчас у меня настроение деловое, — сказала мисс Салли, — так что прошу мне не мешать. И его тоже не отвлекай. — Мисс Салли ткнула пером в сторону Ричарда. — Он и без того не слишком старается.
   Мистеру Брассу, вероятно, очень хотелось огрызнуться, но благоразумие, а может быть, трусость одержала в нем верх над злобой, и он только пробормотал что-то насчет «наглецов» и «прохвостов», ни к кому, в частности, не адресуясь и употребляя эти термины в связи с какими-то отвлеченными идеями, возникшими у него в мозгу. Вслед за тем все трое заскрипели перьями и писали долго, храня молчание, такое тягостное, что мистер Свивеллер (который не мог обходиться без развлечений), то и дело клюя носом, с закрытыми глазами выводил на бумаге какие-то странные слова, составленные из несуществующих букв, как вдруг мисс Салли нарушила царившую в конторе скуку, шумно втянув носом понюшку табаку из маленькой табакерки и заметив во всеуслышанье, что мистер Ричард Свивеллер «наделал дел».
   — Каких дел, сударыня? — спросил Ричард.
   — Вы разве не знаете, — сказала мисс Брасс, — что жилец все еще не вставал, что его не видно и не слышно с тех пор, как он лег спать вчера днем?
   — Ну что ж, сударыня, — ответил Дик, — почему бы ему не выспаться как следует в тишине и покое за свои десять фунтов?
   — Я начинаю подумывать, что он никогда не проснется, — сказала мисс Салли.
   — Странно, — проговорил Брасс, откладывая перо в сторону, — очень странно! Мистер Ричард, если этого джентльмена найдут повесившимся на спинке кровати или с ним случится какая-нибудь другая неприятность в том же роде, вы не забудете, мистер Ричард, что десять фунтов были даны вам в счет квартирной платы за два года? Я надеюсь, вы все помните, мистер Ричард? Советую вам записать это, потому что вас могут вызвать для дачи свидетельских показаний.
   Мистер Свивеллер взял большой лист писчей бумаги и с чрезвычайно сосредоточенным видом начал писать, что-то очень мелким почерком в верхнем его уголке.
   — Меры предосторожности никогда не бывают лишними, — продолжал Брасс. — Кругом совершается столько злодейств, столько ужасных злодейств! А этот джентльмен ничего не говорил о… Впрочем, об этом после, сэр. Сначала кончите свою запись.
   Дик кончил и протянул бумагу Брассу, который, не усидев на месте, ходил взад и вперед по комнате.
   — Ах, это ваша запись? — сказал он, пробегая глазами документ. — Прекрасно! А теперь, мистер Ричард, будьте любезны вспомнить, не говорил ли этот джентльмен чего-нибудь еще.
   — Нет.
   — Вы уверены, мистер Ричард, — торжественно произнес Брасс, — что джентльмен так-таки ничего больше и не сказал?
   — Ни черта он не сказал, — ответил Дик.
   — Подумайте хорошенько, сэр! — настаивал Брасс. — Мое положение, сэр, и моя принадлежность к почтеннейшему юридическому сословию — первейшему сословию в нашей стране, сэр, и во всех других странах земного шара и на всех планетах, которые сияют над нами по ночам и, как предполагается, тоже населены живыми существами, — моя принадлежность, сэр, к этому почтеннейшему сословию не позволяет мне задавать вам наводящие вопросы, когда речь идет о столь серьезном и столь деликатном деле. Итак, сэр, будьте любезны вспомнить, не говорил ли джентльмен, которому вы сдали вчера днем комнату во втором этаже и который привез с собой сундук с имуществом — сундук с имуществом! — не говорил ли вам этот джентльмен что-нибудь кроме того, о чем упоминается в вашей записке?
   — Ну, что вы дураком-то прикидываетесь? — сказала мисс Брасс.
   Дик посмотрел на нее, потом на Брасса, потом опять на нее и все таки сказал: «Нет, ничего не говорил».
   — Фу ты, черт побери! Какой вы непонятливый, мистер Ричард! — воскликнул Брасс и даже улыбнулся. — Ну, наконец, говорил он что-нибудь о своем имуществе?
   — Вот именно! — сказала мисс Салли, кивнув брату.
   — Не говорил ли он, например, — пояснил Брасс умильным, сладеньким голоском, — заметьте, я ничего не утверждаю, а просто спрашиваю, чтобы восстановить у вас в памяти слова этого джентльмена, — не говорил ли он, например, что у него никого нет в Лондоне, что он не имеет ни охоты, ни возможности предъявлять нам чьи-либо рекомендации, хотя мы и вправе требовать таковые, и не выражал ли твердого желания на случай какого-нибудь несчастья с ним, чтобы его имущество, находящееся здесь, в этом доме, перешло в мою собственность в виде слабого вознаграждения за понесенные мною хлопоты и неприятности?.. Одним словом, — заключил Брасс совсем уж умильным и сладеньким тоном, — согласились ли вы сдать ему комнату, действуя в качестве моего доверенного лица, на таких именно условиях?
   — Конечно, нет, — ответил Дик.
   — В таком случае, мистер Ричард, — сказал Брасс, метнув на него презрительный и укоризненный взгляд, — вы ошиблись в выборе профессии и стряпчего из вас не получится.
   — Сколько бы вы ни прожили на свете — хоть тысячу лет, — добавила мисс Салли. После чего братец и сестрица, шумно потянув носом, угостились табаком из маленькой табакерки и погрузились в мрачное раздумье.
   В дальнейшем ничего особенного не произошло до самого обеда, который полагался мистеру Свивеллеру в три часа, а томил его ожиданием будто все три недели. С первым боем часов новый писец исчез. С последним боем, ровно в пять, он появился снова, и контора, словно по волшебству, наполнилась благоуханием джина с лимонной цедрой.
   — Мистер Ричард, — сказал Брасс. — Этот человек все еще не вставал. Разбудить его немыслимо. Что делать?
   — По-моему, пусть выспится, — ответил Дик.
   — Выспится! — воскликнул Брасс. — Да ведь он спит двадцать шесть часов подряд! Мы двигали у него над головой комоды, мы стучали молотком в наружную дверь, мы заставили служанку несколько раз свалиться с лестницы (она щуплая, ей ничего не сделается), но он так и не проснулся.
   — А что, если подставить стремянку, — сказал Дик, и залезть в окно?
   — Там дверь — все равно ничего не увидишь, а кроме того, среди соседей начнется брожение умов, — возразил Брасс.
   — А если вылезти на крышу и спуститься вниз по дымоходу?
   — Мысль сама по себе прекрасная, — согласился Брасс, — и если бы нашелся… — тут он в упор посмотрел на мистера Свивеллера, — если б нашелся такой обязательный, милый и великодушный человек, который взял бы на себя… Я думаю, это совсем не так неприятно, как кажется.
   Дик предложил этот план в надежде на то, что выполнение его падет на долю мисс Салли. Поскольку он промолчал, прикинувшись, будто не понимает намека, мистеру Брассу не осталось ничего другого, как предложить подняться наверх всем вместе и предпринять последнюю попытку разбудить спящего каким-нибудь более простым способом, а в случае неудачи пойти на крайние меры. Мистер Свивеллер не стал возражать и, вооружившись табуретом и длинной линейкой, отправился следом за хозяином к месту предстоящих военных действий, где мисс Брасс уже отчаянно звонила в ручной колокольчик, не производя этим ни малейшего впечатления на таинственного жильца.
   — Вот его сапоги, мистер Ричард, — сказал Брасс.
   — Ишь какие, видно с характером! — заметил Ричард Свивеллер. И действительно, трудно было вообразить себе нечто более солидное и самоуверенное! Эти тупоносые, с толстыми подошвами сапоги, казалось, силой завладели своим местом у порога и стояли на полу так твердо, будто в них были всунуты хозяйские ноги.
   — Ничего не вижу, кроме занавесок у кровати, — сказал Брасс, припав к замочной скважине. — Что он, крепкого телосложения, мистер Ричард?
   — Весьма, — ответил Дик.
   — Будет крайне неприятно, если он вдруг выскочит из комнаты, — сказал Брасс. — Не загораживайте лестницу. Ему со мной, конечно, не справиться, но я, как-никак, хозяин дома, а законы гостеприимства священны. Эй! Эй, вы, там!
   Покуда мистер Брасс вперял любопытный взор в замочную скважину, окриками стараясь привлечь внимание жильца, и покуда мисс Брасс трезвонила в колокольчик, мистер Свивеллер успел взобраться на табуретку, придвинутую вплотную к стене, у самой двери, и, вытянувшись на ней во весь рост, с тем расчетом, что разъяренный жилец не заметит его, если выбежит из комнаты, начал отчаянно лупить линейкой по притолоке. Восторгаясь собственной изобретательностью и веря в надежность своей позиции, избранной им по примеру тех бесстрашных личностей, что открывают двери галерки и задних рядов партера в дни битковых сборов, мистер Свивеллер совершенно заглушил ударами линейки звон колокольчика, и маленькая служанка, которая стояла на нижней ступени, готовая в любую минуту обратиться в бегство, заткнула уши, чтобы не оглохнуть на веки вечные.
   И вдруг в двери щелкнул ключ, и она распахнулась настежь. Маленькая служанка стремглав бросилась в подвал, мисс Салли шмыгнула к себе в спальню, а не отличавшийся храбростью мистер Брасс в мгновение ока выбежал на улицу, но, обнаружив, что за ним не гонятся ни с кочергой, ни с каким-либо другим смертоносным оружием, перешел на шаг, заложил руки в карманы и засвистал как ни в чем не бывало.
   Между тем мистер Свивеллер, почти распластавшийся по стене, не без интереса смотрел сверху, с табуретки, на одинокого джентльмена, который рычал, сыпал страшными проклятиями на пороге своей комнаты, и, держа по сапогу в каждой руке, намеревался, видимо, запустить ими наудачу вниз по лестнице. Однако он почему-то оставил это намерение, ворча повернул назад, в комнату, и вдруг заметил Ричарда.
   — Это вы устроили тут такой содом? — спросил одинокий джентльмен.
   — Я только помогал, сэр, — ответил Дик, не сводя с него глаз и легонько помахивая линейкой, в знак того, что одинокому джентльмену несдобровать, если он попытается применить силу.
   — Да как вы смеете? — вскричал жилец. — А? Вместо ответа Дик осведомился, приличествует ли порядочным джентльменам такое вот спанье по двадцать шесть часов подряд и не следует ли им считаться со спокойствием их милейших и почтеннейших хозяев.
   — А разве мое спокойствие ничего не значит? — спросил одинокий джентльмен.
   — А разве их спокойствие ничего не значит, сэр? — отпарировал Дик. — Я не собираюсь вам угрожать, сэр, ибо угрозы воспрещены законом наравне с действиями, подлежащими судебному преследованию, но берегитесь! Если это повторится еще раз, над вами произведут дознание и вас похоронят где-нибудь на перекрестке двух дорог, не дождавшись вашего пробуждения. Мы, сэр, думали, уж не скончались ли вы, и просто обезумели от страха, — добавил Дик, осторожно слезая с табуретки. — Короче говоря, здесь не потерпят, чтобы одинокие джентльмены спали за двоих, не внося за это дополнительной платы.
   — Вот как! — воскликнул жилец.
   — Да, сэр, так-то! — сказал Дик и, положившись на милость судьбы, понес первое, что ему пришло в голову. — Нельзя извлекать двойную порцию сна из одной кровати с одной постелью, а если вы намерены и впредь поступать подобным же образом, извольте платить как за комнату с двуспальным ложем.
   Вместо того чтобы окончательно рассвирепеть после такой отповеди, жилец широко улыбнулся и бросил на мистера Свивеллера лукавый взгляд. Лицо у него было смуглое от загара, а в белом ночном колпаке оно казалось еще смуглее. Судя по всему, он страдал некоторой раздражительностью, а потому мистер Свивеллер почувствовал немалое облегчение при виде этой веселой улыбки и, стараясь поддержать его благодушие, улыбнулся сам.
   В гневе на то, что ему помешали спать, да еще таким бесцеремонным образом, жилец сдвинул ночной колпак набекрень. Это придало ему забавно-ухарский вид, и теперь, когда мистер Свивеллер мог разглядеть своего собеседника как следует, он был просто очарован им и, чтобы окончательно умилостивить его, выразил надежду, что джентльмен решил встать и впредь будет вести себя подобающим образом.
   — Зайди ко мне, беспутная твоя голова, — ответил ему на это жилец, входя в комнату.
   Мистер Свивеллер проследовал за ним, оставив табуретку за дверью, но линейку на всякий случай прихватил с собой. Он тут же похвалил себя за такую предусмотрительность, ибо одинокий джентльмен без всяких объяснений запер дверь на два оборота ключа.
   — Пить будете? — последовал вопрос.
   Мистер Свивеллер ответил, что он не так давно утолил мучившую его жажду, но тем не менее не откажется от «маленькой чарочки», если все нужное для соответствующей смеси под руками. При обоюдном их молчании жилец достал из своего огромного сундука нечто подобное маленькому храму, сверкающему серебряными гранями, и осторожно поставил его на стол.
   Мистер Свивеллер с интересом наблюдал за каждым движением одинокого джентльмена. В одно отделеньице этого маленького храма он опустил яйцо, в другое всыпал кофе, в третье положил кусок сырого мяса, вынутый из жестяной баночки, в четвертое налил воды. Потом чиркнул фосфорной спичкой и поднес ее к спиртовке под храмом, потом захлопнул крышки на всех отделениях, потом открыл их, — и тут оказалось, что какая-то чудесная, невидимая глазу сила поджарила бифштекс, сварила яйцо, вскипятила кофе — словом, приготовила ему полный завтрак.
   — Вот вам горячая вода, — сказал жилец с полной невозмутимостью, точно они сидели на кухне у очага, — вот вам замечательный ром, сахар и дорожный стакан. Смешайте сами. И поскорее.
   Дик повиновался, глядя во все глаза то на стоявший на столе маленький храм, который умел делать все что угодно, то на огромный сундук, который хранил в себе все что угодно. Жилец же приступил к завтраку с видом человека, привыкшего творить чудеса и не находившего в этом ничего особенного.
   — Хозяин дома, кажется, стряпчий? — спросил он. Дик кивнул. Ром был совершенно сверхъестественный.
   — А хозяйка — она что такое?
   — Дракон, — сказал Дик.
   Одинокий джентльмен нисколько не удивился такому ответу, — то ли потому, что ему приходилось встречаться со всякими чудесами во время своих странствий, то ли потому, что он был одинокий джентльмен, — и лишь спросил: — Жена или сестра?
   — Сестра, — сказал Дик.
   — Тем лучше, — сказал одинокий джентльмен. — Значит, он может отделаться от нее при желании.
   — Я буду жить как мне угодно, молодой человек, — снова заговорил жилец после небольшой паузы. — Ложиться когда угодно, вставать когда угодно, приходить домой когда угодно, уходить когда угодно и не потерплю никаких расспросов и никакой слежки. Что касается последнего, то все зло в служанках. Но здесь только одна.
   — И очень маленькая, — сказал Дик.
   — И очень маленькая, — повторил жилец. — Следовательно, квартира для меня подходящая — так?
   — Так, — сказал Дик.
   — Надо полагать, акулы? — спросил жилец. Дик кивнул и осушил стакан до дна.
   — Сообщите им мои условия, — сказал одинокий джентльмен, поднимаясь из-за стола. — Если они будут надоедать мне, то лишатся хорошего жильца. Если они разнюхают, что я жилец хороший, этого с них совершенно достаточно. Если попробуют разнюхивать дальше, я съеду немедленно. Лучше договориться обо всем этом сразу. До свидания!
   — Прошу прощенья, сэр, — сказал Дик, останавливаясь на пути к двери, которую жилец уже хотел распахнуть перед ним. — Когда тот, кто тебя обожает, только имя оставил свое…[60]
   — Не понимаю!
   — Имя, — повторил Дик. — Имя… на случай писем, посылок…
   — Я ни того, ни другого не получаю, — отрезал жилец.
   — Или визитов…
   — Ко мне с визитами не ходят.
   — Если незнание имени повлечет за собой какие-либо недоразумения, прошу меня не винить, сэр, — добавил Дик, все еще медля у двери. — О, не кори певца…
   — Я никого не собираюсь корить, — сказал жилец, да с такой яростью, что Дик в мгновение ока очутился на лестнице перед захлопнутой дверью.
   Здесь он наткнулся на мистера Брасса и мисс Салли, которых только его внезапное появление заставило оторваться от замочной скважины. Они сразу увлекли его в контору и потребовали отчета о беседе с жильцом, так как, несмотря на все их старания, им ничего не удалось подслушать, по причине ссоры из-за первого места на этом наблюдательном посту — ссоры, которая хоть и ограничилась в силу необходимости пинками, щипками и немой жестикуляцией, но отняла у них порядочно времени.
   И мистер Свивеллер представил им полный отчет совершенно точный во всем, что касалось характеристики одинокого джентльмена и высказанных им пожеланий, и поэтически-вольный в части, относящейся к огромному сундуку, который он описал, скорее увлеченный фантазией, чем преданностью истине, клятвенно заверяя, будто в нем хранятся все виды самых изысканных напитков и съестных припасов, известных нашему времени, и будто сундук этот представляет собой некий аппарат, который приводится в действие часовым механизмом и извлекает из своих недр решительно все. Кроме того, мистер Свивеллер дал понять, что храм со спиртовкой за две с четвертью минуты зажарил ростбиф в семь фунтов весом, чему свидетели его собственные чувства, а именно — зрение и вкус. Каким образом это было сделано, ему неизвестно, но он хорошо помнит, что одинокому джентльмену стоило только мигнуть, и вода сразу закипела и забулькала, из чего он (мистер Свивеллер) заключает, что жилец их какой-нибудь знаменитый фокусник, или химик, или и то и другое вместе, а следовательно, его пребывание под этой крышей озарит славой имя Брасса и вызовет новый интерес к истории улицы Бекис-Маркс.
   Мистер Свивеллер счел нужным умолчать только об одном — а именно, о небольшой чарочке, которая, последовав по пятам за скромными обеденными возлияниями и отличаясь крепостью своего содержимого, вызвала в нем легкую лихорадку и заставила его два-три раза в течение вечера приложиться к другим таким же чарочкам в ближайшей харчевне.


Глава XXXVI


   Так как одинокий джентльмен, уже которую неделю живший под крышей мистера Брасса, по-прежнему отказывался разговаривать или хотя бы объясняться знаками с самим стряпчим и его сестрицей и каждый раз избирал своим посредником Ричарда Свивеллера и так как он оказался жильцом во всех смыслах подходящим — то есть платил за все вперед, не докучал просьбами, не шумел, рано ложился спать, — мистер Ричард незаметно приобрел большой вес в доме в качестве лица, которое имело влияние на таинственного обитателя верхнего этажа и к добру ли, к худу ли — вступало с ним в переговоры, тогда как никто другой не осмеливался даже близко к нему подойти.
   Откровенно говоря, отношения между мистером Свивеллером и одиноким джентльменом были не слишком-то близкие и не слишком-то поощрялись последним, — но поскольку Дик еще ни разу не вернулся с этих односложных бесед без того, чтобы не процитировать такие высказывания безыменного жильца, как: «Свивеллер! Я уверен, что на вас можно положиться», «Скажу не колеблясь, я к вам очень расположен, Свивеллер», «Свивеллер, вы мой друг и никогда от меня не отступитесь», а также много других столь же дружеских и доверительных по тону заявлений, якобы сделанных одиноким джентльменом по его адресу и служивших главным содержанием их разговоров, — мистер Брасс и мисс Салли ни минуты не сомневались в силе влияния мистера Ричарда, слепо веря ему на слово.
   Но, помимо этой заручки и совершенно независимо от нее, у мистера Свивеллера имелась и другая, которая обещала быть не менее надежной и значительно укрепляла его положение в доме Брасса.
   Он снискал благосклонность мисс Салли Брасс. Да не посмеют зубоскалы, привыкшие глумиться над женскими чарами, навострить уши в надежде на романтическую повесть, которая послужит им пищей для насмешек. Нет! Мисс Брасс хоть и была создана для любви, но сердце ее не ведало, что такое любовь. Привыкнув с детских лет цепляться за подол Фемиды, сделав с ее помощью первые самостоятельные шаги и не ослабляя с тех пор своей цепкой хватки, это прелестное существо так и осталось на всю жизнь питомицей богини правосудия. Еще малюткой Салли славилась уменьем перенимать походку и манеры судебного пристава и, выступая в его роли, научилась по всем правилам опускать руку на плечо сверстников и уводить их будто в долговую тюрьму, поражая зрителей правдоподобием этих сценок. Но что ей удавалось лучше всего, так это составление описи имущества у кукол с точным учетом всех столов и стульев. Эти невинные забавы скрашивали и услаждали последние годы жизни ее вдового родителя — джентльмена в высшей степени почтенного (друзья, преклонявшиеся перед его житейской мудростью, дали ему прозвище «Старый Лис»), который всячески поощрял дочку и, предвидя свое скорое переселение на кладбище у Собачьей канавы, более всего скорбел о том, что она не сможет выправить бумаги на стряпчего и вступить в это сословие. Обуреваемый столь нежными и трогательными чувствами. Старый Лис торжественно вверил Салли заботам своего сына Самсона, рекомендовав ее как бесценную помощницу, и со дня кончины старичка и по сей день мисс Брасс была верной опорой брату во всех его делах.