Ночной смотрящий
Олег Дивов



Часть I
ПОЙМАТЬ ЗВЕРЯ




Глава ПЕРВАЯ


   Рейсовый автобус до Зашишевья отменили еще зимой. И летом маршрут не восстановили.
   – А незачем, – объяснил Лузгину милиционер на вокзальной площади, немолодой и заметно поддатый сержант. – Вы-то чего там забыли? Кстати… Можно документики ваши?
   Лузгин секунду помедлил и вытащил паспорт.
   – И на ружье попрошу.
   – Вот, пожалуйста.
   Сержант раскрыл паспорт и глубокомысленно изрек:
   – Ага!
   – Да-да, я тут родился. У меня в Зашишевье дом. Бабушкин еще. Приезжаю иногда отдохнуть и на утку сходить.
   – На утку сходить… – эхом повторил сержант.
   – Поохотиться, – на всякий случай уточнил Лузгин.
   – Рановато вы. До сезона еще месяца полтора, если не два.
   – А я и не тороплюсь.
   Сержант оглядел Лузгина с ног до головы, будто оценивая, из торопливых тот или нет.
   – Говорят, хреновая в тех местах охота стала, – бросил он, снова утыкаясь в документы.
   – Это кто говорит? – хмыкнул Лузгин.
   – Да все говорят. Утка теперь больше на Голубых Озерах. А под Зашишевьем ни утки, ни зверя нет. Утиные гнезда паводком затопило по весне. А зверя волки, наверное, заели. Волки там шалят, знаете?
   – Ну, это зимой…
   – И летом тоже.
   – Летом? – изумился Лузгин. – Волки?
   – Так глухомань же, чего бы и не пошалить. Вот туда даже автобуса нет. Потому что незачем. Сколько там дворов-то жилых?
   – Ну-у… В том году я не был, не получилось. А в позатом десятка три.
   – Загибается ваше Зашишевье, – сказал милиционер, возвращая Лузгину документы. – И если б только оно. Всё просрали москвичи-демократы. Пидоры.
   Лузгин несколько раз крепко моргнул.
   – Да, тут еще собаки бешеные в пригороде бегают, – продолжал сержант. – В пригороде и в старой промзоне, там вообще целые стаи. Мы всех предупреждаем, вы осторожнее. Второе лето подряд такое безобразие. Их лисы бешеные кусают, собаки людей кусают, люди бесятся и тоже кусаются…
   Лузгин надолго зажмурился.
   – Как добираться-то в Зашишевье думаете? Не повезет ведь никто. И попутки в ту сторону не дождешься. Разве какой зашишевский в город выбрался – доски вроде они возят, так его еще найти. А полсотни верст пехом… Может, ну на фиг? Честное слово, ехали б вы, скажем, на Голубые Озера.
   – Я на родину и пехом могу, – хмуро пообещал Лузгин.
   – К ночи-то не успеете, – сказал сержант. С непонятным каким-то значением сказал. – У вас хоть патроны нормальные есть? Что на утку – пятерка, четверка от силы…
   – Три ноля вам хватит? – Лузгин начал злиться.
   – Мне-то хватит, – ухмыльнулся сержант. – А там – кто его знает… Ладно, счастливого пути.
   Привязчивый милиционер козырнул и ушел по своим делам. Лузгин, чертыхаясь под нос, двинулся к заметной издали группе привокзальных извозчиков.
   Те его разве что на хер не послали.
   – Триста, – объявил Лузгин внушительную по здешним меркам сумму.
   – Долларов? Или этих… Еврей? – рассмеялись ему в лицо.
   – В чем дело-то, мужики? – попытался втереться в доверие Лузгин.
   – Да ни в чем. Просто не ездим мы туда. И никто не поедет.
   – Почему?! Вы еще скажите, там волки!
   – Какие, в жопу, волки…
   – А что тогда?!
   – Слушай, друг, отстань, а? Сказано тебе – на Зашишевье не ездим. Дорога херовая.
   Лузгин оглядел потрепанные машины извозчиков и скривился.
   – Думаете, я не знаю, по каким вы дорогам на «Жигулях» рассекаете? Да там не всякий грузовик пройдет!
   – А на Зашишевье – херовая.
   Лузгин демонстративно сплюнул и зашагал прочь.
   – Эй, москвич! – крикнули ему в спину. – Вон, гляди, дедушка подвалил. Ты с ним попробуй. Дедушка у нас отмор тот еще. Он тебя не только в Зашишевье, он хоть прямо в само Филино отвезет!
   И извозчики хором заржали, будто сказано было что-то очень смешное.
   Дедушка оказался и вправду дедушкой. При ржавом насквозь «Запорожце».
   – В Зашишевье не повезу, ты понял, – твердо заявил он. – А вот до зашишевской повертки…
   – Хоть туда! – взмолился Лузгин, втайне надеясь по пути уговорить деда проехать дальше. От поворота с асфальта до деревни оставалось еще верных двадцать километров по грейдеру через лес.
   – Двести рублей.
   – Легко, – бросил Лузгин, ныряя в машину.
***
   Уже за городом дед спросил:
   – По делам или как?
   – В отпуск.
   – А-а… – протянул дед и отгородился от пассажира такой стеной, что Лузгин ее почти физически почувствовал.
   – Я сам вообще-то местный, – сказал Лузгин. – Из города. Просто родители в Москву перебрались, когда я школу заканчивал. А в Зашишевье бабушка моя жила, дом от нее остался. Почти каждое лето приезжаю.
   – А-а… – повторил дед, но стал вроде бы поближе.
   – Вот поживу спокойно месячишко-другой, а там сезон откроется, уток постреляю…
   – Охотник, значит? – хмыкнул дед. – А я думал, зачем ружье, ты понял. Думал, по делу. Поживешь ты в Зашишевье, как же… cпокойно.
   – По делу?.. – переспросил Лузгин.
   – В том году-то не приезжал ты, – сказал дед.
   – Да, не приезжал. С работой закрутился. А вы…
   – Возил я туда в том году. Тоже вроде тебя – москвичей. Один я возил, другие зассали, ты понял. Двоих возил с ружьями. А тебя не было.
   – Да, меня не было. Правда, я на машине обычно. А что эти двое?..
   – Говорю – москвичи, – объяснил дед и умолк.
   Лузгин вздохнул. Он слишком хорошо знал местных, чтобы надеяться теперь хоть на обрывочную информацию. Здесь умели великолепно сплетничать, но если по какой-то причине образовывался заговор молчания… Сицилия с ее знаменитой «омертой» могла идти далеко и надолго. Одна радость – в Зашишевье ему, как своему в доску, конечно же, все объяснят.
   Вот только добраться бы туда.
   Дед гнал, «Запорожец» неприятно плавал по дороге. Под колеса летел щербатый кривой асфальт. Лузгин увидел знакомый столб и приготовился не пугаться. Неподалеку затаилась подленькая незаметная промоина, на которой внезапно теряли управление и резко дергали вправо передним мостом все без исключения автомобили, невзирая на марку и тип привода.
   Машина опасно вильнула. Лузгин испугался.
   – Вот блядство, ты понял, – произнес дед лениво.
   – Хреновая дорога, – поддержал тему Лузгин.
   – Дорога нормальная. Гонять не надо.
   – Не бывает на нормальной дороге поворотов с обратным профилем, – фыркнул Лузгин. – Таких, чтобы машина на отрыв шла. А эта вмятина? Главное, ее не видно совсем, а тачка обязательно вильнет. Сама. И любая. Я тут на разных ездил. Пару раз с перепугу чуть в канаву не улетел.
   – А сейчас чего пешком?
   – Машину жене оставил.
   – Потом жена приедет?
   – Не приедет, – отрезал Лузгин.
   – Ты попусту не огрызайся, парень, – сказал дед строго. – Человека не сразу видно, ты понял. А я тебе добра желаю. Ты вроде нормальный.
   – Вроде, – согласился Лузгин.
   – В городе люди пропадают, ты понял.
   – Они везде пропадают, – заметил Лузгин осторожно. – По России до ста тысяч в год пропавших без вести.
   – Ско-олько?! – недоверчиво протянул дед.
   – Официально шестьдесят-семьдесят тысяч. Ну, сами догадываетесь, как занижены официальные цифры…
   – Ты-то откуда знаешь?
   – Слышал где-то.
   – Это у вас в Москве говорят?
   – Говорят.
   – Да-а, однако… Ну, у нас-то немного пропадает, конечно. И так, шелупонь разная – бомжи, пьянь, тюремщики. Но мы же их знаем всех – а они пропадают, ты понял. А бывает, и приличные люди. У меня сосед через два дома – ушел по весне, и с концами. Потом рыбаки тоже. Прошлым летом. Уехали впятером как раз в эту сторону. Грузовик-то нашли, ты понял. Москвичей тех, что я отвез, вообще с милицией искали. Неделю искали, ты понял. Меня на допрос таскали, а я что? Я – до повертки, дальше ни-ни. Тогда уже пастуха с подпаском заели где-то там, дальше, за Горелым Бором.
   – Не похоже на волков… – пробормотал Лузгин.
   – Какие волки, мил человек? Волки! Двоих мужиков заели, коров не тронули – ничего себе волки, ты понял! А в городе? В городе что, тоже волки шуруют? Менты все прошлое лето собак бродячих отстреливали. Как бы они вроде людей грызли. Ну, отстреляли. А этим летом та же херня. Бешеные собаки, ты понял. Ага, так мы и поверили. Не знаю, что там у вас в Москве на этот счет говорят…
   – В Москве я ничего подобного не слышал.
   – И про новое бешенство?
   – Не-ет…
   – Люди кусаться начинают, – сообщил дед, заметно понизив голос, насколько позволили дребезг и пуканье «Запорожца».
   – Ах да, – вспомнил Лузгин. – Мне на вокзале мент говорил.
   – Тебе мент сказал, а я своими глазами видел.
   – Чего?! – подыграл Лузгин, в свою очередь понижая голос.
   – Не чего, а кого. Бешеных, – важно заявил дед.
   – И много?
   – Не веришь, да? Много не много, а парочку видел. Рожи белые, пасть в кровище, глаза выпучены… А я на рыбалку двинул затемно и по дороге их чуть не сбил, ты понял. На выезде из города, вот где промзона начинается – ну, знаешь. Хорошо, ночь лунная была, у меня фары-то не особо того. Гляжу – идут двое мне навстречу, шатаются, как пьяные, не видят ни хрена. Страшные, оборванные все, у девки сиськи наружу… 
   Тут дед надолго замолчал.
   – А может, и правильно, что не веришь, ты понял, – сказал он наконец. – Сам не верю. Я тогда дальше-то еду, думаю, не перекреститься ли, ни хрена себе рыбалка начинается, и вижу – собака! Здоровая, черная. По обочине чешет в ту же сторону. Метров за триста позади от тех. А за собакой еще чуть позади мужик. В черном плаще длинном, до самой земли, ты понял. С капюшоном. Смотрю – коса есть, нет? Вроде нет у него косы. Тут уж и вправду перекрестился. А все одно клева не было вообще, ты понял.
   Лузгин ошарашенно молчал.
   – Погнали, называется, Советскую власть, – сообщил дед. – Надоела она им, ты понял. Мне она тоже, прямо скажем, не особо нравилась. Но при Советской власти не было такого. На днях, я слышал, опять бабу загрызли под Филиным. Вторую уже. Ты это, через Филино напрямик не ходи, ты понял, в обход бери вдоль озера, по старой дороге. Там мужики любого чужого застрелят на хер без разговоров. Знают тебя в Филино? А все равно не ходи, они же киряют вчерную. Раньше по безделью, теперь от испуга. С залитых глаз точно завалят…
   Лузгин смотрел на дорогу и мучительно соображал. Может быть, впервые в жизни он не знал, что спросить. А ведь с детства был любопытен, недаром работу выбрал – сплошные расспросы и поиск истины.
   – Собаки бешеные! – сказал дед с выражением. – Допустим, с собак все началось, я не возражаю, ты понял. Но дальше одними собаками не обошлось. Хотя ты и собак тоже бойся. Ты как лесом пойдешь, всего бойся. В городе вроде ясно, кого бояться. А в лесу какое говно лазает, не разбери-поймешь. Второе лето хер знает что творится. Раньше хоть понятно было, куда жаловаться…
   «Запорожец» сбавил ход. Слева впереди, в плотной стене леса, виднелась рваная прореха. А справа – покосившийся указатель «На Зашишевье», облезлый и в дырках от сквозной ржавчины. Надпись читалась с трудом.
   – Дальше не повезу, даже не надейся, – сказал дед, притормаживая.
   Лузгин глядел налево. Еще позапрошлым летом в глубь леса уходил вполне приличный укатанный грейдер, по нему можно было гнать и под сотню, если машину совсем не жалко. Ну, дорога осталась дорогой. Только крайне запущенной, с осыпавшимися, заросшими травой обочинами и заметной грузовой колеей посередине.
   – Не надеюсь, – вздохнул Лузгин, протягивая деньги.
   – Ружье собери и заряди, – распорядился дед. – Картечью. А лучше пулей, ты понял.
   – Хватит меня запугивать, – попросил Лузгин, выбираясь из машины. – Я и так уже едва дышу.
   – Живее будешь, – дед откинул спинку правого сиденья, помогая Лузгину достать рюкзак и чехол с ружьем. – Да, это… Привет Ерёме от меня, ты понял. Скажи, зимой приеду на мормышку ловить.
   – А зимой что, в Зашишевье не страшно?
   – Зимой тут везде глухо, – сказал дед. – Как в танке.
   И сам захлопнул дверь, отгораживаясь от Лузгина уже окончательно.
   – Вас зовут-то как? – спросил Лузгин, но дед уже разворачивал дребезжащий «Запорожец».
   – Никак, – понял Лузгин.
***
   Для начала он помочился на обочину. Потом закурил сигарету и поглядел на часы. Полдень. Если ничего страшного не произойдет, к Зашишевью можно выйти около шестнадцати. Лузгин вытащил из чехла помповую гладкостволку и ловко собрал ее на весу. Присел в задумчивости над рюкзаком. Боеприпасы он упаковывал бессистемно, не глядя, и в каком углу рюкзака затерялась коробка с двадцатью патронами, снаряженными дробью «три ноля», никак не мог вспомнить.
   – Бред, – сказал Лузгин, вскрывая клапан.
   – Паранойя, – добавил он заметно громче через минуту-другую.
   – И всё-таки! – провозгласил он в полный голос еще несколькими минутами позже, заряжая подствольный магазин.
   За все это время по асфальту не проехало ни одной машины.
   Лузгин передернул затвор, щелкнул предохранителем и дозарядил ружье еще одним патроном.
   Он в общем-то не чувствовал страха. Но Лузгин прекрасно знал, что местные не боятся ни волков, ни медведей, ни бешеных собак, ни белой горячки. Этого добра в округе испокон веку было хоть задом ешь. Местные опасались только милиции, да и то по причинам отнюдь не метафизического, а самого что ни на есть материального свойства. В приснопамятные советские времена народ постоянно что-то воровал – не от хорошей жизни, конечно, – и до сих пор сохранил перед людьми в погонах атавистический ужас. Да и милиция тут всегда была насквозь коррумпированная, эдакая сама себе мафия, и кого угодно могла посадить за что угодно или вовсе ни за что.
   Короче говоря, если местные вздумали чего-то всерьез бояться, значит, оно пострашнее милиции будет. Выходит, и самому немного поберечься не зазорно.
   С этими невеселыми мыслями Лузгин навьючил на себя рюкзак, приспособил ружье на одно плечо и зашагал по грейдеру, держась самой его середины.
   Через два часа, обходя берегом озера потенциально опасное для жизни село Филино, он наткнулся на бешеную собаку.
   Небольшого роста черная с рыжим псина, некогда лохматая, а теперь облезлая, трусила Лузгину навстречу по узкой тропинке.
   Запаленное дыхание и вся морда в пене.
   Лузгин сполз с тропинки задом, выставив перед собой ружье.
   Собака покосилась на человека мутным заплывшим глазом и, хрипя, будто загнанная лошадь, пробежала мимо.
   – С-с-сука! – прошипел Лузгин ей вслед, защелкивая предохранитель.
   Хвост удаляющейся собаки весело торчал вверх.
   Лузгин сам уже шел в одной рубашке и все равно потел. А каково было по жаре псу, хоть и облезлому… Тут не то что вспенишься – закипишь.
   – Бля! – выдохнул Лузгин, доставая трясущейся рукой сигареты и ощущая всем телом, как бешено колотится сердце.
   Больше он до самого Зашишевья никого не встретил.
***
   К концу дороги Лузгин совершенно запарился и похудел минимум на килограмм. Можно было, конечно, по пути окунуться в три озера и две речки, но не терпелось поскорее добраться до места и выяснить, что за аномалия там приключилась. Большое и удивительно чистое Шишево, вдоль которого село лежало, и то Лузгина не соблазнило – он наспех голову в воду окунул с мостков да шею намочил. В это озеро не хотелось нырять. Отсюда слышно было: ой, нехорошо на берегу.
   Ничего слышно не было.
   В нормальном состоянии даже такое умирающее село, как Зашишевье, производило довольно много шума. Причем не городского, сливающегося в гул, а типично деревенского, состоящего из множества самостоятельных и информативных шумов. Вот лесопилка гудит, вот трактор везет с поля сено, а кто-то в город на грузовике двинул, а там баба матом кроет сволочь пьяную свою… Да и псина какая нет-нет, а гавкнет.
   Нынче село то ли вымерло, то ли затаилось.
   Лузгин на Зашишевье вышел с юга. Не удержался, срезал угол по лесным тропинкам. Половиной мозга понимая: ох, нарывается – а другой твердо зная, что в жару никакое лесное чудовище на охоту не ходит, оно под корягой прячется и тяжело дышит. И действительно, никто его не загрыз и не испугал. То есть, вздумай Лузгин испугаться, он бы повод нашел, но после встречи со взмыленной собакой ему основательно полегчало. Вспомнил, как велики глаза у страха. И еще – что местные народ сметливый, но малограмотный.
   Увидел кто-то мельком что-то. Принял его за черт знает что. Обозвал непонятно как. И пошел на всю округу байки травить, знай ему наливай. Включается испорченный телефон – кстати, здесь и настоящий-то телефон постоянно сбоит… «Кстати!» Лузгин, неловко извернувшись, сунул руку в боковой карман рюкзака и вытащил мобилу. Нет контакта с сетью. Последний сотовый ретранслятор стоял в городе.
   Да и зачем тут ретранслятор? В Зашишевье магазина-то нет уже десятый год. Спасибо, электричество есть.
   Итак, Лузгин пришел с юга, и теперь в село входил не с «парадного» края, а по узкой боковой улочке. И сразу же заметил, как прибавилось брошенных домов. Этот конец Зашишевья действительно вымер. Но дальше-то что?
   Будто желая поддержать Лузгина, вдалеке замычала корова. Он прибавил шаг, обогнул угол и остановился, с облегчением переводя дух.
   В селе жили люди. Они даже занимались делом. Братья Яшины, непохожие близнецы, крепкие шестидесятилетние дядьки-пенсионеры, напряженно трудились. Старший, Витя-электрик, висел на высоком столбе, обхватив его «кошками», и ковырялся в телефонном коммутаторе. Младший, Юра-плотник, сидел у подножия столба и пил водку, заедая ее копченой рыбой. Вите как раз захотелось добавить, но слезать, видимо, было лень – он опустил вниз полевую сумку на длинном ремне, а Юра аккуратно вставил в нее стакан, накрыв его бутербродом с рыбой.
   – Ну, братка! – сказал Витя, откидываясь назад, чтобы удобнее было опрокинуть дозу – насколько позволял страховочный пояс, обвивавший столб.
   – Ну, братка! – ответил Юра.
   Они дружно выпили, причем Юра как раз увидел Лузгина и сделал поверх стакана большие глаза.
   Витя у себя наверху закусывал.
   – Слушай, Андрюха приехавши! – сообщил Юра хрипло.
   – Где? – Витя принялся опасно вертеться на столбе. – О! Андрюха! Етить твою! Приехавши!
   – Не приехавши, а пришодце, – поправил Лузгин. – Здорово, отцы.
   – Здорово! А чего, где машина-то?
   – Маринке оставил.
   – Присаживайся. Братка, ну его на хер, слезай давай. Слушай, а Маринка приедет?
   – Не приедет, – коротко ответил Лузгин, сбрасывая рюкзак.
   – Во как… – сказал Юра понимающе. – Ну, выпей.
   Витя спустился вниз, звякая «кошками», подошел к Лузгину и сунул ему мозолистую руку.
   – Опять вырос, – оценил он. – И куда вы растете!
   – Да куда мне расти, тридцать лет уже. Все ты шутишь, дядь Вить.
   – Ско-олько?
   – Тридцать.
   – Это сколько же мне тогда?!
   – Слушай, ты посуду давай, – напомнил Юра.
   – На.
   – Ну… Вот. Держи, Андрюха. С приездом.
   – С приездом, – согласился Лузгин, опасливо заглядывая в стакан и заранее передергиваясь. Этикетка на водочной бутылке внушала сомнение даже издали, а уж вблизи… И налили ему сто граммов верных. Здесь по-другому не умели наливать. Не понимали, зачем. И вправду зачем, смысла ведь никакого. Пить надо, чтобы выпить.
   Водка оказалась мерзкая, да еще и теплая. Наверное, поэтому она тут же, ударом, треснула в голову. Лузгин присел на траву и достал сигареты.
   – Вы сейчас курите? – спросил он. Близнецы лет пять назад на спор вместе бросили курить. Кто первый закурит, с того ящик.
   – Не-а, – мотнул головой Юра. – Этот-то смолит втихаря, я подозреваю…
   – Чего-о?
   – Молчу. Слушай, Андрюха, ты рыбки попробуй. Отличная рыбка.
   Лузгин попробовал. Рыбу есть было можно, ее почти докоптили.
   – Хорошая, – кивнул он. – Сами… настреляли?
   Прислоненную к забору двустволку Лузгин сразу заметил, просто не знал, как о ней спросить.
   Братья переглянулись.
   – Слушай, а давай еще по одной, – предложил Юра. – Там и осталось-то всего ничего.
   – Да мне же идти дом открывать. Мести, вытряхивать, мыть, воду таскать – возни на три часа… Может, вечером?
   – Вечером не до того будет, – сказал Витя. – Давай сейчас. Да чего ты смотришь на нее? Хорошее вино.
   Лузгин с трудом отвел взгляд от бутылки, закурил и кивнул.
   На этот раз ему перепало чуть меньше, и по голове стукнуло не так сильно. Подзатыльничек, не больше.
   – Хорошее вино, – повторил Витя. – Эх… Ладно, полезу доделывать.
   Он зашагал к столбу.
   – Что с телефоном? – спросил Лузгин.
   – А-а, с ним всегда чего-нибудь. Трещать начал. Плохо слышно.
   – А вечером что намечается?
   Витя, уже закинувший одну ногу на столб и впившийся в дерево стальными когтями, оглянулся.
   – Часиков в десять подходи на Кресты, – сказал он. – Поговорим. Там все будут, и ты приходи.
   – С ружьем?
   – А как же. Пули есть у тебя?
   – Крупная дробь. Три ноля. Почти картечь.
   – Ну, не знаю. Ты сначала тогда ко мне зайди, я тебе с пулями дам, у тебя же двенадцатый калибр?
   – На кого охота-то?
   – А х…й его знает, – очень честным голосом ответил Витя, карабкаясь на столб.
   Лузгин в упор посмотрел на Юру. Тот сделал неопределенное движение носом.
   – Слушай, ты откуда пешком-то? – спросил он.
   – С повертки. Филино обогнул – водила посоветовал, который меня вез.
   – Слышь, Витя? Ему водила посоветовавши Филино обойти.
   – Какой еще водила?
   – Который Андрюху до повертки везши. Вот гондоны ведь городские!
   – Сучье, – поддержал Витя, заново пристегиваясь страховкой к столбу. – Андрюха, они тебе про собак бешеных не говоривши?
   – Рассказывали. Мент на вокзале. Но этот, который вез меня…
   – Вот гондоны рваные, етить твою!
   – …он сказал, что дело не в собаках.
   – Ага! – обрадовался Юра. – Слушай, люди у них кусаются! Да?!
   Лузгин выставил перед собой ладони – мол, за что купил, за то и продаю.
   – А вообще, – заметил Витя со столба, – если в нашем городе долго прожить, и кусаться начнешь, и лаять.
   – Хорошо, – сказал Лузгин. – А кто тогда кусается?
   – Зверь, – ответили ему. – Зверь ходит.
   – Э-э… Какой?
   – Я же говорю – х…й его знает. Следы вроде как у росомахи – видел у росомахи следы?
   – Не-а.
   – Вот как у нее, но здоровенные. Он такой зверь. Медведь не медведь, волк не волк. Надо его, конечно, того. Лазает, гад, следит повсюду, собак ест, баб перепугал насмерть. Вчера Козлову собаку утащивши – помнишь Козла-то?
   – Ну.
   – А помер Козел. Собака бегала-бегала, вчера гляжу – пропавши. Точно зверь ее заевши, сука. Некому больше.
   – Это не черная с рыжим, уши торчком, хвост кверху? – спросил Лузгин. – Небольшая. Облезлая, будто с лишая? Я под Филином ее встретил.
   – Не, у Козла белая. А то вон его кобелина, – Витя со столба махнул рукой в сторону брата.
   – Удрал, – вздохнул Юра. – Под Филином, говоришь? М-да. Е…ться, наверное, побегши. Ничего, пое…тся – вернется.
   – Думаете, этот зверь пастухов загрыз? – свернул ближе к теме Лузгин.
   – Каких пастухов? – дружно изумились близнецы.
   – Ну, вроде бы погибли двое… – начал Лузгин неуверенно.
   – Слушай, это у Горелого Бора? – перебил Юра. – Ага? Нет, братка, ты понял?! Ё-моё! Совсем они там в городе ох…евши. Да кто же их загрыз? Они сами кого хошь загрызут. Ножами один другого зарезавши. Бабу вроде не поделивши. Тьфу!
   – Хорошо, а женщина мертвая в районе Филино?
   – Слушай, да она же не местная! – воскликнул Юра так радостно, будто это все объясняло и сводило к минимуму ущерб.
   – И… И что?
   – Да ее из города вывезли и нарочно бросили!
   – Не далеко везти-то?
   – Слушай, мужик, да кто ж их поймет, городских?
   – Ты представь, Андрюха, – сказал Витя, запуская отвертку в коммутатор. – Чего под Филином в лесу может делать голая баба с маникюром и этим… па… падикюром? Молодая.
   – Молодая, – повторил Юра, поднимая кверху палец. Опять же, будто молодость погибшей многое проясняла.
   – А то, что погрызли ее – ну, мало ли кто погрыз.
   Лузгин громко рыгнул. Пахнуло сивухой.
   – Извините, – сказал он. – Давайте подытожим. Значит, лазает зверь, дерет собак, оставляет следы, больше ничего. Но люди-то пропадают? Рыбаки, я слышал, исчезли. И потом, вроде бы прошлым летом приезжали сюда двое москвичей – и тоже пропали. Их милиция искала.
   – А-а, слушай, это которые зверя как раз ловивши! – вспомнил Юра. – Биологи, зоологи, хрен их поймет.
   – Сами его и накликали сюда, – добавил Витя со столба.
   – Он еще в прошлом году тут был?! – вконец ошалело спросил Лузгин.
   – Не-а, в том году зверь к городу ближе ходил. Москвичи у нас покрутились чуток, поспрашивали и дальше умотали. Серега Муромский их тогда за Горелый Бор отвезши – и с концами. Ментовка потом искала, да без толку. А странные были оба. Пришибленные не пришибленные, а вот с прибабахом. Медленные. Я еще подумал – как они зверей-то ловят, если медленные такие.
   – Ладно, – сказал Лузгин, поднимаясь на ноги. – Пойду дом открывать. Вечером увидимся.
   – Ты, Андрюха, погляди там у себя внимательно. Изба-то на отшибе, вот и погляди – вдруг следы.
   – Я смотрел – нету, – сказал Юра.
   – А пускай он поглядит, глаза-то молодые.
   – Только уже залитые малость, – заметил Лузгин и снова рыгнул.
***
   Село и вправду умирало. Проходя главной улицей, Лузгин повсюду встречал отчетливые знаки близкого конца. Конечно, Зашишевье еще держалось, ерепенилось, даже новый и довольно прибыльный бизнес освоило – заготовку древесины, но ему фатально не хватало молодых. Они покидали этот лесной угол еще в советское время, а когда настала эпоха больших возможностей, сорвались отсюда все разом. У них просто не было стимула оставаться.