Виктор Доценко
Золото Бешеного

«Гибель» Савелия

   Небольшое старинное здание довольно странно смотрелось между современными высотками, однако человек, впервые оказавшийся здесь, ни за что не прошел бы мимо: он обязательно остановился бы и долго рассматривал старинную лепнину, созданную рукой мастера.
   Заинтересовался бы прохожий и редкими посетителями, что, взойдя на мраморное крыльцо с огромными дубовыми дверями, не дергают за ручку, а нажимают кнопку звонка и терпеливо ждут, когда им откроют. Как правило, ждать приходится недолго: дверь мягко открывается и на пороге вырастает внушительная фигура дежурного. Он быстро, но внимательно рассматривает протянутое ему удостоверение, после чего делает шаг в сторону и пропускает визитера.
   Естественно возникает вопрос: отчего это странное строение столь тщательно охраняется? Может, это государственное режимное предприятие или какая-то коммерческая структура, ревностно оберегающая свой покой от нежелательной публики? На самом деле это просто медицинское учреждение, хотя и не совсем обычное, потому как со дня своего основания находится под надзором Органов. Здесь меняют внешность человека, проще говоря, делают пластические операции.
   Первое, что бросается в глаза внутри этой странной больницы — идеальная чистота широких коридоров, ковровые дорожки на полу, огромные фикусы и мертвая тишина. Но вот в конце коридора появилась стройная миловидная медсестра лет двадцати пяти, толкая перед собой небольшой столик на колесиках с лекарствами.
   — Неужели уже прошло три часа, Лидочка? — раздался низкий мужской голос, как только медсестра отворила дверь первой палаты. Лицо пациента было полностью забинтовано.
   — И как вам удается так точно определять время? — с улыбкой произнесла девушка. — Для меня оно тянется, как свежая резина.
   — Почему свежая? — не понял пациент.
   — А старая может лопнуть в любой момент! — Она заразительно рассмеялась. — Вот, примите вашу микстурку, Иванов.
   — Слушаюсь, товарищ командир! — Не вставая с кровати, он откозырял, затем взял протянутое лекарство, чуть сдвинул бинт, открывая рот, опрокинул стаканчик и крякнул: — И когда только все это кончится?
   — Доктор сказал, что вам уже совсем скоро снимут бинты, а после этого день-два и домой.
   — Дай Бог! — Он тяжело вздохнул.
   — Ладно, пойду дальше. Хорошего вам настроения!
   — Спасибо! А вам меньше забот… Улыбнувшись на прощание, девушка весьма грациозно выкатила из палаты столик, прикрыла за собой дверь и подошла к следующей палате. Там лежало двое. Один с синюшным лицом — видимо, только что прооперирован. Лицо другого, изрезанное многочисленными шрамами, придавало ему свирепый вид. Похоже, ему не больше двадцати. При взгляде на него сердце прямо-таки кровью обливалось.
   — Как самочувствие, товарищ Конюхов? — участливо спросила девушка, склоняясь над больным с синюшным лицом.
   — Спасибо, фигово! — привычно ответил тот и чуть слышно простонал.
   — Все еще побаливает?
   — Тянет, мочи нет!
   — Ничего, сейчас я дам микстурку — сразу полегчает.
   — Ненадолго, — обречено заметил Конюхов.
   — А потом еще…
   — Вашей микстурки хватает на час, не больше, а следующую получаешь только через три часа, — обиженно прогундосил пациент.
   — Надеюсь, вы не хотите осложнений? — вздохнула медсестра.
   — Ни боже мой! Мне еще и сорока-то нет, да и не женат опять же: хочется приличную женщину найти.
   — Тогда терпите.
   — Терплю! — кивнул Конюхов и приоткрыл рот, словно птенец в ожидании корма.
   Девушка ловко влила ему обезболивающее и сострадательно добавила:
   — Постарайтесь заснуть…
   — Спасибо, милая!
   — А как со мной, сестричка, не решили еще? — спросил парень со шрамами.
   — Больно шустрый вы, Петров: только вчера поступили и уже торопитесь! Дня три-четыре уйдут на анализы, потом день-другой на подготовку… — Девушка развела руками. — Так что наберитесь терпения. Где ваша баночка?
   — Так ее утром нянечка забрала.
   — Вот как? Странно, а в журнале не отметила… — Она пожала плечами. — Хорошо, разберемся! Успокоительного дать?
   — Нет, спасибо, я совсем не нервничаю.
   — Тогда всего доброго! — Девушка покинула палату, на пороге едва не столкнувшись с очередным пациентом с перебинтованным лицом. — Сидоров, вы что, забыли? Сейчас идет раздача лекарств.
   — Извини, сестричка, засиделся совсем: размяться захотелось! — несколько сконфуженно прозвучал из-под бинтов голос Савелия Говоркова.
   — Может, здесь отоваришь?
   — Ладно уж, в порядке исключения… — Девушка кокетливо улыбнулась и протянула ему пакетик с таблетками и мензурку с водой. — Как самочувствие-то? Кстати, все хотела спросить, у вас что, осложнение произошло?
   — Осложнение? — удивленно переспросил Савелий. — С чего ты взяла?
   — Да так, брякнул кто-то… — Она пожала плечами. — К нам частенько привозят с осложнениями: кто-то напортачит, а мы отдувайся!
   — Нет, со мной все гораздо проще: в вашей клинике моя родственница работает.
   — Старшая сестра, что ли?
   — А ты глазастая! — усмехнулся Савелий.
   — Будешь тут глазастой: только вы поступили — моя смена тогда была, — вызывает меня Марина Михайловна и говорит: «Головой за него отвечаешь!» Ну, думаю, какая-то шишка на ровном месте…
   — А ты меньше думай, и все будет в порядке. Так что… — Он сглотнул горькие таблетки и, глубоко вздохнув, продолжил: — … физически самочувствие более чем, а вот морально… Хоть бы зашла поболтать, а то со скуки сдохнуть можно!
   — Извините, Сидоров, но это категорически запрещено! — Она как бы извинялась, давая понять, что ей и самой не нравится это глупое правило. — А если вам уж так поболтать захотелось, зайдите в первую палату: там старичок лежит, тоже совсем один, глядишь, и поддержите друг друга! — Она подмигнула и заторопилась по коридору, виляя пышными бедрами, потом как бы случайно остановилась за колонной и осторожно подала ему знак. Савелий мгновенно сообразил: это из-за телекамер, натыканных в этой больнице повсюду. Подыгрывая девушке, он с беззаботным видом, словно прогуливаясь, подошел к ней, и сестра быстро сунула ему записку. Савелий тут же направился в сторону первой палаты.
   Собственно говоря, он и сам толком не знал, зачем ему идти к этому «одинокому старику», хотя ему было интересно, с какой стати старик решился на пластическую операцию.
   Подлечившись после ранения, полученного в зоне под названием «Райский уголок», он вновь вернулся к давно задуманному плану — инсценировать свою гибель, чтобы сбить со следа врагов, и начать бороться с ними уже с новым лицом. Подходящий случай не представлялся долго. Аварии и катастрофы в Москве происходили ежедневно, но были невелики, и незаметно «внедриться» в них было невозможно.
   Лишь через двенадцать дней после ухода Савелия в «подполье» человек генерала Богомолова сообщил о трагедии под Москвой в районе Домодедово: с моста, под которым проходила железная дорога, прямо на пассажирский вагон свалился панелевоз с грузом. Судя по всему, водитель не справился с управлением.
   По распоряжению Богомолова место трагедии было мгновенно оцеплено спецподразделением, допускались только врачи. Особого удивления это ни у кого не вызвало в связи с многочисленными предостережениями в прессе о возможных провокациях со стороны чеченских боевиков.
   Нельзя было терять ни секунды, и Савелий вместе с талантливым гримером из спецотдела Богомолова принялся за работу. Через пятнадцать минут Савелия можно было отправлять на место происшествия. Мастер-гример потрудился на славу. Даже при ближайшем рассмотрении «ранения» Савелия выглядели смертельными: огромная рваная рана на голове, рука с обрывками мышц и жил… специальное устройство, приводимое в действие самим Савелием, выдавало такое «кровотечение», что вздрагивали даже посвященные. Богомолов в изумлении покачал головой и, глубоко вздохнув, сказал:
   — Отличная работа, даже смотреть страшно! Ладно, давай прощаться, Савелий Говорков, думаю, что никто и никогда тебя уже не увидит… — Он перехватил недоуменный взгляд Воронова и улыбнулся: — Я имею в виду его внешность… — Генерал крепко обнял Савелия и отечески похлопал по спине: — Удачи тебе, капитан!
   — Спасибо, Константин Иванович! — Савелий вздохнул и повернулся к Воронову: — Что-то грустно, братишка…
   — И неудивительно! — Воронов подмигнул, повернулся к Богомолову: — Он же, Константин Иванович, свое тридцатилетие не успел отметить: четырех дней не дотянул! — Он тоже обнял Савелия. — Заранее не поздравляют, поэтому могу только пожелать всего самого доброго и заверить, что все будет хорошо. Понял? — спросил он шепотом.
   — Конечно, Андрюша. Спасибо, братишка!
   — Ладно, мужики, хватит нюни разводить, — вмешался генерал. — В машину, и действовать точно по плану! В клинике никто ничего не знает, в случае крайней необходимости обращайся к старшей сестре Марине Михайловне Садовниковой: это наш человек! Кстати, называй ее своей дальней родственницей.
   — Постараюсь не обращаться, — тут же заметил Савелий.
   — Я же сказал: в самом крайнем случае…
   — Таких случаев не будет! — твердо произнес Савелий, и генерал молча кивнул. — Сколько мне придется лежать у вашего приятеля?
   — Минимум пару-тройку дней. Кстати, так уж совпало, но и во второй клинике старшая сестра — наш человек, зовут ее Машей.
   — Надо же, почти одинаковые имена: Маша, Марина… — Савелий поморщился. — Не много ли посторонних?
   — Без этого не обойтись. — Богомолов пожал плечами.
   — К сожалению! Во всяком случае, постараюсь общаться с ними как можно реже, а вот если Андрюша как-нибудь случайно заглянет ко мне через пару недель, то я не обижусь.
   — Что-нибудь придумаем! — пообещал Богомолов.
   Самым трудным оказалось «подкинуть» Савелия на место происшествия, но и с этим справились, «случайно» выключив на минутку прожектора. Никто ничего не заподозрил, и только какой-то врач, внимательно вглядевшись в лежащего на земле Савелия, недоуменно покачал головой: надо же, не заметил человека с такими ужасными ранами! Однако он списал свою рассеянность на усталость и суету. Склонившись, он уже хотел было пощупать пульс «жертвы», но его опередил гример, изображавший врача «скорой помощи»:
   — С ним все ясно, коллега, я его уже осмотрел: отправляем прямо в морг…
   — В морг? А опознание? — нахмурился доктор.
   — Обижаете, коллега, с подобным я сталкиваюсь по три раза в неделю… Вот, пожалуйста! — Гример открыл окровавленный паспорт. — Говорков Савелий Кузьмич, одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, четвертого ноября! Бедняга, всего четырех дней не дожил до своего тридцатилетия!
   — Как? Не дожил до своего тридцатилетия? — воскликнул молодой парень с фотокамерой в руках. — Так я и назову свой репортаж! — Он пару раз сверкнул вспышкой, потом повернулся к гримеру: — Вы не передадите на секунду паспорт своему коллеге: у него внешность пофотогеничнее. Только не обижайтесь, пожалуйста!
   — Что вы, какая может быть обида! — искренне воскликнул тот, радуясь, что не пришлось выкручиваться, чтобы не «засветиться» на фото.
   — Вот так… Доктор, как вас зовут?
   — Александр Семенович Иванов. Простая русская фамилия… — смущаясь, ответил доктор.
   — Напрасно стесняетесь! — бодро сказал корреспондент. — На Ивановых вся Россия держится! Правда-правда, я читал где-то… — Он поправил на докторе шапку и сказал: — Александр Семенович, пожалуйста, подержите паспорт вертикально! Так, чтобы были видны фото и фамилия. Да, вот так, спасибо!
   — А вы из какой газеты? — поинтересовался гример.
   — Из самой популярной! Корреспондент «Московского комсомольца» Федор Красилин, — важно ответил он, потом спохватился и торопливо бросил: — Побегу, надо успеть тиснуть в рубрику «Срочно в номер!».
   — Удачи тебе, Красилин, — в тон ему бросил гример и тут же деловито крикнул: — Ребята, тащите сюда носилки! Последнего заберем и в путь-дорогу, а то и к утру домой не попадем!
   Люди Богомолова, подхватив Савелия, уложили его на носилки и втащили в машину. Внутри Савелий с облегчением сел, встряхнув затекшими мышцами, но отдохнуть ему не пришлось. Снаружи раздался голос врача: — Извините, коллега, не подбросите меня до ближайшего метро? А то пока вернется наша машина, я совсем закоченею!
   — Что вам ответить… — растерялся гример. — Дело в том, что смена уже кончилась, а рабочий класс…
   — Не беспокойтесь, коллега, рабочий класс я беру на себя! — хитро подмигнул врач и тут же подошел к водителю. — Послушай, приятель, ты не мог бы подбросить меня до метро? С вашим врачом я уже переговорил: говорит, мол, все зависит от тебя и твоего напарника!
   — Даже и не знаю… — смущенно начал водитель: подобные случаи не обговаривались и было не ясно, как поступить. Явный отказ вызовет у врача нездоровое любопытство, а это уж совсем ни к чему.
   Замешательство водителя врач расценил как намек и, достав портмоне, вынул оттуда две бумажки по десять тысяч:
   — Это вам с напарником за хлопоты! — Он подмигнул. — Договорились?
   — Миша, придется подвезти врача до метро! — громко сказал водитель, предупреждая «санитара» и Савелия о неожиданном сюрпризе. — Не волнуйся, всего минут десять лишних!
   — Коллегам нужно помогать, — не слишком обрадовавшись, ответил «санитар».
   — Ну и слава Богу! — облегченно вздохнул врач и направился к дверям.
   — Нет-нет, — торопливо воскликнул гример, — посторонним не положено находиться в салоне рядом с трупом! — сказал он первое, что пришло на ум, надеясь, что объяснение не покажется врачу подозрительным. К счастью, врач так вымотался, что не стал вникать в мелочи, да к тому же и не стремился соседствовать с мертвецом.
   — Без проблем! — весело воскликнул он и уселся в кабину рядом с водителем. Стеклянную перегородку между кабиной и салоном не успели прикрыть, и как только «врач»-гример занял свое место, доктор повернулся к нему и весело воскликнул: — А у нас с собой было! Опля! — Он выдернул из-за пазухи хромированную плоскую фляжку. И протянул гримеру: — Прошу! Коньячок-с!
   — Вы знаете, я на работе… как-то… — Тот не знал, что и сказать.
   — Да бросьте вы! В такой холод не устоял бы даже самый несгибаемый трезвенник. По глоточку!
   — Ну ладно! — махнул рукой гример.
   — Вот это по-нашему! — ухмыльнулся доктор и представился: — Александром меня кличут.
   — Надо же, и меня! — воскликнул водитель.
   — А меня Василием! — Гример отхлебнул и возвратил фляжку.
   — Вот и познакомились! А ему… как тебя? — обратился врач к «санитару».
   — Михаил! — «Санитар» вопросительно взглянул на гримера, и тот согласно кивнул.
   — Будем! — «Санитар» сделал добрый глоток.
   — Обязательно будем! — воскликнул врач, допил остатки коньяка, удовлетворенно крякнул и вдруг весело заметил: — Во, анекдот про вас вспомнил!
   — Люблю анекдоты! — подхватил водитель. — Но что значит «про вас»?
   — А вот слушайте! Везет санитар каталку с телом в морг, а труп неожиданно приподнимает голову и спрашивает: «Куда это вы меня везете?» «Как куда? — отвечает санитар. — В морг!» — «Так я живой!» — «Врач лучше знает: живой ты или мертвый!»
   Последние слова заглушил взрыв хохота: водитель, давясь от смеха, приговаривал:
   — В самую точку! «Врач лучше знает: живой ты или мертвый!»
   Недоуменно пожав плечами при виде такой бурной реакции, доктор перевел взгляд на гримера, который неожиданно тоже рассмеялся.
   — Не удивляйтесь, коллега, анекдотец и правда про нас: с месяц назад мы приехали по вызову забирать труп, а тот вдруг очнулся.
   — Вот это да! Что, прямо в машине?
   — Слава Богу, нет: в своей кровати.
   — Представляю, если бы в машине! Сидите себе преспокойненько, о чем-то разговариваете, а мертвяк вдруг спрашивает задумчиво: «Куда мы едем?» Так и кондратий хватить может!
   — Еще как! Но хватит о грустном. — Гример решил сменить скользкую тему. — Послушайте лучше анекдот: идут два лысых еврея…
   — Уже смешно! — хохотнул водитель.
   — Идут они, значит, и на одного вдруг какнула птичка, он провел рукой по лысине, потом понюхал и обращается к попутчику: «Мойша, у тебя газетки нет?» А тот пожимает плечами и удивленно спрашивает: «Зачем тебе: жопа-то улетела!»
   Машина содрогнулась от хохота, вспугнув какую-то влюбленную парочку, одиноко бредущую по тротуару. Больше всех хохотал водитель: казалось, он вот-вот захлебнется от смеха.
   — Эй, поаккуратнее, Саша, а то врежемся куда-нибудь! — с тревогой заметил «санитар».
   В этот момент гример взглянул на Савелия и тут же повернулся к своему «коллеге», но тот все еще хихикал над анекдотом, не обращая внимания на «покойника», с трудом сдерживающегося, чтобы не рассмеяться.
   К счастью, водитель наконец остановил машину:
   — Приехали, метро!
   — Спасибо, ребята, и за хорошую компанию и за дорогу: в жизни так не смеялся! Надо будет своим рассказать. Счастливо! — Он хлопнул дверцей. Машина тотчас сорвалась с места.
   — Фу, слава Богу! — Савелий сел на носилках. — Думал, не выдержу и расхохочусь!
   — Ладно, пора поторопиться: нас уже ждут в клинике.
   Гример привел Савелия в порядок, затем аккуратно забинтовал лицо, оставив только глаза, и протянул спортивный костюм. Тот моментально переоделся. Пожалуй, в нем будет намного удобнее, чем в больничной пижаме. Лицо же скрыли под бинтами для того, чтобы кто-нибудь из обслуживающего персонала или пациентов клиники случайно не опознал его по снимку в газете.
   Дежурный врач уже был в курсе. Без лишних слов он оформил Савелия под фамилией Сидорова, определил его в отдельную палату и сказал, что операция, по-видимому, состоится завтра.
   Предварительно Савелий уже встречался с хирургом, приятелем Константина Ивановича, и сдал все необходимые анализы. Доктор долго и внимательно осматривал его лицо, недовольно морщился, качал головой, а в конце со вздохом заметил, как бы про себя:
   — Да, над шрамом придется поработать: больно глубок. — Помолчав, он весело подмигнул Савелию. — Ничего, Бог даст, справимся! Как новенький будете, молодой человек!
   — Именно этого я и хочу, Альберт Иванович, — серьезно заметил Савелий.
   — Да, помню-помню, Костя говорил. Единственное, что меня волнует, так это полнейшая неопределенность: пока вас сюда не доставят, палату придется держать свободной черт знает сколько!
   — Но… — начал Савелий, однако доктор тут же его прервал:
   — Все в порядке. Надо так надо! Это я так, брюзжу по-стариковски. До встречи, молодой человек?
   Стоило Савелию оказался в клинике, как все мгновенно завертелось: на следующий день Савелий уже лежал на операционном столе в присутствии старшей медсестры, которую вызвали специально по просьбе Савелия, хотя доктор и намекал, что оперирует только со своей сестрой.
   Операция длилась часов шесть, не меньше, и, когда наконец закончилась, оба буквально с ног валились от усталости, но на лице хирурга сияла счастливая улыбка.
   — Кажется, кое-что получилось? — кокетливо произнес он.
   — Кое-что?! — воскликнула старшая сестра. — Да вы просто волшебник, Альберт Иванович!
   — Скажешь тоже — волшебник! Просто неплохая работа. — Он вдруг засмущался и спросил: — Сами забинтуете или помощь нужна?
   — Обижаете, Альберт Иванович, — оскорбленно произнесла девушка.
   — Да шучу я, шучу, Машенька! Экие мы обидчивые! Ладно, закругляйся с ним и… сегодня ему можно только соки, а завтра посмотрим. Я к себе пойду, кое-какие документы подработать нужно. Сегодня кто дежурит? — неожиданно спросил он.
   — Из врачей — Виталий Петрович, а из сестер — Наташа Колыванова.
   — Как закончите с Сидоровым, передай, чтобы Наташа зашла ко мне.
   — Если по поводу Сидорова, то будьте спокойны, Альберт Иванович, я всю ночь могу подежурить, — настойчиво проговорила Маша.
   — Никаких «всю ночь»! — резко возразил доктор. — Шесть часов на ногах при такой операции — более чем достаточно! За него не волнуйтесь: от наркоза отойдет, потом спать будет — я укольчики пропишу, а утром уже можно не тревожиться, — с явным намеком сказал он. — Вы думаете, он в забытьи наговорит чтонибудь не то?
   — Что вы, я совсем не это имела в виду! — с горячностью воскликнула девушка. — Просто помочь хотела…
   — Ничего, Наташа весьма толковая и опытная сестра: справится. А вам — отдыхать! Понятно?
   — Понятно, Альберт Иванович, — вздохнула девушка и принялась бинтовать Савелия.
   Маша не напрасно беспокоилась. Доктор ошибся, предполагая, что сможет уколами усыпить Савелия. Как только действие наркоза прекратилось и Савелий пришел в себя, он никак не мог сообразить, что с ним и где находится. Лицо горело, словно языки пламени обжигали кожу. Что происходит? Почему голова забинтована? Сквозь узкие щелки бинтов он попытался осмотреться, но тут же провалился в темноту.
   Вопреки приказу Альберта Ивановича Маша рисковать не пожелала и осталась у постели больного. Ее опасения подтвердились: Савелий выкрикивал имена, бормотал что-то про Афганистан, иногда переходил на английский. Боясь, что кто-нибудь услышит, девушка нежно поглаживала его по руке и промокала губы влажным тампоном. Парень затихал минут на тридцать, а потом все повторялось вновь. Лишь под самое утро он спокойно заснул. Сестра взглянула на часы: половина шестого, теперь можно и самой поспать, а в восемь ему придут делать уколы. Девушка устало прикрыла глаза и тут же отключилась.
   Как всякая медсестра, она спала очень чутко и проснулась сразу же, как только раздались шаги у дверей палаты.
   — Доброе утро, Марья Филипповна, — проворковала Наташа.
   — Здравствуй, Наташа.
   — Ну, как он: намучались, наверно? — участливо спросила она.
   — Ничего подобного: спал как сурок! — бодрым голосом ответила Маша.
   — А мне показалось, он кричал даже… — начала было Наташа, но старшая сестра тут же с усмешкой прервала ее:
   — Вот именно, показалось! А может, приснилось…
   — Ну зачем вы так, Марья Филипповна? Я никогда не сплю на дежурстве! У любого врача спросите. — Казалось, она вот-вот расплачется.
   — Ты что, Наташа, шуток не понимаешь? — Маша улыбнулась и дружески потрепала девушку по плечу: — Не обижайся!
   — Ладно! — Наташа наконец улыбнулась. — Вы сейчас домой? — Она засучивала Савелию рукав, чтобы ввести обезболивающее.
   — Как бы не так! — вздохнула Маша. — В десять — «пятиминутка», в одиннадцать приедут из горздрава, то ли комиссия, то ли конкурсанты… Так что, дай Бог, хотя бы в четыре уйти!
   — Мне казалось, старшая сестра дышит гораздо вольнее! — Наташа наморщила лоб. — Что ж, пойду «дырявить» дальше. Зовите, если что!
   — Спасибо, — улыбнулась Маша, и девушка тут же удалилась.
   — Значит, вас зовут Машей? — неожиданно спросил Савелий.
   — Проснулись? — Она склонилась над ним.
   — Я вас здорово ночью помучил?
   — Не очень! — Она улыбнулась и участливо спросила: — Сильно болит?
   — Не очень! — в тон ей ответил Савелий, и оба подумали, что обманывают друг друга. От этой мысли в их глазах одновременно мелькнули лукавые искорки. — Как прошла операция? — спросил Савелий, чтобы сменить тему разговора.
   — Альберт Иванович просто волшебник, что называется от Бога! Боже, как у него работают пальцы! Сколько раз наблюдала за другими врачами, но Альберт Иванович непревзойденный мастер своего дела! — Девушка стала расхваливать доктора.
   — Значит, стреляться не придется? — усмехнулся Савелий.
   — Стреляться? Да вы теперь красивее, чем были! — От этого невольного признания она даже смутилась. — Может, вам соку налить?
   — Отлично!
   — Какого?
   — На ваш вкус.
   — Тогда апельсинового. — Наполнив стакан, она вставила туда изогнутую соломинку, и Савелий с наслаждением отхлебнул.
   — Спасибо! Ой, сестричка градусник забыла!
   — Ничего, я посмотрю! — Маша вытащила термометр. — Надо же! — удивленно воскликнула она. — Тридцать шесть и восемь! На моей памяти никогда такого не было. Если так и дальше пойдет, то уже завтра вы уйдете отсюда.
   — Попробую уговорить Альберта Ивановича и испариться сегодня, — заявил Савелий.
   — На вашем месте я бы не рисковала: сутки ничего не решают в вашей ситуации!
   — Кто знает! — задумавшись, ответил Савелий.
   Как ни странно, ему без труда удалось уговорить Альберта Ивановича, хотя сначала тот замахал руками и даже слушать ничего не хотел, но когда Савелий упомянул про нормальную температуру, а Марья Филипповна подтвердила, доктор после короткого раздумья согласно кивнул головой.
   — Что поделаешь, если вы даже природу обманываете. Подумать только
   — после такой операции и нет температуры! Знаете, сколько я над вами колдовал? Почти шесть часов!
   — Шесть? — удивленно воскликнул Савелий и укоризненно посмотрел на старшую сестру, которая уверяла, что операция длилась немногим более часа. — Спасибо вам, доктор! — проникновенно поблагодарил Савелий.
   — Да чего там! — Врач вдруг смутился. — Главное, чтобы на пользу! Удачи вам, молодой человек! Скажите тем, кто придет за вами, чтобы ко мне заглянули: я дам рекомендации по лечению.
   — Еще раз спасибо, Альберт Иванович!
   — Будь здоров!
   Хирург вышел, а Савелий скосил глаза на Марью Филипповну: — Час с лишним, значит?
   — Господи, какая разница: часом больше, часом меньше… — Она опустила глаза.