Кристина Додд
Беда на высоких каблуках
Глава 1
Нашвилл,
Теннесси
Четырнадцать лет назад
Одиннадцатилетняя Брэнди стояла в дверях спальни и прислушивалась к разговору. Сквозь клиновидный просвет между колышущимися портьерами до нее доносился надрывный голос матери:
– Но я не знаю, как выписывать чек!
– Пора научиться. – Большего раздражения в тоне отца трудно было представить.
– Но всегда это делал ты.
– Совершенно верно. – Отец напоминал баскетболиста, притопывающего во время разминки с мячом. – Я приходил домой с работы и, вместо того чтобы отдыхать, занимался счетами и кредитами. Когда мы путешествовали – я заказывал билеты и резервировал места в гостиницах. Когда нужно было постричь газон – я искал человека и договаривался, чтобы тот скосил траву на лужайке у дома. Я заботился обо всем. А еще вечно должен был думать о тебе.
– Но ведь ты сам этого хотел! Отец заговорил несколько мягче:
– Тиффани, в том, что тебе придется делать, нет ничего сложного. – К нему снова вернулась прежняя раздражительность. – Да ради Бога! Не хочешь – можешь не делать. Я попрошу секретаршу.
– Значит, это она? – В дрожащем голосе мамы слышалось подозрение. – Сьюзен? Та маленькая шлюха, из-за которой ты от меня уходишь?
– Она не шлюха, – огрызнулся отец. – А ухожу я от тебя потому, что ты только и делала, что холила себя.
Брэнди образно представила, как отец размахивает своими большими руками перед хрупкой белокурой матерью с ее безупречной прической и маникюром.
– А чего бы тебе хотелось? Я буду делать все, что ты захочешь. – В голосе матери звучала паника. И она действительно была в панике. Брэнди в этом не сомневалась, так как и сама была сильно напугана.
– Ты не способна поддержать умный разговор. Ты не можешь обсуждать со мной мои дела. Ты ни бельмеса не смыслишь в текущих событиях. – Отец презрительно фыркнул. – Такому мужчине, как я, нужен интеллектуальный оппонент, а не старый коврик для ног.
Мать судорожно вздохнула.
– Мне тридцать два!
– Вот и я о том же, – сказал отец.
Ну как он мог быть таким несправедливым?
Тиффани была красивой женщиной. Так говорили все. В балетном классе, в котором занималась Брэнди, все ей завидовали. Подруги находили, что ее мать выглядит как кинозвезда. Правда, Брэнди не ахти как занимали эти постоянные разговоры. Но на вопросы, гордится ли она такой красивой матерью, она всегда улыбалась и кивала. А все тут же говорили: «Ты будешь точно такой же, когда вырастешь!»
– Но раньше ты не хотел, чтобы я разговаривала с тобой о работе. – Мама ходила за отцом, стуча каблуками по твердому деревянному полу спальни. – Ведь из-за этого ты оставил Джейн и пришел ко мне. Ты жаловался на ее постоянные разговоры о делах, тогда как хотел лишь покоя в доме.
Отец недовольно заворчал.
– Посмотри вокруг, – продолжала мама. – Я советовалась со специалистами по фэн-шуй. Я приглашала художников-оформителей, чтобы ты мог гордиться домом.
– И я платил бешеные деньги за то, чтобы тот глупый японец…
– Индонезиец!
– Чтобы какой-то идиот-декоратор четыре раза в год менял занавески в моем кабинете. – Отец даже не скрывал враждебности.
– Шторы! Не занавески, а шторы, Гари. Ведь ты приводишь клиентов в этот кабинет! Мы должны были принимать их достойно! – Когда дело доходило до чего-то, что по-настоящему волновало маму, она высказывала это папе в лицо. Брэнди нравилась подобная прямота. – К тому же наш дом попал в каталог «Парадных ворот». – Публикация на развороте «Парадных ворот» была маминой гордостью и удачей, что чрезвычайно поднимало ее престиж в глазах друзей. – Тот каталог в значительной мере обеспечил тебя работой, Гари. Вспомни убийство Дюджерена… – здесь у мамы дрогнул голос, – и тот развод одной важной персоны.
Отец почувствовал, что мама права, и предпринял атаку с другого фланга:
– Ты думаешь, я не замечаю, сколько приходит счетов за дерматологов и хирургов и вообще за все твои косметологические эксперименты? Или эти пилинги и массажи…
– А что в этом плохого? – искренне удивлялась мама. – Ты не хочешь, чтобы я хорошо выглядела?
– Мне нужно нечто большее, – сказал отец. – Большее, нежели пустая скорлупка с бессмысленной улыбкой и болтовней о том, как Вики вынуждена предпринимать что-то с теннисом в связи с целлюлитом на бедрах! И твоя дочь никудышная, в точности как ты!
Брэнди хотела заткнуть уши, чтобы не слышать, как отец отрекается от нее, собственной дочери, говоря маме «твоя дочь». Но что толку? Слова уже были сказаны.
– Эта девочка только и делает что…
– Брэнди. – Мама глубоко вдохнула, и Брэнди живо представила, как она расправляет плечи. – Ее зовут Брэнди.
– У нее всех дел, – продолжал отец, – только балет, гимнастика да стадион с группой поддержки. Она – это ты в миниатюре. Что ей мешает быть больше похожей на Кимберли? – Кимберли – его дочь от первого брака. – Кимберли играет в софтбол, и у нее это получается хорошо, черт побери! – В голосе отца звучала гордость. – За спортивные успехи ее премировали бесплатной поездкой в Юту. Ким станет инженером и многого добьется в жизни, не то что твоя дочь. Твоя Брэнди – глупая.
Глупая? Отец считал ее глупой.
Брэнди закрыла глаза, пытаясь подавить боль страдания. Когда это не помогло, она приложила ко рту кулак, лишь бы не закричать.
Она не глупая! Это он глупый. Он!
Брэнди хотела пройти в спальню родителей, топнуть ногой, крикнуть и обрушиться с руганью на отца за то, что он отшвыривает их с матерью, словно мусор. Но она не любила устраивать сцены и считала, что, если вести себя прилично, все будет хорошо.
Правда, сейчас все было далеко не хорошо. Вот если бы мама попыталась быть хоть чуть-чуть жестче…
– Она не глупая! – возразила мама.
– Да тебе ли об этом судить? – усмехнулся отец.
Брэнди ахнула. Как он может быть таким жестоким?
– Брэнди – твоя дочь, равно как и Кимберли. Она тоже умная. У нее никогда не было других отметок, кроме как «отлично», даже по математике. – Чтобы защитить ее, мама была готова вступить в драку, не обращая ни малейшего внимания на оскорбления со стороны отца.
Конечно, достоинству, с которым всегда держалась мама, нужно было поучиться. Такому в обычных школах не учат, с этим нужно родиться. Мама действительно знала, как сделать их дом красивым. Она умела хорошо одеваться и всегда нравилась мужчинам.
– У Брэнди ничего толкового не будет. Она так и продолжит выдаивать мой бумажник, пока я не отдам концы.
– Она лучшая по гимнастике и балету из всех учениц ее класса!
– Этого стада костлявых пигалиц в пачках?
Брэнди заскрипела зубами. Она не была ни костлявой, ни пигалицей. У нее уже сформировалась фигура, и при росте в пять футов и десять дюймов она была на дюйм выше мамы и на четыре дюйма выше всех остальных девочек в классе. Но отец ее едва замечал и ни разу не удосужился прийти посмотреть на ее выступления в школе.
– Вот Кимберли занимается настоящим спортом, – сказал он. – Состязательным спортом!
– Если тебя интересует мое мнение, – сказала мама чопорным тоном, – Кимберли – лесбиянка.
Это была правда. Брэнди с тихим стоном ударилась лбом о стену. Конечно, это была правда. Ким сама ей рассказывала. Но отец был совершенно нетерпим к гомосексуалистам и, несомненно, знать не хотел о нетрадиционной ориентации старшей дочери, тяготевшей к спорту. И этим своим замечанием мама порядком все испортила.
– Ну ты, маленькая завистливая…
Мама издала тихий испуганный вскрик. Отец собирался ее ударить.
Брэнди вскочила с кровати и схватила своего любимого керамического дракона, приготовившись использовать его как оружие.
Вдруг она услышала звук разбившегося стекла, и у нее заколотилось сердце.
Брэнди выбежала в коридор с драконом в поднятой руке.
– Тиффани, ради Бога, – гортанным голосом сказал отец, – не будь глупой.
– Я не дура! – Мама топнула ногой. – Просто я придаю важное значение хорошим манерам и красивым вещам. Зачем ты разбил вазу? – Брэнди резко остановилась. – У меня ушли месяцы, – продолжала мама, – чтобы найти подходящую вазу к этому столу!
Брэнди медленно опустила дракона и, крадучись, попятилась назад. Если родители заметят, что она подслушивает, они запрут ее в комнате. Но она не смогла уйти, ей нужно было дождаться конца разговора.
– Тоже мне проблема, – сказал отец. – Тебя всегда больше волновали вазы и манеры, нежели образ мыслей, работа или… я.
– Это неправда! – возразила мама, точно скулящий щенок, которому дали пинка.
На самом деле это была правда. Но в детских глазах Брэнди это выглядело так, будто отец только этого и требовал от матери. Его нетерпимость и высокомерие резко возросли за последний год.
Тихие рыдания мамы, должно быть, доставляли ему неудобство, и он попытался ее успокоить.
– Послушай, Тифф, – сказал отец, – у тебя все будет хорошо. Посмотри на Джейн. Она спокойно обходится без меня и живет сейчас просто прекрасно.
– У Д-джейн было предварительное соглашение, – заикаясь, говорила мама. – Но т-ты же не захотел заключить брачный контракт с-со мной.
– Это была твоя ошибка.
Брэнди был знаком этот тон. Сознание неправоты кололо глаза, и отец, как всегда, постарался переложить свою вину на маму.
– Т-ты говорил… ты говорил, что будешь заботиться обо мне до конца жизни.
– Господи, Тиффани, ты перестанешь реветь?! Это отвратительно. – Отец захлопнул кейс. – Я распоряжусь, чтобы мой адвокат позвонил твоему адвокату.
– У меня нет адвоката!
– Так заведи. – Отец направился в коридор. Брэнди напряглась в ожидании. Может, он задержится, чтобы обнять ее, свою дочь, прежде чем уйдет из дома?
Но отец прошел мимо и даже не взглянул в ее сторону.
Брэнди проглотила разочарование. Она знала, как это делать. Ей годами приходилось справляться с обидами.
Мама тоже прошла мимо нее, следуя за отцом и отчаянно причитая:
– У меня нет работы. Как я буду содержать Брэнди? Мы умрем с голоду! – Она догнала отца, когда он открывал дверь, и схватила его за руку, пытаясь остановить.
Брэнди предвидела драматизм ситуации, достигшей своего апогея, и тихонько закрыла дверь комнаты. Она больше не желает этого слышать. Все кончено.
Брэнди рассеянно потерла ушибленный локоть и окинула взглядом спальню. Мама украсила ее белой мебелью с розовой обивкой, и когда Брэнди была маленьким ребенком, ей казалось, что она живет в сказочном домике Барби.
Раньше ей это нравилось, но теперь, когда она стала старше, ей захотелось все изменить. Чтобы не обижать маму, она внесла кое-какие изменения в интерьер комнаты – повесила синие витражи, очень похожие на любимую репродукцию из «Хоббита», и на стену парочку черно-белых постеров с любимой музыкальной группой из Англии.
Брэнди открыла окно и окинула взглядом деревья с распускающейся нежной зеленью. Весной Нашвилл был очень красив. Их огромный двор, как всегда, был ухожен и вызывал ощущение тепла и надежности. Только смотреть на него сегодня было очень грустно…
Внизу хлопнула входная дверь. Звук был такой силы, что затрясся дом.
У Брэнди саднило в горле от подступающих рыданий. Она сделала большой глоток свежего воздуха, чтобы подавить слезы. Нет, только не это. Она не заплачет!
Она что-нибудь сделает. Она все исправит!..
Брэнди прошла к секретеру и достала блокнот. Открыв его, она написала: «Освоить следующие вещи». Подвела черту и написала подзаголовок: «Как позаботиться о маме».
Затем пронумеровала три пункта:
«1. Научиться выписывать счета.
2. Выяснить, что такое коммунальные услуги.
3. Понять, как производится плата задом».
Вырвав из блокнота этот лист, Брэнди аккуратно положила его в сторонку, а на следующем листе написала:
«Как позаботиться о себе:
1. Научиться выписывать счета.
2. Получить стипендию, чтобы продолжить учебу.
3. Играть в бейсбол».
Написав третий пункт, Брэнди нахмурилась и пожевала кончик ручки. Нет, этого делать она не будет. В бейсбол она играет плохо. Когда мяч летит в ее направлении, она обычно ныряет в сторону от него, чем вызывает у Ким неизменное раздражение.
Брэнди зачеркнула третью строчку и заменила ее на «Стать адвокатом».
Она не знала точно, чем занимается адвокат. Девочка, посвяшающая каждую свободную минуту балету, гимнастике и группе поддержки, поразительно мало знала о реальном мире, тем более что ее отец никогда не разговаривал с ней о своей работе. Но Брэнди знала, что отец зарабатывает много денег. И еще он всегда требовал, чтобы мама выглядела красивой и чтобы Брэнди была приветливой, когда в дом приходили мистер Чарлз Макграт с женой. А мистер Макграт был влиятельным чикагским адвокатом.
Вот чего хотела Брэнди. Она хотела быть влиятельной. Хотела обладать властью, чтобы можно было заставить отца вести себя, как подобает порядочному человеку.
Теннесси
Четырнадцать лет назад
Одиннадцатилетняя Брэнди стояла в дверях спальни и прислушивалась к разговору. Сквозь клиновидный просвет между колышущимися портьерами до нее доносился надрывный голос матери:
– Но я не знаю, как выписывать чек!
– Пора научиться. – Большего раздражения в тоне отца трудно было представить.
– Но всегда это делал ты.
– Совершенно верно. – Отец напоминал баскетболиста, притопывающего во время разминки с мячом. – Я приходил домой с работы и, вместо того чтобы отдыхать, занимался счетами и кредитами. Когда мы путешествовали – я заказывал билеты и резервировал места в гостиницах. Когда нужно было постричь газон – я искал человека и договаривался, чтобы тот скосил траву на лужайке у дома. Я заботился обо всем. А еще вечно должен был думать о тебе.
– Но ведь ты сам этого хотел! Отец заговорил несколько мягче:
– Тиффани, в том, что тебе придется делать, нет ничего сложного. – К нему снова вернулась прежняя раздражительность. – Да ради Бога! Не хочешь – можешь не делать. Я попрошу секретаршу.
– Значит, это она? – В дрожащем голосе мамы слышалось подозрение. – Сьюзен? Та маленькая шлюха, из-за которой ты от меня уходишь?
– Она не шлюха, – огрызнулся отец. – А ухожу я от тебя потому, что ты только и делала, что холила себя.
Брэнди образно представила, как отец размахивает своими большими руками перед хрупкой белокурой матерью с ее безупречной прической и маникюром.
– А чего бы тебе хотелось? Я буду делать все, что ты захочешь. – В голосе матери звучала паника. И она действительно была в панике. Брэнди в этом не сомневалась, так как и сама была сильно напугана.
– Ты не способна поддержать умный разговор. Ты не можешь обсуждать со мной мои дела. Ты ни бельмеса не смыслишь в текущих событиях. – Отец презрительно фыркнул. – Такому мужчине, как я, нужен интеллектуальный оппонент, а не старый коврик для ног.
Мать судорожно вздохнула.
– Мне тридцать два!
– Вот и я о том же, – сказал отец.
Ну как он мог быть таким несправедливым?
Тиффани была красивой женщиной. Так говорили все. В балетном классе, в котором занималась Брэнди, все ей завидовали. Подруги находили, что ее мать выглядит как кинозвезда. Правда, Брэнди не ахти как занимали эти постоянные разговоры. Но на вопросы, гордится ли она такой красивой матерью, она всегда улыбалась и кивала. А все тут же говорили: «Ты будешь точно такой же, когда вырастешь!»
– Но раньше ты не хотел, чтобы я разговаривала с тобой о работе. – Мама ходила за отцом, стуча каблуками по твердому деревянному полу спальни. – Ведь из-за этого ты оставил Джейн и пришел ко мне. Ты жаловался на ее постоянные разговоры о делах, тогда как хотел лишь покоя в доме.
Отец недовольно заворчал.
– Посмотри вокруг, – продолжала мама. – Я советовалась со специалистами по фэн-шуй. Я приглашала художников-оформителей, чтобы ты мог гордиться домом.
– И я платил бешеные деньги за то, чтобы тот глупый японец…
– Индонезиец!
– Чтобы какой-то идиот-декоратор четыре раза в год менял занавески в моем кабинете. – Отец даже не скрывал враждебности.
– Шторы! Не занавески, а шторы, Гари. Ведь ты приводишь клиентов в этот кабинет! Мы должны были принимать их достойно! – Когда дело доходило до чего-то, что по-настоящему волновало маму, она высказывала это папе в лицо. Брэнди нравилась подобная прямота. – К тому же наш дом попал в каталог «Парадных ворот». – Публикация на развороте «Парадных ворот» была маминой гордостью и удачей, что чрезвычайно поднимало ее престиж в глазах друзей. – Тот каталог в значительной мере обеспечил тебя работой, Гари. Вспомни убийство Дюджерена… – здесь у мамы дрогнул голос, – и тот развод одной важной персоны.
Отец почувствовал, что мама права, и предпринял атаку с другого фланга:
– Ты думаешь, я не замечаю, сколько приходит счетов за дерматологов и хирургов и вообще за все твои косметологические эксперименты? Или эти пилинги и массажи…
– А что в этом плохого? – искренне удивлялась мама. – Ты не хочешь, чтобы я хорошо выглядела?
– Мне нужно нечто большее, – сказал отец. – Большее, нежели пустая скорлупка с бессмысленной улыбкой и болтовней о том, как Вики вынуждена предпринимать что-то с теннисом в связи с целлюлитом на бедрах! И твоя дочь никудышная, в точности как ты!
Брэнди хотела заткнуть уши, чтобы не слышать, как отец отрекается от нее, собственной дочери, говоря маме «твоя дочь». Но что толку? Слова уже были сказаны.
– Эта девочка только и делает что…
– Брэнди. – Мама глубоко вдохнула, и Брэнди живо представила, как она расправляет плечи. – Ее зовут Брэнди.
– У нее всех дел, – продолжал отец, – только балет, гимнастика да стадион с группой поддержки. Она – это ты в миниатюре. Что ей мешает быть больше похожей на Кимберли? – Кимберли – его дочь от первого брака. – Кимберли играет в софтбол, и у нее это получается хорошо, черт побери! – В голосе отца звучала гордость. – За спортивные успехи ее премировали бесплатной поездкой в Юту. Ким станет инженером и многого добьется в жизни, не то что твоя дочь. Твоя Брэнди – глупая.
Глупая? Отец считал ее глупой.
Брэнди закрыла глаза, пытаясь подавить боль страдания. Когда это не помогло, она приложила ко рту кулак, лишь бы не закричать.
Она не глупая! Это он глупый. Он!
Брэнди хотела пройти в спальню родителей, топнуть ногой, крикнуть и обрушиться с руганью на отца за то, что он отшвыривает их с матерью, словно мусор. Но она не любила устраивать сцены и считала, что, если вести себя прилично, все будет хорошо.
Правда, сейчас все было далеко не хорошо. Вот если бы мама попыталась быть хоть чуть-чуть жестче…
– Она не глупая! – возразила мама.
– Да тебе ли об этом судить? – усмехнулся отец.
Брэнди ахнула. Как он может быть таким жестоким?
– Брэнди – твоя дочь, равно как и Кимберли. Она тоже умная. У нее никогда не было других отметок, кроме как «отлично», даже по математике. – Чтобы защитить ее, мама была готова вступить в драку, не обращая ни малейшего внимания на оскорбления со стороны отца.
Конечно, достоинству, с которым всегда держалась мама, нужно было поучиться. Такому в обычных школах не учат, с этим нужно родиться. Мама действительно знала, как сделать их дом красивым. Она умела хорошо одеваться и всегда нравилась мужчинам.
– У Брэнди ничего толкового не будет. Она так и продолжит выдаивать мой бумажник, пока я не отдам концы.
– Она лучшая по гимнастике и балету из всех учениц ее класса!
– Этого стада костлявых пигалиц в пачках?
Брэнди заскрипела зубами. Она не была ни костлявой, ни пигалицей. У нее уже сформировалась фигура, и при росте в пять футов и десять дюймов она была на дюйм выше мамы и на четыре дюйма выше всех остальных девочек в классе. Но отец ее едва замечал и ни разу не удосужился прийти посмотреть на ее выступления в школе.
– Вот Кимберли занимается настоящим спортом, – сказал он. – Состязательным спортом!
– Если тебя интересует мое мнение, – сказала мама чопорным тоном, – Кимберли – лесбиянка.
Это была правда. Брэнди с тихим стоном ударилась лбом о стену. Конечно, это была правда. Ким сама ей рассказывала. Но отец был совершенно нетерпим к гомосексуалистам и, несомненно, знать не хотел о нетрадиционной ориентации старшей дочери, тяготевшей к спорту. И этим своим замечанием мама порядком все испортила.
– Ну ты, маленькая завистливая…
Мама издала тихий испуганный вскрик. Отец собирался ее ударить.
Брэнди вскочила с кровати и схватила своего любимого керамического дракона, приготовившись использовать его как оружие.
Вдруг она услышала звук разбившегося стекла, и у нее заколотилось сердце.
Брэнди выбежала в коридор с драконом в поднятой руке.
– Тиффани, ради Бога, – гортанным голосом сказал отец, – не будь глупой.
– Я не дура! – Мама топнула ногой. – Просто я придаю важное значение хорошим манерам и красивым вещам. Зачем ты разбил вазу? – Брэнди резко остановилась. – У меня ушли месяцы, – продолжала мама, – чтобы найти подходящую вазу к этому столу!
Брэнди медленно опустила дракона и, крадучись, попятилась назад. Если родители заметят, что она подслушивает, они запрут ее в комнате. Но она не смогла уйти, ей нужно было дождаться конца разговора.
– Тоже мне проблема, – сказал отец. – Тебя всегда больше волновали вазы и манеры, нежели образ мыслей, работа или… я.
– Это неправда! – возразила мама, точно скулящий щенок, которому дали пинка.
На самом деле это была правда. Но в детских глазах Брэнди это выглядело так, будто отец только этого и требовал от матери. Его нетерпимость и высокомерие резко возросли за последний год.
Тихие рыдания мамы, должно быть, доставляли ему неудобство, и он попытался ее успокоить.
– Послушай, Тифф, – сказал отец, – у тебя все будет хорошо. Посмотри на Джейн. Она спокойно обходится без меня и живет сейчас просто прекрасно.
– У Д-джейн было предварительное соглашение, – заикаясь, говорила мама. – Но т-ты же не захотел заключить брачный контракт с-со мной.
– Это была твоя ошибка.
Брэнди был знаком этот тон. Сознание неправоты кололо глаза, и отец, как всегда, постарался переложить свою вину на маму.
– Т-ты говорил… ты говорил, что будешь заботиться обо мне до конца жизни.
– Господи, Тиффани, ты перестанешь реветь?! Это отвратительно. – Отец захлопнул кейс. – Я распоряжусь, чтобы мой адвокат позвонил твоему адвокату.
– У меня нет адвоката!
– Так заведи. – Отец направился в коридор. Брэнди напряглась в ожидании. Может, он задержится, чтобы обнять ее, свою дочь, прежде чем уйдет из дома?
Но отец прошел мимо и даже не взглянул в ее сторону.
Брэнди проглотила разочарование. Она знала, как это делать. Ей годами приходилось справляться с обидами.
Мама тоже прошла мимо нее, следуя за отцом и отчаянно причитая:
– У меня нет работы. Как я буду содержать Брэнди? Мы умрем с голоду! – Она догнала отца, когда он открывал дверь, и схватила его за руку, пытаясь остановить.
Брэнди предвидела драматизм ситуации, достигшей своего апогея, и тихонько закрыла дверь комнаты. Она больше не желает этого слышать. Все кончено.
Брэнди рассеянно потерла ушибленный локоть и окинула взглядом спальню. Мама украсила ее белой мебелью с розовой обивкой, и когда Брэнди была маленьким ребенком, ей казалось, что она живет в сказочном домике Барби.
Раньше ей это нравилось, но теперь, когда она стала старше, ей захотелось все изменить. Чтобы не обижать маму, она внесла кое-какие изменения в интерьер комнаты – повесила синие витражи, очень похожие на любимую репродукцию из «Хоббита», и на стену парочку черно-белых постеров с любимой музыкальной группой из Англии.
Брэнди открыла окно и окинула взглядом деревья с распускающейся нежной зеленью. Весной Нашвилл был очень красив. Их огромный двор, как всегда, был ухожен и вызывал ощущение тепла и надежности. Только смотреть на него сегодня было очень грустно…
Внизу хлопнула входная дверь. Звук был такой силы, что затрясся дом.
У Брэнди саднило в горле от подступающих рыданий. Она сделала большой глоток свежего воздуха, чтобы подавить слезы. Нет, только не это. Она не заплачет!
Она что-нибудь сделает. Она все исправит!..
Брэнди прошла к секретеру и достала блокнот. Открыв его, она написала: «Освоить следующие вещи». Подвела черту и написала подзаголовок: «Как позаботиться о маме».
Затем пронумеровала три пункта:
«1. Научиться выписывать счета.
2. Выяснить, что такое коммунальные услуги.
3. Понять, как производится плата задом».
Вырвав из блокнота этот лист, Брэнди аккуратно положила его в сторонку, а на следующем листе написала:
«Как позаботиться о себе:
1. Научиться выписывать счета.
2. Получить стипендию, чтобы продолжить учебу.
3. Играть в бейсбол».
Написав третий пункт, Брэнди нахмурилась и пожевала кончик ручки. Нет, этого делать она не будет. В бейсбол она играет плохо. Когда мяч летит в ее направлении, она обычно ныряет в сторону от него, чем вызывает у Ким неизменное раздражение.
Брэнди зачеркнула третью строчку и заменила ее на «Стать адвокатом».
Она не знала точно, чем занимается адвокат. Девочка, посвяшающая каждую свободную минуту балету, гимнастике и группе поддержки, поразительно мало знала о реальном мире, тем более что ее отец никогда не разговаривал с ней о своей работе. Но Брэнди знала, что отец зарабатывает много денег. И еще он всегда требовал, чтобы мама выглядела красивой и чтобы Брэнди была приветливой, когда в дом приходили мистер Чарлз Макграт с женой. А мистер Макграт был влиятельным чикагским адвокатом.
Вот чего хотела Брэнди. Она хотела быть влиятельной. Хотела обладать властью, чтобы можно было заставить отца вести себя, как подобает порядочному человеку.
Глава 2
Чикаго
Четырнадцать лет спустя
Брэнди ни за что бы не взяла трубку, если б у нее работал автоответчик. Но его у нее не было, и Брэнди пришлось ответить на звонок.
Вся неделя, как и следовало ожидать, превратилась в сущий ад.
Не то чтобы для Брэнди это явилось неожиданностью. Она предполагала, что переезд в Чикаго посреди зимы будет сопряжен с трудностями, но все равно надеялась избежать многих проблем. Тут же как назло зима в Чикаго выдалась холодная, и во всем их огромном доме замерзла в трубах вода. Нечем даже напоить грузчиков, что перевозили мебель… К тому же в туалете не работал сливной бачок – опять же из-за недостатка водоснабжения. В общем, сложные проблемы.
Брэнди достала из сумочки салфетки и попыталась вытереть сиденье унитаза. За этим занятием ее и застал один из парней, сгружавших мебель. Она, видно, шокировала его своими действиями, и парень метнулся в комнату.
Впрочем, Брэнди было уже наплевать. Она страшно устала, и к тому же ее не покидало ощущение заброшенности. Еще бы! Одна в незнакомом городе, не считая Алана и мистера Макграта. Ни одной знакомой души! Все пришлось делать самой, начиная от погрузки вещей в машину, кончая перетаскиванием их в квартиру. И еще этот собачий холод! Но слава Богу, все закончилось.
Мебель с трудом втиснули в грузовой лифт, доставили на четвертый этаж и втащили в однокомнатную квартиру Брэнди. Оставалось расставить все по местам и распаковать коробки.
Утешало и то, что мебель в процессе перевозки не пострадала, а обивка дивана оказалась такой, какую заказывала Брэнди.
Эта мебель прекрасно подойдет к ее новой квартире.
Брэнди распаковывала вещи довольно долго. Остановилась лишь только поздней ночью. Наконец она плюхнулась в кресло и положила ноги на диван. И тут только она как следует его рассмотрела – оказалось, что диван на восемнадцать дюймов короче, чем требовалось. Ей доставили желанное, но не то полноразмерное ложе, какое она хотела.
Брэнди провела беспокойную ночь на приготовленной второпях постели, озабоченная необходимостью сделать завтра звонок Эми. Так звали торгового агента из мебельной фирмы «Сэмюел ферниче».
В конечном счете все прошло хорошо. Эми была с ней вежлива. И пообещала через шесть недель доставить мебель нужного размера. Несколько минут разговора с Эми измотали Брэнди больше, чем все произошедшее в эту ужасную, бесконечно долгую неделю, и вот опять звонок.
Брэнди все-таки взяла телефонную трубку, так как подумала, что звонит Алан. Но это была ее мать.
– Как прошел переезд? – как всегда, бодро спросила Тиффани.
Брэнди окинула взглядом нескончаемый парад коробок. Пустые в беспорядке громоздились возле стены, пачка сплюснутых лежала у двери. Кругом коробки! Слишком много коробок. Целый склад коробок, без конца и края. И никакой стереосистемы в пределах видимости, как и пиццы для обеда тоже.
– Распаковываюсь, – сказала Брэнди. – Вчера весь день и полдня сегодня. И до сих пор не видела Алана.
– Послушай, родная, – сказала мать, – я уверена, он занят. Как-никак он – врач. – Голос Тиффани звучал мягко и нежно.
Брэнди сама не понимала, зачем она утруждает себя этими жалобами. Не иначе как от усталости и одиночества. Поддалась своему раздражению и принялась жаловаться на жениха.
– Алан не врач. Он – стажер.
– Несчастный мальчик. Я видела в «60 минутах», как больничная администрация эксплуатирует начинающих ординаторов. На все девяносто шесть часов. А он, по твоим словам, подает большие надежды. Помнишь, ты рассказывала, что он первый в группе и все там только на него и смотрят.
На этот раз Брэнди хотела, чтобы мать заняла ее сторону. Хоть в каком-то вопросе. Поэтому она продолжила:
– Он даже не звонил. Может, он что-то посылал по электронной почте, но меня не подключат к Интернету до следующей недели.
– Только не вздумай звонить ему сама, Брэнди, – сказала мать. – Надоедливая женщина – неприятное создание. – Тиффани являла собой обобщенный образ южанок пятидесятых годов.
– Ну разумеется, хотя, между прочим, он обещал мне помочь с переездом. – Брэнди ковыряла ногтем букле на диване, разглядывая среди рубчиков парчовую розу и размышляя, кого из них двоих ей хочется сковырнуть. Свою мать или жениха? – Но хочу подчеркнуть, что я переехала сюда из прелестного, спокойного, теплого городка, чтобы быть ближе к жениху. Я заступаю на свою первую адвокатскую должность в крупной юридической фирме и буду работать на полную ставку. Он мог бы по крайней мере позвонить и узнать, как я доехала. Может, я сейчас примерзла где-нибудь к стенке «Дампстера»[1], подобравшего мои бренные останки.
– Чтобы удерживать мужчину, – сказала Тиффани, – женщина должна жертвовать собой на сто десять процентов. – Голос матери приобрел тот благочестивый тон, от которого хотелось кричать криком.
– И чем это для тебя кончилось? – сказала Брэнди.
Шокированный вздох Тиффани заставил Брэнди образумиться. Она любила свою мать. Действительно любила. Но правда заключалась в том, что отец оставил ее. И заставил втихомолку страдать одиннадцатилетнюю дочь. Он ушел от них к своей двадцатитрехлетней секретарше и новорожденному сыну, отвечающему его насущной потребности, а именно – видеть зеркальное отражение себя в юности, в спортивной форме своей футбольной команды.
Однако сводный брат Брэнди – сейчас ему исполнилось тринадцать лет – был напрочь лишен интереса к спорту. Зато Квентин блестяще разбирался в компьютерных программах.
Брэнди ему сочувствовала. Она-то знала, каково мальчику жить с его родителями. С матерью, теряющей бодрящую яркость красок и паникующей из-за этого, и с отцом, не скрывающим разочарования в своем ребенке и быстро разрушающемся браке.
– Извини, мама. Я стерва.
– Ничего подобного.
– Да, – настаивала Брэнди. – Я абсолютно уверена, что я – стерва. Но будем смотреть правде в глаза. Теперешние папины трудности подтверждают, что человек сам не знает, чего хочет. И от жены. И от детей.
– Твой отец – хороший человек.
Брэнди скептически улыбнулась. За все годы Тиффани ни разу не сказала об отце дурного слова, как он ни помыкал ею. Если бы Брэнди была подростком, может, она и возразила бы матери, но те дни давно прошли. Она не считала, что ее отец хороший человек. Он был эгоцентричный, жестокий и коварный. Кому, как не ей, было знать его лучше?
– Когда поговоришь со мной, позвони ему, – сказала Тиффани. – Отцу будет приятно узнать, что ты благополучно добралась до места.
– Ой, мама! Вряд ли он вообще помнит о моем переезде.
– И потом, завтра у него день рождения.
– О, я и забыла. – Брэнди подумала, что отец, вероятно, тоже забыл.
Но Тиффани упорно продолжала притворяться, изображая его нормальным человеком, который отмечает особые даты семейных событий. По-видимому, она делала это для того, чтобы вынудить Брэнди поддерживать с ним связь на полурегулярной основе.
Представляя свое общение с отцом, Брэнди всегда думала, что он может накричать на нее. Или хуже того – не найдет времени для разговора. От этих мыслей у нее всегда портилось настроение. Поэтому Брэнди оттягивала подобные мероприятия, как только могла.
Не зря они с Аланом объявили о помолвке. Он, может, не был пламенем и страстью, но в нем были постоянство и надежность. По крайней мере до сегодняшнего дня она считала, что на Алана можно положиться. Что касается его занятости, Алан, вероятно, заготовил чудовищную ложь в свое оправдание. Но сейчас Брэнди не собиралась спорить с матерью – пусть оправдывает его. Она слишком устала, чтобы спорить.
– Алан скоро приедет, – говорила Тиффани, переходя на утешительный тон. – Возможно, он будет сегодня к вечеру и заберет тебя на обед.
– Мне не нужно, чтобы он меня забирал, – сказала Брэнди. – Мне нужно, чтобы он помог мне распаковаться.
Да. И впрямь стерва.
– Нет, тебе нужно пойти с ним! – настаивала Тиффани. – Ты должна использовать каждый шанс и приятно проводить время, пока ты молода. – Исступление, прозвучавшее в голосе матери, заставило Брэнди поежиться.
Она чувствовала себя виноватой. Вот уж кто действительно не проводил приятно время, так это се мать. И не сделала она этого, потому что пыталась – хоть и безуспешно – наладить жизнь своей дочери.
– Мама, приятно проводить время должна ты, а не я. Ведь ты совсем не старая. Тебе еще нет и пятидесяти. Ты могла бы уехать из Нашвилла и устроить свою жизнь.
– Мужчины моего возраста интересуются молодыми женщинами. Те же, что заглядываются на женщин моего возраста, слишком стары и не годятся для хорошего времяпрепровождения. Во всех отношениях. – Сейчас Тиффани говорила шутливым тоном. – И вообще я думала…
– Что?
Тиффани замялась.
– Что? – повторила Брэнди.
Чтобы ее мать жеманничала? На нее это было непохоже. Совсем наоборот.
– Как бы я желала быть там, рядом с тобой, чтобы помочь тебе! – не сдержалась Тиффани. – Мне недостает тебя!
Брэнди была готова поклясться, что Тиффани собиралась совсем не это сказать. Но она слишком устала, чтобы сейчас докапываться до правды.
– Мама, тебе не может меня недоставать в той степени, как раньше. Я не жила дома семь лет, пока училась в университете.
– Я знаю. Но тогда и сейчас – далеко не одно и то же. Когда ты была в Вандербилте, нас разделял один город. И я знала: если тебе что-то будет нужно, я смогу тут же с тобой связаться. А теперь…
– Все в порядке, мам. Это правда. Я вполне успешно сама о себе забочусь. – «Много лучше, чем ты о себе», – добавила про себя Брэнди.
– Я знаю, ты у меня умница, – сказала мама. – Я горжусь тобой. – Но в голосе Тиффани звучали нотки обиды. – Просто я хочу, чтобы Алан был сейчас с тобой. Он такой надежный.
«Как оказалось, не всегда».
– Завтра вечером он заедет за мной, – успокоила Брэнди мать. – Мы приглашены на вечеринку к дяде Чарлзу.
Если Алан исчез и не появляется, ее не интересует, какие оправдания он представит. Она устроит ему хорошую взбучку.
– На вечеринку? – разволновалась Тиффани. – К Чарлзу? О, это, наверное, будет здорово! Он недавно переделал холл. Знаешь, когда они отскребли витую лестницу, под краской обнаружилось отличное красное дерево. Можешь себе представить? Как бы я хотела взглянуть на это! А тебе нравится Чарлз?
Тиффани перескакивала с одной темы на другую. Брэнди только растерянно моргала.
– Конечно. Мне давно нравится дядя Чарлз. С тех пор как он, используя свой опыт, в судебном порядке выжал из папы алименты на ребенка.
– Твой отец был загнан в тупик той особой, на которой женился.
– Поэтому мы склонны применять к нему слово «подкаблучник» взамен эпитета «аморальный»?
– Никогда не употребляй это слово, Брэнди. Это звучит ужасно и совсем не пристало молодой женщине.
– Хорошо, – сказала Брэнди. Занятно, но с проявлением материнской заботливости она чувствовала себя спокойнее.
– Расскажи мне о завтрашнем вечере.
– Это благотворительный бал для сбора денег в помощь музею, – начала Брэнди. – Там будут негласный аукцион и развлекательная программа. Кстати, дядя Чарлз ангажировал Элтона Джона. Я сижу за корпоративным столом «Макграта и Линдоберта». – Разумеется, она, Брэнди, будет сидеть с ними. Может, она и новичок, но удостоиться высшей оценки юридического факультета Вандербилта – подвиг немалый. Ее пригласили бы на собеседование даже без вмешательства дяди Чарлза, и она справилась бы с этим наилучшим образом. Свое место Брэнди получила честно и справедливо. Она способная девушка и знает себе цену.
– Что ты наденешь? – спросила Тиффани. Ох!
– Все то же черное платье, которое я покупала еще для университетских вечеров.
– Черное? – Тиффани могла бы сказать: «Но ты покупала его у Энн Тейлор» или «Но это фасон двухлетней давности». Но вместо этого она сказала: – Дорогая, Чикаго – второй Нью-Йорк. Покажи этим адвокатам, как может выглядеть девушка с жаркого юга!
– Но я ужасно выгляжу в розовом.
– Оденься в красное. Мужчины обожают красное.
– Меня не волнует, что обожают мужчины, – отрезала Брэнди и тяжко вздохнула. Тиффани нисколько не изменила своих убеждений. После четырнадцати лет жалкого существования она до сих пор считала, что мужчина – лучший друг женщины. Мужчина и подарки, которые можно от него получить.
Четырнадцать лет спустя
Брэнди ни за что бы не взяла трубку, если б у нее работал автоответчик. Но его у нее не было, и Брэнди пришлось ответить на звонок.
Вся неделя, как и следовало ожидать, превратилась в сущий ад.
Не то чтобы для Брэнди это явилось неожиданностью. Она предполагала, что переезд в Чикаго посреди зимы будет сопряжен с трудностями, но все равно надеялась избежать многих проблем. Тут же как назло зима в Чикаго выдалась холодная, и во всем их огромном доме замерзла в трубах вода. Нечем даже напоить грузчиков, что перевозили мебель… К тому же в туалете не работал сливной бачок – опять же из-за недостатка водоснабжения. В общем, сложные проблемы.
Брэнди достала из сумочки салфетки и попыталась вытереть сиденье унитаза. За этим занятием ее и застал один из парней, сгружавших мебель. Она, видно, шокировала его своими действиями, и парень метнулся в комнату.
Впрочем, Брэнди было уже наплевать. Она страшно устала, и к тому же ее не покидало ощущение заброшенности. Еще бы! Одна в незнакомом городе, не считая Алана и мистера Макграта. Ни одной знакомой души! Все пришлось делать самой, начиная от погрузки вещей в машину, кончая перетаскиванием их в квартиру. И еще этот собачий холод! Но слава Богу, все закончилось.
Мебель с трудом втиснули в грузовой лифт, доставили на четвертый этаж и втащили в однокомнатную квартиру Брэнди. Оставалось расставить все по местам и распаковать коробки.
Утешало и то, что мебель в процессе перевозки не пострадала, а обивка дивана оказалась такой, какую заказывала Брэнди.
Эта мебель прекрасно подойдет к ее новой квартире.
Брэнди распаковывала вещи довольно долго. Остановилась лишь только поздней ночью. Наконец она плюхнулась в кресло и положила ноги на диван. И тут только она как следует его рассмотрела – оказалось, что диван на восемнадцать дюймов короче, чем требовалось. Ей доставили желанное, но не то полноразмерное ложе, какое она хотела.
Брэнди провела беспокойную ночь на приготовленной второпях постели, озабоченная необходимостью сделать завтра звонок Эми. Так звали торгового агента из мебельной фирмы «Сэмюел ферниче».
В конечном счете все прошло хорошо. Эми была с ней вежлива. И пообещала через шесть недель доставить мебель нужного размера. Несколько минут разговора с Эми измотали Брэнди больше, чем все произошедшее в эту ужасную, бесконечно долгую неделю, и вот опять звонок.
Брэнди все-таки взяла телефонную трубку, так как подумала, что звонит Алан. Но это была ее мать.
– Как прошел переезд? – как всегда, бодро спросила Тиффани.
Брэнди окинула взглядом нескончаемый парад коробок. Пустые в беспорядке громоздились возле стены, пачка сплюснутых лежала у двери. Кругом коробки! Слишком много коробок. Целый склад коробок, без конца и края. И никакой стереосистемы в пределах видимости, как и пиццы для обеда тоже.
– Распаковываюсь, – сказала Брэнди. – Вчера весь день и полдня сегодня. И до сих пор не видела Алана.
– Послушай, родная, – сказала мать, – я уверена, он занят. Как-никак он – врач. – Голос Тиффани звучал мягко и нежно.
Брэнди сама не понимала, зачем она утруждает себя этими жалобами. Не иначе как от усталости и одиночества. Поддалась своему раздражению и принялась жаловаться на жениха.
– Алан не врач. Он – стажер.
– Несчастный мальчик. Я видела в «60 минутах», как больничная администрация эксплуатирует начинающих ординаторов. На все девяносто шесть часов. А он, по твоим словам, подает большие надежды. Помнишь, ты рассказывала, что он первый в группе и все там только на него и смотрят.
На этот раз Брэнди хотела, чтобы мать заняла ее сторону. Хоть в каком-то вопросе. Поэтому она продолжила:
– Он даже не звонил. Может, он что-то посылал по электронной почте, но меня не подключат к Интернету до следующей недели.
– Только не вздумай звонить ему сама, Брэнди, – сказала мать. – Надоедливая женщина – неприятное создание. – Тиффани являла собой обобщенный образ южанок пятидесятых годов.
– Ну разумеется, хотя, между прочим, он обещал мне помочь с переездом. – Брэнди ковыряла ногтем букле на диване, разглядывая среди рубчиков парчовую розу и размышляя, кого из них двоих ей хочется сковырнуть. Свою мать или жениха? – Но хочу подчеркнуть, что я переехала сюда из прелестного, спокойного, теплого городка, чтобы быть ближе к жениху. Я заступаю на свою первую адвокатскую должность в крупной юридической фирме и буду работать на полную ставку. Он мог бы по крайней мере позвонить и узнать, как я доехала. Может, я сейчас примерзла где-нибудь к стенке «Дампстера»[1], подобравшего мои бренные останки.
– Чтобы удерживать мужчину, – сказала Тиффани, – женщина должна жертвовать собой на сто десять процентов. – Голос матери приобрел тот благочестивый тон, от которого хотелось кричать криком.
– И чем это для тебя кончилось? – сказала Брэнди.
Шокированный вздох Тиффани заставил Брэнди образумиться. Она любила свою мать. Действительно любила. Но правда заключалась в том, что отец оставил ее. И заставил втихомолку страдать одиннадцатилетнюю дочь. Он ушел от них к своей двадцатитрехлетней секретарше и новорожденному сыну, отвечающему его насущной потребности, а именно – видеть зеркальное отражение себя в юности, в спортивной форме своей футбольной команды.
Однако сводный брат Брэнди – сейчас ему исполнилось тринадцать лет – был напрочь лишен интереса к спорту. Зато Квентин блестяще разбирался в компьютерных программах.
Брэнди ему сочувствовала. Она-то знала, каково мальчику жить с его родителями. С матерью, теряющей бодрящую яркость красок и паникующей из-за этого, и с отцом, не скрывающим разочарования в своем ребенке и быстро разрушающемся браке.
– Извини, мама. Я стерва.
– Ничего подобного.
– Да, – настаивала Брэнди. – Я абсолютно уверена, что я – стерва. Но будем смотреть правде в глаза. Теперешние папины трудности подтверждают, что человек сам не знает, чего хочет. И от жены. И от детей.
– Твой отец – хороший человек.
Брэнди скептически улыбнулась. За все годы Тиффани ни разу не сказала об отце дурного слова, как он ни помыкал ею. Если бы Брэнди была подростком, может, она и возразила бы матери, но те дни давно прошли. Она не считала, что ее отец хороший человек. Он был эгоцентричный, жестокий и коварный. Кому, как не ей, было знать его лучше?
– Когда поговоришь со мной, позвони ему, – сказала Тиффани. – Отцу будет приятно узнать, что ты благополучно добралась до места.
– Ой, мама! Вряд ли он вообще помнит о моем переезде.
– И потом, завтра у него день рождения.
– О, я и забыла. – Брэнди подумала, что отец, вероятно, тоже забыл.
Но Тиффани упорно продолжала притворяться, изображая его нормальным человеком, который отмечает особые даты семейных событий. По-видимому, она делала это для того, чтобы вынудить Брэнди поддерживать с ним связь на полурегулярной основе.
Представляя свое общение с отцом, Брэнди всегда думала, что он может накричать на нее. Или хуже того – не найдет времени для разговора. От этих мыслей у нее всегда портилось настроение. Поэтому Брэнди оттягивала подобные мероприятия, как только могла.
Не зря они с Аланом объявили о помолвке. Он, может, не был пламенем и страстью, но в нем были постоянство и надежность. По крайней мере до сегодняшнего дня она считала, что на Алана можно положиться. Что касается его занятости, Алан, вероятно, заготовил чудовищную ложь в свое оправдание. Но сейчас Брэнди не собиралась спорить с матерью – пусть оправдывает его. Она слишком устала, чтобы спорить.
– Алан скоро приедет, – говорила Тиффани, переходя на утешительный тон. – Возможно, он будет сегодня к вечеру и заберет тебя на обед.
– Мне не нужно, чтобы он меня забирал, – сказала Брэнди. – Мне нужно, чтобы он помог мне распаковаться.
Да. И впрямь стерва.
– Нет, тебе нужно пойти с ним! – настаивала Тиффани. – Ты должна использовать каждый шанс и приятно проводить время, пока ты молода. – Исступление, прозвучавшее в голосе матери, заставило Брэнди поежиться.
Она чувствовала себя виноватой. Вот уж кто действительно не проводил приятно время, так это се мать. И не сделала она этого, потому что пыталась – хоть и безуспешно – наладить жизнь своей дочери.
– Мама, приятно проводить время должна ты, а не я. Ведь ты совсем не старая. Тебе еще нет и пятидесяти. Ты могла бы уехать из Нашвилла и устроить свою жизнь.
– Мужчины моего возраста интересуются молодыми женщинами. Те же, что заглядываются на женщин моего возраста, слишком стары и не годятся для хорошего времяпрепровождения. Во всех отношениях. – Сейчас Тиффани говорила шутливым тоном. – И вообще я думала…
– Что?
Тиффани замялась.
– Что? – повторила Брэнди.
Чтобы ее мать жеманничала? На нее это было непохоже. Совсем наоборот.
– Как бы я желала быть там, рядом с тобой, чтобы помочь тебе! – не сдержалась Тиффани. – Мне недостает тебя!
Брэнди была готова поклясться, что Тиффани собиралась совсем не это сказать. Но она слишком устала, чтобы сейчас докапываться до правды.
– Мама, тебе не может меня недоставать в той степени, как раньше. Я не жила дома семь лет, пока училась в университете.
– Я знаю. Но тогда и сейчас – далеко не одно и то же. Когда ты была в Вандербилте, нас разделял один город. И я знала: если тебе что-то будет нужно, я смогу тут же с тобой связаться. А теперь…
– Все в порядке, мам. Это правда. Я вполне успешно сама о себе забочусь. – «Много лучше, чем ты о себе», – добавила про себя Брэнди.
– Я знаю, ты у меня умница, – сказала мама. – Я горжусь тобой. – Но в голосе Тиффани звучали нотки обиды. – Просто я хочу, чтобы Алан был сейчас с тобой. Он такой надежный.
«Как оказалось, не всегда».
– Завтра вечером он заедет за мной, – успокоила Брэнди мать. – Мы приглашены на вечеринку к дяде Чарлзу.
Если Алан исчез и не появляется, ее не интересует, какие оправдания он представит. Она устроит ему хорошую взбучку.
– На вечеринку? – разволновалась Тиффани. – К Чарлзу? О, это, наверное, будет здорово! Он недавно переделал холл. Знаешь, когда они отскребли витую лестницу, под краской обнаружилось отличное красное дерево. Можешь себе представить? Как бы я хотела взглянуть на это! А тебе нравится Чарлз?
Тиффани перескакивала с одной темы на другую. Брэнди только растерянно моргала.
– Конечно. Мне давно нравится дядя Чарлз. С тех пор как он, используя свой опыт, в судебном порядке выжал из папы алименты на ребенка.
– Твой отец был загнан в тупик той особой, на которой женился.
– Поэтому мы склонны применять к нему слово «подкаблучник» взамен эпитета «аморальный»?
– Никогда не употребляй это слово, Брэнди. Это звучит ужасно и совсем не пристало молодой женщине.
– Хорошо, – сказала Брэнди. Занятно, но с проявлением материнской заботливости она чувствовала себя спокойнее.
– Расскажи мне о завтрашнем вечере.
– Это благотворительный бал для сбора денег в помощь музею, – начала Брэнди. – Там будут негласный аукцион и развлекательная программа. Кстати, дядя Чарлз ангажировал Элтона Джона. Я сижу за корпоративным столом «Макграта и Линдоберта». – Разумеется, она, Брэнди, будет сидеть с ними. Может, она и новичок, но удостоиться высшей оценки юридического факультета Вандербилта – подвиг немалый. Ее пригласили бы на собеседование даже без вмешательства дяди Чарлза, и она справилась бы с этим наилучшим образом. Свое место Брэнди получила честно и справедливо. Она способная девушка и знает себе цену.
– Что ты наденешь? – спросила Тиффани. Ох!
– Все то же черное платье, которое я покупала еще для университетских вечеров.
– Черное? – Тиффани могла бы сказать: «Но ты покупала его у Энн Тейлор» или «Но это фасон двухлетней давности». Но вместо этого она сказала: – Дорогая, Чикаго – второй Нью-Йорк. Покажи этим адвокатам, как может выглядеть девушка с жаркого юга!
– Но я ужасно выгляжу в розовом.
– Оденься в красное. Мужчины обожают красное.
– Меня не волнует, что обожают мужчины, – отрезала Брэнди и тяжко вздохнула. Тиффани нисколько не изменила своих убеждений. После четырнадцати лет жалкого существования она до сих пор считала, что мужчина – лучший друг женщины. Мужчина и подарки, которые можно от него получить.