Изменить? Легко сказать; но каждое изменение, когда оно касается общепринятых идей и норм поведения, привычных благодаря старой традиции, требует не безразличного усилия. И столь же прекрасно иметь возможность сказать самому себе, что без некоторого усилия, которого от нас требуют другие, нельзя обойтись и с пользой! По правде говоря, у меня нет привычки слишком прислушиваться к тому, что обо мне говорят, и читать касающиеся меня статьи или книги. Это недостаток; в нем я признаюсь, и часто я пытался исправиться. Но опыт заставил меня воочию убедиться, что во многих выступлениях и статьях недостает расположения духа и ума, абсолютно необходимого, чтобы понять то, что я уже сказал во многих книгах (которыми, мне кажется, я достаточно обременил, говоря вместе с Вико, сообщество образованных людей, и из которых, желая поставить вещи на место, я должен был бы все время повторять страницы за страницами). Не было ли более разумным, а также более экономичным иметь терпение и ждать, чтобы те немногие, которые могут понять, и каждый из которых предназначен судьбой заставить понять немногих других, поняли и уразумели самостоятельно то, что уже было сказано, я считаю, с достаточной ясностью?
   Таким образом, я кончил тем, что утвердился в убеждении: даже относительно философских диспутов нужно позволить говорить вздор и глупости, а то и ложь, полагаясь на имманентную силу истины (или лучше - мысли, которая всегда находит свои пути; и часто находит их там, где человек совершенно далек от того, чтобы искать их).
   Позволить говорить каждому на своем месте? Но, поступая так, я должен был заметить одно неудобство, которому давался повод: некоторые вздорные высказывания из абстрактных теоретических дискуссий переходят в жизнь, где всегда отражаются и находят отзвук все идеи; и из суждения, брошенного там небрежно о мыслях, считавшихся в первое время литературным или школьным упражнением, выводились решающие оценки людей, вещей и фактов, которые для подавляющего большинства имеют реальность, более прочную, чем абстрактные школьные или литературные упражнения, - с выводами и следствиями, не лишенными воздействия на ту конкретную и историческую социальную жизнь, которой все, философы и нефилософы, живо интересуются.
   И поэтому, наконец, мне показалось, что я должен нарушить молчание и предложить людям доброй воли (которых - я никогда не колеблюсь допускать большинство) некоторые замечания в самой осторожной и одновременно решительной форме, какая для меня возможна. Замечания, направленные на весьма скромную и, я бы сказал, пропедевтическую цель - предостеречь тех, кто хотел бы по какой-то причине взяться за изучение этой формы идеализма, которая, по моему мнению, сегодня является единственно возможной формой философии, и произнести о ней какое-то суждение ex informata conscientia*. Я не строю себе иллюзий относительно действенности этих замечаний. Но если они и не смогут, вероятно, дать полного представления и глубокого осознания сущности актуализма (представления и осознания, невозможных для того, кто над ними серьезно не поразмыслил и поэтому не изучил с симпатией и с сердечным влечением духа), то, надеюсь, смогут в какой-то мере быть полезными, чтобы поставить на вид, что некоторые расхожие интерпретации исповедуемого мною учения не принимаются мной, потому что не соответствуют тому, что я думаю.
   И если верно (и это защищалось мною также во многих случаях как основополагающий канон философской критики и истории философии), что никогда сам мыслитель не является лучшим истолкователем своей мысли, то все же неоспоримо, что всякое истолкование должно иметь свою основу в формулировках истолковываемой мысли, и что можно, по крайней мере, позволить каждому сформулировать свою мысль до того, как другие будут над ней трудиться со своими герменевтическими канонами.
   2. ПОЧЕМУ ЖЕ "АКТУАЛЬНЫЙ" ИДЕАЛИЗМ?
   И я начну с главной характеристики моего идеализма. Почему он актуальный?
   Причина весьма проста и ясна: идеализм, всякий идеализм понимает реальность как мысль. Но что такое эта мысль? Идеалист Платон, идеалист Беркли, идеалист Кант, идеалист Гегель и т. д. Но между идеализмом и идеализмом существует большая разница, потому что всякий раз мысль, в которой заставляют состоять реальность, понимается по-разному. Для меня мысль - это акт. Тогда некоторые остряки скажут: "Но все - акт, даже еда, хождение и т. д.". Возражение неотесанного человека, не знающего истории философии! Но против этого возражения имеет силу замечание, которое актуальный идеализм выдвигает против других - менее тривиальных и более пристойных и респектабельных - возражений. И это замечание следующее: согласно нашему идеализму, не только мысль - акт, но и акт - мысль. Сие значит, что эти два понятия совпадают, как можно видеть, лишь если понятие акта выходит не только за рамки обыденного представления (согласно которому акт - это также еда, хождение и тому подобное), но также и за рамки философских понятий духовного или божественного акта, как он понимается во многих системах.
   3. АРИСТОТЕЛЕВСКИЙ АКТ И АКТ ИДЕАЛИЗМА
   Например, тот, кто прибегает к аристотелевскому акту, чтобы понять акт актуализма, сбился с пути, и ему никогда не удастся дать себе отчет в том, что говорит актуалист. Аристотелевский акт - чистая форма, неподвижный двигатель (неподвижное того движения, которое, по Аристотелю, свойственно также мысли, познающей себя в опыте). Напротив, акт, о котором говорим мы сегодня, - сама мысль об опыте и, более того, чистый опыт. И отличается от всякого другого акта, который сделался объектом рассмотрения в прошлом, в силу того, что понимается как акт в акте, настоящий акт, а не как уже совершенный акт. И в самом деле, следует учесть, что хотя и говорят обычно о прошлых, завершенных актах, предмете истории или метафизической спекуляции, направленной на реальность, идеально предшествующую мысли, в которой осуществляется данная спекуляция; но эти акты относятся, в силу железной логической необходимости, которую никакое усилие мысли никогда не сможет нарушить, к имманентному и полностью не снимаемому акту, являющемуся как раз актом мысли (благодаря которому история прошлого реконструируется или предстает в своей структуре той выявленной метафизической реальностью, существующей до самой мысли, которая себе ее представляет, и по мере того, как последняя себе ее представляет). И между историческими или метафизическими актами и этим актом существует значительное различие, которое уточняется, если сказать, что первые, собственно говоря, являются не актами, но фактами (хотя и вечными); а единственный акт, который существует на самом деле и не может не быть таковым, - последний, который действительно, по общему признанию, является актуальным. Но сказать "актуальный акт" значит использовать бесполезный плеоназм. Акт, не являющийся актуальным, все равно, что не светящий свет, не-живущее живое.
   4. АКТ КАК МЫШЛЕНИЕ В АКТЕ
   Очевидно, что акт, понимаемый таким образом, не может быть ничем иным, как мыслящей себя мыслью: не книгой, которая была написана, но книгой, которая пишется; не мыслью, которая уже была помыслена (или является мыслимой, потому что определена в самой себе еще до того, как она была помыслена), но той мыслью, которая помыслена в этом мыслящем, т.е. мыслью, объект которой совпадает с субъектом. И в самом деле, если бы он не совпадал, то она предсуще-ствовала бы - и не была бы поэтому актуальной. И не была бы мыслью, как и всякая прошлая мысль или мысль других (и как таковая - доступная нашему пониманию как мысль, которая была равным образом помыслена): поскольку эта мысль не актуальна (и, в силу этого, не наша мысль), мы можем мыслить ее абстрактно; но если мы действительно хотим познать эту мысль как мысль, мы должны ее мыслить актуально.
   5. ТОЛЬКО МЫСЛЬ КАК АКТ - СВОБОДА
   Какой интерес этого уравнения актуального идеализма: мысль = акт? Главный интерес мысли, т.е. человека, или же не только философии, но и жизни (если хотят сделать различие между философией философов и той философией, каковой для всех людей является жизнь). Ибо известно, что философские проблемы - не изобретение философов, которые их углубляют - и, таким образом, заставляют всех более живо почувствовать стремление к необходимости (которое у всех есть) разрешить их. Все люди чувствуют потребность в действии, потому что их деятельность - их жизнь: и они что-то делают, действуют, даже если только мыслят в потаенных местах своего ума. Но чтобы что-то делать, они должны быть в состоянии верить, что являются субъектом своего действия; чтобы мыслить, они не могут обойтись без суждения о том, что они мыслят, присутствуя в своей мысли и одобряя ее, т.е. отличая ее от лжи (которую они отвергают в том самом акте, где утверждают в качестве истинного истину, которую они мыслят). В любом случае они должны считать, что именно они
   действуют или просто мыслят, т.е. что они не действуют, влекомые механически слепой необходимостью, но являются творцами этой реальности, которая зачинается и основывается их действием. Одним словом, жизнь человека - это утверждение свободы, которую и в самом деле каждый человек стремится обрести: либо с помощью мотыги, разбивая самые твердые комья, он старается превратить почву в податливое орудие по удовлетворению собственных потребностей; либо посредством анализа, распутывая трудности какой-то умозрительной проблемы, которая докучливо нависает над его душой, ищет в ее решении освобождения собственного духа от трудностей этой проблемы, препятствующей его пониманию мира, в котором он должен жить.
   Поэтому люди не могут смириться с материализмом; поэтому они всегда стремятся дать прочное обоснование своей инстинктивной вере в собственные силы как автономные силы, устроительницы мира (в который каждый, согласно своей роли, может поместить самое надежное удостоверение собственной моральной и интеллектуальной, а также социальной и экономической ценности).
   Но сказать "свобода" значит как раз и сказать "начало новой реальности". Сначала ничего, а затем все. Дух свободен, если он способен творить. Каковым не может быть дух, который был бы обусловлен чем-то предсуществующим (будь то материя, природа, человечество или история, идеальный мир, Бог и даже он сам, но понимаемый наравне с другими существами как реально предсуществующий, т.е. отличный настолько, что мог бы существовать независимо от актуального духа, который оказался бы им обусловленным). И в самом деле ясно, что если я мыслю в настоящее время, то я пришел после чего-то, что есть то, что оно есть, и что оно не в состоянии осуществить мое изменение в силу самого факта, что оно существует без того, чтобы я вмешивался, дабы заставить его быть и заставить его быть тем, что оно есть; и в данном случае мое бытие и мое действие сможет быть лишь с учетом этого чего-то, отличного от меня. И я буду существовать и буду мыслить то, чем это нечто заставит меня быть или заставит меня мыслить. Итак: или вычеркнуть человека с его претензией на то, что именно он действует, мыслит, проживает свою жизнь - пусть даже для того, чтобы страдать от своего ничтожества, своего неизлечимого невежества и от своего природного и непреодолимого бессилия; или же понять человека (или, лучше то, что делает человека человеком, ту мысль, благодаря которой он утверждается и является личностью, субъектом, самосознанием как абсолютный инициатор). И мысль как акт начинает таким образом, как мы говорим, понимать его: акт, который не имеет в качестве предпосылки ничего, поскольку все, что он берет в качестве предпосылки, он полагает сам (мысль в ее осуществлении).
   6. СКЕПТИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ
   В этом месте начинаются двусмысленности, подозрения и опасения. Что такое эта мысль в акте, которая не имеет "вчера" и не сможет иметь "завтра"? Должен ли мир сжиматься весь в мгновении без воспоминаний и надежд? Не иллюзия ли - бесконечное множество событий, которые существуют позади и впереди, и эта бессмертная природа, которая находится у нас по сторонам и напротив? Не иллюзия ли - другие люди, с которыми мы разделяем радости и печали и живем единой жизнью, освободиться от которой - значит иссушить в сердце всякий источник человеческой духовности? Нет, подобные интерпретации мысли-акта основываются не на понятии мысли, свойственной актуальному идеализму, а на понятии, которое имеют о мысли те, кто даже и в глаза не видел этого идеализма.
   7. ВРЕМЯ, СОДЕРЖАЩЕЕСЯ В МЫСЛИ-АКТЕ
   Во-первых, мысль не имеет ни вчера, ни завтра - и не потому, что она их упраздняет, а потому, что содержит в себе (или, лучше, их производит). Она присутствует; но не потому, что настоящее находится посередине между прошлым и будущим, а поскольку один и другой из этих моментов имеют сущностный центр отнесения в самом настоящем - центр, абстрагируясь от которого, они и в самом деле легко могут превратиться одно в другое (коль скоро вчерашнее прошлое - это позавчерашнее будущее, а завтрашнее будущее - это также и послезавтрашнее прошлое). Центр, все время смещающийся вместе с моментами, которые от него зависят до тех пор, пока он является помысленным или определенным абстрактно настоящим (т.е. до тех пор, пока он не настоящее, а идея настоящего). Фиксируется же он (и вместе с собой фиксирует и определяет прошлое и будущее), когда перестает быть идеей настоящего и является настоящим, т.е. актуальностью мыслящей мысли. Но тогда это настоящее - не "сегодня" или "текущий час": оно и в самом деле - форма мыслящей мысли, лишенной того различия и множественности, которые присущи времени в его течении. Различие или множественность принадлежат вещам, которые мы причисляем к объекту; принадлежат самой мысли, поскольку она становится объектом мысли; но никогда не принадлежат мысли мыслящей.
   8. БЕССМЕРТИЕ
   Различать мысль мыслящую и мысль помыс-ленную - значит оказаться в состоянии понять, почему люди всегда смутно приписывали бессмертие, т.е. вечность мысли, акту духа во всех его формах и определениях и в силу этого говорили о вечной истине (т.е. о науке), о вечной красоте (т.е. об искусстве) и т. д. (хотя всегда думали, что все отдельно взятые мысли возникают и исчезают и что человеческое бренно). То, что гибнет, отлично от того, что остается. И в человеке есть бренная часть, в которую помимо того, что называют телом, можно включить также и то, что называют духом, поскольку последний рассматривается эмпирически или исторически как непрерывное изменение (и идей, следующих за идеями, и чувств, которые сменяются другими чувствами, и т. д.). Но существует также бессмертная и вечная часть, в которой (и посредством которой) мы живем, поскольку наша жизнь оценивается и имеет цену, и она позволяет нам изредка вкушать божественную амброзию, без которой в нас угас бы всякий свет мысли.
   9. ВРЕМЕННОЕ И ВНЕВРЕМЕННОЕ НАСТОЯЩЕЕ
   Итак, мы четко и твердо осознаем разницу (а кто не в состоянии сделать этого различия, пусть откажется идти вперед и вернется к старым тягостным попыткам постичь непостижимое) между настоящим, которое является временным (или элементом времени), и настоящим, которое является вневременным (или принципом времени), - имея в виду, что первое, наравне с прошлым и будущим, само по себе является абстрактным и ирреальным, а второе, напротив, конкретная форма существующего и действительного.
   10. ЕДИНСТВО МЫСЛЯЩЕЙ МЫСЛИ И МНОЖЕСТВЕННОСТЬ ЕЕ ОБЪЕКТОВ
   Во-вторых, настоящее (которое одно является реальным, так как содержит в себе прошлое и будущее) дает место множеству всех вещей, которые развертываются во времени, а также множеству вещей, которые распределяются в пространстве и образуют то, что называется природой. И в этом множестве оно дает место другим людям, поскольку они вместе с нами многочисленны и в большей или меньшей степени различаются между собой и противостоят друг другу (хотя стремящиеся и нацеленные на формирование практически и теоретически одной и той же духовной жизни - и все же более или менее далекие от цели, в которой они обретут свое единство). Духовный акт абсолютное единство; но это свойственное акту единство не надлежит человеку или мысли как объекту этого акта. Мыслящая мысль - не помысленная мысль. Множественность второго элемента становится возможной (поскольку всякая множественность является также и связью между ее элементами - и, стало быть, единством) благодаря единству первого элемента, но она отличается от этого единства и противопоставляет себя ему. Итак? Итак - поскольку мыслящая мысль не упраздняет помысленное - не только не является иллюзией всякая множественность, которая бы противопоставляла себя точечному единству мысли в акте, но и реальность этой мысли сама была бы абсурдной без той множественности, поскольку невозможно иметь мыслящую мысль, не имея одновременно помысленной мысли.
   11. УНИВЕРСАЛЬНОСТЬ МЫСЛЯЩЕГО СУБЪЕКТА
   Верно, что помысленное - продукт мышления, и что мышление в силу этого является изначальным принципом, из которого все проистекает и к которому все возвращается. Но это не означает, что я как особенный субъект являюсь принципом мира, который мне предшествовал, и мира, который будет после меня, а также мира, который меня окружает. Я, особенный субъект, являюсь мышлением, актом мысли, поскольку я существую, т.е. поскольку я субъект; но как особенный я не являюсь ни субъектом, ни собой, ни актом мысли или мышлением - потому, что особенным я являюсь как часть того мира, который я мыслю, как элемент множественности, в которой также и я занимаю место, если в себе обращаю внимание не на деятельность мысли в акте, но на ту реальность, для мышления которой эта деятельность мысли трудится и осуществляется.
   12. АКТУАЛИЗМ - НЕ ИЛЛЮЗИОНИЗМ И НЕ АБСТРАКТНЫЙ СУБЪЕКТИВИЗМ
   Таков один из пунктов, на которых важно задержать внимание тому, кто хочет дать себе отчет в сути речей актуалиста. А последний никогда не мечтал отдаться в руки иллюзионизма; и он весьма далек как от протагоровского субъективизма (являющегося субъективизмом без субъекта), так и от берклианского или шопенгауэровского идеализма (являющегося наивным идеализмом бессознательных реалистов). Актуалист все сводит к мысли, которая не является мыслью единичного человека (рожденного от женщины, предназначенного умереть - отдельного члена общества, который есть quantite negligeable* или что-то вроде того). Эта мысль не является моею, когда она не была бы и твоею, или не является твоею, когда она не была бы и моею - не потому, что она общая и абстрактная мысль, которая находит в мышлении каждого свою конкретную и действительную индивидуальность, а, напротив, потому, что, как таковая (не моя, не твоя), она - единственная мысль, которая существует там, где не только воображают себе, что мыслят ее, но где ее действительно мыслят. Каждый ее мыслит в связи с той универсальной деятельностью, которая, любой хорошо знает, находится в акте мышления; хотя, по размышлении, ему, впрочем, нелегко затем в этом убедиться (и в самом деле, он никогда не сможет в этом убедиться, не отличая себя как мыслящего от того, которого он видит в себе в качестве одного из объектов собственной мысли). Одним словом, эта мысль есть Мысль (или универсальная, т.е. единая и бесконечная, мысль) - та божественная мысль, которая дает всем силу открывать рот, которая и вправду является самым мужественным актом, какой только способен совершить человек. И она дает силу всем - даже тем, которые открывают рот, дабы сказать, что они ничего не знают и ничего не могут; тем не менее она является утверждением истины, которая для того, кто ее утверждает, является абсолютной истиной, т.е. наделенной бесконечной ценностью.
   И обратите внимание на то, что эта Мысль (называемая также духом, или субъектом, или Я, или как угодно) не есть нечто, существующее уже в себе и для себя, независимо от множества мира объектов, в которых являет себя творческая мощь мыслящей деятельности. Такова излюбленная цель безжалостных критиков актуа-листического субъективизма, которые обвиняют подобным образом идеализм в безумном стремлении поставить себя перед биномом "субъектобъект" и упразднить второй элемент, чтобы затем упорно пытаться извлечь его из первого. Подобный субъективизм абсурден также и для актуалиста.
   13. ДУАЛЬНОСТЬ И ЕДИНСТВО СУБЪЕКТА И ОБЪЕКТА
   Абсурден по одной причине, которая ускользает от вышеупомянутых строгих критиков: потому, что этот субъективизм начинался бы с допущения - как противоположного субъекту и поэтому не выводимого из него - того объекта, который, в силу чего-то вроде фокусничества, он должен был бы заставить сначала исчезнуть, а затем вновь появиться. Актуалист хочет бинома "субъект-объект" в их абсолютной оппозиции - но, чтобы эта оппозиция существовала и вправду, а не на словах, он хочет, помимо оппозиции, единства двух этих элементов. И в самом деле: он заметил, что без единства они могли бы существовать на двух различных уровнях и каждый сам по себе - и тот, и этот элементы, но лишенные всякой связи один с другим, освобожденные от того взаимного отвращения и негативности, которая их раздваивает и противопоставляет как положительный и отрицательный полюса одной и той же стрелки.
   Итак, бином - но с его необходимым и непреложным обоснованием в абсолютной монаде. Эта монада не в наличии, не существует до всякого ее проявления или начала деятельности. Не является субстанцией то нечто, к чему обращаются антиидеалисты, чтобы метать против всех стрелы своей критики, своего пренебрежения (которое хочет быть смиренным сознанием бедной человеческой природы, а становится, напротив, высокомерной и самонадеянной уверенностью в суждении о ближнем). То одно, что, можно сказать, есть, - не принцип, а продукт этой Мысли, являющейся актом, производящим определенное бытие отдельно взятых индивидов и всех вещей и их совокупности, в которой все собирается в своей неразрывной и неуничтожимой связи со своим принципом.
   14. ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНЫЙ СУБЪЕКТИВИЗМ
   Итак, не иллюзионизм и не субъективизм, где под субъектом подразумевается субъект, являющийся одним из двух элементов, на которые поляризуется мысль; но истинный субъективизм, т.е. утверждение имманентности субъективности, превосходящей всякий субъект и всякий объект опыта, трансцендентальной субъективности как условия и принципа всякой дуализа-ции мысли в опыте. Истинный субъективизм - это трансцендентальный субъективизм.
   При сопоставлении с данной, более высокой, субъективностью имеют право на существование как субъективизм, противопоставленный объективизму, так и последний, противопоставленный первому: и в самом деле, как один, так и другой абстрактно опираются только на один элемент синтеза, в котором глубинный субъект вечно дуализируется, и оба они делят пополам конкретную структуру, в которой, согласно идеалисту, реализуется мир.
   15. ОБЪЕКТИВИЗМ АКТУАЛИСТА
   Своему противнику-объективисту, который упрекает его в субъективизме, актуалист поэтому ответит, что он не субъективист. Сторонник актуализма больший объективист, чем его критик, потому что последний довольствуется абстрактной объективностью (недостаточной и подвешенной в воздухе, поскольку она оторвана от элемента, к которому по своей природе непреодолимо влечется и с которым неразрывно связана).
   Как бы там ни было, считать, что осудили актуалиста, признав его стиснутым в замкнутой области субъекта (и, стало быть, отделенным от так называемой объективной реальности, внешней мысли) - значит говорить совершенно неточные вещи, которых нет ни на небе, ни на земле, совершенно неточные в качестве дефиниции актуалистического учения, лишенные смысла из-за того, что предполагают касательно отношений фантастического объекта, на который ссылаются, с не менее фантастическим субъектом (отношений, критика которых осуществлялась столько раз, что теперь уже имеет почтенную бороду). Тот, кто не имел бы ничего иного возразить актуалисту, кроме старой побасенки о субъективизме, доказал бы, что он находится еще в самом начале истории философии.
   16. ОБВИНЕНИЯ В НАТУРАЛИЗМЕ
   Другой притворяется, что следовал до этого пункта за актуализмом и что был склонен попустительствовать этой Мысли, которая является универсальным, бесконечным, творческим актом, творящим себя и иное в себе; но был склонен к этому при условии, что затем не возникнут из этого несообразности. Но вот он, по его мнению, наталкивается на серьезнейшие трудности, в силу которых идеалист, считавший, что постиг глубинное ядро духовности мира, должен якобы признать, что внезапно впал в самый безнадежный натурализм. И кто делает различие между натурализмом и материализмом, а кто и нет; кто-то не колеблется заклеймить актуализм, обвинив его в самой заразной материалистической чуме. Говорят: когда вы заключили все - природу и историю, Бога и человека, бытие и ценность - в акт мысли, вы в действительности в простом и однолинейном развитии акта уничтожили то различие, благодаря которому дух противопоставляет себя природе и возвышается над ней, суждение - над событием, сознание - над фактом, и сама неразличенная мысль становится необходимым, непосредственным процессом, который таков, каков есть - так, что должное совпадает с самим сущим, право с фактом, и поэтому все является истинным, все справедливым (что равнозначно тому, чтобы сказать, что ничего нет справедливого и ничего истинного). Истина, не отличающаяся от заблуждения, низводится сама на уровень, недоступный оценке. Свет истины столь полон и ослепителен, что никто ничего не видит. Это - явный натурализм, а вовсе не абсолютный спиритуализм, как утверждают актуа-листы! Стоит ли называть мыслью этот акт, который есть то, что он есть; который становится тем, что он есть, в становлении своей природы? Спиритуализм всегда был вдохновляющей верой, которая презирает завершенные факты, восстает против свершенных вещей, чтобы стремиться к тому, чего нет, но что должно быть. Здорово пессимистический, спиритуализм раздраженно и неудовлетворенно отворачивается от реальности, которая дана или дается, от естественного хода вещей - и со страстным желанием обращается к высшему миру, который тем больше ценен, чем больше привлекает, чем большего труда стоит его достичь. Эта актуалистическая философия, бросающая все в непрестанный акт мысли, которая, мысля, не может не мыслить, и не может не мыслить лучше, чем оно может быть, - панглос-совский оптимизм: она - отдача человека на милость природе. Она подрезает жилы всякой способности к действию, гасит всякий пыл души, которая для того, чтобы жить, нуждается в измышлении своей лучшей реальности, стремится к усилиям, в которых осуществляется ее жизненный ритм на фоне будущего (которое актуализм заставляет исчезнуть с глаз смертного, осужденного carpere diem*, замыкаясь и сосредотачиваясь на самом себе).