Джиллиан Стоун. Влюблен и очень опасен

Джиллиан Стоун
Влюблен и очень опасен 
Роман

Глава 1

   Фицровия, Лондон, 1887 год

   – Отчаянный ты парень, Рейф. Я бы так не смог.
   Рейфел Льюис чиркнул спичкой. Едкий запах серы повис в душной темноте ночи.
   – Поцелуй меня в зад, Флин. – Рейфел с наслаждением затянулся сигаретой – курить сигареты марки «Филипп Моррис» считалось модным в гомосексуальных кругах – и, запрокинув голову, устало прислонился к фонарному столбу.
   – Меня уволь, а вот кое-кто, пожалуй, от такой чести не отказался бы, – насмешливо парировал Флин Рис.
   Если бы детектива Льюиса спросили, что заставило бы его бросить любимую работу, он бы ответил не раздумывая: еще одно подобное задание.
   – Иди к черту.
   Облюбованный сыщиками фонарный столб находился в нескольких ярдах от дома номер тридцать пять по Кливленд-стрит, в котором располагался самый шикарный гомосексуальный бордель города. Но внимание Скотленд-Ярда этот бордель привлек не своей специализацией, а участившимися скандалами с участием завсегдатаев заведения из числа первых лиц королевства.
   Рейфу и Флину предстояло провести специальную операцию по задержанию одного или нескольких причастных к скандалу лиц, известных своей слабостью к мужским прелестям. Расчет был на то, что полученные в камере предварительного заключения «приятные» впечатления заставят распоясавшихся сластолюбцев вести себя скромнее. При этом в Скотленд-Ярде каждый понимал: самое большее, что можно сделать – это запугать преступников. Довести дело до суда едва ли удастся.
   Рейф достал из кармана бумажный пакет с тянучками и протянул напарнику.
   – Не желаете сладенького, мистер Рис?
   Флин отправил конфету в рот.
   – Не искушайте меня, мистер Льюис, – протянул он, с удовольствием причмокивая.
   Рейф выпустил колечко дыма.
   – А ты молодец, Флин. Сработал на ура. Тот парень и понять ничего не успел, как оказался в наручниках.
   Добротная четырехместная карета выехала из-за угла, постепенно замедляя ход.
   – На ловца и зверь бежит. Рискнем? – Флин, подмигнув Рейфу, юркнул в переулок, где, по слухам, любители однополой любви находили друг друга.
   Карета проехала мимо вальяжно покуривающего у фонарного столба детектива Льюиса и остановилась там, куда свет фонаря не доставал. Затушив сигарету, Рейф неторопливо направился к экипажу. Возможно, этот «клиент» из тех, кто предпочитает заниматься любовью, не выходя из салона. Краем глаза Рейф заметил, как метнулся по переулку и притаился за каретой его напарник Флин.
   Окно экипажа приоткрылось.
   – О, цветок нездешний и прекрасный! Можно ли купить твою благосклонность?
   Детектив Льюис за словом в карман не полез:
   – Лишь лучших я готов принять в свои объятия. – Рейфу не удавалось разглядеть лицо сидящего в карете мужчины; угадывался лишь темный силуэт господина в шляпе-котелке. Впрочем, кем бы ни был этот господин, цель его приезда сомнений не вызывала. Поговорка «Рыбак рыбака видит издалека» применительно к этому случаю могла звучать так: «я милого узнаю не по цвету, а по поэту». Среди эстетствующих приверженцев однополой любви имелся обычай вместо визиток обмениваться поэтическими строфами, наполненными особым, лишь им одним понятным эротизмом.
   Губы крупного и, надо сказать, довольно красивого рта загадочного любителя поэзии – верхняя часть лица, включая глаза и нос, оставались в густой тени – медленно растянулись в улыбке. От господина в котелке пахло дорогим табаком и выдержанным виски.
   – Он так хорош, что глаз не отвести, и обещает сладкие утехи его порочная улыбка, но… – Господин в экипаже вежливо ждал ответной реплики.
   Рейф вымучил улыбку, лихорадочно подыскивая подходящую строфу.
   – Но вкусит от плода запретного того лишь тот, кто щедро за него заплатит, – триумфально закончил Рейф.
   – Даю тебе десять гиней и ни фартингом больше. – Господин в котелке высунул голову из окна экипажа – прямо под каретный фонарь.
   Рейф навалился на дверь, бесцеремонно просунув локоть в открытое окно.
   – Будь у меня жена такая же голубка, я бы не стал искать ей замену среди местных голубков.
   – Забирайся в карету, Рейф.
   Рейф уселся рядом с господином в котелке, который при ближайшем рассмотрении оказался главным инспектором сыскной полиции. Зено Кеннеди был вторым после Уильяма Мелвилла, начальника антитеррористического отдела, человеком в Скотленд-Ярде. Недавно Зено прославил себя и свое ведомство тем, что предотвратил готовящийся членами Фенианского братства крупный теракт и фактически обезглавил опасную террористическую группировку.
   Инспектор усмехнулся:
   – Как прошла ловля на живца?
   Рейф скромно пожал плечами:
   – Поймали одну рыбу.
   – Крупную?
   – Пожалуй, слишком крупную. Приятеля принца Эдди. Увы, пришлось его отпустить.
   Зено втянул воздух через зубы, словно в приступе нервной боли.
   – Бьюсь об заклад, Мелвилла эта новость заинтересует. Где Флин?
   – Добрый вечер, сэр. – Партнер Рейфа материализовался из мрака прямо перед окном.
   – Садись в карету, и поехали.
   Флин не заставил себя упрашивать. Зено постучал по крыше набалдашником трости, и экипаж тронулся с места.
   – Значит, повеселились вы от души. Так вошли в роль, что соблазнили самого лорда Сомерсета. Неплохо для двух неразлучных Джеков-прыгунов.
   – Мне больше импонирует образ агента-провокатора. У Джека-прыгуна слишком вызывающий наряд.
   По лицу инспектора скользнул бледный луч уличного фонаря. Взглянув на Зено, Рейф сразу понял, что главный инспектор сыскной полиции чем-то удручен. Интуиция редко подводила Рейфа, не подвела она его и на этот раз. Зено обошелся без предисловий:
   – Беспрецедентный скандал в парламенте. Я пытался сдержать напор прессы. – Кеннеди протянул Рейфу сложенную вчетверо газету. – Увы, безуспешно.
   Рейф развернул «Манчестер гардиан» и, щурясь в сумраке, прочел заголовок.

   «ЧЛЕН ПАРЛАМЕНТА НАЙДЕН МЕРТВЫМ В ПАЛАТЕ ОБЩИН»

   Рейф пробежал глазами статью.
   – Имя жертвы Уильям Паттерсон Хадсон. Смотритель обнаружил беднягу примерно часов в пять пополудни. Похоже, преступник поместил останки, а точнее, усадил их на ту самую скамью, на которой покойный член парламента восседал в палате общин.
   – Прямо-таки в пять часов, средь бела дня?! – не удержался от восклицания Флин. – Чертовски дерзкая выходка.
   Свернув за угол, карета выехала на набережную. Впереди по курсу показался Вестминстерский дворец.
   – Так что конкретно нам известно о Хадсоне? – поинтересовался Рейф.
   Зено состроил кислую мину.
   – Пока немного. Достоверно известно, что Хадсон занимался биржевыми спекуляциями и сделал несколько удачных инвестиций в железные дороги, чем и нажил приличное состояние. – Карета притормозила у здания парламента. Инспектор вышел из экипажа первым и, не дожидаясь остальных, энергично зашагал к помпезному входу для членов парламента. Рейф и Флин поспешили следом.
   – Хадсон получил место в правительстве четыре года назад. – Зено говорил отрывисто, глядя прямо перед собой и не замедляя шага. – У него дом в Лондоне и поместье в Кентербери.
   Зено предъявил документы охране у входа и, коротко бросив: «Они со мной», провел сослуживцев под нарядные дворцовые своды, отделанные золотистым бутовым камнем. В палате общин кипела работа. Эксперты-криминалисты, кто с лупами, кто без, прочесывали проходы в поисках улик.
   Рейф окинул взглядом обитые зеленой кожей скамьи. Ничего, кроме пустых сидений.
   – Где тело?
   Зено посторонился, дабы обеспечить лучший обзор. Бывалые сыщики Скотленд-Ярда перевидали немало трупов на своем веку, но вид этого покойника поверг в изумление и Рейфа, и Флина.
   На скамье третьего ряда, в самом центре восседала мертвая голова. Вернее, не восседала, а плотно сидела на обутых в модные остроносые ботинки ступнях, которые, в свою очередь, стояли в луже крови, растекшейся по зеленой коже сиденья.
   Зрелище не для слабонервных.
   Рейф, выйдя из кратковременного ступора, окинул росшую из ботинок голову оценивающим взглядом.
   – Впечатляет.
   Флин кивнул:
   – Хотелось бы знать, кто с ним так разделался. Есть какие-нибудь соображения?
   – Хадсон был человеком богатым и к тому же членом парламента. У него наверняка имелось немало завистников, – резонно заметил Зено.
   От созерцания мрачной картины их отвлек эксперт-криминалист, который, подойдя к голове с раскрытым мешком для улик, деловито осведомился у начальства:
   – Мы можем забрать останки, мистер Кеннеди?
   Зено приподнял бровь и, обернувшись к Рейфу и Флину, коротко бросил:
   – Вам достаточно того, что вы увидели?
   Рейф нехотя приблизился к мертвой голове и присел перед ней на корточки.
   – Надо бы оценить характер повреждений. – Эксперт-криминалист послушно приподнял обескровленную голову. Рейф вынул карандаш из внутреннего кармана пиджака и с его помощью приподнял нос незадачливого члена парламента, с глубокомысленным видом изучая то, что когда-то было неотъемлемой частью единого организма. – Нам известно, какого роста был мистер Хадсон? – Зено неопределенно пожал плечами, и тогда Рейф обратился к эксперту: – Мы можем хотя бы примерно оценить рост жертвы?
   Эксперт с молчаливого согласия детективов убрал голову в мешок и развернул складной металлический метр. Измерив один ботинок, он заявил:
   – Джентльмен был высоким, сэр. По моим предположениям, не ниже шести футов.
   Рейф с довольным видом кивнул, словно услышал именно то, что хотел.
   – И какое расстояние между рельсами в Кенте?
   Зено пристально посмотрел на Рейфа. Глаза его блеснули пониманием.
   – Кто-нибудь знает, какова стандартная ширина железнодорожной колеи?
   Молодой, лет двадцати на вид, эксперт, что изучал проход между скамьями ярусом ниже, поднял голову.
   – Разные железнодорожные пути имеют разную ширину колеи. Единого стандарта пока нет, мистер Кеннеди, хотя… – Парень снял кепку и почесал затылок. – Что-то между четырьмя футами и девятью дюймами и пятью футами с лишним, если я правильно помню.
   Рейф невольно усмехнулся.
   – Получается, что его положили поперек узкоколейки, а тут выехал поезд, и…
   – И снес ему голову. – Флин мрачно усмехнулся. – И ступни.
   Даже Зено не сдержал кривой ухмылки.
   – Я отправил нашего главного эксперта-криминалиста в Кент. Он опрашивает членов семьи покойного. Сегодня вечером я получил телеграмму от Арчи. Похоже, Хадсон пропал среди ночи.
   Рейф хотел присесть на скамью, но в последний момент передумал.
   – Его похитили прямо из спальни?
   Главный инспектор вздохнул и задумчиво окинул взглядом зал заседаний.
   – Похоже на то. – Взгляд его остановился на Флине. – Арчи хороший работник, но он ученый. У него нет вашей интуиции. Я хочу, чтобы вы встретились с ним в Кентербери. – Зено достал из внутреннего кармана пухлый конверт и протянул его Флину. – Здесь суточные и контактная информация.
   – И возьми с собой Алфреда. – Зено кивнул в сторону собаки-ищейки, что обнюхивала проход ярусом ниже. – Сдается мне, что, прогуливаясь вдоль железнодорожных путей между поместьем Хадсона и железнодорожной станцией в Кентербери, ты наткнешься на кое-что интересное. Например, на пропавшее тело.
   – Или на коровью лепешку. За что я и не люблю деревню. – Рейф подмигнул своему партнеру. – Соглашайся, все лучше, чем торчать на Кливленд-стрит.
   Зено наклонился к Рейфу:
   – Борьба с безнравственностью тебя не вдохновляет?
   Рейф брезгливо скривился.
   – Невелика доблесть – копаться в чужом грязном белье, даже если этого требует гражданский долг.
   Зено лишь согласно хмыкнул в ответ.
   – Если бы не тот чертов шантажист, так и жили бы себе спокойно и другим давали жить.
   Сыщики покинули дом парламента, прихватив с собой пополнение – собаку-ищейку по кличке Алфред. Теперь в салоне кареты их ехало четверо. Флин и пес вышли в Сохо – там у Флина имелись апартаменты.
   – Прошу докладывать мне о ходе расследования дважды в день, мистер Рис, – распорядился Зено и тут же постучал набалдашником трости в потолок кареты, давая кучеру знак отъезжать.
   – Куда теперь? – поинтересовался Рейф.
   – На станцию Чаринг-Кросс, – непререкаемым тоном заявил инспектор. – Мы с Флином будем вести расследование здесь, в Лондоне. А ты отправишься в Эдинбург.
   В Эдинбург? В свой родной город? Только не это. Но Зено, зная кое-какие подробности биографии своего подчиненного, не стал бы посылать Рейфа в Эдинбург просто так, без веской причины.
   – В Эдинбург, значит? Расследовать убийство… кого? – То ли он вправду обладал шестым чувством, то ли сработала профессиональная интуиция, но Рейф вдруг понял, что знает ответ на свой вопрос. И от догадки по спине его пробежал холодок. – Эмброуза Грейвил-Ньюджента?
   – Его самого, Рейф.
   Если кое-кто и сомневался в значимости изобретений Эмброуза, то его авторитет промышленника был непререкаем. На его заводах производились лучшие машины на паровой тяге, работавшие и на фермерских полях, и в шахтах, где добывалась руда. Мистер Грейвил-Ньюджент сумел наладить производство так, что оно приносило ему немалую прибыль, которую он постоянно вкладывал в усовершенствование выпускаемой им техники. Одним словом, его было за что уважать. Несколько дней назад Рейф узнал о смерти могущественного промышленного магната. Смерть его была жуткой и мучительной – его перемолола им же сконструированная паровая молотилка.
   – Наши семьи дружили – моя и Грейвил-Ньюджента.
   Зено приподнял бровь.
   – Даже так?
   – Владения Грейвил-Ньюджента граничат с нашими в Квинсферри, в Ист-Лотиане. Я был еще ребенком, когда Эмброуз приобрел соседнее поместье.
   – Ну да, разве ты мне не говорил, что вырос в замке?
   Рейф усмехнулся.
   – В этом замке от силы комнат пятьдесят. По английским меркам это не замок, а хибара.
   Кеннеди рассеянно кивнул, задумчиво глядя в окно. Он весь ушел в свои мысли и, наверное, даже не расслышал последнюю реплику Рейфа.
   – Выводы делать пока рано, но, может статься, эти убийства связаны. Возможно, мы имеем дело с серией. Два ведущих промышленника погибают в течение одной недели. Очень странное совпадение. – В салон кареты пробился солнечный луч. Рейф взглянул в окно. Уже светало. Он и не заметил, как пролетела ночь. Зено сидел насупленный и хмурый. – Мелвилл не верит в случайные совпадения, когда речь идет об убийствах, – пробормотал Кеннеди.
   С Мелвиллом не поспоришь. Если глава спецотдела Скотленд-Ярда не верит в случайные совпадения, значит, их не бывает. От дурных предчувствий у Рейфа свело живот. Он догадывался, что за задание подготовил для него Зено.
   – Насколько я понимаю, вы считаете, что смерть Грейвил-Ньюджента в молотилке – не несчастный случай?
   – В своей совокупности эти два убийства наводят на мысль о том, что убийца действует по заранее намеченному плану. И у нашего убийцы есть чувство юмора, хотя и довольно своеобразное. Безумец вершит собственное правосудие, следуя собственной безумной логике. – Зено подался вперед. – У Грейвил-Ньюджента осталась наследница, которая на каждом углу кричит о том, что намерена продолжать дело отца. После всего случившегося мы просто обязаны обеспечить ей защиту.
   – Фрэнсин Грейвил-Ньюджент. – Рейф поморщился. – Как это похоже на Фанни. Она всегда была фантазеркой. Вообразила себя акулой бизнеса и сама поверила в свою выдумку. Хуже, если она и других заставила в нее поверить.
   – Юной леди пока ничего не известно о наших подозрениях, – продолжал, не слушая Рейфа, Зено. – Не хотелось ее пугать раньше времени. И в самом деле, все, что у нас есть – это предположения и догадки. Нам нужны факты. И потому мы с Мелвиллом решили отправить агента туда, где произошел этот… инцидент с молотилкой. Прощупай там кого следует, попытайся…
   – Вы понимаете, что нас кое-что связывает с этой девушкой… с этой юной леди?
   Зено пробуравил Рейфа взглядом.
   – Что именно вас связывает?
   – Боюсь, это слишком щекотливый для обсуждения предмет, – сдержанно сообщил Рейф, всем своим видом давая понять, что не хочет развивать эту тему.
   Зено сделал вид, что не понял намек.
   – Насколько щекотливый?
   Рейф отвел взгляд к окну. На улице посветлело настолько, что можно разглядеть вывески магазинов на Сент-Джайлс-серкус. До вокзала Чаринг-Кросс рукой подать.
   – Я вынужден просить вас освободить меня от выполнения этого задания, – выдавил Рейф.
   – Я мог бы послать вместо тебя Флина, но сейчас уже поздно что-либо менять. И свободных людей у нас нет. Тебе остается лишь смириться с неизбежностью. Постарайся увидеть в этом и светлую сторону, а заодно и извлечь пользу для себя. – Зено криво усмехнулся. – Когда бы еще тебе выпала возможность вволю пообщаться с родственниками и друзьями? В конце концов, от тебя не так уж много и требуется – всего лишь постоянно находиться рядом с мисс Грейвил-Ньюджент и следить, чтобы с ней не стряслось беды. Отвечаешь за нее головой, понятно?
   Рейф угрюмо молчал, глядя себе под ноги. С кем ему предлагалось общаться? С друзьями, которые давным-давно от него отвернулись? С родными, которые от него отказались? И даже если он попробует навести давно разведенные мосты, захотят ли бывшие друзья и вычеркнувшие его из памяти родственники общаться с ним? Перебрав в памяти всех, кого оставил на родине, Рейф насчитал всего одного человека, кто искренне обрадовался бы его приезду. Этим человеком была его тетушка Вертилайн.
   Зено, понимая, в каком настроении пребывает Рейф, не стал приставать к нему с разговорами, а лишь молча сунул ему в руки бумажный сверток. Рейф рассеянно развязал бечевку и, достав из конверта деньги в крупных купюрах, пересчитал банкноты. Затем развернул лист с закодированным сообщением.
   – Здесь имена наших агентов и адреса конспиративных квартир, – пояснил Зено.
   – Похороны Грейвил-Ньюджента состоятся сегодня во второй половине дня, – продолжил Зено подчеркнуто сухим деловым тоном. – Насколько мне известно, дорога до Эдинбурга может занять самое большее семь с половиной часов. Так что ты успеваешь на поминки.
   – Вот радость-то, – хмуро буркнул Рейф.
   У Зено дернулся желвак под скулой.
   – Если я правильно понял, Эмброуза хоронят в закрытом гробу. В полицейском отчете сказано, что непосредственно перед смертью Грейвил-Ньюджент находился в амбаре с работающей молотилкой. По всей видимости, он проводил тестовые испытания своего устройства. Однако, забрасывая в машину очередной сноп, он оступился и провалился головой вниз в загрузочную воронку. Шнек переместил его в барабан, и… – Кеннеди внезапно замолчал. – С тобой все в порядке?
   Наверное, несмотря на скудную освещенность, Зено все же заметил, что его подчиненный несколько позеленел.
   – Я знал покойного с детских лет.
   Поколебавшись немного, Зено все же продолжил:
   – Барабан на тот момент вращался на полной скорости, и его зубья перемололи Грейвил-Ньюджента почти мгновенно. Голова и верхняя часть туловища, с вашего позволения, превратились в фарш.
   Рейф хорошо помнил крупного и шумного соседа, его густые усы, его улыбку. Он любил жизнь и был порядочным человеком. После смерти графа Эмброуз фактически заменил ему отца. Грейвил-Ньюджент хорошо относился к Рейфу до тех пор, пока он, Рейф, не отверг его единственную дочь.
   – Значит, вы хотите, чтобы я присматривал за наследницей и одновременно разнюхивал все, что можно разнюхать на месте инцидента…
   Карета остановилась напротив входа в здание вокзала. Рейф вышел, и кучер, не слезая с облучка, наклонился, протянув Рейфу дорожный мешок. Рейф вопросительно посмотрел на начальника. Зено, не выходя из экипажа, пояснил:
   – Еле заставил твоего слугу Харланда собрать тебе вещи в дорогу. Весьма неприветливый тип.
   – А, и вы заметили. – Рейф забрал у кучера мешок. – Благодаря Харланду я хожу в чистых рубашках и чистых подштанниках, а о большем я и просить не смею.
   Второй человек в Скотленд-Ярде взялся за ручку двери, но, перед тем как ее закрыть, заметил:
   – Эти преступления, если речь действительно идет о предумышленных убийствах, скорее напоминают казни, ты не находишь? Каким надо быть извергом, чтобы вот так расправляться с людьми! И чем ему не угодили эти промышленники?
   Рейф пристально смотрел в глаза начальнику.
   – Очень может быть, что Фанни грозит серьезная опасность, – заключил он.
   – Самая серьезная опасность, – уточнил Зено и трижды ударил по крыше кареты, подавая кучеру знак трогаться с места.

Глава 2

   – Я справлюсь, – закрыв глаза, еле слышно пробормотала Фанни. – Я просто не буду его замечать. – И тем не менее ее шепот достиг чуткого слуха Вертилайн Льюис.
   – Не знаю, отчего моему племяннику вздумалось почтить нас визитом именно в этот скорбный для всех нас день, но не могу не признать, что я рада его видеть. – Вертилайн прищурилась, пытаясь разглядеть выражение лица Фанни сквозь траурную вуаль. – Прошу, дорогая, не обижайся на меня за это.
   Фанни зябко повела плечами, хотя ей нисколько не было холодно. Лето в этом году выдалось необычно теплым. Даже вечерний бриз не приносил прохлады.
   – Ну что вы, Вертилайн, какие обиды, – ответила Фанни, поневоле оставив в покое искусанную нижнюю губу. – Хорошо, что хоть кто-то рад его приезду. Ведь кроме вас никто в семье с ним не разговаривает.
   Фанни так долго и так истово внушала себе, что не испытывает к Рейфелу Льюису ничего, кроме вполне заслуженного презрения, что в конце концов ее усилия увенчались успехом. Со временем раны, нанесенные ее гордости, затянулись, чувства к пренебрегшему ею Рейфелу Льюису остыли, достигнув желаемой температуры.
   Да она его просто ненавидела! Хотя, увы, это не совсем так. К несчастью, Фанни не могла бы заставить себя возненавидеть даже самого лютого злодея. Никого, даже Рейфа. Впрочем, ничто не мешало ей испытывать к Рейфу сильнейшую неприязнь.
   Фанни проследила за взглядом пожилой собеседницы. Вертилайн разглядывала племянника, что стоял чуть поодаль, на возвышении, и наблюдал за церемонией. Фанни судорожно глотнула воздух, но, спохватившись, выдыхая, сосчитала до пяти. Он всегда был возмутительно хорош собой. Когда-то Фанни думала, что Рейф похож на принца. Теперь юный принц из детской сказки вырос и превратился в весьма импозантного мужчину. Фанни украдкой приподняла вуаль, чтобы лучше его рассмотреть. Вертилайн продолжала щебетать, но Фанни ее почти не слушала, одолеваемая нешуточной борьбой стихий. Волна праведного негодования схлестнулась с не менее мощной волной влечения к тому, кто носил благородный титул графа Сент-Олдуин, но джентльменом при этом не являлся.
   – Ну конечно, все мы знаем, что он далеко не праведник, и уж тебе, дорогая, это известно лучше, чем всем прочим. Сколько же времени прошло с тех пор, как… – Вертилайн отвела взгляд в сторону, словно подходящие слова могли отыскаться среди зарослей у церковной ограды.
   – Пять лет, – сказала Фанни и, взяв Вертилайн под руку, направилась к веренице экипажей, выстроившихся вдоль дороги при подъезде к кладбищу. Серые могильные плиты аккуратным пунктиром расчертили поросший густой шелковистой травой погост. Проводив тетушку Вертилайн к поджидавшей ее коляске, Фанни направилась к своей карете.
   – Добрый вечер, Фанни.
   Рейф стоял у обочины и держал в руке шляпу. Ей почти удалось стереть из памяти его лицо. Почти, но не совсем. Поднявшийся ветер взъерошил его густую шевелюру, и каштановая прядь упала на лоб. Фанни резко втянула носом воздух. За пять лет его черты приобрели скульптурную законченность – контуры лица стали четче, ямочка на подбородке вытянулась и углубилась, но во всем остальном он оставался таким, каким она его запомнила. Рейф был убийственно, преступно хорош собой.
   Из-под темных бровей вразлет на нее пристально смотрели знакомые зеленые глаза, переливающиеся то золотистым оттенком, то карим. В детстве она откровенно любовалась этими разноцветными крапинками. Рейф частенько подтрунивал над ней, но она никогда на него не обижалась. Впрочем, сейчас в его взгляде она не заметила прежнего озорного блеска. И очень хорошо! Не хватало еще, чтобы он потешался над ней в день похорон ее отца.
   – Прошу принять мои соболезнования…
   Фанни, не удостоив его ответом, зашагала прочь. Ничего ей от него не надо – ни соболезнований, ни извинений. Ей вдруг стало нечем дышать, и к горлу подступила тошнота. Фанни сделалось страшно. Она до крови прикусила губу, но это не помогало – пульс зашкаливал.
   Лишь оказавшись внутри кареты, Фанни почувствовала некоторое облегчение. Она надеялась, что сможет забыться и задремать, убаюканная стуком колес и мерным покачиванием экипажа, но не тут-то было. Вместе с ней ехал ее дядя Эдвард – единственный брат ее отца – со своей чудаковатой женой Офелией.
   – Как это у тебя хватило духу заговорить с этим мерзавцем? Я бы ни за что…
   – Я с ним не говорила, тетя Офелия.
   – Прошу тебя, не расстраивай Фанни. Ей и так не по себе, – вмешался Эдвард.
   Однако возмущение Офелии требовало выхода. К счастью для Фанни, болтливая тетушка не нуждалась в собеседниках для поддержания разговора. Ее нескончаемая трескотня не помешала Фанни с головой погрузиться в свои мысли, и, выныривая на поверхность, Фанни невольно задавалась вопросом, что расстраивает ее больше: глупая болтовня Офелии или с новой силой нахлынувшие воспоминания о том вечере, когда должно было состояться оглашение их с Рейфелом Льюисом помолвки.