Гален тронул машину с места.
   — Как ты догадался?
   Было уже далеко за полночь, когда Форбз внезапно проснулся.
   Что-то встревожило его.
   Звук?
   Спальник Галена пустовал.
   «Твою мать!»
   Форбз откинул одеяло и вскочил на ноги.
   Дом.
   Он кинулся бегом через лес. Ветка с силой хлестнула его по лицу.
   Он уже видел впереди подъездную дорожку к дому.
   Два человека дрались. Гален был сверху. Рядом с ним на земле валялся пистолет.
   Гален крякнул, голова дернулась назад, когда кулак незнакомца попал ему в челюсть.
   Незнакомец воспользовался секундным замешательством и, вырываясь из рук Галена, потянулся к пистолету.
   Форбз отбросил пистолет в сторону.
   Гален ожил и нанес противнику резкий удар ребром ладони по шее.
   Человек обмяк.
   Гален с облегчением вздохнул и встал на ноги.
   — Резвая. — Он поднял с земли пистолет. — А силища! Едва мне челюсть не сломала.
   — Она? — удивился Форбз. — Это женщина? Ты уверен?
   — Можешь мне поверить, что даже в столь экстремальной ситуации я способен заметить различия.
   Форбз тихонько присвистнул:
   — Елена Кайлер?
   — Судя по всему.
   Форбз подошел поближе и присмотрелся. На женщине были черные джинсы, грязная белая рубашка и кожаная куртка. В темноте можно было разобрать только, что она среднего роста и волосы у нее короткие и темные.
   — У нее кровотечение. — Гален встал на колени и распахнул кожаную куртку женщины. Белая рубашка была в пятнах крови.
   — Бога ради, Гален. Какая была в этом необходимость?
   — Это не я. Тут ножевая рана. Зашита, но шов разошелся. Если мы ее не перевяжем, причем немедленно, она истечет кровью. — Он взглянул на Форбза. — Тебе решать.
   — Что?
   — Она дралась прекрасно. Вполне вероятно, что Чавез послал ее по твою душу. Только не говори мне, что женщины не могут быть так же опасны, как мужчины.
   — Ты спятил. Скорее всего, это Чавез ее ранил.
   — Но кто-то же зашил рану. Появление здесь в таком состоянии добавит достоверности ее рассказу. Черт, да ты уже готов ей верить. Ей просто не повезло, и она напоролась на меня раньше, чем на тебя. Так решай, мы останавливаем кровь или пусть себе течет?
   — Разумеется, останавливаем.
   — Так я и думал. Надеюсь, тебе не придется жалеть. — Он расстегнул на женщине рубашку и пережал ток крови. — Возвращайся в лагерь. У меня в сумке аптечка скорой помощи. Захвати еще пару фонарей. Я попытаюсь остановить кровотечение. Похоже, основные органы задеты.
   — Я пошел. — Форбз поспешно направился в лес.
 
   — Ты уже в сознании. Открой глаза, — приказал Гален. — Поговори со мной.
   Никакого ответа.
   — Поговори со мной, иначе я открою эту рану еще на пару дюймов, пока Форбз ходит за лекарствами. Тогда мы не сможем тебя спасти. Какая трагедия!
   Она открыла глаза. Огромные карие глаза, которые настороженно смотрели на него.
   — Чудно. Уже прогресс, — заметил Гален. — Елена Кайлер?
   — Да.
   — Где Рико Чавез?
   — Не знаю.
   Он отпустил пальцы, сдерживавшие напор крови.
   — Ой, надо же, соскользнуло. Ты только взгляни, сколько крови.
   — Говорю же, не знаю. — Она с яростью смотрела на него. — Я была в тюрьме в Белиме. Возможно, он уже недалеко. Или все еще в Мехико.
   — Насчет тюрьмы ты правильно сделала, что упомянула. Заслуживаешь награды. — Он снова зажал рану рукой. — Подумай. Даю тебе пару минут. За это время ты должна вспомнить, где Чавез.
   — Тот человек, который ушел, Бен Форбз?
   — Ты могла бы разглядеть его, если бы не притворялась, что без сознания.
   — Здесь никого не должно было быть, кроме него. Я решила, что это ловушка.
   — Я тоже.
   — И кто ты?
   — Шон Гален.
   — Агентство по борьбе с наркотиками?
   — Мне такое и в ночных кошмарах не приснится.
   — Не очень-то верится. Я таких, как ты, повидала достаточно. Я сражалась бок о бок с наемниками со всех концов света. У тебя налицо все признаки.
   — Не стоит обобщать. Я уникален. И я должен выступить в качестве твоего спасителя. Супермен собственной персоной. Быстрее, чем…
   — Вот твоя аптечка. Если это можно так назвать. — Форбз поставил на землю большой ящик. — Господи, тут на машину «Скорой помощи» хватит. И с теми припасами, что у тебя в джипе, осаду можно выдержать. Вот это подготовка. — Что ты… А, она очнулась.
   Гален кивнул.
   — В полном сознании. Это Елена Кайлер?
   Елена смотрела на Форбза.
   — Вы Бен Форбз? Вы должны были появиться один.
   — Мне требовалась помощь, но я сдержал обещание. Он не из федералов. Вы принесли улики?
   — Нет, мы должны за ними поехать вместе. Это близко.
   — Почему ты не принесла все с собой? — поинтересовался Гален.
   Она не обратила на него внимания.
   — Не знаю, сколько у нас времени. Думаю, Чавез скоро узнает, что я перешла реку в десяти милях отсюда. У него много людей. Он начнет прочесывать окрестности.
   — И как же Чавез об этом узнает? — спросил Гален.
   — Мне пришлось убить двоих, чтобы перейти через реку, — соизволила заметить его Елена.
   — Надо же, та тюремная камера оказалась неплохо оборудованной.
   Она решила, что зря его заметила, и вновь стала обращаться только к Форбзу:
   — Я украла кое-что из аптеки в деревне, одежду раздобыла в другой деревне около реки. У меня нет времени на эту инквизицию. Перебинтуйте меня, и мы тронемся в путь.
   — К сожалению, если мы так поступим, ты истечешь кровью, — заявил Гален. — Я могу ее зашить, Форбз. Ты знаешь мою квалификацию. А вы пока мило поболтаете. Может, это ее отвлечет. А то ведь может быть больно.
   Елена закусила нижнюю губу.
   — Приступай. — Она взглянула на Форбза и медленно протянула ему руку. — Вы не побудете около меня, пока все не закончится? Я не хочу, чтобы он получил от этого слишком большое удовольствие.
   Он улыбнулся и взял ее руку:
   — Я останусь.
   Елена облегченно вздохнула.
   — Спасибо. — Она перевела взгляд на Галена. — В чем дело? У нас мало времени.

2

   Елена выдержала операцию, даже ни разу не застонав, но, когда Гален закончил, потеряла сознание.
   — Круто, — пробормотал Гален, забинтовывая рану. — Очень даже круто.
   — Она поправится? — спросил Форбз.
   Гален пожал плечами:
   — Если не попадет инфекция. Кстати, могу тебя утешить. Похоже, она сама зашивала рану: шов очень неровный. Лучше отнести ее в лагерь, прежде чем она придет в себя. — Он взял Елену на руки и пошел к лесу. — Не забудь мою аптечку.
   — Ты ловко справляешься. А эта твоя аптечка — просто кошмар какой-то. Ты всегда таскаешь с собой такую тяжесть?
   — Обязательно. Если уж мне нужна медицинская помощь, то дело, как правило, серьезное. Да и у других редко бывают царапины, все больше случаи на грани жизни и смерти. Я, как скаут, всегда готов.
   — Ты ведь из Ливерпуля, верно? Там разве есть скауты?
   — Ну почти. Но моя мама всегда не любила, когда я пугался с этими грубыми ребятами. — Он взглянул на Елену. — Вот и эта дамочка тоже хороша. Мама перевернулась бы в могиле, если бы узнала, что я связался с такой пираньей.
   — Мне кажется, тебе не о чем беспокоиться, — сухо заметил Форбз. — Акула легко проглотит пиранью.
   — В самом деле? Как бы пиранья не сожрала акулу изнутри. Рыбки эти живучи и зубасты. — Они уже подошли к лагерю, и Гален осторожно положил Елену на одеяла. — Понимаешь, она только выглядит хрупкой, но на самом деле силы у нее — дай бог каждому. Взгляни на ее плечи…
   — Мне кажется, ты до сих пор не можешь забыть, как она заехала тебе справа.
   — Возможно. Сколько ей лет, как ты думаешь?
   — Лет двадцать пять или двадцать шесть.
   «В этот момент она выглядит моложе», — подумал Гален. Но когда она бодрствовала, выражение ее лица было напряженным и сосредоточенным. Сразу можно было догадаться, какой твердый характер скрывается за этой внешностью. Сейчас же она напоминала беззащитного ребенка, впрочем, очень красивого ребенка — безупречная смуглая кожа, красивые высокие скулы и полный, четко очерченный рот, лежащие на щеках ресницы длинные и густые и такие же темные, как волосы.
   — Ты знаешь, она редкий боец. Она могла бы убить меня, окажись я чуть слабее. Ее очень хорошо тренировали. Ну, слава богу, и я учителями не обижен, да и способностями тоже. — Гален взглянул на Форбза. — Тебя она уложит за несколько секунд.
   — Я могу постоять за себя. Я не новичок.
   — Ты полицейский, но насилие для тебя не образ жизни. Ты рассказывал, что она выросла среди бунтовщиков. Она — профессионал.
   Форбз пожал плечами:
   — Ты тоже.
   — Боюсь, мы по разные стороны баррикад.
   — Не думаю. Кстати, вы в чем-то очень похожи.
   — Прекрати нас сравнивать.
   — Ты сам заставляешь меня чувствовать себя посторонним. Как будто вы вдвоем являетесь членами какого-то привилегированного клуба.
   Гален улыбнулся:
   — Я никогда не позволю себе такой грубости по отношению к тебе.
   — Черта с два, ты не позволишь. — Форбз помолчал. — И все-таки, Гален, может быть, она говорит правду.
   — Все, конечно, может быть, но я бы не стал так рисковать. Она умная. Только взглянула на тебя и тут же определила, что лучше всего воззвать к твоим джентльменским инстинктам. Я немедленно стал врагом. Так грубо обращался с беспомощной женщиной.
   — Ты действительно мог ее покалечить? — спросил Форбз.
   — Иногда я бываю таким неловким, — криво усмехнулся Гален и зло сказал: — Прекрати распускать сопли. Нам надо знать больше. Мы не можем себе позволить верить ей на слово.
   — Мне кажется, ты дал ей это ясно понять.
   — И чудно. Тогда нам следует…
   — Мы должны отсюда уйти. — Голос был женский. Они оба взглянули на Елену и увидели, что глаза ее широко открыты. — Я долго была без сознания?
   — Минут десять-пятнадцать.
   — Не так уж плохо. — Она с трудом села. — Пошли.
   — Куда?
   — Здесь близко. Я покажу.
   — Куда? — повторил Гален.
   Она взглянула на него исподлобья.
   — Узнаешь, когда придем. Думаешь, я тебе доверяю?
   — Ты доверяешь Форбзу.
   — Приходится. — Она круто повернулась к Форбзу. — Мы заключили сделку. Я дам вам то, что обещала. Вы должны теперь выполнить свои обязательства.
   — Гален знает, что делает.
   — Зато я ничего о нем не знаю. Чавез покупает всех и вся.
   — Он вытащит вас отсюда, Елена.
   Она сжала руки в кулаки.
   — Как? — резко спросила она, поворачиваясь к Галену. — Ни в одной деревне отсюда до Боготы мы не будем в безопасности. Одних Чавез купил, другие его боятся. Нельзя доверять ни правительству, ни военным, ни бунтовщикам.
   — Даже из твоей собственной группы?
   — Им меньше всего, — с горечью призналась она. — Чавез субсидирует их уже много лет.
   — Тогда действительно разумно не встречаться с ними, — согласился Гален.
   — Ну и каким образом мы выберемся? — снова спросила она. — Повелением господним?
   — Ну зачем же беспокоить всевышнего? У меня тут группа боевиков в окрестностях. Мне стоит только позвонить им — они прилетят на вертолете и заберут нас. В аэропорту недалеко от Медельина нас ждет реактивный самолет.
   Она немного помолчала, обдумывая услышанное.
   — Вроде все просто.
   — Скорее всего, просто не получится.
   — Он уже не раз такое проделывал, Елена, — вмешался Форбз. — Он увел Катца у бунтовщиков.
   — Катца? — Она нахмурилась. — Я об этом слышала. Тогда ты дал маху. Чавез застал тебя врасплох.
   — На этот раз я ему этого не позволю.
   — Да уж, пожалуйста. — Она начала подниматься на ноги, но снова упала на одеяло. — Поможете мне встать? — обратилась она к Форбзу.
   Он протянул ей руку. Елена, пошатываясь, ухватилась за нее, чтобы не упасть.
   — Вы потеряли много крови, — сказал Форбз. — Мы можем, немного подождать.
   — Нет, не можем. Я не для того зашла так далеко, чтобы из-за таких пустяков все потерять. — Она глубоко вздохнула. — Пошли.
   — Если ты скажешь, куда мы направляемся, я смогу туда добраться, даже если ты потеряешь сознание, — сказал Гален.
   — Не потеряю. — Она неуверенными шагами направилась к джипу. — У меня бывали ранения и похуже. Я справлюсь.
   — Как угодно. Посади ее на пассажирское место, Форбз. — Гален быстро сложил спальники и одеяла, бросил их в багажник и сел за руль. — Дороги тут оставляют желать много лучшего. Тебе нелегко придется.
   — Мне всю жизнь нелегко приходится. Но мы уже почти на месте… — Она откинула назад голову. — Поезжай прямо. На следующей развилке направо.
 
   Кровь.
   Чавез присел на корточки и потрогал пальцем красное пятно на полу аптеки.
   Кровь Елены.
   Она ранена, видимо, взяла здесь бинты. Она ищет убежище, как скрывающееся от погони животное.
   Нет, если бы все было так, она бы спряталась в горах у Белима. Там можно годами искать человека. Есть причина, по которой она рвется вперед. У нее есть цель.
   И он знал, какая у нее цель.
   Он поднялся и повернулся к Гомезу.
   — Рассредоточьтесь. Проверьте каждый поселок и деревню в этом районе. Кто-нибудь обязательно ее видел. Она ранена и слишком торопится, чтобы быть осторожной. Вероятно, она пытается добраться до Доминика. Когда обнаружите ее, попытайтесь найти его. — Он улыбнулся и посмотрел на кровь на своих пальцах. Первая кровь, Елена. — Никаких оправданий. Я хочу, чтобы ее нашли в ближайшие сутки.
 
   Фары освещали черную дорогу, раскачиваясь, темнея и расплываясь.
   «Не смей терять сознание, — сказала Елена себе. — Держись. Еще немного. После всех этих долгих лет всего несколько миль. Огромная пальма…»
   — Здесь налево.
   — Я уж подумал, что ты не с нами, — сказал Гален, делая поворот. — Ты уверена, что не хочешь…
   — Помолчи. — Она не может с ним сейчас спорить. Надо беречь силы.
   С того момента, как она открыла глаза и увидела Галена, она поняла, что с ним придется считаться. Господи, ну зачем Форбз взял его? Оставалось только надеяться, что он не подкуплен. Форбз ему доверяет, но это ничего не значит. Она не может доверять кому попало. Когда она поняла, что придется исчезнуть, она выждала несколько месяцев, прежде чем выбрать Форбза. Она задавала вопросы, прислушивалась, когда о нем что-то рассказывали. Теперь она знала, что он надежен и честен. Она почувствовала в нем растущее отчаяние. Она понимала, что такое отчаяние. Ей пришлось с ним жить долгие годы.
   В Галене отчаяния не чувствовалось. Он был сильным, крутым, непробиваемым. Его трудно понять, и еще труднее с ним управляться.
   Может, ей не придется делать ни того, ни другого, устало подумала она. Пусть он только вытащит их отсюда, и она с ним распрощается.
   — Следующий поворот направо.
   — Да, сюда так просто не доберешься, — заметил Форбз. — Дорога вдоль горы, как змея, извивается. Тут вертолет сможет сесть, Гален?
   — Я об этом позабочусь, — угрюмо ответил Гален.
   Они были уже почти на месте.
   Ее сердце подпрыгнуло, когда фары осветили дом.
   — Здесь. Остановись здесь.
   Гален остановил джип по первому ее слову.
   — Ждите, — сказала Елена, вылезая из джипа. — Я сейчас вернусь…
   — Не думаю. — Внезапно дуло пистолета 45-го калибра прижалось к ее виску. — Подождем, посмотрим, не будет ли каких-нибудь неприятных сюрпризов.
   — Ничего не случится. — Голос у нее дрожал. — И ты не помешаешь мне войти с дом, разве что пристрелишь. Я слишком долго ждала…
   — Елена? — В дверях дома стоял мужчина, прикрывая ладонью глаза от слепящего света фар. — Я беспокоился, я тебя уже несколько дней жду.
   — Были проблемы. — Она холодно взглянула на Галена, отвела его руку с пистолетом, вылезла из машины и пошла к дому. — И некоторые еще не решены, — добавила она на ходу.
   — Ты здесь — и это главное. Остальное приложится. — Он обнял Елену и взглянул через ее плечо на сидящих в джипе. — Кто это? Зачем ты привезла их сюда?
   — Они из агентства по борьбе с наркотиками. Вывезут нас отсюда. — Она повернулась к Форбзу: — Можете вылезать. Никто вам ничего не сделает. Это святой отец Доминик.
   Форбз и все еще недоверчиво оглядывающийся Гален выбрались из джипа и подошли ближе.
   — Кроме всего прочего, — добавила Елена, — он еще учитель. Он помогает тем, кто живет здесь, в горах.
   — Как добрались? — обратился Доминик к Форбзу и Галену. — Мое имя Доминик Сандерс.
   — Все в порядке? — спросила его Елена.
   Он улыбнулся:
   — Все хорошо, — повернулся и пошел к дому. — Церемонии оставим на потом. Такое впечатление, что тебе не помешало бы выпить кофе.
   Она кивнула.
   — Вызывай вертолет, Гален. Пусть прилетает на рассвете.
   — Сначала мы должны кое-что решить. Кажется, ты заключила с Форбзом сделку.
   — О да, конечно. Его доля. Не волнуйся, то, что вытащит Чавеза куда угодно, здесь.
   — Покажи.
   Она посмотрела на него, затем демонстративно повернулась к Форбзу:
   — Я вам покажу. Пойдемте.
   — Идем, Форбз. — Гален прошел за ними в дом. — Не возражаешь, если я тоже посмотрю?
   — Возражаю. — Она распахнула дверь в короткий коридор. — Но тебе ведь на это наплевать. Ей-богу, ты напрасно обеспокоил себя. Мог бы не спрашивать. — Она зажгла керосиновую лампу, стоящую у двери. — И говорить будешь шепотом, иначе я вырву твое сердце. — Она прошла через комнату и сказала: — Все хорошо, Барри. Не пугайся.
   — Мама? — Маленький мальчик обхватил ее за шею. — Доминик не сказал, что ты приезжаешь.
   Она крепко обняла его. Господи, как же приятно держать его в руках! Он такой теплый, такой замечательный.
   — Он сам не знал. Как ты?
   — Хорошо. Я учусь играть на клавесине Доминика. Он сказал, что я уже достаточно большой. Я уже знаю одну песню. Я сыграю… — Он оттолкнул ее и сморщил нос. — От тебя плохо пахнет.
   — Знаю. — Она ласково погладила темные кудри мальчика, отбросив их со лба. — Именно поэтому я всегда говорю тебе, что ванну нужно принимать каждый вечер. В последние дни у меня не было такой возможности. Но ты не должен быть таким грубым и говорить мне об этом.
   — Я не хотел… — Он нахмурил брови. — Я ведь не огорчил тебя?
   — Нет. Ты никогда меня не огорчаешь. — Она снова обняла его. — Давай засыпай снова, детка.
   — А ты будешь здесь утром?
   — Да, и, возможно, тебя ждет сюрприз.
   — Подарок?
   — Приключение. — Она поцеловала его в лоб. — Прекрасное, увлекательное приключение. Тебе такое даже не снилось.
   — А кто эти люди? — Барри смотрел мимо нее на Форбза и Галена.
   — Друзья. — Она укрыла его одеялом и встала. — Ты познакомишься с ними завтра. Спокойной ночи.
   — Спокойной ночи. — Глаза у него слипались. — Спокойной ночи, мама.
 
   — Ваш сын? — спросил Форбз, когда она закрыла дверь спальни и вышла вместе с ними из дома. — Сколько ему?
   — Пять.
   — Очень красивый малыш.
   — Это правда. — Елена одарила его сияющей улыбкой. — Он красивый и славный.
   — Ты так его обнимала, что удивляюсь, как у тебя швы не разошлись, — заметил Гален.
   — Я ничего не почувствовала.
   — Ну, полагаю, тебя захватили другие эмоции, — заметил Гален. — Полагаю, ты хочешь, чтобы я и его забрал с собой?
   — А куда ты денешься. — Она усмехнулась. — Он и есть то, за чем мы приехали. Он — тот самый магнит, который вам нужен, Форбз.
   Он нахмурился:
   — Не понимаю.
   — Барри — сын Рико Чавеза.
   — Что?
   — Вы меня прекрасно слышали. Если не верите, любой тест на кровь или ДНК это подтвердит.
   — Погодите минутку. Вы украли сына Чавеза?
   — Я ничего не крала. Он мой сын. Два месяца назад Чавез даже не знал о его существовании. — Она сжала губы. — Теперь он знает и обязательно попытается отнять его у меня. — Она встретилась с Форбзом взглядом. — И доберется с этой целью куда угодно.
   — Я слышал, что у него есть жена и дети, — заметил Гален.
   — Есть. Три прелестные маленькие девочки. У его любовницы в Боготе тоже есть дочь. Его осматривал специалист и сказал, что с ним не все в порядке и, скорее всего, он не в состоянии зачать мальчика. Он был вне себя от злости. Это портило его имидж. Он считает себя завоевателем и победителем, а у победителя должны рождаться сыновья. — Елена вздохнула. — Потом он узнал, что у него все же есть сын.
   — Каким образом?
   — Не имеет значения. Вас должно только интересовать, что он последует за ним в США. У меня есть что-то, чего ему нигде больше не получить.
   — Если все это правда, — заметил Гален.
   — Что вы теряете? Вы бы здесь не появились, Форбз, если бы не собирались заключить со мной сделку. Ну так увезите меня в Штаты, обеспечьте защиту и немного подождите. Вы увидите, Чавез появится.
   — Возможно.
   — Ну что ж, — Форбз задумчиво нахмурился. — Чавезу обязательно нужен сын и наследник, особенно с его репутацией выдающегося мачо. В том, что она говорит, есть резон. Если это, конечно, соответствует действительности.
   — Он появится, — повторила Елена.
   — И что вы за это хотите?
   — Защиты. Американское гражданство и достаточно денег, чтобы прожить, пока я не получу специальность, которая даст мне возможность содержать нас.
   — Ты запросто можешь поступить в морскую пехоту, — предложил Гален. — Или преподавать в школе карате.
   Она даже не посмотрела на него.
   — Я немногого прошу. Если вы будете вести себя правильно, вы его поймаете. Вы ведь этого хотите, так?
   Форбз кивнул:
   — Да, я этого хочу.
   — Тогда возьмите нас с собой.
   — Мне надо подумать, — ответил Форбз.
   — Поторопитесь. Чавез не даст нам много времени.
   — Елена, — в дверях дома стоял Доминик, — заходи, съешь бутерброд и выпей кофе.
   — Иду. — Она повернулась, но тут же снова остановилась. — Перед едой мне обязательно надо помыться и переодеться. Как правильно сказал Барри, от меня плохо пахнет. Не расстраивайте Доминика. Он очень за меня беспокоится.
   — Заблудшая душа, — пробормотал Гален, направляясь за ней в дом. — И несколько запутавшийся в своем предназначении. Так он священник? Что-то не похож.
   — Говорит, что нет. Он не хочет, чтобы я называла его святым отцом, но я именно так обращалась к нему с первого дня нашего знакомства. Только так его себе и представляю. — Она холодно взглянула на Галена. — Она самый добрый и мягкий человек на земле, и я не позволю тебе его обижать. Понял?
   Гален улыбнулся:
   — Понял, чего ж не понять? Постараюсь обуздать свою врожденную жестокость. Уверен, ты мне немедленно дашь понять, если я сделаю что не так.
   — Можешь не сомневаться.
 
   Доминику было под пятьдесят. Седеющие волосы и яркие, внимательные голубые глаза, каких Галену никогда не приходилось видеть. Он был одет в камуфляж и армейские ботинки. Спокойно беседовал на любую тему и был весьма остроумен. Он явно получил хорошее образование. Гален поверил, что Доминик — учитель. Однако он ничуть не напоминал священников, с которыми Галену приходилось сталкиваться раньше. Он пришел к такому выводу, не пробыв в обществе Доминика и часа.
   — Вы запутались, — улыбнулся Доминик. — Вы изучали меня, как букашку под микроскопом, и вам не по душе, что вы до сих пор не можете определить, к какому виду я принадлежу.
   — Я любопытен. Мой основной недостаток. Но меня предупредили, пригрозив бог знает чем, чтобы я вас не обижал.
   Он вздохнул:
   — Елена. Она слишком уж меня опекает.
   — Так вы в самом деле священник? — спросил Форбз.
   — Был раньше. Возможно, церковь до сих пор считает меня священником. Насколько мне известно, сана меня не лишали. — Он покачал головой. — Но я уже несколько лет назад решил, что не смогу слепо следовать учению. Слишком я своенравный. Делаю только то, что полагаю правильным, а это считается грехом и тщеславием. Поэтому в сердце моем я больше не священник, а ведь самое главное — сердце и душа.
   — Но вы были священником, когда впервые встретили Елену?
   — Да, я служил у повстанцев в горах. Сам я из Майами, приехал полный воодушевления и рвения, готов был помочь всему миру. Но здесь слишком много горя. Нищета, смерть, наркотики, война. Постепенно я в значительной степени растерял свое рвение. — Он улыбнулся. — Но мне удалось продержаться. Всегда были такие дети, как Елена.
   — Вы знали ее еще ребенком?
   — Я знал всех повстанцев. Когда я приехал в Колумбию, ей было десять лет. Ее брату Луису тринадцать. Ее отец Фрэнк Кайлер тогда был еще жив. Мы с Фрэнком подружились. Мы редко соглашались друг с другом, но он мне нравился. Его трудно было не любить. — Доминик поморщился. — Он, как и я, верил, что служит правому делу, что он здесь нужен. Я его уважал, хотя чувствовал, что он сильно ошибается. Человек должен искать и найти свое место. Он метался и сомневался.
   — И теперь вы считаете, что должны заботиться о сыне Елены Кайлер?
   — Первые три года Елена сама заботилась о нем. Она охотилась, мы выращивали овощи и умудрялись не умереть с голода. Потом она решила, что это не жизнь для ребенка, и поехала в Медельин, чтобы заработать. Мальчика она оставила со мной. Это далось ей нелегко, если вспомнить ее собственное детство. Ей не от кого было ждать помощи. Она даже говорить о первых месяцах в городе не хочет. Чем она только не занималась, чтобы заработать денег и уехать из страны. От официантки до продажи товаров по телефону. Приезжала домой, когда только могла. — Он подлил им кофе в чашки. — Мне было нетрудно присматривать за Барри. Он — особый ребенок. Есть дети, от которых исходит сияние. Барри такой. — Доминик сел. — Мне только не нравится, что он слишком серьезный для своего возраста. Думаю, впрочем, что это естественно, ему ведь очень редко удается поиграть с другими детьми. Елена всегда боялась, что это небезопасно.