Гален вернулся и укутал ее пледом.
   — Так лучше? — Он отвернулся. — Можешь не признаваться. Я ведь помешал твоим непонятным манипуляциям в спортзале. Налью-ка тебе чашку кофе. Он уже готов.
   Плед был теплым и мягким, Елена начала согреваться.
   — Так лучше, — нехотя произнесла она.
   — Не сомневаюсь.
   Елена смотрела, как он разливает дымящийся кофе по чашкам.
   — Как это кофе поспел так быстро?
   — Я сидел в гостиной, когда ты спустилась вниз. Ты не очень хорошо выглядела. Я подумал, что кофе может понадобиться. — Гален поставил чашки на стол. — У меня и в мыслях не было, что ты решила разбить там лагерь.
   — Ты должен был оставить меня там одну.
   — Ты страдала. В этом вопросе у меня проблемы. — Он сел напротив нее. — Ты все еще мучаешься.
   — Нет. Я не позволю ему снова причинить мне боль.
   — Ладно, ладно. Пей кофе.
   Она знала, что не сможет удержать чашку.
   — Попозже.
   — Как хочешь. — Гален отвернулся. — Полагаю, ты не хочешь рассказать мне, что с тобой происходит?
   — Нет.
   — Этот мат тебя нервирует. Мы можем вытащить его наружу и разжечь большой костер. Пойдем?
   Она покачала головой.
   — Я могу попросить Джадда нарисовать на нем бычий глаз и воспользоваться им как мишенью. Ты сделаешь ему одолжение. Возможно, он разучился стрелять.
   Она устало посмотрела на него, и на губах появилась тень улыбки.
   — Задница.
   — Вижу, тебе уже лучше. Пей кофе.
   Гален был прав. Руки больше не тряслись. Кофе оказался горячим, крепким и ароматным. Елена поставила чашку и откинулась на спинку стула.
   — Почему ты сидел там в темноте?
   — Ты убежала. С тобой творилось что-то несусветное. Но я знал, что ты не позволишь себе прятаться в своей комнате.
   — И тебя заело любопытство?
   — Можно и так сказать.
   Но это было неправдой. Она знала: Гален ждал, потому что хотел помочь ей. И он помог. Он разорвал железную хватку страшных, отвратительных воспоминаний с легкостью, делая вид, что не придает особого значения ее страданиям. Ее это рассердило, и гнев неожиданно освободил ее от прошлого.
   Знает ли он, что делает?
   Возможно. Он был умен и проницателен, умел манипулировать людьми и ситуациями.
   Он внимательно следил за ее лицом.
   — Ты ведь не собираешься вечно хранить свои тайны?
   — Собираюсь, — буркнула Елена.
   — Я слышал, иногда помогает, если с кем-нибудь поговорить.
   — Разве?
   — Обещаю тебя не шантажировать.
   — Ты и не сможешь. Это никому не интересно.
   — А Доминику?
   — Я ему никогда не рассказывала. Ему было бы больно. Зачем?
   — Может быть, если ты выпустишь пар… Мне не будет больно. Да тебе и наплевать, если будет. — Гален пожал плечами. — Я только предлагаю.
   Вдруг он прав? Она готова на все, только бы никогда больше не разваливаться на части при виде спортзала.
   — Это скучная история.
   — Но она поможет сберечь мой сон, поскольку не придется ждать, что ты снова спустишься вниз и отправишься на полуночное свидание с идиотским матом. Ты ведь пойдешь?
   Она сжала чашку в руках.
   — Я не могу позволить ему победить. Не могу позволить ему меня запугать.
   — Чавезу?
   Она ответила не сразу.
   — Не думала, что вид спортзала может так на меня подействовать. Особенно этот чертов мат. Казалось, что все осталось позади.
   — У тебя был с Чавезом роман?
   — Роман? — Ее губы искривились. — Чавез понятия не имеет, как можно иметь какие-то отношения с женщиной. Он выбрал себе жену на роль послушной рабыни и матери своих детей. Такова же и его любовница, только я слышала, что она очень талантлива с сексуальной точки зрения.
   — А ты?
   — Он видел, что я другая. Сначала это его забавляло, но потом забавы кончились. — Елена замолчала. «Какого черта. Надо рассказать». Она совсем не стыдилась этой истории. Так зачем скрывать случившееся? — Мне было девятнадцать. Положение нашей группы повстанцев изменилось. Они стали брать деньги у Чавеза, чтобы финансировать свою деятельность. В обмен они его защищали. Он распространял наркотики среди солдат, подчинял их себе, использовал как марионеток. Я все это ненавидела. Отец умер год назад, так что я собиралась порвать с группой и покинуть Колумбию. Но я слишком долго собиралась. Я очень хорошо выполняла свою работу, и меня уважали. Чавез прослышал обо мне и решил, что будет интересно привести женщину на свою площадку для игр.
   — Площадку для игр?
   — Чавезу нравится считать себя победителем. Он был когда-то солдатом, хорошим солдатом. Он прекрасно умел обращаться с любым оружием и был очень силен. Ему нравилась идея стать машиной для убийства, но убивающей для собственного удовольствия, а не по чьей-то указке. Для этого денег было мало. Тогда он бросил армию и занялся торговлей наркотиками. Он хотел быть лучшим и там, и там. — Она облизала губы. — Сейчас он поддерживает форму занятиями в спортзале, который он построил на своем участке в горах. Хороший спортзал, где есть абсолютно все, что только встречается в этой области. Но машина не человек. Ему нужна была драка, чтобы получить заряд адреналина. Поэтому он когда приглашал, когда уговаривал, а когда и заставлял членов других групп быть у него спарринг-партнерами. Он без труда справлялся с большинством из тех, кому он платил, чтобы они приходили и боролись с ним.
   — Что же случалось с теми, кого он не мог побороть?
   — Он держал их до тех пор, пока не умудрялся уложить. И вообще, большинство из них умирали. Он очень возбуждался, когда схватка кончалась смертью. Говорил, что нет ничего великолепнее сознания, что ты имеешь полную власть над другим человеческим существом.
   — Он повел тебя в этот спортзал?
   — Повел? Меня доставили ему мои же собственные люди. За меня заплатили солидным пакетом кокаина.
   — Мило.
   — Я пробыла там три недели. — Ее вновь охватила дрожь. — Он рассматривал меня как… вызов. Каждый вечер приходил в зал и боролся со мной. Карате, дзюдо, уличные приемы… Порой очень грязные, но это значения не имело. Важен результат. Единственным правилом была только продолжительность схватки. Два часа. Если бы он мог уложить меня и прижать к полу, он бы победил. Но он не мог со мной справиться. Не мог победить. — Она набрала полную грудь воздуха. — Но в одном он чувствовал себя всесильным. Ведь я была всего лишь женщиной. Каждый раз, когда я по истечении двух часов все-таки оказывалась на ногах, он приказывал меня связать и насиловал.
   — Сволочь.
   — Именно. Он должен был чувствовать себя победителем. — Она замолчала.
   «Держи себя в руках. Уже почти конец», — повторяла она про себя.
   — Это было… мерзко. Сначала я была слишком отупевшей, чтобы думать. Затем стала притворяться, что сдаюсь. Боюсь, я сделала это слишком резко. Он заподозрил, что я притворяюсь. Привел мальчишку лет четырнадцати и стал драться с ним у меня на глазах. Чавез убил его в этой драке. Сказал, что каждый раз, если я буду пытаться надуть его, он будет повторять это представление. — Она с трудом сглотнула слюну. — Господи, я знала, что умру, если не выберусь оттуда. И это будет его окончательной победой. — Она помолчала. — Я набралась терпения и действовала медленно, очень медленно. В наших схватках он был все ближе и ближе к победе. Я даже стала выполнять все его сексуальные фантазии. Он привык смотреть на меня, как на нечто само собой разумеющееся.
   — Опасно, — заметил Гален.
   — И тогда однажды вечером я позволила ему победить. Я была вынуждена. Единственный способ разоружить его. Никогда не забуду его лицо… Я знала, что в следующий раз, когда мы будем драться, он меня убьет. Все уже давно перестало быть забавой. Перед уходом он сообщил мне, что в следующем бое он хочет использовать ножи. — Она судорожно вдохнула. — В ту ночь я сбежала и спряталась в горах. Я держалась подальше от нашей группы, но исхитрилась найти Доминика. Ему про меня наврали, сказали, что я уехала, но он продолжал меня искать. Он дал мне денег, и мы договорились встретиться через месяц в Томако.
   — Но ты выяснила, что беременна.
   — Я не хотела признаться в этом даже самой себе, пока уже не набежало почти четыре месяца. Не думала, что бог может быть так жесток.
   — Ты могла сделать аборт.
   — Нет, это абсолютно невозможно. Для меня. — Она посмотрела в чашку. — Но я собиралась отдать его сразу после рождения. Как же я ненавидела мое распухшее тело и ребенка внутри… Получалось, что в конечном итоге он сумел меня победить.
   — А когда родился Барри?
   — Я на него даже не взглянула. Сразу после рождения о нем стал заботиться Доминик, пока мы искали, кому его отдать. Однажды, когда Барри было полтора месяца, Доминик слег с простудой, и я была вынуждена заняться ребенком. — Она помолчала, вспоминая. — Я сидела, держала его на руках и покачивала. И тут он мне улыбнулся. Я знаю, он не должен был по-настоящему улыбаться в таком возрасте, но он улыбнулся. Я никогда раньше не видела такой улыбки. Я думаю, господь хотел мне что-то сказать.
   — Что ты должна оставить ребенка себе?
   — Нет, что он — душа человеческая и ни в чем не виноват. — Она слабо улыбнулась. — И это дивная душа, Гален. С самого начала он был наполнен любовью, радостью и изумлением. В Барри нет ничего от этого чудовища.
   — Я тебе верю.
   — Ты ведь его плохо знаешь. Он совершенно особенный.
   — И ты боишься, что Чавез может его изменить?
   — У Барри сильный, любящий характер. Думаю, его нельзя изуродовать. Но ведь Чавез уничтожает того, кого не может победить. Барри еще совсем мал. Не думаю, что ему удастся выжить. — Елена глубоко вздохнула. — Но я не позволю Чавезу даже попытаться. Он никогда не сможет добраться до Барри.
   — Как вышло, что Чавез узнал о Барри?
   — У Доминика были контакты с некоторыми из повстанцев. Он все еще верит в возможность спасти заблудшие души. Нас предали.
   — Кто?
   Она ответила не сразу:
   — Мой брат Луис. Он теперь в осведомителях у Чавеза.
   — Вот вам и семейные узы.
   — Семейные узы ничто в сравнении с килограммом героина. Луис уже давно сидит на наркотиках.
   — Работа Чавеза?
   — Да.
   — Тебе пришлось нелегко.
   Она кивнула.
   — Я любила Луиса. Нельзя одним движением включить или выключить чувства. Видит бог, я пыталась. — Она отодвинула стул. — Пора спать. Спокойной ночи.
   — Спокойной ночи. — Он тоже встал и вышел за ней в коридор. — Приятных тебе сновидений.
   — Иногда ты не властен над своими снами, — грусно сказала Елена.
   — Ты меня удивляешь. Я-то думал, что ты способна контролировать все.
   Она оглянулась и посмотрела на него через плечо.
   — Не пытайся заставить меня перестать стыдиться своего сегодняшнего поведения. Я знаю, теперь ты думаешь, что я слабая.
   — Нет, ты просто человек. Нормальный человек, а не машина для убийств. — Он встретился с ней взглядом. — Каждый имеет право хотя бы иногда отпустить тормоза.
   — Когда можно будет посмотреть, как ты это делаешь? Впрочем, проехали. — Она стала подниматься по лестнице. Дойдя до площадки, повернулась лицом к нему.
   — Ты был сегодня добр. Спасибо.
   — Да ладно тебе. Я же только слушал.
   — Нет, ты сделал больше. Я не забуду.
   — Уж пожалуйста. Никогда не знаешь, когда понадобится собрать долги. Полагаю, ты не собираешься впредь вести себя разумно и держаться подальше от спортзала?
   Она покачала головой:
   — Я должна добиться, чтобы вид спортзала не мог больше причинить мне боль. Время, проведенное с Чавезом, все еще довлеет надо мной, корежит мою жизнь, изменяет меня саму. Я этого до сегодняшнего дня не понимала. Я должна найти способ освободиться.
   — Тогда, похоже, мне придется придумать способ ускорить этот процесс. Эта затянувшаяся тоска угнетает меня.
   — Тебя это никак не касается.
   — Ага, я сам продолжаю твердить себе то же самое. — Гален посмотрел ей в глаза. — Ничего не выходит.
   Она замерла. Не могла отвести взгляда.
   — Иди спать. — Он отвернулся. — Мне еще надо вымыть чашки. У мужской работы по дому нет конца.
   Елена смотрела ему вслед. Что произошло в этот последний момент? Он не коснулся ее, не сказал ни одного слова, кроме простого утешения, но его взгляд поднял в ней жаркую волну. Это глупо и невозможно. Она только что снова мысленно пережила тот период ужасного сексуального насилия и жестокости, она должна чувствовать к Галену отвращение, как всегда бывало с другими мужчинами. Но это случилось, значит, то, что происходило между ними, сильнее горьких воспоминаний.
   «Забудь».
   Она слишком устала и запуталась, чтобы думать о сексе и Шоне Галене. Слишком большим шоком оказалось для нее осознание того, что она все еще изуродована этими воспоминаниями. Она лгала себе. Многие годы она думала, что после того, как она сбежала от Чавеза, она сможет постепенно излечиться. Теперь стало ясно, что до этого еще очень далеко.
   Но она справится. Нельзя позволить Чавезу взять верх. В те последние дни она притворялась, что потерпела поражение, и это давалось ей с огромным трудом. Бывали периоды, когда она сомневалась, действительно ли это только притворство?
   Это может сыграть решающую роль, когда она снова встретится с Чавезом. Он воспользуется любым колебанием, любой слабостью. И если в ней на самом деле еще остался яд от пережитого ужаса, он воспользуется и им тоже.
   Но она не позволит себе слабости. Она все выяснила вовремя, и теперь она избавится от всех сомнений, прежде чем ей придется столкнуться с Чавезом.
 
   Черт!
   Гален повернул кран над раковиной на полную мощность.
   Именно так и надо поступать, парень. Помочь ей встать, выслушать рассказ, который породил в нем желание четвертовать Чавеза, а потом дать ей понять, что готов завалить ее и сделать то же самое. Ему еще повезло, что она не спустилась вниз и не дала ему по шее.
   Он это заслужил.
   Черт! Но сексуальное напряжение чувствовалось с первого дня их знакомства, хотя он яростно с ним боролся. Он не знал, чувствовала ли Елена это напряжение до сегодняшнего вечера. Гален не хотел, чтобы она знала. Если он перестанет обращать на это внимание, все успокоится, а так будет лучше для них обоих. Он предпочитал, чтобы его отношения с женщинами были легкими, приятными и поверхностными. В Елене не было ничего легкого. Она была слишком собранна и внушала ему смешанные чувства — от жалости и желания защитить до восхищения и раздражения. Иногда в течение нескольких минут. Зачем ему это? Он не имел ни малейшего желания осложнять свою и без того непростую жизнь.
   Он вымыл чашки и поставил их на сушку.
   Ладно. Решить проблему и избавиться от нее. Если он умудрится закончить все достаточно быстро, он вполне может сдержаться и не сделать того, о чем потом они оба будут жалеть.
   Он сел на кухонный стул и набрал номер Манеро. Несмотря на поздний час, тот сразу же ответил.
   — Что слышно про Чавеза? — спросил Гален.
   — Все еще в Колумбии. Делгадо утром отбыли. Слышал, прощание было сердечным.
   — А Гомез?
   — Ни слуху, ни духу. — Манеро помолчал. — Но тут очень много расспросов о тебе.
   — О чем конкретно?
   — Ну, такие простые, ласковые вопросы. Как до тебя добраться? Кому заплатить, чтобы принесли Чавезу твою голову? Где ты можешь быть? Похоже, ты хорошую кашу заварил.
   — Да, я был занят. — Он немного подумал. — Сделай так, чтобы Чавез узнал номер моего телефона. Ему покажется, что он чего-то достиг, а я хочу побудить его проявить инициативу.
   — Чавез не нуждается в побуждении.
   — Тигру всегда хочется думать, что он единственный хищник. Он становится беспечным и забывает о ямах, которые могут для него вырыть. Позвони мне, если Чавез соберется куда-нибудь ехать. — Он повесил трубку и откинулся на спинку стула.
   «Держи себя в руках».
   Он впал в ярость, слушая рассказ Елены. Уже давно ему так сильно не хотелось убить человека, а ненависть делает неосмотрительным.
   «Иди сюда, Чавез. Я тебя жду».
 
   Барри захлебывался смехом.
   Елена, улыбаясь, спускалась по лестнице. Вероятно, они с Домиником сегодня встали раньше ее. Смех был таким радостным, что…
   Смех доносился из спортивного зала.
   В шоке она остановилась, потом подошла ближе.
   — Барри?
   — Мама, иди скорее. Я делаю сальто.
   — Вижу.
   Она остановилась на пороге. Барри и Гален стояли на мате, и Гален помогал мальчику перевернуться. Она вцепилась в дверную ручку. Ей хотелось схватить Барри и унести его отсюда. Ей хотелось убить Галена.
   — Смотри на меня, мама.
   Гален встретился с ним взглядом.
   — Да, смотри на него, мама. Он ничего себе не повредит. Мат смягчит удар при падении. Для этого он и предназначен. — Он снова повернулся к Барри: — Теперь давай попробуем сальто прогнувшись.
   — Мам, ты смотришь?
   Она облизала губы.
   — Я смотрю, Барри.
   Она наблюдала за ними еще десять минут. Смотрела, как он кувыркается, как делает сальто. Смотрела, как он хихикает, когда Гален щекочет его.
   Наконец Гален поставил Барри на ноги и шлепнул по попе.
   — На сегодня хватит. Завтра займемся снова. Иди мой руки и марш на кухню. Нам предстоит работа.
   — Я знаю. Омлет, — сказал Барри и кинулся к Елене. Щеки пунцовые, темные глаза сверкают. — Ты видела? Ты видела, как я сам сделал сальто?
   — Ты все делал прекрасно. — Она поцеловала его в лоб. — Настоящий акробат.
   — Мне здесь нравится. — Он побежал через холл к ванной комнате.
   — Давай в темпе выяснять отношения. — Гален поднялся на ноги, потянулся за полотенцем, висящим на одном из тренажеров, и вытер пот со лба. — Барри удивится, что я пропал.
   — Ты негодяй. Ты лезешь не в свое дело.
   — Верно. Я же говорил, что не люблю, когда над головой тучи. А процесс явно затягивался.
   — Меня чуть не вырвало, когда я увидела Барри на этом мате.
   — Риск был. — Он вытер шею. — Я решил, что у меня есть два пути, если я не хочу смотреть, как ты раздираешь себя на части. Я могу повесить этот мат на стену, в центре нарисовать портрет Чавеза. и мы сможем по очереди кидать туда дротики от игры в дартс или даже ножи, пока от мата ничего не останется. Я слышал, что союзники проделывали нечто подобное во время Второй мировой войны с Гитлером. Мне эта идея по душе, но вряд ли она выполнима в присутствии Барри. — Он бросил полотенце на тренажер. — Вот я и решил заменить плохие воспоминания хорошими.
   — Ничего хорошего не было.
   — То есть как? Разве тебе не нравится, когда Барри счастлив? — Гален направился к двери. — Видишь ли, поражение в схватке и изнасилование — вещи разные. То, что произошло на мате, не было твоим поражением, это в конечном итоге стало окончательной победой. Чавез этого не хотел, но он сделал тебе шикарный подарок. Он подарил тебе Барри. — Гален прошел мимо нее и направился к лестнице. — Я пообещал Барри заниматься с ним каждое утро. Мне кажется, ты тоже должна присутствовать. Сможешь?
   Ей хотелось сказать «нет». Ее переполняли отчаяние, ужас и желание схватить Барри и бежать куда глаза глядят. Минуты в этом зале длились вечность.
   Но оказалось, их можно выдержать. Возможно, дальше будет лучше.
   Заменить плохие воспоминания хорошими.
   — Я смогу.
 
   — Телефонный номер зарегистрирован на Десмонда Спралла, дан фальшивый адрес в Лас-Вегасе, — сообщил Гомез. — По этому номеру Галена не найти.
   — А поскольку ты не знаешь, где он, ты не можешь подобраться достаточно близко, чтобы выследить его звонки, — заметил Чавез. — Удивительно, как ты и номер-то раздобыл.
   — Мы его найдем. — Гомез помолчал. — У него есть друг, Джон Логан. Возможно, мы можем обсудить эту проблему с ним.
   — Ты хочешь сказать: выбить из него информацию? У Логана связи на самом верху. Нам только не хватает шума в правительственных кругах. Наш осведомитель сообщает, что Агентство по борьбе с наркотиками и так подняло большую вонь по поводу смерти тех его агентов на виноградниках. — Чавез помолчал. — Но он может поддерживать связь с Галеном. Поставь «жучки» у него дома и в офисе. Глядь, что-нибудь и выудим.
   — У Логана надежная охрана. Мы вряд ли…
   — Не желаю ничего слышать. Мне нужны сведения. — Он нажал кнопку, разъединяясь.
   Долго сидел, уставившись на номер телефона, написанный на лежавшем перед ним листке. Замечательная штука — техника. У завоевателей прошлого было свое оружие, у Чавеза — свое. Он может набрать этот номер и через пару секунд говорить с Галеном. Может, достаточно одного телефонного звонка? Предложи человеку денег, и он отдаст Чавезу все, что он пожелает. У Галена была иная репутация, но все дело в том, чтобы найти, на какую кнопку нажать.
   Он не станет набирать этот номер. Пока. Гален вмешался в его дела и помог той сучке украсть у него сына. Он не хотел, чтобы Гален избежал наказания. Сначала он даст шанс Гомезу найти его.
   А тогда, возможно, он пригласит его в спортзал для небольшой драчки.

7

   — Доброе утро. — Джадд Морган повернулся и улыбнулся Елене. — Хотите чашку кофе? Я бы предложил вам что-нибудь поесть, но Гален жутко не любит, когда лезут на его территорию. Сам я обожаю всякую мусорную еду. Мне приходится проникать сюда тайком, чтобы съесть мои хлопья.
   — Я бы не отказалась от кофе. — Она взглянула на миску и на стоящую рядом коробку. Действительно, хлопья с глазурью. — Я сама налью. Кстати, если вы действительно прячетесь, то у вас мало времени. Похоже, Гален и Барри уже кончили заниматься.
   — Если судить по шуму, Барри получает колоссальное удовольствие. Он быстро учится. Он ведь занимается всего неделю?
   Она думала, что Морган вообще не знает, что происходит в спортивном зале. Она редко его видела, только за обедом и ужином.
   — Да, он хорошо справляется. — Она налила себе кофе. Она тоже справлялась все лучше и лучше. С каждым днем ей было все легче наблюдать за Барри. Сегодня впервые она поняла, что если и уйдет из спортзала, то это не будет бегством. — Гален суровый учитель. Никогда не останавливается на достигнутом.
   — Это точно. — Джадд набил рот хлопьями и пробормотал: — Но он ни за что не навредит ребенку.
   — Гален то же самое сказал о вас.
   Он застыл, не донеся ложку до рта.
   — Он говорил с вами обо мне? Наверное, он вам доверяет. Он прячет меня здесь и очень оберегает. Но вы ведь тоже одна из его сирот, так?
   — Вряд ли можно назвать сиротами вас или меня.
   — Гален тоже так не скажет, но мне кажется, что где-то в глубине его странной души он думает о нас именно так. — Он зачерпнул еще ложку хлопьев. — Он с этим борется, но такой уж характер. Что касается меня, я вполне доволен. К черту гордость. Эта его черта спасла мне жизнь. Он вытащил меня из той заварухи так быстро, что в ушах засвистело.
   Он вытащил и Елену сначала со склона горы, а потом из виноградника.
   — Вы его давно знаете?
   — Около пяти лет. Мы встретились на задании в Сиднее, потом несколько раз сталкивались. — Он отодвинул миску. — Он через своих людей узнал, что меня подставили, и позвонил. Я успел скрыться за несколько минут до того, как прислали ребят меня забирать.
   — И он привез вас сюда?
   — Он считал, что здесь безопасно. Они ведь не знали, что мы близкие друзья. — Джадд усмехнулся. — Я тоже не знал.
   — Но вы рады, что он вам помог.
   — Черт, конечно. — Губы его искривились. — Только хочется, чтобы Логан поторопился. Мне начинает надоедать.
   Елена сменила тему:
   — Видела вашу картину. Очень понравилась.
   — Мне тоже нравится. Мне нравится все, что я здесь делаю. Я вообще устал и собирался бросить все свои старые дела. — Он всмотрелся в ее лицо. — Но вы, похоже, не собираетесь?
   — В смысле?
   — За долгие годы я стал очень хорошо разбираться в людях. Вы не прячетесь, вы выжидаете.
   Она и не подозревала, что он ее изучает.
   — И что?
   — Ничего. Делайте что хотите. Играйте в любые игры. Но знайте, что Гален не должен пострадать ни в коем случае.
   Она с любопытством посмотрела на него.
   — И что вы сделаете, если и за этим не услежу?
   — Я у него в долгу. Так как вы думаете?
   Она никогда не видела такой ледяной улыбки.
   — Тогда хорошо, что у меня нет ни малейшего намерения допустить, чтобы он пострадал. — Она встала. — Спасибо за кофе, Морган.
   — Рад стараться.
   Елена вышла из кухни и направилась к спортзалу.
   «Выжидаю, не прячусь», — подумала она.
   Джадд Морган был так же проницателен, как и Гален, но она вовсе не так уж безжалостна, как он предположил! Ненависть не настолько переполняла ее, чтобы она могла пожертвовать невинными ради наказания виновных.
   Или могла? Когда наступит время, сможет ли ее что-то остановить, если появится возможность навсегда избавиться от Чавеза? Он нависал над ней, подобно чудовищной горгулье, представляя постоянную угрозу. Она не могла терпеть его власть над собой впредь.
   Барри закончил заниматься через несколько минут после того, как она вошла. Он пробежал мимо нее, направляясь наверх, в душ. Она было пошла за ним, но Гален остановил ее:
   — Все в порядке? Зачем ты уходила, пока мы занимались.
   — Я услышала, что Морган возится в кухне, и решила выпить чашку кофе. Чтобы хорошо начать день, мне требуется кофеин.
   — Если тебе требуется внешний стимул, значит, ты пошла на поправку.
   Она кивнула.
   — Слава богу. — Он улыбнулся. — Я бы очень огорчился, если бы ошибся. Разумеется, любой имеет право ошибиться раз в тысячелетие, и все же…
   — Тихо. — Она не удержалась от улыбки. Он раскраснелся, как Барри, блестел от пота и явно был переполнен энергией. Ей внезапно захотелось протянуть руку и взлохматить его темные волосы, как она делала с Барри. Плохая мысль. — Сейчас ты процитируешь свою мамочку, а я к этому не готова.