Все подошли к ним ближе.
   — Ну что? — тревожно спросил де Лектур.
   — Над нами посмеялись, с нами обошлись, как с какими-нибудь оборванцами, — отвечал герцог Делафорс дрожавшим от волнения голосом. — Нам объявлено, что нас арестуют, если через час мы не выедем из города.
   — О, мы отомстим! — с негодованием вскричали все.
   — Извините, господа, — насмешливо произнес граф де Те-минь, раскланиваясь, — но здесь, я думаю, не место для совещаний. Потрудитесь поскорее уйти, иначе я принужден буду стрелять по вам, что меня, честное слово, очень огорчит!
   Эта грубая шутка вызвала крики бешенства со стороны гугенотов. Герцогу Делафорсу с трудом удалось унять их.
   — Уедем, господа! — убеждал он единоверцев. — Что нам здесь еще делать? Ведь вы видите, слуга берет пример с господина; это всегда так: господин был дерзок, и слуга грубит.
   — Благодарю вас, герцог Делафорс, — проговорил граф де Теминь со злым смехом, — мы, надеюсь, скоро увидимся!
   — Это мое искреннее желание, — внешне очень спокойно подтвердил герцог, — по крайней мере, мои псари проучат вас.
   — Sang Dieu! — воскликнул граф, схватив у одного из солдат мушкет. — Это уж слишком! Впрочем, нет! — прибавил он, снова отдав оружие. — Это будет убийство. До свидания, господин герцог!
   — До свидания, граф! Не забывайте хлыста моих псарей, — сказал по-прежнему невозмутимо герцог.
   Де Теминь презрительно улыбнулся, пожал плечами и ушел со своими мушкетерами в Лувр. Мост сейчас же подняли.
   — Господа и друзья мои, — обратился к гугенотам герцог Делафорс, — мы с вами заранее ведь знали, какой прием ожидал нас в этом дворце со стороны человека, отцу которого мы доставили трон ценой нашей крови и нашего состояния. Мы исполнили свою обязанность, и нас не могут упрекнуть в том, что случится дальше. Теперь же, чтобы нас не арестовали, уйдем скорее за надежные стены. Уже отправлен приказ захватить живым или мертвым нашего вождя, герцога Генриха де Рогана; такие же приказы не замедлят разослать и относительно нас; может быть, король уже подписывает их в настоящую минуту. Едем же, господа и друзья мои! До свидания! Вы знаете, где мы все скоро сойдемся. Явимся аккуратно на свидание, назначенное нам нашим вождем! До скорого свидания!
   Гугеноты, крикнув грозное прощанье старым стенам, на вершине которых блестели мушкеты солдат, сейчас же повернули назад и в стройном порядке проехали сквозь толпу, невольно пораженную таким гордым отступлением и не осмелившуюся прямо в лицо оскорблять уезжавших протестантов; только издали вслед им раздалось несколько свистков и восклицаний.
   — Граф, сюда! — крикнул авантюрист. — Куда это вы так бежите?
   — Ах, вы здесь, капитан! Parbleu! Я ищу свою лошадь, друг мой.
   — Не ищите. Я ее отослал с Мишелем; он с ней будет ждать вас там.
   — Хорошо, но посему же вы отослали ее?
   — Оттого что теперь вам нужен добрый рысак, поздоровее вашего красавца. Посмотрите-ка на этого испанского жеребца, а, каков?
   — Чудесный.
   — Садитесь же скорее. Наши уже далеко, а эти мошенники не совсем дружелюбно поглядывают на нас.
   — Да вы боитесь, что ли, капитан? — спросил, смеясь, граф, садясь на лошадь.
   — Да, признаюсь, граф, я всегда ужасно боюсь, когда мне приходится защищаться против этой бессмысленной, ревущей своры, называемой чернью. Ну, куда же мы теперь? Вы ведь, конечно, уже не поедете на Тиктонскую улицу?
   — Сохрани меня Бог, капитан! — отвечал граф, вдруг нахмурясь. — Вы ведь со мной?
   — Конечно.
   — Благодарю вас, я не смел на это рассчитывать.
   — Э! Не стоит благодарности, я обожаю путешествия. Так куда же мы?
   — К Новому мосту, к Фонтенблоской дороге.
   — Так едем! Назад, мразь!
   Они умчались, как стрела; толпа расступалась перед ними, осыпая их ругательствами, на которые они и внимания не обращали. Через двадцать минут они проехали заставу Св. Виктора и поехали по Фонтенблоской дороге; тогда это была только узкая дорожка, непроходимо грязная зимой, но в данную минуту ровная и гладкая, как стекло.
   Они все время ехали молча. Каждый думал свою думу.
   Однако, поднимаясь к деревне Вильжюиф, они поневоле сдержали лошадей, чтобы дать им вздохнуть.
   — Так мы едем?.. — спросил авантюрист, как бы продолжая прерванный разговор.
   — Сначала в Аблон, капитан.
   — Отчего сначала? Разве вы не там постоянно живете? Ведь у вас там замок, кажется?
   — Да, замок Мовер.
   — Ну, так разве вы не там остановитесь?
   — Я там пробуду не больше часа.
   — А потом?
   — Потом… Куда глаза глядят!
   Авантюрист покачал головой.
   — Берегитесь, граф!
   — Чего же беречься, капитан?
   — Самого себя.
   — Я вас не понимаю. Отчего самого себя?
   — Оттого что в настоящую минуту у вас нет врага страшнее вас самих.
   — Капитан!
   — Morbleu! Я ваш друг и должен говорить вам правду, и скажу ее, во что бы то ни стало.
   — Говорите!
   — Обдумайте хорошенько то, что собираетесь делать, граф. Со вчерашнего дня вы под влиянием гнева. Я не знаю ваших планов, но боюсь их…
   —Да вы всего боитесь! — перебил граф, стараясь обратить все в шутку.
   — Уж таков я есть. Вчера вечером вас сильно оскорбили. Клеветник был наказан.
   — Клеветник? — горько повторил Оливье.
   — Да, клеветник; по какому праву вы больше верите словам негодяя, которого совсем не знаете, нежели доказанной невинности дорогой вам особы? Не разбивайте трех жизней под минутным влиянием необдуманного гнева. Подумайте о сыне, о жене, о вас самих. Не губите безвозвратно свое счастье. Нельзя обвинять без доказательств и судить, не выслушав.
   — У меня есть доказательства.
   — Где они?
   — Разве вы не слышали, что говорил этот человек?
   — Клевета, повторяю вам. Послушайте, граф, вы теперь не в своем рассудке, и бесполезно было бы серьезно говорить с вами, иначе я бы многое вам сказал.
   — Например, друг мой?
   — Например, вот что: я ясно вижу, что вы были жертвой заговора, давно подготовленного против вас одним или несколькими неизвестными вам врагами.
   — Неизвестными мне врагами, мне?
   — Morbleu! Да неужели же вы воображаете, что у вас все только друзья? Клянусь честью, это было бы уж слишком смешно! Вы молоды, красивы, богаты, любимы и воображаете, что завистники — те люди, может быть, которым вы больше всего делаете добра, — дадут вам преспокойно наслаждаться вашим счастьем, не попытавшись смутить его? Полноте, граф, вы с ума сошли!
   — Вы смотрите на все слишком мрачно, капитан.
   — Ах, morbleu! Он бесподобен! Ну, а вы как же смотрите?
   — Я?
   — Dame! Из-за клеветы, сказанной после выпивки в таверне первым встречным…
   — Может быть, вы правы, мой друг, — перебил он, — но если бы вы знали, как я страдаю!
   — Да понимаю, понимаю! Вы молоды, а первые раны всегда особенно жестоки, но со временем сердце каменеет, к счастью. Это еще только цветочки!
   — Сохрани меня Бог долго терпеть подобную муку!
   — Бедное дитя! Вы никогда не страдали, — сказал с трогательной добротой в тоне капитан. — Мужайтесь, друг! Будьте мужчиной, не поддавайтесь первому удару злобы, а главное…
   — Что главное?
   — Никогда не обвиняйте, не получив неопровержимых доказательств, то есть не убедившись собственными глазами, да и то!..
   — О, вы уж слишком далеко заходите, капитан!
   — Нисколько; помните вот что, граф: в любовных делах глаза и уши часто обманывают, если не всегда. Вы это впоследствии узнаете; старайтесь не узнать собственным опытом!
   — Ах!
   — Но вот мы и у деревни Вильжюиф, — объявил капитан, — теперь нам торопиться некуда. Дадим передохнуть лошадям; вон какой-то трактир! Зайдемте на несколько минут?
   — Как хотите, капитан, — равнодушно обронил граф.

ГЛАВА XV. Смертельная рана, против которой нет средства

   Капитан притворился, что принял безразличный ответ графа за согласие, и поехал к трактиру, стоявшему у самых ворот деревушки Вильжюиф. У дверей трактира в беседке из плюща и жимолости стояло несколько столов и скамеек. Какой-то путешественник, приехавший, видимо, несколькими минутами раньше, сидел у стола на открытом воздухе. Держа левой рукой лошадь за повод, он пил вино, вероятно измучившись жаждой от длинного пути.
   Увидев остановившихся приезжих, он встал, вежливо поклонился и, пристально посмотрев с секунду на авантюриста, спросил:
   — Из Парижа едете, милостивый государь?
   — Да, — вежливо отвечал авантюрист, — а вы?
   — Я возвращаюсь туда.
   — А! Вы там, значит, живете?
   — Пхе! Я везде живу понемножку — перелетная птица.
   — А у вас славное перо на шляпе, — заметил капитан.
   — Красное с черным, — объяснил, улыбнувшись, путешественник. — Это не в моде в Париже, но я ношу как эмблему горя и удовольствия вместе — одним словом, это последний подарок моей любовницы.
   — А! — произнес авантюрист, исподлобья оглянувшись вокруг.
   Граф сидел в беседке; трактирщик принес ему туда бутылку вина и два стакана. Трактирный слуга проводил лошадей. Никто не мог их услышать.
   Капитан наклонился к незнакомцу.
   — От кого вы? — поинтересовался он.
   — От Клер-де-Люня, — сообщил тот.
   — Узнали что-нибудь?
   — Очень много.
   — Говорите скорей.
   — Граф де Сент-Ирем из «Клинка шпаги» во весь опор ускакал в Аблон. Остановившись в высокой роще, на два мушкетных выстрела от замка Мовер, он два раза особенно свистнул. Это, вероятно, был сигнал. Вышла женщина. Ее нельзя было рассмотреть под плотно окутывавшим все лицо капюшоном плаща; кроме того, и темнота ночи мешала.
   —Я узнаю, кто это такая, — проворчал капитан. — Дальше.
   — Они с полчаса говорили шепотом, потом женщина ушла. Граф сел на лошадь и ускакал в Париж, куда приехал, не останавливаясь нигде в дороге.
   — Все?
   — Нет еще.
   — Так скорей, скорей говорите.
   — Уже три дня в замке Мовер прячется какой-то мужчина.
   — Кто такой?
   — Не знаю. Он примчался во весь дух из Парижа около полудня.
   — Что же это за человек?
   — Вельможа, молодой, высокий, стройный, держится как принц. С час тому назад здесь прошло человек двенадцать солдат под начальством капитана. Не знаю, куда они шли, но говорили, что имеют приказ обыскать все замки, деревни и хижины на десять лье вокруг Парижа и найти каких-то вельмож, врагов короля и монсеньора де Люиня.
   Авантюрист сдвинул брови.
   — Все? — спросил он.
   — Все, капитан.
   — Возьмите это; благодарю вас, — он протянул несколько золотых монет.
   Тот отступил.
   — Мне приказано ничего не брать, капитан.
   — Хорошо, так вот моя рука. Тот почтительно пожал ее.
   — Вы опять в Париж?
   — Сейчас же.
   — Пусть Клер-де-Люнь продолжает следить за графом!
   — О, не беспокойтесь! Мы его постоянно караулим.
   — Хорошо, прощайте!
   — До свидания, капитан.
   Капитан Ватан прошелся раза два перед трактиром, глубоко задумавшись, и наконец решился войти в беседку, прошептав:
   — Обстоятельства против нас. Что делать? Кто знает? Ну, увидим!
   — Куда это вы девались, мой друг? — сказал, увидев его, граф.
   — Извините, граф; должен признаться, я преглупо бродил взад и вперед, чтобы размять ноги. За ваше здоровье!
   Он сел и выпил.
   — Это что? — полюбопытствовал Оливье, услышав топот удалявшейся лошади.
   — Верно, уехал путешественник, который прибыл перед нами.
   — Верно.
   Оба, видимо, говорили только для того, чтобы говорить. Мысли их были в другом месте. Прошло несколько минут.
   — Едем? — спросил наконец граф.
   — Пожалуй, — отвечал авантюрист. — Эй! Кто-нибудь! Прибежал трактирщик с шапкой в руках. Капитан Ватан
   расплатился и махнул слуге. Тот привел лошадей.
   Через минуту путешественники уже мчались дальше. Казалось, их собственное нетерпение заразило и их лошадей.
   Вскоре они достигли склона холма, поднимающегося над деревней Аблон, беленькие домики которой глядятся в реку.
   Вдруг на повороте дороги показался отряд солдат человек в двадцать; они ехали по одному направлению с нашими героями. Сдержав немного лошадей и опередив отряд, граф и Ватан обменялись поклоном с офицером, ехавшим шагах в пятнадцати впереди.
   — Видели вы этих солдат, капитан? — обратился к нему граф.
   — Morbleu! Еще бы!
   — Что это значит? Почему они здесь?
   — Это следствие вашей сегодняшней аудиенции, граф.
   — Вы шутите, мой друг?
   — Нисколько.
   — Но ведь мы опередили их?
   — Это ничего не значит и доказывает одно: что распоряжения были сделаны заранее; все было предусмотрено. Господин де Люинь очень хитер! Он принял меры.
   — О! Неужели это так?
   — Да ведь это же очевидно!
   — Но ведь это гнусная измена!
   — Отчего же? Просто военная уловка. Впрочем, я, может быть, и ошибаюсь; может быть, дело идет только о герцоге де Рогане. Вы знаете, что его голова была оценена, и хорошо оценена. О, эти плуты отлично умеют вести свои дела.
   — Да, все это возможно. Прибавим шагу, капитан!
   — Зачем?
   — Сам не знаю, мне хочется поскорей приехать в замок.
   — Извольте.
   Они помчались во весь опор.
   Через двадцать минут мост был опущен. В ту минуту, когда граф въезжал на мост, капитан тронул его за руку.
   — Что такое? — воскликнул, останавливаясь, Оливье.
   — Посмотрите, — показал рукой Ватан.
   Граф обернулся. Отряд, который они полчаса тому назад опередили, был в каких-нибудь пятистах шагах позади них и мчался во весь опор.
   — Ого! — произнес Оливье. — Что это значит?
   — Это значит, что они ищут герцога, что им отдан приказ обыскать все замки и хижины и что через пять минут они будут здесь.
   — Ну и пусть!
   — А если кто-нибудь, герцог, может быть, скрывается в вашем замке?
   Граф побледнел, но сейчас же справился с собой.
   — Если кто-нибудь, друг или недруг, искал приюта в моем доме, — сказал он, — моя честь заставляет меня оказать ему покровительство.
   — Знаю, но поедем скорее. Они галопом проехали мост.
   — Поднимите! — крикнул граф. Мост сейчас же подняли.
   Граф сошел с лошади и, подойдя к графине, радостно выбежавшей ему навстречу, холодно спросил:
   — Графиня, приняли вы какого-нибудь приезжего в замок?
   — Монсеньор, — отвечала она дрожащим голосом и покраснев, — какой-то господин просил убежища, я думала, что можно…
   — Вы хорошо сделали…
   — Его фамилия де…
   — Мне пока незачем знать имя; вы мне после его представите. Где вы его поместили?
   — На половине для приезжих, — объяснила она, все более и более смущаясь строгим тоном мужа, бледного, изменившегося и растерянно глядевшего ей прямо в глаза.
   — Велите скорей перевести его в секретную комнату; через десять минут будет поздно.
   — Я не понимаю, граф!
   — Ах, графиня, неужели вы не понимаете, что в замок сейчас придут солдаты и что они имеют приказ арестовать…
   — Да, да, понимаю! Простите, граф.
   — Простить вас? А за что же мне вас прощать? — крикнул он громовым голосом.
   — Граф, граф! — вскричал подбежавший авантюрист. — Солдаты!
   — Солдаты! Да скорее же, графиня! Или вы хотите, чтобы меня обесчестили, арестовав в моем доме человека?
   — Иду, иду, граф! — жалобно воскликнула она и ушла, не помня себя от горя и страха. Диана шла за ней, осыпая ее ироническими утешениями.
   В эту минуту у моста послышался сигнал трубы.
   — Посмотрите, кто там и что нужно, — велел граф мажордому.
   Ресту почтительно поклонился и, поспешно подойдя к калитке, отворил ее. Переговоры шли довольно долго, затем мажордом вернулся.
   — Ну, что там такое? — осведомился граф.
   — Монсеньор, граф де Шеврез требует от имени короля быть впущенным в замок со своим отрядом.
   — Показал он вам приказ?
   — Нет, монсеньор; он говорит, что покажет его вам лично.
   — Что делать? — прошептал граф.
   — Исполнить требуемое, — поспешно подсказал авантюрист. — Да вот и графиня.
   Жанна шла опять со своей подругой.
   — Все сделано? — отрывисто обратился к ней Оливье.
   — Все, граф.
   — Хорошо, уйдите к себе, графиня. И вас попрошу о том же, мадмуазель, — прибавил он, обращаясь к Диане.
   Они ушли.
   Жанна была бледна и встревожена; крупные слезы стояли у нее в глазах.
   — Бедное дитя! — шепотом произнес авантюрист, и сам бледный как смерть. — А эта прелестная девушка, — подумал он, пристально поглядев на Диану, — не злой ли гений, который хочет погубить ее? Она замечательно хороша, но у нее что-то неприятное в глазах. Я все узнаю, клянусь Господом нашим! И тогда…
   Он не докончил своей мысли.
   Граф следил глазами за женой. Как только она ушла, он обернулся к мажордому.
   — Велите опустить мост и впустить графа де Шевреза, — приказал он.
   Приказание было тотчас же исполнено. Отряд вошел во двор за своим капитаном и выстроился в одну линию.
   Де Шеврез сошел с лошади и, подойдя к графу, поклонился. Оливье отвечал тем же.
   — Милостивый государь, — представился офицер, — я граф де Шеврез.
   — Мне уже говорили, граф, — немножко сухо ответил Оливье.
   — Я имею приказ за подписью его величества короля и господина де Люиня и должен вручить его лично графу дю Люку де Моверу, — объявил он, показывая бумагу.
   — Я граф дю Люк де Мовер.
   — Вы? — с удивлением переспросил де Шеврез. — Но вчера вечером!..
   — Вчера вечером, по причинам, касающимся лично меня, я хотел сохранить инкогнито…
   — Это ваше дело, потрудитесь прочесть приказ и сказать, угодно ли вам будет подчиниться ему?
   — Я верный подданный короля, граф; вы его представитель в настоящую минуту, исполняйте же свою обязанность; никто здесь не помешает вам, — проговорил Оливье, тихонько отстраняя бумагу.
   — Иного я от вас и не ожидал, граф, — де Шеврез любезно поклонился. — Я не хочу ничем стеснять вас; мне достаточно будет вашего слова, что в замке никто не скрывается, и я сейчас же уеду, убедительно прося извинить меня за беспокойство.
   — К сожалению, граф, я не могу дать вам этого слова, потому что сам целый месяц не был дома и приехал только за несколько минут перед вами.
   — Ax, parbleu! Ведь это правда! — вскричал, засмеявшись, де Шеврез. — Как это я не подумал! Мы ведь с вами встретились на дороге.
   — Да, граф.
   — Так я уезжаю, граф; в ваше отсутствие не могли дать здесь убежища никому из врагов короля.
   — Я тоже так думаю, граф; но если вам угодно…
   — Нет, нет, сделайте одолжение! Впрочем, между нами, — прибавил он вполголоса, — я вовсе не хочу выдать известному вам негодяю достойного, благородного вельможу…
   — Так дело очень серьезно?
   — Его ожидает смертная казнь; я говорю о герцоге де Рогане…
   — Бедный герцог…
   — Надеюсь, он теперь далеко. Он имел достаточно времени уйти подальше.
   — Дай Бог!
   — Аминь, от всей души! Теперь мне остается только раз извиниться перед вами, любезный граф, и проститься.
   — Но сначала, верно, не откажетесь перекусить?
   — С удовольствием; сегодня страшно жарко, и у меня в горле пересохло.
   Отдав приказание мажордому, граф с капитаном и де Шеврез вошли в замок, а солдатам между тем раздали вина.
   Подали закуску и чудесное анжуйское. Де Шеврез отдал честь всему, болтая и смеясь над поручением, данным ему де Люинем.
   Они расстались больше расположенными друг к другу, нежели были за несколько минут перед тем.
   Граф де Шеврез уехал со своим отрядом. Оливье следил за ними глазами, пока они не скрылись за поворотом.
   — Теперь, друг мой, — сказал граф глухим голосом, проведя рукой по лбу, — пойдемте взглянуть, какому щеголю графине угодно было оказать гостеприимство в замке. Сильно она им, верно, интересуется, что так легкомысленно рискнула всех нас погубить!
   — О, граф! Мадам дю Люк, может быть, даже не знает этого несчастного…
   — Вы думаете?
   — Конечно, только по доброте…
   — Да, — сухо заметил граф, — у нее доброе сердце, слишком доброе, может быть! Пойдемте, капитан! Мы сейчас увидим, в чем дело.
   Графиня ждала их, грустно задумавшись.
   — Проводите нас, графиня, — насмешливо произнес Оливье. — Вам принадлежит право освободить человека, которого вы так милостиво спасли.
   — Монсеньор, — отвечала она дрожащим голосом, — если я дурно поступила…
   — Э, да кто вам об этом говорит, графиня! — резко перебил ее граф.
   — Граф, — вмешалась Диана, — позвольте вам заметить, что вы престранно относитесь к Жанне сегодня. Что же она сделала такого, чего бы не сделали вы сами?
   — Я, мадмуазель?
   — Человек, которого она приняла в дом, — продолжала самым нежным голосом девушка, — благородный вельможа вашей партии; его имя всем известно и всеми уважаемо…
   — Но…
   — Да вот вы его сейчас увидите; это барон де Серак.
   — Барон де Серак! — громовым голосом вскричал граф, как тигр, бросившись к жене, почти лишившейся сознания от страха.
   — Граф! — воскликнул авантюрист, быстро схватив его за руку. — Вы забываетесь!
   — Пустите меня! — кричал вне себя Оливье. — Пустите, или…
   — Граф! — грозно повторил капитан.
   Оливье остановился, бледный как смерть, с блуждающими глазами.
   — Это правда, — прошептал он, сделав над собой усилие, — прежде его, а потом ее!
   И он большими шагами пошел к секретной комнате. Диана со злобным торжеством поглядела ему вслед. Авантюрист поймал ее взгляд.
   — Это она! — подумал он. — А, демон! Берегись теперь, я знаю твою тайну!
   — Пожалуйте, барон де Серак! — позвал граф, отворяя потайную дверь.
   Из секретной комнаты вышел мужчина.
   — Герцог де Роган! — Оливье, отступив от двери, с отчаянием ударил себя по лбу.
   — Кого же здесь обманывают? — думал авантюрист. — О, тут какая-то тайна, которую я раскрою, клянусь честью!
   — Да! Я, граф! — с чувством проговорил герцог. — Я назвался этим именем, чтоб не так скомпрометировать вас. Я вам обязан спасением, благодарю вас!
   Он протянул ему руку.
   Оливье с отвращением отступил.
   — Вы спасены, — сказал он, холодно поклонившись, — лошадь ваша готова. Уезжайте!
   — Позвольте мне, по крайней мере, поблагодарить графиню.
   — Только не теперь, герцог; ваша безопасность требует, чтоб вы как можно скорее уезжали. Впрочем, — иронично прибавил он, — вы увидитесь с графиней.
   — Это правда, граф. Прощайте же, и благодарю вас!
   — Нет, до свидания, герцог.
   Герцог с минуту озадаченно смотрел на него, как человек, не понимающий, что такое происходит вокруг; потом, как бы решившись на что-то, еще раз поклонился и вышел за мажордомом.
   Граф подошел к жене.
   — Я все знаю, — тихо произнес он сдержанным голосом. — Этот человек ваш любовник, графиня. Молитесь за него, потому что — Видит Бог! — или его, или меня не будет на свете! Прощайте!
   — Граф! — вскричала она надрывающим душу голосом, с мольбой сложив руки.
   — Прочь! Я вас больше не знаю! — глухо воскликнул он и грубо оттолкнул ее.
   Графиня тоскливо вскрикнула и упала навзничь. Граф большими шагами вышел из комнаты, даже не оглянувшись.
   — Ну, наши дела, кажется, хорошо идут! — прошептала Диана, с непередаваемым выражением посмотрев на графиню и улыбнувшись какой-то дьявольской улыбкой.
   Пять минут спустя граф и авантюрист уехали из Мовера.
   За несколько минут перед тем уехал и герцог де Роган, тревожно стараясь объяснить себе оказанный ему странный прием; но он ничего не мог придумать.
   В тот же вечер герцог де Роган присоединился к отряду гугенотов, ожидавших его под начальством де Лектура в двух милях от Аблона, на Корбейльской дороге.
   На этот раз герцог де Роган был спасен!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Буйная жизнь

ГЛАВА I. Первое представление 1620 года в театре Марэ

   Прошло два месяца после происшествий, описанных в первой части нашего рассказа. Наступила зима, начинался холод, дождь хлестал в окна, ветер свистел в обнаженных ветвях деревьев, из труб, крутясь, поднимались к серому небу длинные струи дыма.
   Париж принял зимний вид.
   Во вторник, двадцать седьмого ноября 1620 года, темное, холодное, туманное утро часам к одиннадцати разъяснело. Проглянувшее немножко солнце совсем развеселило столичных жителей.
   К театру Марэ, что на улице Вьей-Рю-дю-Тампль, собиралось множество народа в экипажах и на носилках. С самого утра по всей улице толпились, крича, смеясь и толкаясь, парижане. В театре Марэ первый раз шла «Марианна», большая трагедия знаменитого в то время поэта Александра Арди; много раз ее обещали и много раз откладывали.
   Двор и весь город съехались к театру. Слуги и пажи бесцеремонно расталкивали толпу, очищая место экипажам своих повелителей.
   В одной из карет сидели друг против друга граф дю Люк и его неразлучный приятель капитан Ватан.
   Авантюрист не изменился: у него была все та же воинственная осанка, все тот же покрой платья, только оно было теперь поновее и получше.
   Оливье дю Люк изменился не только внешне, но даже., казалось, и в нравственном отношении.
   Оживленные, слишком румяные лица обоих ясно говорили, что они совсем недавно хорошо позавтракали и поэтому не могли добраться до театра пешком.
   Костюм графа составляли алый бархатный плащ, богато расшитый золотом, атласный бирюзовый камзол с кружевами и позументами и панталоны такого же цвета, засунутые в белые сапоги с золочеными шпорами; ловко надетая набок серая касторовая шляпа, низенькая, с кокетливо загнутыми кверху полями и красными с черным перьями. Перевязь, на которой висела длинная шпага, была вся зашита золотом.