Сюзанна Энок
Неудержимое желание

Пролог

   — Вы слышали, что в очередной раз сделал этот несносный человек? — С этими словами в гостиную стремительно вбежала леди Джорджиана Холли.
   Люсинда Баррет и Эвелина Раддик обменялись взглядами, о значении которых Джорджиана догадалась бы, даже находясь от них на расстоянии мили. Конечно, они поняли, о ком она говорит. Как они могли не знать его, если он имел репутацию самого скверного человека во всей Англии?
   — Так что же? — спросила Люсинда, тасовавшая карты.
   Стряхивая с подола платья дождевые капли, Джорджиана плюхнулась на свободный стул, стоявший у карточного столика.
   — Сегодня утром Элинор Блайдем со своей горничной попали под дождь. Они шли домой, когда мимо них промчался в карете этот человек, и из-под колес прямо на них обрушился целый водопад грязной воды. — Она стянула перчатки и бросила их на стол.
   — И он даже не остановился? — спросила Эвелина, наливая ей чашку горячего чаю.
   — Чтобы самому промокнуть? Господи, конечно нет. — Джорджиана бросила в чашку кусочек сахара и принялась энергично размешивать чай. — От этих мужчин можно с ума сойти! Если бы не было дождя, он бы остановился и предложил подвезти Элинор и ее горничную, но для большинства мужчин благородство — не то понятие, которое к чему-либо обязывает. Для них это прежде всего забота о личном комфорте.
   — О денежном комфорте, — поправила Люсинда. — Не пролей чай.
   Эви тоже налила себе чаю.
   — Хотя вы обе рассуждаете слишком цинично, я вынуждена согласиться, что общество, кажется, прощает высокомерие, если у джентльмена есть деньги и власть. Истинное благородство совершенно исчезло. Во времена короля Артура вызвать восхищение женщины было не менее важно, чем убить дракона.
   В живом воображении мисс Раддик почти все было связано с рыцарскими легендами, но сейчас она была права.
   — Вот именно, — сказала Джорджиана. — Когда драконы стали важнее девиц?
   — Драконы охраняют сокровища, — нашлась Люсинда, — вот почему женщины с большим приданым ценятся почти так же высоко, как и драконы.
   — Но сокровищами должны быть мы сами, независимо от того, есть приданое или нет, — возразила Джорджиана. — По-моему, дело в том, что мы намного сложнее, и им легче заключать пари или играть на скачках, чем общаться с нами. Большинство мужчин не в состоянии понять женщину.
   Люсинда откусила кусочек шоколадного кекса.
   — Согласна. Чтобы привлечь мое внимание, недостаточно помахать передо мной мечом. — Она хихикнула.
   — Люсинда! — Густо покраснев, Эви обмахнулась веером. — Ради Бога!
   Джорджиана подалась вперед:
   — Нет. Люси права. Джентльмен не может завоевать сердце женщины тем же способом, каким выигрывает… лодочные гонки на Темзе. Они должны знать, что здесь совсем иные правила. Например, я бы не хотела иметь дело с джентльменом, имеющим привычку разбивать женские сердца, как бы он ни был красив, богат и какой бы властью ни обладал.
   — И джентльмен должен понять, в конце концов, что у леди есть свое собственное мнение.
   Как бы подчеркивая свои слова, Эвелина со стуком поставила чашку.
   Люсинда встала и направилась к бюро, стоявшему в другом конце комнаты.
   — Мы должны это записать, — сказала она, вынимая из ящика несколько листов бумаги. Она вернулась к столу и раздала их. — Мы трое пользуемся большим влиянием, особенно среди так называемых джентльменов, к которым будут относиться эти правила.
   — И мы окажем услугу другим дамам, — заметила Джорджиана, гнев которой постепенно затухал, по мере того как в голове у нее зарождался план.
   — Но список правил вряд ли кому-то поможет, кроме нас самих. — Эвелина взяла у Люсинды карандаш. — Если мы составим его.
   — О нет, поможет, когда мы начнем их выполнять, — возразила Джорджиана. — Я предлагаю каждой из нас выбрать какого-нибудь мужчину и научить его всему, что он должен знать, если хочет произвести впечатление на леди.
   — Да. конечно. — Люсинда хлопнула рукой по столу в знак согласия.
   Джорджиана, недобро посмеиваясь, начала писать.
   — Мы можем опубликовать наши правила. «Уроки любви», авторы — три знатные леди. «Список правил Джорджианы:
   1. Никогда не разбивать сердце женщины.
   2. Всегда говорить правду, независимо от того, что, по вашему мнению, желает услышать женщина.
   3. Никогда не заключать пари, если при этом замешаны чувства женщины.
   4. Цветы приятны, но надо убедиться, что это любимые цветы женщины. Особенно хороши лилии».

Глава 1

   У меня заныли кости,
   Значит, жди дурного гостя.
У. Шекспир. Макбет. Акт IV, сцена 11

   Леди Джорджиана Холли увидела, как в бальный зал входит Дэр, и подумала: «Почему до сих пор не дымятся подошвы его сапог, если их обладатель уверенно шествует по дороге, ведущей в ад?» Дэр направился в комнату, где играли в карты. Прекрасный дьявол-искуситель. Он даже не заметил, что Элинор Блайдем повернулась к нему спиной.
   — Ненавижу этого человека, — тихо пробормотала Джорджиана.
   — Простите? — подскочил к ней лорд Лаксли, прыгавший вокруг нее в контрдансе.
   — Ничего, милорд. Я просто подумала вслух.
   — Так поделитесь со мной вашими мыслями, леди Джорджиана. — Он коснулся ее руки, повернулся и на мгновение исчез за спиной мисс Партри, выполняя следующую фигуру танца. — Ничто не доставляет мне такого удовольствия, как звук вашего нежного голоса.
   «За исключением, вероятно, звона золота в моем кошельке», — вздохнула Джорджиана. Ей все здесь начинало надоедать.
   — Вы слишком добры, милорд.
   — По отношению к вам это невозможно.
   Они снова закружились, и Джорджиана сердито посмотрела на широкую спину Дэра, прошедшего мимо и, видимо, направлявшегося курить свои черуты и выпить с негодяями-дружками. Вечер, который устраивала ее тетушка, был очень приятный, пока не появился Дэр. Джорджиана и предположить не могла, что он окажется среди приглашенных.
   Танец снова свел ее с кавалером, и она одарила красивого золотоволосого барона благосклонной улыбкой. Нужно выбросить этого дьявола Дэра из головы!
   — Вы очень оживлены сегодня, лорд Лаксли.
   — Это вы вдохновляете меня, — с трудом переводя дух, ответил он.
   Танец закончился. Пока барон доставал из жилета носовой платок, Джорджиана успела заметить Люсинду Баррет и Эвелину Раддик, стоявших у стола с закусками.
   — Благодарю вас, милорд, — обратилась она к лорду Лаксли, делая реверанс, чтобы тот не смог пригласить ее прогуляться по залу. — Вы так утомили меня. Прошу прощения!
   — О, я… конечно, миледи.
   — Лаксли? — воскликнула, прикрываясь веером слоновой кости, Люсинда, когда к ним подошла Джорджиана. — Как это случилось?
   Джорджиана не сдержала улыбки.
   — Он хотел прочитать стихи, которые сочинил в мою честь, и единственным способом заставить его замолчать после первой строфы было принять его приглашение на танец.
   — Он написал тебе стихи? — Эвелина взяла ее под руку и увлекла к стульям, стоявшим вдоль стены зала.
   — Да. — С радостью заметив, что Лаксли выбрал новую жертву среди дебютанток, Джорджиана взяла у лакея бокал мадеры. После трех часов кадрилей, вальсов и контрдансов у нее болели ноги. — А ты знаешь, с чем рифмуется Джорджиана?
   Эвелина свела брови, и ее глаза заблестели.
   — Нет. А с чем?
   — Ни с чем. Он просто добавлял «иана» после каждого последнего слова. В размере ямба. «О, Джорджиана, ваша красота — это моя солнциана, ваши волосы прекрасней, чем золотиана, ваша…»
   Люсинда приглушенно хихикнула:
   — Бог мой, прекрати сейчас же. Джорджи, у тебя удивительная способность заставлять джентльменов совершать самые невероятные вещи и говорить глупости!
   Джорджиана покачала головой, отводя от глаз золотистый локон, выбившийся из-под шпильки слоновой кости.
   — Этой способностью обладают мои деньги, а не я.
   — Не надо быть такой циничной. Ведь он же старался, писал для тебя стихи, не важно, что ужасные, — сказала Эвелина.
   — Да, ты права. Очень грустно, что все надоело, когда мне всего лишь двадцать четыре, не правда ли?
   — Ты не собираешься сделать Лаксли своим учеником? — спросила Эвелина. — Мне кажется, его можно было бы научить понимать, что женщины совсем не глупы.
   Джорджиана сделала глоток сладкой мадеры и улыбнулась.
   — Признаюсь, я не уверена, что он стоит таких усилий. По правде говоря… — Она запнулась, какое-то движение на лестнице привлекло ее внимание.
   В зале вновь появился Дэр под руку с женщиной. Не просто с какой-то женщиной, с неудовольствием заметила она, а с Амелией Джонс.
   — По правде говоря что? — Люсинда проследила за ее взглядом. — О Боже! Кто пригласил Дэра?
   — Уж конечно, не я.
   Мисс Джонс была не старше восемнадцати, на добрых двенадцать лет моложе Дэра, хотя по греховности он превосходил ее на столетия. До Джорджианы доходили слухи, что виконт за кем-то ухаживает, а Амелия с деньгами своей семьи и свежестью невинности, без сомнения, и была его целью, бедняжка.
   Дэр взял обе ее руки в свои, и Джорджиана скрипнула зубами. Виконт что-то коротко сказал и с беспечной улыбкой, отпустив руки девушки, ушел. Лицо Амелии вспыхнуло, затем побледнело, и она торопливо покинула зал.
   «Ладно же, черт побери, хотя бы одно теперь стало ясно!» Джорджиана снова повернулась к подругам.
   — Нет, не Лаксли, — заявила она, удивляясь собственной холодной решимости. — Я имею в виду другого ученика, которому необходимо преподать хороший урок.
   Эви широко раскрыла глаза.
   — Уж не думаешь ли ты о лорде Дэре? Ты же его ненавидишь и даже не разговариваешь с ним.
   В другом конце зала раздался раскатистый смех Дэра, и у Джорджианы вскипела кровь. Ему явно было наплевать, что он ранил душу молодой девушки или, еще хуже, разбил ее сердце. О да, его необходимо проучить. И она точно знала, какой урок намерена преподать ему.
   — Да, Дэр. И очевидно, мне придется разбить его сердце, хотя я не уверена, что оно у него есть. Но…
   — Шш, — прошептала Эвелина, делая ей знак рукой.
   — Что же у него есть?
   От звука этого низкого голоса у Джорджианы похолодела спина.
   — Я разговариваю не с вами, милорд, — повернулась к нему девушка.
   Тристан Карроуэй, виконт Дэр, смотрел на нее, и в его голубых глазах она видела веселую насмешку. У него явно нет сердца, если он способен улыбаться такой обаятельной чувственной улыбкой сразу после того, как довел другую женщину до слез, заставив убежать из зала.
   — А я подошел, — сказал он, — только для того, чтобы сообщить, как вы прекрасно выглядите сегодня вечером, леди Джорджиана.
   Она улыбнулась, хотя была возмущена до глубины души. Он делает ей комплименты, в то время как несчастная Амелия сейчас рыдает где-нибудь в темном уголке.
   — Я выбирала этот туалет, думая о вас, милорд, — сказала она, расправляя шелковую юбку цвета бургундского. — Вам и в самом деле нравится?
   Виконт был достаточно сообразителен, и, хотя выражение его лица не изменилось, он сделал шаг назад. В этот вечер она не взяла с собой веер, но имелся веер Люсинды, на случай если она передумает и захочет ударить его по руке.
   — Очень, миледи.
   Он быстрым взглядом окинул ее с головы до ног, оставив неприятное ощущение, что умеет отличать шелк от ситца.
   — В таком случае именно его я надену на ваши похороны, — с милой улыбкой пообещала она.
   — Джорджи, — прошептала Люсинда, взяв ее за руку.
   Дэр приподнял бровь.
   — А кто сказал, что вас на них пригласят? — С дьявольской усмешкой он повернулся, чтобы уйти. — До свидания, дамы!
   «О, его действительно надо проучить!»
   — Как поживают ваши тетушки? — обращаясь к его спине, спросила Джорджиана.
   Он остановился в замешательстве и после чуть заметного колебания обернулся.
   — Мои тетушки?
   — Да. Я их что-то не вижу. Они здоровы?
   — Тетя Эдвина вполне здорова. — Он недоверчиво взглянул на девушку. — Тетя Милли поправляется, хотя и не так быстро, как ей бы хотелось. А что?
   Ха! Она не собиралась объяснять, почему ее это интересует. Пусть он ни о чем не знает, пока все детали плана не будут продуманы.
   — Просто так. Пожалуйста, передайте им мои наилучшие пожелания.
   Как только Дэр исчез из виду, Люсинда отпустила руку Джорджианы.
   — Какой оригинальный способ заставить джентльмена влюбиться в себя.
   — О, замолчи! Я не могу сразу броситься в его объятия. Он немедленно заподозрит неладное.
   — Как же тогда ты собираешься добиться этого? — Оптимистичная Эвелина была настроена скептически.
   — Прежде чем сделать первый шаг, я должна кое с кем поговорить. Завтра расскажу вам, если смогу.
   Сказав это, Джорджиана отправилась на поиски Амелии Джонс. Дэр исчез, но в любую минуту мог появиться снова. Одной из самых неприятных его привычек было возникать неожиданно, когда его никто не ожидал.
   Черт! Она вспомнила, что забыла спросить, был ли он сегодня приглашен или явился на вечер ее тетушки незваным.
   Поиски хорошенькой молоденькой дебютантки оказались напрасными, и Джорджиана с озабоченным видом вернулась к тетушке и исполнению обязанностей хозяйки вечера. Положение компаньонки, проживающей вместе с тетей Фредерикой, давало ей определенные привилегии, но налагало и определенные обязанности. Сейчас она предпочла бы сидеть наверху и обдумывать свой план действий.
   Заставить Тристана Карроуэя влюбиться в нее по многим причинам представляло немалый риск, но проучить его было просто необходимо. Он играл многими сердцами, и нельзя было позволять ему разбить еще одно. Она сделает все, чтобы ему это не удалось.
   Никогда.

Глава 2

   Грань меж добром и злом, сотрись!
У. Шекспир. Макбет. Акт I, сцена 12

   Кто-то постучал медным молотком в парадную дверь, и Тристан Карроуэй, виконт Дэр, оторвался от лондонской «Таймс». Цены на ячмень снова упали, а до созревания нового урожая оставалось еще два месяца.
   Он вздохнул. Потери, вероятно, поглотят всю прибыль, которую ему удалось получить от весенней продажи. Нужно будет еще раз встретиться со своим поверенным Бичемом и обсудить американский рынок.
   — Докинз, дверь! — крикнул Тристан и отпил горячего крепкого кофе. По крайней мере какую-то пользу колонии приносили. Учитывая суммы, которые он платил за их кофе и табак, они вполне могли бы позволить себе купить его проклятый ячмень.
   Стук повторился, он сложил газету и встал. Чудачества Докинза забавляли его, но лучше, если бы дворецкий чистил где-нибудь серебро, а не спал в одной из гостиных, что вошло у старика в дурную привычку. Что касается остальных слуг, то они, без сомнения, были заняты по горло, обслуживая все общество. Но могло быть и так, что они все сбежали, даже не потрудившись предупредить хозяина.
   В последнее время удача покинула его, и целая орда поверенных и кредиторов осаждала двери его дома, чтобы взять под стражу за неоплаченные счета.
   — Ну, — сказал он, открывая дверь, — что…
   — Доброе утро, лорд Дэр.
   Леди Джорджиана Холли присела, юбка темно-зеленого платья колоколом окружила ее, капор такого же цвета изящно обрамлял золотистые волосы.
   Тристан сжал челюсти. В другое время ему было бы приятно увидеть очаровательную женщину на пороге своего дома. Однако появление Джорджианы Холли было не совсем обычным.
   — Какого черта вы тут делаете? — спросил он, заметив стоявшую несколькими ступенями ниже горничную Джорджианы. — Вы ведь не вооружены?
   — Только своим умом, — ответила она.
   Ее остроумие уже не раз больно его задевало.
   — Повторяю, зачем вы пришли?
   — Я хотела бы навестить ваших тетушек. Пожалуйста, пропустите. — Подобрав юбки, она проскользнула мимо него в холл.
   От нее пахнуло лавандой.
   — Проходите, пожалуйста, — запоздало пригласил он.
   — Знаете, а вы очень плохой дворецкий, — бросила она через плечо. — Проводите меня к вашим тетушкам, будьте добры.
   Скрестив на груди руки, Тристан прислонился к косяку.
   — Раз я плохой дворецкий, предлагаю вам самой найти их.
   Честно говоря, он сгорал от любопытства, пытаясь догадаться, почему Джорджиана надумала заехать в Карроуэй-Хаус. Она хорошо знала, где он находится, однако только сегодня впервые удостоила его своим посещением.
   — Вам никогда не говорили, что вы невыносимо грубы? — Она снова повернулась к нему.
   — А как же. Вы, насколько я помню, говорили об этом не раз. Но, если вы желаете извиниться за это, буду счастлив проводить вас.
   Ее щеки вспыхнули, нежная с кремовым оттенком кожа порозовела.
   — Я никогда не стану извиняться перед вами, — отрезала она. — А вы можете убираться прямо в преисподнюю!
   Он не ждал от нее извинений, но не мог удержаться, чтобы лишний раз о них не упомянуть:
   — Хорошо. Наверху, первая дверь налево. Если вам потребуются мои услуги, я буду в преисподней.
   Повернувшись, Тристан направился в комнату, где оставил свой завтрак и газету.
   Шаги по лестнице постепенно затихали, но он смог расслышать, как неожиданная гостья нелестно отзывалась о нем. Сидя за столом с нераскрытой газетой, он позволил себе улыбнуться. Джорджиана Холли проехала весь Мейфэр, чтобы навестить его теток, хотя принимала их у себя в доме меньше чем две недели назад, как раз перед приступом подагры у тети Милли.
   — Что, черт побери, она задумала? — проворчал он.
   Помня об их прошлом, он не доверял ей. Тристан снова поднялся, оставив остатки завтрака на столе, надеясь, что появится кто-нибудь из слуг и уберет их. Проклятие, куда все сегодня подевались?
   Три года назад он пригласил к себе в дом своих тетушек и отдал в их распоряжение малую гостиную. Они воспользовались его добротой, заполнив комнату невообразимым количеством футов бомбазина и кружев.
   — Тетя Эдвина? Тетя Милли? — окликнул он, поднявшись по лестнице и повернув налево. Тристан толкнул дверь светлой уютной комнаты. — Ах, я не знал, что у вас сегодня гостья. И кто же эта очаровательная молодая леди?
   — О, замолчите, — недовольно фыркнула Джорджиана и повернулась к нему спиной.
   Миллисент Карроуэй, облаченная в ужасающе пестрое подобие восточного кимоно, не гармонировавшее ни с одним оттенком в комнате, погрозила ему своей палкой:
   — Ты прекрасно знаешь, кто пришел навестить нас. Почему ты не сказал мне, что вчера Джорджиана просила передать нам свои добрые пожелания, злой мальчик?
   Тристан увернулся от палки и поцеловал пухлую бледную щеку тетушки.
   — Потому что, когда я вернулся, вы спали и предупредили Докинза, чтобы я утром не беспокоил вас, яркая моя бабочка.
   Ее пышная грудь заколыхалась от смеха.
   — Так и было. Передай мне бисквит, Эдвина, дорогая.
   — Конечно, сестра. А вы, Джорджиана, завтракали?
   — Да, мисс Эдвина, — ответила Джорджи таким медово-сладким голосом, что Тристан вздрогнул. Он, она и теплые отношения казались несовместимыми. — И пожалуйста, не вставайте. Я поухаживаю за мисс Милли.
   — Вы настоящее сокровище, Джорджиана. Я часто говорила это вашей тете Фредерике.
   — Вы очень добры, мисс Эдвина. Если бы я действительно была сокровищем, то навестила бы вас гораздо раньше, и вам не пришлось бы ехать через весь Мейфэр, чтобы повидать нас с тетей Фредерикой. — Джорджиана встала и, направляясь к чайному подносу с бисквитами, больно наступила на ногу Тристана. — С чем вы пьете чай, мисс Милли? Мисс Эдвина?
   — О, бросьте вы «мисс это, мисс то», если можно. Не надо мне напоминать, что я древняя старая дева, — снова усмехнулась Милли. — А бедная Эдвина еще старше меня.
   — Глупости, вы обе молоды и милы, как весенний день, — с улыбкой перебил ее Тристан, сдерживая желание наклониться и потереть ногу.
   По-видимому, Джорджиана начала носить туфли с железными каблуками, поскольку она не могла весить больше восьми стоунов. Она была высокой, но стройной, с округлыми бедрами и высокой грудью, что его очень привлекало в молодых леди. И, в частности, в ней — именно поэтому он и оказался в трудном положении.
   — Лорд Дэр, — вежливо заговорила Джорджиана, подавая чай и бисквиты тетушкам, но не предлагая ему, — у меня создалось впечатление, что вы не испытывали желания присоединиться к нам.
   Так, значит, она хочет избавиться от него. Тогда тем более надо остаться и послушать, о чем она собирается сплетничать.
   — Я искал Бита и Брэдшо, — на ходу придумал он. — Они хотели поехать со мной в Таттерсолл.
   — По-моему, я слышала их голоса в бальном зале, — сказала Эдвина.
   Всегда в неизменном черном платье сидевшая в углу, куда не попадали лучи утреннего солнца, она напоминала одного из знаменитых шекспировских призраков, надевшего очки.
   — Гм, надеюсь, Брэдшо не пытается опять что-нибудь взорвать. Дамы, вы извините меня?
   Возвращаясь на свое место, Джорджиана снова попыталась наступить ему на ногу, но он был настороже и успел выскочить за дверь. Ему очень хотелось узнать, зачем ей понадобилось говорить с тетушками, но он еще получит такую возможность позднее, когда она уедет. В данный момент ему необходимо было сообщить братьям о том, что они едут с ним на конский рынок.
 
   С лестничной площадки третьего этажа, где располагались бальный зал и музыкальная комната, до его слуха донеслись аплодисменты. Это указывало на место пребывания слуг, но не умерило его беспокойства относительно того, что мог затеять Брэдшо. Он бесцеремонно распахнул обе половинки двойной двери — и в его голову чуть не вонзилась стрела.
   — Проклятие! — взревел он, инстинктивно приседая.
   — Боже! Дэр, ты цел?
   Отбросив арбалет, второй лейтенант Королевского морского флота Брэдшо Карроуэй, расталкивая слуг, бросился к нему через весь зал и схватил Тристана за плечо.
   Тристан сбросил его руку.
   — Очевидно, — прорычал он, — когда я запретил поджигать в доме порох, то забыл объяснить, что в бальном зале не должно быть никакого смертельного оружия. — Он погрозил пальцем неподвижной фигуре в глубокой нише окна: — А тебе лучше бы не смеяться.
   — Я не смеюсь.
   — Хорошо! — Какое-то движение привлекло его внимание. Он увидел, как слуги потихоньку покидают зал через другие двери. — Докинз!
   — Да, милорд? — остановился дворецкий.
   — Следи за входной дверью. У нас в доме гости, у тетушек.
   — Кто это? — спросил Брэдшо.
   Выдернув из косяка стрелу, он разглядывал ее наконечник.
   — Никто. Спрячь где-нибудь свою новую игрушку, чтобы Коротышка не нашел ее, и пойдем. Мы едем в Таттерсолл.
   — Ты хочешь купить мне пони?
   — Нет, я собираюсь купить пони Эдварду.
   — Но ты не можешь себе этого позволить.
   — Приходится поддерживать репутацию. — Он снова посмотрел в глубину зала. — Ты идешь, Бит?
   Никто не удивился, когда молчаливая фигура отрицательно покачала черноволосой головой.
   — Мне надо написать Магуайру.
   — Ну хотя бы прогуляйся днем с Эндрю.
   — Вряд ли.
   — Или покатайтесь на лошадях.
   — Может быть.
   Спускаясь вместе с Брэдшо по лестнице, Тристан озабоченно спросил:
   — Как он?
   — Ты с ним более близок, чем я, — пожал плечами брат. — Если он не хочет разговаривать с тобой, что уж говорить обо мне. Насколько я могу судить, Бит для всех остается загадочным сфинксом. По-моему, он улыбнулся, когда я чуть не убил тебя, — может, это тебя утешит.
   — Думаю, это уже достижение.
   Его беспокоило затянувшееся молчание среднего из братьев Карроуэй, но присутствие в доме Джорджианы Холли вызывало не меньшую тревогу. Что-то непонятное происходило в доме, и в нем росла уверенность, что, чем скорее он узнает, что именно, тем лучше будет для него.
   Однако в данный момент ему надо купить пони для младшего брата, а у него не было лишних денег. Но если его семья имела традиции, которыми могла гордиться, то одной из них было профессиональное умение обращаться с лошадьми, а он давно откладывал покупку пони для Коротышки.
   — Так кто же приехал к тетушкам? — снова спросил Шо.
   Тристан подавил вздох. Они все равно узнают.
   — Джорджиана Холли.
   — Джор… О! А зачем?
   — Понятия не имею. Но, если она собирается разрушить наш дом до основания, я предпочел бы находиться где-нибудь в другом месте.
   Слишком громко сказано, но чем меньше они будут обсуждать его отношения с Джорджианой, тем лучше.
 
   Несмотря на то что она твердо решила по возможности держаться подальше от большинства членов семейства Карроуэй, Джорджиане всегда нравились Милли и Эдвина.
   — Теперь, когда Грейдон женился, — объясняла она, — тетушке не нужна компаньонка. Они с ее невесткой Эммой прекрасно ладят, и я не хочу быть им помехой.
   — Но вы же не хотите возвращаться в Шропшир, не так ли, дорогая? Тем более во время сезона?
   — О нет! У моих родителей на руках еще три дочери, ожидающие своего дебюта. И они едва ли хотят моего возвращения, это послужило бы плохим примером. Даже Хелен там лишняя, а она замужем.
   Эдвина похлопала ее по руке:
   — Вы неплохой пример, Джорджиана. Мы с Милли никогда не были замужем, но никогда не страдали от отсутствия мужа.
   — Но не страдали и от отсутствия поклонников, конечно, — вставила Милли. — Просто нам никогда не попадались подходящие. Я нисколько не жалею, что не вышла замуж. Хотя, признаюсь, жалею, что с этой больной ногой не могу танцевать.