Пирс Энтони и Роберт Маргроф
Золото дракона

ПРОЛОГ

   Беглец не знал, что его появление на маленькой ферме страны Рад было предопределено в высших сферах, и скажи ему кто-то об этом, вероятнее всего, лишь презрительно фыркнул бы в ответ. Все мысли вытеснила невыносимая боль в раненой ноге. Бедняга сознавал только, что грязен до отвращения и устал так, что даже не попытается убежать или сопротивляться, если его обнаружат и схватят.
   Ночь снова окутала мир темным покрывалом. Беглец почти не замечал хода времени, ощущая только жгучую жару днем и ледяной холод по ночам. Голод и жажда, страх и усталость — вот удел несчастных, подобных ему.
   Однако, как смутно отметил он, местность была вполне обжитой. Недалеко, в пруду, громко квакала лягушка, сухая огородная ботва тихо шелестела на ветру.
   Ягоды обезьяньего дерева и жимолости наполняли воздух сладким ароматом; в желудке изгнанника громко заурчало. Местные жители уверяли, что если заговорить эти горькие ягоды, они становятся вполне съедобными, но он отказывался поверить столь неправдоподобным историям — не дошел до того, чтобы верить в волшебство! Но выглядят эти ягоды вполне съедобно. Голод — вот что больше всего мучило его в эту минуту! Но думать о еде не время… впрочем, как и о том, чтобы вымыться и переодеться. Беглец еще раз напомнил себе, что пришел сюда с вполне определенной целью — украсть лошадь. Сама мысль об этом была неприятна — ведь он считал себя порядочным человеком, но иного выбора, по-видимому, не было.
   Беглец подобрался ближе к домику, ведомый слабым светом, падающим из окна. Как он надеялся, что все спят и никто не помешает! Неизвестно еще, где сейчас находится королевская стража… или насколько быстро появится в случае тревоги. Какая ирония судьбы — погибнуть недостойной смертью жалкого конокрада!
   Несчастный нерешительно остановился, присматриваясь к окнам. Вдали пронесся пронзительный крик хаукэта, дикой кошки. Преследователи потеряли его прошлой ночью, и беглец сомневался, что они догадаются переплыть реку, чтобы вновь пойти по следу.
   Смельчака, рискнувшего ступить в эту воду, подстерегали такие опасности, что только поистине отчаявшийся человек мог совершить подобную глупость. Возможно стражники посчитали, что он уже мертв, так что «глупец» мог пока считать себя почти в полной безопасности.
   Подойдя ближе, он осторожно заглянул в окно. У мигающего огонька лампы сидела стройная девушка с книгой в руках. Беглец уставился на медное покрывало густых волос, худенькое, заостренное книзу личико, чуть колеблющуюся от мерного дыхания грудь. Какой прекрасной показалась ему незнакомка!
   И хотя по его меркам девушке было далеко до классической красавицы, что-то в спокойных глазах, осанке и позе говорило о чистоте и достоинстве. Читать ночью — какой контраст с женщинами, которых он знал. Атмосфера порядочности, окружавшая девушку, неожиданно пробудила странное желание — он мог бы влюбиться в нее и принять такой образ жизни… если бы по прихоти судьбы получил такую возможность.
   На секунду в голову пришла безумная мысль — постучать в окно, назвать себя, спросить:
   — Послушай, юная дама, не нужен ли тебе мужчина? Дай поесть и умыться — и я твой навеки.
   Но он еще не настолько устал, чтобы потерять остатки здравого смысла. Вдруг она закричит, разбудит всю округу, появятся стражники… и все будет кончено.
   Прокравшись мимо окна, беглец на цыпочках подобрался к конюшне и, затаив дыхание, попробовал отодвинуть засов. Дверь открылась бесшумно, не скрипнув. Значит хозяева фермы — люди рачительные. Беглец ощутил нечто вроде сожаления, хотя именно поэтому лошадь будет легче украсть. Конечно, лучше бы наказать нерях и бездельников, но скрипучая дверь, несомненно, лучший сторож.
   Запахло сеном и конским потом. Пошарив в темноте за дверью, он мгновенно нашел то, что искал — висевший на стене повод. Все, как в любой другой конюшне.
   Послышался треск сломанной ветки. Незваный гость обернулся.
   В слабом падавшем из окна свете обрисовалась женская фигура. Она! На девушке была только прозрачная ночная сорочка, на плече накинута шаль. Первое, что он заметил — длинные стройные ноги под тонкой тканью. Взгляд скользнул выше. Прямо ему в грудь были нацелены вилы.
   Вор судорожно сглотнул, лихорадочно соображая, что лучше — быстро отскочить так, чтобы смертоносное острие вонзилось в стену, или собрать последние силы и попытаться вырвать у нее оружие. Но что потом? Как можно причинить боль этой девушке, созданной для объятий и поцелуев? Может, это неверный лунный свет сыграл с ним такую шутку, но глаза ее, казалось, переливались темно-фиолетовым огнем, в цвет бархатистых фиалок там, на его родной Земле.
   — Говори! — сказала она. — Зачем пришел?
   При звуках ее голоса по телу прошла дрожь — несмотря на резкость слов, пришельца словно обволокло густым медом.
   Есть ли смысл лгать? Ему и без того было ненавистно то, что приходилось делать.
   — Я пришел украсть твою лошадь. Но предпочел бы украсть у тебя сердце.
   Что заставило его сказать это?!
   — Ты вор? Разбойник?
   Девушка не пыталась ударить его вилами. Добрый знак. Беглец решил во всем признаваться.
   — Я не обычный вор, и как видишь, не очень удачлив, — с трудом начал он. — Просто мне во что бы то ни стало нужна лошадь. Хотя, конечно, ты не поверишь, что я не преступник.
   — Но почему ты не пришел прямо ко мне?
   — Я… Я поглядел в окно и увидел, как ты читаешь. Ты была такой… такой милой! Мне показалось, что увидев меня, ты позовешь на помощь. Я… Я сбежал из тюрьмы королевы. Конечно, тут нет никакого геройства, но, по крайней мере, это что-то значит.
   — У тебя круглые уши — со странно-мягкими нотками в голосе прошептала она. — Должно быть, ты не с нашей планеты и уж, конечно, не обыкновенный воришка. Назови себя, круглоухий.
   Девушка, по всей видимости, не боялась его, хотя вела себя достаточно осторожно. Похоже было, она ждала его прихода!
   — Джон Найт, с планеты Земля, — сказал он.
   — Имя может служить приметой… быть хорошим или дурным предзнаменованием, — таинственно-колдовски сверкнула она глазами и опустила вилы.
   — Можешь называть меня Шарлен. Завтра утром наша свадьба.
   Беглец долго смотрел на нее и, наконец, нерешительно улыбнулся. Девушка улыбнулась в ответ. Вскоре оба дружно смеялись.
   Шарлен повела его в дом, помогла умыться, накормила, а потом уложила с собой в постель. Найт так устал, что мгновенно заснул, даже соблазнительное теплое тело рядом не могло его расшевелить. Одна мысль о том, что здесь могла быть засада и Шарлен отдаст его в руки королевских стражников, больше не тревожила. Он должен, должен был верить девушке!
   Вот так Джон Найт впервые встретил свою будущую жену. Она оказалась ясновидящей, предсказательницей и поэтому заранее знала о приходе круглоухого человека, которому удалось сбежать из застенков королевы. Шарлен никому не рассказала о видении и поэтому была уверена, что его появление — не ловушка, уготовленная королевой. Девушка знала также, что вид гостя будет ужасным, но именно его она полюбит на все жизнь, и хотя он знал женщин до встречи с ней, никогда больше не взглянет ни на одну.
   Они поженились утром, тайно, а к вечеру силы Джона восстановились настолько, что теперь оказавшись в постели, он уснул далеко не сразу.
   Их совместная жизнь началась внезапно, и многие события поэтому казались Джону таинственными и непонятными, хотя иногда и вполне естественными.
   На следующий год у них родился круглоухий ребенок, а еще через два года — остроухий.
   Пророчество, о котором Джон Найт ничего не знал, должно было вот-вот исполниться. Дни проходили спокойно, без особых событий, как для него, так и для семьи.

1. ДРАКОНЬЯ ЧЕШУЯ

   Дорога вилась, как изгибающийся хвост дракона, через пожухлую траву, низкие кусты и черные деревья, тянувшие к небу голые ветки — словно кости скелета. Мимо валунов размером с небольшой дом. Вдоль сверкающего горного ручья, берега которого были завалены мусором, оставшимся от весеннего паводка. Все это совсем не походило на обстановку, в которой должно было начаться исполнение пророчества.
   На дороге показались две худенькие фигурки с дорожными торбами за спиной, ведущие за собой ослика. Первому мальчику было шестнадцать, и несмотря на круглые уши, он мог бы считаться красивым. Другому, остроухому, было четырнадцать, хотя выглядел он на двенадцать. Оба одеты как фермеры: тяжелые кожаные башмаки, рубашка и штаны из домотканой материи, окрашенные ягодами и кореньями, и колпаки, украшенные помпонами из голубых и зеленых ниток.
   Келвин, старший, шагал, наигрывая на своем мандахо, пытаясь подобрать старую радскую мелодию «Фортуна зовет». Трехструнная лютня могла издавать прелестные звуки, но беда в том, что Келвин не был искусным музыкантом. Некоторые от рождения одарены талантом извлекать из инструмента волшебные ноты, а некоторым это не дано, хотя они и уверены в противоположном. Келвин был из последних, хотя, в общем, безразлично относился к мнению окружающих, да и думал сейчас совсем о другом.
   Джон, младший, откинул со лба длинные желтые волосы. Чужак, заметив смышленые зеленоватые глаза, большие уши и безбородое лицо, посчитал бы его обыкновенным мальчишкой, и ошибся бы — сорванец на самом деле был сестренкой Келвина. Девушкам было опасно бродить в одиночестве по дорогам Рада, и родители пытались запретить Джон выходить за пределы фермы, но поняв безуспешность запретов, требовали неукоснительного соблюдения двух строгих правил — выходить только с Келвин, и в мальчишеской одежде.
   Джон с радостью согласилась, потому что стремилась во всем подражать брату, хотя скорее умерла бы, чем призналась в этом.
   Вскоре никто бы уже не смог отличить ее от мальчика, но по мере того, как шли годы, природа сыграла с ней отвратительную шутку — бедра стали шире, грудь набухла; играть роль сорванца становилось все труднее. Что она будет делать, когда доказательства ее пола станут очевидными? Сама мысль об этом была невыносимой и повергала девочку в ужас.
   Джон зорко всматривалась в заросли и ветви деревьев, боясь беды. В руке девочка несла кожаную пращу с заранее приготовленным камнем подходящего размера, чтобы вышибить мозги сквирбета. Пусть только одно из гнусных созданий высунет свой длинный нос!
   — Фортуна позвала меня, а я удрал и скрылся… Оуэй! — фальшиво завывал Келвин. — Сабля вся в крови, пришлось бежать…
   — Ты называешь эту ржавую палку саблей? — съехидничала Джон, хотя глаза ее не отрывались от потемневшей рукояти, высовывавшейся из поношенных растрескавшихся ножен.
   Келвин опустил инструмент, неожиданно вспомнив о надвигавшейся тьме и тяжелом горном переходе.
   — И верхом мы не едем, — вздохнул он, намекая на другой куплет.
   — Нет, но могли бы, не позволь ты этому лошадиному барышнику нас надуть, — заметила Джон, с гримасой отпрянула, глядя на их вьючное животное. — Хорошо бы иметь лошадь, но осел, конечно же, должен был выбрать именно осла.
   — Я думаю, — небрежно бросил Келвин, — что смогу заставить трудиться обоих — тебя и Мокери!
   — Мокери! Ну и кличка! Вполне подходит для… этого! — отрезала Джон. — Любой, кроме тебя, близко не подошел бы к такому, но ты уж точно должен был выложить за него две наших последних радны!
   — Джон, Джон, когда ты научишься доверять старшим! — пошутил Келвин. — Денег на лошадь у нас не было, а Мокери стоит недорого. Нам нужна его сильная спина… да и твоя тоже, что бы унести все золото, которое удастся найти.
   Джон ехидно кашлянула.
   — Если он только позволит подойти к себе! Мы потратим чуть не полдня, пытаясь погрузить на него эту жалкую утварь. Лягается хуже мула. Думаю, когда нам понадобится палатка, все начнется сначала.
   — Не думаю, младший братишка — чирей-в-заднице!
   Келвин всегда обращался к ней, как к мальчишке, и то, что началось с игры, вскоре стало вполне естественным.
   — Он просто завидует, потому что у нее груз полегче. Умница, Мокери! Знает, что мы в стране драконов. Все, кто умны, включая меня, и возможно, тебя, знают об опасности.
   — Разве, Кел? — почти умоляюще прошептала девушка.
   Келвин прищурил голубые глаза, казавшиеся в Раде почти столь же странными, как и круглые уши. Такая трусость совсем не была присуща Джон. Обычно она с неизменным успехом старалась вести себя, как бесстрашный мальчишка-сорванец, озорной и самоуверенный. Что тревожит ее?
   — Джон, если ты боишься…
   — Вовсе нет! — рявкнула она. — Не больше, чем ты. — Но, черт возьми, Кел, если нам встретится дракон, я хочу, по крайней мере, иметь шанс выжить.
   — Такое удается очень немногим, — вздохнул Келвин. — Драконы — злобные, сильные, коварные создания. Если наткнешься на него, тут же сожрет. Правда, сразу откусывает голову, так что вряд ли что-нибудь почувствуешь!
   — Здорово, — проворчала Джон, не оценив шутки. — Значит, лучше просто держаться от них подальше?
   — Да, всякому, у кого в голове хоть капля здравого смысла.
   — Но драконов можно убить, разве не так?
   — Да, только обычно это удается рыцарям в латах, на боевых конях, с мечами и копьями, сама знаешь. Мы на них вовсе не похожи!
   — Но будь у нас острый меч, конь и копья…
   — А толку что? Разве я умею ездить верхом или биться на мечах? Да и меч у меня только, чтобы прорубать дорогу через заросли. Искусству боя обучают с детства, Джон, это само не приходит!
   Джон подавленно замолчала.
   Дорога с каждой милей становилась все уже, а нагромождения камней и щебенки — все выше. Солнце давно скрылось за гору, в воздухе сильно похолодело, крики животных и пение птиц почти смолкли.
   — Не нравится мне это место — прошептала Джон, оглядывая спутанные корни и вывороченные пни, оставленные паводком. — Здесь так страшно!
   — Никто не приходит сюда на прогулку, Джон. Богатства не таятся в живописных уголках. Если мы собрались искать золото, придется смириться с уродством пейзажа.
   Чуть покраснев, Джон отвернулась. Келвин подумал, что нужно бы предупредить ее: только девчонки краснеют и этим выдают себя, но тут же передумал — Джон не любила, когда ей указывали на подобные ошибки. По правде говоря, Келвину это не очень нравилось — ведь сестра становилась все красивей день ото дня — скоро выдавать себя за мальчишку будет совсем невозможно.
   Он посмотрел на небо. Небо сильно потемнело. Скоро придется разбить палатку, а рано утром они отыщут золото. Или, по крайней мере, попытаются отыскать, если весенние паводки вымыли его из горной породы. Тогда по берегам ручья валяются крупные самородки. Подростки так надеялись на это — как прекрасно пуститься на поиски приключений! И последний шанс для Джон еще хоть немного побыть мальчишкой — скоро ей не так легко будет скрывать свой пол.
   Интересно, как чувствовал бы себя Келвин, доведись ему родиться девчонкой, выйти замуж, хлопотать по дому, и никогда не отправляться на поиски неизвестного? При этой мысли он непроизвольно вздрогнул. Конечно, неплохо бы посочувствовать сестре, но Келвин не осмеливался, зная, в какую ярость она может прийти.
   — Ох, Кел, смотри, что я нашла.
   Он несколько раз сморгнул, напрягая глаза, пытаясь увидеть, что блестит в сложенных чашечки ладонях Джон — если сестра имела несчастье родиться девочкой, его проклятьем было плохое зрение. Девочка нашла это в уродливом клубке коричневых водорослей.
   Келвин осторожно взял у нее странный предмет, поднес поближе к глазам. Чешуйка. Чешуйка с шеи дракона, тяжелая, как слиток золота, сверкающая даже через покрывавшую ее грязь. Должно быть, немало стоит.
   — Это драконья чешуя, правда? Правда? — требовательно спросила Джон, подпрыгивая от возбуждения.
   — Спокойно, Джон, спокойно, — предупредил брат. — Не кричи и не делай такого, что может привлечь внимание дракона. А вдруг он не спит и тогда…
   — Думаешь, я спятила? — отмахнулась Джон — Это ведь оно, золото, которое перешло на чешую с самородков, проглоченных драконом? В точности, как пишут в книгах! Как же нам повезло! — приплясывала девочка.
   Но Келвин снова предостерегающе поднял руку.
   — Тихо, дурочка! Дракон может услышать…
   Чешуя дракона означала не только богатство, но и опасность, и юноша внезапно испугался.
   — Какие здесь драконы? — засмеялась Джон. — Если это так, почему твой умница Мокери не ревет и не брыкается? Ты ведь знаешь, драконы сбрасывают чешую! Это могло произойти сто лет назад!
   — Да, — согласился Келвин, — но ни в чем нельзя быть уверенными! Кто знает, может он залег неподалеку и поджидает нас!
   Джон презрительно фыркнула. Он всегда считала себя храбрее брата.
   — Ха! Думаешь, он только что сделал это? — спросила она, показывая на кучу засохшего драконьего навоза.
   Взглянув на белые кости, высовывающиеся из кучи, Келвин вздрогнул. А вдруг это человеческие?
   — Нужно быть очень осторожными. Проверить вокруг, нет ли чего подозрительного, и если есть — тут же уходим. Ну а если все в порядке — раскидываем палатку, жарим сквирбета, которого ты убила, ужинаем и спать. А завтра с утра пораньше начнем искать.
   Влажными, трясущимися руками, он сунул чешуйку в карман панталон. При одном воспоминании о драконе его прошибал холодный пот.
   Но Джон уже вбиралась на высокий холм из булыжников, сучьев и пней, и как обычно, казалось, не слышала ни единого слова, сказанного Келвином.

2. ЯРОСТЬ ДРАКОНА

   Сдерживая, как мог, чувства и эмоции, Келвин погладил Мокери, снял с осла вьючные мешки и подойдя к ближайшему дереву, стал срезать шест для палатки невероятно тупым мечом.
   — Я нашла еще одну! Даже две! — донесся крик Джон.
   Сердце Келвина подпрыгнуло, но он взял себя в руки. Осторожнее! Осторожнее! Шуметь, кричать, прыгать — и к утру превратишься в кучку белых костей, торчавших из драконьего навоза.
   — Кел, здесь целых шесть! Все в крови! Должно быть, дракон дрался с другим драконом!
   «Так вот почему так много упавших деревьев», — подумал Келвин. — «Дело не в паводке!»
   Он снова вздрогнул, представив себе грозных чудовищ. А куда девался побежденный? Нужно бы немедленно остановить сестру!
   — Джон, давай раскинем лагерь! Пожалуйста!
   Ему совсем не хотелось выглядеть трусом, но возможная близость дракона хоть кого могла вывести из себя.
   Джон не обратила на него внимания, ловко взбиралась на насыпь. Уж она-то не боялась дурацких чудовищ.
   Ожидая пока сестра опустится, Келвин рассеянно ковырял волдырь на руке. Как нужно ставить палатку? И что они будут есть? Кусты жимолости были помяты, поломаны, никакие заклинания не смогут сделать ягоды съедобными.
   — Кел, я нашла…
   Внезапное молчание Джон вынудило Келвина оглядеться. Он увидел сестру на куче булыжников и вывороченных пней, покрытых полусгнившими растениями и песком с речного дна.
   — Кел, я вижу… По-моему, я вижу дракона!
   — Что??!
   — Дракона. Кажется он мертвый. Он сдох, Кел! Убит в драке. Вся эта чешуя! Мы богаты, Кел! Поднимайся сюда и… Ой!
   — Что там, Джон?
   Сердце юноши куда-то покатилось, в горле мгновенно пересохло.
   — О, Кел, он жив, только едва-едва. Думаю, мы должны убить его и…
   — Джон, немедленно уходили!
   Если дракон жив, но сильно ранен, им, может быть, удастся ускользнуть.
   — Состояние, Кел! Состояние! Я сейчас швырну в него камнем!
   Какое безрассудство!
   — Нет, Джон, нет! — задохнулся Келвин; слова застревали в горле.
   Но неустрашимая девчонка уже размахивала пращей и с искусством, приобретенным долгой практикой, метнула булыжник, сопровождая его обычным воплем.
   — Попала!
   Келвин не мог говорить, ужас приковал его к месту. Затаив дыхание, он наблюдал, как Джон всматривается куда-то. Что она видит?
   — Он заметил меня, Кел! — с внезапной тревогой вскрикнула сестра. — Он проснулся. Кел, он… он ползет сюда!
   Кел наконец обрел голос.
   — Беги, Джон. Беги! Сюда!
   Голова девочки показалась на вершине холма. Келвин подумал, что сестра почти не двигается, но тут же понял — ужас его был так велик, что весь окружающий мир словно застыл. Только теперь юноша понял — этот высокий холм набросан дравшимися драконами.
   Дравшимися? Тогда почему побежденный не погиб? Драконы никогда не оставляют в живых добычу или врага, а съедают их даже из чистой злобы, если не были голодны. Драконам нравилось убивать, проливать кровь, и все это знали. Вряд ли это поединок! Тогда, что же случилось? Очевидно, дракон только спал. Но зачем влез на эту кучу мусора?
   Известно, что драконы — очень ленивые создания и тратят силы только на то, чтобы драться и охотиться да еще…
   Спариваться! Келвин вспомнил слышанные когда-то истории. Любовный поединок драконов ничем не отличается от смертельной схватки. Самки никогда не идут на это добровольно, так что самцы должны их укрощать и брать силой. Говорят также, что когда все кончится, самец так устает, что впадает в глубокий сон, похожий на обморок.
   Скорее всего, и этот бы проспал еще несколько часов, не ударь его Джон в нос камнем.
   Но даже уставший дракон — худший враг, чем разъяренный зверь.
   Кроме того, если этот уже успел проспать несколько дней, он наверняка голоден. А они, как последние идиоты, радовались чешуе, оторванной в пылу любовной страсти, уверенные, что дракон ушел.
   Джон скользила на покрытых слизью камнях, еле удерживаясь от падения.
   Драконы, скорее всего, не замечали разрушений, причиняемых ими окружающей природе. Самец поборол самку и, прижав к земле зубами и огромными лапами, безжалостно врезался в нее. Кровь, должно быть, лилась рекой, как ее, так и его. И только похоть самца была удовлетворена, хватка его ослабла, самка вырвалась и уползла. Только при таких встречах дракон не убивал дракона, самка должна быть забеременеть. Самец — отпустить ее. Измученный и насытившийся дракон немедленно уснул и спал… до это минуты.
   Издав пронзительный, полный отчаяния и ужаса вопль. Джон, подвернув ногу, упала и полетела вниз, приземлившись в глубокой яме. Но крики ее тут же заглушило громкое зловещее шипение огромной рептилии, из тех, которые могут только присниться в кошмарах. Послышались омерзительные скребущие звуки вонзавшихся в гальку острых когтей. Дракон явно набрал силы.
   Келвин безумным взглядом оглянулся в поисках спасения и не найдя ничего, обернулся к верному спутнику. Ослик, как ни странно, мирно жевал траву. Очевидно, он был глух, как пень, и Келвин только теперь понял это.
   — Кел, Кел, он сейчас настигнет меня! Кел! Он догоняет меня! Он поднимается, Кел! Поднимается!
   Вся храбрость Джон мгновенно исчезла; наконец она поняла, чего так испугался Келвин, когда они заметили первую золотую чешуйку.
   Что делать брату, когда сестра в смертельной опасности? Видимо, все, что в его силах, пусть и немногое.
   Зажав старый меч в покрытой волдырями ладони, Келвин метнулся к холму. У подножья лежал пень, нависающие над ним несколько булыжников образовали природную лестницу, по которой и поднялась Джон. Ноги Келвин сами собой нашли опору. Пыхтя и задыхаясь, он добрался до того места, где лежала Джон, и глянув вниз, увидел между торчавшими сучьями и корнями смертельно бледную напуганную девчонку.
   — Я не смогу выбраться, Кел! — со слезами в голосе вскрикнула она. — Я в ловушке! Спасайся, Кел! Спасайся!
   Каким-то уголком мозга, Келвин сообразил, что сестра, возможно, права, но идея, почему-то, не пришлась ему по душе. Ведь всю оставшуюся жизнь, совесть будет терзать его: а вдруг сестру еще можно было спасти?
   Но в этот момент наверху показалось рыло дракона, усаженное золотой чешуей. Вид у него был одновременно отталкивающим и странно привлекательным — смертельно ядовитое живое золото. Келвин знал, что дракон — чудовище, но с того места, где он стоял, эта истина казалась, сильно преуменьшенной. Юноше стало понятно, что зверь может проглотить одним глотком их обоих. Целиком дракон не был виден, но Келвин предположил, что длина его равна длине шести-семи поставленных в ряд боевых коней. Неудивительно, что немногие осмеливались пойти на дракона. Чудо, если кто-то вообще сумел остаться в живых.
   Чудовище приподнялось на гигантских лапах. Хорошо видны голова и шея. Келвин успел заметить даже гребень на макушке и короткие кожистые крылья. Юноша знал, что должен бояться, но почему-то ужас отхлынул, а голова оставалась странно ясной.
   Келвин поднял меч. Рука дрожала так, что оружие, казалось, вот-вот выпадет. Как жалел юноша, что не счистил ржавчину и не наточил лезвие, хотя не мог представить, чем бы это помогло.
   Послышался резкий свист: руки Келвина онемели. Что-то змееподобное, гибкое, мокрое, обернулось трижды вокруг шеи и дважды вокруг запястья. Юноша в ужасе отпрянул, но длинный раздвоенный язык тут же поволок его вперед.
   — Ну и меч! Все равно, что ничего, — подумал Кел, лихорадочно отбиваясь свободной рукой, но тут же закричал от боли, ударившись о твердый, как железо, язык мерзкой твари. Дракон, казалось, не заметил удара, которым Келвин едва не раздробил себе ладонь. Вставив ногу в трещину огромного валуна, юноша изо всех сил попытался вырваться. Язык дракона отпустил его руку и исчез в зловонной пасти. Эти зубы! Величиной почти с короткий меч. И дыхание — ядовитый горячий ветер, дующий со стороны загнивающего болота.
   Келвин неудержимо падал, и в последний момент успел заметить вертящийся в воздухе меч; послышался странный глухой звук — дракон просто выплюнул единственное оружие юноши. А теперь…