Шастер энергично тряхнул головой:
   – Вот о том-то я им и говорил, господин адвокат. Худой мир лучше доброй ссоры. Хотите мириться – пожалуйста.
   – На каких условиях? – спросил Мейсон.
   Шастер ответил с быстротой, выдающей предварительную подготовку:
   – Уинифред подписывает согласие не оспаривать завещание. Эштон подписывает бумагу о том, что признает подлинность завещания, что оно было составлено человеком в здравом уме и твердой памяти. Тогда пусть Эштон держит кошку.
   – Насчет Уинифред мне ничего не известно, – с раздражением сказал Мейсон. – Я ее не встречал и не говорил с ней. Я не могу просить ее подписать что бы то ни было.
   Шастер с торжеством посмотрел на своих клиентов:
   – Говорил я вам, что он умник! Говорил, что будет драка!
   – Уинифред тут ни при чем, – сказал Мейсон. – Давайте спустимся на землю. Я заинтересован только в этом чертовом коте.
   Минутное молчание было прервано хихиканьем Шастера. Сэм Лекстер, наблюдая за растущей яростью Мейсона, вступил в разговор:
   – Вы, конечно, не станете отрицать, что угрожали мне лишением наследства. Я понимаю, это исходит не от Эштона. Мы ждем, что Уинифред опротестует завещание.
   – Я только хочу, – сказал Мейсон, – чтобы кота оставили в покое!
   – И вы заставите Уинифред подписать отказ от наследства? – спросил Шастер.
   – Черт побери, не будьте дураком! – Мейсон посмотрел в лицо Шастеру. – Я не представляю интересы Уинифред. Я не знаю ее.
   Шастер ликующе потер руки:
   – Других условий у нас не может быть. Для нас это дело принципа. Лично я не думаю, что такое условие есть в завещании, но его можно рассмотреть и как спорное.
   Мейсон вскочил, точно разъяренный бык против тявкающего терьера.
   – Слушайте, вы, – сказал он Шастеру, – я не люблю бесплатно выходить из себя, но вы зашли достаточно далеко.
   – Умно! – хихикнул Шастер. – Умно! Ну и хитрец!
   Мейсон шагнул к нему:
   – Черт вас возьми, вы отлично знаете, что я вовсе не представляю интересы Уинифред. Знаете, что мое письмо значило в точности то, что в нем написано. Но вы не могли раскошелить своих клиентов на дело о кошке, потому и придумали дело об оспаривании завещания. Еще и клиентов своих притащили! Раз я не знаком с Уинифред и не представляю ее интересов, как я могу заставить ее что-то подписать? Вы так запугали своих клиентов, что они теперь не успокоятся, пока не получат подпись Уинифред. А вам это сулит хороший, жирный гонорар.
   – Клевета! – взвизгнул Шастер, выдираясь из кресла.
   – Слушайте, – обратился Мейсон к внукам. – Я вам не опекун. Я не намерен выворачиваться наизнанку, спасая ваши деньги. Если вы согласны приютить этого кота, так и скажите. А не хотите – я заставлю Шастера заработать денежки, втянув вас в самую распроклятую тяжбу. Я не желаю, чтобы вас пугали мной и чтобы Шастер зарабатывал гонорар, рассиживая здесь и потирая руки.
   – Осторожней! Осторожней! – Шастер буквально заплясал от негодования. – Это нарушение профессиональной этики! Я вас привлеку за клевету.
   – Привлекайте, – сказал Мейсон. – Катитесь отсюда вместе со своими клиентами. Или вы к двум часам известите меня о том, что кошка остается в доме, или будете иметь судебное преследование – все трое. И запомните одно: если уж я вступаю в драку, я бью тогда, когда никто этого не ждет. И не говорите потом, что я вас не предупреждал. Я жду до двух часов. Убирайтесь.
   – Вы меня не одурачите, Перри Мейсон, – выступил вперед Шастер. – Вы этим котом прикрываетесь. Уинифред хочет опротестовать…
   Перри Мейсон быстро шагнул к нему. Маленький адвокат отступил и танцующей походкой направился к двери, открыл ее и вышел.
   – Мы еще поборемся, – пообещал он через плечо. – Я драться умею не хуже вас, мистер Мейсон!
   Сэмюэль Лекстер с минуту поколебался, как бы желая что-то сказать, затем повернулся и вышел, сопровождаемый Фрэнком Оуфли.
   Перри Мейсон хмуро встретил улыбающийся взгляд Деллы Стрит.
   – Валяй, – сказал он. – Начинай: «Я же тебе говорила…»
   Она покачала головой:
   – Побей хорошенько этого крючкотвора!
   Мейсон поглядел на часы:
   – Позвони Полу Дрейку, пусть он будет здесь в два тридцать.
   – А Эштон?
   – Нет, – сказал он. – Эштону и без того есть о чем беспокоиться. Думаю, дело становится серьезным.

Глава 3

   Часы на столе Перри Мейсона показывали два тридцать пять. Пол Дрейк, глава «Детективного агентства Дрейка», развалился на кожаном кресле в излюбленной позе. Углы губ у него чуть дергались, придавая лицу насмешливое выражение, глаза были большие, проницательные и отличались стеклянным блеском.
   – В чем беда на этот раз? – спросил он. – Я что-то не слыхал еще об одном убийстве.
   – Речь идет не об убийстве, Пол. На сей раз – о коте.
   – Что?!
   – Кот, персидский кот.
   – Ладно, – вздохнул сыщик. – Пусть будет кот. В чем дело?
   – У Питера Лекстера, – начал Мейсон, – был городской дом, в котором он не жил. Он жил в загородном имении в Карменсите. Загородный дом сгорел, и Питер вместе с ним. Он оставил внуков: Сэмюэля К. Лекстера и Фрэнка Оуфли – наследников по завещанию – и Уинифред Лекстер, которая не получила ничего. Лекстер завещал заботиться о Чарльзе Эштоне, привратнике, который должен быть обеспечен работой пожизненно. У Эштона есть кот. Сэмюэль Лекстер приказал ему от кота избавиться. Сочувствуя Эштону, я написал Лекстеру письмо и просил оставить кота. Лекстер отправился к Нату Шастеру. Шастер увидел тут шанс поживиться и, внушив Лекстеру, будто я пытаюсь оспорить завещание, потребовал от меня массу нелепых условий. Когда же я отказался, он обыграл мой отказ. Наверняка получил хороший куш.
   – Чего же ты хочешь? – спросил Дрейк.
   – Оспорить завещание, – мрачно сказал Мейсон.
   Детектив зажег сигарету и медленно поинтересовался:
   – Оспорить завещание из-за кота, Перри?
   – Из-за кота, но я собираюсь еще и побить Шастера. Он мне надоел. Он сутяга, взяточник и жулик. Он позорит нашу профессию. Он уже хвастался по всему городу, что если когда-нибудь выступит против меня, то уж он-то мне покажет… Он мне надоел.
   – У тебя есть копия завещания? – спросил Дрейк.
   – Пока нет, но у меня есть копия, сделанная для подтверждения.
   – Оно уже вступило в силу?
   – Я так понял, что да. Тем не менее его можно оспорить.
   – Что я должен делать?
   – Для начала найди Уинифред. А потом раскопай все, что сможешь, насчет Питера Лекстера и его наследников.
   Стеклянные глаза Пола оценивающе посмотрели на Мейсона.
   – Коты могут приносить массу денег, – заметил детектив.
   Лицо Мейсона оставалось серьезным.
   – Не уверен, Пол, что тут есть случай заработать. Очевидно, Питер Лекстер был скрягой. Он не очень-то доверял банкам. Незадолго до смерти он получил наличными миллион долларов. Наследники не могут найти этот миллион.
   – Может, деньги сгорели вместе с ним? – спросил Дрейк.
   – Возможно, – согласился Мейсон. – Когда Эштон вышел из моей конторы, за ним следил какой-то человек – он ехал в новеньком зеленом «Паккарде».
   – Не знаешь, кто был этот парень?
   – Нет, я не рассмотрел лица. Видел только светлую фетровую шляпу и темный костюм. Возможно, за этим ничего нет, а возможно – есть. Вполне вероятно, что-то готовится против Уинифред Лекстер, а я собираюсь оспаривать завещание ради нее. Шастер столько болтал о том, что он со мной сделает, если окажется в суде против меня, что я должен дать ему шанс.
   – Ты не можешь повредить Шастеру тяжбой, – сказал сыщик. – Он как раз ее и добивается. Твое дело – бороться за интересы своих клиентов, а Шастера – содрать денежки со своих.
   – Ничего он не сдерет, если его клиенты потеряют деньги, – сказал Мейсон. – Предыдущее завещание было целиком в пользу Уинифред. Если я оспорю второе завещание, станет действительным прежнее.
   – Собираешься взять клиенткой Уинифред? – спросил Дрейк.
   – Мой клиент – кот, – упрямо покачал головой Мейсон. – Уинифред может мне понадобиться как свидетельница.
   Дрейк поднялся.
   – Зная тебя, – сказал он, – я предвижу, что ты потребуешь массу действий с моей стороны.
   – И быстрых, – мрачно кивнул Мейсон. – Достань мне информацию по всем доступным пунктам: собственность, здравый рассудок, постороннее влияние – словом, все.
   Как только Дрейк закрыл за собой дверь, в нее небрежно постучал Джексон и вошел, неся несколько листков бумаги стандартного размера с отпечатанным на машинке текстом.
   – Я сделал копию с завещания, – объявил он, – и как следует вчитался. Насчет кота, конечно, слабовато. Это ведь не условие, от которого зависит потеря наследства. Даже имущество нельзя описать. Просто желание завещателя.
   – Что еще? – разочарованно спросил Мейсон.
   – Очевидно, Питер Лекстер сам составил это завещание. Он изучал право. Все непрошибаемо, но имеется один особый параграф. Вот с ним мы можем кое-что сделать в смысле опротестования.
   – Что же там такое? – спросил Мейсон.
   Джексон взял завещание и прочел:
   – «При жизни я был окружен привязанностью не только своих родственников, но и тех, кто надеялся на мою щедрость, заслуженную каким-либо случайным обстоятельством. Я никогда не был в состоянии определить, какая часть этой привязанности была искренней, а какая происходила от желания проложить путь к моему завещанию. Если причина была в последнем, боюсь, мои наследники будут огорчены, ибо размеры моего состояния их не удовлетворят. Меня утешает одна мысль: те, кто с нетерпением ждал наследства, будут разочарованы, зато те, кто любил меня искренне, избегнут разочарования».
   Джексон остановился и многозначительно посмотрел на Перри Мейсона. Мейсон нахмурился:
   – На какого дьявола он намекает? Лишил наследства Уинифред и оставил состояние другим внукам поровну. В этом параграфе нет ничего такого, чтобы понять его как-то иначе.
   – Ничего, сэр, – согласился Джексон.
   – Он куда-то упрятал миллион долларов наличными незадолго до смерти, но, даже если бы их нашли, это тоже часть его состояния.
   – Да, сэр.
   – Если только он не сделал перед смертью подарок, – сообразил Мейсон. – В этом случае подарком будет владеть тот, кому он сделан.
   – Это особый случай, – уклончиво ответил Джексон. – Он ведь мог оставить этот дар по доверенности.
   Мейсон медленно произнес:
   – Не могу забыть о той пачке денег, которая была в кармане Чарльза Эштона, когда он обратился ко мне… И все же, Джексон, если Питер Лекстер дал Эштону деньги, вокруг них может затеяться тяжба – невзирая на то, есть доверенность или ее нет.
   – Да, сэр, – согласился Джексон.
   Мейсон не спеша кивнул и снял трубку телефона, соединявшего его с комнатой Деллы Стрит. Услышав ее голос, он сказал:
   – Делла, свяжись с Полом Дрейком и попроси его включить в разыскания Чарльза Эштона. Особенно меня интересуют финансовые дела Эштона: имеет ли он банковский счет, зарегистрированы ли какие-то его налоги на собственность, имеет ли он собственность вообще, имеет ли срочный вклад, в каком размере платит налог на имущество – все, что можно выяснить.
   – Да, шеф, – ответила Делла. – Информация нужна срочно?
   – Срочно.
   – Бюро путешествий сообщило, что будет держать каюту до десяти тридцати завтрашнего утра, – холодно и четко объявила Делла Стрит, а затем бросила трубку, предоставив Перри Мейсону ухмыляться в утративший признаки жизни микрофон.

Глава 4

   Служащие давно ушли, а Перри Мейсон, засунув большие пальцы в проймы жилетки, расхаживал взад-вперед по кабинету. Перед ним на столе лежала копия завещания Питера Лекстера. Зазвонил телефон. Мейсон схватил трубку и услышал голос Пола Дрейка:
   – Ты что-нибудь ел, Перри?
   – Пока нет. Не могу есть, когда думаю.
   – Хочешь послушать рапорт? – спросил детектив.
   – Отлично.
   – Он еще не полон, но главное я узнал.
   – Хорошо, приходи.
   – Наверное, я лучше все обдумаю, если ты придешь ко мне, – предложил Пол Дрейк. – Я на углу улиц Спринт и Мелтон. Здесь закусочная, и мы могли бы перекусить. У меня ни крошки не было во рту, пока я охотился за информацией.
   Нахмурившись, Мейсон созерцал лежащее на столе завещание.
   – Хорошо, – согласился он. – Еду.
   Взяв такси, он добрался до того места, которое указал Дрейк. Внимательно заглянув в глаза детективу, он сказал:
   – Похоже, ты напал на след, Пол. У тебя вид кота, нализавшегося сливок.
   – Разве? Сливок немного.
   – Что нового?
   – Расскажу, когда поедим. На голодный желудок говорить отказываюсь… Господи, Перри, не влезай ты в это дело. Так на него накинулся, будто речь об убийстве. Всего-то навсего кот. Бьюсь об заклад: ты не заработаешь больше пятидесяти долларов.
   – Точнее – десять, – засмеялся Мейсон.
   – Вот так-то! – Дрейк обратился к воображаемой публике.
   – Гонорар тут ни при чем. Адвокат доверяет клиенту. Сколько заплатит, столько и хорошо. Если клиент ничего не платит, не стоит браться за дело, но если платит – не имеет значения, пять центов или пять миллионов долларов. Адвокат должен все сделать для своего клиента.
   – С такой теорией ты мог бы заниматься практикой, Перри, разве только частным образом… Вот и закусочная.
   Мейсон остановился в дверях, с сомнением разглядывая освещенный зал. Молодая темноволосая женщина со смеющимися глазами и полными яркими губами восседала над батареей вафельниц. Единственный посетитель расплачивался с ней. Она пробила в кассе чек, наградила посетителя сияющей улыбкой и начала вытирать стойку.
   – Что-то я не уверен, что хочу вафель, – сказал Мейсон.
   Сыщик взял его под руку и мягко втащил в зал.
   – Конечно, хочешь!
   Они уселись у стойки. Темные глаза пробежали по их лицам, полные яркие губы растянулись в улыбку.
   – Две порции ветчины, – сказал Дрейк. – И вафли.
   – Кофе? – спросила молодая женщина, выкладывая на тарелки ветчину и вафли.
   – И кофе.
   – Сразу?
   Она налила две чашки кофе, добавила по ложечке сливок, поставила на блюдца. Расстелила бумажные салфетки, разложила приборы, поставила стаканы с водой и положила на тарелки масло. Загудели вафельницы – и Дрейк повысил голос:
   – Ты думаешь, Перри, можно оспорить завещание Лекстера?
   – Не знаю. В этом завещании есть что-то странное. Я три часа над ним думал.
   – Забавно, что он лишил наследства любимую внучку, – продолжал сыщик громким голосом. – Сэм Лекстер гонялся за развлечениями, старику это не нравилось. Оуфли – парень замкнутый, неконтактный. Старик и его не очень-то любил.
   Молодая женщина за прилавком перевернула ветчину и бросила на них быстрый взгляд.
   – Завещание оспорить трудно? – спросил Дрейк.
   – Ужасно, – утомленно признал Мейсон, – если пытаться его оспорить на основании постороннего влияния или душевной болезни. Но говорю тебе, Пол, я собираюсь это сделать!
   На стойку со звоном швырнули тарелку. Мейсон поднял удивленный взгляд навстречу вспыхнувшим глазам и решительно сжатым губам.
   – Послушайте, – сказала девушка, – что это за игра? Я вполне самостоятельна, в помощи не нуждаюсь, а вы являетесь…
   Пол Дрейк сделал рукой жест с деланым безразличием человека, который устроил сенсацию, но хочет выдать ее за будничную работу.
   – Перри, – сказал он, – познакомься с Уинифред Лекстер.
   Столько искреннего удивления отразилось на лице Мейсона, что негодование растаяло в глазах девушки.
   – Вы что – не знали? – спросила она и указала на вывеску за окном: – Вы могли бы прочесть – «Вафли Уинни».
   – Я не посмотрел на вывеску, – сказал Мейсон. – Меня привел сюда мой друг. Какова была идея, Пол? Выудить кролика из шляпы?
   Поглаживая чашку кончиками пальцев, Дрейк слабо улыбнулся:
   – Я хотел вас познакомить. Я хотел, чтобы мой друг увидел, как вы тут управляетесь, мисс Лекстер. Наверное, наследнице не следовало бы печь вафли?
   – А я вовсе не наследница.
   – Не говорите так уверенно, – сказал Дрейк. – Ведь это адвокат Перри Мейсон.
   – Перри Мейсон? – повторила она. Глаза ее расширились.
   – Слышали о нем? – поинтересовался Дрейк.
   – А кто же не слышал? – Она покраснела.
   – Я хотел кое-что спросить о вашем дедушке, – сказал Мейсон. – Дрейка я нанял, чтобы найти вас.
   Она сняла железную крышку с вафельницы, вынула две румяные вафли. Быстро и ловко положила на них тающее масло, вручила каждому по вафле и по тарелочке с ветчиной.
   – Еще кофе? – спросила она.
   – Нет, и так все прекрасно, – заверил ее Мейсон.
   Мейсон откусил вафлю – и на его лице отразилось удивление.
   – Где вы научились так готовить? – поинтересовался он.
   – Дедушке очень нравились такие вафли. Когда я осталась сама по себе, я решила, что можно этим зарабатывать. Сейчас-то спокойно, а час назад здесь такая толпа была, и после театра будет. Ну, и утром тоже.
   – Кто управляется с торговлей утром? – спросил Мейсон.
   – Я.
   – И после театра?
   Она кивнула:
   – Я для себя работаю, наемной прислуги не держу, нет такого закона, чтобы ограничить мое рабочее время.
   Дрейк подтолкнул Мейсона ногой под столом и сказал, почти не шевеля губами:
   – Вот так птичка за окном!
   Мейсон поднял глаза. Снаружи в преувеличенном приветствии отчаянно тряс головой, распустив губы вокруг редких зубов, Нат Шастер. Как только он понял, что Мейсон его видит, он отошел от витрины. Мейсон заметил, что Уинифред Лекстер растерялась.
   – Вы с ним знакомы? – спросил он.
   – Да. Покупатель. Закусывает здесь уже два или три дня. Сегодня он дал мне подписать какую-то бумагу.
   Мейсон не спеша положил нож и вилку на край тарелки.
   – Ах так? – сказал он. – Подписать бумагу?
   – Да. Сказал, что я, конечно, помогу выполнить волю дедушки, даже если он меня не упомянул в завещании, он верит в мое благоразумие, я ведь в состоянии понять, что дедушка мог со своими деньгами делать что хотел, но другим внукам придется долго ждать, пока пройдет всякая бюрократическая волокита, а я могу помочь им и сэкономить время, если подпишу.
   – Что это была за бумага?
   – Не знаю. Что-то там говорилось о том, будто мне известно, что дед не был сумасшедшим, и что меня завещание удовлетворяет, и что я не стану его опротестовывать… Но я действительно не стану этого делать.
   Дрейк многозначительно посмотрел на Мейсона.
   – Он вам что-нибудь заплатил? – поинтересовался Мейсон.
   – Он хотел дать мне доллар. Подошел и оставил на прилавке. Я подняла его на смех и сказала, что ничего мне не нужно, но он сказал, что я должна взять доллар, чтобы все было законно. Он очень милый. Сказал, что ему нравятся вафли и он будет рекламировать мое заведение.
   Перри взглянул на вафлю.
   – Да, – сказал он медленно. – Это он сделает.
   Уинифред Лекстер положила руки на полку, где стояла батарея металлических вафельниц.
   – Ладно, – она наклонила голову. – Теперь я вам кое-что скажу. Все равно. Я знала – того типа подослал Сэм Лекстер, и догадывалась, что он адвокат. Я понимала, что он меня заставляет подписывать эту бумагу потому, что боится, как бы из-за меня не вышло неприятностей. Не знаю уж, зачем вы здесь, но вы, наверное, хотите меня втянуть в какую-то тяжбу. Давайте поговорим в открытую. Дед был не дурак. Он знал, что делает. Он решил оставить состояние моим братьям. Ладно. Меня это вполне устраивает. Мы все трое давным-давно жили с ним. Мы привыкли, что он оплачивает наши счета. О деньгах мы не заботились. Мы не боялись ни депрессии, ни безработицы, ни паники на бирже. Денежки у деда водились – наличные. Он щедро нам их раздавал. И что из этого вышло? Мы были отгорожены от мира. Мы не знали, что вокруг происходит, и знать не хотели. Мы жили так, что к старости могли бы угодить в богадельню. У меня было двое мальчиков, которые за мной ухаживали. Не знаю, кто мне больше нравился. Оба были хороши. Потом дед умер, ничего мне не оставил. Мне пришлось начать работать. Я занялась делом и узнала кое-что о жизни. В этом заведении я увидела больше людей и получила больше радости от работы, чем за всю свою жизнь. И я избавилась от ревности двоюродных братьев, которые боялись, что я унаследую все. Один из моих поклонников сразу потерял ко мне интерес, как только понял, что у меня не будет собственного миллиона. Второй только о том и думает, как бы мне помочь. Так вот, подумайте: хочу ли я идти в суд, поливая грязью деда и других внуков, чтобы заиметь состояние, которое мне вовсе не нужно?
   Перри Мейсон протянул через стойку свою чашку:
   – Налейте-ка мне еще кофе, Уинни, и я пришлю сюда всех своих друзей!
   Ее сияющие глаза на минуту остановились на лице адвоката, усмотрев в нем нечто ей понятное. Она облегченно рассмеялась:
   – Очень рада, что вы поняли. Я боялась, что не поймете.
   Пол Дрейк прочистил горло:
   – Слушайте, мисс Лекстер, прекрасно обладать такими чувствами, но не забывайте, что они могут измениться. Добывать деньги тяжело. Вас уже втянули в это дело, и вы что-то подписали.
   Уинифред подала Мейсону чашку с кофе и подчеркнуто сказала:
   – Объясните вашему другу, в чем дело, хорошо?
   Мейсон прервал Пола Дрейка, сжав его руку мощными пальцами:
   – Пол, ты не понял. Ты дьявольски расчетлив. Почему бы не забыть о деньгах и не посмеяться? Не стоит задумываться о будущем, когда есть настоящее. Важно не то, что ты сэкономишь, а то, что ты делаешь и как ты это делаешь.
   Уинифред кивнула. Детектив пожал плечами:
   – Вы приближаете свои похороны.
   Мейсон доел вафлю не спеша, чтобы почувствовать вкус.
   – Вы будете иметь успех, – сказал он девушке, отдавая пустую тарелку.
   – Я уже имею его: я нашла себя. С вас восемьдесят центов.
   Мейсон вручил ей доллар.
   – Сдачу положите под тарелочку, – сказал он улыбаясь. – Какие у вас отношения с Эштоном?
   – Эштон – старый ворчун, – усмехнулась она, ловко манипулируя с кассовым аппаратом.
   Мейсон сказал с тщательно рассчитанным участием:
   – Так скверно, что он лишается своего кота.
   Уинифред застыла над раскрытым ящиком с мелочью:
   – Как это – лишается кота?
   – Сэм не разрешает ему держать животное.
   – Но, по завещанию, он должен разрешить! Он обязан держать Эштона!
   – Но не его кота.
   – Вы хотите сказать, что он запрещает Эштону держать Клинкера?
   – Именно так.
   – Но он не может выгнать Клинкера!
   – Он грозится отравить его.
   Мейсон, слегка подтолкнув Дрейка, направился к двери.
   – Минутку, – окликнула она. – Надо же что-то делать! Он не должен… Это же ужасно!
   – Поглядим, что мы можем сделать, – пообещал Мейсон.
   – Но постойте! Вы должны что-то предпринять! Может быть, я смогу помочь? Как вас найти?
   Перри Мейсон дал ей карточку и сказал:
   – Я адвокат Эштона. Если вы придумаете, как помочь, дайте мне знать. И не подписывайте больше никаких бумаг.
   Открылась уличная дверь. Молодой человек среднего роста улыбнулся Уинифред Лекстер, потом смерил Перри Мейсона оценивающим взглядом, скользнул глазами по Дрейку – и стал агрессивен. Он был на голову ниже детектива, но дерзко подскочил к нему и уставился немигающими серыми глазами:
   – А ну, говорите, что вам здесь надо?
   – Да просто вафель поесть, парень, – мирно сказал Дрейк.
   – Это хороший клиент, Дуг, – вмешалась Уинифред.
   – А ты откуда знаешь, что хороший? – Молодой человек не спускал глаз с Пола Дрейка. – Он ко мне сегодня привязался, что будто бы хочет заключить какой-то контракт и ищет человека, понимающего в архитектуре. Я и пяти минут с ним не говорил, как понял, что ничего он в контрактах не понимает. Он детектив.
   – Значит, вы лучше как детектив, чем я как деловой человек, – улыбнулся ему Дрейк. – Ну и что?
   Молодой человек повернулся к Уинифред.
   – Вышвырнуть его, Уинни? – спросил он.
   – Все в порядке, Дуг, – засмеялась она. – Поздоровайся с Перри Мейсоном, адвокатом. Это Дуглас Кин, мистер Мейсон.
   – Перри Мейсон! – Выражение лица молодого человека изменилось. – А-а…
   Мейсон подал руку Кину:
   – Рад познакомиться, мистер Кин. А это Пол Дрейк.
   Как только Мейсон освободил руку Кина, ею завладел Дрейк:
   – Ладно, парень, не помни зла. Работа есть работа.
   Внимательные серые глаза оглядели обоих. Первоначальная робость сменилась решимостью.
   – Поглядим, – сказал он. – Я собираюсь кое-что сообщить. Мы с Уинифред обручены. Если бы я мог ее прокормить, я бы хоть завтра женился на ней, но я не допущу, чтобы она меня содержала. Я архитектор, а вы знаете, как мало сейчас у архитекторов шансов получить работу. Но еще каких-нибудь два года – люди ощутят нехватку жилищ, и я как следует устроюсь…
   Мейсон кивнул, видя энтузиазм на юном лице.
   – Да, – сказал Пол Дрейк, – каких-нибудь два года…
   – Не подумайте, что я жду сложа руки, – сказал Кин. – Я работаю на станции обслуживания и доволен своей работой. Сегодня у нас на станции большой босс побывал – хотя никто не знает толком, кто он такой. Так вот, он перед отъездом дал мне свою карточку и потрепал по плечу за отличную работу.
   – Хороший вы мальчик, – сказал Мейсон.
   – Да я просто потому вам говорю это, что хочу знать, чего вы добиваетесь.
   Мейсон взглянул на Уинифред Лекстер. Она была полностью поглощена Дугласом Кином. Лицо ее светилось от гордости. Кин отступил на шаг, теперь он стоял между гостями и дверью.
   – Ну, – сказал Кин, – я вам выложил свои карты, теперь выкладывайте свои. Питер Лекстер умер. Он не оставил Уинифред ни цента. Я-то рад, что это так. Она в его деньгах не нуждается. Она теперь лучше обеспечена, чем когда жила с дедом.