Денни Этчисон
Калифорнийская готика

   Было бы ошибкой считать, что ужас ассоциируется с тьмой, тишиной и безлюдьем. Я открыл его в сиянии дня.
Г.П. Лавкрафт, «Холодный воздух»

Пролог

   В долине стояла тишина и безветрие.
   Сосны, неподвижно застывшие на вершине холмов, казались выгравированными на горизонте, чтобы яснее обозначить грань между кромкой леса и чашей неба. Утренняя роса цеплялась за листья дубов, стволы манзониты[1] были едва различимы в клочьях тумана.
   Дымка вскоре рассеялась, и стали различимы кусты сирени. Серые оттенки сменились лиловыми, пурпурно-красными и бледно-голубыми. Солнце поднялось выше, вырвав из тени бурую листву мамонтовых деревьев, и лес ожил.
   Далекие всполохи лесного пожара так и остались плоско двухмерными на фоне естественных стен Стейт-парка, лишавших пейзаж перспективы. Ощущение глубины возникало ниже, вблизи каньонов, где вдоль узкой проселочной дороги тянулись заросли кустиков шалфея.
   Поблескивавшие то тут, то там мелкие осколки кварца и гранита угрожали проколоть колеса любому забравшемуся сюда джипу или грузовику-пикапу.
   Сегодня было первое мая, день очередного инспекционного объезда.
   В такие поездки обычно отправлялись парами. Однако нашествие какого-то особенно свирепого гриппа уменьшило численность работников лесной службы почти на сорок процентов, так что в кабине грузовичка сидел только один человек. Это был молодой мужчина, худой, с тонкими обветренными губами, жидкими прядями волос, свисавшими на покатый лоб, и застенчиво-почтительным лицом. Юноша принадлежал к категории тех, кто предпочитает работать как можно дальше от города, незнакомых людей и вопросов, на которые нет готовых ответов. Все необходимые инструменты лежали в кузове — лопаты и мотки веревки, пилы и цепи, «запаска» и огнетушитель. Санитарная сумка, спрятанный в «бардачке» ленч и подробная карта местности находились в кабине под присмотром лучшего друга, черного лоснящегося Лабрадора по кличке Джимбо.
   Работа лесничего состояла в том, чтобы поддерживать в порядке дорогу, отыскивать следы эрозии и отмечать все необычное. На его маршруте имелось несколько частных охотничьих домиков. По инструкции их следовало проверять, то есть бегло осматривать снаружи и делать соответствующую отметку в журнале. Некоторые из них находились в пожизненной аренде — старые фермы, появившиеся здесь задолго до того, как земли в этом районе приобрело министерство внутренних дел. Другие снимались приезжими на летние месяцы либо — в редких случаях — на целый год. Лесной службе не было никакого дела до того, что здесь происходит, — лишь бы не вырубался кустарник и не затевалось без надлежащего разрешения новое строительство. Дым, поднимающийся из трубы, лошади или мулы возле изгороди, огородные грядки с овощами — это никого не касалось. А вот оползень, съехавшая со скального фундамента горная хижина или явственно различимые следы взлома уже давали повод остановиться. Если ничего подобного не замечалось, лесничий проезжал мимо, не задерживаясь. У него даже не было никакого оружия, как не было до сих пор и причин пользоваться радиосвязью. Однажды он захватил с собой магнитофон, но на лоне природы музыка оказалась совершенно неуместной, механические ритмы поп-песенок как-то не сочетались с великолепием окружающего ландшафта. Сотворенные при помощи чудес техники, звуки эти не могли соперничать с величием природы. Сдержанная, почтительная тишина была частью характера парка-заповедника, его спокойного достоинства. Стук упавшего камня, хруст сломанной ветки или шорох птичьего крыла под сенью деревьев разносились на целые мили по всем направлениям, сливаясь с несравненной симфонией природы.
   Вот почему юноша вздрогнул, услышав выстрел.
   — Спокойно, малыш, — сказал он собаке.
   Затем убрал ногу с педали газа. Эхо оборвалось быстро, но он успел сориентироваться. Стреляли где-то рядом, в каньоне. Вслед за сухим коротким треском выстрела прозвучал металлический щелчок — значит, кто-то всего лишь практиковался в стрельбе, выбрав в качестве мишени скорее всего консервную банку. В нескольких сотнях футов от дороги на берегу мелководной речушки приютился домик.
   За первым выстрелом последовали другие, разделенные коротким промежутком, — стрелявшему требовалось время, чтобы передернуть затвор. Каждый сопровождался характерным металлическим щелчком.
   — Похоже на двадцать второй, верно, Джимбо? — сказал парень, поглаживая пса.
   С этими словами он выключил двигатель, ожидая, пока стрелявший перезарядит ружье. Застывшая между передними колесами автомобиля ящерица немного подождала и скрылась, юркнув куда-то за дерево.
   Пес приподнялся и положил лапы на приборную панель.
   В следующее мгновение прогремел очередной выстрел. Теперь уже не из обычного охотничьего ружья. Выстрелы так быстро следовали один за другим, что почти сливались в очередь, как при стрельбе из автомата. Звук тоже был другим, нетипичным для выстрелов из ружья — более низким и басовитым, что свидетельствовало в пользу полуавтоматического оружия довольно крупного калибра, запрещенного федеральным законом. Впрочем, выдача охотничьих лицензий не входила в круг обязанностей лесной службы. Достаточно звонка рейнджерам — и вопрос будет улажен.
   Юноша поднял микрофон.
   Торопившаяся вверх по стволу дерева ящерица остановилась, настороженно вглядываясь в сторону оврага.
   Джимбо резко выпрыгнул из кабины.
   — Эй!..
   Пес поскреб когтями землю в том месте, где совсем недавно находилась ящерица, и устремил взгляд в какую-то точку на склоне холма.
   Молодой человек вздохнул, положил на место микрофон, выбрался из машины и перешел через дорогу. Он попытался обнять собаку, но почувствовал, что она чем-то встревожена.
   — Да что это с тобой, малыш? Ты же и раньше слышал выстрелы...
   Затем проследил за взглядом Джимбо.
   И тут же заметил что-то, быстро мелькнувшее за кустом, — пятно обнаженной плоти за ветвями перечного дерева.
   — Наверное, какой-нибудь любитель купаться голышом, — произнес он, опуская глаза.
   Когда он попытался просунуть пальцы под ошейник, пес рванулся вперед, прямо через кусты.
   Через несколько секунд раздался истошный визг.
   — Джимбо!
   Лесничий поспешил к оврагу и начал спускаться вниз по склону, но не удержался и, чтобы не упасть, побежал. Он сумел остановиться только тогда, когда путь ему преградило старое земляничное дерево. С трудом устояв на ногах, он отряхнул с ладоней крошки красной коры и снова окликнул собаку:
   — Беги сюда, малыш!
   Больше он сказать ничего не смог, потому что увидел ее. Она стояла на коленях на дне оврага. Джимбо сидел перед ней, покорно, как перед королевой, с протянутой лапой. У нее было стройное тело, красивая крепкая спина, широкие плечи и длинные мускулистые ноги, а литые груди и ягодицы напоминали белое золото.
   — Все в порядке, — сообщила она. — Просто наступил на осколок стекла.
   Женщина встала. Она была полностью обнаженной, если не принимать в расчет прямые темные волосы, такие длинные, что казалось, будто она никогда в жизни не подстригала их.
   — Спасибо, — сказал он, невольно отводя глаза.
   — Кто ты? — В ее голосе совершенно не слышалось никакого смущения, одно только любопытство.
   — Меня зовут Сэм, — пробормотал он.
   — Привет, Сэм!
   Женщина повернулась и направилась к охотничьему домику.
   Он увидел тачку, лопату, воткнутую в землю у края глубокой, большой ямы, а также два седла, лежащих на крыльце. Пес последовал за ней и улегся на крыльце рядом с дулом винтовки, зализывая рану.
   — Извините за беспокойство, — произнес Сэм, чувствуя, что необходимо что-то сказать. — Я просто проезжал мимо. Пошли, малыш!
   Собака даже не пошевелилась.
   Лесничий зашагал через двор к машине.
   — Осторожно, здесь много стекла, — донесся до него голос обнаженной незнакомки.
   Сэм посмотрел под ноги и увидел множество осколков. Они громко хрустели и впивались в подошвы ботинок. Двор почти полностью был усеян блестящей стеклянной пылью от расстрелянных из ружья бутылок. Возле пеньков спиленных деревьев валялись десятки, если не сотни простреленных пулями, покореженных консервных банок. От холма прямо к крыльцу вела узкая, протоптанная в грязи дорожка.
   Это могло показаться чудом, но незнакомка не поранила ног, хотя шла босиком. На ее изящных розовых ступнях не было видно ни единой царапины. Чувствовалось, что она прекрасно знает маршрут.
   У крыльца она остановилась, слегка расставив ноги и повернувшись к нему спиной. Неожиданно нагнувшись, она что-то подняла с земли. Когда женщина наконец повернулась к лесничему, в ее руке он увидел автоматический пистолет.
   — Я так и думал, — спокойным тоном произнес Сэм. — Кольт сорок пятого калибра, армейская модель. Я услышал его оттуда, с дороги.
   Женщина извлекла из рукоятки пустую обойму, вставила новую и загнала патрон в патронник.
   — Осторожнее! — предупредил он. — Предохранитель снят!
   — Знаю.
   Она подняла пистолет. Сэм шагнул в сторону. Дуло пистолета последовало за ним, затем соскользнуло с его груди, нацелившись на бутылку, торчавшую в земле рядом с его ногой. Лесничий застыл на месте, и женщина выстрелила. Бутылка разлетелась вдребезги.
   — Ух ты! Хорошо стреляете! — восхищенно произнес Сэм, когда звук выстрела стих.
   Пистолет в руках незнакомки даже не дрогнул.
   — Собираешься меня арестовать?
   — Закон не имеет ничего против стрельбы по мишеням.
   — Так ты не легавый?
   — Черт побери, сто лет не слышал это слово. — Молодой человек попытался улыбнуться, сделал глубокий вдох и медленно, так что его щеки слегка раздулись, выдохнул. — Не беспокойтесь. Я всего лишь лесничий.
   — Ах да, — отозвалась женщина. — Я видела твой грузовик.
   — Неужели?
   — Правда. Один раз. Забыла, какой это был день. — Она наклонила голову, задумчиво разглядывая юношу. Пистолет по-прежнему оставался у нее в руке, но теперь он смотрел дулом вниз, как будто еще не определив для себя цель. Наконец она спустила предохранитель. — Сэм... а дальше?
   — Э-э-э... Карлайл. А как вас зовут?
   — Джуди.
   — Джуди... а дальше?
   — То есть... Сьюзи. Сьюзен... Джонс.
   — Отлично. Ну здравствуйте, Сьюзи. Вы здесь живете?
   Женщина утвердительно кивнула.
   — Но не одна, — добавил он.
   — Одна.
   — Понятно. — Лесничий тоже кивнул, сделав вид, что поверил ей. — Это ведь дом старика Миллера, верно?
   — Миллера?
   — Он хозяин, а вы, должно быть, арендуете его дом.
   — Точно.
   Сэм снова кивнул.
   Они так и продолжали стоять, разделенные пространством двора, глядя друг на друга. Сэм наконец нашел силы посмотреть ей прямо в глаза, однако солнце у нее за спиной мешало ему получше рассмотреть черты ее лица. Даже не пыталась прикрыть свое обнаженное тело, как будто нагота была для нее чем-то совершенно нормальным. Рядом с ружьями, под седлами лежала коробка с патронами. Стремена были все ржавые, похоже, ими давно не пользовались.
   — А где ваша лошадь? — неожиданно нарушил молчание юный лесничий.
   — Мне пришлось ее пристрелить.
   — Это, должно быть, нелегко.
   — Да нет. Не так уж и трудно.
   Глина на лопате была свежая. Земля у края ямы уже начала подсыхать, как это бывает с холмиком возле свежей кротовой норки.
   — Поэтому вы и копаете?
   — Что?
   — Яма. Она для того, чтобы закопать лошадь?
   — Верно.
   — Тяжелая работа.
   — Справляюсь.
   — А другая?
   — Что другая?
   — У вас же вот тут два седла.
   — Другая сдохла уже давно.
   Женщине вряд ли могло быть много лет при таком стройном и гибком теле.
   — Без лошади здесь никак не обойтись, — сказал Сэм. — Если только у вас нет грузовика. Как вы сюда вещи и продукты доставляете?
   — Я была в городе. Ездила в супермаркет. Но мы многое сразу привезли с собой.
   — Мы?
   — То есть я.
   — А давно вы здесь?
   — А что?
   — Да просто интересно, — ответил лесничий. — Жить в такой глуши, должно быть, нелегко.
   — Обхожусь.
   — Понятно.
   В небе над ними, постепенно снижаясь, кружил ястреб.
   — Ну что ж, мне, пожалуй, пора. — Лесничий осторожно попятился, стараясь не сойти с тропинки, словно пробирался через минное поле. — Пошли, Джимбо!
   Но пса на крыльце уже не было.
   — Где ты?
   Из домика донесся лай.
   Женщина стремительно развернулась и вошла внутрь, держа пистолет так, словно это был фонарик.
   Подойдя к крыльцу, Сэм услышал знакомый щелчок. Ошибки быть не могло — женщина взвела курок.
   Он заглянул в приоткрытую дверь.
   В доме было темно, как ночью. Когда глаза немного привыкли к темноте, тени стали резче, явственнее проступили очертания мебели. Два стула с прямыми спинками, старый самодельный стол, пустые кухонные полки и плетеный коврик на пыльном деревянном полу перед массивной плитой.
   Незнакомка стояла у другой двери в дальнем конце комнаты, держа собаку за ошейник. Дуло пистолета упиралось прямо в голову пса.
   — В чем дело? — встревоженно спросил Сэм.
   Женщина выпрямилась и отвела пистолет в сторону. Собака принялась скрестись в запертую дверь. Незнакомка отодвинула пса своей изящной стройной ножкой. Джимбо обнюхал ее, посмотрел в глаза и улегся возле ее ног.
   — Ни в чем, — ответила женщина.
   — Ко мне, Джимбо! Пойдем. Уже поздно...
   — Еще не поздно.
   — А сколько сейчас? — Молодой человек посмотрел на свои армейские швейцарские часы, но так и не разобрался в положении стрелок. В комнате было темно, свет через окна почти не проникал. Они были затянуты какой-то плотной черной тканью. Как при затемнении в годы войны.
   — Мне надо закончить объезд.
   — Пить хочешь?
   — Ну... — Похоже, ей хотелось, чтобы он остался. — Может быть, немного.
   Направляясь в кухню, она прошла совсем близко. Сэм отвернулся и увидел на полу, под пустыми полками, несколько картонных коробок. Все в доме, включая часы, было, наверное, уже упаковано. Оставались лишь стулья, стол да коврик у плиты. Если бы он забрел сюда один, то, пожалуй, решил бы, что здесь никто не живет.
   Он посмотрел на ближайшую коробку. Верх был открыт. В слабом свете, струившемся из приоткрытой передней двери, ему удалось разглядеть стопки старых журналов 60-х и 70-х годов, а также несколько экземпляров газет вроде «Беркли барб», «Ист Виллидж» или «Аватара». Когда Сэм взял в руки газеты, из пачки выпали какие-то вырезки. Внизу обнаружилась также папка, битком набитая пачками писем. Внимание юноши привлекла приколотая к ней скрепкой фотография, на которой рядом со «Сьюзен» стоял молодой длинноволосый мужчина с бакенбардами. На дне коробки лежало несколько книг. «Общественные работы», «Поваренная книга анархиста», «Вы все — сампаку». Под ними — завернутые в тенниску бутылочки с каким-то гомеопатическим средством. Тенниска была старая, с изображением группы «Грейтфул Дэд» и вышитой на спине надписью "Концерт в «Марс-Отеле».
   — Что-нибудь понравилось? — спросила незнакомка.
   Затем она достала из другой коробки две чашки, поставила их в кухонную раковину и налила в них воды из пластиковой бутылки.
   — Вот ценная вещица для истинного коллекционера, — сказал Сэм, поднимая тенниску. — У моего отца была когда-то такая.
   — Возьми, — сказала женщина и протянула ему чашку.
   — Спасибо. — Юноша сделал пару глотков. — Хорошая вода. Вкусная.
   — Она из ручья. Прямо с горных вершин. Никакого токсического загрязнения.
   Взяв свою чашку, она отошла к коврику и села, скрестив ноги.
   Юноша придвинул стул поближе и тоже сел.
   — Да, похоже, общества вам здесь не хватает.
   — Ты кому-нибудь расскажешь?
   — О пистолете? Нет, об этом не беспокойся.
   — Я имею в виду — обо мне. — Женщина посмотрела ему прямо в глаза.
   — Не вижу причин. В стрельбе часто практикуетесь?
   — Приходится.
   — Да, наверное. Волки, медведи...
   — Они меня не трогают.
   Женщина легла на спину.
   — Вы, кажется, уезжаете, — сказал Сэм, отводя взгляд.
   — Как только от всего избавлюсь.
   — У вас есть мул?
   — Уже нет.
   — Можно воспользоваться грузовиком.
   — Об этом я и думаю.
   — Машину можно взять в городе. Но это далековато.
   — Знаю.
   — Я мог бы вас подвезти. Заодно захватили бы и коробки.
   — Они мне не нужны. Я собираюсь домой. У меня есть настоящий дом.
   — Да? А где?
   — В Лос-Анджелесе.
   — У вас там друзья?
   — Там мой парень.
   — Понятно. — Сэм допил воду и поставил чашку на пол. — Ну, спасибо.
   — Давно его не видела.
   Молодой человек немного помолчал, затем произнес:
   — Если хотите куда-нибудь съездить, я могу вернуться. После того, как закончу с делами.
   — Кто-нибудь знает, где ты?
   — Где именно — нет.
   Женщина приподнялась, опершись на локоть и слегка согнув ногу.
   — Тогда ты можешь находиться где угодно. Или нигде.
   — Можно и так сказать.
   Она раздвинула ноги, сомкнула и снова раздвинула.
   — Вам, наверное, лучше надеть хотя бы это, — сказал юноша и бросил ей тенниску.
   — Не хочу. Все, что надо, у меня в рюкзаке. — Вытянув руку, она указала на стоявший возле плиты рюкзак.
   — А что будете делать с коробками?
   — Закопаю.
   — Зачем?
   — Тогда никто не будет знать, что я была здесь. Кроме тебя.
   — А разве сюда никто не приезжает?
   — Только отдыхающие. Иногда они располагаются у реки, и я подбираю их бутылки и банки.
   — Сколько вам лет?
   — А на сколько я выгляжу?
   — На восемнадцать. Но отсюда точно не определишь.
   Женщина откинулась на коврик и помахала тенниской, как белым флагом.
   — Это потому, что ты слишком далеко!
   Юноша медленно поднялся, подошел к ней и забрал тенниску. Затем опустился на колени.
   — Сначала сними ботинки, — сказала она.
   — Ты уверена, что тебе восемнадцать?
   Она села и развязала шнурок на правом ботинке.
   Пока женщина занималась этим, он, скрывая смущение, потянулся за рюкзаком и расстегнул его. Там лежали джинсы, сандалии, смена белья, несколько пакетов с замороженными продуктами и туристский нож с компасом на рукоятке и отделением для спичек. Сэм затолкал тенниску в рюкзак и застегнул «молнию».
   — Ну вот. Теперь ты не замерзнешь в своем Лос-Анджелесе.
   — Там всегда тепло. Все так говорят. — Она замешкалась со вторым шнурком, пытаясь стянуть оба ботинка.
   Сэм посмотрел на нее сверху вниз:
   — А что твой муж?
   — Я даже не знаю, как он теперь выглядит.
   С этими словами женщина легла, раскинув руки.
   — Давно с ним не виделась?
   — Лет десять назад в последний раз. Или двенадцать. Не меньше.
   — Не может быть, — сказал Сэм. — Тогда ты была еще ребенком.
   — А может, я старше, откуда тебе знать. Может, я просто не изменилась.
   Сэм нерешительно провел рукой по ее груди, животу, ногам.
   — Может быть. Если так говоришь.
   Пес, сидевший возле запертой двери, заскулил.
   — Что там?
   — Спальня.
   — Пойдем туда?
   — Нет.
   — Почему?
   Она отвела его руку в сторону и села.
   — В чем дело?
   Женщина не ответила.
   — Ну хорошо. Мне все равно надо идти.
   — Да. Уходи. — Она встала и прошла в кухню.
   — Что это за запах? — спросил Сэм.
   — Не открывай дверь!
   — Почему?
   Он поднялся, подошел к Джимбо и, прежде чем она успела остановить его, отодвинул щеколду. Дверь открылась.
   — Я тебя предупреждала, — сказала женщина.
   — О боже, что это? Кто?..
   Пес зарычал.
   Юноша оттащил Джимбо и, прикрыв ладонью рот, захлопнул дверь.
   Когда он повернулся, женщины уже не было.
   Рюкзак также исчез вместе с пистолетом, который она оставила на кухне.
   Сэм подбежал к передней двери. Ему была видна выкопанная во дворе яма, достаточно глубокая для того, чтобы спрятать в ней все, что следовало, и не оставить в доме ничего важного. Теперь юноша заметил и пятигаллоновую канистру с бензином, необходимую для того, чтобы сжечь то, что не поместится в яму. Через усеянный битым стеклом двор пролегала узкая тропинка. Там, на дороге стояла его машина, там было радио. Но у него не было ботинок. Он уже собирался вернуться за ними, когда из-за двери, за которой она пряталась, вынырнул нож и перерезал ему дыхательное горло. Пес зарычал и прыгнул, но, не долетев до цели, рухнул с жалобным визгом на крыльцо, сраженный пулей.
   К тому времени, когда к дому добрались пожарные, она была уже далеко.

Глава 1

   По двору пробежал ветерок.
   Маркхэм смахнул пыль с ресниц и, приподнявшись на цыпочки, выглянул из ямы. Над крышей сияло солнце, обесцвечивая траву, иссушая листья чахлых пальм и стебли алоэ, лишая их жизненных соков и оставляя лишь один общий, желтовато-белый, болезненный цвет, цвет желчи и запустения.
   И все же движение воздуха на мгновение освежило кожу лица, как будто из нее сочился не пот, а лосьон после бритья. Он встал одной ногой на штык лопаты и улыбнулся, с облегчением сознавая, что там, наверху, где кое-что так и осталось непогребенным, еще есть признаки жизни.
   В доме, отделенном от него двором, со стуком открылась дверь.
   Из кухни вышел Эдди, неся в руках нечто, похоже на маленький темный гробик. Мальчик в нерешительности постоял на заднем крыльце и, не поднимая головы, медленно поплелся к гаражу.
   — Привет! — окликнул его Маркхэм.
   Эдди оглянулся:
   — А, привет, пап!
   Маркхэм встал на штык лопаты обеими ногами, так что теперь над пожухлой травой показалась вся его голова.
   — Что это?
   — Да так, ничего. — Мальчик даже не остановился. Предмет у него в руках оказался вовсе не гробиком, а длинной и неглубокой картонной коробкой, предназначенной для хранения всякой всячины под кроватью. Крышка коробки съехала, и из нее выпал и шлепнулся на землю журнал «Шоковая зона». На обложке была помещена фотография, изображавшая лицо с потеками запекшейся крови, пронзительные, с красной густой сеточкой капилляров глаза, смотревшие из глубины разлагающейся человеческой плоти. — Мама сказала вынести все это вон.
   — Вот как? — Маркхэм повернул голову, став похожим на суслика. — С чего бы это?
   — Она велела все убрать, пока ты не покрасишь мою комнату.
   Значит, терпение у нее на исходе, подумал Маркхэм. Теперь она будет действовать по своему усмотрению. Будет сама чинить суд и расправу.
   Мальчик опустился на колени, поставил коробку на траву и подобрал упавший журнал. Потом поднял крышку и тщательно проверил содержимое, чтобы убедиться, что все остальное на месте.
   — Ладно, — сказал Маркхэм. — Положи ее на полку под брезент. Пусть полежит пока там. Тебе помочь?
   — Не надо, пап.
   — Точно?
   — Угу.
   Тринадцатилетний Эдди снова поднял свою драгоценную ношу и зашагал дальше через весь двор.
   «Злится мальчишка, — подумал Маркхэм. — И его можно понять. Он не любит перемен. Каково же ему будет, когда мы переедем? Наверное, не лучше, чем мне. Да поможет ему Бог».
   С крыльца соскользнуло какое-то оранжевое пятно и последовало за мальчиком к гаражу. Игра света? Наверное, в глазах помутилось из-за попавшего в них пота. Маркхэм вытер рукавом лоб.
   Окружающий мир принял прежние, резкие очертания, и Маркхэм увидел котенка, осторожно кравшегося следом за Эдди. Коту тоже не нравились перемены. Как его перевозить? В коробке? Конечно, он повзрослеет на несколько месяцев, но еще не станет достаточно взрослым, чтобы все понимать.
   Котенок обошел встретившиеся по пути одуванчики, припал к земле, подполз ближе и, выгнув спину, прыгнул. Цветы словно взорвались, разбросав по земле легкие белые пушинки. Маркхэм смотрел, как они оседают на пожухлую траву, прилипая к потерявшим силу остроконечным листьям алоэ, к поникшим, скрученным треугольникам плюща. Котенок погнался за одной из пушинок, унесенной ветерком к самому краю выкопанной Маркхэмом ямы.
   «Радуйся жизни, пока можешь, — подумал он. — Куда бы мы ни переехали, такого заднего двора там уже не будет».
   Белый парашютик опустился прямо на кучу земли. В комьях глины, выделяя защитный секрет, отчаянно, моля о помощи, извивался под жаркими лучами солнца червяк. Маркхэм бережно взял его двумя пальцами и опустил в сырую тьму у себя под ногами. Потом поймал пушинку одуванчика и поднес ее к лицу. Она вибрировала как некое морское одноклеточное под микроскопом, пульсирующее в такт биению сердца. Затем порыв ветра сломал ее. Балансируя на штыке лопаты между солнцем и землей, Маркхэм еще какое-то время смотрел на пальцы, в которых уже больше ничего не было.
   Из соседнего двора донеслось гудение кондиционера. На игровой площадке начальной школы застучали о землю резиновые мячи, послышался детский смех. На улице перед домом притормозила машина. До Маркхэма также доносилось щебетание птиц на деревьях, грохот из гаража, где его сын устанавливал складную лестницу. Где-то вдалеке залаяла собака. Котенок по-прежнему не издавал ни звука. Он лежал на боку в нескольких дюймах от края ямы, недалеко от Маркхэма, обхватив крошечными лапками его большой палец. Задняя дверь снова скрипнула, и котенок напрягся.
   — Дэн!
   — Я здесь, — отозвался Маркхэм и отвел взгляд от собственного пальца.
   Придерживая плечом дверь, из дома попыталась выйти Ева с громоздкой стопкой каких-то папок в руках. На ней был легкий бледно-розового цвета топик и белые шорты. Волосы она перехватила сзади резинкой, оставив свободной одну длинную прядь, которая свисала ей на лоб. Подставив под стопку папок колено, она перехватила ее поудобнее и начала спускаться с крыльца.