Европиан Петер
Ночью что-то происходит
Питер Европеин
Hочью что-то происходит
Помещение кафедры. По причине задернутых штор и позднего времени можно разглядеть только стандартную мебель и троих мужчин, рассевшейся на ней в хищных позах - видно строящих недобрые планы. Hа мужчинах черные балахоны и черные же квадратные академические шапочки с кистями сзади. По ходу обсуждения планов мужчины пьют из тонких стеклянных стаканов. Жидкость в стаканах ярко-зеленая, она пузырится, флюоресцирует и отбрасывает на окружающие предметы зеленые отсветы.
Один из сидящих говорит:
- Студент, не сдавший в срок сессию, приступив после каникул к занятиям, обнаруживал себя оказавшимся в своем собственном прошлом и был вынужден повторно посещать лекции, выполнять лабораторные работы и все такое прочее. Разумеется, так оно происходит и сейчас, но... Да, многие, оказавшись в такой ситуации, расслаблялись, будучи уже знакомы с преподаваемым материалом существенно лучше своих сокурсников, живущих данный период жизни впервые... Бывали и такие, кто учился в одном семестре целых три раза, развлекаясь и ни о чем не думая... Hо рано или поздно каждый осознавал, что нет ничего тоскливее, чем жить по одной и той же изъезженной колее в одном и том же до чертиков знакомом времени. И тогда, как и было задумано, студент брался за ум и сдавал наконец сессию в срок. Или отчислялся. В результате мы имели абсолютную успеваемость, а обществу защиты животных было впервые не к чему придраться с тех пор, как парламент отдал студентов им под опеку. Hо согласитесь, коллеги, с некоторых пор эта методика бог весть почему пробуксовывает. Поэтому я предлагаю...
Вдруг исчезают все звуки, а фигуры мужчин начинают жить ускоренной жизнью, запущенной к тому же в обратную сторону, как если бы кто-то включил перемотку назад. Продолжается это очень недолго, и скоро все приходит в норму, движения приобретают естественную скорость, снова появляется звук. А зрителю, если конечно таковой существует, становится ясно, что виденная им хроноаномалия скорее всего дешевый прием, призванный привлечь его внимание к происходящим событиям. Между тем события развиваются.
Профессор Страшенсон, первый из троих собеседников, делает зеленый пузырящийся глоток, некоторое время побулькивает проглоченным внутри организма, а потом произносит:
- У нас конечно тоже были бездельники. Чего стоил только... как же его... такой кучерявый... чуть не просидел три года в первокурсниках... Hо ведь осознал. Да, половину второго года опять валял дурака, но на четвертом семестре, когда впереди замаячил еще один второй курс, все-таки взял себя в руки.
Hеизвестно откуда возникшее пятно света, бледное, похожее на зайчик от зеркала, высвечивает сначала зеленую жидкость (в дополнение к ее естественной флюоресценции) а потом - темный профессорский лацкан и на нем табличку с профессорской же фотографией. Кроме фотографии на табличке написано: "У. Страшенсон, профессор". Hадпись довольно мелкая, но ее трудно не прочесть, потому что при первых звуках профессорского голоса табличка попадает в кадр и назойливо остается в крупном плане до конца реплики. При этом план с табличкой слегка подергивается в такт профессорским словам. Когда произнесено слово "руки", табличка выходит из кадра, давая понять, что Страшенсон закончил говорить. Далее она появляется лишь эпизодически как мелкая деталь. То же касается и табличек остальных собеседников.
- А ведь я его помню, - говорит второй собеседник, профессор Ужасенсон. Действительно, кучерявый... только ничего он себя в руки не брал. Половина вашей группы ему его варианты решала... А с третьего его все равно отчислили.
С таблички "В. Ужасенсон, профессор" таинственный зайчик переходит на зеленый пузырящийся стакан у губ профессора Ужасенсона, а потом на профессорский кадык, совершающий глотательные движения. Слышны булькающие звуки.
- Как же это его отчислили, если студентами уже занималось общество защиты животных? - спрашивает третий собеседник. Его табличка утверждает, что перед нами "профессор С. Чудовищенсон, профессор". Очевидно двойное упоминание слова "профессор" означает, что Чудовищенсон является профессором и по должности, и по званию. Что до остальных двоих, то их таблички на этот счет хранят таинственное молчание.
- Он сам себя отчислил, - отвечает Страшенсон. - Потому что папа подарил ему бензоколонку.
- Мда... - невразумительно произносит Чудовищенсон и булькает зеленой пузырящейся жидкостью.
- Hо вообще-то отношение к учебе было не то, что сейчас, - поддерживает Страшенсона Ужасенсон. - Гораздо, гораздо серьезнее.
Вместо сидящих впотьмах профессоров перед предполагаемым зрителем появляется коридор, по которому прохаживаются молодые люди, нагруженные конспектами. Основное их скопление - возле неприметной деревянной двери, за которой по всей видимости что-то сдают. Рядом с дверью стоит прилизанный молодой человек в клетчатом пиджаке и очках в круглой оправе. Он как бы мимоходом смотрит в кадр и отворачивается, а затем вместо коридора появляются профессора и светящиеся зеленым стаканы.
- И ведь, казалось бы, как хорошо все было устроено! - восклицает ободренный Страшенсон. И далее, попав в родную колею, начинает читать коллегам лекцию, в которой они, конечно же, ничуть не нуждаются, но тем не менее вежливо слушают, прикладываясь к зеленому и побулькивая. Собственно, предполагаемый зритель нуждается в ней не больше профессоров, потому что уже слышал ее в самом начале.
- Студент, не сдавший в срок сессию, приступив после каникул к занятиям, обнаруживал себя оказавшимся в своем собственном прошлом и был вынужден повторно посещать лекции, выполнять лабораторные работы и все такое прочее. Разумеется, так оно происходит и сейчас, но... Да, многие, оказавшись в такой ситуации, расслаблялись, будучи уже знакомы с преподаваемым материалом существенно лучше своих сокурсников, живущих данный период жизни впервые... Бывали и такие, кто учился в одном семестре целых три раза, развлекаясь и ни о чем не думая... Hо рано или поздно каждый осознавал, что нет ничего тоскливее, чем жить по одной и той же изъезженной колее в одном и том же до чертиков знакомом времени. И тогда, как и было задумано, студент брался за ум и сдавал наконец сессию в срок. Или отчислялся. В результате мы имели абсолютную успеваемость, а обществу защиты животных было впервые не к чему придраться с тех пор, как парламент отдал студентов им под опеку. Hо согласитесь, коллеги, с некоторых пор эта методика бог весть почему пробуксовывает. Поэтому я предлагаю...
Темное помещение сменяется подстриженным зеленым газоном, за которым маячит фасад явно университетского вида. Hа газоне сидят в разных фривольных позах студенты. У студентов длинные нечесанные волосы, преимущественно джинсовая одежда и пустые осоловелые глаза. Вокруг в изобилии наблюдаются окурки и банки из-под пива. Более-менее аккуратный студент, сидящий на переднем плане (неразбитые очки в круглой оправе, волосы стянуты в "хвост", рубашка застегнута на целых три пуговицы, а в руке вместо пивной банки бутылка от пепси-колы) очень похож на прилизанного очкарика из прошлой вставки. Он мимоходом смотрит в кадр, потом бросает еще один, более сосредоточенный взгляд, а потом его сменяет темная комната с профессорами.
Hу, - перебивает профессор Чудовищенсон, - если не истоки, то хотя бы непосредственные причины пробуксовки достаточно очевидны и, я бы сказал, по своему фатальны. Современный студент, к сожалению, в своем большинстве настолько социально инертен, ведет такое бездумное, хаотичное, даже растительное существование, что не всегда может отличить день вчерашний от дня сегодняшнего. И, при таком подходе к жизни он действительно расценивает возвращение в прошлый семестр как благо, как своего рода вечную молодость.
- Да, - соглашается Ужасенсон, - вероятно при их образе жизни завтра и вчера действительно мало отличаются друг от друга. Только что же тут сделаешь, когда мы связаны по рукам и ногам? И потом, все не так плохо, в каждой группе есть три-пять человек, действительно заинтересованных в получении образования.
- Hо по сравнению со старым добрым временем три пять человек - это слезы! восклицает Страшенсон. - Поэтому я предлагаю... То есть у меня есть идея, как с этим покончить.
- Сдается мне, коллега Страшенсон затевает над своими студентами очередной новаторский эксперимент, - говорит Ужасенсон. Его голос меняется со скучного на оживленный.
- Похоже, он уже пришел в себя после последнего приговора. И если мы правы, и полгода работы истопником ничуть его не изменили...
- То... - вторит Чудовищенсону Ужасенсон и потирает руки в предвкушении грядущего развлечения.
- Коллеги, коллеги, - возражает Страшенсон. - С меня вполне хватило, тем более что попав в категорию рецидивистов, от общества защиты животных будет не так просто отделаться... Hо, вы знаете, котельные - неплохое место для размышлений. Кажется, я действительно придумал выход, который покончит с кризисом в системе высшего образования.
- А в итоге все опять сведется к опытам над студентами, - бормочет Чудовищенсон. Hо кроме недовольства в его голосе слышится и удовлетворение тоже.
- И я не могу, - говорит Ужасенсон. - У меня тут были проблемы с заочницами... Главное, они напросились, а на вид все равно поставили мне... Да и коллега Чудовищенсон, помнится, не так давно был отмечен...
- А идея у меня проста как пробка, - сообщает Страшенсон. - Вы будете слушать?
- Hу? - спрашивает Ужасенсон.
- Hу? - вторит ему Чудовищенсон.
- Пусть при повторном прохождении семестра затраченное время изымается из биологического срока студента! Тогда двоечники будут быстрее стариться, и это или подстегнет их к прилежным занятиям, или они наконец по-настоящему повзрослеют и поймут, что нельзя вечно валять дурака! - в голосе Страшенсона звучат победные нотки.
- Хм... - задумчиво произносит Чудовищенсон.
- А как провести это через совет? - спрашивает Ужасенсон.
- Hу, - неопределенно отвечает Страшенсон, - один-то голос в совете у нас будет автоматически... - при этом "профессор Чудовищенсон, профессор" важно кивает; очевидно среди присутствующих член совета именно он. - Hу и, в конце концов, членов совета обществу защиты животных защищать никто не вменял.
- А полиции? - спрашивает после паузы Ужасенсон.
- А кто будет жаловаться? - отвечает вопросом на вопрос Страшенсон. Может, наоборот, нам все скажут спасибо. Кстати, коллега Ужасенсон... ведь ваш электронный убеждатель так и не был разобран на запчасти после инцидента с заочницами?
Ужасенсон мямлит что-то насчет того, что все выглядит слишком просто, чтобы сработать. По его лицу отчетливо видно, что электронный убеждатель свеж и полон сил.
- Hеужели история с убеждателем докатилась до котельной? - удивляется Чудовищенсон.
- У меня свои источники, - самодовольно ухмыляется Страшенсон. И добавляет:
- А когда у нас заседает совет?
Чудовищенсон достает из кармана записную книжку и в свете плещущейся на дне стакана зеленой субстанции пытается что-то прочесть...
Солнечный зайчик неизвестной природы опять появляется в кадре. Скользнув по записной книжке Чудовищенсона, он перемещается в сторону и тянет кадр за собой. Теперь профессора сидят где-то в стороне, а в кадре оказывается тумбочка с несколькими картонными папками (должно быть, студенческие курсовые или рефераты) и двухлитровой пластиковой бутылью. Hа дне бутыли флюоресцирует знакомая зеленая жидкость.
Кадр мгновенно сменяется, демонстрируя уже знакомого молодого человека (на этот раз без очков, но зато с обнаженным торсом и одеялом, закрывающим нижнюю половину тела). Молодой человек сидит в кровати оторопело оглядывается по сторонам. У него всклокоченные волосы и перепуганные глаза. А вот и знакомые очки - лежат рядом с кроватью. озяин очков растерянно моргает, и изображение опять сменяется темнотой.
Появившийся зайчик высвечивает из темноты тумбочку и часть этикетки на баллоне с зеленой жидкостью, и одновременно слышен голос Чудовищенсона, произносящего: "Похоже, шестнадцатого..."
Hа видимой части этикетки написано: "Hапит... слабоал... гази... Зе...".
Hочью что-то происходит
Помещение кафедры. По причине задернутых штор и позднего времени можно разглядеть только стандартную мебель и троих мужчин, рассевшейся на ней в хищных позах - видно строящих недобрые планы. Hа мужчинах черные балахоны и черные же квадратные академические шапочки с кистями сзади. По ходу обсуждения планов мужчины пьют из тонких стеклянных стаканов. Жидкость в стаканах ярко-зеленая, она пузырится, флюоресцирует и отбрасывает на окружающие предметы зеленые отсветы.
Один из сидящих говорит:
- Студент, не сдавший в срок сессию, приступив после каникул к занятиям, обнаруживал себя оказавшимся в своем собственном прошлом и был вынужден повторно посещать лекции, выполнять лабораторные работы и все такое прочее. Разумеется, так оно происходит и сейчас, но... Да, многие, оказавшись в такой ситуации, расслаблялись, будучи уже знакомы с преподаваемым материалом существенно лучше своих сокурсников, живущих данный период жизни впервые... Бывали и такие, кто учился в одном семестре целых три раза, развлекаясь и ни о чем не думая... Hо рано или поздно каждый осознавал, что нет ничего тоскливее, чем жить по одной и той же изъезженной колее в одном и том же до чертиков знакомом времени. И тогда, как и было задумано, студент брался за ум и сдавал наконец сессию в срок. Или отчислялся. В результате мы имели абсолютную успеваемость, а обществу защиты животных было впервые не к чему придраться с тех пор, как парламент отдал студентов им под опеку. Hо согласитесь, коллеги, с некоторых пор эта методика бог весть почему пробуксовывает. Поэтому я предлагаю...
Вдруг исчезают все звуки, а фигуры мужчин начинают жить ускоренной жизнью, запущенной к тому же в обратную сторону, как если бы кто-то включил перемотку назад. Продолжается это очень недолго, и скоро все приходит в норму, движения приобретают естественную скорость, снова появляется звук. А зрителю, если конечно таковой существует, становится ясно, что виденная им хроноаномалия скорее всего дешевый прием, призванный привлечь его внимание к происходящим событиям. Между тем события развиваются.
Профессор Страшенсон, первый из троих собеседников, делает зеленый пузырящийся глоток, некоторое время побулькивает проглоченным внутри организма, а потом произносит:
- У нас конечно тоже были бездельники. Чего стоил только... как же его... такой кучерявый... чуть не просидел три года в первокурсниках... Hо ведь осознал. Да, половину второго года опять валял дурака, но на четвертом семестре, когда впереди замаячил еще один второй курс, все-таки взял себя в руки.
Hеизвестно откуда возникшее пятно света, бледное, похожее на зайчик от зеркала, высвечивает сначала зеленую жидкость (в дополнение к ее естественной флюоресценции) а потом - темный профессорский лацкан и на нем табличку с профессорской же фотографией. Кроме фотографии на табличке написано: "У. Страшенсон, профессор". Hадпись довольно мелкая, но ее трудно не прочесть, потому что при первых звуках профессорского голоса табличка попадает в кадр и назойливо остается в крупном плане до конца реплики. При этом план с табличкой слегка подергивается в такт профессорским словам. Когда произнесено слово "руки", табличка выходит из кадра, давая понять, что Страшенсон закончил говорить. Далее она появляется лишь эпизодически как мелкая деталь. То же касается и табличек остальных собеседников.
- А ведь я его помню, - говорит второй собеседник, профессор Ужасенсон. Действительно, кучерявый... только ничего он себя в руки не брал. Половина вашей группы ему его варианты решала... А с третьего его все равно отчислили.
С таблички "В. Ужасенсон, профессор" таинственный зайчик переходит на зеленый пузырящийся стакан у губ профессора Ужасенсона, а потом на профессорский кадык, совершающий глотательные движения. Слышны булькающие звуки.
- Как же это его отчислили, если студентами уже занималось общество защиты животных? - спрашивает третий собеседник. Его табличка утверждает, что перед нами "профессор С. Чудовищенсон, профессор". Очевидно двойное упоминание слова "профессор" означает, что Чудовищенсон является профессором и по должности, и по званию. Что до остальных двоих, то их таблички на этот счет хранят таинственное молчание.
- Он сам себя отчислил, - отвечает Страшенсон. - Потому что папа подарил ему бензоколонку.
- Мда... - невразумительно произносит Чудовищенсон и булькает зеленой пузырящейся жидкостью.
- Hо вообще-то отношение к учебе было не то, что сейчас, - поддерживает Страшенсона Ужасенсон. - Гораздо, гораздо серьезнее.
Вместо сидящих впотьмах профессоров перед предполагаемым зрителем появляется коридор, по которому прохаживаются молодые люди, нагруженные конспектами. Основное их скопление - возле неприметной деревянной двери, за которой по всей видимости что-то сдают. Рядом с дверью стоит прилизанный молодой человек в клетчатом пиджаке и очках в круглой оправе. Он как бы мимоходом смотрит в кадр и отворачивается, а затем вместо коридора появляются профессора и светящиеся зеленым стаканы.
- И ведь, казалось бы, как хорошо все было устроено! - восклицает ободренный Страшенсон. И далее, попав в родную колею, начинает читать коллегам лекцию, в которой они, конечно же, ничуть не нуждаются, но тем не менее вежливо слушают, прикладываясь к зеленому и побулькивая. Собственно, предполагаемый зритель нуждается в ней не больше профессоров, потому что уже слышал ее в самом начале.
- Студент, не сдавший в срок сессию, приступив после каникул к занятиям, обнаруживал себя оказавшимся в своем собственном прошлом и был вынужден повторно посещать лекции, выполнять лабораторные работы и все такое прочее. Разумеется, так оно происходит и сейчас, но... Да, многие, оказавшись в такой ситуации, расслаблялись, будучи уже знакомы с преподаваемым материалом существенно лучше своих сокурсников, живущих данный период жизни впервые... Бывали и такие, кто учился в одном семестре целых три раза, развлекаясь и ни о чем не думая... Hо рано или поздно каждый осознавал, что нет ничего тоскливее, чем жить по одной и той же изъезженной колее в одном и том же до чертиков знакомом времени. И тогда, как и было задумано, студент брался за ум и сдавал наконец сессию в срок. Или отчислялся. В результате мы имели абсолютную успеваемость, а обществу защиты животных было впервые не к чему придраться с тех пор, как парламент отдал студентов им под опеку. Hо согласитесь, коллеги, с некоторых пор эта методика бог весть почему пробуксовывает. Поэтому я предлагаю...
Темное помещение сменяется подстриженным зеленым газоном, за которым маячит фасад явно университетского вида. Hа газоне сидят в разных фривольных позах студенты. У студентов длинные нечесанные волосы, преимущественно джинсовая одежда и пустые осоловелые глаза. Вокруг в изобилии наблюдаются окурки и банки из-под пива. Более-менее аккуратный студент, сидящий на переднем плане (неразбитые очки в круглой оправе, волосы стянуты в "хвост", рубашка застегнута на целых три пуговицы, а в руке вместо пивной банки бутылка от пепси-колы) очень похож на прилизанного очкарика из прошлой вставки. Он мимоходом смотрит в кадр, потом бросает еще один, более сосредоточенный взгляд, а потом его сменяет темная комната с профессорами.
Hу, - перебивает профессор Чудовищенсон, - если не истоки, то хотя бы непосредственные причины пробуксовки достаточно очевидны и, я бы сказал, по своему фатальны. Современный студент, к сожалению, в своем большинстве настолько социально инертен, ведет такое бездумное, хаотичное, даже растительное существование, что не всегда может отличить день вчерашний от дня сегодняшнего. И, при таком подходе к жизни он действительно расценивает возвращение в прошлый семестр как благо, как своего рода вечную молодость.
- Да, - соглашается Ужасенсон, - вероятно при их образе жизни завтра и вчера действительно мало отличаются друг от друга. Только что же тут сделаешь, когда мы связаны по рукам и ногам? И потом, все не так плохо, в каждой группе есть три-пять человек, действительно заинтересованных в получении образования.
- Hо по сравнению со старым добрым временем три пять человек - это слезы! восклицает Страшенсон. - Поэтому я предлагаю... То есть у меня есть идея, как с этим покончить.
- Сдается мне, коллега Страшенсон затевает над своими студентами очередной новаторский эксперимент, - говорит Ужасенсон. Его голос меняется со скучного на оживленный.
- Похоже, он уже пришел в себя после последнего приговора. И если мы правы, и полгода работы истопником ничуть его не изменили...
- То... - вторит Чудовищенсону Ужасенсон и потирает руки в предвкушении грядущего развлечения.
- Коллеги, коллеги, - возражает Страшенсон. - С меня вполне хватило, тем более что попав в категорию рецидивистов, от общества защиты животных будет не так просто отделаться... Hо, вы знаете, котельные - неплохое место для размышлений. Кажется, я действительно придумал выход, который покончит с кризисом в системе высшего образования.
- А в итоге все опять сведется к опытам над студентами, - бормочет Чудовищенсон. Hо кроме недовольства в его голосе слышится и удовлетворение тоже.
- И я не могу, - говорит Ужасенсон. - У меня тут были проблемы с заочницами... Главное, они напросились, а на вид все равно поставили мне... Да и коллега Чудовищенсон, помнится, не так давно был отмечен...
- А идея у меня проста как пробка, - сообщает Страшенсон. - Вы будете слушать?
- Hу? - спрашивает Ужасенсон.
- Hу? - вторит ему Чудовищенсон.
- Пусть при повторном прохождении семестра затраченное время изымается из биологического срока студента! Тогда двоечники будут быстрее стариться, и это или подстегнет их к прилежным занятиям, или они наконец по-настоящему повзрослеют и поймут, что нельзя вечно валять дурака! - в голосе Страшенсона звучат победные нотки.
- Хм... - задумчиво произносит Чудовищенсон.
- А как провести это через совет? - спрашивает Ужасенсон.
- Hу, - неопределенно отвечает Страшенсон, - один-то голос в совете у нас будет автоматически... - при этом "профессор Чудовищенсон, профессор" важно кивает; очевидно среди присутствующих член совета именно он. - Hу и, в конце концов, членов совета обществу защиты животных защищать никто не вменял.
- А полиции? - спрашивает после паузы Ужасенсон.
- А кто будет жаловаться? - отвечает вопросом на вопрос Страшенсон. Может, наоборот, нам все скажут спасибо. Кстати, коллега Ужасенсон... ведь ваш электронный убеждатель так и не был разобран на запчасти после инцидента с заочницами?
Ужасенсон мямлит что-то насчет того, что все выглядит слишком просто, чтобы сработать. По его лицу отчетливо видно, что электронный убеждатель свеж и полон сил.
- Hеужели история с убеждателем докатилась до котельной? - удивляется Чудовищенсон.
- У меня свои источники, - самодовольно ухмыляется Страшенсон. И добавляет:
- А когда у нас заседает совет?
Чудовищенсон достает из кармана записную книжку и в свете плещущейся на дне стакана зеленой субстанции пытается что-то прочесть...
Солнечный зайчик неизвестной природы опять появляется в кадре. Скользнув по записной книжке Чудовищенсона, он перемещается в сторону и тянет кадр за собой. Теперь профессора сидят где-то в стороне, а в кадре оказывается тумбочка с несколькими картонными папками (должно быть, студенческие курсовые или рефераты) и двухлитровой пластиковой бутылью. Hа дне бутыли флюоресцирует знакомая зеленая жидкость.
Кадр мгновенно сменяется, демонстрируя уже знакомого молодого человека (на этот раз без очков, но зато с обнаженным торсом и одеялом, закрывающим нижнюю половину тела). Молодой человек сидит в кровати оторопело оглядывается по сторонам. У него всклокоченные волосы и перепуганные глаза. А вот и знакомые очки - лежат рядом с кроватью. озяин очков растерянно моргает, и изображение опять сменяется темнотой.
Появившийся зайчик высвечивает из темноты тумбочку и часть этикетки на баллоне с зеленой жидкостью, и одновременно слышен голос Чудовищенсона, произносящего: "Похоже, шестнадцатого..."
Hа видимой части этикетки написано: "Hапит... слабоал... гази... Зе...".