Федотов Дмитрий
Шаг навстречу

   Федотов Дмитрий
   Шаг навстречу
   Я поссорился с женой. Глупо и тривиально.
   Мне было предъявлено обвинение в толстокожести и полном пренебрежении обязанностями главы семьи, а в довершение - нарисована красочная картина постепенного истаивания милого светлого образа мужа в памяти верной жены.
   Вот так. Вместо завтрака.
   Я не сдержался и ответил. Алька возразила, и я - голодный! - хлопнул дверью.
   Потом я опоздал в институт. Пришел в лабораторию взвинченный, злой. Да нет, не злой - не умею я злиться - расстроенный. День тянулся как патока. Кролик после десятичасового "научного истязания", как я в такие минуты именовал свои опыты, тихо издох.
   Вообще говоря, нам бы не мешало поучиться этому у братьев наших меньших. Мы-то с них "святой долг" во имя науки берем, не спрашивая и не обременяя себя такими неудобными категориями как чуткость, милосердие, любовь... Короче, махровый антропоцентристский эгоизм в дешевенькой обертке с выцветшей надписью "Да здравствует Прогресс".
   Научное заклание.
   Очередной ушастый отошел в мир иной, несмотря на мои тщетные усилия сделать его счастливым помощью ранее вживленных ему в мозг платиновых электродов, и я, наполнившись до краев самыми отрицательными эмоциями, какие только есть на белом свете, отправился восвояси.
   Сначала я просто хотел пошататься по городу час-полтора. Проветриться. И сам остыну, и Алька успокоится, и будет снова "мир во всем мире". Однако, выглянув из подъезда, я тут же пришел к выводу, что существует перспектива очень быстро вымокнуть и заработать банальную ангину - над городом безраздельно властвовал нудный мерзопакостный осенний дождь.
   Вода была везде. Она заливала сонную землю, безликим миражом висела в воздухе, шкодливыми струйками стекала по куртке, впитываясь в усталые брюки, и шустрыми холодными пальчиками уже начинала щекотать мне ноги, пока я преодолевал каких-то полтораста метров до трамвайной остановки.
   Я решил воспользоваться старым проверенным способом - проехать по всему маршруту. Это не совсем обычное путешествие. Вы садитесь вечером в полупустой вагон, к окну, и оказываетесь в странном двойном мире. По одну сторону - кресло, ты и твои мысли, по другую - за стеклом - город.
   Он всегда разный, как и мы, его обитатели. Иногда он - призрачный, дрожащий, залитый пустыми огнями фонарей и реклам, иногда - темный, таинственный в истрепанной авоське дождя. Зимой - ленивый, сладко похрапывающий, причмокивающий. Летом - зеленый, веселый, непоседливый... Он - живой. Он живет своей, каменно-электро-механической жизнью: ворчит, звенит, шипит, булькает, потрескивает и подмигивает - огромный разумный организм.
   Я сижу, отделенный от него почти невидимой сейчас тонкой силикатовой мембраной, по которой вычерчивают свои загадочные крипты быстрые коготки дождя. Сижу и смотрю, подглядываю за ночной жизнью города. Хотя то, что вижу, проходит мимо или сквозь меня, не задерживаясь. Да и зачем? Мне здесь просто тепло, уютно и спокойно.
   Почти как дома...
   А дома на кухонном столе уже, наверное, что-то аппетитно дымится, и обалденно скворчит сковородка, и Алька - в кресле, в позе "лотоса" под вишневым клетчатым пледом - один нос торчит! - и с любимым Ефремовым на коленях...
   Трамвай свернул к кольцу. Я зажмурился: вот сейчас - разворот, потом - шесть остановок, стометровка по лужам и...
   - Площадь Южная! Поезд дальше не идет! Просьба освободить вагоны! прохрипел динамик.
   Вокруг сразу стало сыро и неуютно.
   Я глянул на часы - без десяти два - да-а! Как там у Высоцкого: "...троллейбусы не ходют, метро закрыто, в такси не содют..." Нечто мрачное и очень отрицательное медленно, но верно поднималось изнутри вместе с осознанием неизбежного ночного моциона с водными процедурами - развеялся называется!
   Я стоял под наполовину облысевшим кленом, набираясь мужества на этот героический переход, но дождь вдруг ослабел, затрусил, и через минуту только редкие капли с пестрых листьев напоминали о нем.
   Приободрившись, я зашлепал по тротуару. Решил: пойду по проспекту хоть и дальше, но может частника запоздалого перехвачу.
   Когда идешь один, да еще ночью, а путь неблизкий, поневоле начинаешь мечтать или философствовать. Например: от чего происходят семейные сцены и скандалы?.. От плохого настроения! Возьмем хотя бы нас с Алькой. Друзья считают прекрасной парой: спокойные, уравновешенные, веселые, умные. Она симпатичная, зато он - в очках и при бороде! Кошка у них сальто крутит, Цапкой зовут. Она блинчики готовит - обалдеть! - а он ей розы дарит - алые, любимые. На машину не копят - наукой занимаются, точнее, он двигает, а она его вдохновляет, и... Стоп! Вот в науке-то все и дело! Ну, разве ж я виноват, что эти ушастые дохнут через одного? Ведь электроды в центры удовольствия вживляем, а они?!..
   Оправдательной реплики придумать не удалось, потому что я основательно черпнул правым ботинком из глубокой лужи, притаившейся в тени древнего тополя. Вода была осенняя, холодная. Чтобы не испортить начавшего было подниматься настроения, я постарался как можно оперативнее избавиться от хлюпающего холода и даже выжал носок, прислонившись к какой-то витрине. И только натянув снова, сразу ставший чужим, стылый ботинок, я сообразил, что за стеклом бьется не дежурная облезло-желтая лампочка типовой сигнализации, а мерцает в сложной ритме пестроцветная палитра, подсвечивая воздушные лодочки с образцами товаров. Это означало одно - заведение, несмотря на поздний час, работало!
   Заинтересовавшись, я вгляделся в эту "икэбану" и удивился еще больше! Прямо передо мной в вальяжной хрустальной вазе раскинулся огромный букет каких-то кудряво-павлиньих цветов, слева, чуть выше, с призрачно парящей "триремы" свисала янтарно-опаловая гроздь бананов, а над ней хитровато блестели алюминиевыми глазами не то хлопушки, не то конфеты-мутанты. Я отступил на шаг и посмотрел направо. Там на берестяной пирамидке игриво и зазывно искрилась сахарно-гвоздичная, медвяно-имбирная "мечта" всех женщин мира, времен и народов.
   Что же это: кооперативный магазин? кафе?.. Я поискал глазами никакой вывески. Заинтригованный окончательно, я прошел вдоль витрины и толкнул витражную дверь. Послышался малиновый перезвон, и шкатулка раскрылась.
   Здесь было тепло и удивительно тихо, будто все звуки зареклись входить сюда. Светлый сосновый холл, посередине - несколько кресел вокруг туманного диска с россыпью цветастых журналов, мягкий задумчивый свет.
   Я осторожно двинулся к креслам, прекрасно понимая, что мне здесь делать нечего, и не услышал собственных шагов. Оказалось, что пол покрыт чем-то вроде паласа, но тонким и пушистым. Этот зеленоватый мех буквально всосал в себя мокрые потеки от ботинок и снова приобрел первозданную чистоту. Удивление мое росло, что называется, с каждым шагом. На противоположной стене я заметил небольшое окно с плексигласовым щитком и какой-то надписью, но разобрать не успел.
   - Добрый вечер! - передо мной возник молодой парень в ослепительно белом без единой морщинки халате и такой же шапочке. Он приветливо улыбнулся: - Чем могу вам помочь?
   - Здравствуйте. Э-э, собственно... - мне вдруг стало неудобно: действительно, зачем я здесь? Просто из любопытства?.. - Я шел мимо, вижу так поздно, и открыто. Подумал, может, кафе новое, продрог немного и... - я совсем растерялся и, как всегда в подобных случаях, понес околесицу.
   - Это не кафе, - снова улыбнулся парень. - Экспериментальная фирма "Шаг навстречу" к вашим услугам!
   - ???..
   - Наша фирма создана для оказания помощи несчастным людям.
   - ?? ...
   - Каждого человека, которого постигло горе, обратившегося к нам, мы обследуем, даем рекомендации и, если надо, назначаем лечение.
   - А-а, мне, вообще-то, не надо. Я здоров, извините за...
   - Одну минуту! - молодой человек вежливо взял меня за руку. - Видите ли, несчастье, горе, невезение - суть тоже болезнь. А к нам может зайти только больной человек. Прошу вас, присядьте, пожалуйста, сюда.
   Он мягко и настойчиво усадил меня в невесть откуда появившееся кресло. Мне показалось, что упругая обивка плотно прильнула, в точности повторяя все изгибы тела. Сидеть было чрезвычайно удобно и приятно. Издерганные мышцы и суставы моментально расслабились и заныли от усталости.
   - Закройте глаза, вы утомлены и продрогли, отдохните, - голос доносился откуда-то издалека. - Обследование займет не более пяти минут.
   Волна, теплая и тяжелая, как ватное одеяло, накрыла меня с головой, руки сами опустились на подлокотники. "Какое еще обследование?" - с трудом шевельнулась засыпающая мысль, и светлые стены поплыли куда-то в сторону...
   - Эгей, Стас, хватит спать, обгоришь!
   И смех как далекий колокольчик.
   Жмурясь, нехотя открываю глаза. Лицо окутано гиацинтовым золотом, и два зеленых бесенка строят рожицы, приплясывают в пушисто-черном ореоле ресниц.
   - Алька...
   - Вставай! - она теребит мое плечо, потом наклоняется.
   Я запускаю руки в душистое облако и пью чуть солоноватый с привкусом моря нектар из нежного горячего цветка.
   Долго-долго...
   - Ох, Стас... - маленький облупленный и холодный, как у кошки, нос утыкается в ямку на плече.
   - Алька, как здорово, что ты у меня есть!..
   Взгляд тонет в выбеленном солью куполе вселенского храма. Хочется лежать, лежать, обнимая бархатно-упругий, бесконечно-дорогой комочек, радостно прижавшийся к телу, и незаметно врасти в него, в это гулкое небо, бормочущее море и хрустальное крошево песка.
   - Помнишь, как мы с тобой познакомились?
   - Угу... Ты пришел ко мне на прием, у тебя ужасно болел зуб. А у меня тогда сорвался бор, и ты едва не откусил мне палец! - и снова тихий колокольчик у самого уха. - А потом долго извинялся...
   - Да, и цветы твои угадал. Почему-то сразу подумал: роза не может любить ничего, кроме роз. Нежная, обворожительная, колючая...
   Я тихонько пересыпаю в пальцах ласковые золотые колечки. Молчу. Алька замерла и только посапывает едва слышно мне в плечо.
   Солнце...
   Море...
   Песок...
   Зеленые бесенята в пушистой темноте...
   Засыпаю...
   Мне показалось, что кто-то толкнул меня в мозг. Не очень сильно, но неприятно. Я открыл глаза. Оказалось, что сижу уже не в том странном кресле, а перед плексигласовым щитком с красной трафаретной надписью "Регистратура". По другую сторону белоснежно-учтивый молодой человек что-то быстро печатал на выпуклом сером лике дисплея.
   Невидимое облако блаженства и удовлетворения обнимало мозг и тело мягкими лапами. Казалось, даже звуки, попав в него, ленились двигаться дальше.
   - Вы давно женаты? - спросил парень, не поворачивая головы.
   - Полгода. А что? - язык нехотя лепил слова и выталкивал наружу.
   - Все в порядке, - улыбка легким бликом скользнула по дисплею, - у вас адаптивный период. Требуется лишь поддерживающая терапия.
   Облако задрожало и отпрянуло прочь.
   - Какая терапия?! Я здоров!
   Мысли вдруг очнулись и принялись лихорадочно искать свои места, сталкиваясь и гремя, как бильярдные шары.
   - Поддерживающая, - спокойно повторил парень. - Вы ведь врач?
   - Биохимик... - гром в голове быстро стихал.
   - Это несущественно. Медик.
   - Может, вы все-таки объясните мне... - облако эйфории снова мягко прильнуло к телу, растворяя сомнения и настороженность.
   - С удовольствием. На вашем примере, - молодой человек выдернул листок из стрекочущего принтера и повернулся ко мне. - Вы и ваша жена прекрасная пара, по оценке ваших друзей. Проведенное небольшое, м-мм... обследование полностью подтверждает ее. Но сейчас у вас, как и у большинства молодоженов, идет, так сказать, притирка характеров. Отсюда и недоразумения, непонимание или, как сегодня, ссора. Отрицательные эмоции имеют свойство накапливаться, в отличие от положительных - такова одна из особенностей человеческой психики. Центры раздражения в головном мозге обладают гораздо большей инерцией, в отличие от центров удовольствия. Возникает угроза формирования хронического эмоционального стресса.
   - Зачем вы мне все это говорите? - я был в недоумении. - Я же врач.
   - Так вот, фирма "Шаг навстречу" как раз и занимается ликвидацией или, если хотите, лечением плохого настроения, - широко улыбнувшись, закончил он. - Быстро, эффективно и безболезненно.
   - Это каким же образом? - лениво поинтересовался я.
   - С помощью, м-мм, избирательного воздействия на... некоторые области вашего мозга. Этим достигается полный эффект присутствия, точнее, бытия. Пациент воспринимает все происходящее с ним как реальность, имевшую место в его жизни. Причем безо всякого критического осмысления, что дает устойчивый терапевтический эффект. А для закрепления и усиления воздействия нами разработан, так сказать, дополнительный компонент этого способа лечения, и он протянул мне обыкновенный флакончик "Ревита".
   Я повертел его в руках:
   - Что это?
   - Универсальный корректор настроения.
   - И как же им пользоваться?
   - Очень просто. При возникновении конфликтной ситуации вы принимаете одно драже, а жене предлагаете форму по обстоятельствам. Точнее, корректор сам принимает ее, настроенный на ваши биотоки, улавливает ваше желание. Например, сейчас вы вернетесь домой, и лучше всего будет подарить жене букет ее любимых алых роз. Но сначала проглотите драже.
   - А... если не поможет?
   - В этом случае ваша жена тоже придет к нам для дополнительного обследования. Успех лечения гарантирован, - улыбка у него была мягкая и уверенная. - Всего доброго!
   - До свидания.
   - Спокойной жизни!..
   И я снова оказался в отсыревшей темноте. Дойдя до угла здания, машинально глянул на номер дома, но его почему-то на месте не оказалось. Я решил, что он прибит с другого конца, но возвращаться не стал.
   Эйфория продолжалась.
   Я шел, сжимая в кармане флакон, и мечтал. Я сразу поверил во все происходящее. Знаете, бывают такие ситуации, когда обстоятельства, какие бы они ни были фантастичные, оказываются настолько очевидными, что подавляют способность удивляться. В физиологии это называется "запредельным торможением": любое событие воспринимается как само собой разумеющееся, без объяснений и доказательств. У меня было нечто похожее. Я разговаривал, спорил сам с собой о том, как мне сегодня повезло: раз и на всю жизнь! Теперь мы с Алькой никогда не будем ссориться, даже просто обижаться друг на друга, будем понимать другого с полуслова, делать только приятное и хорошее. Я буду двигать науку, Алька - вдохновлять меня на новые открытия, я обязательно стану доктором, потом - профессором, потом - академиком...
   В этот захватывающий момент я черпнул левым ботинком, и лучезарная картина распалась на биллионы мелких серых колючих дождинок, мерно сыпавшихся с ночного неба. Благостный туман тоже куда-то пропал. Чертыхнувшись, я собрался было повторить прошлую операцию с выкручиванием носка, но тут неожиданно из рябого зеркала лужи в хилом отсвете уличного фонаря на меня глянули большие скорбные чуть навыкате глаза - ушастый?!..
   Я мгновенно взмок под непромокаемой курткой. Товарняк мыслей и сомнений со скрежетом сорвался с тормозных колодок эйфории и, лязгая и грохоча, ринулся по стрелкам и перегонам извилин...
   Ушастик?!.. Дорогой мой!.. Насупленная смоляная мордашка с паутинным платиновым венчиком над покорными обвисшими ушами...
   Застиранная лазурь над головой...
   Душистое золото вокруг лица...
   Теплый нектар на губах...
   Красные росчерки энцефалограммы...
   "Что-о?!.. - составы в мозгу столкнулись. - Они меня так же, как..."
   "Не-ет!.. Не может быть!.. Не должно быть!.. Не хочу так!!.."
   "Алька-а!!.."
   Я сорвался с места. Погребальные глаза фонарей уныло высвечивали рваные куски асфальта и недоуменно помаргивали вслед дождевыми ресницами. Я не чувствовал себя. Ноги сами выбирали опору для толчка, сердце само находило нужный ритм...
   А в зеленую бездну, сталкиваясь, медленно вращаясь, проваливались два "бильярдных шара": не хочу! ... Алька! ... не хочу! ...
   Очнулся в застоявшейся теплоте подъезда. Оступаясь, падая и собирая боками все углы на поворотах, я добрался-таки до седьмого этажа. Пальцы лихорадочно обыскивали карманы в поисках ключа, перед глазами хороводились злорадные черно-красные хари, а среди них, расталкивая, плавала огромная самоуверенная улыбка в белоснежном колпаке...
   Алька!..
   Мне навстречу метнулась маленькая тень. Теплые ласковые руки обвили шею, и облако душистых и самых мягких на свете волос окутало лицо.
   - Стас, милый мой, как долго тебя не было! - шептала Алька, теснее прижимаясь ко мне. - Целую жизнь! Я думала, что уже никогда не будет светло, и темнота зальет все!.. Потому что ты ушел...
   Больничный колпак вдруг почернел и, проглотив свою улыбку, растворился в радужном коктейле, солоноватые капли которого уже щекотали и пощипывали мой нос.
   - Пойдем домой, - только и сумел выговорить я, с наслаждением вдыхая самый любимый и родной запах.
   Я сунул руку, чтобы достать ключ, и тут вдруг вспомнил про корректор настроения, но флакона в кармане не оказалось.
   - Ты что-то потерял? - выглянула из-под моей руки озабоченная Алькина рожица.
   - Пустяки, - ответил я, целуя прохладный любопытный нос, - всего лишь флакон поливитаминов...