Тулли подошел к принцу и спросил:
   — Кто эти люди?
   — Пленники, — ответил принц. — Патрульный отряд и следопыты захватили их в лесу и доставили сюда. Лишь ты один сможешь понять их язык, поэтому я решил прибегнуть к твоей помощи.
   Тулли пожал плечами.
   — Я помню очень немногое из того, что мне удалось узнать от цурани Ксомича, но попытаться все же можно. — Он не без труда произнес несколько слов на цуранийском языке, и все трое пленников, вскинув головы, заговорили разом, отчаянно жестикулируя. Но внезапно тот, что был посередине, прикрикнул на двух других, и они послушно умолкли. Цурани взглянул на отца Тулли и медленно заговорил с ним. Он был таким же низкорослым, как и двое его товарищей, но плотное, кряжистое сложение и тугие мускулы обнаженных рук и ног говорили о недюжинной силе. Жесткие коротко подстриженные каштановые волосы стояли на голове торчком. На смуглом широком лице выделялись ярко-зеленые глаза.
   Тулли покачал головой:
   — Не ручаюсь за точность перевода, но по-моему, он желает узнать, не являюсь ли я одним из Всемогущих этой страны.
   — Всемогущих? — оторопело переспросил Арута. — А кто это такие?
   — Умиравший воин с цуранийского корабля с почтением и страхом вспоминал Всемогущего, который был с ними. Мне думается, что это не имя, а скорее титул или же придворная должность. Возможно, Кулган был прав, предположив, что на их планете к священникам и магам принято относиться с уважением.
   — Кто эти люди? — спросил принц.
   Тулли снова с усилием заговорил по-цуранийски. Пленник стал отвечать ему. Священник взмахом руки приказал ему умолкнуть и обратился к Аруте:
   — Они рабы, ваше высочество.
   — Рабы?! — изумился Арута.
   До сих пор жителям Королевства приходилось иметь дело лишь с солдатами неприятеля. То, что на планете пришельцев существовало рабство, удивило принца. Подданные Королевства могли быть обращены в рабов лишь в том случае, если их уличали в тяжких преступлениях. Но и тех именовали не иначе как каторжниками. Земледельцы же, состоявшие в крепостной зависимости от своих владетельных господ, назывались вилланами и обладали многими из прав свободных граждан. Нарушить эти права не смел никто, в том числе и их господин. Покачав головой, Арута сказал отцу Тулли:
   — Пусть они, ради всех богов, поднимутся с колен!
   Тулли перевел пленным приказание принца. Те послушно встали на ноги. У двоих из них, стоявших по бокам от своего более смелого товарища, тряслись руки. Они походили на испуганных детей, ожидавших порки. Лишь тот, который отвечал на вопросы Тулли, не проявлял внешних признаков страха. Священник снова обратился к нему на цуранийском наречии.
   Выслушав пояснения пленника, старик повернулся к принцу Аруте:
   — Они прислуживали в военном лагере цурани, выполняли все тяжелые работы. Оружия им не доверяли. Он говорит, что на лагерь внезапно напали лесные люди, очевидно, имея в виду эльфов, и еще какие-то толстые коротышки.
   Длинный Лук с усмешкой кивнул:
   — Не иначе как гномы.
   Тулли метнул в его сторону грозный взгляд. Но Мартин, нимало не смутившись, продолжал безмятежно улыбаться. Он был одним из немногих в замке, кто не признавал авторитета отца Тулли и осмеливался перечить ему.
   Кашлянув, священник проговорил:
   — Итак, как я уже сказал, эльфы и гномы атаковали их лагерь. Эти трое, опасаясь, что их убьют, скрылись в лесу. Они провели там несколько дней, пока наш патруль не обнаружил и не пленил их.
   Арута кивнул.
   — Тот, что стоит посередине, держится смелее и увереннее, чем двое других. Спроси его, почему это так.
   Тулли перевел пленнику вопрос принца и внимательно выслушал его ответ. Удивленно вскинув брови, священник сказал Аруте:
   — Он говорит, что его имя — Тшакачакалла. Когда-то он был офицером в армии цурани.
   Арута радостно усмехнулся:
   — Вот так сюрприз! Если он согласится ответить на наши вопросы, мы узнаем много полезного об их войсках!
   Из дверей замка вышел мастер Фэннон и направился к собравшимся. Он с подозрением взглянул на Аруту и отрывисто спросил:
   — Что здесь происходит?!
   Арута поведал старику все, что удалось узнать о пленниках ему самому и Тулли. Фэннон с минуту помолчал, а затем важно вымолвил:
   — Хорошо. Можете продолжать допрос.
   Принц обратился к отцу Тулли:
   — Спроси его, как вышло, что он стал рабом.
   Тшакачакалла охотно поведал Тулли свою историю. Рассказ его, прерываемый вопросами священника, длился довольно долго. Когда пленник умолк, Тулли покачал головой и проговорил:
   — Он был предводителем атакующих. Не берусь судить, к какому из наших воинских званий можно было бы приравнять это положение. Возможно, он считался чем-то вроде лейтенанта. Однако я за это не поручусь. Как бы то ни было, в одном из первых сражений его отряд проявил себя не лучшим образом, и «дом», к которому он принадлежал, стал объектом всеобщего презрения. Тшакачакалла просил какогото командира, которого он называет военачальником, заколоть его кинжалом, но ему было в этом отказано. Он стал рабом, чтобы до дна испить чашу позора, которым его отряд запятнал честь цуранийской армии.
   Роланд присвистнул от удивления:
   — Его воины отступили, а отвечать пришлось этому бедняге! Вот так порядки!
   Мартин Длинный Лук задумчиво проговорил:
   — Но ведь и в нашей армии бывали случаи, когда ктонибудь из герцогов отправлял неугодных ему графов служить в пограничных отрядах на северных границах вместе с тамошними баронами. — Поймав на себе строгий взгляд священника, он широко осклабился.
   — Вы закончили? — поджав губы, осведомился Тулли. Он перевел взор с Мартина на Роланда. Сквайр потупился, и Тулли обратился к Аруте и Фэннону:
   — Судя по его словам, он был лишен имущества и всех прав. Он может быть нам полезен.
   Фэннон покачал головой:
   — Поди проверь, так ли это! Физиономия его мне, во всяком случае, не нравится!
   Пленник вскинул голову и пристально взглянул на Фэннона сузившимися глазами. Мартин от удивления приоткрыл рот:
   — Клянусь Килиан, он понял, что вы сказали, мастер Фэннон! Взгляните-ка на него.
   Старик нахмурился и отрывисто спросил у цурани:
   — Ты и в самом деле понял мои слова?
   — Да, это так, мастер, — кивнул пленник. Он говорил с сильным акцентом, но разборчиво и бойко. — На Келеване много рабов из Королевства. Я немного понимаю ваш язык.
   Фэннон возмущенно засопел:
   — Почему же ты не сказал об этом раньше?!
   Цурани спокойно ответил:
   — Меня не спрашивали. Рабы повинуются. Не… — он запнулся и обратился к Тулли на своем родном языке.
   Священник перевел:
   — Он сказал, что раб не смеет проявлять какую-либо инициативу.
   Арута негромко спросил:
   — Как ты считаешь, Тулли, ему можно доверять?
   — Не знаю. Он поведал нам очень странную историю, но ведь если на то пошло, все эти цурани по нашим меркам весьма необычный народ. Когда я читал мысли умиравшего воина, многое из того, о чем он думал и вспоминал, до сих пор кажется мне нелепым и вздорным. Право, не знаю, можно ли верить этому пленнику!
   Он задал цурани еще несколько вопросов. Тот заговорил, обращаясь к Аруте:
   — Я Ведевайо. Это имя моей семьи, нашего дома. Клан Хунзан. Старинный, очень почтенный. Теперь я раб. Ни дома, ни клана, ни Цурануанни. Ни чести. Раб повинуется.
   Арута кивнул:
   — Мне кажется, я понял тебя. Что с тобой будет, если ты снова окажешься в Цурануанни?
   Тшакачакалла пожал плечами:
   — Буду рабом. Или буду убит. Это все равно.
   — А если останешься здесь?
   — Буду рабом или умру? — Он снова пожал плечами и добавил:
   — Это известно тебе, а не мне.
   Арута медленно, с расстановкой проговорил:
   — У нас нет рабов. Что ты станешь делать, если мы освободим тебя?
   Пленный вскинул брови и, недоверчиво косясь на Аруту, быстро сказал что-то священнику на своем родном языке. Тулли перевел:
   — Он говорит, что в их стране такое невозможно, и спрашивает, в самом ли деле ты можешь дать ему свободу.
   Арута кивнул. Тшакачакалла указал на своих товарищей:
   — Они работать. Они всегда рабы.
   — А ты? — с легкой улыбкой спросил Арута.
   Тшакачакалла испытующе взглянул на Аруту и снова заговорил с Тулли. При этом он то и дело посматривал на принца. Когда он умолк, священник проговорил:
   — Он рассказывал мне о себе и своих предках, о своем положении в цуранийском обществе. Он был предводителем атакующих дома Ведевайо, принадлежащего к клану Хунзан. Отец его являлся предводителем всех войск дома, а прадед — военачальником клана Хунзан. Он всегда сражался доблестно и самоотверженно и лишь однажды потерпел поражение на поле боя. А теперь он всего лишь раб — без семьи, без клана, без национальности и без чести. Он спрашивает, восстановишь ли ты его поруганную честь.
   Вместо ответа Арута спросил пленника:
   — Если сюда придут цурани, что ты станешь делать?
   Тшакачакалла взглянул на двоих пленников, стоявших по обе стороны от него.
   — Эти люди — рабы. Придут цурани, они не станут делать ничего. Будут ждать. И достанутся… — он запнулся и заговорил с Тулли по-цуранийски. Тот подсказал ему нужное слово. Благодарно кивнув, раб договорил: — Победителю. Они станут служить победителю. — Он взглянул на Аруту. В глазах его затеплилась надежда. — Ты сделаешь Тшакачакаллу свободным. Тшакачакалла будет предан тебе, господин. Твоя честь будет его честью. Отдаст за тебя жизнь, если прикажешь. Станет сражаться против цурани, если прикажешь.
   Фэннон скептически оглядел пленника с ног до головы.
   — Уж больно складно врет этот пленный раб! Сдается мне, что он цуранийский шпион!
   Тшакачакалла в упор взглянул на Фэннона, затем внезапно выступил вперед и с удивительным проворством выхватил кинжал из ножен, висевших на поясе старого воина.
   Мгновением позже Мартин Длинный Лук наставил в голую грудь пленного свой охотничий нож, Арута занес меч над его головой, а Роланд и воины гарнизона подошли к троим цуранийцам справа и слева, отрезав им пути к отступлению. Но как выяснилось, у пленника вовсе не было враждебных намерений. Взяв кинжал за острие, он рукояткой вперед протянул его Фэннону со словами:
   — Мастер думает, Тшакачакалла служит врагам? Убей меня, мастер! Дай умереть смертью воина, верни честь!
   Арута вложил свой меч в ножны, вынул кинжал из ладони Тшакачакаллы и вернул его Фэннону.
   — Нет, мы не станем тебя убивать, — сказал он пленному. Повернувшись к Тулли, принц негромко проговорил: — Я уверен, что этот человек может быть нам полезен. Поразмыслив, я склонен поверить его рассказу.
   Фэннон нахмурился и пожал плечами.
   — Мне все же кажется, — возразил он, — что эти трое цурани могут оказаться умными и хитрыми шпионами. Но вы правы в том, что, если держать их под наблюдением, они не смогут причинить нам большого вреда. — Он повернулся к священнику. — Отец Тулли, почему бы вам не пройти в казармы вместе с пленными и не попытаться вытянуть из них как можно больше ценных для нас сведений? А я очень скоро присоединюсь к вам.
   Тулли кивнул и обратился к троим цурани на их языке. Двое рабов немедленно повернулись, чтобы следовать за ним, но Тшакачакалла упал на колени перед Арутой и с мольбой воздел руки к небу. Он быстро заговорил на цуранийском наречии, и отец Тулли, собравшийся было идти в казармы, остановился и стал переводить:
   — Он просит, чтобы вы или убили его, или взяли к себе в услужение. Он спрашивает: неужто человек, не имеющий семьи, клана и чести, может считаться свободным? В его стране таких людей презирают и именуют серыми воинами.
   Арута с улыбкой возразил:
   — У нас все обстоит иначе. Здесь человек может не принадлежать ни к какому клану, не иметь семьи и при этом считаться свободным. Никому и в голову не придет презирать его.
   Тшакачакалла слушал принца, наклонив голову. Когда тот договорил, пленник поднялся с колен и кивнул.
   — Тшакачакалла понял. — Он широко улыбнулся и добавил: — Скоро ты возьмешь меня к себе на службу. Хорошему господину нужны хорошие воины. Тшакачакалла хороший солдат. Храбрый солдат. Сильный солдат.
   Арута с улыбкой обратился к священнику:
   — Тулли, отведи их в казармы и расспроси Чак… Тшал… — Он засмеялся и помотал головой. — Не могу этого выговорить! — Повернувшись к пленному, он сказал: — Если ты намерен служить мне, надо дать тебе какое-нибудь имя из тех, что приняты у нас в Королевстве.
   Раб с достоинством наклонил голову в знак согласия.
   Длинный Лук предложил:
   — Назовите его Чарлзом. Это будет немного напоминать ему его настоящее имя.
   Арута пожал плечами:
   — Имя как имя. Не хуже любого другого. Слушай, — обратился он к пленнику, — с нынешнего дня ты будешь отзываться на имя Чарлз.
   Раб кивнул.
   — Тшалз? Хорошо. Я запомню.
   Все трое пленных и отец Тулли направились к казармам в сопровождении нескольких воинов. Когда они скрылись за углом замка, Роланд задумчиво пробормотал:
   — Хотел бы я знать, что из всего этого выйдет.
   Фэннон мрачно кивнул:
   — Время покажет, кто они такие на самом деле, рабы или шпионы!
   Длинный Лук усмехнулся и беззаботно проговорил:
   — Я буду следить за Чарлзом, мастер Фэннон. Глаз с него не спущу! На этот счет можете быть спокойны! Он очень вынослив. За все время нашего пути сюда ни разу не сбавил шаг. Пожалуй, я сделаю из него заправского следопыта, дайте только срок!
   Арута покачал головой:
   — Пройдет немало времени, прежде чем я со спокойной душой позволю ему выйти из замковых ворот!
   Фэннон повернулся к Мартину:
   — Где вы их пленили?
   — У северной излучины правого притока реки. Мы обнаружили там следы большого отряда цурани, продвигавшегося к побережью.
   Фэннон насупился и пробормотал:
   — Гардан повел в те края патрульный отряд. Может, он сумеет подкрасться к ним и взять в плен кого-нибудь из их воинов, и мы наконец узнаем, что эти ублюдки собираются предпринять в нынешнем году. — Не сказав больше ни слова, он повернулся и зашагал к казармам.
   Мартин звонко рассмеялся, и Арута окинул его недоуменным взглядом:
   — Что это ты так развеселился, мастер егерь?
   Мартин тряхнул головой:
   — Не в обиду вам будь сказано, ваше высочество, но наш Фэннон — забавный старик. Ведь он, поди, ни за что на свете не признается, что только и мечтает, как бы снять со своих усталых плеч бремя командования гарнизоном. Фэннон наверняка с тоской вспоминает те времена, когда милорд Боуррик распоряжался воинами. Слов нет, он бравый вояка, но ответственность тяготит его!
   Арута пристально взглянул в спину Фэннона и повернулся к Мартину:
   — Сдается мне, что ты прав. Длинный Лук. — Он ненадолго умолк и затем задумчиво добавил: — Все последние дни я так злился на него и так завидовал ему! А ведь мне прежде всего стоило бы вспомнить о том, что мастер Фэннон вовсе не напрашивался на роль командующего!
   Понизив голос, Мартин проговорил:
   — Позвольте дать вам совет, ваше высочество.
   — Говори, — кивнул Арута.
   Мартин все так же негромко сказал:
   — Если с Фэнноном что-нибудь случится, сразу же выберите ему преемника. Не дожидайтесь распоряжений герцога. Иначе, стоит вам промедлить хоть чуть-чуть, командование перейдет в руки Элгона, а ведь он дурак, каких поискать!
   Арута бросил на Мартина осуждающий взгляд. Роланд положил руку на плечо главного егеря, призывая его к сдержанности в высказываниях.
   — Мне всегда казалось, что ты дружен с мастером конюшим, — холодно проговорил Арута.
   По губам Длинного Лука скользнула плутоватая усмешка:
   — Так оно и есть, ваше высочество. Нет ни одного человека в замке, кто не любил бы старика. Но все согласятся со мной в том, что он умен и находчив, лишь когда речь идет о лошадях. Во всем остальном наш добрый Элгон разбирается не лучше малого дитяти.
   Арута все еще продолжал хмуриться. Он искоса взглянул на Мартина и спросил:
   — Но кого же ты предлагаешь на место Фэннона? Уж не себя ли?
   Мартин расхохотался так весело и непринужденно, что, глядя на него, улыбнулся и Арута. Гнев его улетучился без следа.
   — Себя? — переспросил лесничий, все еще продолжая усмехаться. — Милостивые боги, я ведь всего-навсего охотник и следопыт! Мне и в голову бы не пришло претендовать на большее. Нет, ваше высочество, если речь зайдет о преемнике Фэннона, то назначьте на его место Гардана. Он — самый бесстрашный и толковый воин в нашем гарнизоне.
   Арута не мог не признать в душе, что Мартин прав. Но вслух он сухо промолвил:
   — Хватит об этом. Фэннон, благодарение богам, бодр и здоров. Сейчас не время рассуждать о его отставке.
   Мартин кивнул:
   — Да хранят его боги… и всех нас заодно! Простите меня, ваше высочество, что я дерзнул заговорить с вами об этом. Теперь же, если вы позволите… — Он выразительно взглянул в сторону кухни. — Я ведь уже неделю не ел ничего, кроме сухарей!
   Арута кивком отпустил его, и Мартин своей легкой, пружинистой походкой направился ко входу в кухню.
   Проводив его взглядом, Роланд негромко сказал:
   —Я ни в коем случае не могу согласиться с одним из его утверждений.
   Арута с любопытством взглянул на сквайра и спросил:
   — С каким именно?
   — Он назвал себя простым охотником. Но ведь это вовсе не так! Мартин далеко не прост!
   Арута пожал плечами:
   — Я тоже так считаю. Знаешь, в его присутствии я всегда как-то теряюсь и чувствую странную неловкость, хотя не смог бы объяснить, в чем тут дело. Он держится со мной любезно и почтительно, соблюдая должную дистанцию. И все же… В словах его порой сквозит какая-то горькая насмешка, и от этого мне делается не по себе.
   Роланд неожиданно рассмеялся, и Арута взглянул на него с укоризной:
   — Что тебя так позабавило, сквайр? Неужели я сказал что-то смешное?
   — Да нет же! Простите мое неуместное веселье, ваше высочество. Просто мне вдруг пришло на ум, что многие в замке считают, будто вы с Мартином Длинным Луком очень похожи. — Арута нахмурился, и Роланд поспешно пояснил: — Люди не любят тех, в ком, как в зеркале, отражаются их собственные черты, их недостатки. Вы согласны со мной, Арута? — Принц нехотя кивнул.
   — Вы с Мартином оба бываете насмешливы и язвительны, к вам, как и к нему, порой нелегко подступиться. Вы, как и он, внешне держитесь со всеми замкнуто и отчужденно. И наконец, оба вы отнюдь не глупы. — Роланд вздохнул и продолжил: — Мне кажется, во всем этом нет ничего удивительного. Характером вы пошли в своего родителя. Ну, а Мартин, который не знал ни отца, ни матери, старался во всем подражать его сиятельству. Вот так и вышло, что в ваших с ним характерах появились сходные черты.
   Арута задумчиво кивнул:
   — Возможно, ты прав, сквайр. Но что-то в нем продолжает тревожить меня. С этим человеком сопряжена какаято тайна. И я дорого бы дал за то, чтобы разгадать ее! — Он покачал головой и медленно направился ко входу в замок.
   Роланд шел в нескольких шагах позади погруженного в думы принца и безмолвно ругал себя за то, что затеял этот разговор.
   Вечером над побережьем разразилась гроза. Ослепительные вспышки молний, прорезавших темное небо, сопровождались гулкими раскатами грома, от которого вздрагивала земля.
   Роланд стоял на верхней площадке башни, скрестив руки на груди и устремив неподвижный взгляд на грозовое небо. Ветер трепал его каштановые волосы. Настроение сквайра было под стать погоде. Сегодняшний день оказался для него на редкость неудачным. Сначала он затеял этот неуместный разговор с Арутой, а позже, за обедом, Каролина держалась с ним так подчеркнуто холодно, что он дал себе слово вовсе не глядеть в ее сторону. Но взгляд его то и дело обращался к ее милому бледному, осунувшемуся лицу. Она окидывала его ледяным взором, Роланд, смешавшись, опускал глаза и мучительно краснел, кляня себя на чем свет стоит. А через минуту все повторялось снова. Он понимал, что, пытаясь уверить принцессу в гибели Пага, нанес сокрушительный удар ее надеждам, разбередил ее душевные раны, которые она так умело скрывала от всех, кроме него. Лишь он один был посвящен в тайну ее любви. Хорошо же он отплатил ей за доверие и дружбу!
   — О боги, какой же я глупец! — вырвалось у него.
   — Нет, ты вовсе не глупец, Роланд!
   Каролина стояла в нескольких шагах позади него, кутаясь в шаль, хотя погода была теплой. С приближением грозы знойный летний воздух стал лишь немного свежее и прохладнее. Роланд не услышал, как принцесса вышла на башню. Раскаты грома заглушили ее шаги.
   — В такую погоду вам не место на башне, миледи.
   Она подошла к перилам и встала рядом с ним.
   — Ты думаешь, что сейчас начнется дождь? По-моему, ты ошибаешься. Гроза, как и прежде, принесет с собой только молнии и громы, а дождевая туча пройдет стороной.
   — Дождь будет. Он вот-вот начнется. Где же ваши фрейлины?
   Каролина кивнула в сторону лестницы.
   — Они остались там. Гроза страшит их. А кроме того, я хотела остаться с тобой наедине.
   Роланд промолчал. Каролина следила за вспышками молний и прислушивалась к раскатам грома.
   — Я боялась грозы, когда была маленькой, — сказала она наконец. — И папа в такие вечера успокаивал меня, говоря, что это боги на небесах играют в мяч.
   Роланд взглянул в ее прекрасное лицо, озаренное светом факела, и улыбнулся:
   — А мой отец говорил, что они воюют.
   Внезапно Каролина повернулась к нему лицом и с грустной улыбкой проговорила:
   — Роланд, ты был прав тогда. Горе ослепило меня, и я просто не желала верить в очевидное. Паг был первым, кто внушил мне, что на свете нет ничего вечного. Что жить прошлым и лишать себя настоящего глупо и грешно. — Она слегка склонила голову и задумчиво продолжала: — Вот так было и с моим отцом. Он не смог оправиться от горя после смерти мамы. Знаешь, ведь я помню его совсем другим, хотя, когда это случилось, я была очень мала. Пока мама была с нами, он часто шутил и смеялся. Смех его был задорным и жизнерадостным. Лиам очень похож на прежнего папу. А после… словом, он вдруг стал таким, как Арута. Он и теперь иногда смеется, но в смехе его звучит горечь.
   — И насмешка.
   Каролина кивнула:
   — Да, и насмешка. А ты тоже это заметил?
   — Не только заметил, но и заговорил об этом нынче утром с Арутой. Мы с ним обсуждали Мартина…
   Каролина вздохнула:
   — Понимаю. Мартин, пожалуй, из того же теста, что и папа, и Арута.
   Роланд склонился к ней и с надеждой прошептал:
   — Но ведь ты пришла сюда не затем, чтобы говорить о своем брате и Мартине?
   — Нет, я пришла, чтобы попросить у тебя прощения. Я вела себя дурно. Я две недели делала вид, что не замечаю тебя, а ведь ты вовсе не был виноват передо мной! Ты сказал мне правду, и я должна была не винить, а благодарить тебя за это!
   Роланд растерянно пробормотал:
   — Нет, Каролина, ты не напрасно сердилась на меня. Я вел себя грубо и неуклюже, как последний мужлан. Мне следовало пощадить твои чувства!
   — Брось, Ролалд! — с горячностью возразила принцесса. — Ты поступил со мной, как настоящий, верный друг. Ты сказал мне правду, а вовсе не то, что я в тот момент желала услышать. Ведь это далось тебе нелегко. Правда? Если учесть, что… что я тебе не безразлична. — Она подняла глаза к грозовому небу. — Когда я узнала, что Паг попал в плен, мне показалось, что настал конец света, что в мире больше не осталось радости, надежды, любви…
   Роланд с невеселой усмешкой процитировал:
   — «О первая любовь, горьки твои плоды».
   Каролина улыбнулась:
   — Да, так принято считать. Но ведь и ты чувствуешь то же самое, правда?
   Роланд с напускной беззаботностью ответил:
   — Пожалуй, да. Примерно то же самое.
   Она положила руку ему на плечо:
   — Никто из нас не властен над своими чувствами, Роланд.
   Сквайр тяжело вздохнул:
   — К сожалению, это так!
   — Мы с тобой навсегда останемся друзьями! Ты согласен, Роланд?
   В ее голосе было столько теплоты и искреннего участия, что Роланд не мог не согласиться на это предложение, хотя всегда мечтал о гораздо большем. Каролина, как прежде, пыталась внести в их отношения полную ясность, но теперь она вела себя гораздо мягче и деликатнее, чем в минувшие годы, когда была вздорной, надменной девчонкой. Ее прямодушие заставило Роланда по-иному взглянуть на то, что связывало его с принцессой. Он был разочарован тем, что она не отвечала на его чувства. Но Каролина по крайней мере не лукавила с ним. «Искренняя дружба лучше, чем притворная любовь», — сказал он себе, а вслух проговорил:
   — Согласен. Я всегда буду тебе преданным другом, Каролина.
   Она обняла его за плечи и спрятала лицо на его груди. Роланд погладил ее по пушистым темным волосам. Каролина прошептала:
   — Отец Тулли говорит, что любовь зачастую обрушивается на человека внезапно, как ураган с моря, но порой она вырастает из семян дружбы и доверия.
   — Я буду надеяться на то, что мне удастся когда-нибудь взлелеять эти ростки в твоей душе, Каролина. Но если это мне не суждено, я навсегда останусь самым верным из твоих друзей.
   Они долго стояли обнявшись, и каждый своим нежным участием старался развеять тоску и скорбь другого. Роланд и Каролина были так поглощены друг другом, что не замечали ни бушевавшей вокруг грозы, ни крупных дождевых капель, которые уже начали срываться с неба, ни корабля, направлявшегося в гавань и освещаемого частыми вспышками молний.
   Штормовой ветер трепал флаги, которые украшали наружные стены замка. Трещины и выбоины мощеного двора быстро заполнялись водой, образуя многочисленные лужи. Мокрые булыжники блестели в колеблющемся свете факелов.