Ближе к ночи, согласно традиции, юные ученики станут ходить по всему городу из дома в дом, принимая поздравления и угощаясь элем. Многие из них воспользуются случаем и покрасуются в своих новых нарядах перед городскими девчонками. Мамаши последних с нынешнего дня не станут, как прежде, гонять озорников от своих дверей, ведь ничтожные мальчишки стали теперь учениками, а значит, желанными гостями в любом доме, где подрастают невесты. Многие из почтенных матрон станут смотреть сквозь пальцы на шалости своих дочерей, справедливо рассуждая, что все средства хороши ради достижения их любимицами главной цели в жизни — залучения в свои сети жениха.
   Щуплый, низкорослый Паг не пользовался успехом у городских и замковых девчонок, зато высокий, широкоплечий красавец Томас то и дело ловил на себе их восхищенные взгляды. Паг принимал популярность друга у противоположного пола как должное, нисколько не завидуя Тому. Он был еще слишком юн, чтобы всерьез тревожиться о подобных вещах, но уже достаточно повзрослел, чтобы не считать их чепухой и не поддразнивать своего более удачливого товарища.
   Паг с наслаждением прожевывал очередной кусок великолепно прожаренного жирного гуся. Сейчас, в эти минуты, он был совершенно счастлив, и лицо его то и дело освещалось улыбкой. Он от души благодарил всех мастеров и старших мальчишек, поздравлявших его со вступлением в должность ученика. Он был в полном ладу со всем окружающим и с самим собой, ибо нынешний день принес ему удачу, радость и уверенность в будущем. Он стал полноправным учеником, хотя Кулган, похоже, пока не представляет себе, как и чему его учить. Он был хорошо одет и сыт а от выпитого эля голова его слегка кружилась, и на душе становилось еще светлее и радостнее. Главное же он был среди друзей. Разве может человек желать от жизни большего?


Глава 3. В ЗАМКЕ


   Паг, задумавшись, сидел на своей кровати. Огнедышащий дракончик Фантус сунул узкую голову под ладонь мальчика, прося приятеля почесать его широкие надбровные дуги, но Паг не обратил ни малейшего внимания на жест избалованного питомца, и тот недовольно проковылял к окну башни, расправил крылья и, выпустив из пасти облачко черного дыма, вылетел во двор. Негодование Фантуса, равно как и его отбытие, также остались не замеченными Пагом. Его всецело поглотили собственные горести, ибо с тех пор, как четырнадцать месяцев тому назад он стал учеником Кулгана, он не сделал ни малейших успехов в обучении ремеслу чародея.
   Паг лег на спину и прикрыл глаза тыльной стороной руки. Легкий ветерок доносил до него сквозь раскрытое окно соленый, терпкий запах моря, солнце согревало вытянутые ноги. С тех пор, как он стал учеником, жизнь его переменилась к лучшему во всем, кроме одного, самого главного, — кроме учения.
   В течение многих месяцев Кулган терпеливо старался научить его хотя бы первоначальным основам ремесла мага, но все усилия старика оказывались тщетными. В том, что касалось теории, Паг делал безусловные успехи. Он с легкостью затвердил множество важнейших заклинаний, но любая попытка воспользоваться приобретенными знаниями на практике заканчивалась для него прискорбнейшим провалом. Он постоянно чувствовал некую незримую преграду между своими чувствами и теми образами, которые должно было породить произносимое им заклинание, и был бессилен преодолеть эту преграду. Казалось, что какая-то часть его существа решительно противится всем его усилиям приобщиться к практической магии. Он снова и снова начинал произносить привычные, много раз повторенные слова, но каждый раз где-то посередине заклинания повторялось одно и то же: мозг его словно цепенел, а язык отказывался повиноваться.
   Кулган старался подбодрить его незаслуженными похвалами и уверениями, что со временем все образуется. Толстый чародей был преисполнен сочувствия к своему незадачливому ученику. Он никогда не отчитывал Пага за неудачи, не делал ему замечаний, ибо видел, что тот изо всех сил, хотя и тщетно старается постичь все премудрости ремесла.
   Скрип двери вывел Пага из задумчивости. Порог его комнаты переступил отец Тулли с большой книгой под мышкой. Священник притворил за собой дверь. Паг сел на постели.
   — Паг, время начинать урок чистописания, — улыбаясь, проговорил отец Тулли, но, заметив, как мрачен его ученик, осекся и с беспокойством спросил: — Что случилось, дружок?
   Пагу нравился старый, мудрый служитель Асталона. Он был строг, но неизменно внимателен и справедлив к мальчишкам. Отец Тулли безжалостно распекал своих питомцев за шалости и нерадение, но всегда хвалил за успехи. Паг не мог не оценить острый ум и чувство юмора, присущие священнику, его готовность подробно и обстоятельно отвечать на вопросы, какими бы глупыми и наивными они ему ни казались.
   Паг поднялся на ноги и тяжело вздохнул.
   — Не знаю, что и сказать вам, отец. Похоже, из меня никогда не выйдет ничего путного. За что бы я ни взялся, все выходит шиворот-навыворот.
   — Паг, ну не может же все на свете быть так ужасно и безнадежно, — запротестовал отец Тулли, кладя руку на плечо мальчика, — расскажи-ка мне по порядку, что тебя гнетет и беспокоит. Чистописанием мы займемся в другой раз.
   Он подошел к табурету у окна, расправил полы рясы и уселся, окинув быстрым проницательным взором маленькую комнатку и ее обитателя.
   Паг, хотя и вытянувшийся за последний год, был все еще мал ростом для своих четырнадцати лет. Он немного раздался в плечах, а черты лица мальчика, утратив прежнюю детскую округлость, стали жестче, резче и мужественнее. Он был одет в простое платье из темного домотканого полотна и, судя по нахмуренным бровям, мысли его были столь же мрачны, как и это бурое облачение. В каморке, где прежде всегда царили образцовый порядок и чистота, теперь повсюду валялись книги и свитки вперемешку с тряпьем. Отец Тулли понял, что такой же беспорядок царит и в мыслях ученика чародея.
   Отец Тулли выжидательно взглянул на Пага, и тот после недолгого молчания с усилием заговорил:
   — Вы наверняка помните, отец Тулли, все, что я рассказывал вам о начале наших с Кулганом занятий. Мастер научил меня трем основным приемам приведения мыслей и чувств в полный покой. Без этого невозможно переходить к чтению заклинаний, не рискуя потерять сознание или впасть в состояние шока. Так вот, говоря по правде, я давным-давно освоил эти приемы. Теперь я достигаю покоя и внутренней сосредоточенности в считанные секунды. Но что толку, отец? Дальше этого я до сих пор так ни разу и не продвинулся.
   — Что ты хочешь этим сказать?
   — Следующей ступенью обучения является способность управлять своими мыслями и чувствами. К примеру, я должен уметь заставить себя думать о чем-то определенном, не позволяя мыслям переключаться ни на что иное, или же, напротив, не позволять себе задумываться о каком-то конкретном указанном предмете или явлении. А ведь это так непросто, особенно когда запретная тема только что поименована и так и влечет к себе все мои мысли. Знаете, это мне зачастую удается, но временами я ощущаю присутствие каких-то враждебных сил, которые, проникая извне в мой мозг, парализуют мою волю и вынуждают меня вести себя совсем не так, как я хочу. Одним словом, в моей голове словно бы происходит нечто такое, чему пока не нашли объяснений ни я, ни даже сам мастер Кулган. Понимаете, это ведет к тому, что всякий раз, как я пытаюсь совершить какойнибудь пустяк из магической практики, скажем, передвинуть какой-нибудь предмет усилием мысли или же зависнуть в воздухе, оттолкнувшись от земли, эти потусторонние силы начинают свою разрушительную работу в недрах моего сознания. Я тотчас же утрачиваю контроль над собой. Вот и выходит, что мне не удается привести в действие никакое, даже самое простое заклинание! — Голос Пата дрогнул. Он с надеждой взглянул на отца Тулли. Впервые с начала обучения у Кулгана мальчику выпала возможность поведать постороннему человеку о своих бедах и тревогах. — Кулган уверяет, что мне не о чем беспокоиться, что со временем я блестяще овладею ремеслом мага, но я-то понимаю, что это не так! — Он с трудом сдерживал слезы. — И ведь мастер Кулган вовсе не считает меня бездарным. В день нашей первой встречи, когда я глядел в магический кристалл, он сказал, что у меня есть способности к чародейству. Ведь и вы, отец Тулли, не раз говорили, что я одаренный ученик. И однако я не могу осилить даже самого простого заклинания. Если бы вы знали, как это тяготит меня!
   — Паг, — сказал священник, — пути овладения магией непостижимы и таинственны, как и она сама. Даже те из нас, кто занимается ею на практике, весьма мало смыслят в механизмах ее действия. В монастырях нас учат, что магическое искусство — дар богов, и мы привыкли принимать эти слова на веру. Мы не можем постичь смысла этой истины и потому не задаемся вопросами о ней. Каждый орден практикует свои магические приемы, каждый могуществен в определенных сферах, там, где другие бессильны. И никто не знает, почему. Что же касается колдунов и чародеев, их ремесло открывает им доступ в такие сферы практической и теоретической магии, которые неподвластны нам, священникам. Мы не можем даже помыслить о многом из того, что они без видимых усилий творят и совершают чуть ли не ежедневно. Однако изучая само искусство магии, его происхождение, принцип действия заклинаний, чародеи все же не могут постичь и объяснить первоосновы своего ремесла. Они способны лишь применять его на практике и передавать свои знания ученикам, таким, как ты, дружок.
   — Боюсь, мастер Кулган понапрасну возился со мной столько времени, — печально проговорил Паг. — Похоже, мастер ошибся во мне.
   — Нет-нет, Паг, не говори так! — возразил отец Тулли. — Я присматриваюсь к тебе с тех пор, как ты поступил в ученье к Кулгану. Поверь мне, ты вовсе не бездарен, малыш. Напротив, я чувствую, что в тебе дремлет недюжинная сила, но надо подождать ее пробуждения, не торопясь, не опережая событий и не сетуя на судьбу. Я уверен, из тебя будет толк!
   Однако уверенность отца Тулли не передалась Пагу. Он не сомневался в уме и прозорливости священника, но чувствовал, что тот может заблуждаться на его счет, как и добрый мастер Кулган.
   — О, как бы я хотел, чтобы слова ваши, отец, оказались пророческими. И еще мне хочется понять, что со мной происходит!
   — В этом я, кажется, смогу тебе помочь! — раздался насмешливый голос со стороны дверной ниши.
   Отец Тулли и Паг невольно вздрогнули. Ни тот, ни другой не слыхали скрипа входной двери, однако теперь она была распахнута настежь, и мастер Кулган, с улыбкой переводя взгляд со священника на Пага, стоял в дверном проеме. В его лучистых ярко-голубых глазах плясали насмешливые искорки. Запахнув полы своего зеленого балахона, он неторопливо прошел на середину комнаты. Дверь так и осталась распахнутой настежь.
   — Подойди ко мне, Паг, — велел чародей.
   Мальчик повиновался, и Кулган положил обе ладони ему на плечи. Несколько мгновений он пристально смотрел в его темные глаза, а затем с усмешкой произнес:
   — Если прилежный ученик по целым дням сидит в своей комнате и размышляет, почему ему не удается постичь ремесло, то он никогда не добьется успеха в своем деле. Телу и уму надлежит давать отдых, малыш! Весь сегодняшний день в твоем распоряжении. Ведь он — шестой на этой неделе, а значит, во дворе собралось немало сорванцов, жаждущих помочь тебе в поисках разнообразнейших приключений. — Он ласково улыбнулся, и Паг облегченно вздохнул. Он был рад, что Кулган не сердился на него. — Ты свободен от учения до самого утра. Ступай! — И он легонько ткнул Пага в лоб костяшками пальцев.
   Паг поклонился сперва Кулгану, потом отцу Тулли и выбежал из каморки. Через мгновение он уже во всю прыть мчался вниз по винтовой лестнице.
   Кулган подошел к постели и, опустившись на нее своим грузным телом, покачал головой.
   — Ох уж эти мне мальчишки, — пробормотал он. — Едва лишь став учениками, они уже воображают себя взрослыми мужчинами, но продолжают мыслить и поступать, как несмышленые ребята. — Вынув из просторного кармана трубку, он неторопливо набил ее табаком.
   — А ведь чародей и в тридцать лет считается новичком в своем ремесле, тогда как прочие становятся в эти годы по крайней мере опытными подмастерьями, а то и мастерами, приготовляющими сыновей к дню солнцестояния. — Он поднес лучину к тлевшим в глиняной печке угольям и раскурил трубку.
   Тулли кивнул:
   — Я понимаю, о чем ты, Кулган. В его возрасте я стал послушником и после пребывал в этом звании долгих тринадцать лет. — Священник наклонился к Кулгану и озабоченно спросил: — Что с ним творится?
   — Знаешь, святой отец, — вздохнув, ответил Кулган, — парнишка во многом прав. Я действительно не нахожу убедительных объяснений тому, что с ним происходит. Осуществить на практике то, чему я все это время учил его, Пагу не удалось еще ни разу. И вместе с тем он проявляет недюжинные способности во всем, что касается теории. Малыш Паг великолепно разбирается в самых мудреных письменах, умело разбирает рисунки, схемы, он без труда постиг назначение всей магической утвари, какой я располагаю. Словом, исходя из всего этого, он должен стать чародеем самого высокого класса, но его неспособность привести в действие глубинные силы своего духа…
   — Как ты думаешь, тебе удастся найти разгадку всего этого?
   — Надеюсь. Во всяком случае отступаться от него я не намерен. Страшно даже помыслить о том, что будет, если я откажу мальчишке от места. Это будет для него гораздо горшим разочарованием, чем если бы он не попал в число учеников, когда ему исполнилось тринадцать. — Чародей нахмурился и покачал головой. — Все это в высшей степени странно, Тулли! Надеюсь, ты согласишься, что мальчишка безусловно талантлив. Стоило мне увидеть его у магического кристалла в моей хижине той грозовой ночью, как я сразу понял, что впервые за многие годы нашел одаренного ученика. Но я не считал себя вправе помешать ему идти иным путем и дождался конца церемонии Выбора. Никто из мастеров не призвал к себе Пага, и я воспринял это как веление судьбы. Богам было угодно, Тулли, чтобы наши с ним судьбы пересеклись. Но в голове этого мальчишки властвует какая-то неведомая мне, грозная и могучая сила, препятствующая его занятиям магией. Я не могу понять, Тулли, что это за сила и какова ее природа, знаю только, что она противится моим усилиям так неистово, отвергает их с таким пренебрежением, словно… словно мое искусство слишком грубо и примитивно для тех возможностей, которыми обладает мой ученик. Я не могу объяснить это доходчивее, друг Тулли, но надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду.
   — А как насчет того, о чем недавно, когда ты вошел в комнату, говорил сам Паг?
   — Он, помнится, заверял тебя, что я в нем ошибся? — усмехнулся Кулган.
   Тулли кивнул. Чародей досадливо махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху.
   — Тулли, о природе и свойствах магии тебе известно столько же, сколько и мне, а возможно, и гораздо больше. Недаром же ты являешься служителем бога, который зовется Хранителем Порядка. Твоей секте удалось открыть многие из тайн Вселенной. Неужто ты хоть на минуту усомнился в таланте Пага?
   — В талатливости мальчишки сомнений у меня нет, — задумчиво проговорил отец Тулли. — Другой вопрос, есть ли у него способности? — И он с плутоватой улыбкой взглянул на своего собеседника.
   — Хорошо сказано, как всегда! — одобрительно усмехнулся Кулган. — Но ответь мне, отец, что же будет с Пагом? Может, нам надлежит сделать из него священника или монаха?
   Тулли резко выпрямился и, поджав губы, процедил:
   — Тебе прекрасно известно, Кулган, что священниками становятся исключительно по призванию!
   — Не кипятись, святой отец. — Кулган хихикнул в бороду. — Я ведь просто пошутил! — Он собрал бороду в кулак и с наигранной кротостью взглянул в выцветшие глаза священника. Тулли прыснул со смеху. — Но ведь на самом деле вопрос-то серьезный! Что нам делать с юным Пагом, а? У него нет ни призвания стать священником, ни умения пользоваться заклинаниями чародея. Что же ему, бедолаге, остается?
   Поколебавшись, отец Тулли осторожно спросил:
   — А тебе не приходило в голову, что затруднения Пага как-то связаны с Утраченной магией?
   Брови Кулгана взметнулись вверх:
   — Ты это серьезно?! — Отец Тулли молча кивнул. — Навряд ли хоть один из ныне живущих чародеев не задумывался о легендарной Утраченной магии. Если бы она и впрямь существовала, с ее помощью нам наверняка удалось бы избежать многих затруднений, с которыми мы сталкиваемся в своем ремесле. — Кулган, прищурившись, неодобрительно воззрился на отца Тулли. — Но ведь о ее существовании говорится только в легендах. А мало ли на свете сказок? Неужто ты готов верить им всем без разбора?! Что до меня, то я предпочитаю смотреть на вещи трезво и реально, преодолевать свои неудачи и трудности с помощью надежных, проверенных средств, а не искать ответы на неразрешимые вопросы в суеверных измышлениях и предрассудках прошлого.
   Тулли резко тряхнул головой и заговорил с не свойственной ему горячностью:
   — К твоему сведению, мастер Кулган, мы, обитатели монастырей, вовсе не считаем Утраченную магию порождением легенд! Она относится к тем незыблемым истинам, которые были открыты богами первым людям Мидкемии!
   Задетый резким тоном Тулли, Кулган в свою очередь воинственно вскинул голову и возразил:
   — К оным относили также и утверждение о том, что мир, в котором мы живем, плоский, словно хлебная доска! И лишь Ролендирк — который, заметь, был чародеем! — с помощью своего магического искусства сумел заглянуть за пределы горизонта и выяснить, что Мидкемия имеет сферическую форму! А ведь это от самого начала времен было известно всем морякам и рыболовам, которые не раз наблюдали появление верхушек мачт над горизонтом гораздо прежде, чем им становился виден весь корабль! — Говоря это, Кулган отчаянно жестикулировал. Последние слова он почти прокричал, наклонившись к Тулли. Священник был явно смущен упоминанием о заблуждении, в плену которого долгое время находилась святая церковь. Видя это, Кулган устыдился своей горячности и примирительно произнес: — Не принимай сказанного на свой счет, друг Тулли! Но касательно предмета нашего спора хочу напомнить тебе старую поговорку, так сказать, добрый совет: не учи ученого! Я-то ведь знаю, что научные изыскания, коими занимаются братья вашей обители, весьма актуальны и злободневны и что теологические дебаты молодых послушников о проблемах, преданных забвению много веков тому назад, вызывают улыбки на устах умудренных жизнью монахов. А кроме того, разве легенда об Утраченной магии — не ишапианская догма?
   В ответ на это предположение Тулли неодобрительно покачал головой и ворчливо произнес:
   — Твое богословское образование, друг Кулган, оставляет желать лучшего, несмотря на твое знакомство с некоторыми сторонами жизни нашего ордена. — Губы священника тронула легкая улыбка. — Ты совершенно прав относительно теологических дискуссий. Многие из нас позволяют себе потешаться над ними, ибо помнят, с каким рвением сами участвовали в подобных спорах во времена своего послушничества. — Отец Тулли вздохнул, и улыбка сбежала с его губ. — Но я вовсе не шучу, утверждая, что ты недостаточно образован в области теологии. Ишапианцы и вправду во многом придерживаются странных, спорных и нелепых воззрений. Они весьма консервативны и неохотно идут на контакты с другими орденами, но их монастырь — древнейший на нашей земле, и во всем, что касается межконфессиональных различий, мы полагаемся на их авторитетнейшие суждения.
   — Ты, похоже, имеешь в виду религиозные войны, — усмехнулся Кулган.
   Тулли оставил его слова без внимания.
   — Ишапианцы — признанные хранители древних сказаний и исторических реликвий Королевства, — с прежним пафосом продолжал он. — Они по праву гордятся своей библиотекой, богатейшей в стране. Я видел эту библиотеку в их монастыре в Крондоре и до сих пор нахожусь под впечатлением увиденного!
   Кулган с улыбкой пожал плечами:
   — Я тоже видел их собрание книг и свитков. Ничего особенного. Во всяком случае, библиотека в Сартском аббатстве, где я бывал неоднократно, раз в десять богаче крондорской. Не понимаю, что ты имеешь в виду?
   — А вот что, — наклонившись вперед, ответил Тулли. — Ты можешь обвинять ишапианцев в чем угодно, но когда речь идет об исторических фактах, на их слово можно положиться. И, утверждая, что то или иное событие имело место в реальной жизни и не является досужим вымыслом наших суеверных предков, они всегда могут подтвердить это с помощью сохранившихся в их библиотеке документов.
   — Позволь мне возразить тебе, святой отец, — пробасил Кулган и досадливо махнул рукой, призывая собравшегося было перебить его отца Тулли к молчанию. — Я полагаю, что каждый, в том числе и ты, друг мой, имеет право верить во что ему угодно. Но я не желаю признавать всей этой чепухи насчет Утраченной магии и мистической связи с оной моего ученика Пага! Представь себе, я готов поверить, что Паг внутрення предрасположен к какой-то из областей магической науки, в которых сам я ориентируюсь весьма слабо, скажем, к созданию миражей и общению с призраками. Спешу заверить тебя, я рад, что не имею ничего общего с подобной практикой! Но я никогда не соглашусь с тем, что мальчишка не может овладеть основами ремесла чародея только потому, что легендарный бог магии якобы погиб во время Войн Хаоса! Как и все ныне живущие маги и чародеи, я отнюдь не считаю себя непревзойденным мастером своего дела. Увы, многое скрыто от наших пытливых взоров в глубине минувших веков, о многом, что нам надлежало бы знать, мы лишь смутно догадываемся, а неведение порождает ошибки, недочеты и бесчисленные трудности, которых никому из нас не удалось избежать. Но повторяю: злосчастный Паг так плохо успевает в ученье лишь потому, что я — плохой учитель!
   Тулли хмуро взглянул на Кулгана. Священник лишь теперь осознал, что чародей говорил с ним не о трудностях и проблемах Пага, а о своих собственных заботах и тревогах.
   — Не говори глупостей, мастер! — строго произнес он. — Ты — бесспорный обладатель множества талантов и умений. И я, одним из первых обнаруживший несомненную одаренность юного Пага, беру на себя смелость утверждать, что лучшего учителя для него, чем ты, не сыщется во всем Королевстве! И не твоя вина, если ты не знаешь, где именно следует искать применение его недюжинным способностям. — Кулган открыл было рот, чтобы возразить, но отец Тулли не дал ему заговорить. — Нет, я ведь выслушал тебя до конца, теперь дай мне закончить мою мысль! Должны же мы с тобой в конце концов прийти к взаимопониманию! Сдается мне, ты позабыл, что Паг — отнюдь не уникальное явление. Ведь многим, как и ему, не удавалось раскрыть свои богатейшие таланты, посвятить свои силы служению людям или богам. Они пытались, но так и не смогли стать священниками или чародеями.
   Кулган молча попыхивал трубкой и размышлял о чем-то, сдвинув кустистые брови к самой переносице. Внезапно он хмыкнул и, поймав на себе недоуменный взгляд отца Тулли, разразился хохотом.
   — В чем дело? — с негодованием осведомился Тулли. — Что такого смешного ты нашел в моих словах?
   Кулган сделал примирительный жест рукой, в которой была зажата трубка, и, продолжая посмеиваться, пояснил:
   — Мне сейчас пришло в голову, что какой-нибудь свинопас, отчаявшись обучить сына своему ремеслу, тоже мог бы приписать отсутствие успехов в этом начинании чему угодно, только не своим собственным ошибкам. Скажи, ты поверил бы ему, если бы он попытался объяснить свою неудачу гибелью Свиного бога, приключившейся, если верить легенде, много веков тому назад?
   Хотя столь кощунственное сравнение и покоробило Тулли, сама мысль, высказанная чародеем, была столь забавна, что святой отец не смог удержаться от смеха.
   — Вот подходящая тема для религиозного диспута! — прокудахтал он, и оба друга расхохотались чуть ли не до слез. Когда этот приступ безудержного веселья миновал, Тулли встал с табурета и серьезно проговорил:
   — Все же подумай на досуге над моими словами, Кулган. Возможно, Паг и впрямь сродни тем, чьи таланты обречены дремать под спудом, не принося пользы ни им самим, ни тем, кто их окружает. Но боюсь, ему все же не обойтись без тебя, мастер чародей!
   Кулган задумчиво покачал головой:
   — Не думаю, что неудачи тех ребят, о которых ты упомянул, могут быть объяснены так просто. Как, впрочем, и трудности, которые испытывает наш Паг. Природа каждого отдельного человека греховна, но идея Вселенной безупречна. Я часто ловил себя на мысли, что в случае с Пагом мне недостает лишь умения проникнуть в самые потаенные недра его души и что это вполне может оказаться по силам кому-нибудь другому, кто отыщет верный путь к тем талантам, что дремлют в глубинах его существа.
   Тулли вздохнул и веско произнес: