Вадим Филоненко
Маг для особых поручений

ВСТУПЛЕНИЕ[1]

4493 г. 12-й юты по летоисчислению Высших

   К ночи вьюга усилилась. Пронизывающий ветер подхватывал колючие иголки снега, злобно проносился по притихшим городским улицам, завывал в печных трубах, играл с жестяными вывесками лавок, трактиров и мастерских, раскачивал подвесные фонари, стучался в закрытые ставни и двери. По одной из улиц сквозь метель брел одинокий прохожий – немолодой, грузноватый мужчина в потрепанной, видавшей виды дохе. Он зябко ежился и прятал щеки в широкий меховой воротник.
   – Чтоб тебе волки всю задницу обкусали, Акар! – сквозь зубы ругался прохожий, пытаясь разглядеть слезящимися от ледяного ветра глазами занесенные снегом вывески на домах. – Заставил меня тащиться в такую глушь, да еще и погодку выбрал… кхе… кхе… – Он закашлялся, задохнувшись обжигающим морозным воздухом.
   «Ты рот-то закрой! – раздался у него в голове знакомый насмешливый голос. – Ты уже почти пришел… Видишь подворотню? Тебе туда. Давай, Песчаный Дух, у меня здесь тепло. Камин, горячий пунш…»
   – Ротран тебя раздери, Ветер! – Мужчина по прозвищу Песчаный Дух сердито сбросил в маленькой прихожей заляпанную снегом доху и прошел в комнату, оставляя на дощатом скрипучем полу грязные, мокрые следы от сапог. – Что еще за тайны! Мы разве не могли поговорить в уютном кабачке где-нибудь среди лета и тепла? Зачем ты заманил меня в эту, забытую Богами и Проклятыми, дыру?
   – Ты очень верно подметил, дружище, – хмыкнул Акар, молодой черноглазый парень по прозвищу Ветер. – Именно забытую. И Богами и Проклятыми.
   – Все так серьезно? – нахмурился гость.
   Акар неопределенно пожал плечами и предложил:
   – Ты садись в кресло поближе к огню, выпей пунша.
   – Хм… Пунша, говоришь… Ну-ну…
   Гость осмотрелся. Комната явно нежилая, хотя паутина по углам сорвана, пол подметен, а каминные трубы тщательно прочищены. Из мебели только два новых, обитых белой кожей кресла и маленький резной столик. На столе – хрустальная чаша с дымящимся рубиновым напитком, маленький серебряный черпачок и два золоченых кубка. Песчаный Дух сел, налил пунша и сделал глоток:
   – Неплохо! Ты еще не разучился варить пунш, Ветер… Кстати, ты случайно не припас для меня сигару, а?
   – Припас, как не припас, – Акар жестом фокусника извлек из воздуха лакированную шкатулку орехового дерева. – Я же знаю, как подлизаться к тебе, старый песчаный боров!
   – Ты никогда не умел ругаться, Ветер, – захохотал Песчаный Дух. – Хочешь, научу?
   – Может, позже. Если успеешь.
   – Так, – посерьезнел гость. – Давай, Акар, выкладывай, что стряслось.
   Ветер отхлебнул пунша и молча походил по комнате.
   – Да не мельтеши ты! – резко сказал Песчаный Дух. – Раз позвал, говори.
   Ветер сел в соседнее кресло, снял с пальца массивное золотое кольцо в форме змея, кусающего себя за хвост, и протянул гостю.
   – Правитель знает? – после паузы спросил Песчаный Дух, не притрагиваясь к кольцу.
   – Да. – Акар положил кольцо на стол и отвернулся. – Да. Я сообщил ему, что отказываюсь от титула Змееносца, и предложил взамен твою кандидатуру. Он не возражал, так что, если ты согласишься, тебя официально посвятят в Змееносцы.
   – Я так понимаю, задавать вопросы бесполезно, да? Ты все равно не ответишь ни на один из них?
   – На один отвечу. – Ветер посмотрел Песчаному Духу в глаза и сказал, отчетливо проговаривая каждое слово: – Я отказался от прав Змееносца, так как не уверен, что проживу достаточно долго, чтобы осуществить эти права.
   – Что это значит? Ты что, собрался умирать?
   Акар усмехнулся:
   – Я обещал ответить на один вопрос, а это уже второй.
   Песчаный Дух стукнул кулаком по столу.
   – Хватит играть в игры, Ветер! – рявкнул он. – Давай рассказывай все от начала и до конца!
   Глаза Акара опасно сузились.
   – Ты разлил пунш. Будь осторожнее. Песчаный Дух!
   – Да что с тобой такое, – укоризненно покачал головой собеседник. – Ты принимаешь меня за идиота! Чтобы вручить мне это кольцо, не стоило тащить меня Богу в задницу. Раз ты официально отказался от своих прав, в этом уже нет секрета. Секрет в другом, и ты расскажешь мне его, как и собирался. Я не буду тянуть тебя за язык. Это нужно прежде всего тебе самому, иначе ты не позвал бы меня сюда.
   Акар не ответил. Он устало откинулся в кресле и прикрыл глаза рукой.
   – Ты вляпался в какое-то дерьмо и не знаешь, как выбраться, не запачкавшись? – предположил Песчаный Дух.
   Акар нервно вздрогнул, помедлил, но кивнул, не открывая глаз.
   – Как я могу помочь тебе? – спросил Песчаный Дух.
   Ветер открыл глаза и взглянул на друга:
   – Возьми кольцо Змееносца.
   – Это поможет тебе?
   – Н-нет… Просто я не могу предложить его никому другому, ты же понимаешь.
   Песчаный Дух кивнул. У Змееносца есть не только права, но и обязанности. Очень неприятные обязанности. Ноша Змееносца тяжела, такое бремя можно переложить только на старого, проверенного друга.
   Песчаный Дух надел кольцо на палец и как ни в чем не бывало, отхлебнув пунша, сварливо спросил:
   – Вместе с кольцом ты отдаешь мне всех своих Должников или хочешь оставить кого-то из них себе?
   – Нет, никого. Забирай всех.
   – Хм… Они настолько плохи?
   – Нет, – улыбнулся Акар. – Напротив. Они тебе понравятся. Особенно один. Таких еще не бывало. Он способен на многое. Только…
   – Что?
   – Он… как бы это сказать… не совсем обычен… В общем, сам поймешь…
   – Ты меня заинтриговал. Интересно будет взглянуть на него… Ладно, с ним я потом разберусь. А пока вернемся к нашим секретам. Теперь и ты мой должник, Ветер, поэтому ты просто обязан рассказать мне, что стряслось.
   Акар решился.
   – Я расскажу… Все расскажу! – торопливо заговорил он. – Только это должно остаться между нами.
   Песчаный Дух указал на кольцо:
   – Разве я еще не доказал тебе свою дружбу?
   – Да-да… Я сомневаюсь не в тебе… – Ветер вскочил и нервно заметался по комнате. – Ладно, слушай. В неком мире скоро будут происходить странные вещи… Странные и опасные…
   Его прервал отголосок срочного зова. Песчаный Дух прислушался.
   – Это за мной… Эх, как не вовремя!.. Ладно… Мне надо идти, Акар. Но не забывай: за тобой должок. Мы еще продолжим наш разговор.
   Ветер остался один. Он походил по комнате, подошел к столу, задумчиво помешал изящным черпачком остывший пунш, потом зло отбросил эту серебряную безделушку в угол комнаты и ухватился ладонями за хрустальную чашу. Несколькими жадными глотками он допил пунш. Пряное вино потекло по подбородку, тонкими струйками сбегая на шерстяную, грубой вязки куртку. Ветер утер подбородок рукой и со злостью грохнул чашу об пол. Брызнули осколки. Акар несколько мгновений смотрел на кусочки хрусталя под ногами, потом сел и задумался. Очень плохо, что он так и не успел рассказать своему гостю правду. Возможно, Песчаный Дух – единственный, кто сумел бы помочь. Единственный, кто сумел бы исправить то, что натворил Акар. Не со зла натворил – по легкомыслию и слабоволию. Однако это не меняет сути…
   Акар помотал головой, сжал кулаки и снова забегал по комнате. Он так запутался! Он не знает, как быть! Он совершил такое, что поставило на грань вымирания тысячи, да что там – сотни тысяч разумных существ разных рас! Вернее, его вынудили это совершить…
   А начиналось все так легко и приятно… Акар улыбнулся, вспомнив горячую, пылкую темноту, жадные, страстные губы и нетерпеливый женский шепот: «Иди же ко мне, любимый!»
   Да, начиналось все очень приятно… Хотя… Пожалуй, начало надо искать не в уютной, устланной коврами и шелковыми подушками рукотворной пещерке, а на поле последней Великой Битвы.
   Да. Точно. Именно там начался нынешний и, скорее всего, последний отсчет времен…

1 год 12-й юты по летоисчислению Высших

   Первым погиб Огонь. Погребенный гигантским валом Земли, он еще сопротивлялся, еще пытался пробиться к поверхности тоненькими острыми язычками, но влажная тяжелая Земля душила и быстро перекрывала малейшие лазейки, заставляя задыхаться и кашлять бессильными струйками дыма. И все же он выполз, дотянулся до вожделенной поверхности крохотным угольком. Настолько махоньким, что раздуть из него пламя оказалось невозможно. Он тлел, жадно впитывая последние картинки и запахи жизни, остро ощущая, как ему дорого все это, и как никогда ясно понимая, что да, оно стоило того: и этой яростной Битвы, и самой его жизни, потому что в случае победы он получил бы самое дорогое сокровище на свете…
   Умирающий Огонь чувствовал, как рядом шевелится победившая Земля, отслеживая каждое его движение, готовая в любой миг окончательно погрести его под жирными, влажными комьями черной земли, мягкими и унавоженными – сокровенной мечтой любого фермера. Ах, какие урожаи можно собирать с подобной почвы! Она просто создана для того~ чтобы принимать в свое лоно семена, лелеять их, оберегать от птиц и, напитав силой и жизнью, выпустить к солнцу и небу мощными зелеными ростками.
   Тот, кто был Огнем, улыбнулся сквозь спекшиеся губы – предсмертное усилие начало возвращать ему истинный, человеческий облик, – представив, как хорош станет этот мир, когда утихнет бушующая на нем Битва. Густые леса явятся гостеприимным пристанищем для сотен видов животных и птиц. Плодородные поля станут сами давать урожаи, способные насытить пришедшие сюда народы. Воздух, напитанный силой умирающих волшебников, сможет исцелять и дарить долгую жизнь всем дышащим. Густые артерии рек и блестящие сосуды озер наполнятся водой, каждая капля которой будет вкусна, как старое, выдержанное вино…
   – Да, это будет золотой век, – откликнулся Тот, кто был Землей, опускаясь на колени перед побежденным Огнем. – Вначале золотой. И первые поколения станут благоденствовать и процветать… и портить… постепенно и сперва очень незаметно… портить все, к чему будут прикасаться… сам воздух, которым станут дышать… Воду, которую будут пить… Все, что их будет окружать…
   – На то они и люди, – слабо прошептал умирающий Огонь. – Они портят все, что мы создаем… – Он закашлял, и алая теплая кровь хлынула из его рта. Давясь и захлебываясь, он все же договорил: – Но, согласись, наша Битва и… наши смерти… СТОЯТ ЭТОГО!
   – Да. Конечно, стоят, – ответил победивший и, протянув руку, аккуратным, почти нежным движением закрыл мертвые глаза врагу. Затем встал на ноги и огляделся.
   Великая Битва все бушевала. Она окутывала безлюдный мир яростью столкнувшихся стихий с такой силой, что казалось, будто беснуется сама реальность, подобно норовистому скакуну, желая сбросить остатки действительности в жадную смачную яму небытия. До самого ядра сотрясалась земля от мощных ударов разгоряченных исполинов, для которых кипящие раскаленной лавой вулканы были подобны горящим факелам – послушны и управляемы, хотя в умелых руках и могущие послужить смертельным оружием; а вздымающиеся к испуганным небесам гигантские цунами играли роль легкой кавалерии, не более того.
   …Гора ломилась за убегающим Лесом, обрушиваясь камнепадами и дробя в щепки вековые стволы дубов и сосен, пока внезапно на нее не обрушилось небо. Густые как патока, кипенно-белые Облака окутали Гору, скручиваясь острыми, тугими жгутами и кромсая, сминая твердое тело Горы. Захваченная врасплох Гора из последних сил попыталась скинуть удушающие, режущие объятия, но поняла, что ее усилия тщетны. Нет, ей так не вырваться. Она попыталась разделиться, рассыпаться сотнями мелких камушков, чтобы, откатившись на безопасное расстояние, собраться вновь и обрушиться на врага с более выгодной позиции. Но не тут-то было. Вырвавшиеся камни тотчас попадали на острые пики сосен поджидающего Леса, а сзади неумолимо надвигалась смертельная пелена Облаков. Та, что была Горой, поняла: ей конец. И она закричала, прощаясь.
   На крик откликнулся Черный Дракон. Расправившись с Радугой, он заметил плачевное состояние бьющейся сразу с двоими противниками Горы и, сложив огромные крылья, спикировал вниз, в падении превращаясь в крутящееся с бешеной скоростью веретено, унизанное острыми длинными крюками. Врезавшись в громады снежных облаков, Дракон-веретено пошел вспарывать упругое тело Той, что была Облаками, оставляя за собой кроваво-алые полосы разодранной плоти и дикий женский крик невыносимой боли…
   Когда закончился и этот эпизод боя, на мягкой, перепаханной земле под золотистым солнцем лежали рядом умирающие бывшие враги: Тот, кто был Лесом, Та, что была Горой, и Та, что была Облаками. Над ними молча стоял Тот, кто был Драконом, и ловил последние взгляды друзей и врагов, безмолвно отдавая тем и другим последние почести. В знак уважения к смерти он принял свой истинный облик – закутанного в черную шелковую тогу широкоплечего, приземистого мужчины с безволосой, увенчанной серебристыми рогами головой. На спине под тогой едва заметно трепетали два небольших кожистых крыла. Он стоял и смотрел, как дымка смерти закрывает медовые глаза Той, что была Горой, и улыбнулся в ответ на похожую на судорогу улыбку Той, что была Облаками.
   – Скажи, что… наши смерти… стоят… этого… – шевельнулись губы умирающего Леса.
   – Конечно, стоят! – откликнулся Дракон. Он осмотрелся по сторонам, ощущая усталость, и подумал, что тяжелее Битвы еще не бывало, а ведь ему пришлось пережить их немало. В этот раз очень много погибло и своих, и чужих, и, пожалуй, пора остановиться и признать поражение, иначе под угрозой окажется само мироздание.
   Тяжело ступая по мягкой, будто пуховой, земле, принявшей в себя души погибших Волшебников, Тот, кто был Драконом, пошел в центр мира, туда, где еще бушевали отголоски Великой Битвы. Он шел в своем истинном обличий, не прибегая к помощи стихий, и там, где проходил, бой замирал. Стихии отступали, магия гасла, придавая сражающимся истинный облик. Глаза одних загорались надеждой, переходящей в уверенность победителей. Другие, проигравшие, опускали руки и сутулили плечи, словно тяжесть воздуха становилась невыносимой.
   – Победа… Поражение… Договор… Проклятие… – шелестело вслед Тому, кто был Драконом, а он шел, упрямо стиснув кулаки, и шептал пересохшими губами: – Нет, не конец. Это еще не конец – передышка. Чтобы сохранить…
   Битва затихла. Победители и побежденные образовали круг, очерчивая центр мира. А в круге стояли двое: Тот, кто был Драконом, и второй – величавый бородатый человек в гиацинтовой, под цвет глаз, тоге, с длинными светлыми волосами и молниями в руках. Мгновение двое смотрели друг другу в глаза. И всего на мгновение столкнулись в воздухе горечь поражения и торжество победы. Затем Тот, кто был Драконом, склонил увенчанную серебристыми рогами голову и опустился на одно колено перед победителем.
   – Дейвы признают поражение и согласны исполнить Договор. – Тот, кто был Драконом, казался спокойным, и только руки выдавали его истинные чувства, безжалостно сминая черный шелк тоги.
   – Амечи принимают победу и согласны исполнить Договор, – так же спокойно откликнулся человек с гиацинтовыми глазами, не позволив себе ни малейшей насмешки или злорадства в адрес проигравшего.
   После крошечной, длиною в жизнь, паузы стоящие рядом с амечи-победителями проигравшие крылатые дейвы тоже стали преклонять колени и опускать в поклоне рогатые головы, отдавая дань Новым Богам Мироздания. Одновременно взметнулись ритуальные ножи победителей, вонзаясь в покорно подставленные запястья проигравших. Закапала алая кровь дейвов, но, не коснувшись земли, вспыхивала разноцветными крошечными искорками и исчезала, мерцая в такт произносимым словам. Голоса то сливались в один, то разделялись крикливым многоголосьем:
   – Амечи накладывают Проклятие и исполняют Договор…
   – Дейвы принимают Проклятие и исполняют Договор…
   – …на следующие пять тысяч лет…
   – …на следующие пять тысяч лет…
   – …пока вновь не сольются стихии в Великой Битве…
   – …стихии… в Великой Битве…
   – …чтобы определить Победителя…
   – …определить…

4500 год 12-й юты по летоисчислению Высших

   Зал для официальных приемов сиял традиционной мраморной белизной, которую нарушали лишь два расположившихся в центре ободка тьмы. Они напоминали свернувшихся клубками змей – обманчиво спокойных, но до краев наполненных ядом и готовых при первом же удобном случае вцепиться друг в друга.
   Внутри очерченных тьмой колец стояли двое: величавый человек с гиацинтовыми глазами и широкоплечий, приземистый мужчина с безволосой, увенчанной серебристыми рогами головой.
   – Ты просил аудиенции, Великий Хран. Ты хотел говорить со мной наедине. – Голос человека с гиацинтовыми глазами оказался ему под стать: глубокий, рокочущий бас, в котором явственно чувствовались сдерживаемые грозовые раскаты.
   – Да, Всевластный. – Поклон рогатого дейва сочетал в себе неподдельное почтение и царское достоинство. – Ты оказал мне великую честь, согласившись на эту встречу. Я благодарю тебя и хочу заверить, что разговор окажется важным для нас обоих.
   – Я слушаю тебя, Великий Хран.
   – Прежде всего, Всевластный, прими мои искренние заверения в том, что дейвы по-прежнему чтят Договор, с достоинством неся свое Проклятие, и не собираются нарушать его даже в самой малости…
   Обладатель гиацинтовых глаз жестом прервал собеседника. Воцарилось молчание. Амечи и дейв застыли друг против друга, а обстановка вокруг них начала меняться. Белый мрамор поблек, подернулся дымкой, затрепетал. Сквозь него постепенно проступало убранство другого зала, поменьше, с увешанными гобеленами стенами, обитыми синим бархатом позолоченными креслами и маленьким хрустальным столиком у камина.
   Пока шла смена обстановки, собеседники не проронили ни слова. Амечи с гиацинтовыми глазами на правах хозяина внимательно следил за обновлением интерьера, а дейв задумчиво наблюдал, как рассеивается темная дымка охранных колец.
   Наконец амечи сделал приглашающий жест к стоящим у камина креслам.
   – Сколько тысячелетий мы знакомы с тобой, Хран?
   – Тридцать, а может, и больше, – усмехнулся дейв.
   – Сколько раз мы сражались с тобой на полях Великих Битв, Хран?
   – Не сосчитать, – улыбнулся дейв.
   – Таким закадычным врагам, как мы с тобой, не к лицу церемонии, Хран.
   – Ты прав, Ювис. Но ты Верховный Бог, а я Правитель Проклятых, и я обязан воздать тебе необходимые почести, как это делал ты многие тысячелетия тому назад, когда Верховным Богом был я, а ты являлся Правителем Проклятых.
   – Что ж, ты проявил должное почтение к Богу. Теперь поговорим прямо. Как очень давние и очень верные враги.
   – Поговорим, – кивнул дейв. – Тем более что проблема, к сожалению, нешуточная.
   Они устроились в креслах. В камине уютно затрещал огонь. На хрустальном столике возникли широкие золоченые кубки с тягучим янтарным напитком.
   Хран с удовольствием сделал глоток, покатал во рту жгучий хмельной шарик, проглотил, дотронулся кончиком языка до нёба, наслаждаясь дивным послевкусием, и с улыбкой взглянул на амечи:
   – Где ты берешь это чудо, Ювис? За одну бутылочку твоей амброзии я готов отдать целую дюжину подвластных мне миров!
   – Это предложение? – иронично вскинул бровь амечи.
   – Это зависть, – вздохнул Хран.
   – Так и быть, мой досточтимый враг, я подарю тебе одну бутылку, – хмыкнул Ювис. Затем он стал серьезным: – Может, перейдем к цели твоего визита, Хран? О чем ты хотел поговорить со мной?
   – О Ксантине.
   – О Богине Весны? – удивился Ювис.
   – Не совсем. Скорее о посвященном ей мире.
   – Мире Ксантины? А что с ним не так?
 
   Оставшись один, Ювис некоторое время сидел неподвижно, задумчиво глядя на мечущийся огонь. Затем он послал вызов-мысль.
   – Ты звал меня, Верховный? – В поклоне застыла женщина.
   – Да, Ксантина. Сядь. Расскажи мне е Черном Чародее.
   Женщина с легким смешком опустилась в кресло.
   – Неужели, Всевластный, тебя и впрямь интересует простой смертный колдун?
   – Расскажи, кто он такой, – настойчиво повторил Ювис.
   – Обычное пугало, придуманное жителями мира Ксантины, чтобы было кого обвинять в своих бедах и горестях, – пожала плечами женщина. – Но почему он интересует тебя? В каждом мире есть такой Темный Властелин, или Злобный Упырь, или Разрушитель, или еще кто-нибудь со столь же зловещим титулом, чудовищной репутацией и захватническими амбициями. Смертные не могут без этого. Им необходимо реальное воплощение зла, с которым нужно бороться. Раньше мы никогда не вмешивались и позволяли смертным играть в их жалкие игры. Так почему же теперь это стало волновать тебя, Великий?
   Ювис не ответил. Он смотрел на пламя и катал в ладонях золоченый кубок с амброзией. Ксантина сидела тихо, как мышка, не решаясь потревожить раздумья Верховного Бога, но ее безупречный лоб прорезала тревожная морщинка.
   Наконец Ювис заговорил:
   – Отправь туда кого-нибудь из амечи помоложе… лучше всего из Учеников. Пусть посмотрит, что там и как… Изнутри посмотрит, глазами смертного… Придумай ему легенду и скажи, чтоб без нужды себя не раскрывал…
   – Мне самой выбрать Ученика, Великий? – покорно спросила Ксантина.
   – Да… Хотя нет, постой! Отправь… – Ювис назвал имя.
   – Ты хочешь послать его? – удивилась Ксантина. – Но он уже не Ученик. Он – идущий по Дороге Миров.
   – Тем лучше. Пусть на его пути окажется и мир Ксантины.
   – Но он дерзок, строптив. Он не считается с мнением старших и во всем ищет зерно сомнения. Может, лучше послать другого?
   – Его!
   – Хорошо, я сделаю как ты велишь, – вздохнула Ксантина. – Но скажи, почему именно он?
   – Потому что он – лучший! – отрезал Ювис.

Часть первая
РАЗБОЙНИК

   Благородство и подлость, отвага и страх -
   Все с рожденья заложено в наших телах.
Омар Хайям

1

   – Эй, тупой увалень! Хватит бока отлеживать! Быстро за водой!
   Темьян получил довольно чувствительный удар по голове огромным бурдюком из толстых воловьих шкур, к счастью пустым. Раздался громкий хлопок. Вокруг засмеялись:
   – Пустая голова, пустой звук!
   Разбуженный таким грубым способом Темьян, загорелый, молодой парень, сел, прислонясь широченной, обнаженной, иссеченной шрамами спиной к клену, и почесал ушибленную голову с коротким жестким ежиком белобрысых волос. По-детски потер пудовыми кулаками никак не желавшие открываться небольшие, глубоко посаженные, карие глаза и беззлобно огляделся, позевывая.
   Стояло раннее летнее утро. Молочное небо только начинало наливаться дневной синевой, а тоненький белесый серп молодой луны еще не успел спрятаться за горизонт. Воздух сохранял ночную свежесть и приятную прохладу, а на листьях деревьев, окружающих небольшую полянку, дрожали крошечные капельки росы.
   – Ты долго еще намерен рассиживаться?!
   Темьян вновь получил довольно чувствительный удар, на этот раз по ребрам, обутой в кожаные сапоги ногой. Пинал его чернявый, сухощавый высокий мужчина средних лет с красивым, но злым лицом с двухдневной щетиной. Темьян быстро вскочил на ноги, сразу оказавшись на полголовы выше пинавшего. Впрочем, молодой человек был выше и сильнее любого из находившихся на полянке разбойников.
   – Прости, Келвин, – пробормотал Темьян, виновато глядя сверху вниз на чернявого.
   – Марш за водой, – повторил Келвин и протянул бурдюк.
   Темьян неловко подхватил бурдюк широкой, лопатообразной ладонью, бормоча:
   – Я сейчас, я быстро.
   Он торопливо засеменил вниз с косогора к реке, шумно проламываясь сквозь кусты своим массивным телом.
   – Вы, урмаки, не умеете «быстро», – скривился Келвин, глядя ему вслед.
   – И тихо, – поддержал главаря разбойник Хмарь, кряжистый усатый мужчина, который в это время пристраивал над костром вертел с огромной тушей дикого кабана.
   Темьян скатился по крутому склону, спотыкаясь о корни деревьев босыми ногами. Широкая, быстрая река ударила в глаза веселыми золотистыми бликами отраженного солнца, и парень радостно улыбнулся, подставляя темное от загара лицо утренним лучам. Он любил лес и реку, привык к вечным пинкам и насмешкам в банде, и хорошее настроение покидало его очень редко.
   Наполнив бурдюк, Темьян огляделся по сторонам и быстро скинул свой единственный предмет одежды – холщовые штаны из небеленого полотна. Затем медленно, словно смакуя, вошел в теплую воду и поплыл, несколькими мощными гребками достигнув почти середины реки.
   Окунувшись с головой, он повернулся, собираясь возвращаться, как вдруг остолбенел, вытаращив глаза: рядом с его бурдюком пил воду черный-пречерный конь, переступая по кромке реки стройными ногами. Его хозяин, припав на колени, утолял жажду рядом. Напившись, всадник поднялся, отряхнул со штанов землю и внезапно встретился взглядом с Темьяном. Разбойник похолодел – на берегу стоял всадник джигли! Черная кожа, темные глаза и черные курчавые волосы. Темная, плотная, несмотря на жару, одежда, высокие кожаные сапоги со шпорами. И ярким, сверкающим пятном резко выделялся притороченный к поясу… Темьян не сразу понял, что это за штука… бич! Судя по легендам, единственное, но смертельно опасное оружие этих порождений Проклятых! Оружие страшное и беспощадное, от которого нет спасения!