Страница:
Кейт ФОРСИТ
ПРОКЛЯТЫЕ БАШНИ
Моей Нонни, Джой Маккензи-Вуд
«Ворожеи не оставляй в живых».
Книга Исхода 22.18
Если какое-либо лицо (или лица) будет… советоваться, заключит договор, будет принимать, использовать, кормить или платить какому-либо злому или нечистому духу с любыми намерениями и целями или поднимет какого-либо умершего мужчину, женщину или ребенка из могилы или любого другого места, где покоится мертвое тело, чтобы использовать его в каком-либо виде ведьмовства, колдовства или ворожения, посредством которого какой-либо человек будет убит, уничтожен, зачахнет, захиреет, иссохнет или станет увечным, всякий подобный преступник… повинен смерти.
«Закон против колдовства, ведьмовства и вызывания злых духов и нечистой силы», принятый в первый год правления короля Якова Первого (1603)
СИЯЮЩИЙ ГОРОД
Темнеющее небо сыпало снегом, припорашивая гривы уставших лошадей. Лиланте куталась в колючее одеяло. Она ненавидела зиму. В обычных обстоятельствах она уже несколько недель назад отыскала бы себе какую-нибудь укромную долину с жирной темной землей, в которую можно пустить корни. Там она проспала бы всю зиму, замедлив ток своих соков, и непогода, бушующая вокруг ее голых ветвей, никак не затрагивала бы ее дремлющих чувств. Лишь тогда, когда снега бы растаяли, ее соки побежали быстрее, а ветви набухли новыми почками, она бы пробудилась, потянулась и открыла свои длинные зеленые глаза, чувствуя запах свежего весеннего ветра. Лишь тогда она стряхнула бы с корней землю и сделала первые нетвердые шаги после долгого зимнего сна.
Вместо этого древяница, съежившись, сидела на жесткой деревянной скамеечке в фургоне Гвилима Уродливого, пытаясь удержаться, когда телега в очередной раз наезжала на корень или попадала в рытвину на разбитой дороге. Ее прутики-волосы были надежно спрятаны под пледом, а широкие узловатые ноги завернуты в куски овчины. Лиланте не хотела рисковать, несмотря даже на успех восстания, которое произошло в Самайн и возродило Шабаш Ведьм. В пути у них уже возникали неприятности из-за ее необыкновенных зеленых глаз, которые вызывали подозрения у фермеров, чья ненависть к волшебным существам подогревалась долгие шестнадцать лет правления Майи.
Впереди мерно покачивался расписной фургон Энит Серебряное Горло, а позади громыхала повозка ее сына Моррелла Огнеглотателя и старый фургон с брезентовым верхом, на козлах которого сидел худощавый юноша с блестящими черными глазами в малиновой бархатной шапочке. Лиланте оглянулась на него и сжала зубы при виде сидящей рядом с ним хорошенькой блондинки, звонко хохотавшей над одной из его шуток. Лиланте с гораздо большим удовольствием ехала бы рядом с Дайдом Жонглером, веселясь и распевая песни, чем с угрюмым Гвилимом, но Гиллиан Ник-Эйслин всегда как-то ухитрялась оказаться там первой, а Лиланте была слишком застенчивой, чтобы настоять на том, что теперь ее очередь.
Брезент его повозки служил кровом, хотя и не слишком надежным, кучке ребятишек, младшему из которых было всего лишь девять, и молодой белокурой женщине на последних месяцах беременности. С мучнисто-бледным лицом и закрытыми глазами, она цеплялась за стенку фургона, пытаясь спастись от тряски. Один из молодых мужчин, шедших рядом с повозкой, часто оглядывался на нее, озабоченно хмурясь, а один раз он, потянувшись, ободряюще коснулся ее руки. Айен Мак-Фоган и Эльфрида Ник-Хильд были женаты совсем недавно, и несмотря на то, что их брак был заключен по расчету, между ними вскоре вспыхнула страстная любовь.
Лиланте вцепилась в край скамейки — копыта лошади поскользнулись на островке льда, и фургон занесло. Гвилим Уродливый крепко схватил поводья, погоняя кобылу. Фургон Энит уже почти скрылся в снежных сумерках, и Гвилим сказал встревоженно:
— Надо бы поскорее найти, где разбить лагерь, а то ночь, судя по всему, снова будет морозной.
Но старая циркачка не остановила свой фургон даже тогда, когда они проехали мимо поля, где бежал ручеек и виднелась рощица высоких деревьев, где они могли бы укрыться. Вскоре показались редкие домишки, сквозь закрытые ставни которых пробивался уютный оранжевый свет, потом мглу впереди растопили огни. Гвилим легонько потряс задремавшую Лиланте. Она, вздрогнув, проснулась, торопливо распрямилась и потерла глаза рукой.
— Впереди город, благодарение Эйя! — сказал Гвилим. — Сегодня у нас будет горячее рагу и мягкие постели! Не снимай плед с головы, вот так, умница. Плохо будет, если нас опять выгонят из города!
Лиланте, содрогнувшись, потерла синяк на скуле, куда несколько дней назад в одной деревушке ей запустили камнем, и пониже натянула плед на лицо. Они переехали мост и очутились на городской площади. Колеса загромыхали по булыжной мостовой. Дайд передал вожжи Айену и спрыгнул с повозки, прихватив свою гитару. Он начал наигрывать какую-то веселую песенку, а его отец принялся выкрикивать:
Выходите посмотреть, будем мы играть и петь;
Мы покажем представленье зрителям на удивленье.
Скуку зимнюю развеем, песней вас развеселим,
Позабавим, зачаруем, расшевелим, удивим!
Двери гленморвенского трактира распахнулись, и оттуда начали выглядывать любопытные лица. Из домов высыпали ребятишки вместе со своими взволнованными матерями, а несколько припозднившихся торговцев, складывавших свои лотки, заинтересованно подняли глаза. Трактирщик махнул бродячей труппе рукой, с широкой улыбкой на бородатом лице приглашая их зайти. Сегодня в его гостинице яблоку будет негде упасть!
Айен помог Эльфриде спуститься с повозки и повел ее в трактир. Ни один из них не привык к суровой жизни циркачей, поэтому оба были счастливы, что обычай велел гостиницам давать бродячим актерам бесплатный кров и стол. Учитывая, что до рождения ребенка осталось всего лишь четыре месяца, Эльфрида была в особенности рада представившейся возможности провести ночь под крышей. Моррелл снял Энит с козел и внес ее в общий зал трактира под звуки известной народной песни, которую играл Дайд, шагавший за ними.
Гвилим Уродливый, который, даже если бы и захотел, не смог бы выступать из-за своей деревянной ноги и грубого голоса, занялся лошадьми, поставив повозку и фургоны у гостиничной конюшни. Лиланте, не желавшая выходить из темноты, помогала ему. Клюрикон Бран предпочел остаться в фургоне Энит, боясь даже высунуть свою мохнатую мордочку наружу, чтобы никто его не увидел. Оба они очень переживали, что их обнаружат, хотя новый ри первым делом и отменил указы своего брата против колдовства и волшебных существ. Лиланте и Бран слишком много пережили, чтобы так легко поверить в добросердечную натуру сельских жителей, несмотря на строгость новых законов, которые запрещали обижать тех, в чьих жилах текла кровь волшебных существ.
Бродячая труппа впервые услышала о победе повстанцев на пути из Эслинна в широкие долины верхнего Блессема. Торговец, завладевший вниманием затаившей дыхание толпы, со своей телеги, заваленной горшками и кастрюлями, рулонами ярких материй, граблями, лопатами и деревянными башмаками, темпераментно жестикулируя, описывал, как повстанцы взяли штурмом Лукерсирейский дворец после смерти предыдущего ри, Джаспера Мак-Кьюинна. Армию повстанцев возглавлял крылатый воин, который — торговец сделал драматическую паузу — оказался не кем иным, как Лахланом Оуэном Мак-Кьюинном, младшим сыном Партеты Отважного и давно потерянным братом Джаспера.
Толпа была охвачена волнением, замешательством и смятением. Слухи о крылатом прионнсе бродили по всей стране почти год, но сельские жители всегда были верны Короне, и многие любили прежнюю Банри и не могли поверить тому, что теперь говорилось о ней. Майя Благословенная — отродье ужасных Фэйргов, свирепых морских жителей, столетиями наводивших ужас на все побережье? Майя Благословенная — злая колдунья, которая превратила пропавших прионнс в черных дроздов, а потом хладнокровно натравила на них своего ястреба? Все это было слишком странно и жутко, чтобы люди могли в это поверить, и в толпе послышался ропот.
Циркачей и их спутников эта новость привела в неописуемое волнение. После спасения Гиллиан и других ребятишек, похищенных Маргрит Эрранской, циркачи спешили присоединиться к Лахлану и поддержать его. Пока они не купили повозку, детям приходилось идти пешком, поэтому их продвижение было крайне медленным. Опоздание расстроило всех, но больше всего переживал Дайд, которому страстно хотелось быть в центре событий вместе с Лахланом.
Дайд вместе со своей бабкой Энит тесно сотрудничал с молодым прионнсой, координируя восстание и подрывая власть Банри. Они укрывали его целых пять лет, когда он пытался снова привыкнуть к жизни в облике человека после того, как долгое время был заперт в теле дрозда. Теперь Дайд с нетерпением ждал, когда они доберутся до Лукерсирея и он сможет поздравить своего друга, нового Ри всего Эйлианана. Молодой циркач постоянно подгонял свой маленький караван, останавливаясь на отдых лишь далеко за полночь и поднимая своих товарищей еще до рассвета.
За время путешествия по Рионнагану циркачи слышали много разных толков. Ходили разговоры о наступлении Фэйргов, вторжении Ярких Солдат из-за Великого Водораздела, убийстве ри и гражданской войне. Некоторые деревни подвергались нападениям банд солдат, как тирсолерцев, так и бывших гвардейцев Банри, убегающих от нового порядка. Время от времени они видели где-то на горизонте столбы черного дыма, поднимающегося к небу и свидетельствующего о том, что еще один город пал перед захватчиками. Все это время циркачи жили в страшной тревоге, поскольку при таких волнениях в округе Энит не осмеливалась воспользоваться своими магическими умениями, чтобы получить новости от друзей. Хотя в каждом городе на дверях молитвенного дома висела копия новых указов Ри, объявляющих о возрождении Шабаша Ведьм, должно было пройти еще некоторое время, прежде чем те, в чьих жилах текла кровь волшебных существ, могли бы, не подвергая себя опасности, открыто ходить по улицам и посещать деревенские трактиры.
Но ночь была морозной, а из трактира доносились звуки музыки и смех. Лиланте с тоской посмотрела на ярко освещенные окна и подумала, много ли времени пройдет, прежде чем кто-нибудь из ребятишек вспомнит, что они с Гвилимом остались на улице, и принесет им поесть. Хотя здесь можно было не опасаться, что ее кто-нибудь заметит, Лиланте ненавидела оставаться одна в темноте, когда остальные могли сколько угодно отдыхать и нежиться под крышей у огня. Она задумалась, заметил ли Дайд вообще ее отсутствие.
Гвилим усердно чистил сбруи и проверял копыта лошадей, опираясь на тяжелую дубину. Через некоторое время древяница бросила на него робкий взгляд и сказала:
— А вдруг они захотят, чтобы я сегодня выступила?
— Лучше бы тебе остаться здесь, — коротко ответил Гвилим. — Циркачам ты не нужна. Дети помогут им, в случае чего; кроме того, ты и сама знаешь, что это опасно.
Лиланте немного помолчала, потом, надувшись, ответила:
— В последней деревушке, где мы были, мое представление понравилось.
— А в предпоследней нас закидали гнилыми фруктами и камнями, — хмуро отрезал Гвилим. Это был коренастый мужчина с лицом, усеянным оспинами, крючковатым носом и сардонической ухмылкой, и Лиланте втайне побаивалась его.
— Ты можешь набросить на меня заклинание красотки, — предложила она через миг. — В трактире все равно темно, а кто-нибудь, у кого хватило бы Таланта разглядеть меня через иллюзию, там вряд ли окажется.
Гвилим резко отказался, но она смотрела на него с такой мольбой, что в конце концов он смягчился, пожав плечами и что-то пробормотав себе под нос. Оглядев двор, чтобы убедиться, что за ними никто не следит, он указал на нее двумя пальцами и начал произносить слова заклинания, сглаживая и выравнивая черты лица Лиланте так, что она вскоре ничем не отличалась от любой другой деревенской девушки. Ее волосы-прутики, теперь лишенные всех листьев и цветов, он превратил в струящиеся каштановые локоны, заставив Лиланте от души пожалеть, что они не были ее собственными.
— Будем надеяться, что поблизости не найдется никого, кто сможет распознать колдовство, — хрипло сказал колдун. — В такую ночь никому не захочется, чтобы его выгнали из города.
Она горячо поблагодарила Гвилима и юркнула в дверь, оставив его одного в непогожей ночи. Внутри горожане восхищенно слушали песню Дайда.
Ах, если б алой розою любовь моя была,
И на скале бесплодной краса ее цвела,
То я б росинкой крошечной серебряною стал
И в лепестки душистые упал.
Вступили Энит и Нина, и их голоса, повторявшие припев, были такими мелодичными, что у Лиланте на глаза навернулись слезы.
Ах, нет моей любимой краше, моей любимой краше нет,
Другой такой вы не найдете, хоть обойдите целый свет.
Ах, если б золотым ларцом любовь моя была,
И ключик на хранение она мне отдала,
То этим золотым ключом открыл бы я ларец
И прямо внутрь нырнул бы наконец.
Те из ребят, кто не мог петь, аккомпанировали циркачкам на самодельных барабанах и тамбуринах, украшенных яркими ленточками. Моррелл играл на скрипке, а Гиллиан подыгрывала ему на деревянной флейте, которую сделал для нее клюрикон. Когда циркачи запели все вместе, среди слушателей очень многие с воодушевлением подхватили припев:
Ах, нет моей любимой краше, моей любимой краше нет,
Другой такой вы не найдете, хоть обойдите целый свет.
Когда песня замерла, Моррелл принялся показывать свои фокусы с огнем, а Дайд начал обходить толпу со своей украшенной пером шапочкой, внимательно прислушиваясь к разговорам и рассказывая о новостях из столицы. Лиланте направилась к нему, ускорив шаги, когда увидела, как помрачнело его лицо.
— Говорят, что новый ри уже заронил свое семя в ее лоно, что, по крайней мере, доказывает, что он больше мужчина, чем его брат. Джасперу Околдованному понадобилось шестнадцать лет, чтобы подарить своей жене ребенка, и то теперь говорят, что здесь не обошлось без чар!
— Вот это новость! — воскликнул Дайд, поймав на лету монетки, брошенные ему в шапку. — Вы говорите, что новая Банри — воительница с волосами рыжими, как пламя? Кто она такая? Как ее зовут?
Фермер с кислым лицом, огромными загрубелыми руками и слипшимися сальными волосами презрительно пожал плечами.
— Я слышал, она из рода Фудхэгана Рыжего, хотя мы все думали, что этот клан давным-давно вымер. Кто-то говорил, что ее матерью была гнусная летучая колдунья Ишбель Крылатая, а отцом — один из рогатых ули-бистов, которые живут в снежных горах Тирлетана, но это никак не может быть правдой, ведь Ри не стал бы жениться на мерзкой полукровке, пусть он даже и ведьмолюб.
— Я слышал, что она была найденышем, а этот рогатый народ вырастил ее, но сама она к нему не принадлежит, — вмешался другой фермер.
— Нет, она приемная дочь Мегэн Повелительницы Зверей, ты что, забыл? Торговец рассказывал так, — вставил молодой мужчина в потрепанном килте.
— В любом случае, она якшается с ведьмами и горой стоит за ули-бистов, — с ледяным неодобрением в голосе сказал пожилой мужчина с коротко стриженными седыми волосами.
Дайд издал легкий смешок, который показался Лиланте деланным.
— Ой, говорят, что Ри собирается вернуть былые времена, — сказал он. — Говорят, любой, кто поднимет руку на волшебных существ, будет строго наказан.
— Ну, мы в Гленморвене уже давненько никого из этого дьявольского отродья не видели, — с жаром заявил трактирщик, — и будем надеяться, что еще столько же не увидим.
Лиланте почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Дайд, заметив ее, метнул на нее предостерегающий взгляд. Его дар ясновидения позволял ему видеть сквозь наведенную иллюзию, если только она не была создана очень искусно.
— Если Главный Искатель возьмет верх, нам не придется долго терпеть правление ведьмолюбов, — угрюмый фермер бросил косой взгляд на циркача. — Говорят, он собирает армию, чтобы вернуть на трон маленькую дочку Джаспера и возродить Оул.
— Главный Искатель? — небрежно спросил Дайд, пытаясь ничем не показать, что упоминание о Лиге Борьбы с Колдовством заинтересовало его. — Я думал, он погиб при взятии Лукерсирейского дворца или был взят в плен вместе с остальными.
— О, Главный Искатель Реншо — хитрая лиса, — сказал фермер, окидывая Лиланте взглядом, под которым она невольно вжала голову в плечи. — Горстке взбунтовавшихся негодяев его не поймать.
— Не советовал бы я вам так говорить о новом ри — вдруг кто услышит, — понизив голос, предостерег его Дайд, скрыв свой гнев за дружелюбным лицом. — Он же Мак-Кьюинн, не забывайте, да к тому же наделенный магическими силами. Теперь у нас новые порядки, а моя бабушка всегда говаривала, что новая метла всегда метет чисто.
— Да, Джок, попридержал бы ты язык, — сказал пожилой, настороженно оглядываясь.
— Почему мы снова должны терпеть на троне ведьмолюба? — взорвался фермер. — У меня при одной мысли об этом кровь закипает!
— Потише, приятель, — вполголоса одернул его другой, так что Дайду пришлось прислушиваться, чтобы разобрать слова. — Ты же знаешь, что всем, кто остался верен Правде, велено помалкивать в тряпочку, пока не скажут.
— Ай, не бойся, я буду держать язык за зубами, — ответил Джок, допив свой эль и натянув на сальные волосы грязный берет. Развернувшись, чтобы идти, он споткнулся о вытянутую ногу Лиланте и изумленно взглянул вниз, но не увидел ничего такого, на что мог наткнуться, поскольку ноги древяницы, очень похожие на узловатые корни, были скрыты под иллюзией деревянных сабо. Джок недоуменно нахмурился и что-то пробурчал себе под нос.
Лиланте пошла прочь, невольно перекрещивая ноги, чувствуя, как к щекам приливает кровь. Она попыталась сохранить равнодушное выражение, но под подозрительным взглядом фермера ее дыхание стало неровным. Он с головы до ног оглядел ее мутными глазами, пожал плечами и вышел за дверь. Лиланте немного расслабилась и пошла по пятам за Дайдом, который, отпустив какую-то легкомысленную шутку, принялся подбрасывать в воздухе монетки, пока они одна за другой не исчезли, а потом снова пошел сквозь толпу. Его лицо было мрачным и бледным, а костяшки рук побелели — с такой силой он вцепился в край своей малиновой шапочки.
— Ничего не изменилось, верно? — прошептала ему Лиланте. — Они до сих пор ненавидят волшебных существ и считают их ули-бистами.
— Для того, чтобы что-то изменилось, нужно время. Нельзя же надеяться, что шестнадцать лет ненависти забудутся за одну ночь, — мрачно ответил Дайд. — А пока ты должна быть очень осторожна, Лиланте!
— Как ты думаешь, они говорили об Изабо? — спросила древяница возбужденно. — Они сказали, что у нее волосы рыжие, точно пламя, и она воспитанница Мегэн. Ведь это же Изабо? Правда, здорово, если Изабо действительно стала новой Банри?
— Здорово, — безучастно ответил Дайд.
Она бросила на него взгляд, полный сомнения, но прежде чем успела что-либо сказать, ее позвали выступать. Глубоко вздохнув, она начала подражать крикам лесных птиц, щебеча мелодично, точно жаворонок. Почему-то ее представления неизменно пользовались ошеломляющим успехом, хотя очень часто ее просили изобразить крик петуха или утки, и она никогда не могла этого понять. Эти крестьяне могли слушать голоса своих домашних птиц в любое время; и она никак не могла взять в толк, что такого забавного они находят в том, чтобы те же самые звуки издавала молодая женщина.
Внезапно ужас свел ей горло, и она замолкла. В дверях стоял очень высокий и худой человек в длинном ярко-малиновом одеянии. В его лице со впалыми щеками не было ни кровинки, а взгляд, исполненный безграничной ненависти фанатика, был устремлен прямо на нее. За ним виднелось злорадное лицо Джока. Головы и плечи обоих мужчин покрывал снег, а через открытую дверь в дымную комнату врывался ледяной ветер. Люди уже начали раздраженно оборачиваться на них, но выражение их лиц быстро сменялось боязливым почтением, когда они замечали искателя. Многие расступились перед ним, когда он выступил вперед и указал своим костлявым пальцем на Лиланте, произнеся:
— Твои гнусные ухищрения не обманут меня, ули-бист! Я вижу, кто ты такая — чудовище и нечистое отродье!
Лиланте издала сдавленный стон и попятилась от него, оглядываясь в поисках выхода. Колени у нее ослабли, сердце бешено колотилось. Искатель обернулся к толпе и выкрикнул:
— Нельзя оставлять ее в живых! Это не девушка, а мерзкое лесное существо. Держите ее!
Толпа переводила взгляд с искателя на Лиланте, некоторые недоверчиво, некоторые с ужасом и отвращением. Потом группа фермеров, которая говорила о Главном Искателе, очнулась и бросилась туда, где вела свое представление труппа циркачей. Моррелл немедленно проглотил раскаленную головню и изрыгнул длинный язык пламени, который заставил их отшатнуться, чтобы не обгореть. Прежде чем толпа успела как-то отреагировать, в воздухе засверкали длинные кинжалы Дайда. Те, кто находился ближе всего к юноше, с испуганными криками отпрянули. Дайд схватил Лиланте за руку и потащил ее обратно в кухню, громко крича сестре:
— Уводи остальных, Нина, нужно выбираться отсюда, и поживее!
Проворная, точно белка, девочка перескочила через стол и взлетела по лестнице, а Моррелл снова выплюнул струю огня, которая заставила фермеров присесть. Энит отбивалась своими тростями, сломав одну из них о спину нападавшего. Дуглас Мак-Синн, старший из спасенных из Башни Туманов ребятишек, швырнул стул, который сшиб с ног двух других мужчин, подбиравшихся к нему сбоку. Воцарилась сумятица — воинственные фермеры и горожане пытались схватить циркачей, но огненные струи Моррелла и кривые кинжалы Дайда не давали им приблизиться. Потом кто-то бросил стул, попавший огнеглотателю по хребту, и тот пошатнулся и упал. Кто-то прыгнул ему на спину и прижал к полу, но циркач стряхнул нападавшего и вскочил на ноги. Он взмахнул рукой, и на ладони у него образовался огненный шар, который он швырнул в наседающую толпу.
Пламя охватило занавеси, и толпа начала с воплями ломиться к двери. Напор спасающихся замедлил продвижение сторонников искателя, и за это время самые младшие из детей успели выбежать в кухню. Моррелл подхватил свою мать, все еще размахивавшую тростями, и бегом вынес ее из общего зала. Дайд и Лиланте не отставали, хотя древяница рыдала от потрясения и страха.
Во дворе Гвилим с двумя старшими мальчиками в сумасшедшей спешке запрягали лошадей. Айен с вилами в руках сдерживал двух крепких фермеров, пока его жена неуклюже пыталась забраться в повозку. На ней была одна сорочка, а плед был накинут на плечи, и она дрожала на пронизывающем ветру. Гиллиан, всхлипывающая от страха, пыталась помочь ей, а остальные ребятишки забрасывали надвигающуюся толпу ведрами и горшками. Нина визжала и извивалась, пытаясь вырваться из железных рук одного из нападавших, а Дуглас из последних сил отражал нападение двух дюжих молодцов с дубинками. Зловещее зарево пожара придавало лицам кричащих людей демонический вид.
Дайд отпустил запястье Лиланте и метнул один из своих кинжалов прямо в грудь мужчины, державшего его сестру. Нападавший мешком осел наземь, и Нина вскочила на приступку фургона, а Моррелл закинул мать на козлы. Энит схватила вожжи, и ее бурая кобыла, в ужасе встав на дыбы от запаха дыма, рванул вперед, сбив нескольких фермеров. Один из них потянулся и схватил Нину, пытаясь стащить ее на землю, но дверь фургона распахнулась, и оттуда высунулась маленькая косматая лапка с тяжелой чугунной сковородой, опустившейся ему на голову. Нападавший со стоном отшатнулся, и клюрикон втащил девочку в фургон.
Увидев, что повозка Энит выехала со двора, Моррелл бросился на помощь Дугласу, сбив одного из нападавших с ног метким ударом по уху, а другого пнув в пах. Мальчик вскочил на козлы в тот самый миг, когда Гиллиан стегнула лошадь. Ребятишки отчаянно заколотили по нескольким рукам, вцепившимся в борт повозки, и лошадь поскакала тяжелым галопом. Послышались пронзительные крики — ее массивные копыта сбили нескольких человек.
Позади, высокая и неподвижная, стояла фигура Главного Искателя в красном одеянии, кажущемся еще более зловещим в отблесках пожара. С искаженным от ненависти лицом он закричал своим помощникам, чтобы те остановили беглецов. Обернувшись, Гвилим направил прямо на него два пальца, и Главный Искатель отшатнулся назад, дико закричав при виде змей, с шипением обвивших его руки. Через миг иллюзия рассеялась, но этого хватило, чтобы фургоны Моррелла и Гвилима успели выехать со двора. Разъяренная толпа преследовала их, швыряя камни и выкрикивая ругательства, но вскоре отстала от бешено несущихся лошадей, и городок Гленморвен остался далеко позади в снежной тьме.
Пытаясь обезопасить себя от возможной погони, циркачи съехали с дороги и принялись петлять по лабиринту проселочных дорог, вьющихся по полям и лугам. Следующие несколько недель они почти не делали остановок, слезая, когда это было возможно, с повозок, чтобы дать лошадям хоть какой-то отдых, и держась подальше от деревень. Дайд, мрачный и какой-то притихший, почти не разговаривал с Лиланте. Древяница попыталась выразить свое раскаяние в том, что уговорила Гвилима набросить на нее иллюзию, но молодой циркач лишь кивнул и сказал коротко:
Вместо этого древяница, съежившись, сидела на жесткой деревянной скамеечке в фургоне Гвилима Уродливого, пытаясь удержаться, когда телега в очередной раз наезжала на корень или попадала в рытвину на разбитой дороге. Ее прутики-волосы были надежно спрятаны под пледом, а широкие узловатые ноги завернуты в куски овчины. Лиланте не хотела рисковать, несмотря даже на успех восстания, которое произошло в Самайн и возродило Шабаш Ведьм. В пути у них уже возникали неприятности из-за ее необыкновенных зеленых глаз, которые вызывали подозрения у фермеров, чья ненависть к волшебным существам подогревалась долгие шестнадцать лет правления Майи.
Впереди мерно покачивался расписной фургон Энит Серебряное Горло, а позади громыхала повозка ее сына Моррелла Огнеглотателя и старый фургон с брезентовым верхом, на козлах которого сидел худощавый юноша с блестящими черными глазами в малиновой бархатной шапочке. Лиланте оглянулась на него и сжала зубы при виде сидящей рядом с ним хорошенькой блондинки, звонко хохотавшей над одной из его шуток. Лиланте с гораздо большим удовольствием ехала бы рядом с Дайдом Жонглером, веселясь и распевая песни, чем с угрюмым Гвилимом, но Гиллиан Ник-Эйслин всегда как-то ухитрялась оказаться там первой, а Лиланте была слишком застенчивой, чтобы настоять на том, что теперь ее очередь.
Брезент его повозки служил кровом, хотя и не слишком надежным, кучке ребятишек, младшему из которых было всего лишь девять, и молодой белокурой женщине на последних месяцах беременности. С мучнисто-бледным лицом и закрытыми глазами, она цеплялась за стенку фургона, пытаясь спастись от тряски. Один из молодых мужчин, шедших рядом с повозкой, часто оглядывался на нее, озабоченно хмурясь, а один раз он, потянувшись, ободряюще коснулся ее руки. Айен Мак-Фоган и Эльфрида Ник-Хильд были женаты совсем недавно, и несмотря на то, что их брак был заключен по расчету, между ними вскоре вспыхнула страстная любовь.
Лиланте вцепилась в край скамейки — копыта лошади поскользнулись на островке льда, и фургон занесло. Гвилим Уродливый крепко схватил поводья, погоняя кобылу. Фургон Энит уже почти скрылся в снежных сумерках, и Гвилим сказал встревоженно:
— Надо бы поскорее найти, где разбить лагерь, а то ночь, судя по всему, снова будет морозной.
Но старая циркачка не остановила свой фургон даже тогда, когда они проехали мимо поля, где бежал ручеек и виднелась рощица высоких деревьев, где они могли бы укрыться. Вскоре показались редкие домишки, сквозь закрытые ставни которых пробивался уютный оранжевый свет, потом мглу впереди растопили огни. Гвилим легонько потряс задремавшую Лиланте. Она, вздрогнув, проснулась, торопливо распрямилась и потерла глаза рукой.
— Впереди город, благодарение Эйя! — сказал Гвилим. — Сегодня у нас будет горячее рагу и мягкие постели! Не снимай плед с головы, вот так, умница. Плохо будет, если нас опять выгонят из города!
Лиланте, содрогнувшись, потерла синяк на скуле, куда несколько дней назад в одной деревушке ей запустили камнем, и пониже натянула плед на лицо. Они переехали мост и очутились на городской площади. Колеса загромыхали по булыжной мостовой. Дайд передал вожжи Айену и спрыгнул с повозки, прихватив свою гитару. Он начал наигрывать какую-то веселую песенку, а его отец принялся выкрикивать:
Выходите посмотреть, будем мы играть и петь;
Мы покажем представленье зрителям на удивленье.
Скуку зимнюю развеем, песней вас развеселим,
Позабавим, зачаруем, расшевелим, удивим!
Двери гленморвенского трактира распахнулись, и оттуда начали выглядывать любопытные лица. Из домов высыпали ребятишки вместе со своими взволнованными матерями, а несколько припозднившихся торговцев, складывавших свои лотки, заинтересованно подняли глаза. Трактирщик махнул бродячей труппе рукой, с широкой улыбкой на бородатом лице приглашая их зайти. Сегодня в его гостинице яблоку будет негде упасть!
Айен помог Эльфриде спуститься с повозки и повел ее в трактир. Ни один из них не привык к суровой жизни циркачей, поэтому оба были счастливы, что обычай велел гостиницам давать бродячим актерам бесплатный кров и стол. Учитывая, что до рождения ребенка осталось всего лишь четыре месяца, Эльфрида была в особенности рада представившейся возможности провести ночь под крышей. Моррелл снял Энит с козел и внес ее в общий зал трактира под звуки известной народной песни, которую играл Дайд, шагавший за ними.
Гвилим Уродливый, который, даже если бы и захотел, не смог бы выступать из-за своей деревянной ноги и грубого голоса, занялся лошадьми, поставив повозку и фургоны у гостиничной конюшни. Лиланте, не желавшая выходить из темноты, помогала ему. Клюрикон Бран предпочел остаться в фургоне Энит, боясь даже высунуть свою мохнатую мордочку наружу, чтобы никто его не увидел. Оба они очень переживали, что их обнаружат, хотя новый ри первым делом и отменил указы своего брата против колдовства и волшебных существ. Лиланте и Бран слишком много пережили, чтобы так легко поверить в добросердечную натуру сельских жителей, несмотря на строгость новых законов, которые запрещали обижать тех, в чьих жилах текла кровь волшебных существ.
Бродячая труппа впервые услышала о победе повстанцев на пути из Эслинна в широкие долины верхнего Блессема. Торговец, завладевший вниманием затаившей дыхание толпы, со своей телеги, заваленной горшками и кастрюлями, рулонами ярких материй, граблями, лопатами и деревянными башмаками, темпераментно жестикулируя, описывал, как повстанцы взяли штурмом Лукерсирейский дворец после смерти предыдущего ри, Джаспера Мак-Кьюинна. Армию повстанцев возглавлял крылатый воин, который — торговец сделал драматическую паузу — оказался не кем иным, как Лахланом Оуэном Мак-Кьюинном, младшим сыном Партеты Отважного и давно потерянным братом Джаспера.
Толпа была охвачена волнением, замешательством и смятением. Слухи о крылатом прионнсе бродили по всей стране почти год, но сельские жители всегда были верны Короне, и многие любили прежнюю Банри и не могли поверить тому, что теперь говорилось о ней. Майя Благословенная — отродье ужасных Фэйргов, свирепых морских жителей, столетиями наводивших ужас на все побережье? Майя Благословенная — злая колдунья, которая превратила пропавших прионнс в черных дроздов, а потом хладнокровно натравила на них своего ястреба? Все это было слишком странно и жутко, чтобы люди могли в это поверить, и в толпе послышался ропот.
Циркачей и их спутников эта новость привела в неописуемое волнение. После спасения Гиллиан и других ребятишек, похищенных Маргрит Эрранской, циркачи спешили присоединиться к Лахлану и поддержать его. Пока они не купили повозку, детям приходилось идти пешком, поэтому их продвижение было крайне медленным. Опоздание расстроило всех, но больше всего переживал Дайд, которому страстно хотелось быть в центре событий вместе с Лахланом.
Дайд вместе со своей бабкой Энит тесно сотрудничал с молодым прионнсой, координируя восстание и подрывая власть Банри. Они укрывали его целых пять лет, когда он пытался снова привыкнуть к жизни в облике человека после того, как долгое время был заперт в теле дрозда. Теперь Дайд с нетерпением ждал, когда они доберутся до Лукерсирея и он сможет поздравить своего друга, нового Ри всего Эйлианана. Молодой циркач постоянно подгонял свой маленький караван, останавливаясь на отдых лишь далеко за полночь и поднимая своих товарищей еще до рассвета.
За время путешествия по Рионнагану циркачи слышали много разных толков. Ходили разговоры о наступлении Фэйргов, вторжении Ярких Солдат из-за Великого Водораздела, убийстве ри и гражданской войне. Некоторые деревни подвергались нападениям банд солдат, как тирсолерцев, так и бывших гвардейцев Банри, убегающих от нового порядка. Время от времени они видели где-то на горизонте столбы черного дыма, поднимающегося к небу и свидетельствующего о том, что еще один город пал перед захватчиками. Все это время циркачи жили в страшной тревоге, поскольку при таких волнениях в округе Энит не осмеливалась воспользоваться своими магическими умениями, чтобы получить новости от друзей. Хотя в каждом городе на дверях молитвенного дома висела копия новых указов Ри, объявляющих о возрождении Шабаша Ведьм, должно было пройти еще некоторое время, прежде чем те, в чьих жилах текла кровь волшебных существ, могли бы, не подвергая себя опасности, открыто ходить по улицам и посещать деревенские трактиры.
Но ночь была морозной, а из трактира доносились звуки музыки и смех. Лиланте с тоской посмотрела на ярко освещенные окна и подумала, много ли времени пройдет, прежде чем кто-нибудь из ребятишек вспомнит, что они с Гвилимом остались на улице, и принесет им поесть. Хотя здесь можно было не опасаться, что ее кто-нибудь заметит, Лиланте ненавидела оставаться одна в темноте, когда остальные могли сколько угодно отдыхать и нежиться под крышей у огня. Она задумалась, заметил ли Дайд вообще ее отсутствие.
Гвилим усердно чистил сбруи и проверял копыта лошадей, опираясь на тяжелую дубину. Через некоторое время древяница бросила на него робкий взгляд и сказала:
— А вдруг они захотят, чтобы я сегодня выступила?
— Лучше бы тебе остаться здесь, — коротко ответил Гвилим. — Циркачам ты не нужна. Дети помогут им, в случае чего; кроме того, ты и сама знаешь, что это опасно.
Лиланте немного помолчала, потом, надувшись, ответила:
— В последней деревушке, где мы были, мое представление понравилось.
— А в предпоследней нас закидали гнилыми фруктами и камнями, — хмуро отрезал Гвилим. Это был коренастый мужчина с лицом, усеянным оспинами, крючковатым носом и сардонической ухмылкой, и Лиланте втайне побаивалась его.
— Ты можешь набросить на меня заклинание красотки, — предложила она через миг. — В трактире все равно темно, а кто-нибудь, у кого хватило бы Таланта разглядеть меня через иллюзию, там вряд ли окажется.
Гвилим резко отказался, но она смотрела на него с такой мольбой, что в конце концов он смягчился, пожав плечами и что-то пробормотав себе под нос. Оглядев двор, чтобы убедиться, что за ними никто не следит, он указал на нее двумя пальцами и начал произносить слова заклинания, сглаживая и выравнивая черты лица Лиланте так, что она вскоре ничем не отличалась от любой другой деревенской девушки. Ее волосы-прутики, теперь лишенные всех листьев и цветов, он превратил в струящиеся каштановые локоны, заставив Лиланте от души пожалеть, что они не были ее собственными.
— Будем надеяться, что поблизости не найдется никого, кто сможет распознать колдовство, — хрипло сказал колдун. — В такую ночь никому не захочется, чтобы его выгнали из города.
Она горячо поблагодарила Гвилима и юркнула в дверь, оставив его одного в непогожей ночи. Внутри горожане восхищенно слушали песню Дайда.
Ах, если б алой розою любовь моя была,
И на скале бесплодной краса ее цвела,
То я б росинкой крошечной серебряною стал
И в лепестки душистые упал.
Вступили Энит и Нина, и их голоса, повторявшие припев, были такими мелодичными, что у Лиланте на глаза навернулись слезы.
Ах, нет моей любимой краше, моей любимой краше нет,
Другой такой вы не найдете, хоть обойдите целый свет.
Ах, если б золотым ларцом любовь моя была,
И ключик на хранение она мне отдала,
То этим золотым ключом открыл бы я ларец
И прямо внутрь нырнул бы наконец.
Те из ребят, кто не мог петь, аккомпанировали циркачкам на самодельных барабанах и тамбуринах, украшенных яркими ленточками. Моррелл играл на скрипке, а Гиллиан подыгрывала ему на деревянной флейте, которую сделал для нее клюрикон. Когда циркачи запели все вместе, среди слушателей очень многие с воодушевлением подхватили припев:
Ах, нет моей любимой краше, моей любимой краше нет,
Другой такой вы не найдете, хоть обойдите целый свет.
Когда песня замерла, Моррелл принялся показывать свои фокусы с огнем, а Дайд начал обходить толпу со своей украшенной пером шапочкой, внимательно прислушиваясь к разговорам и рассказывая о новостях из столицы. Лиланте направилась к нему, ускорив шаги, когда увидела, как помрачнело его лицо.
— Говорят, что новый ри уже заронил свое семя в ее лоно, что, по крайней мере, доказывает, что он больше мужчина, чем его брат. Джасперу Околдованному понадобилось шестнадцать лет, чтобы подарить своей жене ребенка, и то теперь говорят, что здесь не обошлось без чар!
— Вот это новость! — воскликнул Дайд, поймав на лету монетки, брошенные ему в шапку. — Вы говорите, что новая Банри — воительница с волосами рыжими, как пламя? Кто она такая? Как ее зовут?
Фермер с кислым лицом, огромными загрубелыми руками и слипшимися сальными волосами презрительно пожал плечами.
— Я слышал, она из рода Фудхэгана Рыжего, хотя мы все думали, что этот клан давным-давно вымер. Кто-то говорил, что ее матерью была гнусная летучая колдунья Ишбель Крылатая, а отцом — один из рогатых ули-бистов, которые живут в снежных горах Тирлетана, но это никак не может быть правдой, ведь Ри не стал бы жениться на мерзкой полукровке, пусть он даже и ведьмолюб.
— Я слышал, что она была найденышем, а этот рогатый народ вырастил ее, но сама она к нему не принадлежит, — вмешался другой фермер.
— Нет, она приемная дочь Мегэн Повелительницы Зверей, ты что, забыл? Торговец рассказывал так, — вставил молодой мужчина в потрепанном килте.
— В любом случае, она якшается с ведьмами и горой стоит за ули-бистов, — с ледяным неодобрением в голосе сказал пожилой мужчина с коротко стриженными седыми волосами.
Дайд издал легкий смешок, который показался Лиланте деланным.
— Ой, говорят, что Ри собирается вернуть былые времена, — сказал он. — Говорят, любой, кто поднимет руку на волшебных существ, будет строго наказан.
— Ну, мы в Гленморвене уже давненько никого из этого дьявольского отродья не видели, — с жаром заявил трактирщик, — и будем надеяться, что еще столько же не увидим.
Лиланте почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо. Дайд, заметив ее, метнул на нее предостерегающий взгляд. Его дар ясновидения позволял ему видеть сквозь наведенную иллюзию, если только она не была создана очень искусно.
— Если Главный Искатель возьмет верх, нам не придется долго терпеть правление ведьмолюбов, — угрюмый фермер бросил косой взгляд на циркача. — Говорят, он собирает армию, чтобы вернуть на трон маленькую дочку Джаспера и возродить Оул.
— Главный Искатель? — небрежно спросил Дайд, пытаясь ничем не показать, что упоминание о Лиге Борьбы с Колдовством заинтересовало его. — Я думал, он погиб при взятии Лукерсирейского дворца или был взят в плен вместе с остальными.
— О, Главный Искатель Реншо — хитрая лиса, — сказал фермер, окидывая Лиланте взглядом, под которым она невольно вжала голову в плечи. — Горстке взбунтовавшихся негодяев его не поймать.
— Не советовал бы я вам так говорить о новом ри — вдруг кто услышит, — понизив голос, предостерег его Дайд, скрыв свой гнев за дружелюбным лицом. — Он же Мак-Кьюинн, не забывайте, да к тому же наделенный магическими силами. Теперь у нас новые порядки, а моя бабушка всегда говаривала, что новая метла всегда метет чисто.
— Да, Джок, попридержал бы ты язык, — сказал пожилой, настороженно оглядываясь.
— Почему мы снова должны терпеть на троне ведьмолюба? — взорвался фермер. — У меня при одной мысли об этом кровь закипает!
— Потише, приятель, — вполголоса одернул его другой, так что Дайду пришлось прислушиваться, чтобы разобрать слова. — Ты же знаешь, что всем, кто остался верен Правде, велено помалкивать в тряпочку, пока не скажут.
— Ай, не бойся, я буду держать язык за зубами, — ответил Джок, допив свой эль и натянув на сальные волосы грязный берет. Развернувшись, чтобы идти, он споткнулся о вытянутую ногу Лиланте и изумленно взглянул вниз, но не увидел ничего такого, на что мог наткнуться, поскольку ноги древяницы, очень похожие на узловатые корни, были скрыты под иллюзией деревянных сабо. Джок недоуменно нахмурился и что-то пробурчал себе под нос.
Лиланте пошла прочь, невольно перекрещивая ноги, чувствуя, как к щекам приливает кровь. Она попыталась сохранить равнодушное выражение, но под подозрительным взглядом фермера ее дыхание стало неровным. Он с головы до ног оглядел ее мутными глазами, пожал плечами и вышел за дверь. Лиланте немного расслабилась и пошла по пятам за Дайдом, который, отпустив какую-то легкомысленную шутку, принялся подбрасывать в воздухе монетки, пока они одна за другой не исчезли, а потом снова пошел сквозь толпу. Его лицо было мрачным и бледным, а костяшки рук побелели — с такой силой он вцепился в край своей малиновой шапочки.
— Ничего не изменилось, верно? — прошептала ему Лиланте. — Они до сих пор ненавидят волшебных существ и считают их ули-бистами.
— Для того, чтобы что-то изменилось, нужно время. Нельзя же надеяться, что шестнадцать лет ненависти забудутся за одну ночь, — мрачно ответил Дайд. — А пока ты должна быть очень осторожна, Лиланте!
— Как ты думаешь, они говорили об Изабо? — спросила древяница возбужденно. — Они сказали, что у нее волосы рыжие, точно пламя, и она воспитанница Мегэн. Ведь это же Изабо? Правда, здорово, если Изабо действительно стала новой Банри?
— Здорово, — безучастно ответил Дайд.
Она бросила на него взгляд, полный сомнения, но прежде чем успела что-либо сказать, ее позвали выступать. Глубоко вздохнув, она начала подражать крикам лесных птиц, щебеча мелодично, точно жаворонок. Почему-то ее представления неизменно пользовались ошеломляющим успехом, хотя очень часто ее просили изобразить крик петуха или утки, и она никогда не могла этого понять. Эти крестьяне могли слушать голоса своих домашних птиц в любое время; и она никак не могла взять в толк, что такого забавного они находят в том, чтобы те же самые звуки издавала молодая женщина.
Внезапно ужас свел ей горло, и она замолкла. В дверях стоял очень высокий и худой человек в длинном ярко-малиновом одеянии. В его лице со впалыми щеками не было ни кровинки, а взгляд, исполненный безграничной ненависти фанатика, был устремлен прямо на нее. За ним виднелось злорадное лицо Джока. Головы и плечи обоих мужчин покрывал снег, а через открытую дверь в дымную комнату врывался ледяной ветер. Люди уже начали раздраженно оборачиваться на них, но выражение их лиц быстро сменялось боязливым почтением, когда они замечали искателя. Многие расступились перед ним, когда он выступил вперед и указал своим костлявым пальцем на Лиланте, произнеся:
— Твои гнусные ухищрения не обманут меня, ули-бист! Я вижу, кто ты такая — чудовище и нечистое отродье!
Лиланте издала сдавленный стон и попятилась от него, оглядываясь в поисках выхода. Колени у нее ослабли, сердце бешено колотилось. Искатель обернулся к толпе и выкрикнул:
— Нельзя оставлять ее в живых! Это не девушка, а мерзкое лесное существо. Держите ее!
Толпа переводила взгляд с искателя на Лиланте, некоторые недоверчиво, некоторые с ужасом и отвращением. Потом группа фермеров, которая говорила о Главном Искателе, очнулась и бросилась туда, где вела свое представление труппа циркачей. Моррелл немедленно проглотил раскаленную головню и изрыгнул длинный язык пламени, который заставил их отшатнуться, чтобы не обгореть. Прежде чем толпа успела как-то отреагировать, в воздухе засверкали длинные кинжалы Дайда. Те, кто находился ближе всего к юноше, с испуганными криками отпрянули. Дайд схватил Лиланте за руку и потащил ее обратно в кухню, громко крича сестре:
— Уводи остальных, Нина, нужно выбираться отсюда, и поживее!
Проворная, точно белка, девочка перескочила через стол и взлетела по лестнице, а Моррелл снова выплюнул струю огня, которая заставила фермеров присесть. Энит отбивалась своими тростями, сломав одну из них о спину нападавшего. Дуглас Мак-Синн, старший из спасенных из Башни Туманов ребятишек, швырнул стул, который сшиб с ног двух других мужчин, подбиравшихся к нему сбоку. Воцарилась сумятица — воинственные фермеры и горожане пытались схватить циркачей, но огненные струи Моррелла и кривые кинжалы Дайда не давали им приблизиться. Потом кто-то бросил стул, попавший огнеглотателю по хребту, и тот пошатнулся и упал. Кто-то прыгнул ему на спину и прижал к полу, но циркач стряхнул нападавшего и вскочил на ноги. Он взмахнул рукой, и на ладони у него образовался огненный шар, который он швырнул в наседающую толпу.
Пламя охватило занавеси, и толпа начала с воплями ломиться к двери. Напор спасающихся замедлил продвижение сторонников искателя, и за это время самые младшие из детей успели выбежать в кухню. Моррелл подхватил свою мать, все еще размахивавшую тростями, и бегом вынес ее из общего зала. Дайд и Лиланте не отставали, хотя древяница рыдала от потрясения и страха.
Во дворе Гвилим с двумя старшими мальчиками в сумасшедшей спешке запрягали лошадей. Айен с вилами в руках сдерживал двух крепких фермеров, пока его жена неуклюже пыталась забраться в повозку. На ней была одна сорочка, а плед был накинут на плечи, и она дрожала на пронизывающем ветру. Гиллиан, всхлипывающая от страха, пыталась помочь ей, а остальные ребятишки забрасывали надвигающуюся толпу ведрами и горшками. Нина визжала и извивалась, пытаясь вырваться из железных рук одного из нападавших, а Дуглас из последних сил отражал нападение двух дюжих молодцов с дубинками. Зловещее зарево пожара придавало лицам кричащих людей демонический вид.
Дайд отпустил запястье Лиланте и метнул один из своих кинжалов прямо в грудь мужчины, державшего его сестру. Нападавший мешком осел наземь, и Нина вскочила на приступку фургона, а Моррелл закинул мать на козлы. Энит схватила вожжи, и ее бурая кобыла, в ужасе встав на дыбы от запаха дыма, рванул вперед, сбив нескольких фермеров. Один из них потянулся и схватил Нину, пытаясь стащить ее на землю, но дверь фургона распахнулась, и оттуда высунулась маленькая косматая лапка с тяжелой чугунной сковородой, опустившейся ему на голову. Нападавший со стоном отшатнулся, и клюрикон втащил девочку в фургон.
Увидев, что повозка Энит выехала со двора, Моррелл бросился на помощь Дугласу, сбив одного из нападавших с ног метким ударом по уху, а другого пнув в пах. Мальчик вскочил на козлы в тот самый миг, когда Гиллиан стегнула лошадь. Ребятишки отчаянно заколотили по нескольким рукам, вцепившимся в борт повозки, и лошадь поскакала тяжелым галопом. Послышались пронзительные крики — ее массивные копыта сбили нескольких человек.
Позади, высокая и неподвижная, стояла фигура Главного Искателя в красном одеянии, кажущемся еще более зловещим в отблесках пожара. С искаженным от ненависти лицом он закричал своим помощникам, чтобы те остановили беглецов. Обернувшись, Гвилим направил прямо на него два пальца, и Главный Искатель отшатнулся назад, дико закричав при виде змей, с шипением обвивших его руки. Через миг иллюзия рассеялась, но этого хватило, чтобы фургоны Моррелла и Гвилима успели выехать со двора. Разъяренная толпа преследовала их, швыряя камни и выкрикивая ругательства, но вскоре отстала от бешено несущихся лошадей, и городок Гленморвен остался далеко позади в снежной тьме.
Пытаясь обезопасить себя от возможной погони, циркачи съехали с дороги и принялись петлять по лабиринту проселочных дорог, вьющихся по полям и лугам. Следующие несколько недель они почти не делали остановок, слезая, когда это было возможно, с повозок, чтобы дать лошадям хоть какой-то отдых, и держась подальше от деревень. Дайд, мрачный и какой-то притихший, почти не разговаривал с Лиланте. Древяница попыталась выразить свое раскаяние в том, что уговорила Гвилима набросить на нее иллюзию, но молодой циркач лишь кивнул и сказал коротко: