Вскоре, выполняя новое задание «Рыжего», старик заговорил с Валерием о своей «дочери». Не может ли Валерий помочь ей устроиться на работу.
   — А что умеет делать ваша дочь? — поинтересовался Валерий, проводя тыльной стороной кисти по гладко выбритой щеке.
   — Занималась когда-то в строительном техникуме, может работать чертежницей.
   — Попробуем это дело обтяпать, — самоуверенно заявил Валерий и многозначительно посмотрел на старика.
   — Можете не сомневаться, — поспешил заверить Лукьян Андреевич, — я в долгу не останусь…
   — В таком случае все в порядке.
   Одеваясь, Валерий небрежно обронил:
   — Кстати, я как раз встретил ребят. Приглашают немного поразвлечься, а я не захватил из дому монет…
   — Валерий Андреевич, какие могут быть разговоры… — и Запыхало ловко сунул в карман Валерию несколько банкнот.
   Во время очередного бритья Валерий не очень уверенно заявил, что говорил с отцом; пусть дочь Лукьяна Андреевича зайдет к отцу для переговоров. Юноша назвал адрес профессора Якименко и со скучающим видом продолжал разглядывать в зеркало свою уже побритую физиономию. Лукьян Андреевич понял намек. Он удалился за перегородку, вынес сверток и положил в карман пальто Валерия. Тот сделал вид, что ничего не заметил. А старик спрятал адрес и облегченно вздохнул…

ГЛАВА VII

   Незадолго до рассвета в Лубково въезжала «Победа». На большой скорости машина подкатила к воротам дома Лукьяна Андреевича и остановилась. Шофер вышел из машины и направился к дому. Он был в стеганой куртке, кепи, какие обычно носят в Приморске молодые люди, и в кирзовых сапогах. Водитель прошел в калитку и постучал в дверь. Заспанный Лукьян Андреевич хмуро пригласил шофера в дом. Минут через пятнадцать они вместе вышли из дому. Хозяин, провожая раннего гостя, громко прощался, а тот молча помахал на прощание рукой.
   Машина покатила в сторону шоссе Лубково—Приморск. На развилке она свернула на дорогу, ведущую вниз, и несколько сбавила скорость. Где-то внизу было море. Дорога слабо освещалась, но шофера это не смущало. На третьем повороте он замедлил ход: из темноты вынырнула фигура. Шофер взглянул на часы: человек был точен. Машина остановилась. Не говоря ни слова, водитель вышел из машины и по едва заметной тропе стал подниматься в гору, за которой проходило шоссе. Сделав несколько шагов, он оглянулся: машины на прежнем месте уже не было. Вскоре человек достиг вершины. Отсюда хорошо была видна белесая лента шоссе. Человек быстро спустился вниз. В условленном месте его ждала другая машина. Он открыл дверцу, сел на заднее сиденье, и машина рванула с места.
   Медленно занимался рассвет. По краям шоссе теснились дачи, окруженные густой зеленью. Ехали долго. В пути остановились, чтобы заправиться горючим: у водителя был открытый лист. И снова шоссе, асфальтированные дороги… За все время шофер не проронил ни слова. Наконец машина остановилась в открытом поле.
   — В чемоданчике — одежда. Деньги и билет до Москвы найдете в сумочке. Переоденьтесь, скоро Киев, — впервые за всю дорогу заговорил шофер. Он вышел из машины. Когда спустя десять минут вернулся, то на заднем сиденье увидел красивую голубоглазую женщину в шелковом платье, белых босоножках и белом, низко надвинутом на лоб, берете. Она кивнула шоферу, давая понять, что можно продолжать путешествие.
   Был поздний вечер, когда машина подкатила к киевскому вокзалу. До отхода поезда оставалось несколько минут. Из машины вышла Лидия и легкой походкой направилась к зданию вокзала.
 
   Московское утро встретило проливным дождем. Лидия с досадой посмотрела на свои белые босоножки, махнула рукой и побежала к стоянке такси. Люди, ожидавшие машины, прикрывались зонтами. Лидия стала в очередь. Она мгновенно вымокла до нитки. Машины подходили одна за другой, но и ожидавших было много. Неизвестно сколько бы пришлось ждать, если бы не молодой человек в темном непромокаемом пальто. Когда подошла его очередь, он уступил ее Лидии, а сам занял ее место. Она поблагодарила любезного незнакомца и быстро вскочила в машину.
   — В гостиницу «Ленинградская», — бросила Лидия шоферу и лишь теперь почувствовала, что дрожит от холода.
   А молодой человек, как только такси с Лидией отъехало, предупредил соседей по очереди, что отлучается на несколько минут, и направился в сторону вокзала. Там он зашел в телефонную будку и набрал номер.
   — Алло! Деркачев? Говорит Лаптев. Такси, номер 9—12—33. За рулем капитан Волевой. Да, ясно!
   Лидия с любопытством взглянула на красивое здание, торопливо расплатилась с шофером такси и побежала ко входу в гостиницу. Предупредительный швейцар распахнул перед ней дверь. Лидия окинула взглядом огромный холл и подошла к окну дежурного администратора. Она предъявила паспорт на имя Запыхало Татьяны Лукьяновны и получила заранее забронированный номер на семнадцатом этаже. Кабины скоростного лифта буквально поглощали людей. До семнадцатого этажа Лидия поднималась не более восьми—десяти секунд. В номере она приняла ванну, поела и с удовольствием растянулась на мягкой постели.
   За широким окном сгущались сумерки. Лидия проснулась, взглянула на часы, быстро оделась и подошла к трюмо. Выкрашенные в черный цвет коротко подстриженные волосы и похудевшее лицо изменили ее облик до неузнаваемости. Она с грустью посмотрела на свое отражение. Чрезмерная бледность — следствие перенесенных нервных потрясений и ранения — придавала лицу болезненный вид, но вместе с тем нежно оттеняла голубизну глаз.
   Она сняла трубку телефона и назвала номер. Ей ответили сразу:
   — Да, это я, — сказала она. — В номере семнадцать ноль шесть. Жду. — Положив трубку, Лидия присела на краешек мягкого диванчика, обитого красным плюшем Из окон была видна залитая электрическим светом площадь и фасады расположенных на ней вокзалов. По площади сновали люди, двигались автомашины. Лидия долго сидела, задумавшись и не меняя позы. Когда раздался тихий стук, она вздрогнула, но тотчас взяла себя в руки. В комнату вошел средних лет человек е коричневом костюме. Причесанные на косой пробор каштановые волосы лоснились от брильянтина.
   Он повернул торчавший в дверях ключ и обнажил в улыбке золотые зубы. Однако серые надменные глаза пристально изучали Лидию.
   — Здравствуйте, мисс, — тихо приветствовал он.
   — Здравствуйте, мистер Гоулен, — еще тише ответила она и, подавая руку, указала глазами на кресло.
   — Садитесь.
   Гость удобно расположился в кресле, положил ногу на ногу, не торопясь выложил на стол портсигар и пачку дамских сигарет.
   — Кажется, не ошибся — ваши любимые? — Он пододвинул Лидии сигареты.
   Она жадно затянулась, даже забыв поблагодарить. Да, это были ее любимые сигареты, издающие тонкий, немного пьянящий аромат. Несколько минут курили молча.
   — Условимся говорить очень тихо, — первым нарушил молчание Гоулен.
   — Понятно, мистер. Прошу прощения. Мне нечем вас угостить. Я даже не обедала.
   — Это легко поправить, — улыбнулся Гоулен. — Попросите, чтобы вас соединили с буфетом.
   Спустя десять минут в номер был доставлен заказанный ужин, шампанское и апельсины.
   За ужином разговор касался отвлеченных тем. Время от времени Лидия ловила на себе испытующие взгляды Гоулена. Она чувствовала, что шеф старается выяснить ее настроение, определить, какие душевные изменения произошли в ней. Объяснения или оправдания бесполезны, все равно Гоулен ничему верить не будет. Он должен сам убедиться, что «Актриса» по-прежнему смелая и преданная ему разведчица. А чтобы шеф уверовал в это — зависит уже от нее, от ее поведения в нынешний вечер. Лидия спокойно встретила пристальный взгляд Гоулена. Скорее интуитивно, чем сознательно, она почувствовала, что одержит победу. Но это потребует напряжения всех сил.
   Впереди — целый вечер наедине с умным, хитрым шпионом и очень тонким психологом. Она должна расположить к себе Гоулена, вернуть его доверие. Лидии казалось, что более трудного испытания еще не выпадало на ее долю.
   Гоулен оставил наполовину очищенный апельсин и потянул за шнур шторы. Тяжелая ткань опустилась и плотно занавесила окна. Лидия включила свет.
   — Попробуйте сказать, что в советской России нельзя жить спокойно, что за тобой по пятам ходят шпики, — тихо начал Гоулен. — Вы без помех проделали длительное путешествие до Москвы, я навещаю вас как старую знакомую, и все это без особых предосторожностей… Такая милая, дружелюбная страна.
   «Какая ловушка кроется за этими словами?» — прикидывала Лидия. Стоит допустить самую незначительную оплошность, и страшно подумать, что ее ждет…
   В том, что «Рыжего» удалось убедить в естественности причин посещения ею леса, Лидия не сомневалась. Но не закралось ли подозрение у Гоулена после доклада «Рыжего»? Лидия внутренне собралась, готовясь к опасному поединку. Она смело посмотрела Гоулену в глаза долгим пристальным взглядом и медленно опустила ресницы. Но от нее не ускользнуло то, как румяные щеки Гоулена слегка побледнели, а шея побагровела. На душе стало немного легче, но полностью полагаться на свои женские чары она не собиралась. Ум и только ум выручит ее в этой борьбе.
   — Порой мне кажется, — задумчиво глядя на голубоватую струйку дыма, сказала Лидия, — что все это спокойствие — одна видимость, а на самом деле за тобой наблюдают сотни внимательных глаз… Ни в одной стране мне не было так тяжело работать, как здесь, никогда я не испытывала такого нервного напряжения. А если ко всему еще добавить и горечь неудачи… — лицо Лидии исказилось злобой, а глаза метнули взгляд на занавешенные окна. — Дружелюбная страна?.. О нет! Спокойно я могу себя чувствовать только дома…
   — Не следует ли понимать ваши слова, — проницательные глаза Гоулена не отрывались от лица Лидии, — как желание поскорее уехать отсюда. Мы можем не позже чем через пять дней отправить вас, если…
   — Разумеется, в вашей воле отправить меня домой. Я подчинюсь любому вашему решению, мистер Гоулен, — покорно ответила Лидия. — Но… — она с минуту колебалась, — но это мне кажется нецелесообразным. Я пробыла здесь продолжительное время, как следует изучила жизнь здешних людей, их привычки… Я принесу гораздо больше пользы, чем кто-нибудь другой, новый. И потом, я просто не могу вернуться домой так… Я жажду реванша и вы… вы должны мне помочь…
   — При каких обстоятельствах вы провалились? — вдруг без всяких обиняков, почти грубо спросил Гоулен.
   Лидия насторожилась. Сохраняя внешнее спокойствие, она тщательно взвешивала ответ, от которого зависело многое. Не исключено и такое: выведав у нее все, что возможно, ее постараются, в лучшем случае, переправить домой. Ведь «Рыжий» пошел на риск именно для того, чтобы узнать, что стадо известно советской разведке. Но он просчитался, полагая, что она не согласится на это путешествие. Презренный шпик вздумал перехитрить ее. Он и не подозревает, какой козырь дал ей в руки. Лидию охватила злоба. Губы искривились в нехорошей усмешке, глаза вспыхнули. Гоулен по-своему понял эту гримасу и остался доволен. Что ж, она постарается не разочаровать шефа. Не зря она всю дорогу обдумывала каждое слово предстоящей беседы.
   — Я не люблю сваливать свою вину на другого, — начала после паузы Лидия. — Вы это хорошо знаете. И все же не могу не напомнить вам, как я не хотела ехать с Дэвисом…
   Действительно, в своей самоуверенности, не знавшей границ, Белгородова упорно отказывалась от помощников. Она хотела сама отомстить за отца… При воспоминании об отце Лидию передернула нервная судорога.
   Да, Гоулен припоминает, мисс не хотела ехать с Дэвисом. Но Гоулен тогда настоял на своем, и она вынуждена была согласиться.
   — Мало того, что вы навязали мне Дэвиса, — снова заговорила Лидия, — маскарадный костюм, в который меня облачили при переходе границы, сослужил мне плохую службу. Буквально на первой же советской станции я обнаружила, что за мной следят. Пришлось прыгать с поезда на ходу, убегать от погони, — Лидия встрепенулась, в глазах вспыхнул торжествующий блеск.
   — Могу сказать, без ложной скромности, мне удалось не только ускользнуть, но и раздобыть не сфабрикованные, а настоящие документы. У фрау Мюллер пробыла ровно столько, сколько понадобилось, чтобы найти комнату. Потом поступила на работу. Все шло как нельзя лучше…
   — Куда же вы устроились? — Гоулен внимательно слушал, не сводя с Лидии своих холодных глаз.
   — В проектную организацию, чертежницей. Я образцово выполняла свои обязанности, старалась зарекомендовать себя с само, лучшей стороны и преуспела в этом. Наконец наступило время действовать. Не буду рассказывать вам. сколько стоило труда сблизиться с людьми, через которых я могла осуществить задуманное…
   Лидия сощурила глаза и медленно опустила ресницы. Гоулен молчал, но Лидия заметила, как он нервно повел бровью.
   — Пришлось вскружить голову одному студенту, проходившему практику на номерном заводе, прежде чем я смогла приступить к основному пункту вашего задания — взять в сети самого конструктора… Степанковского, — Лидия слегка запнулась и зябко повела плечами, хотя в номере было очень тепло. — На это ушло много времени, — продолжала она, — но я добилась своего, Степанковский полюбил меня. Вам, автору этого умнейшего плана, незачем говорить, чего я этим достигла. Степанковский ходил за мной по пятам. Он старался предупредить любое мое желание. Признаться, столь рыцарское отношение к женщине явилось для меня неожиданностью.
   — Приятной, надеюсь? — не без иронии осведомился Гоулен.
   Лидия холодно посмотрела на него.
   — У нас, там, не совсем точное представление о советских людях. А для успеха нашей работы необходимо видеть их не полуварварами, как нам этого хочется, а такими, какими они есть на самом деле… Принимать желаемое за действительность — что может быть глупее, особенно для разведчика.
   Гоулен прикусил язык.
   — В составе экипажа самолета, — вновь заговорила Лидия, — должен был лететь и сам конструктор Степанковский. У меня созрел план: за несколько минут до полета в пробный рейс незаметно для окружающих вручить моему «жениху» «сюрпризную» коробку. По моему настоянию он должен был открыть ее много времени спустя, уже находясь в полете. Сразу после взлета он, естественно, был бы очень занят. А я просила открыть коробку тогда, когда его мысли не будут поглощены изучением поведения самолета в воздухе, когда они будут целиком со мной. Ведь в коробке было мое письмо, якобы имеющее большое значение для нашего будущего. По моим расчетам, он должен был вскрыть коробку, находясь далеко от места взлета. Это давало мне возможность осуществить вторую часть плана. В тот же вечер директор завода Матвеев улетал рейсовым самолетом в Москву. Он должен был повезти с собой ценные для нас материалы, связанные со строительством самолета. По случаю успешного испытания самолета на квартире у Матвеевых было устроено торжество. Меня, разумеется, тоже пригласили. Хорошо зная расположение комнат квартиры — я часто бывала там со Степанковским, — я решила похитить эти документы. Но… но все лопнуло, как мыльный пузырь!.. лопнуло из-за этого проклятого Дэвиса.
   Лидия замолчала. Она крепко стиснула руки. Глаза лихорадочно горели.
   Гоулен терпеливо ждал продолжения рассказа.
   — Последний раз мы встретились с Дэвисом за день до испытания самолета, — Лидия справилась с волнением. — Условились, что за час до взлета он доставит в условленное место «Сюрприз-12». Но он не явился…
   — Почему? — спросил Гоулен. Голос его внезапно охрип.
   — Тогда я еще сама не знала причины. Время уходило катастрофически быстро, а его все не было. Я решилась на отчаянный шаг. Взяла такси и поехала в сторону квартиры Мюллер, откуда он должен был появиться. У калитки дома по Советской, 38 я заметила сигнал тревоги: у дверей домика фрау Мюллер не было на привязи собачки. Это означало: входить нельзя! Вы, конечно, догадались, что к отлету самолета я опоздала…
   Лидия умолкла и с минуту сидела неподвижно. Молчал и Гоулен. Багровые пятна, покрывшие его переносицу и шею, говорили о том, что он взволнован рассказом. Она взяла новую сигарету, медленно размяла в пальцах и закурила.
   — Отсутствие Дэвиса, сигнал тревоги на базе свидетельствовали об опасности, — продолжила рассказ Лидия. — К Матвеевым идти было нельзя, кто знает, как «наследил» Дэвис… — она помолчала. — Так Дэвис провалил с редким успехом подготовленную операцию.
   Наступила продолжительная пауза.. Лидия сидела, устремив печальный взгляд на дымящуюся сигарету.
   — Что же произошло с Дэвисом? — наконец спросил Гоулен.
   — Я и по сей день в точности не знаю этого. Вначале мне казалось, что он просто опоздал, а тревога у Мюллер — случайное совпадение. Необходимо было во что бы то ни стало узнать, что с Дэвисом, и причину тревоги на явочной квартире. Но узнать это можно было только у фрау Мюллер, а идти к ней ночью опасно. На следующий день я нашла способ заглянуть в калитку дома по Советской. Собачки по-прежнему на месте не было. Значит, пользоваться квартирой Мюллер нельзя. Тогда-то я поняла, в чем дело. Дэвис завалил явочную квартиру.
   — Какие у вас доказательства? — тихо спросил Гоулен.
   — Дэвис вел себя больше чем необдуманно. Например, подружился с каким-то человеком и завербовал его. Тот оказался неблагонадежным. Пришлось его «убрать». Дэвис сделал это через какого-то уголовника. А на следующий день я напрасно ждала его с «сюрпризом». Все это вынудило меня немедленно покинуть город. С тех пор я только один раз прошла мимо дома по Советской. Этого было достаточно, чтобы я больше туда никогда не заходила.
   — Почему?
   — Когда я проходила мимо домика, незнакомая женщина выносила из дверей ведро. Мне стало ясно, что фрау Мюллер больше нет, а там живет «подсаженная», .
   — Что вы делали в лесу? — резко прервал ее Гоулен.
   Лидия поняла, что он очень внимательно ее слушал и наблюдал за каждым движением, за выражением лица, глаз: он ищет подтверждения правдивости сказанного ею. Что ж, она и это предусмотрела.
   — С потерей явочной квартиры я лишилась возможности пользоваться рацией. А появляться в городе и искать агента № 17 при таких тревожных обстоятельствах значило бы глупо рисковать всем Только выждав и убедившись, что за мной нет слежки, я попыталась воспользоваться лесной базой. Но попасть туда не удалось…
   — Разве вас не проинструктировали, как проникнуть на базу?
   — Фрау Мюллер однажды повела меня в лес, чтобы свести с человеком, который и должен был посвятить меня в эту тайну. Но встреча не состоялась — в лесу оказались посторонние люди. Мы сделали вид, будто пришли по грибы, походили немного и вернулись ни с чем. Ну, а потом уже ничего сделать было невозможно. Поэтому, оказавшись в критическом положении, я вынуждена была одна попытаться связаться с этим человеком. Две мои разведки в лес ни к чему не привели, а в третий раз я попала в перестрелку и была ранена… И только благодаря счастливому случаю осталась в живых… Неудачи, которые подстерегали меня в этой стране, можно объяснить разве только злым роком…
   Лидия задыхалась, лицо ее побелело.
   Наблюдая за ней, Гоулен все больше проникался доверием к Лидии. А она стремилась только к одному: чтобы ее не отстранили, чтобы и ее включили в новую операцию. А что таковая готовилась, она не сомневалась. Гоулен пожаловал сюда не для прогулки, Она молчала, насупившись, ждала, с замиранием сердца, что скажет Гоулен. А он, словно нарочно, испытывал ее выдержку. Не спеша почистил апельсин, не спеша стал есть. Но она хорошо знала своего шефа и терпеливо ждала. А он жевал апельсин, обдумывая услышанное.
   — Что ж, я был убежден, что провал случился по независящим от вас причинам, — растягивая слова, наконец заговорил он. — Я не мог ошибиться, когда выбрал именно вас, и продолжаю верить в вас. И вот доказательство. Сейчас задумана очень серьезная операция. Вам отведено в ней важное место и, следовательно, предоставляется возможность восстановить свою былую репутацию.
   Сердце Лидии было готово выскочить из груди. Она не скрывала своих чувств, и Гоулен, поняв это по-своему, остался доволен.
   — Вы будете в самом центре операции, — продолжал он, — но вам придется ограничиться пребыванием в Приморске. Больше того, по ходу выполнения вашего задания вы обязаны будете находиться в помещении. Только в особых случаях, для связи, вы сможете выходить на улицу, и не иначе как ночью. Что касается номерного завода, то им будет заниматься другой.
   Лидия заметила, что Гоулен не называет «Рыжего». А в том, что именно ему поручен завод, она не сомневалась.
   — Ваше участие в операции согласовано с шефом управления. Я известил его шифровкой и получил согласие. Ваши действия и связи тщательным образом продуманы, и я их вам сейчас изложу…
   Было около двенадцати ночи, когда Гоулен поднялся.
   — Запомните, возвращаться в дом парикмахера вам нельзя ни в коем случае: он может оказаться под наблюдением.
   Лидия поняла, что действительно нужна им: до сих пор их не заботило, что она жила в доме, который мог быть под наблюдением. Только сейчас… Да, хороши ее партнеры…
   Она застыла, глядя невидящими глазами в одну точку. Гоулен подошел к ней, положил руку на обнаженное плечо и заглянул в глаза. Лидия слегка отстранилась, и рука Гоулена повисла в воздухе. Брови его нахмурились.
   — Вам пора уходить, — желая смягчить шефа, сказала Лидия. — Дежурная по этажу предупредила, что гостям разрешается быть только до двенадцати…
   — Знаю, в этой варварской стране пуританские порядки, — Гоулен достал папиросу. Лидия заметила, что его руки дрожали, когда он прикуривал.
   — Помните, к моему приезду все должно быть готово. До свидания, — он едва пожал протянутую руку и вышел.
   Лидия заперла дверь, выключила свет и подошла к окну. Откинув тяжелую портьеру, она посмотрела вниз Там мерцал и переливался огнями огромный город…
   Долго не отрывала Лидия глаз от панорамы города-исполина, и тоска все больше сжимала сердце. Она отошла от окна и, не раздеваясь, легла на кровать. Ее открытые глаза были устремлены на освещенное окно, и крупные слезы скатывались на подушку.

ГЛАВА VIII

   Глубокой ночью в приемный покой карета скорой помощи доставила тяжелобольного. Он был подобран в зале ожидания вокзала. Врач установил отравление пищей.
   Майя, дежурившая в эту ночь, сбилась с ног, стараясь облегчить страдания больного. Его сотрясала тяжелая рвота, зрачки не реагировали на свет, то и дело он терял сознание.
   Подобный случай отравления был зарегистрирован в больнице несколько месяцев назад — целая семья, состоявшая из родителей и четырех детей. Они скончались спустя тридцать минут после доставки в больницу, не приходя в сознание. Патологоанатомическое вскрытие трупов и лабораторное исследование дали картину ботулизма. Между тем продукты, найденные в квартире пострадавших, при исследовании оказались пригодными к употреблению. По требованию органов дознания было сделано повторное вскрытие трупов, но вывод остался прежним.
   Что же произошло с человеком, доставленным сегодня? Это очень тревожило Майю. Она употребила все средства для спасения жизни пострадавшего — промывание желудка, введение внутримышечно и подкожно поливалентной сыворотки, кислород.
   Когда рвота несколько ослабла, Майя поручила больного заботам дежурной сестры, а сама занялась обследованием свертка, найденного у пострадавшего.
   Ничего примечательного в свертке не оказалось: остаток батона, кусочки любительской колбасы, корейка и почти нетронутая баночка горчицы. Майя сложила все в прежнем порядке и отправила в лабораторию для исследования.
   Часы показывали приближение смены, но Майя решила не уходить домой, попытаться вырвать несчастного из рук смерти. Чем же он отравился, какой яд дал такую тяжелую картину? Ведь это уже второй случай. Видимо, в городе есть где-то очаг отравления. Правда, причиной смерти семьи Силантьевых считали употребление испорченных консервов, а сегодняшний пациент, судя по свертку, ел колбасу. Но откуда одни и те же симптомы в обоих случаях?
   Лабораторный анализ продуктов показал, что они совершенно свежи и вполне пригодны к употреблению.
   Майя озадаченно перечитывала заключение лаборатории. Неужели и это отравление останется неразгаданным? Нет, так нельзя. Необходимо предпринять какие-то меры…
   — Майя Николаевна, здравствуйте!
   Она вздрогнула от неожиданности и резко обернулась: перед ней стоял Костричкин. За время, что они не виделись, лейтенант заметно похудел: сказалась большая потеря крови от полученной в лесу раны. Но об этом происшествии Майя ничего не знала.
   — Здравствуйте… — тихо ответила она. С минуту они стояли молча. Майя вопросительно и несколько растерянно смотрела на лейтенанта.
   — Нас интересует, Майя Николаевна, состояние отравившегося…
   — Интересует вас? — с нескрываемым удивлением спросила Майя. Костричкин осторожно взял ее за локоть и отвел в сторону от стола, за которым сидела, углубившись в истории болезни, сестра.