Эрл Стенли Гарднер
«Дело коптящей лампы»
Предисловие
Как правило, большинство авторов часто (чаще, чем им самим хотелось бы признать) попадают под влияние выдающихся личностей, встречающихся на их жизненном пути. Так, два года назад я познакомился в Новом Орлеане с забавным стариком. Он передвигался какими-то прыжками, словно упругий резиновый мячик. Глаза его сверкали от возбуждения, а белоснежные волосы разметались по плечам, как грива. Его звали Вуд Уайтселл.
Для кого-то из нас главное в жизни — это власть, для другого — деньги, для третьего — положение в обществе. Все это мало интересовало Уайтселла; он наслаждался жизнью особым образом, делая замечательные фото, которые часто обнажали истинную сущность тех, кого он фотографировал.
Деньги для него ничего не значили: мог послать к черту лучшего заказчика, если тот осмеливался задеть его профессиональную гордость. Всегда находился в процессе проведения какого-либо эксперимента, что заставляло его буквально захлебываться от восторга. Метался по своей студии, подпрыгивая на коротеньких ножках, стараясь переделать как можно больше дел за те ничтожные двадцать четыре часа, из которых состоят сутки. Питался нерегулярно, просто был слишком занят. Когда вдруг осознавал, что голоден, то чаще всего просто перебегал через дорогу в “Бурбон-Хаус”, проглатывал кусок пирога, торопливо запивая его чашкой кофе, и бегом возвращался к себе. Когда нужно было особое освещение, устраивал подсветку с помощью какого-нибудь листа жести и добивался нужного эффекта. Студия была заполнена его собственными изобретениями, которые были ничуть не хуже дорогих инструментов. Для меня он такая же личность, как и Грэмпс Виггинс, тем более что у них много общего. Я и сам не в состоянии ответить, в какой степени Уайтселл — прототип Виггинса. Сейчас могу сказать только одно: после того, как я провел зиму в Новом Орлеане и хорошо узнал Вуда Уайтселла, Грэмпс Виггинс прочно вошел в мое сознание и прямо-таки просился на бумагу. Как только я начал писать о Грэмпсе, я понял, до чего же он напоминает мне Вуда Уайтселла.
Не знаю, сколько Уайтселлу было в то время лет, но он постоянно кипел неподвластным годам энтузиазмом, был переполнен желанием достичь в своем мастерстве каких-то невиданных вершин, а ярко выраженный индивидуализм заставлял его взрываться, подобно пороховой бочке, стоило лишь чуть-чуть задеть самолюбие.
Подобно Грэмпсу Виггинсу, он воспринимал жизнь не так полно, как это свойственно более молодым людям, но одно присущее им обоим качество просто бросалось в глаза: пока они живут, жизнь в них кипит. И так до самой смерти.
Написав эту книгу, я надеюсь отдать должное Буду Уайтселлу, а также… но, нет, мой Грэмпс Виггинс не позволит мне сказать ничего такого, что бы задело его индивидуальность.
Эрл Стэнли Гарднер
Для кого-то из нас главное в жизни — это власть, для другого — деньги, для третьего — положение в обществе. Все это мало интересовало Уайтселла; он наслаждался жизнью особым образом, делая замечательные фото, которые часто обнажали истинную сущность тех, кого он фотографировал.
Деньги для него ничего не значили: мог послать к черту лучшего заказчика, если тот осмеливался задеть его профессиональную гордость. Всегда находился в процессе проведения какого-либо эксперимента, что заставляло его буквально захлебываться от восторга. Метался по своей студии, подпрыгивая на коротеньких ножках, стараясь переделать как можно больше дел за те ничтожные двадцать четыре часа, из которых состоят сутки. Питался нерегулярно, просто был слишком занят. Когда вдруг осознавал, что голоден, то чаще всего просто перебегал через дорогу в “Бурбон-Хаус”, проглатывал кусок пирога, торопливо запивая его чашкой кофе, и бегом возвращался к себе. Когда нужно было особое освещение, устраивал подсветку с помощью какого-нибудь листа жести и добивался нужного эффекта. Студия была заполнена его собственными изобретениями, которые были ничуть не хуже дорогих инструментов. Для меня он такая же личность, как и Грэмпс Виггинс, тем более что у них много общего. Я и сам не в состоянии ответить, в какой степени Уайтселл — прототип Виггинса. Сейчас могу сказать только одно: после того, как я провел зиму в Новом Орлеане и хорошо узнал Вуда Уайтселла, Грэмпс Виггинс прочно вошел в мое сознание и прямо-таки просился на бумагу. Как только я начал писать о Грэмпсе, я понял, до чего же он напоминает мне Вуда Уайтселла.
Не знаю, сколько Уайтселлу было в то время лет, но он постоянно кипел неподвластным годам энтузиазмом, был переполнен желанием достичь в своем мастерстве каких-то невиданных вершин, а ярко выраженный индивидуализм заставлял его взрываться, подобно пороховой бочке, стоило лишь чуть-чуть задеть самолюбие.
Подобно Грэмпсу Виггинсу, он воспринимал жизнь не так полно, как это свойственно более молодым людям, но одно присущее им обоим качество просто бросалось в глаза: пока они живут, жизнь в них кипит. И так до самой смерти.
Написав эту книгу, я надеюсь отдать должное Буду Уайтселлу, а также… но, нет, мой Грэмпс Виггинс не позволит мне сказать ничего такого, что бы задело его индивидуальность.
Эрл Стэнли Гарднер
Глава 1
Джейн Грейвен, секретарь Ральфа Дж. Прессмана, присела на туалетный столик, критически рассматривая свое отражение в зеркале. Сегодня у нее выдался тяжелый день. В середине дня Ральф Прессман неожиданно исчез из офиса и не позаботился объяснить ей, куда он собрался. В последнее время он довольно часто так поступал. А Джейн Грейвен оставалась одна лицом к лицу с тысячей и одной неразрешимой проблемой и без малейшего понятия, где искать шефа, когда он вернется или хотя бы как с ним связаться.
Но даже теперь, каким бы утомительным со своими новыми привычками не был ее босс, он не причинял ей столько беспокойства, сколько это делала его жена. Софи Прессман чрезвычайно осложняла жизнь сотрудников своего мужа, и сейчас, глядя в зеркало на свое лицо, Джейн Грейвен с неудовольствием замечала на нем легкие морщинки — следы беспокойства и раздражения, которых раньше не было.
Зазвонил телефон.
Джейн вздрогнула и взглянула на часы. Было около одиннадцати. Она немного помедлила, потом сняла трубку и сказала:
— Хэлло!
На другом конце ответил женский голос:
— Междугородный разговор, вызывают мисс Джейн Грейвен. Вы у телефона?
— Да, — ответила Джейн. — Кто говорит?
— Вызов из города Петри, Калифорния. Не вешайте трубку, пожалуйста… Соединяю, с вас шестьдесят пенсов.
Джейн услышала в трубке звяканье монеток, и девичий голос произнес:
— Можете говорить!
— Я слушаю! — повторила Джейн.
Ответа не было. В трубке царила мертвая тишина. Снова раздался голос телефонистки:
— Подождите минуту, пожалуйста!
Спустя какое-то время ее удивленный голос произнес:
— Извините, но тот, кто заказывал разговор, почему-то повесил трубку. Телефон на том конце не отвечает. Звонили из телефона-автомата в отеле “Петри”.
— А он назвался? — спросила Джейн.
— Да, конечно. Он назвал свое имя: Ральф Прессман.
Целый час после этого звонка Джейн не отходила от телефона, надеясь, что Прессман перезвонит. Так и не дождавшись звонка, она погасила свет и отправилась спать.
А там, в Петри, человек, хотевший поговорить с Джейн, торопливо повесил трубку, заметив в коридоре знакомое лицо. Заговорить с Джейн он не рискнул. Торопливо покинув отель, он отъехал на несколько миль от города и снял комнату в каком-то жалком, Богом забытом мотеле, где и провел одну из самых спокойных в этом месяце ночей.
Но даже теперь, каким бы утомительным со своими новыми привычками не был ее босс, он не причинял ей столько беспокойства, сколько это делала его жена. Софи Прессман чрезвычайно осложняла жизнь сотрудников своего мужа, и сейчас, глядя в зеркало на свое лицо, Джейн Грейвен с неудовольствием замечала на нем легкие морщинки — следы беспокойства и раздражения, которых раньше не было.
Зазвонил телефон.
Джейн вздрогнула и взглянула на часы. Было около одиннадцати. Она немного помедлила, потом сняла трубку и сказала:
— Хэлло!
На другом конце ответил женский голос:
— Междугородный разговор, вызывают мисс Джейн Грейвен. Вы у телефона?
— Да, — ответила Джейн. — Кто говорит?
— Вызов из города Петри, Калифорния. Не вешайте трубку, пожалуйста… Соединяю, с вас шестьдесят пенсов.
Джейн услышала в трубке звяканье монеток, и девичий голос произнес:
— Можете говорить!
— Я слушаю! — повторила Джейн.
Ответа не было. В трубке царила мертвая тишина. Снова раздался голос телефонистки:
— Подождите минуту, пожалуйста!
Спустя какое-то время ее удивленный голос произнес:
— Извините, но тот, кто заказывал разговор, почему-то повесил трубку. Телефон на том конце не отвечает. Звонили из телефона-автомата в отеле “Петри”.
— А он назвался? — спросила Джейн.
— Да, конечно. Он назвал свое имя: Ральф Прессман.
Целый час после этого звонка Джейн не отходила от телефона, надеясь, что Прессман перезвонит. Так и не дождавшись звонка, она погасила свет и отправилась спать.
А там, в Петри, человек, хотевший поговорить с Джейн, торопливо повесил трубку, заметив в коридоре знакомое лицо. Заговорить с Джейн он не рискнул. Торопливо покинув отель, он отъехал на несколько миль от города и снял комнату в каком-то жалком, Богом забытом мотеле, где и провел одну из самых спокойных в этом месяце ночей.
Глава 2
Джордж Карпер свято верил в то, что каждого человека можно купить, если знать цену; другое дело, что эту цену он принципиально не платил. Он всегда выжидал, чтобы заполучить нужного ему человека путем какой-то сделки.
В этот день, хотя на часах уже было четверть двенадцатого, Джордж Карпер еще сидел за письменным столом. Перед ним на столе лежала папка сообщений, а точнее, целое досье на Харви Л. Стэнвуда, бухгалтера, финансового агента и, вообще говоря, правую руку Ральфа Прессмана.
Это досье собиралось в течение последних трех месяцев. Оно стоило довольно дорого, но зато в нем были упомянуты малейшие детали жизни и деятельности Стэнвуда.
Карпера, собственно, интересовал не Стэнвуд лично, а та сфера деятельности Прессмана, связанная с добычей нефти, которая и заставила его отправится в Петри, округ Санта-Дельбарра, в сотне миль от побережья.
Закуривая сигару, Карпер бросил мельком взгляд на часы. Одиннадцать пятнадцать. Для Карпера было обычным делом засиживаться за делами до трех-четырех часов утра, размышляя, строя планы и обдумывая козни против своих врагов. Хладнокровный, рассудительный реалист, Карпер замышлял только то, что было выполнимо. Он был практичный человек: то, что было нереально, его не устраивало.
Но теперь тем не менее Прессман держал Карпера в тисках — и весьма крепко. Хотелось бы ему знать, что задумал Прессман.
Карпер снова вернулся к досье Стэнвуда, и очень скоро у него созрело решение. С утра он позвонит молодому Харви Стэнвуду и пригласит его на ленч.
В этот день, хотя на часах уже было четверть двенадцатого, Джордж Карпер еще сидел за письменным столом. Перед ним на столе лежала папка сообщений, а точнее, целое досье на Харви Л. Стэнвуда, бухгалтера, финансового агента и, вообще говоря, правую руку Ральфа Прессмана.
Это досье собиралось в течение последних трех месяцев. Оно стоило довольно дорого, но зато в нем были упомянуты малейшие детали жизни и деятельности Стэнвуда.
Карпера, собственно, интересовал не Стэнвуд лично, а та сфера деятельности Прессмана, связанная с добычей нефти, которая и заставила его отправится в Петри, округ Санта-Дельбарра, в сотне миль от побережья.
Закуривая сигару, Карпер бросил мельком взгляд на часы. Одиннадцать пятнадцать. Для Карпера было обычным делом засиживаться за делами до трех-четырех часов утра, размышляя, строя планы и обдумывая козни против своих врагов. Хладнокровный, рассудительный реалист, Карпер замышлял только то, что было выполнимо. Он был практичный человек: то, что было нереально, его не устраивало.
Но теперь тем не менее Прессман держал Карпера в тисках — и весьма крепко. Хотелось бы ему знать, что задумал Прессман.
Карпер снова вернулся к досье Стэнвуда, и очень скоро у него созрело решение. С утра он позвонит молодому Харви Стэнвуду и пригласит его на ленч.
Глава 3
В небольшом фермерском домике, в восьми минутах от Петри, лежал без сна Хью Сондерс.
Легкий ночной ветерок шевелил оконные занавески. Он доносил до Сондерса аромат эвкалипта и цветущих апельсиновых деревьев — настоящий запах местности. Ранчо Сондерса представляло собой небольшой участок плодородной земли — тщательно возделанной, орошенной, содержащейся в образцовом порядке. А на холме, в сотне ярдов от окна спальни Сондерса, казалось, упиралась в ночное небо нефтяная вышка… По решению суда Прессман получил право поставить ее на этом месте.
Сондерс стиснул тяжелые кулаки. Ах, если б он мог добраться до глотки Прессмана… Но спокойно, спокойно! Такие мысли не доведут до добра.
Сондерс повернулся на другой бок, так чтобы не видеть окна и в нем силуэта ненавистной нефтяной вышки. По его телу разливалась приятная усталость после целого дня тяжелой работы на своей земле. И ведь всего-то только последние два месяца ему стало трудно засыпать. И вот сейчас: прошел уже час, если не больше, как он лег, а сна все не было. Он приподнялся на локте и взглянул на светящийся циферблат часов, лежавших на тумбочке рядом с кроватью, — одиннадцать с четвертью.
Легкий ночной ветерок шевелил оконные занавески. Он доносил до Сондерса аромат эвкалипта и цветущих апельсиновых деревьев — настоящий запах местности. Ранчо Сондерса представляло собой небольшой участок плодородной земли — тщательно возделанной, орошенной, содержащейся в образцовом порядке. А на холме, в сотне ярдов от окна спальни Сондерса, казалось, упиралась в ночное небо нефтяная вышка… По решению суда Прессман получил право поставить ее на этом месте.
Сондерс стиснул тяжелые кулаки. Ах, если б он мог добраться до глотки Прессмана… Но спокойно, спокойно! Такие мысли не доведут до добра.
Сондерс повернулся на другой бок, так чтобы не видеть окна и в нем силуэта ненавистной нефтяной вышки. По его телу разливалась приятная усталость после целого дня тяжелой работы на своей земле. И ведь всего-то только последние два месяца ему стало трудно засыпать. И вот сейчас: прошел уже час, если не больше, как он лег, а сна все не было. Он приподнялся на локте и взглянул на светящийся циферблат часов, лежавших на тумбочке рядом с кроватью, — одиннадцать с четвертью.
Глава 4
В своем офисе, за столом, покрытым зеленым плексигласом, сидел Эверетт Тру, редактор и издатель “Петри геральд”. Лежавшие перед ним кипой листочки телеграмм со всей страны позволяли ему быть в курсе всех событий… На их основе писались заметки, а Эверетт должен был придумывать к ним броские заголовки. Основной темой сообщений были, конечно, военные события.
Но основной новостью к этому дню, которая интересовала всех без исключения жителей Петри, было заседание окружного суда, состоявшееся вечером этого же дня, подтвердившее решение, принятое Верховным судом округа Санта-Дельбарра. Оно касалось вопроса о старой нефтяной скважине.
По решению суда прежние владельцы нефтяной скважины получили право, независимо от желания теперешнего хозяина фермерского участка, разрабатывать нефтяную скважину, строить нужные им дороги, ставить буровые вышки, лампы, очистительные установки, прокладывать трубы — даже если для этого придется сносить жилые постройки самого фермера.
Эта старая, заброшенная шахта, о которой годами не вспоминали, в настоящее время была кошмаром для всего города. Много лет никто не заботился о том, кому же она принадлежит. Только однажды какой-то мелкий чиновник упомянул о “правах” на нее в своем докладе.
А теперь вдруг о ней как о своей собственности заявил человек, чье имя много значило в деловых кругах, — сам Ральф Дж. Прессман из Лос-Анджелеса… Как ни странно, достать его фотографии оказалось весьма сложно. Он никогда не любил позировать перед камерой. Даже коллеги из Лос-Анджелеса не смогли помочь редактору.
Еще три-четыре месяца назад фермеры бы смогли за безделицу выкупить права на эту старую скважину… Странно, что им даже в голову не пришло сделать это. Все эти годы они практически сидели на пороховой бочке, и вот наконец появился Прессман и взорвал ее. Теперь фермеры объединились в нечто вроде профсоюза. Эта мысль пришла им в голову после решения Верховного суда округа, когда Прессман поставил свою буровую вышку на земле Сондерса.
Нет, так дело не пойдет, надо делать выпуск. Иногда для газеты не хватало интересных новостей и главному редактору приходилось буквально из пальца высасывать заголовки. А теперь событий столько, что поди умести их в один выпуск. А Эверетту еще надо было написать передовицу — нет, не для завтрашнего номера. Хорошо бы ее сначала дать просмотреть юристу… Но написать ее следует сегодня.
Тру придвинул поближе боковой столик со стоявшей на нем пишущей машинкой. Вставил в нее листок бумаги и напечатал большими буквами заголовок: “Не легальный ли это шантаж?” По давней привычке он механически бросил взгляд на часы, чтобы потом знать, сколько займет у него статья.
Было четверть двенадцатого.
Но основной новостью к этому дню, которая интересовала всех без исключения жителей Петри, было заседание окружного суда, состоявшееся вечером этого же дня, подтвердившее решение, принятое Верховным судом округа Санта-Дельбарра. Оно касалось вопроса о старой нефтяной скважине.
По решению суда прежние владельцы нефтяной скважины получили право, независимо от желания теперешнего хозяина фермерского участка, разрабатывать нефтяную скважину, строить нужные им дороги, ставить буровые вышки, лампы, очистительные установки, прокладывать трубы — даже если для этого придется сносить жилые постройки самого фермера.
Эта старая, заброшенная шахта, о которой годами не вспоминали, в настоящее время была кошмаром для всего города. Много лет никто не заботился о том, кому же она принадлежит. Только однажды какой-то мелкий чиновник упомянул о “правах” на нее в своем докладе.
А теперь вдруг о ней как о своей собственности заявил человек, чье имя много значило в деловых кругах, — сам Ральф Дж. Прессман из Лос-Анджелеса… Как ни странно, достать его фотографии оказалось весьма сложно. Он никогда не любил позировать перед камерой. Даже коллеги из Лос-Анджелеса не смогли помочь редактору.
Еще три-четыре месяца назад фермеры бы смогли за безделицу выкупить права на эту старую скважину… Странно, что им даже в голову не пришло сделать это. Все эти годы они практически сидели на пороховой бочке, и вот наконец появился Прессман и взорвал ее. Теперь фермеры объединились в нечто вроде профсоюза. Эта мысль пришла им в голову после решения Верховного суда округа, когда Прессман поставил свою буровую вышку на земле Сондерса.
Нет, так дело не пойдет, надо делать выпуск. Иногда для газеты не хватало интересных новостей и главному редактору приходилось буквально из пальца высасывать заголовки. А теперь событий столько, что поди умести их в один выпуск. А Эверетту еще надо было написать передовицу — нет, не для завтрашнего номера. Хорошо бы ее сначала дать просмотреть юристу… Но написать ее следует сегодня.
Тру придвинул поближе боковой столик со стоявшей на нем пишущей машинкой. Вставил в нее листок бумаги и напечатал большими буквами заголовок: “Не легальный ли это шантаж?” По давней привычке он механически бросил взгляд на часы, чтобы потом знать, сколько займет у него статья.
Было четверть двенадцатого.
Глава 5
Софи Прессман, которая была почти на двадцать лет моложе мужа, взбежала по парадной лестнице к дверям шикарного особняка Прессманов и повернула ключ в замке. У нее было превосходное настроение. Неизвестно по какой причине в ее голове промелькнула мысль: “Многие женщины предпочитают, когда у них есть возможность, выбрать что-то одно из двух. Мне этого не нужно”.
Она рассмеялась, машинально взглянула на запястье, где сверкали изящные часики, чтобы, если понадобится, рассказать убедительную историю о том, где она пропадала так долго.
Было еще не поздно. Всего четверть двенадцатого.
В то время, как она вставляла ключ в замочную скважину, ей послышался звук заводимого двигателя, как будто стоявшая неподалеку у тротуара машина собиралась тронуться с места.
Она заметила, как вспыхнули фары, услышала шум работающего мотора и посмотрела вслед уехавшей машине.
Ее чудесное настроение внезапно улетучилось, ноги задрожали, а сердце, казалось, ухнуло куда-то вниз от пришедшей ей в голову ужасной догадки. Мысли закружились у нее в голове, а перед глазами замелькали те мелкие, незначительные эпизоды, которые она, хоть и замечала, но не придавала им никакого значения: сидевший за соседним столиком и время от времени поглядывавший на нее одинокий мужчина; машина, которая чуть не задела ее бампером; тот человек в сером пальто…
Она внезапно похолодела. Повернувшись лицом к дому и крутя дрожащими, непослушными пальцами ключ, она тщетно пыталась отпереть дверь.
Она рассмеялась, машинально взглянула на запястье, где сверкали изящные часики, чтобы, если понадобится, рассказать убедительную историю о том, где она пропадала так долго.
Было еще не поздно. Всего четверть двенадцатого.
В то время, как она вставляла ключ в замочную скважину, ей послышался звук заводимого двигателя, как будто стоявшая неподалеку у тротуара машина собиралась тронуться с места.
Она заметила, как вспыхнули фары, услышала шум работающего мотора и посмотрела вслед уехавшей машине.
Ее чудесное настроение внезапно улетучилось, ноги задрожали, а сердце, казалось, ухнуло куда-то вниз от пришедшей ей в голову ужасной догадки. Мысли закружились у нее в голове, а перед глазами замелькали те мелкие, незначительные эпизоды, которые она, хоть и замечала, но не придавала им никакого значения: сидевший за соседним столиком и время от времени поглядывавший на нее одинокий мужчина; машина, которая чуть не задела ее бампером; тот человек в сером пальто…
Она внезапно похолодела. Повернувшись лицом к дому и крутя дрожащими, непослушными пальцами ключ, она тщетно пыталась отпереть дверь.
Глава 6
Харви Л. Стэнвуд, широкоплечий, с тонкой талией, темноволосый мужчина, выглядел очень эффектно в вечернем костюме. Ева Реймонд, с гордостью бросив на него восхищенный взгляд, решила, что он ничем не уступает тем киногероям, которые так часто мелькали на экране телевизора, заставляя сильнее биться ее сердце.
Было и еще нечто такое, что влекло ее к Стэнвуду. Атмосфера успеха — аура романтики — окутывала его, а это приятно щекотало чувства Евы.
У Харви Стэнвуда было слабое зрение, что в свое время спасло его от призыва в армию, но тем не менее его глаза отлично видели все, что нужно было видеть. Как бухгалтер и правая рука Ральфа Дж. Прессмана, он имел доступ к документам и цифрам, которые, может быть, ничего и не сказали бы несведущему в финансовом отношении человеку, но для светлой головы Стэнвуда они означали многое… И Стэнвуд пользовался своими знаниями, это был его капитал. Он отдавал себе отчет в том, что происходит вокруг него.
Стэнвуд протянул руку к столику и взял еще кусочек кекса.
Еву никто бы не назвал дурочкой, и, в первую очередь, она сама считала себя неглупой женщиной. Свое место в жизни она нашла еще когда ей не было семнадцати. Она любила успех, яркие огни, она любила жить и наслаждаться жизнью. Сама мысль о рутинной работе где-нибудь в скучной конторе приводила ее в ужас. Еще больший ужас вызывала у нее перспектива скучной, повседневной домашней работы, хлопот с мужем и детьми. Ей хотелось активной жизни — и она ее получила.
Для Харви Стэнвуда этот вечер начался удачно, но дальше все стало меняться не в лучшую сторону. Ева давно уже подметила странную особенность в азартном по натуре Харви. Когда удача была на его стороне, он играл расчетливо и осторожно, когда же счастье поворачивалось к нему спиной, он, теряя голову, заключал самые невероятные пари и готов был рисковать абсолютно всем, до последней копейки.
По роду своей деятельности Ева была связана с игорным бизнесом. Она знала многих профессиональных игроков, хорошо изучила их приемы. Она понимала очень хорошо, что можно ставить большие суммы и рисковать, пока счастье на твоей стороне, но следует немедленно прекращать игру при первом же проигрыше… У нее в голове часто шевелилась мысль, что неплохо было бы поговорить об этом с Харви… Но его реакция могла быть непредсказуемой. Характер у него был достаточно сложный. Ему очень нравилось поучать ее, давать ей советы, как жить, как вести себя, он часто поправлял ее произношение, указывал, как ей следует одеваться и пользоваться косметикой. Если она теперь попробует взять на себя роль его руководителя, это может плохо кончится… А тем более как объяснить, откуда у нее это знание правил азартных игр. Ведь Стэнвуд не только самолюбив, но и ревнив к тому же. Как раз в это время, когда у нее в голове кружились эти мысли, крупье принял последнюю ставку Стэнвуда.
— Игра продолжается, — произнес он. Стэнвуд кивнул.
В эту минуту к крупье подошел швейцар и что-то шепнул тому на ухо. Прикрыв деньги длинными, изящными пальцами, крупье наклонился вперед и тихо произнес:
— Не зайдете ли вы на минуту в кабинет дирекции, мистер Стэнвуд?
Харви усмехнулся.
— И не подумаю. Не хочу рисковать удачей, сейчас карта сама идет ко мне в руки. Подожди меня, Ева, я мигом.
Ева заволновалась. Она уже сталкивалась с такой ситуацией, когда людей приглашали “на минутку заглянуть в дирекцию”, принимая от них последнюю ставку. Но ведь Харви, Боже мой, Харви ведь просто купался в деньгах. Он, как компаньон, участвовал во многих деловых операциях мистера Прессмана, а это всегда было выгодно. И конечно, Харви никогда не попросили бы “заглянуть в дирекцию” из опасения, что может быть необеспеченный чек или отсутствует кредит в банке. Но тем не менее она бросила тревожный взгляд на широкие портьеры, которые закрывали дверь в таинственное “помещение дирекции”, и, по мере того как текли минуты, ее тревога все возрастала.
Было уже полдвенадцатого, когда Стэнвуд наконец бросил игру.
Его настроение совсем не изменилось.
— О’кей, малышка, — сказал он веселым, даже немного легкомысленным тоном, — давай-ка выпьем по коктейлю и поедем домой.
Она пошла вместе с ним к заказанному столику. Усевшись, она подняла глаза и встретила взгляд Стэнвуда.
— В чем дело, Харви?
— В чем дело? Что ты имеешь в виду? Я тебя не понимаю.
Она запнулась.
— Я знакома с порядками в подобных кабаках. Когда тебя…
— Не говори “кабак”, малышка, это вульгарно.
— Ну хорошо, с подобными заведениями, если тебя это больше устраивает. Я хорошо знаю, что бывает, когда человека просят “заглянуть в дирекцию”. Может, теперь ты мне объяснишь, в чем, собственно, дело?
Еще минуту Стэнвуду удавалось сохранять на лице то же высокомерное выражение, затем внезапно губы его задрожали.
Он тихо сказал:
— Я не хотел говорить тебе, Ева, но это наш последний вечер вдвоем. Завтра я буду в тюрьме.
Ева резко зажмурилась, как будто яркий свет ударил ей в глаза. В ушах у нее зашумело так, что, казалось, барабанные перепонки вот-вот лопнут. Она боялась открыть глаза, ей казалось, посмотри она на него — такого очаровательного, такого привлекательного и уверенного в себе — и он исчезнет, растает в воздухе и она останется одна сидеть за столом перед пустым стулом, а потом перед ней возникнет официант, держа в руках счет… Это напоминало ей кошмарные сны, которые часто мучили ее по ночам, когда любой привидевшийся ей эпизод, независимо от того, каким фантастичным он ни был, означал, что впереди ее ждет какая-то катастрофа.
— Что, что случилось? — едва успела пролепетать Ева. Стэнвуд хладнокровно поведал ей все.
— Послушай, малышка, я, конечно, легкомысленный человек. Не получается у меня делать деньги, и достаточно быстро. И, похоже, на этот раз я попал в переделку. Дело в том, что мне срочно нужны были деньги, не для меня, для одного летчика. И я позаимствовал деньги у шефа, без его ведома, конечно… Не такую уж большую сумму, во всяком случае, не больше того, что я мог бы вернуть, если бы нечаянно обнаружилось ее отсутствие. Но получилось так, что все сошло гладко, никто ничего не заметил. Это подстегнуло меня. Но я действовал довольно осторожно. Возможно, это произошло просто потому, что я попал в полосу невезения. Но, к этому времени я уже прочно сидел на крючке. Я бы никогда, даже постепенно, не смог бы выплатить всех денег, которые я взял. Но к тому времени все выплыло наружу.
У меня оставался только один выход. Деньги шефа я проиграл здесь, и значит, выигрывать их снова мне надо было тоже здесь. Я бы сделал это сегодня вечером, если бы они не трогали меня. На какое-то время мне улыбнулось счастье, и я бы мог, мог вернуть проигранное! А затем удача покинула меня и я снова все проиграл… Ну и кредит мне конечно же тоже закрыли.
— Ты имеешь в виду, что им стало известно, что у тебя нет денег?
— Я не уверен, знают ли здесь уже об этом или нет. Но не в этом дело. Проблема в том, что мне пришлось рискнуть всем во время игры. Времени колебаться и раздумывать не было… Когда завтра Ральф Дж. Прессман появится в своем кабинете, ему мигом все станет ясно. Мне больше не удастся водить его за нос. Через полчаса после того, как Прессман сядет в свое кресло, он начнет наводить весьма неприятные для меня справки. После этого пройдет еще полчаса, не больше, и я окажусь в тюрьме.
— И… и много ты взял?
— Да нет, не больше семнадцати тысяч долларов. Я проверил все до последнего цента.
— А ты можешь что-нибудь сделать?
— Нет, детка.
— А может, стоит самому пойти к Прессману и попытаться объяснить…
Ее слова заглушил его отрывистый смешок.
— Ты, видимо, не знакома с Прессманом, детка. На минуту за столом воцарилась тишина, а потом она подняла на него лихорадочно заблестевшие глаза.
— Да, — сказала она почти спокойно, — я действительно не знаю Прессмана.
Но он был слишком занят собой и своими неприятностями, чтоб заметить легкую иронию в ее словах.
— А Прессман точно завтра утром будет у себя? — спросила Ева.
— Не знаю, — пробормотал он. — Ну не будет его завтра, так будет послезавтра, какая разница? Он сейчас занят одним делом. По-моему, кроме меня никто сейчас не знает, где он на самом деле. Бьюсь об заклад, что этого не знает даже его собственная жена.
— Ну и где же он? — поинтересовалась она.
— Ты слышала когда-нибудь о таком городишке — Петри?
— Нет, никогда.
— Это такой маленький городок в округе Санта-Дельбарра.
— Я часто раньше бывала в Санта-Дельбарре, но никогда не слышала, что там есть такой город.
— Это не совсем там, он стоит примерно в тридцати милях от Санта-Дельбарры, это на востоке округа. Богом забытое место, но дело в том, что там есть нефть.
— И мистер Прессман сейчас там?
Стэнвуд заколебался.
— Это коммерческая тайна. Да и потом, это чисто деловая поездка, тебе должно быть неинтересно.
— Да нет же, мне интересно. Расскажи, пожалуйста.
— Но об этом никто не должен знать.
— Расскажи мне. Может, я смогу помочь тебе.
— Ты — помочь?
Она кивнула.
Он рассмеялся, не оскорбительно, но все-таки чуть высокомерно.
— Прошу тебя, расскажи мне все, — настаивала она. Стэнвуд помолчал немного.
— Эта история началась много лет назад, когда Калифорнию только начали заселять, тогда правительство Мексики передавало тысячи и тысячи акров земли испанским аристократам-переселенцам. В те времена вся северо-восточная часть округа Санта-Дельбарра принадлежала дону Хозе де Сальваро. Он умер, и права собственности на его землю перешли в руки одного шустрого янки, некоего Сайлса Вендовера. И когда Вендовер начал распродавать свою землю маленькими участками, то в каждый договор о покупке земли он ставил условие, по которому вся нефть, найденная на каждом проданном им участке, будет по-прежнему принадлежать ему или, если его не будет в живых к тому времени, его наследникам. В те времена, я уверен, люди и не подозревали, что нефть — это богатство. Они считали, что Вендовер немного не в себе. И радостно подписывали купчую, оставляя Вендоверу все права на нефть. Он сыграл с ними злую шутку.
Шли годы, и эта местность по-прежнему оставалась страшным захолустьем. А затем в Калифорнии, то тут то там, начали находить нефть, и вот тогда эта сделка стала выглядеть несколько по-иному, но и тогда еще, по-видимому, никто не принимал эту ситуацию всерьез. Они искренне считали, что владеть нефтью на нефтеносном участке — это одно, а разрабатывать ее — совсем другое.
Затем этим делом заинтересовался Прессман. Ему удалось выяснить, что по условиям этой заключенной много лет назад сделки, так как это следовало из документов, которые к тому же были еще подкреплены решением суда, наследники Вендовера имели право вторгаться на любой купленный у него участок земли, вести добычу нефти, ставить буровые вышки и бурить скважины, строить подъездные дороги и, в том случае, если нефть будет обнаружена, прокладывать трубопроводы, строить нефтехранилища, дополнительные дороги, насосные станции — словом, делать все, что делается в таких случаях.
Очень тихо и осторожно, избежав всякой огласки, Прессман выкупил у наследников Вендовера эти права. И когда он приехал в Санта-Дельбарру и объявил о своих намерениях, это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Людям казалось, что они сошли с ума.
— И теперь мистер Прессман там, — сделала вывод Ева. — А ты не знаешь, он остановился в отеле?
— Нет, конечно же нет.
— А где же тогда?
— А если я скажу тебе, ты поклянешься, что ни одна живая душа об этом не узнает?
— Ну конечно же. Говори.
— Он решил пока приступить к разработке только на одном фермерском участке. Есть там один фермер, по фамилии Сондерс, вот с его участка Прессман и решил начать. Сондерс, конечно же, обратился немедленно в суд. Он писал заявление за заявлением, требовал защиты своих прав на землю. И только сегодня суд подтвердил права Прессмана на нефть. Прессман, впрочем, не сомневался в этом.
— Ты мне так и не сказал, где он сейчас.
— Не торопись, детка. Я хочу, чтобы ты ясно представляла себе эту ситуацию. Когда Прессман заявил о своих правах, фермеры сделали попытку сообща выкупить их у него. Большинство участков в этой местности заняты цитрусовыми, сады там необыкновенные. Многие участки похожи на настоящие ранчо… Ну вот, шеф и отправился на разведку, разузнать, сколько они могут предложить ему, его устроят только очень большие деньги.
— Но как он надеется добиться этого? Стэнвуд усмехнулся.
— Никто в этих краях не знает Прессмана в лицо. Он для них только имя… Ну так вот, на самом краю округа есть несколько участков, ценность которых невелика, это просто мелкие фермерские участки. Месяц назад один из этих фермеров получил предложение от реально существующего человека продать свой участок за хорошую цену. Он согласился. Покупатель сообщил свое имя: Джек П. Ридли. Ридли выглядел как пожилой неухоженный холостяк, он сообщил, что ищет участок, чтобы заняться разведением цыплят и кроликов на продажу.
Было и еще нечто такое, что влекло ее к Стэнвуду. Атмосфера успеха — аура романтики — окутывала его, а это приятно щекотало чувства Евы.
У Харви Стэнвуда было слабое зрение, что в свое время спасло его от призыва в армию, но тем не менее его глаза отлично видели все, что нужно было видеть. Как бухгалтер и правая рука Ральфа Дж. Прессмана, он имел доступ к документам и цифрам, которые, может быть, ничего и не сказали бы несведущему в финансовом отношении человеку, но для светлой головы Стэнвуда они означали многое… И Стэнвуд пользовался своими знаниями, это был его капитал. Он отдавал себе отчет в том, что происходит вокруг него.
Стэнвуд протянул руку к столику и взял еще кусочек кекса.
Еву никто бы не назвал дурочкой, и, в первую очередь, она сама считала себя неглупой женщиной. Свое место в жизни она нашла еще когда ей не было семнадцати. Она любила успех, яркие огни, она любила жить и наслаждаться жизнью. Сама мысль о рутинной работе где-нибудь в скучной конторе приводила ее в ужас. Еще больший ужас вызывала у нее перспектива скучной, повседневной домашней работы, хлопот с мужем и детьми. Ей хотелось активной жизни — и она ее получила.
Для Харви Стэнвуда этот вечер начался удачно, но дальше все стало меняться не в лучшую сторону. Ева давно уже подметила странную особенность в азартном по натуре Харви. Когда удача была на его стороне, он играл расчетливо и осторожно, когда же счастье поворачивалось к нему спиной, он, теряя голову, заключал самые невероятные пари и готов был рисковать абсолютно всем, до последней копейки.
По роду своей деятельности Ева была связана с игорным бизнесом. Она знала многих профессиональных игроков, хорошо изучила их приемы. Она понимала очень хорошо, что можно ставить большие суммы и рисковать, пока счастье на твоей стороне, но следует немедленно прекращать игру при первом же проигрыше… У нее в голове часто шевелилась мысль, что неплохо было бы поговорить об этом с Харви… Но его реакция могла быть непредсказуемой. Характер у него был достаточно сложный. Ему очень нравилось поучать ее, давать ей советы, как жить, как вести себя, он часто поправлял ее произношение, указывал, как ей следует одеваться и пользоваться косметикой. Если она теперь попробует взять на себя роль его руководителя, это может плохо кончится… А тем более как объяснить, откуда у нее это знание правил азартных игр. Ведь Стэнвуд не только самолюбив, но и ревнив к тому же. Как раз в это время, когда у нее в голове кружились эти мысли, крупье принял последнюю ставку Стэнвуда.
— Игра продолжается, — произнес он. Стэнвуд кивнул.
В эту минуту к крупье подошел швейцар и что-то шепнул тому на ухо. Прикрыв деньги длинными, изящными пальцами, крупье наклонился вперед и тихо произнес:
— Не зайдете ли вы на минуту в кабинет дирекции, мистер Стэнвуд?
Харви усмехнулся.
— И не подумаю. Не хочу рисковать удачей, сейчас карта сама идет ко мне в руки. Подожди меня, Ева, я мигом.
Ева заволновалась. Она уже сталкивалась с такой ситуацией, когда людей приглашали “на минутку заглянуть в дирекцию”, принимая от них последнюю ставку. Но ведь Харви, Боже мой, Харви ведь просто купался в деньгах. Он, как компаньон, участвовал во многих деловых операциях мистера Прессмана, а это всегда было выгодно. И конечно, Харви никогда не попросили бы “заглянуть в дирекцию” из опасения, что может быть необеспеченный чек или отсутствует кредит в банке. Но тем не менее она бросила тревожный взгляд на широкие портьеры, которые закрывали дверь в таинственное “помещение дирекции”, и, по мере того как текли минуты, ее тревога все возрастала.
Было уже полдвенадцатого, когда Стэнвуд наконец бросил игру.
Его настроение совсем не изменилось.
— О’кей, малышка, — сказал он веселым, даже немного легкомысленным тоном, — давай-ка выпьем по коктейлю и поедем домой.
Она пошла вместе с ним к заказанному столику. Усевшись, она подняла глаза и встретила взгляд Стэнвуда.
— В чем дело, Харви?
— В чем дело? Что ты имеешь в виду? Я тебя не понимаю.
Она запнулась.
— Я знакома с порядками в подобных кабаках. Когда тебя…
— Не говори “кабак”, малышка, это вульгарно.
— Ну хорошо, с подобными заведениями, если тебя это больше устраивает. Я хорошо знаю, что бывает, когда человека просят “заглянуть в дирекцию”. Может, теперь ты мне объяснишь, в чем, собственно, дело?
Еще минуту Стэнвуду удавалось сохранять на лице то же высокомерное выражение, затем внезапно губы его задрожали.
Он тихо сказал:
— Я не хотел говорить тебе, Ева, но это наш последний вечер вдвоем. Завтра я буду в тюрьме.
Ева резко зажмурилась, как будто яркий свет ударил ей в глаза. В ушах у нее зашумело так, что, казалось, барабанные перепонки вот-вот лопнут. Она боялась открыть глаза, ей казалось, посмотри она на него — такого очаровательного, такого привлекательного и уверенного в себе — и он исчезнет, растает в воздухе и она останется одна сидеть за столом перед пустым стулом, а потом перед ней возникнет официант, держа в руках счет… Это напоминало ей кошмарные сны, которые часто мучили ее по ночам, когда любой привидевшийся ей эпизод, независимо от того, каким фантастичным он ни был, означал, что впереди ее ждет какая-то катастрофа.
— Что, что случилось? — едва успела пролепетать Ева. Стэнвуд хладнокровно поведал ей все.
— Послушай, малышка, я, конечно, легкомысленный человек. Не получается у меня делать деньги, и достаточно быстро. И, похоже, на этот раз я попал в переделку. Дело в том, что мне срочно нужны были деньги, не для меня, для одного летчика. И я позаимствовал деньги у шефа, без его ведома, конечно… Не такую уж большую сумму, во всяком случае, не больше того, что я мог бы вернуть, если бы нечаянно обнаружилось ее отсутствие. Но получилось так, что все сошло гладко, никто ничего не заметил. Это подстегнуло меня. Но я действовал довольно осторожно. Возможно, это произошло просто потому, что я попал в полосу невезения. Но, к этому времени я уже прочно сидел на крючке. Я бы никогда, даже постепенно, не смог бы выплатить всех денег, которые я взял. Но к тому времени все выплыло наружу.
У меня оставался только один выход. Деньги шефа я проиграл здесь, и значит, выигрывать их снова мне надо было тоже здесь. Я бы сделал это сегодня вечером, если бы они не трогали меня. На какое-то время мне улыбнулось счастье, и я бы мог, мог вернуть проигранное! А затем удача покинула меня и я снова все проиграл… Ну и кредит мне конечно же тоже закрыли.
— Ты имеешь в виду, что им стало известно, что у тебя нет денег?
— Я не уверен, знают ли здесь уже об этом или нет. Но не в этом дело. Проблема в том, что мне пришлось рискнуть всем во время игры. Времени колебаться и раздумывать не было… Когда завтра Ральф Дж. Прессман появится в своем кабинете, ему мигом все станет ясно. Мне больше не удастся водить его за нос. Через полчаса после того, как Прессман сядет в свое кресло, он начнет наводить весьма неприятные для меня справки. После этого пройдет еще полчаса, не больше, и я окажусь в тюрьме.
— И… и много ты взял?
— Да нет, не больше семнадцати тысяч долларов. Я проверил все до последнего цента.
— А ты можешь что-нибудь сделать?
— Нет, детка.
— А может, стоит самому пойти к Прессману и попытаться объяснить…
Ее слова заглушил его отрывистый смешок.
— Ты, видимо, не знакома с Прессманом, детка. На минуту за столом воцарилась тишина, а потом она подняла на него лихорадочно заблестевшие глаза.
— Да, — сказала она почти спокойно, — я действительно не знаю Прессмана.
Но он был слишком занят собой и своими неприятностями, чтоб заметить легкую иронию в ее словах.
— А Прессман точно завтра утром будет у себя? — спросила Ева.
— Не знаю, — пробормотал он. — Ну не будет его завтра, так будет послезавтра, какая разница? Он сейчас занят одним делом. По-моему, кроме меня никто сейчас не знает, где он на самом деле. Бьюсь об заклад, что этого не знает даже его собственная жена.
— Ну и где же он? — поинтересовалась она.
— Ты слышала когда-нибудь о таком городишке — Петри?
— Нет, никогда.
— Это такой маленький городок в округе Санта-Дельбарра.
— Я часто раньше бывала в Санта-Дельбарре, но никогда не слышала, что там есть такой город.
— Это не совсем там, он стоит примерно в тридцати милях от Санта-Дельбарры, это на востоке округа. Богом забытое место, но дело в том, что там есть нефть.
— И мистер Прессман сейчас там?
Стэнвуд заколебался.
— Это коммерческая тайна. Да и потом, это чисто деловая поездка, тебе должно быть неинтересно.
— Да нет же, мне интересно. Расскажи, пожалуйста.
— Но об этом никто не должен знать.
— Расскажи мне. Может, я смогу помочь тебе.
— Ты — помочь?
Она кивнула.
Он рассмеялся, не оскорбительно, но все-таки чуть высокомерно.
— Прошу тебя, расскажи мне все, — настаивала она. Стэнвуд помолчал немного.
— Эта история началась много лет назад, когда Калифорнию только начали заселять, тогда правительство Мексики передавало тысячи и тысячи акров земли испанским аристократам-переселенцам. В те времена вся северо-восточная часть округа Санта-Дельбарра принадлежала дону Хозе де Сальваро. Он умер, и права собственности на его землю перешли в руки одного шустрого янки, некоего Сайлса Вендовера. И когда Вендовер начал распродавать свою землю маленькими участками, то в каждый договор о покупке земли он ставил условие, по которому вся нефть, найденная на каждом проданном им участке, будет по-прежнему принадлежать ему или, если его не будет в живых к тому времени, его наследникам. В те времена, я уверен, люди и не подозревали, что нефть — это богатство. Они считали, что Вендовер немного не в себе. И радостно подписывали купчую, оставляя Вендоверу все права на нефть. Он сыграл с ними злую шутку.
Шли годы, и эта местность по-прежнему оставалась страшным захолустьем. А затем в Калифорнии, то тут то там, начали находить нефть, и вот тогда эта сделка стала выглядеть несколько по-иному, но и тогда еще, по-видимому, никто не принимал эту ситуацию всерьез. Они искренне считали, что владеть нефтью на нефтеносном участке — это одно, а разрабатывать ее — совсем другое.
Затем этим делом заинтересовался Прессман. Ему удалось выяснить, что по условиям этой заключенной много лет назад сделки, так как это следовало из документов, которые к тому же были еще подкреплены решением суда, наследники Вендовера имели право вторгаться на любой купленный у него участок земли, вести добычу нефти, ставить буровые вышки и бурить скважины, строить подъездные дороги и, в том случае, если нефть будет обнаружена, прокладывать трубопроводы, строить нефтехранилища, дополнительные дороги, насосные станции — словом, делать все, что делается в таких случаях.
Очень тихо и осторожно, избежав всякой огласки, Прессман выкупил у наследников Вендовера эти права. И когда он приехал в Санта-Дельбарру и объявил о своих намерениях, это произвело эффект разорвавшейся бомбы. Людям казалось, что они сошли с ума.
— И теперь мистер Прессман там, — сделала вывод Ева. — А ты не знаешь, он остановился в отеле?
— Нет, конечно же нет.
— А где же тогда?
— А если я скажу тебе, ты поклянешься, что ни одна живая душа об этом не узнает?
— Ну конечно же. Говори.
— Он решил пока приступить к разработке только на одном фермерском участке. Есть там один фермер, по фамилии Сондерс, вот с его участка Прессман и решил начать. Сондерс, конечно же, обратился немедленно в суд. Он писал заявление за заявлением, требовал защиты своих прав на землю. И только сегодня суд подтвердил права Прессмана на нефть. Прессман, впрочем, не сомневался в этом.
— Ты мне так и не сказал, где он сейчас.
— Не торопись, детка. Я хочу, чтобы ты ясно представляла себе эту ситуацию. Когда Прессман заявил о своих правах, фермеры сделали попытку сообща выкупить их у него. Большинство участков в этой местности заняты цитрусовыми, сады там необыкновенные. Многие участки похожи на настоящие ранчо… Ну вот, шеф и отправился на разведку, разузнать, сколько они могут предложить ему, его устроят только очень большие деньги.
— Но как он надеется добиться этого? Стэнвуд усмехнулся.
— Никто в этих краях не знает Прессмана в лицо. Он для них только имя… Ну так вот, на самом краю округа есть несколько участков, ценность которых невелика, это просто мелкие фермерские участки. Месяц назад один из этих фермеров получил предложение от реально существующего человека продать свой участок за хорошую цену. Он согласился. Покупатель сообщил свое имя: Джек П. Ридли. Ридли выглядел как пожилой неухоженный холостяк, он сообщил, что ищет участок, чтобы заняться разведением цыплят и кроликов на продажу.