Весь день Кулейн трудился, собирая кольцо из тонкой золотой проволоки на поляне ниже его хижины.
   Он намотал проволоку вокруг четырех берез, а затем с помощью мела нанес на землю внутри круга пятиугольники. В центре круга он начертил безупречный квадрат, тщательно измерив расстояние от его углов до дальних углов пятиугольников.
   В полдень он сделал передышку, и Туро принес ему кубок вина, но он отказался:
   — Для этого требуется ясная голова, Туро.
   — Но чем ты занят?
   — Я воссоздаю план малого Круга, создаю врата, если так тебе больше нравится. Но если я ошибусь хоть на толщину волоса в моих расчетах, мы окажемся в мире или во времени, совершенно нам ненужных.
   — Где Лейта?
   — Следит за долиной, не появятся ли охотники Эльдареда.
   — Не принести ли тебе еды?
   — Нет. Я должен завершить Круг и провести магические линии. Сработает он лишь один раз. Сюда мы вернуться не сможем.
   — Я пойду нести дозор с Лейтой.
   — Нет! — резко сказал Кулейн. — Ты нужен здесь. Весь Круг настроен на тебя и твою гармонию.
   Это единственная наша надежда найти меч.
   Под вечер на поляну выбежала Лейта.
   — Вверх по долине едет всадник. Он один. Убить его?
   Кулейн посмотрел на нее в изнеможении.
   — Нет. Никаких ненужных убийств. Я почти готов. Туро, пойди с Лейтой и погляди, что это за человек. Гьен, спрячься, и если намерения его окажутся враждебными, застрели его.
   — Я думал, что нужен тебе здесь.
   — Работа почти завершена, направление на цель установлено. Мы отправимся на рассвете.
   — А не безопаснее ли оправиться прямо сейчас? — спросила Лейта.
   — Солнце почти закатилось, а нам требуется его энергия. Нет, нам придется продержаться живыми еще одну ночь в горах.
   Туро с Лейтой побежали перехватить всадника вниз по горным тропам. Туро следовал за грациозной девушкой и поймал себя на том, что совсем забыл про всадника, залюбовавшись плавным изяществом движений Лейты. Когда Туро наконец увидел всадника, осторожно поднимающегося по крутой тропе, он притаился рядом с Лейтой за густым кустом. Неизвестный ехал на могучем вороном жеребце ладоней семнадцати в холке и был одет в шерстяную тунику цвета густых сливок, обшитую золотым шнуром, и черные штаны, украшенные маленькими серебряными дисками. С луки седла свисал лук из темного рога. На вид ему было лет двадцать с небольшим — белокурые волосы и клочковатая золотистая бородка.
   Туро вышел на тропу, а Лейта наложила стрелу на тетиву.
   — Привет, чужестранец, — сказал Туро.
   Всадник остановил коня.
   — Принц Туро?
   — Да.
   — Меня послали найти тебя.
   — Так сойди с коня и обнажи свой меч.
   Лейта не собиралась допустить, чтобы Туро вступил в бой, и послала стрелу. В ту же секунду с ветки спорхнула сова, вороной прянул вбок, и стрела Лейты пронзила ему шею. Конь упал, сбросив всадника в куст у тропы. Туро пришел в ярость. Он бросился вперед, помог незнакомцу встать и только тут заметил, что перед ним калека. Лейта выпрямилась, готовясь пустить вторую стрелу.
   — Да провались ты! — закричал Туро. — Чтобы я тебя больше не видел! — Он подошел к бившемуся в судорогах коню и охотничьим ножом перерезал ему яремную жилу. — Я сожалею, — сказал он хозяину коня. — Я этого не хотел.
   — Хороший был конь. Самый лучший из всех, какие у меня были. Но, может, у тебя много лошадей?
   — Нет.
   Незнакомец вздохнул.
   — Боги дали, боги взяли.
   — Где твой меч? — спросил Туро.
   — А зачем мне меч?
   — Чтобы сразиться со мной, а то зачем же? Или ты думал обойтись луком?
   — Меня послал Мэдлин, чтобы ты вернулся со мной домой. Меня зовут Прасамаккус. Я гостил у Викторина.
   — Туро! — воскликнула Лейта. ; — Погляди!
   Ниже по склону несколько десятков всадников двигались по следам вороного жеребца.
   — А вот и твои друзья! — сказал принц.
   — Они мне не друзья. То, что я тебе сказал, — чистая правда.
   — Ну, тогда иди за мной, — сказал Туро. — Дай-ка я понесу твой лук.
   Прасамаккус отдал ему свое оружие, и они сошли с тропы и начали подниматься по склону. Солнце уже почти закатилось, и сумерки сразу скрыли их. Шли они дольше четверти часа, чтобы хромающий Прасамаккус мог держаться наравне с ними.
   До хижины они добрались, когда из-за облака выплыла луна. Кулейн выбежал им навстречу.
   — Кто он?
   — Говорит, что его послал Мэдлин, — ответил Туро, — но охотники Эльдареда всего в нескольких минутах позади нас.
   Кулейн выругался.
   Лейта охнула, и трое мужчин обернулись к ней. Она подняла руку — браслет на ее левом запястье чуть светился.
   — Воры душ! — прошептал Туро.
   — Нельзя ли мне получить назад мой лук? — осведомился Прасамаккус.
   Кулейн вытащил серебряный нож и слегка прижал его к горлу бриганта, потом достал из кармана камешек Сипстрасси и приложил его ему к виску.
   — Скажи мне, зачем Мэдлин послал тебя?
   — Он велел доставить принца в круг камней у Пинната-Кастры. И тогда он перенесет нас обоих домой.
   Кулейн убрал нож в ножны.
   — Отдай ему его лук, а стрелы дай-ка мне. — Воин Тумана прикоснулся камушком к наконечнику каждой стрелы и отдал колчан Прасамаккусу.
   Тот наложил стрелу на тетиву. Наконечник засиял голубовато-белым светом.
   — А красиво! — заметил бригант. Из-за деревьев выскочила темная тень, и Лейта еле успела ее заметить, как Прасамаккус уже пустил стрелу. Она поразила убийцу в грудь; черный плащ всколыхнулся и упал на землю рядом со стрелой.
   — В Круг! — закричал Кулейн. Из-за деревьев появились новые темные тени. Прасамаккус и Лейта пустили в них по стреле, а Кулейн кинулся вперед, подхватив свое копье с земли возле золотой проволоки. — Войдите в центральный квадрат, — скомандовал он.
   Туро, Лейта, и Прасамаккус перебрались через проволоку, а Воин Тумана повернулся как раз вовремя, чтобы отразить удар серого меча и вонзить наконечник Ланса в горло. Все больше теней устремлялось к Кругу. Кулейн перепрыгнул проволоку, но холодный нож погрузился в его плечо. Его тело сковал паралич, но он успел выкрикнуть одно слово. Круг заполнился золотистым светом, оттеснившим тени-убийцы. Он стал ярким, как полуденное солнце, а когда угас, Круг был пуст, золотая проволока исчезла, земля дымилась.
 
   Кулейн очнулся в кольце разбитых камней на склоне высокого холма над покинутой римской крепостью.
   Он сел и некоторое время глубоко дышал, пока магическое оцепенение покидало его тело. Крепость внизу частично обрушилась, и несколько хижин неподалеку были сложены из тесаных камней какого-то здания.
   Кулейн поглядел на небо. Оно было ясно, и в нем висела единственная луна. Он обозрел звезды. Да, он все еще в Британии.
   Кулейн громко выругался.
   Сбоку от него возникло сияние, и он выжидающе взял копье наперевес. Из сияния появился Мэдлин.
   — А, это ты! — сказал волшебник. — Где мальчик?
   — Отправился искать отцовский меч.
   — Один?
   — Нет. С ним девушка и калека.
   — Чудесно! — сказал Мэдлин.
   Кулейн не без труда поднялся на ноги.
   — Но это лучше, чем погибнуть.
   — В какой-то мере, — согласился Мэдлин. — Что произошло?
   — — На нас напали воры душ. Я послал Туро и этих двух сквозь врата.
   — Какие?
   — Я сотворил их сам.
   — Сотворил? Кулейн, это была большая глупость!
   — Хуже, чем ты думаешь. Я вынужден был отправить их ночью.
   — Только этого не хватало! — Мэдлин громко фыркнул и откашлялся. — Ты выглядишь постаревшим, — добавил он. — Тебе нужен камень?
   — У меня есть свой. А постаревшим я выгляжу, потому что сам захотел. Пора умереть, Мэдлин. Я зажился на земле.
   — Умереть? — прошептал Мэдлин, и его глаза расширились. — Что за вздор! Мы бессмертны.
   — Только пока хотим этого. А я больше не хочу.
   — А что говорит Афина?
   — Ее зовут Горойен. С греческой чепухой мы покончили века и века назад. И я уже сорок лет как не видел ее.
   — Тут холодно. Давай вернемся в мои дворец, поговорим там.
   Кулейн последовал за ним в сияние, и они вместе спустились с холма в Эборакум, к перестроенной вилле у южной стены. Внутри в богато украшенном очаге пылал огонь. Мэдлин всегда терпеть не мог римское центральное отопление, утверждая, что он из-за него тупеет и не может сосредоточиться.
   — Прежде ты не считал это чепухой, — заметил волшебник, когда они сели с согретым вином у огня. — И ты был чудесным Аресом, истинным богом войны. Ну и мы как-никак помогли грекам: дали им философию и алгебру.
   — Ты всегда вмешивался, подчиняясь очередной прихоти, Мэдлин. И как ты еще сохраняешь интерес к этому?
   — Люди — дивные создания, — сказал волшебник. — Такие изобретательные! Мне никогда не приедаются ни они, ни их великолепные войны по мелочным поводам.
   — Я когда-нибудь упоминал раньше, что терпеть тебя не могу?
   — Раза два, как припоминаю, Кулейн, хотя не понимаю, в чем причина. Ты знаешь, что я пожертвовал бы жизнью, чтобы спасти Алайду.
   — Не говори о ней!
   Мэдлин откинулся в глубоком кожаном кресле.
   — Старение тебе не идет, — сказал он.
   Кулейн усмехнулся, но в этом смешке не было и тени веселости.
   — Старение? Я же стар, стар, как само время. Нам следовало бы погибнуть в волнах, которые уничтожили Балакрис.
   — Но мы не погибли, слава Истоку! Почему ты расстался с Горойен?
   — Она не могла понять моего желания стать смертным.
   — В этом никакой загадки нет. Если помнишь, она влюбилась в героя Гильгамеша и видела, как он превращался в старика. Что-то такое с его кровью, от чего Сипестрасси помочь не мог. Но я легко представляю себе, что она предпочла не наблюдать тот же процесс вторично.
   — Он мне нравился, — сказал Кулейн.
   — Хотя он и отнял у тебя Горойен? Ты странный человек!
   — Преходящее увлечение. И вообще это древняя история и в прямом, и в переносном смысле. Каковы твои планы теперь, хитроумнейший фокусник? Теперь, когда кто-то еще играет в твою игру?
   — Волшебник, волшебник, с твоего позволения! И меня это не заботит. Кто бы он ни был, со мной ему тут не сравниться. Тебе ли не знать этого, Кулейн. Ты же наблюдал мой гений на протяжении веков. Не я ли стоял за постройкой Трои? Не я ли подвел Александра к господству над миром? Если упомянуть хотя бы два моих скромных свершения. И ты думаешь, что ничтожный колдунишка Эльдареда сможет мне противостоять?
   — Как всегда, созерцать твою чванливость — чистое упоение. Ты как будто забыл, как она подводила тебя в прошлом. Троя пала, как ты ни тщился ее спасти. Александр схватил лихорадку и умер. Ну а Калигул… что ты нашел в этом мальчишке?
   — Он был на редкость смышленым — и очень оболганным. Но я понял твою мысль. Так кто же, по-твоему, стоит за Эльдаредом?
   — Понятия не имею. Пендаррик мог бы, но смертные ему надоели давным-давно. Разве что Бригамартис.
   — Она играла в игры богов со скандинавами, но ее более там нет. Я свыше ста лет ничего о ней не слышал. Ну а Горойен?
   — Она никогда бы не прибегла к ворам душ.
   — По-моему, ты забыл, на какую беспощадность она способна.
   — Вовсе нет. Но не ради ничтожного властителя вроде Эльдареда. Ему не хватит, чем заплатить. Впрочем, теперь это твои трудности, волшебник. Я к этому больше отношения не имею.
   — Ты меня удивляешь. Если у Эльдареда хватило могущества вызвать воров душ и открыть врата в твоих горах, значит, у него достанет могущества послать убийц за мальчиком, где бы он ни был. Насколько понимаю, ничего из вещей принца ты в горах не оставил?
   Кулейн закрыл глаза.
   — Я оставил его старую одежду в сундуке.
   — Значит, они его разыщут. Если только ты их не остановишь.
   — Так что ты предлагаешь?
   — Узнай, кто скрывается за Эльдаредом, и убей.
   Или убей Эльдареда.
   — А что будешь делать ты, отправив меня рыскать по долам и весям?
   — Воспользуюсь вот этим! — Волшебник взял в руки пожелтевший кожаный футляр с пергаментным свитком. — Это самое ценное из всего, что принадлежало Туро. Труды Плутарха. В свитке сохранилось многое от его Гармонии. Я последую за ним сквозь Туман.
 
   Прасамаккус озирался по сторонам. Местность изменилась: стала суровей и более открытой, за лесистой долиной горы уходили в неизмеримую даль. И было так светло… он взглянул вверх, и у него оборвалось сердце. В небе висели две луны! Одна лиловато-серебристая, огромная, другая маленькая и белая. Бригант опасался, что знает смысл подобного знамения, и ничего хорошего оно не сулило. И никаких следов воина с глазами, как грозовые тучи.
   — Где Кулейн? — вскрикнула Лейта.
   — Он не успел достигнуть центрального квадрата, — негромко сказал Туро. Его глаза встретились с глазами Прасамаккуса, и тот понял, о чем подумал принц. Кулейн Упал среди воров душ — они оба это видели. Лейта выбежала за кольцо белых камней, зовя Кулейна. Туро сел рядом с Прасамаккусом.
   — Не думаю, что его можно убить, — сказал Туро. — Он поразительный человек.
   — Жалею, что не знал его, — ответил Прасамаккус со всей искренностью, какую сумел из себя выжать. — Скажи мне, как мы можем вернуться домой?
   — Понятия не имею.
   — Странно! Я так и думал, что ты это скажешь. А где мы, ты знаешь?
   — Боюсь, что нет.
   — Нет, мне надо быть гадальщиком! Я успеваю угадать ответ, прежде чем ты откроешь рот. И последний вопрос. Вторая луна и вправду означает то, что, я думаю, она означает?
   — Боюсь, что да.
   Прасамаккус вздохнул, развязал свою сумку и достал тминный хлебец. Туро улыбнулся: хромой лучник начинал ему нравиться все больше.
   — Как ты познакомился с Викторином?
   Прасамаккус прожевал последний кусок хлебца.
   — Ну, я охотился…
   И он рассказал Туро, как увидел атролей, как они спаслись в кольце камней, и о том, как вернулся с Мэдлином в Эборакум. Про Хельгу он не упомянул. Слишком больно было думать, что он никогда ее больше не увидит. Лейта вернулась в кольцо и молча села. Прасамаккус предложил ей последний хлебец; но она отказалась.
   — Это ты виноват, хромой! — гневно сказала она. — Если бы нам не приходилось ждать, пока ты добредешь, мы бы спаслись с Кулейном.
   Прасамаккус ограничился кивком. Нет смысла спорить с женщиной!
   — Чепуха! — крикнул Туро. — Не убей ты лошадь бедняги, мы добрались бы до хижины много быстрее!
   — Ты говоришь, что я виновата в его смерти?
   — Про виновность заговорила ты, а не я. И если ты не можешь не злобствовать, то придержи язык!
   — Да как ты смеешь? Ты мне не родич, и мне ты не принц! Я тебе ничего не должна!
   — Если бы я мог… — начал Прасамаккус.
   — Замолчи! — рявкнул Туро. — Может, я и не твой принц, но я за тебя отвечаю. Этого хотел бы Кулейн.
   — Откуда ты знаешь, чего он хотел бы? Ты мальчишка, а он был мужчина. — Она встала и решительным шагом скрылась в темноте.
   — Спорить с женщиной всегда без толку, — тихо сказал Прасамаккус. — Они всегда правы. Я понял это у себя в деревне. Тебе просто придется просить у нее прощения.
   — За что?
   — За то, что указал на ее не правоту. Что ты думаешь делать, принц?
   Туро снова сел.
   — Ты не сердишься на нее за ее обвинения?
   — Нет, конечно. Она права. Я задержал вас.
   — Но…
   — Знаю, знаю. Она убила моего коня. Но как далеко в прошлое нас уведут эти «если»? Если бы я не появился на коне в горах, вы бы не задержались. Если бы ты не пропал, я бы там не появился. Так, значит, ты виноват? Такие споры не разведут для нас костра и не накормят нас.
   — Ты просто философ!
   — А как же, — ответил Прасамаккус, прикидывая, что может означать это слово. Он встал и захромал из кольца, чтобы поискать хвороста для костра, но ничего не нашел.
   — Думаю, нам лучше дождаться здесь утра, — сказал он.
   — Я схожу за Лейтой.
   — Лучше я, — сказал Прасамаккус и поспешно захромал туда, где она сидела.
   Они отыскали укромную ложбинку и развели костер у поваленного ствола. У них не было ни одеял, ни еды, и все трое молчали, погруженные в свои мысли.
   Лейта боролась с горем и непонятной злобой. Туро прикидывал, что сделал бы Кулейн, перенесись он с ними сюда. Знал ли он этот край? Если же нет, так что он предпринял бы? Направился на север? На юг?
   Прасамаккус растянулся рядом с костром и думал о Хельге. Пять недель блаженства. Оставалось надеяться, что ей не придется ждать его слишком долго.
   Когда Туро проснулся, Прасамаккус уже снова развел костер, и в огне покоились четыре глиняных шара.
   Принц потянулся, разминая затекшее тело. Лейта еще спала.
   — Ты рано встал, — заметил Туро, поглядев на чуть розовеющее небо.
   — Голубей лучше ловить, когда они спят. Ты хочешь есть?
   — Умираю с голоду!
   Прасамаккус короткой палкой выкатил шар из костра и ударил его камнем. Глина аккуратно раскололась — и все перья остались в ней. Мясо оказалось темным, схожим с говядиной, и Туро быстро расправился с голубем, обсосав каждую тонкую косточку.
   — Я поднялся на высокий холм, — сказал Прасамаккус, — и оттуда осмотрел окрестности. Никаких признаков жилья я не обнаружил, но к западу вроде бы лежат распаханные поля.
   Он выкатил из огня второй шар, разбил его, подошел к Лейте и легонько потряс ее за плечо. Она проснулась, и он улыбнулся ей:
   — Завтрак готов. Иди-ка поешь!
   Она молча принялась за еду, старательно не глядя на Туро.
   — Зачем Грозовоглазый послал тебя сюда? — спросил бригант.
   — Найти меч моего отца, Меч Кунобелина. Но я не знаю, где искать, и я даже не уверен, что мы должны были попасть именно в этот мир. Кулейн говорил, что нам требовалась сила солнца, а мы ведь обошлись без нее.
   Прасамаккус разбил еще один шар и молча сел.
   Вальмера при нем, и, значит, о еде можно не беспокоиться. Когда они найдут людей, он сможет предлагать в обмен шкуры и мясо, так что, пожалуй, со временем сумеет обзавестись лошадью. Он-то с голоду не умрет, но они-то как? Что полезного сумеет делать юный принц в этом новом мире, где он даже не принц? О девушке беспокоиться нечего: она молоденькая, красивая, а бедра у нее в самый раз, чтобы рожать детей.
   Голодать ей не придется. Внезапно его поразила тревожная мысль. Это же другой мир! А что, если это мир атролей или других демонов? Тут он вспомнил вспаханные поля, и на душе у него полегчало. Демоны, обрабатывающие поля, были словно бы не такими уж демоническими.
   — Пойдем на запад, — сказал Туро, — и найдем хозяев полей.
   Прасамаккус обрадовался, что Туро решил стать их вождем: ему больше нравилось подчиняться и давать советы. Если дело обернется плохо, это будет не его вина.
   Они прошли по лесу, следуя явно звериным тропам, замечая отпечатки оленьих и козьих копыт. Отпечатки были больше известных Прасамаккусу, но не настолько большими, чтобы внушать тревогу. Утро было в разгаре, когда они увидели первого оленя. В плечах он был высотой почти шесть футов, над плечами виднелся горб, а с шеи свисала большая кожаная складка. Рога у него были острые, плоские и со многими отростками.
   — Сразить такого зверя можно только очень удачным ударом, — сказал Прасамаккус и умолк, потому что его больная нога уже сильно ныла от долгой ходьбы. Туро заметил, что он хромает все сильнее, и предложил устроить привал.
   — Так мы же прошли всего три мили! — возразила Лейта.
   — И я устал! — огрызнулся Туро, садясь и прислоняясь спиной к дереву. Бригант с благодарностью растянулся на траве. Если мальчик проживет достаточно долго, из него выйдет хороший вождь, подумал он.
   После короткого отдыха идти дальше предложил Прасамаккус, благодарно улыбнувшись Туро, и на исходе дня они вышли из леса на всхолмленную равнину. На горизонте высились бело-голубые горы, а в их тени — милях в двух дальше на запад — виднелось селение, обнесенное валом с частоколом. На склоне холма паслись коровы и козы.
   Туро долго смотрел на селение, взвешивая, разумно ли будет прямо направиться туда. Но есть ли у них выбор? Не могут же они до конца жизни прятаться в лесах. Тропка расширилась в дорогу, и они пошли по ней, пока не услышали стук лошадиных копыт. Туро остановился на середине дороги, Прасамаккус встал слева от него, Лейта справа.
   Всадников было четверо. Все в тяжелой броне и высоких сверкающих шлемах с перьями. Ехавший впереди остановил коня и заговорил на языке, которого Туро никогда прежде не слышал. Принц сглотнул: о подобной трудности он как-то не подумал. Всадник повторил свои слова, что бы они ни означали. Инстинктивно рука Туро легла на рукоять гладия.
   — Я спросил, что вы тут делаете, — сказал всадник.
   — Мы путники, — ответил Туро, — и ищем ночлега.
   — Вон там постоялый двор. Скажи: вы не видели молодую женщину почти на сносях?
   — Нет. Мы идем из леса. А она что, заблудилась?
   — Она беглая. — Воин обернулся к своим товарищам, поднял руку, и все четверо пронеслись мимо под гром копыт. Туро глубоко вздохнул, успокаивая сердцебиение. К нему подошел Прасамаккус и заговорил.
   Ни единого слова разобрать было невозможно, просто какой-то набор случайных звуков.
   — О чем ты говоришь? — спросил принц, и Прасамаккус, словно чем-то пораженный, обернулся к Лейте, чьи слова оказались столь же невнятными, хотя и почти музыкальными. Туро захлопал в ладоши, и они обернулись к нему. Он медленно обнажил гладий и протянул его рукоятью вперед Прасамаккусу. Бригант потрогал ее.
   — Теперь ты меня понимаешь?
   — Да. Как ты сотворил эти чары?
   Лейта перебила их невнятным вопросом.
   — Может, пусть она и дальше так разговаривает? — сказал Прасамаккус, а Лейта, явно рассердившись, погрозила Туро кулаком. При этом ее медный браслет соскользнул по рукаву и коснулся кожи запястья.
   — Туро, жалкий ты сукин сын! Помоги мне.
   — Конечно, — сказал Туро.
   Ее глаза закрылись от облегчения, но тут же широко раскрылись.
   — Что с нами произошло?
   — Кулейн прикоснулся к моему мечу и к твоему браслету своим магическим камнем. Думается, мы теперь говорим на языке этого края.
   — А что нужно было всадникам? — спросила Лейта, сосредоточиваясь на более важном вопросе.
   — Они ищут беглую женщину… на сносях.
   — Она прячется вон в тех скалах, — сказал Прасамаккус. — Я ее увидел, как раз когда мы услышали всадников.
   — Так пусть там и остается, — решил Туро. — Нам нельзя ни во что вмешиваться.
   — Ей плохо, — сказал Прасамаккус. — По-моему, ее секли.
   — Нет! Нам хватает своих трудностей!
   Прасамаккус кивнул, но Лейта сошла с дороги и по крутому склону поднялась к скалам. Среди них она увидела молоденькую девушку, свою ровесницу. Глаза девушки расширились от ужаса, она закусила губу и беспомощным жестом загородила ладонью свой выпуклый живот.
   — Я тебе не причиню вреда, — сказала Лейта, опускаясь рядом с ней на колени. Плечи девушки кровоточили, и было ясно, что такие рубцы оставили безжалостные удары бича. — Почему за тобой гонятся?
   Девушка прикоснулась к животу.
   — Я одна из Семи, — сказала она, словно это объясняло все.
   — Как мы можем тебе помочь?
   — Отведите меня в Марин-са.
   — Где это?
   Девушка словно бы удивилась, но указала на холмы туда, где за группой мраморных валунов начинался редкий лесок.
   — Так идем же, — сказала Лейта, протягивая руку.
   Девушка встала и побрела вверх по склону, цепляясь за Лейту.
   У подножия склона Прасамаккус вздохнул, а Туро старался справиться со своим гневом.
   — Легче справиться с дикой лошадью, чем с необузданной женщиной, — пробормотал бригант. — Но говорят, оно того стоит.
   Туро почувствовал, как угасает его гнев под воздействием этой кроткой безмятежности.
   — Неужели ничто не нарушает твоего душевного спокойствия, друг мой?
   — Конечно, — сказал Прасамаккус, уже ковыляя вслед за женщинами.
   Туро тоже начал подниматься, шаря глазами по холмам — не появятся ли где-нибудь всадники.

Глава 10

   Авангард войска бригантов — около семи тысяч воинов — миновал Стену Адриана в Килурнуме и нестройными рядами направился к укрепленному городу Корстопитуму. Вел авангард Кэль, а во главе двигался конный отряд из семисот новонтов, искусных наездников и яростных бойцов на мечах.
   Корстопитум был небольшим городком — жителей в нем не набралось бы и четырехсот, и старейшины отправили вестников к Эльдареду, обещая снабдить войско провиантом. Кроме того, они приказали британскому гарнизону оставить их город, и сотни солдат отошли походным строем к Виндомаре в двенадцати милях к юго-востоку. Старейшины этого более крупного города изучили знамения и последовали примеру своих северных соседей. Вновь гарнизон был изгнан.
   Эльдаред выигрывал войну еще до первого сражения.
   Пригнувшись за кустами на опушке леса над Корстопитумом, Викторин разглядывал лагерь у подножия холма. Бриганты поставили палатки на трех дугах у города, а конники новонты дальше к западу на берегу клубящегося ручья.
   К смуглому римлянину бесшумно подошел Гвалчмай.
   — На две тысячи с лишним больше, чем мы предполагали, а главные силы еще не подошли, — сказал кантий.
   Эльдаред надеется, что напугает Аквилу, показав, какое войско у него в распоряжении.
   — Что же, это вовсе не глупо. Города не любят войны.
   Позади них стояла полная когорта алии — четыреста восемьдесят отборных бойцов, умеющих сражаться и в пешем строю, и как когорта эквитана — вооруженные конники. Викторин отошел от кустов и подозвал к себе начальников турм: как в старинной римской армии, конница делилась на турмы — боевые группы по тридцать два всадника в каждой и по шестнадцать турм в когорте.