— Думаю, этот сон предостерегает меня от работы в шахте, — отозвался Тарантио, вставая, и подошел к столу. Броуин помешал содержимое кружек, затем ловко выудил мешочки. Тарантио попробовал чай.
   — У него привкус яблок, — сказал он.
   — Когда закончится война? — спросил вдруг Броуин. Тарантио пожал плечами.
   — Когда люди устанут сражаться.
   — А ты знаешь, из-за чего она началась?
   — Конечно. Эльдеры замышляли поработить нас. Броуин рассмеялся.
   — Ну да, конечно, эти злые эльдеры! Эти демоны воплоти! Эта их ужасная магия, колдовское оружие!.. Чепуха! Забудь о ней, Тарантио, и хоть на минуту задумайся. Эльдеры были древним народом. Они жили в этих горах много тысячелетий. Когда случалось, чтобы они развязали войну? Вспомни историю. Эльдеры всегда были ученым, мирным племенем, и никогда не вмешивались в другие дела. Их преступление состояло в том, что они оказались богаты. Эту войну развязали жадность, зависть и страх. Почему ты стал воином, мальчик мой? Почему играешь в чужую игру?
   — А какие еще бывают игры, Броуин? Надо же мне как-то зарабатывать на хлеб.
   — И ты не знаешь, как положить конец безумию?
   — Я не думаю об этом. Я просто стараюсь выжить — занятие и само по себе нелегкое.
   Броуин не сумел скрыть своего разочарования. Снова наполнив кружки кипятком, он бросил туда кисейные мешочки с заваркой и потом долго молчал.
   — А знаешь, — сказал он наконец, — я ведь был в рядах Священной Армии, когда она подошла к границам Эльдера. С нами были три чародея, которые клялись, что знают заклинание, способное разрушить магический барьер. Мы были полны праведной ненависти к эльдерам и верили всей этой чуши о том, что они готовятся к войне. И еще нами владела ярость из-за поголовно уничтоженной деревни: говорили, что женщины и дети были разорваны на куски когтями эльдеров. Тремя годами позже я разговаривал с разведчиком, который первым обнаружил это побоище. Он сказал, что на мертвецах не было ни единого следа от когтей. Крестьяне были перебиты стрелами и мечами, а еще их обчистили до последнего гроша. Но тогда мы этого еще не знали. Наши вожди вдоволь накормили нас баснями о жестокости эльдеров.
   Впрочем, я отвлекся от темы… Итак, в тот день я был среди солдат Священной Армии и со своего места видел, как над туманом зеленеют горы Эльдера, видел леса и рощи, поля и дальние шпили дивно прекрасного города. Затем из тумана вышел старик и встал перед нашими рядами. Спина его согнулась под тяжестью лет, шерсть на лице была совсем белая. Он походил на призрачного волка.
   — Зачем вы это делаете? — спросил он.
   Никто ему не ответил. Какой-то юнец с пращой выступил вперед и метнул в старика камень. Он попал прямо в лоб, старик зашатался, отступил и исчез в тумане. Солдаты рванулись было за ним — но наткнулись на невидимую стену, которая отделяла горы Эльдера от долин, на которых жили люди. Тогда вышли вперед чародеи и затянули свой колдовской напев. За спиной у них ждали десять тысяч солдат. Вдруг полыхнул слепяще яркий свет, и туман, который скрывал магическую стену, развеялся. Это был потрясающий миг, Тарантио! Далеко, насколько хватало глаз, простирались под солнцем бесплодные пустоши. Одни лишь голые скалы — и ничего больше. Ни травы, ни рощ, ни лесов. Ни города. Всего мгновение назад справа от нас текла с гор река, которая питала водой долины. Река в восемьдесят футов шириной и очень глубокая. Теперь вода исчезла, и мы видели только, как последние капли влаги уходят в глинистое речное ложе. Эльдер исчез. В один миг. Исчез! Перед нами были только нагие скалы, а мы стояли на краю земляного вала футов в десять высотой.
   В поисках эльдеров мы двинулись в горы. И ничего не нашли. Затем разведчики вернулись с одним-единственным мертвым эльдером. Это был тот самый старик. Его поймали в какой-то пещере. С ним была Жемчужина. — Глаза Броуина при этом воспоминании заблестели. — Она была так прекрасна, огромная, с человеческий кулак, и вся переливалась цветами — дымчато-серым, нежно-розовым, белоснежным… Всякий ощущал исходившую от нее силу… Впрочем, я опять отвлекся… Война с Демонами закончилась, не начавшись, и наша десятитысячная армия убила одного-единственного старика. Не прошло и месяца, как вспыхнула новая война — Война за Жемчужину. Сколько тысяч людей погибло с того дня? Поветрия, засухи, голод и нищета. И конца этому не видно. Неужели тебе не хочется изменить этот мир?
   — Я ничего не могу изменить, — сказал Тарантио. Они молча допили чай, а потом Броуин вывел Тарантио из хижины наружу, под яркий солнечный свет.
   — Я хотел бы кое-что тебе показать, — пояснил старик. — Следуй за мной.
   Они поднялись по склону горы, по старой оленьей тропе, окаймленной с двух сторон высокими соснами. На самой вершине горы была прогалина, и в центре ее, на стапелях покоилась рыбачья лодка. По ее изящным обводам было видно, что сработана она мастерски и с любовью. У лодки была и крытая каюта, и высокая мачта, хотя и без паруса. Судно было полных сорок футов в длину. На миг Тарантио остолбенел от изумления, затем подошел к лестнице, прислоненной к стапелям, и вскарабкался на лодку. Броуин последовал за ним.
   — Ну, что скажешь? — спросил он.
   — Она прекрасна, — ответил Тарантио. — Но мы ведь на целую милю выше озера. Как же ты спустишь ее на воду?
   — Я и не собирался спускать эту лодку на воду. Мне просто захотелось ее построить.
   Тарантио рассмеялся.
   — Просто не верится, — сказал он. — Я стою на палубе лодки, которая построена на горе. Это же бессмысленно!
   Улыбка Броуина угасла.
   — Бессмысленно? А при чем тут смысл? Я всегда мечтал о том, чтобы построить лодку. И вот моя мечта сбылась. Неужели ты не можешь этого понять?
   — Но лодка должна плавать, — возразил Тарантио. — Только тогда она выполнит свое предназначение.
   Броуин сердито помотал головой.
   — Сначала ты говоришь о смысле, потом — о предназначении. Ты воин, Тарантио. Какой смысл войны? В чем ее предназначение? Эта лодка — моя мечта. Моя. Мне и решать, каково будет ее предназначение.
   Шагнув вперед, он положил руки на плечи Тарантио.
   — Знаешь, — проговорил он печально, — ты говоришь и мыслишь, как старик. Ты преждевременно состарился. Будь ты молод, ты понял бы меня. Пойдем, вернемся в хижину. Мне пора приниматься за работу, тебе — готовиться в дорогу.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

   Броуин отдал Тарантио старый котелок, две тарелки и оловянную кружку, потрепанный дорожный мешок и обитую кожей флягу для воды. Тарантио прикрепил к поясу мечи.
   — Спасибо тебе, — сказал он старику и, выйдя из хижины, направился к гнедому мерину, который раньше принадлежал покойному Брису.
   Тарантио оседлал коня и приторочил дорожный мешок к луке седла.
   — Что ж, поеду, — сказал он. — Но прежде объясни мне, почему тебя так рассердили мои слова насчет лодки? Чего ты ждал от меня, Броуин?
   — Знаешь, что мне нравится в молодых? — вопросом на вопрос отозвался старик. — Их жадность к жизни и способность видеть дальше пределов обыденности. Молодые непросто смотрят на мир и видят то, что переменить невозможно, — нет, они пытаются его изменить. Частенько они безрассудны, и их идеи сыплются на землю, точно обессиленные птицы. И все же они пытаются, Тарантио.
   — И ты считаешь меня жалким и недостойным только потому, что я не вижу смысла в лодке, построенной на горе?
   — Нет, нет, нет! — горячо возразил Броуин. — Вовсе я тебя таким не считаю. Ты добрый человек, Тарантио, ты рисковал своей жизнью, чтобы спасти мою. И огорчает меня вовсе не твое отношение к лодке, а твое отношение к самой жизни. Боги милосердные, да кому же под силу изменить мир, как не молодым?
   Тарантио заглянул в серые, необыкновенно серьезные глаза старика — и ощутил в себе разгоравшийся гнев.
   — Броуин, мы знакомы всего лишь несколько часов. Тыне знаешь меня. Ты понятия не имеешь, кто я такой и на что способен.
   В этот миг проснулся Дейс, и Броуин, побелев, отпрянул. Он увидел, как душа Тарантио замерцала и раздвоилась. У левой ее половины было теперь мертвенно-серое лицо с косматой гривой белых волос. Броуин заглянул в раскосые желтые глаза — и съежился от страха.
   — Я не хочу умирать, — услышал он свой дрожащий голос.
   — О чем ты? Я и не собираюсь тебя убивать.
   — Он видит меня, — сказал Дейс. — Верно, старик?
   — Верно, — признал Броуин. Тарантио на миг остолбенел.
   — Ты… ты видишь Дейса? В самом деле видишь?
   — Да. Я обладаю даром видеть человеческие души. Мне это не раз помогало в жизни — распознавать тех, кому можно доверять… Не убивай меня, Тарантио. Я никому не скажу.
   — И как же я выгляжу, старик? Я красив?
   — Да. Очень красив.
   — Поверить не могу… — пробормотал Тарантио. — Так он все-таки существует! И я не сумасшедший.
   Он отошел к резной скамье, стоявшей под старым вязом, и сел. Броуин не шелохнулся, так и стоял, словно прирос к месту. Тарантио знаком подозвал его к себе.
   — Ты когда-нибудь раньше встречал человека с двумя душами? — спросил он.
   — Лишь однажды. Он стоял на эшафоте с веревкой на шее.
   — Ты, случайно, не знаешь, как такое могло случиться со мной… то есть с нами?
   — Нет, не знаю. Пощади меня, Тарантио. Мне и так недолго осталось жить.
   — Святые Небеса! Прекрати, Броуин! Говорю же — я нисколько не намерен убивать тебя! Да и с какой стати?
   — Не ты… он. Дейс желает моей смерти. Спроси его.
   — Он знает, Чио. Он должен умереть. Я убью его быстро и без мучений.
   — Нет. В этом нет нужды. Он нам не опасен. И неужели ты бы вправду получил удовольствие, убив безобидного старика?
   — Да.
   — Почему?
   — Он солгал мне. Сказал, что я красив. Я урод, Чио. Я видел свое отражение в его глазах.
   Тарантио ощутил, как Дейс в его сознании напрягся, пытаясь выбраться наружу. Тарантио перехватил его, затолкнул поглубже.
   — Будь ты проклят! — завопил Дейс. — Выпусти меня!
   — Нет, — сказал Тарантио вслух.
   — Ничего, Чио. Когда-нибудь я сумею освободиться.
   — Но не сегодня, братец.
   Тарантио поглядел на Броуина и невесело усмехнулся.
   — Тебе ничто не грозит, старик. И все же мне, пожалуй, лучше тронуться в путь.
   — Какая жалость, что эльдеры сгинули бесследно, — сказал Броуин, когда Тарантио уже сел в седло. — Мне кажется, их магия могла бы помочь вам обоим.
   — Нам не нужна помощь. Может, нас и нельзя назвать счастливыми, но по большей части мы довольны своим положением. Дейс не так уж плох, Броуин. Порой я чувствую в нем хорошее.
   Броуин ничего не ответил. И не помахал рукой вслед, когда Тарантио ударил мерина пятками по бокам и выехал с прогалины.
 
   Тарантио спустился на равнину и там, на открытой местности, пустил коня в галоп. Копыта гнедого мерно и глухо стучали по травянистому ложу долины, и Тарантио бездумно наслаждался скачкой. Минут через десять он придержал коня, вынудил перейти на шаг, а затем и вовсе остановился и, спешившись, осмотрел гнедого. Удовлетворенный осмотром, он снова вскочил в седло и поехал дальше.
   — У меня лицо демона, — сказал вдруг Дейс.
   — Этого я не знаю, — отозвался Тарантио. — Я ведь никогда тебя не видел.
   — У меня белые волосы и серое лицо. А глаза желтые и раскосые, как у кошки. Почему я так выгляжу?
   — Понятия не имею, как должны выглядеть души.
   — Неужели я демон, Чио? И ты одержим мной? Тарантио на минуту задумался.
   — Братец, я не знаю, кто мы такие. Может быть, это ты одержим мной.
   — Ты был бы рад, если б меня не стало? Тарантио рассмеялся.
   — Порой мне кажется, что да. Но не часто. Мы с тобой братья, Дейс. Просто так вышло, что у нас одно тело на двоих. И, по правде говоря, я тебя обожаю. К тому же я сказал старику правду. Я и в самом деле чую в тебе хорошее.
   — Ха! Тебе просто нравится обманывать самого себя. Что до меня, я бы с радостью от тебя избавился.
   Тарантио покачал головой и улыбнулся. Дейс обиженно смолк, и Тарантио ехал дальше, миновав по пути руины двух сожженных деревень. Убитых видно не было, но наспех насыпанный курган без слов говорил о том, куда подевались мертвые тела. Вдоль дороги тянулись несжатые поля, пшеница гнила на корню.
   Вдалеке Тарантио увидел нескольких женщин — они шли через поля и несли большие плетеные корзины. Увидев всадника, женщины остановились и молча ждали, пока он не проедет мимо. Потом Тарантио выехал на широкий армейский тракт и миновал разрушенную почтовую станцию. Он знал, что десять лет назад существовала и весьма неплохо работала почтовая служба, которая связывала все Четыре Герцогства. Гатьен говорил, что письмо, написанное в Кордуине, могли доставить в Хлобан — за триста миль к юго-востоку — всего за четыре дня. Письмо из Хлобана в Прентуис, столицу герцога Марча — пятьсот семьдесят миль к востоку по горным дорогам, — доставляли за десять дней.
   Теперь уже никто не занимается доставкой писем. В сущности, если б любой рядовой житель и вздумал послать письмо из одного герцогства в другое — его немедля арестовали бы и скорее всего повесили. Все герцогства вели между собой кровопролитную войну, и не было в ней числа решающим сражениям, мелким стычкам и рейдам, заключенным и разорванным союзам, отступлениям и предательству. Наемники предлагали свои услуги любой армии — от Лоретели, стоявшего над южным морем, до северных гор Моргаллиса, от Хлобана на западе до Прентуиса на востоке. Простые солдаты по большей части и понятия не имели, кто сейчас чей союзник. К началу этой летней кампании герцог Марч был в союзе с Сарино, герцогом Ромарка, — против Беллиса, герцога корсаров, и Альбрека, герцога Кордуина. Однако уже в первых числах июня Беллис переметнулся на другую сторону, а потом герцог Марч поссорился с Сарино и заключил новый союз — с Альбреком.
   Немногие были в состоянии уследить за всеми перипетиями и причудами герцогской политики. Большинство солдат, впрочем, и не пыталось. Тарантио служил в наемном полку, оборонявшем форт от объединенных сил Ромарка и Марча. Потом гонец принес известия о переменах в стане союзников. Положение оказалось поистине смехотворным. После трех недель отчаянного сражения защитники форта — одни из них, как Тарантио, служили Беллису, другие Кордуину — обнаружили, что теперь они враги друг другу, в то время как осаждавшие войска, чьи баллисты и катапульты стоят под стенами форта, отныне их лучшие друзья. Капитаны наемников поспешно созвали всеобщий совет, дабы решить, кто с кем должен теперь сражаться. Одни солдаты, осаждавшие форт, хотели теперь защищать его изнутри, другие — кто все это время оборонял форт — теперь должны были штурмовать его, хотя находились уже в его стенах. Совет продолжался целых пять дней.
   Поскольку достичь соглашения оказалось невозможно, капитаны предложили решение, которое устроило всех. Четыре наемных полка дружно подвели мины под старинные стены форта — и сровняли их с землей. Ни осаждать, ни оборонять было больше нечего, и наемники честь по чести отправились каждый к своему нанимателю.
   Во время осады погибли триста двадцать девять человек. Тела их похоронили в общей могиле.
   Две недели спустя тысяча солдат, в том числе и Тарантио, вернулись на это место, чтобы отстроить форт.
   Зловещие причуды войны, за которые Тарантио платили двадцать серебряков в месяц.
   Когда спустились сумерки, впереди, в четырех милях к западу от дороги, Тарантио заметил среди деревьев отблеск костра. Повернув коня, он въехал в лес.
   — Будь осторожен, — предостерег его Дейс. — В этих краях у нас не так уж много друзей.
   — Может, хочешь занять мое место?
   — Спасибо, братец, — отозвался Дейс. И глубоко вдохнул, ощутив на лице холодящее дыхание ветра. Мерин вдруг забеспокоился, заплясал, прижав уши.
   — Он чует тебя, — пояснил Тарантио. — Постарайся его успокоить, не то он тебя сбросит.
   Дейс погладил коня по длинной шее и вполголоса, ровно и ласково проговорил:
   — Только сбрось меня, уродливый сукин сын, и я вырву тебе глаза.
   Он ударил пятками по бокам гнедого, и тот, все еще нервничая, покорно двинулся дальше. Подъехав поближе к костру, Дейс вскинул вверх правую руку и окликнул:
   — Эй там, у огня!
   — Ты один? — отозвался голос из темноты.
   — Воистину один, друг мой. Кажется, пахнет жареным мясом?
   — Хороший у тебя нюх. Валяй сюда.
   Дейс настороженно подъехал к костру. Увидев лица людей, сидевших у огня, он весело ухмыльнулся.
   — Уезжай отсюда! Немедленно! — крикнул Тарантио.
   — И лишить себя такого развлечения, братец? Ну уж нет.
   Прежде чем Тарантио успел вернуть себе власть над телом, Дейс соскочил на землю и подвел коня к костру.
   Там сидели трое, четвертый — рыжебородый солдат Форин — поворачивал над огнем вертел, на котором жарилась бычья нога. Двое из этих людей были подручными покойного Бриса. Дейс привязал гнедого к ближайшему кусту.
   — На четверых здесь мяса многовато, — заметил рослый сухощавый человек в куртке и штанах из оленьей кожи. У него было худое бледное лицо, и он с готовностью улыбался, но даже тень улыбки не отражалась в светлых, близко посаженных глазах.
   — А что, лучник, который засел в кустах, ничего не ест? — осведомился Дейс, шагнув ближе.
   — У тебя не только хороший нюх, но и острое зрение, — с широкой ухмылкой заметил его собеседник. И, повернув голову, крикнул:
   — Вылезай, Брун! Опасности нет. Итак, Тарантио, позволь представить тебе моих Адских Рыцарей. Вот этот неуклюжий лучник — Брун. Я велел ему сидеть и не шевелиться, ан нет — прыгает в засаде, точно кролик. — Тощий белобрысый юнец выбрался из кустов и застыл, смущенно переминаясь с ноги на ногу. — Толку от него мало. Я держу его при себе из одного только милосердия. Вон тот рыжий великан — новичок в нашей шайке. Зовет себя Форин. Форин приподнялся, и отблески огня заиграли на его рыжей раздвоенной бороде.
   — Приятно познакомиться, — произнес он безо всякого выражения.
   — А я — Латайс, — продолжал вожак. — Добро пожаловать в мой лагерь, Тарантио. Ты здорово нагнал страху на двух последних моих Рыцарей. Да встаньте вы, дурни! — Бандиты послушно поднялись и шагнули вперед. — Этих вот, которым хватает ума не быть героями, зовут Стиарт и Тобин. Когда боги создавали их, то забыли прибавить им отваги.
   — Ум порой предпочтительней, — заметил Дейс.
   — Это ловушка, — предостерег Тарантио.
   — Разумеется, — согласился Дейс. — Вопрос только в том, на чьей стороне Форин. Эх, надо было мне прикончить его тогда, в пещере! Интересно, при нем ли еще наша золотая монета?
   — Что ж, присаживайся, — дружелюбно пригласил Латайс, — а я принесу тебе перекусить.
   Дейс обогнул костер и уселся на пень. Форин взял деревянную тарелку, отрезал себе мяса и уселся есть поодаль от остальных. Латайс принес Дейсу ломоть мяса и плоский хлебец. Мужчины ели молча. Покончив с едой, Дейс вытер тарелку травой и отдал вожаку бандитов.
   — Так куда же ты направляешься? — спросил Латайс.
   — В Кордуин. Думаю там перезимовать.
   — У тебя хватит денег, чтобы пережить зиму?
   — Нет, но как-нибудь перебьюсь. А ты?
   Латайс вынул кинжал и принялся острием выковыривать из зубов застрявший кусочек мяса.
   — В окрестностях Хлобана собирается армия, и герцог Альбрек сулит ветеранам жалованье в тридцать серебряков.
   — Я бы не назвал твоих людей ветеранами — разве что вон того верзилу.
   — Да уж, он, как говорится, глядит орлом.
   Стиарт и Тобин сняли с огня вертел, а лучник Брун подбросил в костер хворосту. Пламя занялось жарко, взмыло выше, осветив прогалину. Дейс и ухом не повел. Он сидел спокойно, не сводя глаз с Латайса — тот все еще держал в руке кинжал.
   — А ты с виду моложе, чем я думал, — заметил вожак. — Если верить всем россказням о твоих подвигах, тебе должно было быть самое меньшее пятьдесят.
   — А ты верь, — посоветовал Дейс.
   — Значит, ты и вправду быстр, как молния? Дейс мгновение помолчал.
   — Знаешь, — наконец сказал он, — сходство просто удивительное.
   — Сходство?
   — Разве Брис не был твоим братом?
   Латайс усмехнулся. И направил кинжал в грудь Дейса.
   Тот стремительно выбросил левую руку, и его пальцы сомкнулись на запястье Латайса. Острие кинжала замерло в паре дюймов от груди Дейса.
   — Быстр, как молния, — повторил Дейс. Глаза его блестели. Латайс безуспешно пытался вырвать руку из его стальной хватки. Дейс вскинул правую руку, и отблеск пламени сверкнул на серебристом лезвии метательного ножа. — И вдвое опасней молнии.
   Он ударил, и лезвие вошло в незащищенную шею бандитского вожака. Кровь ударила фонтаном, омыв руку Дейса. Латайс дернулся, потом затих, обмяк, привалившись к стволу дерева. В сознании Дейса в один миг промелькнули мучительно яркие картины — его мать, мертвая, лежит в своей постели, и чумные язвы на ее обезображенном теле еще источают зловонный гной, а маленький мальчик плачет и зовет ее; отец висит в петле, лицо его распухло и почернело; старый Гатьен мечется по горящему дому, точно живой факел… Пронзительная печаль тотчас растаяла в алом свечении, которое запульсировало в его мозгу, растворилась в теплой чужой крови, которая текла по его руке.
   Дейс коротко вздохнул и выдернул нож. Обмякшее тело Латайса тяжело осело на землю. Вытерев нож о траву, Дейс сунул его на место, за отворот сапога, и поднялся, выхватив из ножен мечи. Ревущее пламя было уже с человеческий рост, и Дейс никак не мог разглядеть, кто стоит по ту сторону костра. Он, однако, не сомневался, что Латайс велел своим людям быть начеку.
   — Кто первый, шваль? — взревел он и прыгнул через костер. Приземлился, готовый к бою — и увидел, что лучник Брун валяется на земле, а над ним стоит Форин с дубинкой в руке.
   — Где остальные? — резко спросил Дейс.
   — В жизни не видывал, чтобы так резво улепетывали. Они даже коней седлать не стали. Хочешь убить этого?
   Да, Дейс этого хотел, но слова Форина его разозлили. Какое право имеет этот здоровяк предлагать ему убийство?
   — С какой стати? — услышал он собственный голос. Форин пожал плечами.
   — Я думал, тебе нравится убивать.
   — Не твое собачье дело, что мне нравится. Почему ты мне помог?
   — Захотелось. Они издалека заметили тебя. Латайс думал, что Брун сумеет подстрелить тебя, когда ты въехал в лагерь — но ты, спешиваясь, поставил коня между собой и костром. Ловкий ход, друг мой. Ты неистощим на уловки.
   Брун застонал и сел.
   — Он ударил меня дубинкой! — пожаловался он, косясь на Форина.
   — Ты же хотел выстрелить в меня через костер, — ответил Дейс, жалея, что не прикончил сопляка, покуда тот валялся без сознания. Впрочем, время еще есть.
   — Мне велели так сделать, — мрачно пояснил Брун. Дейс заглянул в его лицо.
   — Ваш вожак мертв. Хочешь биться со мной?
   — Я с самого начала не хотел тебя убивать. Это он мне велел.
   Дейс чувствовал, как разгорается в нем жажда крови, но он смотрел в открытое, простецкое лицо долговязого парнишки и видел, что в нем нет зла. Просто крестьянский мальчик, попавший в водоворот войны. Дейс мысленно представил себе, как Брун упоенно трудится на полях, растит и холит свой скот, обзаводится детишками — такими же простыми и трудолюбивыми, как он сам.
   — Собери свои пожитки и убирайся, — велел он.
   — Почему ты меня прогоняешь? Разве теперь не ты наш вожак? — Брун почесал в белобрысом затылке — и с недоумением уставился на свою окровавленную пятерню. — И голова у меня болит.
   Форин хихикнул.
   — Скажи-ка, — обратился он к юнцу, — в вашей деревне много случаев кровосмешения? Ты, я погляжу, не слишком-то сообразителен.
   — Это правда, — честно признал Брун. — Потому-то я и делаю то, что мне велят.
   — Возвращайся в мир, братец! — воззвал Дейс к Тарантио. — Этот обалдуй до того туп, что его и убивать неохота, но если я пробуду здесь еще минуту — я ему точно горло перережу.
   Тарантио, вновь обретший власть над телом, едва сумел сдержать улыбку.
   — Дай-ка посмотреть твою голову, — сказал он Бруну. — Подойди ближе к огню.
   Брун повиновался, и Тарантио быстро ощупал его белобрысую макушку.
   — У тебя шишка величиной с куриное яйцо, но это пройдет. Поди-ка лучше поспи.
   — Так ты меня не прогонишь?
   — Нет. Скажи мне вот что — хорошо ты стреляешь излука?
   — Не очень. Но с мечом я управляюсь еще хуже. Форин гулко расхохотался.
   — Хоть что-то ты умеешь делать? — спросил сквозь смех рыжебородый воин.
   — Ты мне не нравишься, — буркнул Брун. — А умею я… ну так, кое-что. За скотом ухаживать. За коровами и свиньями.
   — Самый подходящий талант для солдата! — ухмыльнулся Форин. — Если на нас, не приведи боги, нападет шайка диких свиней, мы будем знать, кого поставить командиром.
   — Иди спать, — велел юнцу Тарантио. Брун покорно встал, но тут же пошатнулся и едва не упал. Форин подхватил его и почти донес к расстеленным на земле одеялам. Парнишка неловко шлепнулся на одеяла и тут же уснул. Форин вернулся к огню.
   — Ты не против, если я отправлюсь с тобой и твоим ручным песиком в Кордуин?
   — С чего бы тебе этого захотелось? — вопросом на вопрос ответил Тарантио.
   Форин хохотнул.
   — Никто ни разу в жизни не давал мне золотой. Этого достаточно?
 
   Тарантио проснулся на рассвете. Он зевнул и потянулся, наслаждаясь внутренним одиночеством — Дейс еще спал. Форин, завернувшись в одеяла, тихо похрапывал, но Бруна нигде не было видно. И тело Латайса исчезло. Тарантио поднялся и, пойдя по следам Бруна, нашел его шагах в пятидесяти от лагеря. Тело убитого вожака было завернуто в его же плащ, а Брун, монотонно напевая, копал в мягкой земле неглубокую могилу. Тарантио присел на поваленное дерево и молча наблюдал за его работой. Когда глубина могилы достигла четырех футов, Брун, грязный по пояс, выбрался наружу. Осторожно придвинув мертвеца к самому краю могилы, он снова спрыгнул в нее и опустил Латайса в его последнее пристанище. При этом Брун действовал так бережно, словно боялся, что мертвец набьет себе синяк. Потом он медленно и почтительно засыпал могилу.