Страница:
– Знаю что?
Паже в ответ лишь пристально посмотрел на Дейсейна.
– Я скажу вам, что я понял, – произнес тот. – Я знаю, что вы в ужасе от моего предложения. Вы не хотите узнать, почему Вина насыпала яд для тараканов в кофе. Вы не хотите знать, почему Клара Шелер отравила свое жареное мясо. Вы не хотите знать, по чьей подсказке меня столкнули с пристани на озере и почему пятнадцатилетний мальчик пытался пронзить меня стрелой. Вы не хотите узнать, почему Дженни отравила яйца. Вы не собираетесь расследовать, почему меня едва не раздавила машина в гараже или сгорел мой грузовик. Вы не хотите…
– Ну хватит!
Паже потер подбородок и отвернулся.
– Ну, что я говорил: вам все же удалось это, – заметил Дейсейн.
– «Iti vucati», – пробормотал Паже. – «Существует аксиома: каждая система и каждая интерпретация становятся ложными, когда появляется другая система, более совершенная и, значит, верная». Интересно, может, поэтому вы и прибыли сюда – чтобы напомнить нам банальную истину: не существует утверждений, свободных от противоречий.
Он повернулся и пристально посмотрел на Дейсейна.
– О чем вы говорите? – спросил тот. В тоне и манерах собеседника Дейсейн увидел неожиданное спокойствие, которое вызвало у него беспокойство.
– Внутренняя просвещенность всех живых существ начинается со своего «я», – начал Паже. – И это «я» невозможно свести к некоторой изолированной области в памяти, основанной на восприятии символов. Будучи сознательными существами, наши мысли являются проекциями нашего «я» на чувственное восприятие. Но бывает так, что наше «я» сбивается с пути – то наше «я», которое воплощает в себе отдельную личность или совокупность индивидуумов. Интересно…
– Прекратите свои попытки отвлечь меня своей дурацкой болтовней, – перебил его Дейсейн. – Вы пытаетесь сменить тему разговора, избежать…
– …пустоты, – закончил за него Паже. – Да, да. Пустота – очень уместное слово. Невозможно воспринимать Эйнштейна как только математика. Всякое феноменальное существование – преходяще и относительно. На самом деле не существует ничего реального, заслуживающего внимания. Каждую минуту любая вещь превращается в нечто иное.
Дейсейн приподнял голову над подушкой. Неужели старый доктор сошел с ума?
– Действие само по себе не может дать результата, – продолжал Паже. – Вы мыслите в абсолютных категориях. Однако поиск любой закономерности есть плод ложной фантазии. Вы пытаетесь при помощи пальцев отцедить мыло от воды. Реальность восприятия – признак заблуждения.
Дейсейн покачал головой. Его собеседник говорил полную чушь.
– Я вижу, что вы смущены, – продолжал Паже. – Вы на самом деле не понимаете, какая в вас скрыта интеллектуальная энергия. Вы ходите по узким тропам. Я же предлагаю вам новые орбиты…
– Да перестаньте вы, – прервал его Дейсейн. – Он вспомнил озеро, хриплый женский голос, говорящий: «Это единственное, что можно сделать». И ответ Дженни: «Мы и делаем это».
– Вы должны привыкнуть к условному мышлению, – сказал Паже. – Только в этом случае вам удастся осознать относительность собственного существования и стать выразителем относительной истины, которую вы пытаетесь постичь. У вас есть способность к этому. Я вижу это. Ваш дар предвидения насильственных действий, направленных на…
– Какой бы эксперимент вы ни проводили надо мной, вы ведь не прекратите его, не так ли? – спросил Дейсейн. – Вы все будете давить на меня, давить и…
– Кто это давит? – удивился Паже. – Разве не вы оказываете самое сильное давление на…
– Черт бы вас побрал! Замолчите!
Паже молча смотрел на него.
– Эйнштейн, – пробормотал Дейсейн. – Относительность… абсолютность… интеллектуальная энергия… феноменальный… – Он замолчал, когда его разум вдруг заработал со скоростью компьютера подобно тому, как это уже было с ним, когда он решился перелететь на грузовике через провал в мосту.
«Скоростная работа ума, – подумал Дейсейн, – напоминает охоту за подводными лодками – в сознании. И успех зависит от количества задействованных тобою поисковых отрядов и скорости их передвижения».
И так же быстро, как возникло это ощущение, оно исчезло. Но это было самое сильное потрясение в его жизни. Правда… в этот раз его необычный дар не предупреждал его о непосредственной опасности.
«Узкие тропы», – повторил Дейсейн про себя. Он с удивлением посмотрел на Паже. В его словах был скрыт какой-то подтекст. Может, именно так сантарожанцы и думают? Дейсейн покачал головой. Вряд ли. Ему это казалось невозможным.
– Могу я рассказать поподробнее? – спросил Паже.
Дейсейн кивнул.
– Вы, должно быть, заметили, мы провозглашаем свои относительные истины в несколько бесцеремонной манере. – Условное мышление не допускает никакого другого подхода. Ведь оно подразумевает взаимное уважение. И это резко отличается от подхода к рыночным отношениям людей, пославших вас сюда шпионить за нами. У них есть…
– Как быстро вы можете думать? – спросил Дейсейн.
– Быстро? – Паже пожал плечами. – По мере необходимости.
«По мере необходимости», – повторил про себя Дейсейн.
– Могу я продолжить? – спросил Паже.
И снова Дейсейн кивнул.
– Мы заметили, – начал Паже, – что та нечистоплотность, которой отмечено наше время, проникла и на телевидение – с этим вы согласитесь, не раздумывая. И теперь остался один короткий шаг к мысли о том, что сейчас размещаются потоки измерительных приборов и создаются подслушивающие группы бригад. Я не сомневаюсь, что это уже сделано – это так очевидно. А теперь задумайтесь на секунду над тем, как воротилы большого бизнеса относятся к тем, кто выполняет подобного рода работу, и к тем, кто посчитал, что ему негоже заниматься ею.
Дейсейн прокашлялся. Вот в чем суть обвинительного акта, выдвинутого сантарожанцами против внешнего мира. «Как вы используете людей? С достоинством? Или же их способности вы используете для достижения собственных целей?» Внешний мир все больше и больше начал казаться Дейсейну, как место вызывающей раздражение пустоты и умышленно льстивых речей.
«Я уже действительно начинаю видеть все, как сантарожанцы», – подумал Дейсейн. В его сознании возникло чувство победы. Ведь ради этого он и был послан сюда.
– Не удивительно, – продолжал Паже, – что закон военного времени используется и сейчас, в мирное время, в рекламе и политике – ведь, знаете, это тоже своего рода война – сами проблемы остаются теми же. Вне зависимости от поля битвы лучшее оружие – математика дифференциальных уравнений.
«Армии, – подумал Дейсейн. Он сфокусировал свой взгляд на двигающихся губах Паже, внезапно удивившись перемене темы разговора. Неужели Паже сделал это преднамеренно? Ведь они разговаривали о невидимой стороне жизни Сантароги, ее страхах…
– Вы дали мне пищу для размышлений, – сказал Паже. – Я на некоторое время оставлю вас одного, и посмотрим, смогу ли я придумать что-нибудь конструктивное. У изголовья вашей кровати находится кнопка вызова. На этом этаже нет дежурной медсестры, но в случае необходимости кто-нибудь быстро поднимется к вам. Время от времени они будут заглядывать к вам. Может, вам бы хотелось что-нибудь почитать? Я мог бы что-нибудь передать.
«Что-нибудь конструктивное? – подумал Дейсейн. – Что он имел в виду?»
– Как насчет нескольких номеров нашей газеты? – спросил Паже.
– Принесите мне бумагу и ручку, – попросил Дейсейн. – И да, эти газеты.
– Очень хорошо. Постарайтесь отдохнуть. Кажется силы постепенно возвращаются к вам, но не переусердствуйте.
Повернувшись, Пахе вышел из комнаты.
Вскоре появилась рыжеволосая медсестра с кипой газет, блокнотом и темно-зеленой шариковой ручкой. Она положила все это на прикроватную тумбочку и сказала:
– Поправить вам постель?
– Нет, спасибо.
Дейсейн вдруг поймал себя на том, что ее лицо ему кого-то поразительно напоминает… да, Эла Мардена.
– Ваша фамилия Марден, – сказал он.
– Итак, что еще нового? – произнесла она и, когда он ничего не ответил, вышла из комнаты.
«Так, я ее достал!» – подумал Дейсейн.
Он взглянул на кипу газет и вспомнил, как по всему городу безуспешно искал газетный киоск. А сейчас они попали к нему с такой легкостью, что потеряли часть своей привлекательности. Дейсейн соскользнул с кровати и встал. Слабости в коленях он почти не ощущал.
В поле зрения попал ящик с консервами.
Он прошел к нему и, порывшись, обнаружил банку яблочного повидла, после чего тут же опустошил ее, пока не исчез запах Джасперса. Во время еды он надеялся, что теперь к нему вновь вернется тот уровень с необыкновенной ясностью и скоростью мышления, что он пережил на мосту и на короткое время, разговаривая с Паже.
Яблочное повидло утолило его голод, оставив какое-то смутное беспокойство – но и только.
«Может, со временем влияние его уменьшается? – подумал он. – И с каждым разом требуется все больше и больше этой ерунды? А, может, он просто начинает акклиматизироваться?
Так что же, поймали они его на крючок?»
Дейсейн вспомнил Дженни, смотревшую на него умоляющим взглядом, но это был обманчивый взгляд. «Заряд сознания. Что во имя Бога сантарожанцы открыли?»
Дейсейн посмотрел в окно на вереницу холмов, проглядывающих сквозь листву деревьев. Где-то внизу горел невидимый отсюда костер – его дым спиралью поднимался над горным кряжем. Дейсейн уставился на этот дым, увидев в том огне какой-то загадочный мистицизм; он почувствовал себя первобытным охотником – этот дым словно бы явил ему, его душе, знак из далекого генетического прошлого. И не было никакого страха. Наоборот, он как бы воссоединялся с какой-то частью своего «я», которую он отрезал от себя еще в детстве.
«Меня тянет исследовать свое детство», – подумал он.
И в этот момент он понял, что сантарожанцы так и не лишили его первобытного прошлого – оно скрывалось внутри его мембранного разума.
«Я становлюсь сантарожанцем, – подумал Дейсейн. – Насколько же далеко зайдет этот процесс, прежде чем я поверну его в обратную сторону? Ведь у меня есть долг перед Селадором и теми, кто направил меня сюда. Когда же я это сделаю, решусь на этот шаг?»
Но вместе с этой мыслью пришло глубокое отвращение к возвращению во внешний мир. Но ему придется вернуться. Он почувствовал приступ тошноты, подкатившей к горлу, в висках застучало. Дейсейн вспомнил о раздражающей пустоте внешнего мира, составленной из осколков жизней, где эгоизм прикрывался бутафорскими нарядами, где почти не осталось ничего, что могло бы вызвать душевный подъем и воспарение.
«У жизни во внешнем мире нет прочного фундамента, – подумал Дейсейн, – невозможно связать воедино все отдельные события. Есть лишь только пустая сверкающая дорога, по бокам которой мелькают столбы-указатели, которые действуют гипнотически, отвлекая внимание от дороги. А за сверкающим полотном – только безликие строения из досок… и полное запустение.
Я не могу вернуться, – думал Дейсейн. Он прошел к кровати и упал на простыни. – Мой долг… я должен вернуться. Что же это творится со мной? Неужели я пробыл здесь слишком долго и дождался наконец?
Неужели Паже наврал ему насчет влияния Джасперса?»
Дейсейн перевернулся на спину и прикрыл ладонью глаза. «В чем же заключается химическая сущность Джасперса? От Селадора здесь помощи ждать было нельзя – это вещество невозможно было перевезти во внешний мир.
Я знал это, – подумал Дейсейн. – Я все время знал это».
Он убрал руку с лица. Вне всякого сомнения: он пытается избежать ответственности. Дейсейн посмотрел на двери в стене напротив него: кухня, лаборатория…
Из груди вырвался тяжелый вздох.
Он знал: лучший объект для исследования – сыр. В нем дольше всего сохраняется присутствие Джасперса. Лаборатория… и немного сыра.
Дейсейн нажал кнопку звонка у изголовья своей кровати.
Он вздрогнул, когда прямо сзади него раздался женский голос.
– Вам сию секунду требуется медсестра?
Дейсейн повернулся и увидел громкоговоритель, вмонтированный в стену.
– Мне бы хотелось немного сыра Джасперс, – ответил он.
– О… сейчас, сэр. – В женском голосе прозвучало восхищение, которое не могла скрыть электроника.
Вскоре рыжеволосая медсестра с теми же чертами лица, что и у Мардена, вошла в комнату с подносом. Она поставила поднос поверх газет на тумбочку.
– Вот доктор, – сказала она. – Я принесла заодно вам и немного сухого печенья.
– Спасибо, – поблагодарил ее Дейсейн.
В дверях девушка остановилась.
– Дженни обрадуется, узнав, что вы здесь.
– Дженни уже проснулась?
– О да! В основном во всем виновата ее аллергия на аконит. Мы выкачали из нее весь яд, и теперь она быстро идет на поправку. Она уже хочет встать. А это всегда хороший признак.
– А как яд оказался в еде? – спросил Дейсейн.
– Одна из студенток-практиканток по ошибке приняла его за капсулу с ЛСД. Она…
– Но каким образом яд оказался на кухне?
– Это мы еще не выяснили. Несомненно, это какой-то дурацкий несчастный случай.
– Несомненно, – буркнул Дейсейн.
– Ну а теперь ешьте сыр и отдохните немного, – сказала медсестра. – Звоните в случае чего.
Дверь тут же захлопнулась за ней.
Дейсейн посмотрел на золотистый кусочек сыра. Резкий запах Джасперса бил в ноздри. Дейсейн отломил пальцами от него уголок и лизнул. Чувства Дейсейна внезапно обострились. Непроизвольно он запихнул весь кусочек в рот и проглотил. Он почувствовал приятный успокаивающий аромат. В один миг в голове все прояснилось.
«К чему бы это ни привело, – решил Дейсейн, – но мир должен узнать об этом веществе».
Он опустил ноги и встал с постели. В голове застучало. Он закрыл глаза и, почувствовав, как все перед глазами поплыло, схватился за кровать.
Головокружение прошло.
На подносе Дейсейн обнаружил нож для резки сыра и, отрезав кусочек от золотистого кирпичика, сумел остановить движение руки, уже направлявшейся ко рту.
«Тело действует автоматически», – подумал он. Он ощущал мощное принуждение выполнить эту команду, приказ своему телу, но сумел сдержаться… попозже, сперва – лаборатория.
Она оказалась оснащенной гораздо более лучше, чем он предполагал: приборов было немного, но здесь было все, что надо для проведения исследовательских работ – хорошая центрифуга, микротом, бинокулярный микроскоп с регулируемым освещением, газовая горелка, ряды чистых пробирок.
Дейсейн обнаружил емкость с дистиллированной водой и еще одну со спиртом. Раскрошив кусочек сыра, он смешал их со спиртовым раствором и, положив все это на предметное стекло, занялся исследованием под окуляром микроскопа.
Он увидел переплетающиеся между собой нити – молекулы сыра. После наведения резкости нити превратились в спирали продолговатой формы, напоминавшие клетки, которым не давали возможность нормально делиться.
Озадаченный Дейсейн откинулся на спинку стула. Строение нитей очень напоминало губчатую грибницу, что не противоречило его первоначальному предположению, что он столкнулся с каким-то новым, выведенным типом гриба.
Но что же за активный агент присутствует здесь?
Закрыв глаза, Дейсейн задумался и вдруг заметил, что его трясет от усталости.
«Не нужно перенапрягаться, – сказал он себе. – Ты еще не до конца вылечился. Для получения результатов некоторых экспериментов требуется время. С этим можно подождать».
Он вернулся к кровати и растянулся на простынях. Протянул левую руку к сыру, он отломил кусочек.
Дейсейн осознал свои действия, только когда проглотил сыр. Взглянув на крошки, оставшиеся на пальцах, он начал растирать их и почувствовал, как гладко скользит кожа, в которую было втерто масло. По всему телу пронеслась волна блаженства.
«Тело делает это, – подумал Дейсейн. – Само по себе, тело делает это без участия сознания. Неужели тело способно выйти из-под контроля и убить человека? Весьма похоже, что это так и есть».
Он почувствовал, как его сознание проваливается в сон. Его телу нужен был сон. Его тело, если бы он не заставлял себя держаться, уже бы уснуло.
Но сознание его, однако, уже создавало какой-то сон: деревья, за которыми он следил, вдруг стали гигантскими и, переполненные жизненной энергии, выпрыгнули из земли, сбрасывая с себя ветви с непосильным грузом листьев и фруктов. И все это великолепие грелось под лучами солнца цвета золотистого сыра.
12
Паже в ответ лишь пристально посмотрел на Дейсейна.
– Я скажу вам, что я понял, – произнес тот. – Я знаю, что вы в ужасе от моего предложения. Вы не хотите узнать, почему Вина насыпала яд для тараканов в кофе. Вы не хотите знать, почему Клара Шелер отравила свое жареное мясо. Вы не хотите знать, по чьей подсказке меня столкнули с пристани на озере и почему пятнадцатилетний мальчик пытался пронзить меня стрелой. Вы не хотите узнать, почему Дженни отравила яйца. Вы не собираетесь расследовать, почему меня едва не раздавила машина в гараже или сгорел мой грузовик. Вы не хотите…
– Ну хватит!
Паже потер подбородок и отвернулся.
– Ну, что я говорил: вам все же удалось это, – заметил Дейсейн.
– «Iti vucati», – пробормотал Паже. – «Существует аксиома: каждая система и каждая интерпретация становятся ложными, когда появляется другая система, более совершенная и, значит, верная». Интересно, может, поэтому вы и прибыли сюда – чтобы напомнить нам банальную истину: не существует утверждений, свободных от противоречий.
Он повернулся и пристально посмотрел на Дейсейна.
– О чем вы говорите? – спросил тот. В тоне и манерах собеседника Дейсейн увидел неожиданное спокойствие, которое вызвало у него беспокойство.
– Внутренняя просвещенность всех живых существ начинается со своего «я», – начал Паже. – И это «я» невозможно свести к некоторой изолированной области в памяти, основанной на восприятии символов. Будучи сознательными существами, наши мысли являются проекциями нашего «я» на чувственное восприятие. Но бывает так, что наше «я» сбивается с пути – то наше «я», которое воплощает в себе отдельную личность или совокупность индивидуумов. Интересно…
– Прекратите свои попытки отвлечь меня своей дурацкой болтовней, – перебил его Дейсейн. – Вы пытаетесь сменить тему разговора, избежать…
– …пустоты, – закончил за него Паже. – Да, да. Пустота – очень уместное слово. Невозможно воспринимать Эйнштейна как только математика. Всякое феноменальное существование – преходяще и относительно. На самом деле не существует ничего реального, заслуживающего внимания. Каждую минуту любая вещь превращается в нечто иное.
Дейсейн приподнял голову над подушкой. Неужели старый доктор сошел с ума?
– Действие само по себе не может дать результата, – продолжал Паже. – Вы мыслите в абсолютных категориях. Однако поиск любой закономерности есть плод ложной фантазии. Вы пытаетесь при помощи пальцев отцедить мыло от воды. Реальность восприятия – признак заблуждения.
Дейсейн покачал головой. Его собеседник говорил полную чушь.
– Я вижу, что вы смущены, – продолжал Паже. – Вы на самом деле не понимаете, какая в вас скрыта интеллектуальная энергия. Вы ходите по узким тропам. Я же предлагаю вам новые орбиты…
– Да перестаньте вы, – прервал его Дейсейн. – Он вспомнил озеро, хриплый женский голос, говорящий: «Это единственное, что можно сделать». И ответ Дженни: «Мы и делаем это».
– Вы должны привыкнуть к условному мышлению, – сказал Паже. – Только в этом случае вам удастся осознать относительность собственного существования и стать выразителем относительной истины, которую вы пытаетесь постичь. У вас есть способность к этому. Я вижу это. Ваш дар предвидения насильственных действий, направленных на…
– Какой бы эксперимент вы ни проводили надо мной, вы ведь не прекратите его, не так ли? – спросил Дейсейн. – Вы все будете давить на меня, давить и…
– Кто это давит? – удивился Паже. – Разве не вы оказываете самое сильное давление на…
– Черт бы вас побрал! Замолчите!
Паже молча смотрел на него.
– Эйнштейн, – пробормотал Дейсейн. – Относительность… абсолютность… интеллектуальная энергия… феноменальный… – Он замолчал, когда его разум вдруг заработал со скоростью компьютера подобно тому, как это уже было с ним, когда он решился перелететь на грузовике через провал в мосту.
«Скоростная работа ума, – подумал Дейсейн, – напоминает охоту за подводными лодками – в сознании. И успех зависит от количества задействованных тобою поисковых отрядов и скорости их передвижения».
И так же быстро, как возникло это ощущение, оно исчезло. Но это было самое сильное потрясение в его жизни. Правда… в этот раз его необычный дар не предупреждал его о непосредственной опасности.
«Узкие тропы», – повторил Дейсейн про себя. Он с удивлением посмотрел на Паже. В его словах был скрыт какой-то подтекст. Может, именно так сантарожанцы и думают? Дейсейн покачал головой. Вряд ли. Ему это казалось невозможным.
– Могу я рассказать поподробнее? – спросил Паже.
Дейсейн кивнул.
– Вы, должно быть, заметили, мы провозглашаем свои относительные истины в несколько бесцеремонной манере. – Условное мышление не допускает никакого другого подхода. Ведь оно подразумевает взаимное уважение. И это резко отличается от подхода к рыночным отношениям людей, пославших вас сюда шпионить за нами. У них есть…
– Как быстро вы можете думать? – спросил Дейсейн.
– Быстро? – Паже пожал плечами. – По мере необходимости.
«По мере необходимости», – повторил про себя Дейсейн.
– Могу я продолжить? – спросил Паже.
И снова Дейсейн кивнул.
– Мы заметили, – начал Паже, – что та нечистоплотность, которой отмечено наше время, проникла и на телевидение – с этим вы согласитесь, не раздумывая. И теперь остался один короткий шаг к мысли о том, что сейчас размещаются потоки измерительных приборов и создаются подслушивающие группы бригад. Я не сомневаюсь, что это уже сделано – это так очевидно. А теперь задумайтесь на секунду над тем, как воротилы большого бизнеса относятся к тем, кто выполняет подобного рода работу, и к тем, кто посчитал, что ему негоже заниматься ею.
Дейсейн прокашлялся. Вот в чем суть обвинительного акта, выдвинутого сантарожанцами против внешнего мира. «Как вы используете людей? С достоинством? Или же их способности вы используете для достижения собственных целей?» Внешний мир все больше и больше начал казаться Дейсейну, как место вызывающей раздражение пустоты и умышленно льстивых речей.
«Я уже действительно начинаю видеть все, как сантарожанцы», – подумал Дейсейн. В его сознании возникло чувство победы. Ведь ради этого он и был послан сюда.
– Не удивительно, – продолжал Паже, – что закон военного времени используется и сейчас, в мирное время, в рекламе и политике – ведь, знаете, это тоже своего рода война – сами проблемы остаются теми же. Вне зависимости от поля битвы лучшее оружие – математика дифференциальных уравнений.
«Армии, – подумал Дейсейн. Он сфокусировал свой взгляд на двигающихся губах Паже, внезапно удивившись перемене темы разговора. Неужели Паже сделал это преднамеренно? Ведь они разговаривали о невидимой стороне жизни Сантароги, ее страхах…
– Вы дали мне пищу для размышлений, – сказал Паже. – Я на некоторое время оставлю вас одного, и посмотрим, смогу ли я придумать что-нибудь конструктивное. У изголовья вашей кровати находится кнопка вызова. На этом этаже нет дежурной медсестры, но в случае необходимости кто-нибудь быстро поднимется к вам. Время от времени они будут заглядывать к вам. Может, вам бы хотелось что-нибудь почитать? Я мог бы что-нибудь передать.
«Что-нибудь конструктивное? – подумал Дейсейн. – Что он имел в виду?»
– Как насчет нескольких номеров нашей газеты? – спросил Паже.
– Принесите мне бумагу и ручку, – попросил Дейсейн. – И да, эти газеты.
– Очень хорошо. Постарайтесь отдохнуть. Кажется силы постепенно возвращаются к вам, но не переусердствуйте.
Повернувшись, Пахе вышел из комнаты.
Вскоре появилась рыжеволосая медсестра с кипой газет, блокнотом и темно-зеленой шариковой ручкой. Она положила все это на прикроватную тумбочку и сказала:
– Поправить вам постель?
– Нет, спасибо.
Дейсейн вдруг поймал себя на том, что ее лицо ему кого-то поразительно напоминает… да, Эла Мардена.
– Ваша фамилия Марден, – сказал он.
– Итак, что еще нового? – произнесла она и, когда он ничего не ответил, вышла из комнаты.
«Так, я ее достал!» – подумал Дейсейн.
Он взглянул на кипу газет и вспомнил, как по всему городу безуспешно искал газетный киоск. А сейчас они попали к нему с такой легкостью, что потеряли часть своей привлекательности. Дейсейн соскользнул с кровати и встал. Слабости в коленях он почти не ощущал.
В поле зрения попал ящик с консервами.
Он прошел к нему и, порывшись, обнаружил банку яблочного повидла, после чего тут же опустошил ее, пока не исчез запах Джасперса. Во время еды он надеялся, что теперь к нему вновь вернется тот уровень с необыкновенной ясностью и скоростью мышления, что он пережил на мосту и на короткое время, разговаривая с Паже.
Яблочное повидло утолило его голод, оставив какое-то смутное беспокойство – но и только.
«Может, со временем влияние его уменьшается? – подумал он. – И с каждым разом требуется все больше и больше этой ерунды? А, может, он просто начинает акклиматизироваться?
Так что же, поймали они его на крючок?»
Дейсейн вспомнил Дженни, смотревшую на него умоляющим взглядом, но это был обманчивый взгляд. «Заряд сознания. Что во имя Бога сантарожанцы открыли?»
Дейсейн посмотрел в окно на вереницу холмов, проглядывающих сквозь листву деревьев. Где-то внизу горел невидимый отсюда костер – его дым спиралью поднимался над горным кряжем. Дейсейн уставился на этот дым, увидев в том огне какой-то загадочный мистицизм; он почувствовал себя первобытным охотником – этот дым словно бы явил ему, его душе, знак из далекого генетического прошлого. И не было никакого страха. Наоборот, он как бы воссоединялся с какой-то частью своего «я», которую он отрезал от себя еще в детстве.
«Меня тянет исследовать свое детство», – подумал он.
И в этот момент он понял, что сантарожанцы так и не лишили его первобытного прошлого – оно скрывалось внутри его мембранного разума.
«Я становлюсь сантарожанцем, – подумал Дейсейн. – Насколько же далеко зайдет этот процесс, прежде чем я поверну его в обратную сторону? Ведь у меня есть долг перед Селадором и теми, кто направил меня сюда. Когда же я это сделаю, решусь на этот шаг?»
Но вместе с этой мыслью пришло глубокое отвращение к возвращению во внешний мир. Но ему придется вернуться. Он почувствовал приступ тошноты, подкатившей к горлу, в висках застучало. Дейсейн вспомнил о раздражающей пустоте внешнего мира, составленной из осколков жизней, где эгоизм прикрывался бутафорскими нарядами, где почти не осталось ничего, что могло бы вызвать душевный подъем и воспарение.
«У жизни во внешнем мире нет прочного фундамента, – подумал Дейсейн, – невозможно связать воедино все отдельные события. Есть лишь только пустая сверкающая дорога, по бокам которой мелькают столбы-указатели, которые действуют гипнотически, отвлекая внимание от дороги. А за сверкающим полотном – только безликие строения из досок… и полное запустение.
Я не могу вернуться, – думал Дейсейн. Он прошел к кровати и упал на простыни. – Мой долг… я должен вернуться. Что же это творится со мной? Неужели я пробыл здесь слишком долго и дождался наконец?
Неужели Паже наврал ему насчет влияния Джасперса?»
Дейсейн перевернулся на спину и прикрыл ладонью глаза. «В чем же заключается химическая сущность Джасперса? От Селадора здесь помощи ждать было нельзя – это вещество невозможно было перевезти во внешний мир.
Я знал это, – подумал Дейсейн. – Я все время знал это».
Он убрал руку с лица. Вне всякого сомнения: он пытается избежать ответственности. Дейсейн посмотрел на двери в стене напротив него: кухня, лаборатория…
Из груди вырвался тяжелый вздох.
Он знал: лучший объект для исследования – сыр. В нем дольше всего сохраняется присутствие Джасперса. Лаборатория… и немного сыра.
Дейсейн нажал кнопку звонка у изголовья своей кровати.
Он вздрогнул, когда прямо сзади него раздался женский голос.
– Вам сию секунду требуется медсестра?
Дейсейн повернулся и увидел громкоговоритель, вмонтированный в стену.
– Мне бы хотелось немного сыра Джасперс, – ответил он.
– О… сейчас, сэр. – В женском голосе прозвучало восхищение, которое не могла скрыть электроника.
Вскоре рыжеволосая медсестра с теми же чертами лица, что и у Мардена, вошла в комнату с подносом. Она поставила поднос поверх газет на тумбочку.
– Вот доктор, – сказала она. – Я принесла заодно вам и немного сухого печенья.
– Спасибо, – поблагодарил ее Дейсейн.
В дверях девушка остановилась.
– Дженни обрадуется, узнав, что вы здесь.
– Дженни уже проснулась?
– О да! В основном во всем виновата ее аллергия на аконит. Мы выкачали из нее весь яд, и теперь она быстро идет на поправку. Она уже хочет встать. А это всегда хороший признак.
– А как яд оказался в еде? – спросил Дейсейн.
– Одна из студенток-практиканток по ошибке приняла его за капсулу с ЛСД. Она…
– Но каким образом яд оказался на кухне?
– Это мы еще не выяснили. Несомненно, это какой-то дурацкий несчастный случай.
– Несомненно, – буркнул Дейсейн.
– Ну а теперь ешьте сыр и отдохните немного, – сказала медсестра. – Звоните в случае чего.
Дверь тут же захлопнулась за ней.
Дейсейн посмотрел на золотистый кусочек сыра. Резкий запах Джасперса бил в ноздри. Дейсейн отломил пальцами от него уголок и лизнул. Чувства Дейсейна внезапно обострились. Непроизвольно он запихнул весь кусочек в рот и проглотил. Он почувствовал приятный успокаивающий аромат. В один миг в голове все прояснилось.
«К чему бы это ни привело, – решил Дейсейн, – но мир должен узнать об этом веществе».
Он опустил ноги и встал с постели. В голове застучало. Он закрыл глаза и, почувствовав, как все перед глазами поплыло, схватился за кровать.
Головокружение прошло.
На подносе Дейсейн обнаружил нож для резки сыра и, отрезав кусочек от золотистого кирпичика, сумел остановить движение руки, уже направлявшейся ко рту.
«Тело действует автоматически», – подумал он. Он ощущал мощное принуждение выполнить эту команду, приказ своему телу, но сумел сдержаться… попозже, сперва – лаборатория.
Она оказалась оснащенной гораздо более лучше, чем он предполагал: приборов было немного, но здесь было все, что надо для проведения исследовательских работ – хорошая центрифуга, микротом, бинокулярный микроскоп с регулируемым освещением, газовая горелка, ряды чистых пробирок.
Дейсейн обнаружил емкость с дистиллированной водой и еще одну со спиртом. Раскрошив кусочек сыра, он смешал их со спиртовым раствором и, положив все это на предметное стекло, занялся исследованием под окуляром микроскопа.
Он увидел переплетающиеся между собой нити – молекулы сыра. После наведения резкости нити превратились в спирали продолговатой формы, напоминавшие клетки, которым не давали возможность нормально делиться.
Озадаченный Дейсейн откинулся на спинку стула. Строение нитей очень напоминало губчатую грибницу, что не противоречило его первоначальному предположению, что он столкнулся с каким-то новым, выведенным типом гриба.
Но что же за активный агент присутствует здесь?
Закрыв глаза, Дейсейн задумался и вдруг заметил, что его трясет от усталости.
«Не нужно перенапрягаться, – сказал он себе. – Ты еще не до конца вылечился. Для получения результатов некоторых экспериментов требуется время. С этим можно подождать».
Он вернулся к кровати и растянулся на простынях. Протянул левую руку к сыру, он отломил кусочек.
Дейсейн осознал свои действия, только когда проглотил сыр. Взглянув на крошки, оставшиеся на пальцах, он начал растирать их и почувствовал, как гладко скользит кожа, в которую было втерто масло. По всему телу пронеслась волна блаженства.
«Тело делает это, – подумал Дейсейн. – Само по себе, тело делает это без участия сознания. Неужели тело способно выйти из-под контроля и убить человека? Весьма похоже, что это так и есть».
Он почувствовал, как его сознание проваливается в сон. Его телу нужен был сон. Его тело, если бы он не заставлял себя держаться, уже бы уснуло.
Но сознание его, однако, уже создавало какой-то сон: деревья, за которыми он следил, вдруг стали гигантскими и, переполненные жизненной энергии, выпрыгнули из земли, сбрасывая с себя ветви с непосильным грузом листьев и фруктов. И все это великолепие грелось под лучами солнца цвета золотистого сыра.
12
Когда Дейсейн проснулся, небо на западе было окрашено в оранжевый цвет заката. Он лежал, повернув голову в сторону окна, и смотрел на ослепительно сверкающее небо, словно бы оказавшись под действием неких чар, сродни тем, что охватывали древних греков, когда они поклонялись солнцу. Корабль жизни спускался в свою ежедневную гавань. Вскоре эта земля окажется во власти тьмы.
Позади Дейсейна что-то щелкнуло. Комнату затопил искусственный свет, разрушая чары. Он повернулся.
В дверях стояла Дженни. На ней был длинный зеленый халат, достигавший ей почти до колен. На ногах – зеленые тапочки.
– Тебе уже пора было проснуться, – сказала она.
Дейсейн уставился на нее как на незнакомку. Он видел, что это была та же самая Дженни, которую он любил, – ее длинные черные волосы были перехвачены красной ленточкой, полуоткрытые полные губы, ямочка на щеке, – но он заметил едва различимое выражение спокойствия в ее голубых глазах – спокойствия богини.
Она направилась к нему, двигаясь так, как в том далеком прошлом, – ему никогда не забыть ее плавной походки.
Поразительный страх охватил Дейсейна – сродни тому, который испытывал аттический крестьянин перед дельфийской жрицей. Она была прекрасна… и смертельно опасна.
– Ты что, не хочешь спросить, как я себя чувствую? – спросила Дженни.
– Я вижу, что с тобой все в порядке, – ответил он.
Дженни сделала еще один шаг в его сторону и сказала:
– Клара подогнала к нашему дому машину Джерси Хофстеддера и оставила ее там для тебя. Сейчас автомобиль стоит в гараже.
Дейсейн вспомнил об этой прекрасной машине – еще одна приманка для него.
– А что ты принесла мне в этот раз? – спросил он. – У тебя в руках нет никакой еды, – продолжил он. – Возможно, яд на острие твоей шляпной булавки?
В глазах девушки появились слезы.
– Не подходи ко мне, – напомнил он. – Я люблю тебя.
Дженни кивнула:
– Я действительно люблю тебя. И… И я понимаю, насколько опасной я могу быть для тебя. Все время была… – Она зарыдала. – Я понимала, что должна быть от тебя подальше. Но больше не могла выдерживать этого. Как и сейчас.
– Ладно, все прошло, – сказал Дейсейн. – Кто старое помянет, тому глаз вон. Ты не захватила с собой случайно пистолет? Ведь это оружие более эффективно, а пуля быстра.
Дженни топнула ногой.
– Джил, ты невыносим!
– Неужели?
– Ты ведь изменился, да? – прошептала девушка. – Неужели ты не чувствуешь ничего…
– Я по-прежнему люблю тебя, – перебил ее Дейсейн. – Не подходи ко мне. Я люблю тебя.
Дженни прикусила губу.
– Разве не было бы милосердно сделать это во время сна? – продолжал он изводить девушку. – И я бы тогда никогда не узнал, кто…
– Хватит!
Внезапно Дженни сорвала с себя зеленый халат, под которым оказалась белая ночная рубашка, отделанная по краям кружевами. Она стянула через голову ночную рубашку и, бросив ее на пол, осталась стоять обнаженной перед Дейсейном, глядя на него сверкающими глазами.
– Видишь? – спросила она. – Здесь нет ничего, кроме женской плоти! Ничего, кроме женщины, которая любит тебя. – Слезы текли по ее щекам. – В моих руках нет яда… О Джил… – Она зарыдала.
Дейсейн заставил себя отвести взгляд в сторону. Он знал, что не может смотреть на нее – такую милую, изящную, желанную – и сохранять при этом холодную голову, способную рассуждать. Она была прекрасной и смертельно опасной одновременно – последняя приманка, которой пыталась завлечь его в свои сети Сантарога.
У двери донеслось шуршание одежды.
Дейсейн повернулся.
Она снова стояла, уже одетая в зеленый халат. Щеки ее рдели, губы дрожали, глаза опущены вниз. Дженни медленно подняла глаза и встретилась с его взглядом.
– Я не стыжусь твоего присутствия, Джил, – начала она. – Я люблю тебя. Я хочу, чтобы между нами не существовало никаких тайн – тайн плоти… и вообще каких-либо тайн.
Дейсейн попытался проглотить комок, застрявший в горле. Богиня оказалась уязвимой. И от этого открытия его грудь сжалась от боли.
– Я хочу того же, – сказал он. – Джен… лучше тебе сейчас оставить меня одного. Если ты не сделаешь этого… я просто могу схватить тебя и изнасиловать.
Она попыталась улыбнуться, но не смогла, потом повернулась и выбежала из комнаты.
Дверь с шумом захлопнулась. На несколько секунд воцарилась тишина. Потом дверь снова открылась, и Дейсейн увидел Паже, стоявшего в проеме и выглядывавшего в коридор. Потом Дейсейн ясно расслышал звуки закрывающихся дверей лифта. Паже зашел в комнату и закрыл за собой дверь.
– Что произошло между вами? – спросил он.
– По-моему, мы просто поссорились, а затем помирились, – ответил Дейсейн. – Хотя я не уверен.
Паже прокашлялся. Дейсейну показалось, что его круглое лицо выражает уверенность, однако не похоже, чтобы доктор над чем-то усиленно думал, Дейсейн в этом нисколько не сомневался. Как бы то ни было, но тут же это выражение исчезло, а в широко раскрытых глазах появился интерес к Дейсейну.
– Вы выглядите гораздо лучше, – заметил Паже. – На щеках уже нет прежней бледности. Чувствуете, что к вам возвращаются силы?
– По правде говоря, да.
Паже взглянул на остатки сыра на тумбочке, подошел к ней и понюхал.
– Не совсем свежий, – произнес он. – Я скажу, чтобы прислали свежий.
– Да, пожалуйста, – сказал Дейсейн.
– Могу я взглянуть на ваши бинты? – спросил Паже.
– А я думал, что бинтами займется Бурдо.
– Уина задержало дома одно небольшое дельце. Вы знаете, завтра выходит замуж его дочь. Так что он придет позже.
– Я не знал.
– Сейчас как раз достраивается дом для молодых, – сказал Паже. – Небольшая задержка вышла из-за того, что мы решили построить четыре дома вместо одного. Место это хорошее – вы с Дженни могли бы облюбовать один из них.
– Очень мило, – заметил Дейсейн. – Значит, вы собираетесь все вместе и строите дома для молодоженов.
– Мы заботимся о себе, – сказал Паже. – Прошу вас, позвольте мне осмотреть наконец ваши бинты.
– Пожалуйста.
– Я рад, что вы стали более благоразумно вести себя, – заметил Паже. – Я сейчас вернусь. – Он направился к двери в лабораторию и через минуту вернулся с тележкой, поставил ее рядом с кроватью и начал снимать бинты с головы.
– Вижу, что вы впустую потратили время в лаборатории, – произнес Паже.
Дейсейн поморщился, когда доктор снял бинт с обожженного места на щеке.
– Так значит то, что я делал в лаборатории, оказалось впустую?
– То, что вы делали? – переспросил Паже. Наклонившись поближе, он внимательно осмотрел щеку Дейсейна. – Похоже, лечение протекает великолепно. Я считаю, что не останется даже и шрама.
– Я занимался поисками активного агента в Джасперсе, – сказал Дейсейн.
– Уже предпринималось несколько таких попыток, – заметил Паже. – Вся беда в том, что мы слишком заняты более насущными проблемами.
– А вы сами пытались? – поинтересовался Дейсейн.
– Когда был молодым.
Дейсейн подождал, пока Паже снял с головы бинт, и спросил:
– У вас остались какие-нибудь записи, выводы?
– Никаких записей. У меня никогда на это не оставалось времени.
Паже занялся правой рукой Дейсейна.
– Что же вы обнаружили?
– Я взял бульон, насыщенный аминокислотами. Очень похоже на дрожжи. А вот на этой руке, похоже, шрам останется, но вам нечего особо волноваться, вскоре все заживет. И благодарить за это вам следует Джасперс!
– Что? – Дейсейн озадаченно уставился на Паже.
– Природа дает, природа же и забирает обратно. Да, изменения в химической структуре вашего тела делает вас более подверженным аллергии, но при этом ваше тело будет вылечиваться в пять – десять раз быстрее, чем во внешнем мире.
Дейсейн окинул взглядом свою обнаженную руку. Новая розовая кожа уже появилась на месте ожога. Он видел шрам в том самом месте, о котором говорил Паже.
– И что это за изменения в химической структуре тела? – спросил Дейсейн.
– Ну, главным образом улучшения в гормональном балансе, – ответил Паже.
– Очень похоже на тот процесс, который наблюдается у эмбрионов.
– Но это не согласовывается с аллергической реакцией, – возразил Дейсейн.
– Я ведь и не говорил, что все так просто, – заметил Паже. – Держите руку на весу. Не двигайте ею.
Дейсейн подождал, пока перевязка не будет закончена, потом начал:
– А как насчет структуры и…
– Что-то среднее между вирусом и бактерией, – поспешил ответить Паже. – В каких-то отношениях напоминает грибок, однако…
– Я рассматривал клеточную структуру под микроскопом.
– Да, но не ядро. Конечно, какое-то ядерное вещество присутствует, но все дело в том, что на него можно воздействовать таким образом, чтобы был образован вирусный кристалл.
– Эти кристаллы и производят эффект Джасперса?
– Нет. Однако их можно поместить в подходящую среду, и после надлежащей обработки они-то и производят желаемый эффект.
Позади Дейсейна что-то щелкнуло. Комнату затопил искусственный свет, разрушая чары. Он повернулся.
В дверях стояла Дженни. На ней был длинный зеленый халат, достигавший ей почти до колен. На ногах – зеленые тапочки.
– Тебе уже пора было проснуться, – сказала она.
Дейсейн уставился на нее как на незнакомку. Он видел, что это была та же самая Дженни, которую он любил, – ее длинные черные волосы были перехвачены красной ленточкой, полуоткрытые полные губы, ямочка на щеке, – но он заметил едва различимое выражение спокойствия в ее голубых глазах – спокойствия богини.
Она направилась к нему, двигаясь так, как в том далеком прошлом, – ему никогда не забыть ее плавной походки.
Поразительный страх охватил Дейсейна – сродни тому, который испытывал аттический крестьянин перед дельфийской жрицей. Она была прекрасна… и смертельно опасна.
– Ты что, не хочешь спросить, как я себя чувствую? – спросила Дженни.
– Я вижу, что с тобой все в порядке, – ответил он.
Дженни сделала еще один шаг в его сторону и сказала:
– Клара подогнала к нашему дому машину Джерси Хофстеддера и оставила ее там для тебя. Сейчас автомобиль стоит в гараже.
Дейсейн вспомнил об этой прекрасной машине – еще одна приманка для него.
– А что ты принесла мне в этот раз? – спросил он. – У тебя в руках нет никакой еды, – продолжил он. – Возможно, яд на острие твоей шляпной булавки?
В глазах девушки появились слезы.
– Не подходи ко мне, – напомнил он. – Я люблю тебя.
Дженни кивнула:
– Я действительно люблю тебя. И… И я понимаю, насколько опасной я могу быть для тебя. Все время была… – Она зарыдала. – Я понимала, что должна быть от тебя подальше. Но больше не могла выдерживать этого. Как и сейчас.
– Ладно, все прошло, – сказал Дейсейн. – Кто старое помянет, тому глаз вон. Ты не захватила с собой случайно пистолет? Ведь это оружие более эффективно, а пуля быстра.
Дженни топнула ногой.
– Джил, ты невыносим!
– Неужели?
– Ты ведь изменился, да? – прошептала девушка. – Неужели ты не чувствуешь ничего…
– Я по-прежнему люблю тебя, – перебил ее Дейсейн. – Не подходи ко мне. Я люблю тебя.
Дженни прикусила губу.
– Разве не было бы милосердно сделать это во время сна? – продолжал он изводить девушку. – И я бы тогда никогда не узнал, кто…
– Хватит!
Внезапно Дженни сорвала с себя зеленый халат, под которым оказалась белая ночная рубашка, отделанная по краям кружевами. Она стянула через голову ночную рубашку и, бросив ее на пол, осталась стоять обнаженной перед Дейсейном, глядя на него сверкающими глазами.
– Видишь? – спросила она. – Здесь нет ничего, кроме женской плоти! Ничего, кроме женщины, которая любит тебя. – Слезы текли по ее щекам. – В моих руках нет яда… О Джил… – Она зарыдала.
Дейсейн заставил себя отвести взгляд в сторону. Он знал, что не может смотреть на нее – такую милую, изящную, желанную – и сохранять при этом холодную голову, способную рассуждать. Она была прекрасной и смертельно опасной одновременно – последняя приманка, которой пыталась завлечь его в свои сети Сантарога.
У двери донеслось шуршание одежды.
Дейсейн повернулся.
Она снова стояла, уже одетая в зеленый халат. Щеки ее рдели, губы дрожали, глаза опущены вниз. Дженни медленно подняла глаза и встретилась с его взглядом.
– Я не стыжусь твоего присутствия, Джил, – начала она. – Я люблю тебя. Я хочу, чтобы между нами не существовало никаких тайн – тайн плоти… и вообще каких-либо тайн.
Дейсейн попытался проглотить комок, застрявший в горле. Богиня оказалась уязвимой. И от этого открытия его грудь сжалась от боли.
– Я хочу того же, – сказал он. – Джен… лучше тебе сейчас оставить меня одного. Если ты не сделаешь этого… я просто могу схватить тебя и изнасиловать.
Она попыталась улыбнуться, но не смогла, потом повернулась и выбежала из комнаты.
Дверь с шумом захлопнулась. На несколько секунд воцарилась тишина. Потом дверь снова открылась, и Дейсейн увидел Паже, стоявшего в проеме и выглядывавшего в коридор. Потом Дейсейн ясно расслышал звуки закрывающихся дверей лифта. Паже зашел в комнату и закрыл за собой дверь.
– Что произошло между вами? – спросил он.
– По-моему, мы просто поссорились, а затем помирились, – ответил Дейсейн. – Хотя я не уверен.
Паже прокашлялся. Дейсейну показалось, что его круглое лицо выражает уверенность, однако не похоже, чтобы доктор над чем-то усиленно думал, Дейсейн в этом нисколько не сомневался. Как бы то ни было, но тут же это выражение исчезло, а в широко раскрытых глазах появился интерес к Дейсейну.
– Вы выглядите гораздо лучше, – заметил Паже. – На щеках уже нет прежней бледности. Чувствуете, что к вам возвращаются силы?
– По правде говоря, да.
Паже взглянул на остатки сыра на тумбочке, подошел к ней и понюхал.
– Не совсем свежий, – произнес он. – Я скажу, чтобы прислали свежий.
– Да, пожалуйста, – сказал Дейсейн.
– Могу я взглянуть на ваши бинты? – спросил Паже.
– А я думал, что бинтами займется Бурдо.
– Уина задержало дома одно небольшое дельце. Вы знаете, завтра выходит замуж его дочь. Так что он придет позже.
– Я не знал.
– Сейчас как раз достраивается дом для молодых, – сказал Паже. – Небольшая задержка вышла из-за того, что мы решили построить четыре дома вместо одного. Место это хорошее – вы с Дженни могли бы облюбовать один из них.
– Очень мило, – заметил Дейсейн. – Значит, вы собираетесь все вместе и строите дома для молодоженов.
– Мы заботимся о себе, – сказал Паже. – Прошу вас, позвольте мне осмотреть наконец ваши бинты.
– Пожалуйста.
– Я рад, что вы стали более благоразумно вести себя, – заметил Паже. – Я сейчас вернусь. – Он направился к двери в лабораторию и через минуту вернулся с тележкой, поставил ее рядом с кроватью и начал снимать бинты с головы.
– Вижу, что вы впустую потратили время в лаборатории, – произнес Паже.
Дейсейн поморщился, когда доктор снял бинт с обожженного места на щеке.
– Так значит то, что я делал в лаборатории, оказалось впустую?
– То, что вы делали? – переспросил Паже. Наклонившись поближе, он внимательно осмотрел щеку Дейсейна. – Похоже, лечение протекает великолепно. Я считаю, что не останется даже и шрама.
– Я занимался поисками активного агента в Джасперсе, – сказал Дейсейн.
– Уже предпринималось несколько таких попыток, – заметил Паже. – Вся беда в том, что мы слишком заняты более насущными проблемами.
– А вы сами пытались? – поинтересовался Дейсейн.
– Когда был молодым.
Дейсейн подождал, пока Паже снял с головы бинт, и спросил:
– У вас остались какие-нибудь записи, выводы?
– Никаких записей. У меня никогда на это не оставалось времени.
Паже занялся правой рукой Дейсейна.
– Что же вы обнаружили?
– Я взял бульон, насыщенный аминокислотами. Очень похоже на дрожжи. А вот на этой руке, похоже, шрам останется, но вам нечего особо волноваться, вскоре все заживет. И благодарить за это вам следует Джасперс!
– Что? – Дейсейн озадаченно уставился на Паже.
– Природа дает, природа же и забирает обратно. Да, изменения в химической структуре вашего тела делает вас более подверженным аллергии, но при этом ваше тело будет вылечиваться в пять – десять раз быстрее, чем во внешнем мире.
Дейсейн окинул взглядом свою обнаженную руку. Новая розовая кожа уже появилась на месте ожога. Он видел шрам в том самом месте, о котором говорил Паже.
– И что это за изменения в химической структуре тела? – спросил Дейсейн.
– Ну, главным образом улучшения в гормональном балансе, – ответил Паже.
– Очень похоже на тот процесс, который наблюдается у эмбрионов.
– Но это не согласовывается с аллергической реакцией, – возразил Дейсейн.
– Я ведь и не говорил, что все так просто, – заметил Паже. – Держите руку на весу. Не двигайте ею.
Дейсейн подождал, пока перевязка не будет закончена, потом начал:
– А как насчет структуры и…
– Что-то среднее между вирусом и бактерией, – поспешил ответить Паже. – В каких-то отношениях напоминает грибок, однако…
– Я рассматривал клеточную структуру под микроскопом.
– Да, но не ядро. Конечно, какое-то ядерное вещество присутствует, но все дело в том, что на него можно воздействовать таким образом, чтобы был образован вирусный кристалл.
– Эти кристаллы и производят эффект Джасперса?
– Нет. Однако их можно поместить в подходящую среду, и после надлежащей обработки они-то и производят желаемый эффект.