Страница:
– Какую среду?
– Вы знаете это, Джилберт.
– Пещера-хранилище кооператива?
– Да. – Паже закончил снимать бинты с левой руки Дейсейна.
– Не думаю, что на этой руке у вас останется такой же шрам.
– Что же такого уникального во внутренней среде пещеры? – спросил Дейсейн.
– Мы точно не знаем.
– Неужели никто никогда не пытался…
– Джилберт, у нас и без того хватает насущных проблем, которые требуют немедленного разрешения, – перебил его Паже. – И одна из них – сохранить свое существование.
Дейсейн посмотрел вниз и стал наблюдать за тем, как Паже заканчивает перевязку на левой руке. «Сохранить свое существование», – повторил Дейсейн про себя.
– А никто не будет возражать, если я попрошу мне разрешить заглянуть в хранилище? – спросил Дейсейн.
– Если найдется время – конечно же, нет. – Паже положил инструменты и бинты на тележку и откатил ее в сторону. – Вот и все. Мне кажется, завтра уже окончательно мы снимем с вас бинты. Ваш прогресс в лечении просто великолепен.
– В самом деле?
Паже улыбнулся ему.
– Страховая компания позаботится о возмещении убытков, нанесенных пожаром в гараже, – сказал Паже. – Я полагаю, Дженни уже рассказала вам о новом автомобиле.
– Да.
– Мы также заменили вашу одежду. Хотите еще чего-нибудь?
– Как насчет замены свободы выбора?
– У вас есть свобода выбора, Джилберт, и вам есть из чего выбирать. А теперь у меня есть несколько…
– Оставьте советы при себе, – перебил его Дейсейн.
– Советы? Я просто хотел вам сказать, что у меня есть довольно любопытная информация для вас. После вашего предложения, чтобы я повнимательнее присмотрелся к тем людям, которых вы обвиняли в попытках убить вас, у меня в голове родилось несколько…
– Моего предложения, чтобы вы повнимательнее присмотрелись?
– Я взял на себя смелость упредить вас.
– Значит, вы загипнотизировали кое-кого из них, – понял Дейсейн. – Вы приготовили диаграмму Дэвиса по их восприим…
– Я не гипнотизировал их, – резко оборвал его Паже. – Будете вы молчать и слушать, в конце концов?
Дейсейн вздохнул и посмотрел в потолок.
– Я провел беседы с несколькими из этих людей, – начал Паже. – Первым – с мальчиком Пити Йориком, потому что это больше всего касается меня – ведь он только что выпущен из школы. И вскрылся один весьма любопытный факт.
– Да?
– У каждого из этих людей была сильная подсознательная причина бояться и ненавидеть внешний мир.
– Что? – Помрачневший Дейсейн озадаченно уставился на Паже.
– Они пытались убить вас не как человека Джилберта Дейсейна, – сказал Паже. – Вы – чужак из внешнего мира. Это порождает сильную, до сих пор не разрешенную…
– Вы хотите сказать, что считаете в порядке вещей…
– Как вы поняли, – перебил его Паже, – причины возникают подсознательно. Однако структура мотивации…
– Значит, Дженни и любит меня, и ненавидит одновременно… поскольку я чужак?
– Вы правильно все поняли, Джилберт. Дженни не пыталась причинить вам зла. Как раз медсестра-практикантка…
– Дженни сказала мне, что она лично приготовила мне еду…
– Это только так называется, – перебил его Паже. – На самом же деле она сходила в диетическую кухню и заказала вам еду и наблюдала за ее приготовлением. Однако не могла же она уследить за каждым…
– И вы считаете, – перебил в свою очередь его Дейсейн, – что эта… эта ненависть к чужакам и есть причина того, что несколько сантарожанцев пытались убить меня?
– Это совершенно очевидно, Джилберт.
Дейсейн пристально посмотрел на Паже. Да, несомненно, доктор верит в это.
– Значит, пока я живу в Сантароге, мне придется внимательно следить за всеми людьми, которые ненавидят чужаков? – спросил Дейсейн.
– Теперь вам вовсе не нужно ничего бояться, – ответил Паже. – Вы больше не чужак. Вы уже один из нас. И когда вы и Дженни поженитесь…
– Из всей чепухи, которую мне когда-либо приходилось слышать, – воскликнул Дейсейн, – эта бьет все остальные! Этот… этот пацан Пити хотел попасть в меня стрелой, потому что…
– У него патологический страх, что он уедет из долины учиться во внешний мир, – перебил его Паже. – Конечно, он преодолеет этот страх, но эмоции детства более…
– А порошок для травли тараканов в кофе, – не дал ему досказать свою мысль Дейсейн. – Ведь это тоже просто…
– Это следствие очень печальной истории, – перебил его Паже. – Она влюбилась, когда училась в колледже, в одного чужака – как, например, Дженни, добавлю я от себя. Вся разница в том, что друг Вайны соблазнил ее, а потом бросил. И у нее есть дочь, которая…
– О Господи! Да вы в самом деле верите в эту чушь! – воскликнул Дейсейн. Он прижался к стенке кровати и посмотрел на Паже сверкающими глазами.
– Джилберт, мне кажется, что гораздо легче поверить в это, чем в вашу сумасшедшую теорию, что Сантарога предприняла массированную атаку на вас. В конце концов, вы должны сами увидеть.
– Конечно, – перебил его Дейсейн. – А теперь объясните мне тот инцидент на мосту. Посмотрим, как…
– О, проще всего! – воскликнул Паже. – Подозреваемый молодой человек был влюблен в Дженни до того, как в ее жизни появились вы.
– Поэтому он просто дожидался момента, когда…
– Все это происходило на подсознательном уровне, уверяю вас, Джилберт.
Дейсейн пристально посмотрел на доктора. Схема рационального объяснения несчастных случаев, выстроенных Паже, напоминала Дейсейну форму дерева, дерева из его сна. Из темных глубин к сверкающему ослепительно, как солнце, сознанию тянулся мощный ствол. Корни скрывались во мраке. От ствола отходили ветви с уже довольно заметными листьями и фруктами. Оно возникло и не собиралось исчезать, несмотря на свою фальшивость.
И его невозможно было срубить, понял вдруг Дейсейн. Слишком уж эта штука была нематериальной. И слишком много было подобных деревьев в этом лесу, который назывался Сантарога. «Это дерево, видишь? Неужели оно не выглядит так, как остальные?»
– Мне кажется, – начал Паже, – что, когда вам предоставится время поразмышлять над этим, вы осознаете истину…
– О, несомненно, – перебил его Дейсейн.
– Я… э-э… я скажу, чтобы вам прислали немного свежего сыра, – сказал Паже. – Из особого хранилища.
– Да, конечно.
– Я все прекрасно понимаю, – начал Паже. – Вы думаете, что сейчас вы ведете себя, хотя и цинично, но очень мудро. Но со временем вы исправитесь.
С этими словами он вышел из комнаты.
Дейсейн продолжал смотреть на запертую дверь в течение нескольких минут после ухода Паже. Доктор не мог понять его и никогда не окажется в состоянии понять, как и любой сантарожанец. Даже Дженни, несмотря на ее исключительную восприимчивость, усиленную ее любовью. Слишком уж просты были объяснения Пахе, чтобы их принять. В нем заключена точка зрения официальных властей.
«Мне обязательно нужно выбраться из этой сумасшедшей долины», – решил Дейсейн.
Он выскользнул из постели как раз тогда, когда дверь открылась и в комнату вошла юная круглолицая и без чепчика студентка-практикантка с подносом.
– О, вы встали с постели! – воскликнула она удивленно. – Это хорошо.
Она взяла с тумбочки старый поднос, поставила на его место новый. Потом она положила старый на стул.
– Пока вы встали, я поправлю вашу постель, – сказала она.
Дейсейн стоял, опершись о спинку кровати, пока сестра возилась с постелью. Вскоре она ушла, забрав с собой старый поднос.
Дейсейн посмотрел на то, что она принесла: золотистый клинышек сыра, сухое печенье, стакан и бутылка пива Джасперса.
В приливе внезапно вспыхнувшего гнева Дейсейн швырнул сыр в стену. Потом он простоял некоторое время, уставившись на пятно в стене, пока не почувствовал успокаивающий вкус во рту и осознал, что он слизывает крошки с пальцев.
Дейсейн пристально посмотрел на свою руку, словно она принадлежала какому-то другому человеку. Он сознательно заставил себя не нагибаться и не поднимать сыр с пола, а повернулся к пиву. За бутылкой находилась открывалка. Дейсейн налил пива в стакан и выпил его быстрыми глотками. Только когда в стакане не осталось пива, он почувствовал резкий аромат Джасперса в оставшихся каплях пива.
Пытаясь побороть легкую дрожь, Дейсейн поставил стакан на тумбочку, забрался в постель, словно в поисках убежища.
Его тело требовало Джасперса. «Это не люди поедают Джасперс, – подумал Дейсейн, – а Джасперс пожирает их». Он ощутил эффект расширения сознания, услышал громогласный шум толпы, неприятно действовавший на психику. Время потеряло свой обычный ход, сжалось, готовое разорваться в любой миг.
Дейсейн услышал чьи-то торопливые шаги. Щелкнул выключатель, и его комната погрузилась в темноту. Дверь захлопнулась.
Дейсейн открыл глаза и посмотрел в окно, за которым сияли звезды. В их свете он различил свежий клинышек сыра на тумбочке. Остатки сыра со стены и пола убрали. Он вспомнил голос Дженни – тихий, музыкальный, журчащий, словно темная вода над камнями, слегка дрожащий.
– А который час? – спросил Дейсейн.
– Двадцать четыре минуты четвертого. Вы хотите снотворного?
– Нет… спасибо.
Дейсейн сел, опустил ноги на пол и уставился на сыр.
– Вы только хотели узнать время?
– Сколько весит целая головка сыра Джасперса? – спросил Дейсейн.
– Весит? – После паузы последовал ответ: – Они бывают разные. Самая маленькая весит примерно тридцать фунтов. А что?
– Принесите мне целую, – попросил он.
– Целую… Разве у вас нет сейчас немного сыра?
– Мне это нужно для лабораторного исследования, – пояснил Дейсейн и подумал: «Ну вот! Теперь посмотрим, насколько правдив со мной был Паже».
– Вам сыр понадобится утром, когда вы проснетесь?
– Нет, прямо сейчас. И принесите мне халат и тапочки, пожалуйста.
– А не лучше ли доктора подождать. Если…
– Если считаете необходимым, свяжитесь с Паже, – перебил ее Дейсейн. – Мне сыр нужен немедленно.
– Ну, хорошо. – В женском голосе Дейсейн услышал неодобрение.
Он стал ждать, сидя на краю кровати и глядя за окно в темноту. Непроизвольно он отломил кусочек сыра, лежавшего на тумбочке, прожевал его и проглотил.
Вскоре из открывшейся двери в комнату проник клинышек света, и вошла высокая седовласая медсестра. Она включила свет. В руках у нее была огромная круглая упаковка золотистого сыра, все еще сверкавшего восковой печатью.
– Вот тридцать шесть фунтов первоклассного сыра Джасперса, – произнесла женщина. – Куда мне положить его? – В ее голосе слышались недовольство и протест.
– Поищите место на одной из лабораторных полок, – ответил Дейсейн. – А где халат и тапочки?
– Если вы будете терпеливы, то я отдам их вам, – ответила женщина. Она протиснулась в дверь лаборатории и через несколько секунд вернулась. Пройдя к двери в противоположном конце комнаты, она открыла ее. Дейсейн увидел за ней висевшую одежду – это оказался платяной шкаф. Медсестра достала из него зеленый халат и пару черных тапочек, которые поставила на пол перед кроватью Дейсейна.
– Это все, сэр?
– Да… пока.
– М-м-м. – Медсестра вышла из комнаты и с шумом захлопнула дверь за собой.
Дейсейн еще раз откусил от сыра, лежавшего на тумбочке, надел халат и тапочки и прошел в лабораторию. Медсестра, выйдя из нее, оставила гореть свет. Круглая упаковка сыра лежала на открытой металлической полке справа.
«Алкоголь не действует на Джасперс, – подумал Дейсейн. – Иначе бы его не добавляли в местное пиво. Что же уничтожает его? Может быть, солнечный свет?»
Он вспомнил тусклый красный свет в хранилище кооператива.
«Ладно, есть способы узнать это». Дейсейн закатил рукава халата и принялся за работу. За час три четверти головка сыра превратилась в молочный раствор, и Дейсейн начал работу с центрифугой.
Когда были получены результаты из первых колб, оказалось, что их содержимое наслаивается слоями, как это обычно происходит после хроматографии. У верха колбы осела тонкая серебристо-серая пленка какого-то неизвестного вещества.
Дейсейн вылил жидкость, выжег отверстие на дне колбы и выдул оттуда неповрежденный кусочек. Немного серого вещества попало на предметное стекло, и он исследовал его под микроскопом.
Он увидел грибковую структуру, искаженную, но вполне узнаваемую. Он понюхал предметное стекло. Резкий аромат Джасперса. Потом он начал изменять освещенность предметного столика, вращая ручку регулирования, наблюдая за веществом. Внезапно оно прямо на глазах начало сморщиваться и кристаллизовываться.
Дейсейн посмотрел на индикатор освещенности, сделанный в виде спектрального окошка. В данный момент он показывал интенсивность прохождения светового потока в диапазоне от 4000 до 5800 ангстрем. Дейсейн заметил, что кристалл образовался на красном участке спектра.
Он снова заглянул в микроскоп и увидел, что вещество полностью превратилось в белую-кристаллическую субстанцию.
«Значит, солнечные лучи. Как же уничтожить пещеру? – подумал Дейсейн. – Может, принести бомбу. Или портативную лампу дневного света?»
В это время Дейсейн вдруг заметил, как за окном клиники меркнет темнота и возникает темная фигура какого-то чудовища.
Дейсейн содрогнулся и повернулся к бутылке с молочным раствором. Действуя механически, он поместил оставшуюся часть раствора в центрифугу, потом отделил серебристо-серую пленку и собрал полученное вещество в темно-коричневую склянку. Из раствора получилось почти пол-литра эссенции Джасперса.
Дейсейн понюхал склянку – резкий запах Джасперса ударил в ноздри. Он вылил содержимое на мелкую тарелку, взял шпателем немного вещества и лизнул его. После чего по его спине словно бы промчалась электрическая искра. Ему показалось, что он способен «видеть» кончиком языка или пальца. Дейсейн чувствовал, как стержень его сознания превращается в стальное зернышко, окруженное пустотой. Он сконцентрировал свою энергию и заставил себя посмотреть на эссенцию Джасперса.
Там ничего не было!
«Что же уничтожило ее? Как могла тарелка стать пустой?»
Дейсейн посмотрел на правую ладонь. Как же близко она находится к его лицу! На розовой коже начали проступать серебристо-серые пятнышки.
Его сознание заполонили покалывающие ощущения, шедшие от нервных окончаний – сначала от желудка и горла, потом по рукам и ногам. И вот уже словно бы вся кожа вспыхнула огнем. Возникло отдаленное чувство, что тело соскальзывает вниз, на пол, и в тех местах, где тело касалось пола, ему казалось, что пол ослепительно сверкает.
«Я съел полную тарелку эссенции, – подумал Дейсейн. Что же способен сделать этот активный компонент, выделенный из более чем тридцати фунтов сыра Джасперса? Действительно, что? Что же он делает сейчас?» Дейсейн чувствовал, что это самый интересный вопрос. Что же он сейчас делает с ним?.. зернышко собственного «я»! Где же оно?»
На каком фундаменте реальности покоилось до сих пор его «я»? Дейсейн лихорадочно пытался расширить свое сознание, ясно сознавая при этом, что проецирует свою собственную субъективную реальность на внешнюю Вселенную. Однако одновременно происходит и воздействие Вселенной на его мировосприятие. Он шел за линиями этой проекции, чувствовал, как они проносятся сквозь него, словно сквозь тень.
В этот миг он сбился с пути и споткнулся.
«Да я – просто какая-то тень!» – мелькнула мысль.
Эта мысль привела его в возбуждение. Он вспомнил игры с тенью из своего детства. «Интересно, какую форму примут тени после того, как будет искажено его „я“?» И от этой мысли перед ним предстала картина темного экрана, созданного его сознанием, очерченного бесформенными контурами. Ему захотелось изменить форму.
И вот на месте экрана возник какой-то мускулистый герой, бьющий себя в грудь.
Дейсейн сменил акцент.
Тень превратилась в согбенную, близорукую фигуру ученого в длинном халате. Еще одно изменение – и перед ним обнаженный Аполлон, бегущий по живописной равнине, окруженный женскими фигурами.
И снова – труженик, согнувшийся под тяжестью бесформенного груза.
С захватывающим дух чувством божественного откровения Дейсейн вдруг осознал, что его картины не выходят за рамки его собственных знаний и представлений, которые, естественно, довольно ограничены. И именно открытие, сделанное сейчас им без чьей-либо помощи, давало ему чувство надежды. Странного рода, смутная, непонятно на что направленная, но которая, несомненно, существовала – не просто надежда, рожденная неуверенностью, а просто надежда без всяких границ, направлений или привязанностей. Надежда сама по себе.
И это знаменательное мгновение позволило ему осознать мимолетность мига его собственного существования, его способности как живого существа.
Участок, занятый сознанием Дейсейна, пересекло нечто изгибающееся, выгнутое и искаженное. Он узнал зернышко его «я», потерявшего всю свою первоначальную форму. Дейсейн, хихикая, отбросил его. «Кто же отбросил только что это? – подумал Дейсейн. Кто хихикал?»
Раздался громкий стук шагов. Голоса.
Он узнал неприятные интонации голоса седовласой медсестры, но в нем прозвучали и нотки паники.
Паже.
– Давайте уложим его на кровать, – сказал Паже. Слова прозвучали ясно и отчетливо.
Но не столь ясно виделась ему форма Вселенной, которая стала приобретать размытые очертания радуги, как и не видел он чьих-то сильных рук, пытавшихся погасить ослепительное пламя, которым была объята его кожа.
– Трудно возвращаться в обычное состояние сознания, когда ты только что находился за пределами его, – пробормотал Дейсейн.
– Он что-то сказал? – спросила медсестра.
– Я не разобрал, – ответил Паже.
– Вы чувствуете запах Джасперса вон там? – снова спросила медсестра.
– Полагаю, он выделил эссенцию и проглотил ее.
– О Господи! Что же нам делать?
– Ждать и молиться. Принесите мне смирительную рубашку и велите доставить тележку.
«Смирительную рубашку? – повторил про себя Дейсейн. – Какая странная просьба!»
Кто-то побежал. Как же громко раздаются эти шаги! Хлопнула дверь. Еще какие-то голоса. Какая кругом неразбериха!
Дейсейн почувствовал своей кожей, что его поместили во что-то темное. Все зрительные ощущение пропали.
Внезапно Дейсейн почувствовал, как его тело сморщилось, и он превратился в ребенка, брыкающегося, вопящего, машущего руками, пытающегося за что-нибудь ухватиться.
– Помогите мне! – Это снова был Паже.
– Что тут за беспорядок?! – раздался какой-то мужской голос.
Однако Дейсейну в этот миг уже казалось, что он превратился в рот, просто отдельный рот. Который дул, дул и дул, подобно ветру. Конечно же, весь мир должен сжаться под напором этого урагана!
А потом он стал доской, качающейся на ветру. А в следующий миг – детскими качелями. Вниз и вверх… вверх и вниз.
«Лучше хорошо бежать, чем плохо стоять», – вспомнил он.
И он бежал, бежал, задыхаясь, хватая ртом воздух.
Из кружащихся над ним облаков вынырнула какая-то скамейка. Он рухнул на нее… и стал скамейкой – еще одной доской. И доска эта все глубже и глубже погружалась в кипящее зеленое море.
«Жизнь в океане бессознательности», – подумал Дейсейн.
Вокруг него становилось все темнее и темнее.
«Смерть, – мелькнула мысль. – Именно на фоне смерти я могу познать себя».
Темнота рассеялась. Дейсейна несло вверх, к ослепительному свету. И в этом сиянии двигались какие-то темные фигуры.
– У него открытые глаза. – Это была медсестра.
Какая-то тень промелькнула.
– Джилберт? – Это говорил Паже. – Джилберт, ты можешь слышать меня? Сколько Джасперса ты принял?
Дейсейн попытался ответить, но губы отказывались подчиняться ему.
Снова вернулось ослепительное сияние.
– Нам придется самим узнать это, – заметил Паже. – Сколько весила головка сыра?
– Тридцать шесть фунтов, – ответила медсестра.
– Полное физическое истощение, – это снова произнес Паже. – Приготовьте респиратор.
– Доктор, что если он… – По всей видимости, страх не дал медсестре закончить фразу.
– Я… готов, – сказал Паже.
«Готов к чему?» – подумал Дейсейн.
Сосредоточив свое внимание, он вдруг понял, что может заставить это сияние поблекнуть. И в тот же миг в конце туннеля он ясно различил лицо Паже. Дейсейн лежал, беспомощно наблюдая, не способный двигаться, в то время как к нему подходил Паже с колбой в руках, из которой струилась пена и поднимался дым.
«Кислота, – подумал Дейсейн, вспомнив слова медсестры. – Если я умру, они растворят мое тело и выльют в канализационную трубу. Нет ни тела, ни улик».
13
– Вы знаете это, Джилберт.
– Пещера-хранилище кооператива?
– Да. – Паже закончил снимать бинты с левой руки Дейсейна.
– Не думаю, что на этой руке у вас останется такой же шрам.
– Что же такого уникального во внутренней среде пещеры? – спросил Дейсейн.
– Мы точно не знаем.
– Неужели никто никогда не пытался…
– Джилберт, у нас и без того хватает насущных проблем, которые требуют немедленного разрешения, – перебил его Паже. – И одна из них – сохранить свое существование.
Дейсейн посмотрел вниз и стал наблюдать за тем, как Паже заканчивает перевязку на левой руке. «Сохранить свое существование», – повторил Дейсейн про себя.
– А никто не будет возражать, если я попрошу мне разрешить заглянуть в хранилище? – спросил Дейсейн.
– Если найдется время – конечно же, нет. – Паже положил инструменты и бинты на тележку и откатил ее в сторону. – Вот и все. Мне кажется, завтра уже окончательно мы снимем с вас бинты. Ваш прогресс в лечении просто великолепен.
– В самом деле?
Паже улыбнулся ему.
– Страховая компания позаботится о возмещении убытков, нанесенных пожаром в гараже, – сказал Паже. – Я полагаю, Дженни уже рассказала вам о новом автомобиле.
– Да.
– Мы также заменили вашу одежду. Хотите еще чего-нибудь?
– Как насчет замены свободы выбора?
– У вас есть свобода выбора, Джилберт, и вам есть из чего выбирать. А теперь у меня есть несколько…
– Оставьте советы при себе, – перебил его Дейсейн.
– Советы? Я просто хотел вам сказать, что у меня есть довольно любопытная информация для вас. После вашего предложения, чтобы я повнимательнее присмотрелся к тем людям, которых вы обвиняли в попытках убить вас, у меня в голове родилось несколько…
– Моего предложения, чтобы вы повнимательнее присмотрелись?
– Я взял на себя смелость упредить вас.
– Значит, вы загипнотизировали кое-кого из них, – понял Дейсейн. – Вы приготовили диаграмму Дэвиса по их восприим…
– Я не гипнотизировал их, – резко оборвал его Паже. – Будете вы молчать и слушать, в конце концов?
Дейсейн вздохнул и посмотрел в потолок.
– Я провел беседы с несколькими из этих людей, – начал Паже. – Первым – с мальчиком Пити Йориком, потому что это больше всего касается меня – ведь он только что выпущен из школы. И вскрылся один весьма любопытный факт.
– Да?
– У каждого из этих людей была сильная подсознательная причина бояться и ненавидеть внешний мир.
– Что? – Помрачневший Дейсейн озадаченно уставился на Паже.
– Они пытались убить вас не как человека Джилберта Дейсейна, – сказал Паже. – Вы – чужак из внешнего мира. Это порождает сильную, до сих пор не разрешенную…
– Вы хотите сказать, что считаете в порядке вещей…
– Как вы поняли, – перебил его Паже, – причины возникают подсознательно. Однако структура мотивации…
– Значит, Дженни и любит меня, и ненавидит одновременно… поскольку я чужак?
– Вы правильно все поняли, Джилберт. Дженни не пыталась причинить вам зла. Как раз медсестра-практикантка…
– Дженни сказала мне, что она лично приготовила мне еду…
– Это только так называется, – перебил его Паже. – На самом же деле она сходила в диетическую кухню и заказала вам еду и наблюдала за ее приготовлением. Однако не могла же она уследить за каждым…
– И вы считаете, – перебил в свою очередь его Дейсейн, – что эта… эта ненависть к чужакам и есть причина того, что несколько сантарожанцев пытались убить меня?
– Это совершенно очевидно, Джилберт.
Дейсейн пристально посмотрел на Паже. Да, несомненно, доктор верит в это.
– Значит, пока я живу в Сантароге, мне придется внимательно следить за всеми людьми, которые ненавидят чужаков? – спросил Дейсейн.
– Теперь вам вовсе не нужно ничего бояться, – ответил Паже. – Вы больше не чужак. Вы уже один из нас. И когда вы и Дженни поженитесь…
– Из всей чепухи, которую мне когда-либо приходилось слышать, – воскликнул Дейсейн, – эта бьет все остальные! Этот… этот пацан Пити хотел попасть в меня стрелой, потому что…
– У него патологический страх, что он уедет из долины учиться во внешний мир, – перебил его Паже. – Конечно, он преодолеет этот страх, но эмоции детства более…
– А порошок для травли тараканов в кофе, – не дал ему досказать свою мысль Дейсейн. – Ведь это тоже просто…
– Это следствие очень печальной истории, – перебил его Паже. – Она влюбилась, когда училась в колледже, в одного чужака – как, например, Дженни, добавлю я от себя. Вся разница в том, что друг Вайны соблазнил ее, а потом бросил. И у нее есть дочь, которая…
– О Господи! Да вы в самом деле верите в эту чушь! – воскликнул Дейсейн. Он прижался к стенке кровати и посмотрел на Паже сверкающими глазами.
– Джилберт, мне кажется, что гораздо легче поверить в это, чем в вашу сумасшедшую теорию, что Сантарога предприняла массированную атаку на вас. В конце концов, вы должны сами увидеть.
– Конечно, – перебил его Дейсейн. – А теперь объясните мне тот инцидент на мосту. Посмотрим, как…
– О, проще всего! – воскликнул Паже. – Подозреваемый молодой человек был влюблен в Дженни до того, как в ее жизни появились вы.
– Поэтому он просто дожидался момента, когда…
– Все это происходило на подсознательном уровне, уверяю вас, Джилберт.
Дейсейн пристально посмотрел на доктора. Схема рационального объяснения несчастных случаев, выстроенных Паже, напоминала Дейсейну форму дерева, дерева из его сна. Из темных глубин к сверкающему ослепительно, как солнце, сознанию тянулся мощный ствол. Корни скрывались во мраке. От ствола отходили ветви с уже довольно заметными листьями и фруктами. Оно возникло и не собиралось исчезать, несмотря на свою фальшивость.
И его невозможно было срубить, понял вдруг Дейсейн. Слишком уж эта штука была нематериальной. И слишком много было подобных деревьев в этом лесу, который назывался Сантарога. «Это дерево, видишь? Неужели оно не выглядит так, как остальные?»
– Мне кажется, – начал Паже, – что, когда вам предоставится время поразмышлять над этим, вы осознаете истину…
– О, несомненно, – перебил его Дейсейн.
– Я… э-э… я скажу, чтобы вам прислали немного свежего сыра, – сказал Паже. – Из особого хранилища.
– Да, конечно.
– Я все прекрасно понимаю, – начал Паже. – Вы думаете, что сейчас вы ведете себя, хотя и цинично, но очень мудро. Но со временем вы исправитесь.
С этими словами он вышел из комнаты.
Дейсейн продолжал смотреть на запертую дверь в течение нескольких минут после ухода Паже. Доктор не мог понять его и никогда не окажется в состоянии понять, как и любой сантарожанец. Даже Дженни, несмотря на ее исключительную восприимчивость, усиленную ее любовью. Слишком уж просты были объяснения Пахе, чтобы их принять. В нем заключена точка зрения официальных властей.
«Мне обязательно нужно выбраться из этой сумасшедшей долины», – решил Дейсейн.
Он выскользнул из постели как раз тогда, когда дверь открылась и в комнату вошла юная круглолицая и без чепчика студентка-практикантка с подносом.
– О, вы встали с постели! – воскликнула она удивленно. – Это хорошо.
Она взяла с тумбочки старый поднос, поставила на его место новый. Потом она положила старый на стул.
– Пока вы встали, я поправлю вашу постель, – сказала она.
Дейсейн стоял, опершись о спинку кровати, пока сестра возилась с постелью. Вскоре она ушла, забрав с собой старый поднос.
Дейсейн посмотрел на то, что она принесла: золотистый клинышек сыра, сухое печенье, стакан и бутылка пива Джасперса.
В приливе внезапно вспыхнувшего гнева Дейсейн швырнул сыр в стену. Потом он простоял некоторое время, уставившись на пятно в стене, пока не почувствовал успокаивающий вкус во рту и осознал, что он слизывает крошки с пальцев.
Дейсейн пристально посмотрел на свою руку, словно она принадлежала какому-то другому человеку. Он сознательно заставил себя не нагибаться и не поднимать сыр с пола, а повернулся к пиву. За бутылкой находилась открывалка. Дейсейн налил пива в стакан и выпил его быстрыми глотками. Только когда в стакане не осталось пива, он почувствовал резкий аромат Джасперса в оставшихся каплях пива.
Пытаясь побороть легкую дрожь, Дейсейн поставил стакан на тумбочку, забрался в постель, словно в поисках убежища.
Его тело требовало Джасперса. «Это не люди поедают Джасперс, – подумал Дейсейн, – а Джасперс пожирает их». Он ощутил эффект расширения сознания, услышал громогласный шум толпы, неприятно действовавший на психику. Время потеряло свой обычный ход, сжалось, готовое разорваться в любой миг.
Дейсейн услышал чьи-то торопливые шаги. Щелкнул выключатель, и его комната погрузилась в темноту. Дверь захлопнулась.
Дейсейн открыл глаза и посмотрел в окно, за которым сияли звезды. В их свете он различил свежий клинышек сыра на тумбочке. Остатки сыра со стены и пола убрали. Он вспомнил голос Дженни – тихий, музыкальный, журчащий, словно темная вода над камнями, слегка дрожащий.
– Вам нужна медсестра?
Неужели где-то здесь, в темноте, находится Дженни?
Он не знал точного ответа.
Дейсейн пошарил рукой у изголовья кровати и, найдя кнопку вызова, нажал.
Из громкоговорителя послышался чей-то голос:
– А который час? – спросил Дейсейн.
– Двадцать четыре минуты четвертого. Вы хотите снотворного?
– Нет… спасибо.
Дейсейн сел, опустил ноги на пол и уставился на сыр.
– Вы только хотели узнать время?
– Сколько весит целая головка сыра Джасперса? – спросил Дейсейн.
– Весит? – После паузы последовал ответ: – Они бывают разные. Самая маленькая весит примерно тридцать фунтов. А что?
– Принесите мне целую, – попросил он.
– Целую… Разве у вас нет сейчас немного сыра?
– Мне это нужно для лабораторного исследования, – пояснил Дейсейн и подумал: «Ну вот! Теперь посмотрим, насколько правдив со мной был Паже».
– Вам сыр понадобится утром, когда вы проснетесь?
– Нет, прямо сейчас. И принесите мне халат и тапочки, пожалуйста.
– А не лучше ли доктора подождать. Если…
– Если считаете необходимым, свяжитесь с Паже, – перебил ее Дейсейн. – Мне сыр нужен немедленно.
– Ну, хорошо. – В женском голосе Дейсейн услышал неодобрение.
Он стал ждать, сидя на краю кровати и глядя за окно в темноту. Непроизвольно он отломил кусочек сыра, лежавшего на тумбочке, прожевал его и проглотил.
Вскоре из открывшейся двери в комнату проник клинышек света, и вошла высокая седовласая медсестра. Она включила свет. В руках у нее была огромная круглая упаковка золотистого сыра, все еще сверкавшего восковой печатью.
– Вот тридцать шесть фунтов первоклассного сыра Джасперса, – произнесла женщина. – Куда мне положить его? – В ее голосе слышались недовольство и протест.
– Поищите место на одной из лабораторных полок, – ответил Дейсейн. – А где халат и тапочки?
– Если вы будете терпеливы, то я отдам их вам, – ответила женщина. Она протиснулась в дверь лаборатории и через несколько секунд вернулась. Пройдя к двери в противоположном конце комнаты, она открыла ее. Дейсейн увидел за ней висевшую одежду – это оказался платяной шкаф. Медсестра достала из него зеленый халат и пару черных тапочек, которые поставила на пол перед кроватью Дейсейна.
– Это все, сэр?
– Да… пока.
– М-м-м. – Медсестра вышла из комнаты и с шумом захлопнула дверь за собой.
Дейсейн еще раз откусил от сыра, лежавшего на тумбочке, надел халат и тапочки и прошел в лабораторию. Медсестра, выйдя из нее, оставила гореть свет. Круглая упаковка сыра лежала на открытой металлической полке справа.
«Алкоголь не действует на Джасперс, – подумал Дейсейн. – Иначе бы его не добавляли в местное пиво. Что же уничтожает его? Может быть, солнечный свет?»
Он вспомнил тусклый красный свет в хранилище кооператива.
«Ладно, есть способы узнать это». Дейсейн закатил рукава халата и принялся за работу. За час три четверти головка сыра превратилась в молочный раствор, и Дейсейн начал работу с центрифугой.
Когда были получены результаты из первых колб, оказалось, что их содержимое наслаивается слоями, как это обычно происходит после хроматографии. У верха колбы осела тонкая серебристо-серая пленка какого-то неизвестного вещества.
Дейсейн вылил жидкость, выжег отверстие на дне колбы и выдул оттуда неповрежденный кусочек. Немного серого вещества попало на предметное стекло, и он исследовал его под микроскопом.
Он увидел грибковую структуру, искаженную, но вполне узнаваемую. Он понюхал предметное стекло. Резкий аромат Джасперса. Потом он начал изменять освещенность предметного столика, вращая ручку регулирования, наблюдая за веществом. Внезапно оно прямо на глазах начало сморщиваться и кристаллизовываться.
Дейсейн посмотрел на индикатор освещенности, сделанный в виде спектрального окошка. В данный момент он показывал интенсивность прохождения светового потока в диапазоне от 4000 до 5800 ангстрем. Дейсейн заметил, что кристалл образовался на красном участке спектра.
Он снова заглянул в микроскоп и увидел, что вещество полностью превратилось в белую-кристаллическую субстанцию.
«Значит, солнечные лучи. Как же уничтожить пещеру? – подумал Дейсейн. – Может, принести бомбу. Или портативную лампу дневного света?»
В это время Дейсейн вдруг заметил, как за окном клиники меркнет темнота и возникает темная фигура какого-то чудовища.
Дейсейн содрогнулся и повернулся к бутылке с молочным раствором. Действуя механически, он поместил оставшуюся часть раствора в центрифугу, потом отделил серебристо-серую пленку и собрал полученное вещество в темно-коричневую склянку. Из раствора получилось почти пол-литра эссенции Джасперса.
Дейсейн понюхал склянку – резкий запах Джасперса ударил в ноздри. Он вылил содержимое на мелкую тарелку, взял шпателем немного вещества и лизнул его. После чего по его спине словно бы промчалась электрическая искра. Ему показалось, что он способен «видеть» кончиком языка или пальца. Дейсейн чувствовал, как стержень его сознания превращается в стальное зернышко, окруженное пустотой. Он сконцентрировал свою энергию и заставил себя посмотреть на эссенцию Джасперса.
Там ничего не было!
«Что же уничтожило ее? Как могла тарелка стать пустой?»
Дейсейн посмотрел на правую ладонь. Как же близко она находится к его лицу! На розовой коже начали проступать серебристо-серые пятнышки.
Его сознание заполонили покалывающие ощущения, шедшие от нервных окончаний – сначала от желудка и горла, потом по рукам и ногам. И вот уже словно бы вся кожа вспыхнула огнем. Возникло отдаленное чувство, что тело соскальзывает вниз, на пол, и в тех местах, где тело касалось пола, ему казалось, что пол ослепительно сверкает.
«Я съел полную тарелку эссенции, – подумал Дейсейн. Что же способен сделать этот активный компонент, выделенный из более чем тридцати фунтов сыра Джасперса? Действительно, что? Что же он делает сейчас?» Дейсейн чувствовал, что это самый интересный вопрос. Что же он сейчас делает с ним?.. зернышко собственного «я»! Где же оно?»
На каком фундаменте реальности покоилось до сих пор его «я»? Дейсейн лихорадочно пытался расширить свое сознание, ясно сознавая при этом, что проецирует свою собственную субъективную реальность на внешнюю Вселенную. Однако одновременно происходит и воздействие Вселенной на его мировосприятие. Он шел за линиями этой проекции, чувствовал, как они проносятся сквозь него, словно сквозь тень.
В этот миг он сбился с пути и споткнулся.
«Да я – просто какая-то тень!» – мелькнула мысль.
Эта мысль привела его в возбуждение. Он вспомнил игры с тенью из своего детства. «Интересно, какую форму примут тени после того, как будет искажено его „я“?» И от этой мысли перед ним предстала картина темного экрана, созданного его сознанием, очерченного бесформенными контурами. Ему захотелось изменить форму.
И вот на месте экрана возник какой-то мускулистый герой, бьющий себя в грудь.
Дейсейн сменил акцент.
Тень превратилась в согбенную, близорукую фигуру ученого в длинном халате. Еще одно изменение – и перед ним обнаженный Аполлон, бегущий по живописной равнине, окруженный женскими фигурами.
И снова – труженик, согнувшийся под тяжестью бесформенного груза.
С захватывающим дух чувством божественного откровения Дейсейн вдруг осознал, что его картины не выходят за рамки его собственных знаний и представлений, которые, естественно, довольно ограничены. И именно открытие, сделанное сейчас им без чьей-либо помощи, давало ему чувство надежды. Странного рода, смутная, непонятно на что направленная, но которая, несомненно, существовала – не просто надежда, рожденная неуверенностью, а просто надежда без всяких границ, направлений или привязанностей. Надежда сама по себе.
И это знаменательное мгновение позволило ему осознать мимолетность мига его собственного существования, его способности как живого существа.
Участок, занятый сознанием Дейсейна, пересекло нечто изгибающееся, выгнутое и искаженное. Он узнал зернышко его «я», потерявшего всю свою первоначальную форму. Дейсейн, хихикая, отбросил его. «Кто же отбросил только что это? – подумал Дейсейн. Кто хихикал?»
Раздался громкий стук шагов. Голоса.
Он узнал неприятные интонации голоса седовласой медсестры, но в нем прозвучали и нотки паники.
Паже.
– Давайте уложим его на кровать, – сказал Паже. Слова прозвучали ясно и отчетливо.
Но не столь ясно виделась ему форма Вселенной, которая стала приобретать размытые очертания радуги, как и не видел он чьих-то сильных рук, пытавшихся погасить ослепительное пламя, которым была объята его кожа.
– Трудно возвращаться в обычное состояние сознания, когда ты только что находился за пределами его, – пробормотал Дейсейн.
– Он что-то сказал? – спросила медсестра.
– Я не разобрал, – ответил Паже.
– Вы чувствуете запах Джасперса вон там? – снова спросила медсестра.
– Полагаю, он выделил эссенцию и проглотил ее.
– О Господи! Что же нам делать?
– Ждать и молиться. Принесите мне смирительную рубашку и велите доставить тележку.
«Смирительную рубашку? – повторил про себя Дейсейн. – Какая странная просьба!»
Кто-то побежал. Как же громко раздаются эти шаги! Хлопнула дверь. Еще какие-то голоса. Какая кругом неразбериха!
Дейсейн почувствовал своей кожей, что его поместили во что-то темное. Все зрительные ощущение пропали.
Внезапно Дейсейн почувствовал, как его тело сморщилось, и он превратился в ребенка, брыкающегося, вопящего, машущего руками, пытающегося за что-нибудь ухватиться.
– Помогите мне! – Это снова был Паже.
– Что тут за беспорядок?! – раздался какой-то мужской голос.
Однако Дейсейну в этот миг уже казалось, что он превратился в рот, просто отдельный рот. Который дул, дул и дул, подобно ветру. Конечно же, весь мир должен сжаться под напором этого урагана!
А потом он стал доской, качающейся на ветру. А в следующий миг – детскими качелями. Вниз и вверх… вверх и вниз.
«Лучше хорошо бежать, чем плохо стоять», – вспомнил он.
И он бежал, бежал, задыхаясь, хватая ртом воздух.
Из кружащихся над ним облаков вынырнула какая-то скамейка. Он рухнул на нее… и стал скамейкой – еще одной доской. И доска эта все глубже и глубже погружалась в кипящее зеленое море.
«Жизнь в океане бессознательности», – подумал Дейсейн.
Вокруг него становилось все темнее и темнее.
«Смерть, – мелькнула мысль. – Именно на фоне смерти я могу познать себя».
Темнота рассеялась. Дейсейна несло вверх, к ослепительному свету. И в этом сиянии двигались какие-то темные фигуры.
– У него открытые глаза. – Это была медсестра.
Какая-то тень промелькнула.
– Джилберт? – Это говорил Паже. – Джилберт, ты можешь слышать меня? Сколько Джасперса ты принял?
Дейсейн попытался ответить, но губы отказывались подчиняться ему.
Снова вернулось ослепительное сияние.
– Нам придется самим узнать это, – заметил Паже. – Сколько весила головка сыра?
– Тридцать шесть фунтов, – ответила медсестра.
– Полное физическое истощение, – это снова произнес Паже. – Приготовьте респиратор.
– Доктор, что если он… – По всей видимости, страх не дал медсестре закончить фразу.
– Я… готов, – сказал Паже.
«Готов к чему?» – подумал Дейсейн.
Сосредоточив свое внимание, он вдруг понял, что может заставить это сияние поблекнуть. И в тот же миг в конце туннеля он ясно различил лицо Паже. Дейсейн лежал, беспомощно наблюдая, не способный двигаться, в то время как к нему подходил Паже с колбой в руках, из которой струилась пена и поднимался дым.
«Кислота, – подумал Дейсейн, вспомнив слова медсестры. – Если я умру, они растворят мое тело и выльют в канализационную трубу. Нет ни тела, ни улик».
Туннель рухнул.
Свет, усилившись, начал потом сходиться к одной точке.
«Возможно, я уже не существую», – подумал Дейсейн.
Стало темнее.
«Возможно, я не могу ничего делать, – пришла новая мысль.
Еще темнее.
«Возможно, меня нет!»
А потом наступило небытие.
13
– Возможно было либо излечиться, либо умереть, – произнес желтый бог.
– Я отрекаюсь от тебя, – сказал белый бог.
– Ты не захотел того, что я предлагал тебе, – укоризненно произнес красный бог.
– Ты заставил меня смеяться, – заметил черный бог.
– Нет ни одного дерева, которое являлось бы тобою, – подчеркнул зеленый бог.
– А теперь мы уходим, и только один из нас вернется, – хором произнесли боги.
Раздалось чье-то кашлянье.
– Почему у вас нет лиц? – спросил Дейсейн. – Вы различаетесь цветами, но безлики.
– Что? – прогромыхал резкий голос.
– Вы какие-то странные боги, – продолжал Дейсейн. Он открыл глаза и, увидев черты лица Бурдо, заметил, что тот крайне озабочен и озадачен.
– Вовсе я никакой не бог, – сказал Бурдо. – Что вы сказали, доктор Джил? Вам что, приснился новый кошмар?
Дейсейн моргнул и попытался шевельнуть руками. Ничего не получилось. Он поднял голову и посмотрел на свое тело, затянутое в смирительную рубашку. Комната пропахла вонью дезинфицирующих средств, Джасперсом и еще чем-то прокисшим и вызывающим отвращение. Дейсейн огляделся. Он по-прежнему находился в изоляторе. Его голова упала обратно на подушку.
– Почему меня связали таким образом? – прошептал Дейсейн.
– Вы что-то сказали, сэр?
Дейсейн повторил вопрос.
– Знаете, доктор Джил, мы не хотели, чтобы вы сами себе причинили вред.
– Когда… когда меня освободят?
– Доктор Ларри сказал, что как только вы проснетесь.
– А ведь… я уже проснулся.
– Да, я вижу это, сэр. Я просто… – Негр пожал плечами и принялся расстегивать ремни, стягивающие рукава рубашки.
– Сколько? – прошептал Дейсейн.
– Сколько вы пробыли в таком положении?
Дейсейн кивнул.
– Целых три дня с небольшим. Сейчас почти полдень.
Наконец, когда с ремнями было покончено, Бурдо помог Дейсейну сесть, расстегнул пуговицы сзади и снял рубашку.
Ему показалось, что его необычайно чувствительная кожа на спине кровоточит, а мышцы словно принадлежат другому человеку. «Это совершенно новое тело», – мелькнула мысль.
К нему подошел Бурдо с белым халатом, накинул его на плечи Дейсейна и завязал сзади.
– Хотите, медсестра сделает вам массаж спины? – спросил Бурдо. – В двух местах кожа покраснела, и это не очень-то хорошо.
– Нет… спасибо.
Дейсейн пошевелил сначала одной, затем другой ногой. Перед глазами возникла знакомая ладонь. Его собственная. «Как может это быть его ладонь, – удивился он, – когда мышцы руки принадлежат какому-то незнакомцу?»
– Доктор Ларри сказал, что никто никогда не принимал столько Джасперса за раз, – сказал Бурдо. – Джасперс – это хорошая штука, сэр, но всем известно, что вы приняли его слишком много.
– А… Дженни…
– С ней, доктор Джил, все в порядке. Она так беспокоилась о вас. Как и все мы.
Дейсейн шевельнул одной ногой этого незнакомца, потом другой, пока не удалось свесить их с кровати. Он посмотрел на свои колени. Они выглядели очень странно.
– Послушайте, – обратился к нему Бурдо. – Вам лучше остаться в постели.
– У меня… Я…
– Вы хотите в ванную? Лучше, если я принесу вам судно.
– Нет… я… – Дейсейн покачал головой. Внезапно он понял, что что-то не так – его тело испытывало чувство голода.
– Я голоден, – сказал он.
– Так почему вы сразу не сказали это? Вас здесь уже дожидается отличный завтрак!
Бурдо поднял чашку и поставил ее перед Дейсейном. Резкий аромат Джасперса ударил в ноздри. Дейсейн протянул руку к чашке, однако Бурдо остановил его:
– Лучше, если я буду кормить вас с ложечки, доктор Джил. Вы еще слишком слабы.
Дейсейн остался терпеливо сидеть, позволив накормить его из ложечки. Он чувствовал, как восстанавливаются силы. «Оно никуда не годится, это тело», – решил он. Психика, его внутреннее совсем не соответствовали его внешней оболочке.
Дейсейн вдруг спросил себя, а что же его тело ест помимо вездесущего Джасперса. Овсянку, подсказал ему язык. С медом Джасперса и сливками Джасперса.
– Я отрекаюсь от тебя, – сказал белый бог.
– Ты не захотел того, что я предлагал тебе, – укоризненно произнес красный бог.
– Ты заставил меня смеяться, – заметил черный бог.
– Нет ни одного дерева, которое являлось бы тобою, – подчеркнул зеленый бог.
– А теперь мы уходим, и только один из нас вернется, – хором произнесли боги.
Раздалось чье-то кашлянье.
– Почему у вас нет лиц? – спросил Дейсейн. – Вы различаетесь цветами, но безлики.
– Что? – прогромыхал резкий голос.
– Вы какие-то странные боги, – продолжал Дейсейн. Он открыл глаза и, увидев черты лица Бурдо, заметил, что тот крайне озабочен и озадачен.
– Вовсе я никакой не бог, – сказал Бурдо. – Что вы сказали, доктор Джил? Вам что, приснился новый кошмар?
Дейсейн моргнул и попытался шевельнуть руками. Ничего не получилось. Он поднял голову и посмотрел на свое тело, затянутое в смирительную рубашку. Комната пропахла вонью дезинфицирующих средств, Джасперсом и еще чем-то прокисшим и вызывающим отвращение. Дейсейн огляделся. Он по-прежнему находился в изоляторе. Его голова упала обратно на подушку.
– Почему меня связали таким образом? – прошептал Дейсейн.
– Вы что-то сказали, сэр?
Дейсейн повторил вопрос.
– Знаете, доктор Джил, мы не хотели, чтобы вы сами себе причинили вред.
– Когда… когда меня освободят?
– Доктор Ларри сказал, что как только вы проснетесь.
– А ведь… я уже проснулся.
– Да, я вижу это, сэр. Я просто… – Негр пожал плечами и принялся расстегивать ремни, стягивающие рукава рубашки.
– Сколько? – прошептал Дейсейн.
– Сколько вы пробыли в таком положении?
Дейсейн кивнул.
– Целых три дня с небольшим. Сейчас почти полдень.
Наконец, когда с ремнями было покончено, Бурдо помог Дейсейну сесть, расстегнул пуговицы сзади и снял рубашку.
Ему показалось, что его необычайно чувствительная кожа на спине кровоточит, а мышцы словно принадлежат другому человеку. «Это совершенно новое тело», – мелькнула мысль.
К нему подошел Бурдо с белым халатом, накинул его на плечи Дейсейна и завязал сзади.
– Хотите, медсестра сделает вам массаж спины? – спросил Бурдо. – В двух местах кожа покраснела, и это не очень-то хорошо.
– Нет… спасибо.
Дейсейн пошевелил сначала одной, затем другой ногой. Перед глазами возникла знакомая ладонь. Его собственная. «Как может это быть его ладонь, – удивился он, – когда мышцы руки принадлежат какому-то незнакомцу?»
– Доктор Ларри сказал, что никто никогда не принимал столько Джасперса за раз, – сказал Бурдо. – Джасперс – это хорошая штука, сэр, но всем известно, что вы приняли его слишком много.
– А… Дженни…
– С ней, доктор Джил, все в порядке. Она так беспокоилась о вас. Как и все мы.
Дейсейн шевельнул одной ногой этого незнакомца, потом другой, пока не удалось свесить их с кровати. Он посмотрел на свои колени. Они выглядели очень странно.
– Послушайте, – обратился к нему Бурдо. – Вам лучше остаться в постели.
– У меня… Я…
– Вы хотите в ванную? Лучше, если я принесу вам судно.
– Нет… я… – Дейсейн покачал головой. Внезапно он понял, что что-то не так – его тело испытывало чувство голода.
– Я голоден, – сказал он.
– Так почему вы сразу не сказали это? Вас здесь уже дожидается отличный завтрак!
Бурдо поднял чашку и поставил ее перед Дейсейном. Резкий аромат Джасперса ударил в ноздри. Дейсейн протянул руку к чашке, однако Бурдо остановил его:
– Лучше, если я буду кормить вас с ложечки, доктор Джил. Вы еще слишком слабы.
Дейсейн остался терпеливо сидеть, позволив накормить его из ложечки. Он чувствовал, как восстанавливаются силы. «Оно никуда не годится, это тело», – решил он. Психика, его внутреннее совсем не соответствовали его внешней оболочке.
Дейсейн вдруг спросил себя, а что же его тело ест помимо вездесущего Джасперса. Овсянку, подсказал ему язык. С медом Джасперса и сливками Джасперса.