Страница:
– Ну что, приятель, получили порцию?
– Как вам понравился маэстро? – раздался голос слева.
Рафф недоуменно повернулся к тощему темно-рыжему моложавому на вид человеку в роговых очках, за стеклами которых поблескивали насмешливые глаза.
– Маэстро?
– Его светлость, – объяснил англичанин (его звали Чилдерс), – Керк.
– А! – произнес Рафф.
– Какую коробку вам подсунули? – Рыжий ухмыльнулся. Заметив удивление Раффа, он добавил: – Так мы называем все проекты «П. и П.»; Пиповы коробки.
– Проектный автомат, – бросил Чилдерс.
Рафф сразу понял этот намек на некоторое однообразие проектов, уже подмеченное им в приемной.
– Но кое-что сделано неплохо, по-моему. То есть для такой крупной фирмы, – честно поправился он.
– Все хорошее сделано Вейнтроубом, – сказал рыжий архитектор, фамилия которого была Ейтс. – Вейнтроубом и нами, ломовыми лошадками. – Затем, после обдуманной паузы: – Впрочем, жалованье у этих лошадок отличное – на большее в Нью-Йорке рассчитывать нельзя... – Он закурил. – Ради бога, Элиот, перестаньте свистеть.
– Прошу прощения, – сказал Элиот Чилдерс и склонился над чертежом. Тихий, но пронзительный свист немедленно возобновился.
Вернулся Сол Вейнтроуб. Он раскатал на доске Раффа рулон чертежей: эскизный проект здания исследовательского института компании «Юнайтед кемикл» в Нью-Джерси.
– Разберитесь в этой штуке, – сказал он. – Мне хотелось бы знать ваше мнение о проекте. И, может быть, у вас появятся какие-нибудь идеи насчет проблемы входа.
После этого Вейнтроуб вернулся в свой угол, сел и углубился в работу. Проводив глазами его долговязую фигуру, Рафф без всякой охоты взглянул на чертежи. Он встал, снял пиджак, повесил его на крючок и снова уселся на высокий стул.
Он просматривал лист за листом: план участка, план нижнего этажа, стандартные конторские помещения, лаборатории, фасад и перспективный вид.
Пятнадцать этажей. Настоящая башня. Окна и перемычки чередуются с назойливой правильностью, придавая фасаду сходство с шахматной доской. Весь облик здания подчеркнуто геометричен, заострен. Раффу оно показалось, пожалуй, слишком острым, слишком высоким и тяжеловесным для десятиакрового, по-деревенски уютного участка.
Он рассеянно взглянул на нижний правый угол листа. Увидел штамп «Пирс и Пендер, архитекторы». Еще ниже было написано: «Главный инженер проекта – Мансон Керк».
Участок. Рафф продолжал изучать его очертания, рельеф, расположение деревьев, воды, дорог.
Он уже видел пейзаж, и чем отчетливее была эта картина, тем яснее он представлял себе, каким должно быть здание, чтобы органически слиться с окружающей природой. Он совершенно забыл, что Вейнтроубу нужно только одно: отзыв о проекте.
Контуры будущего здания возникли перед его глазами сразу, почти мгновенно: они естественно вытекали из его назначения и особенностей участка. Рафф взял толстый мягкий карандаш, развернул чистый лист кальки и укрепил его поверх прежнего чертежа.
Он любовно набросал общую компоновку: административные помещения расположил в двух нижних этажах, которые раскинулись широким незамкнутым квадратом, образующим двор или эспланаду; лаборатории разместил в башне; высоту ее уменьшил с пятнадцати этажей до девяти.
Теперь – еще один лист; эскиз общего вида. И третий лист...
Пальцы осторожно, ласково сжимают толстый черный карандаш. Длинные горизонтальные линии – вот основа первых двух этажей. Из них, как из гигантских, широко раскинувшихся корней, вырастает башня...
Но не такая, как прежде, не похожая на лифтовую клетку, а более плавная, суживающаяся кверху. Скруглить углы. Да, скруглить их, смягчить, словно это дерево или человеческий торс, и пусть кирпичные перемычки между стеклянными полосами окон мягко обвивают эту конусопо-добную башню.
Вот так.
Теперь связать все это, отделать. И поскорее новый лист, и рейсшину, и угольник, и карандаш поострее.
Но закончить этот лист ему не пришлось.
– Вы взялись за другую работу? – Чей это голос? Ах да, это Вейнтроуб.
Рафф вздрогнул и поднял голову. Потом нерешительно сказал:
– Я просто набросал это...
– Это ведь то же здание – «Юнайтед кемикл», не так ли? – спросил Вейнтроуб, и родинка на его щеке подскочила. Он сдвинул кальку, под которой лежал эскиз фасада, и уставился на него. – Вы всегда начинаете сочинять свое, когда у вас спрашивают мнение о каком-нибудь проекте?
– Нет, – ответил Рафф. – Просто... просто мне это пришло в голову.
– Понятно. – Вейнтроуб не отводил глаз от чертежа. – Как вы додумались до этого, хотел бы я знать? Очень красивый замысел.
– Я представил себе участок, – объяснил Рафф. – Здание не вяжется с ним. Оно похоже на лифтовую клетку, только с окнами. Я и подумал: а почему институт химических исследований обязательно должен отпугивать людей? И стоит ли загонять столько народу в лифтовую клетку – пусть даже красивую?
– Блум, это проект самого мистера Керка.
– Вы понимаете, мне хотелось, чтобы не было этого ощущения чего-то сурового, устрашающего, – с увлечением продолжал Рафф. – Поэтому я скруглил углы – мягкие линии лучше гармонируют с местностью, с деревьями и холмами. Мне кажется, если... – Он вдруг понял, что ведет себя глупо. – Словом... вот мой взгляд...
– Ничего себе взгляд, – буркнул Вейнтроуб, косясь на дверь, ведущую в кабинет Мансона Керка. – А почему вы не постарались решить проблему входа? – Он стоял, выпрямившись во весь рост – точь-в-точь палка, воткнутая рядом с чертежной доской. – Входа в эту самую... «лифтовую клетку»? – Засунув худые руки в карманы брюк, он отошел от Раффа, но потом снова повернулся к нему. – Думаю, мистер Керк обязательно захочет познакомиться с вашим решением этой проблемы. – Широкая улыбка, не слишком красивая, но добрая. – Тут нужны решения, а не взгляды.
Мягкое предупреждение Вейнтроуба отрезвило Раффа. И все же он был полон воодушевления. Он все думал и думал о том, какое получилось бы здание, будь у него возможность осуществить свой проект. Что-то коренным образом изменилось в направлении его мыслей: проблема жилого дома, столько лет занимавшая его, вдруг отступила на задний план.
Более того – сегодня утром за каких-нибудь три-четыре часа в этой ненавистной ему конторе, похожей на казарму, он что-то уяснил себе, нашел слова для принципов, которые давно уже вынашивал, но не мог четко сформулировать, открыл способ приложить их к индустриальной архитектуре и с их помощью решил стоявшую перед ним частную проблему.
«Может быть, когда-нибудь, – думал он, – придет такой день...»
– Пошли завтракать, старина? – раздался над самым его ухом голос Чилдерса. Рафф поднял голову. Круглолицый добродушный англичанин с яично-желтыми волосами, в яично-желтом свитере и мешковатой твидовой куртке стоял рядом.
Рафф кивнул, встал и только тогда ощутил сосущую пустоту в желудке: он был голоден – встал на рассвете, позавтракал наспех, мчался сломя голову, чтобы успеть До начала работы продать машину. Он нащупал в кармане бумажник – деньги нужно отправить в санаторий сегодня же.
– Идете, Бенджи? – спросил Чилдерс у Ейтса.
– А как же. – Бен Ейтс не отрываясь смотрел на чертеж. Он снял очки, тщательно протер их, снова надел. Потом поднял заостренное книзу, как у сатира, лицо.
– Давайте-ка отпразднуем первый день Блума: устроим вегетарианский завтрак.
– Идет, – согласился Чилдерс.
– А где вы завтракаете? – спросил Рафф, когда они шли к лифту по коридору, запруженному чертежниками, стенографистками и прочими служащими «П. и П.».
– В «Рейсшине». Раньше этот ресторанчик назывался «Сад Луиджи», но потом новый владелец изменил название. Своего рода филиал нашего заведения, – объяснил Ейтс. – Там лучшие в городе вегетарианские завтраки.
На улице Рафф попросил подождать его, забежал в почтовую контору и отправил в Мичиган сто шестьдесят долларов. «Хоть бы ресторан был не из дорогих», – подумал он.
Пробираясь сквозь толпу, которая в этот майский день заполнила прокопченные улицы, лавируя в потоке покупателей и клерков, Рафф ближе знакомился со своими спутниками. Чилдерс был холостяком; он приехал из Лондона. Работая там у архитектора, занимавшегося индустриальным строительством, он набил руку на проектировании аэропортов, хотя сам терпеть не мог летать. Бен Ейтс шесть лет назад окончил М. Т. И. Последние два года работает у Керка. У него жена и двое детей. Живет в Порт-Вашингтоне, Лонг-Айленд.
– В прошлом году я собирался уйти и открыть собственную контору, – рассказывал он. – Но Херриет ухитрилась забеременеть. К счастью, мне и здесь недурно платят за мои гениальные способности. Работать у «П. и П.» легко, надо только приспособиться к этой карусели. Проектный автомат Керка. – У Раффа сделалось такое лицо, что Ейтс запнулся. – Ну да. Самый настоящий автомат. Первый проект Керка оказался удачным, и машина завертелась. Старая история: одна удача тянет за собой другую.
– Вот уж за мой пенсильванский аэропорт никакой премии не получишь, – заметил Чилдерс. – Господи, что за гнусная неразбериха! Приходится переделывать чертежи всякий раз, как у Военно-воздушных сил появляется новый самолет. Ангары становятся все выше и выше, все шире и шире, а олухи инженеры требуют... – Он вздохнул. – Ко всем чертям. Больше всего на свете мне нужен вегетарианский завтрак.
Сперва Рафф решил не возражать против безвкусной вегетарианской еды: ведь его спутники отказались от привычной рутины только для того, чтобы он почувствовал их расположение и готовность помочь. Но сейчас они поравнялись с итальянской закусочной, из которой струился дразнящий, навязчивый запах копченой колбасы, прованского масла и чеснока. Стены ее были увешаны копченостями, связками сосисок, красного перца и целыми гроздьями модзарелловских сыров. Рафф втянул в себя воздух, заглянул в двери закусочной. У него подвело живот от голода.
– А в этом заведении вы когда-нибудь завтракали? Выглядит оно завлекательно...
Спутники посмотрели на него.
– Вы предпочитаете?.. – вежливо спросил Чилдерс.
Рафф замялся. В эту минуту мимо них прошли три женщины; Ейтс и Чилдерс поздоровались с ними. Рафф невольно обратил внимание на самую молодую – узкобедрую светловолосую девушку в туфлях на низком каблуке.
– А где завтракают они? – Рафф смотрел вслед девушке.
– Троица, – лаконично сказал Бен. – В «Рейсшине», как и все. Ее зовут Мэрион Мак-Брайд.
– Пошли в «Рейсшину», – объявил Рафф.
– Бросьте, – сказал Чилдерс. – Через это проходит каждый, кто впервые видит Мак. Но она безнадежна.
– Замужем? – спросил Рафф.
– Да. За архитектурой.
– Она работает у архитектора Илсона Врайна на втором этаже. Мак – соблазнительная штучка, к тому же дьявольски способная. Мансон Керк пытался переманить ее, но не тут-то было. – Ейтс ухмыльнулся. – Однако он не падает духом. Когда мы выставляем готовый проект, он всякий раз приглашает ее посмотреть. Только она запечатана наглухо. – Он помолчал. – Непонятное явление.
Раффу она напомнила Нину. Такая же опрятная, сдержанная, светловолосая. Но к Нине он был равнодушен, а эта девушка с холодными зелеными глазами и узкими бедрами при первой же встрече словно ударила его в самое чувствительное место.
Желая то ли поддразнить Раффа, то ли услужить ему, Ейтс и Чилдерс заняли столик у стены, по соседству с Мэрион и ее подругами.
– Три мартини. С маслинами, – заказал Ейтс, не спрашивая Раффа. Потом он сообщил: – Вегетарианский завтрак состоит из трех блюд.
– За вас, старина, – провозгласил Чилдерс, как только официант принес три коктейля.
– В качестве лошадки с большим стажем могу дать вам добрый совет, – сказал Ейтс, глядя поверх своего бокала. – Если хотите каждую неделю получать положенную вам кругленькую сумму, не пытайтесь что-нибудь менять в проектах Керка.
«Ничего не попишешь», – подумал Рафф. Чилдерс и Ейтс, конечно, слышали все, что ему говорил Вейнтроуб.
– Спасибо. – Он допил мартини, что было приятно даже на пустой желудок, и закусил маслиной.
– Теперь второе блюдо. Готовы? – спросил Ейтс, не спеша допивая коктейль. Когда официант вернулся, он заказал: – С лимонами, пожалуйста.
– Без витаминов, знаете ли, не обойдешься, – заметил Чилдерс.
После второго коктейля, слегка отдающего лимоном и еще более ароматного, чем первый, Рафф уже откровеннее поглядывал в сторону соседнего столика, где сидела Мэрион Мак-Брайд.
– Придется заказать третье блюдо. Иначе какой же это оздоровительный завтрак. – Ейтс поманил официанта. – Пожалуйста, Джозеф, с луком.
Первое и второе блюда померкли перед третьим. Рафф смеялся, удивляясь про себя тому, что у него такой громкий голос и совсем онемели губы. Вот так вегетарианский завтрак!
– Это экзамен, старина, – объяснил Чилдерс. – Кто провалится, тому уже не стать членом нашего клуба.
– Так сказать, посвящение, – добавил Ейтс. Потом, понизив голос и с опаской оглядев длинную темную комнату, полную посетителей: – Выпьем за Мансона Керка.
– Ферк-Керк! – весело загудел Рафф. – Феркитудл!
– Как, как? – переспросил Ейтс.
– Феркитудл!
– Что это значит? – захихикал Ейтс. – Звучит красиво и непристойно.
– Вы не знаете, что такое «феркитудл»? – возмутился Рафф. Он перегнулся к соседнему столику, где сидела Мэрион Мак-Брайд. – Знакомо ли вам слово «феркитудл», мисс Мак-Брайд?
– Что?!
– Известно ли вам это великолепное народное словечко елизаветинской эпохи?
Бледное овальное лицо в капюшоне коротких светлые волос повернулось к Ейтсу и Чилдерсу.
– У вашего приятеля, кажется, не все дома, – сказала она.
– Феркитудл! – восторженно крикнул англичанин.
– Блум теперь член нашего клуба, Мак, – сказал Ейтс девушке. – Будьте с ним поласковей.
Потом, когда они нетвердо шагали в контору, Чилдерс спросил:
– Слушайте, Блум, а такое слово действительно существует?
Рафф вдруг почувствовал страшную усталость. Он мельком взглянул на Чилдерса.
– Какое?
– Феркитудл!
– А!
– Или вы изобрели его? – подхватил вопрос Ейтс.
– Нет. – Рафф объяснил, что, занимаясь Шекспиром в первый год своего пребывания в Энн Арбор, он случайно набрел на это слово. – Подлинное английское слово. Означает любовную интерлюдию перед... Как я хочу пить! – перебил он себя. – А вы?
– Обязательно расскажу жене. Она разнесет это словечко по всему Лонг-Айленду.
Когда они еще раз поравнялись с итальянской закусочной, Рафф зашел туда и купил полфунта винограда «Конкорд». Догоняя своих спутников, он сунул одну ягоду в рот, раздавил языком и долго наслаждался ее терпкой сладостью.
– Надеюсь, вы не каждый день устраиваете вегетарианские завтраки? – спросил он, когда они уже вошли в здание на Медисон-сквер.
– К сожалению, нет, – ответил Чилдерс, разглаживая свитер на своем кругленьком, как у Будды, животике.
– В следующий раз, когда мы будем принимать нового члена, вам не придется платить по счету, – добавил Ейтс.
– А разве я платил? – Рафф с трудом припомнил, что официант принес ему счет за коктейли – шесть с лишним долларов; он мог бы прожить на эти деньги два дня.
Глаза его, куда менее живые, чем несколько часов назад, опять скользнули по приемной, по большому чертежному залу, по рядам, и рядам, и рядам людей в белых рубашках, по всем этим чертежникам, и руководителям групп, и ведущим инженерам.
Он отправился в уборную, вернулся, повесил пиджак на вешалку. Придвинул стул к доске. Сел. Всей тяжестью облокотился на нее.
Справа от него круглолицый англичанин уже занялся проектом аэропорта; слева Бен Ейтс вычерчивал детали окон для нового отеля в Гаване.
Фальшивый свист Чилдерса разносился по комнате. В углу над доской склонилась долговязая фигура Сола Вейнтроуба. Раффу показалось, что он работает у «Пирса и Пендера» уже много лет.
Не следовало пить столько мартини натощак. Он ведь пока еще не настоящий столичный житель. Рафф прикрыл ладонью утомленные глаза и с тоской вспомнил мягкую, продавленную тахту в диванной Уэйр-д-Холла. Вспомнил...
– ... от стула... – донеслось до него откуда-то издали.
Медленно, тупо Рафф опустил руку, выпрямился. У доски, склонив набок желтоволосую голову, стояла маленькая фигура Мансона Керка.
– Проснитесь и оторвите задницу от стула! – буркнул Керк.
– Ох... конечно... я... – забормотал Рафф. Он встал и, согласно традициям всех чертежных, уступил свое место Керку.
Тощая спина пригнулась к доске. Керк рассматривал грубый карандашный набросок Института химических исследований. Несколько минут он пялил на него глаза, а рука его тем временем рассеянно взяла карандаш и медленно, машинально обвела чертеж рамкой.
Элиот Чилдерс перестал свистеть. Бен Ейтс осторожно двигал рейсшиной. Воцарилась мертвая тишина.
В ожидании взрыва Рафф проглотил слюну.
– Блум! – Голос Керка, вернее – его шепот, был пропитан яростью. – Почему? Почему? Почему вы так беспардонно пускаете на ветер наше время? Почему? Знаете ли вы, сколько «блестящих» молодых архитекторов осаждают меня ежедневно, еженедельно, ежегодно? В чем же дело? Вам что, не нравится у нас? – Он говорил хрипло и глухо, все время обращаясь к чертежной бумаге. – Что вы сделали за сегодняшнее утро? Вот это? Вы, как видно, издеваетесь над нашими предварительными наметками? – Не успел Рафф раскрыть рот, как Керк заговорил снова. – Это же не башня, а какой-то ублюдок! Вы отпилили у нее верхушку, что ли? Если уж взялись делать что-то свое, почему не вычертили целиком, как полагается? А из какого материала ее строить? И существует ли на свете такой материал? И потом, вот... вот тут! С чего это вы так размахнулись с двумя нижними этажами? Уж взяли бы сразу, сплющили эту вафлю и размазали ее на все десять акров! – Он перевел дух, словно собираясь с силами, прежде чем выпустить новый заряд брани. – Эти бедняги из «Юнайтед кемикл» чуть не месяц растолковывали мне, что им нужно, чего они хотят, каким должно быть это здание. Я воплотил их требования. Вот первейший долг архитектора, Блум! Никаких дурацких, безответственных фокусов! Проектировщик должен воплощать... понимаете, творчески воплощать требования клиента, а не заниматься... – Он взял со стола оба листа с набросками Раффа, методично сложил их вдвое, потом еще и еще раз. Бросил в проволочную корзинку для бумаг. –... А не заниматься пустопорожним бумагомаранием, над которым вы тут изволили уснуть. Видимо, работа, которую я вам поручил, пришлась вам не по вкусу? Вход. Как обстоит дело со входом? – Наконец он встал. – Да, вот именно. Вход. Ну что ж... – Чуть приподняв веки, он внимательно оглядел комнату. – Придется поручить кому-нибудь другому подумать над проблемой входа.
Мансон Керк собрал свои чертежи и, волоча ноги, вытянув худую шею, направился к себе в кабинет.
Рафф сидел, уставившись на пустую чертежную доску, безмолвный в кругу безмолвия, рожденного смущением и сочувствием свидетелей этой сцены и его собственным бессильным гневом.
– Сол! – раздался требовательный зов Керка, и Рафф увидел, как поднялся с места Вейнтроуб, как его длинная, тощая фигура уныло и покорно скрылась в дверях комнаты Керка.
Рафф вытащил сшарету из пачки, закурил, встал с табурета и вышел в коридор. Потом отправился в уборную. Он просто не знал, куда деваться.
Ему до сих пор ни разу не случалось так уходить с работы. Ни разу ни в одной архитектурной конторе он не сталкивался с таким откровенным деспотизмом, с такой бессмысленной, беспричинной грубостью.
Уйти, начать все сначала? Потерять по меньшей мере неделю? Он даже не пытался подсчитать, сколько у него осталось денег, не позволял себе думать о Джулии.
Он в последний раз затянулся, затоптал окурок и открыл дверь. Навстречу ему по коридору шел Вейнтроуб.
– Я так и думал, что вы здесь, – сказал он, подойдя к Раффу. – Мне очень жаль, что так случилось. Это моя вина. Следовало предупредить вас, чтобы вы спрятали наброски. Я-то ведь знаю, что и как. Видимо, мистер Керк случайно заметил их, когда вы уходили завтракать.
«Хороша случайность!» – подумал Рафф, снова удивляясь сдержанности и благожелательности Вейнтроуба.
– И как это я не предупредил вас, – повторил Вейнтроуб.
– Да вы, собственно, предупредили, – сказал Рафф.
Вейнтроуб машинально дотронулся до темной родинки на своей смуглой впалой щеке. Видя это и желая вывести его из замешательства, Рафф спросил:
– Итак, он послал вас ко мне в качестве палача?
– Нет...
– Серьезно? – Рафф воззрился на Вейнтроуба.
– Поскольку вас рекомендовал Мэтью Пирс, едва ли мистер Керк станет вас увольнять. Во всяком случае, не прямо. Он хочет, чтобы я дал вам другую работу. – Вейнтроуб нахмурился. – Очень это неудачно! Он не всегда такой. Очевидно, у всех людей – в том числе и у мистера Керка – бывают минуты, когда они не уверены в себе. Мистер Керк, как и все люди, иногда боится за свое положение. Он не любит, когда кто-нибудь из сотрудников отдела слишком выделяется. Вы понимаете меня? Он приветствует всякие идеи и очень хорошо принимает их, если они ему нравятся или если он считает их удачными, либо соответствующими архитектурным принципам «П. и П.», – а эти принципы он сам создал. И как-никак они принесли фирме успех. – Вейнтроуб нерешительно помолчал. – Дело тут, видимо, в том, что он очень дорожит своим высоким постом в фирме. И порой ему начинает казаться, что все проектировщики вообще – или кто-нибудь из них в частности – угрожают его положению. Если вы хотите работать с ним, старайтесь внушить ему, что он человек незаменимый, мастер своего дела...
Маэстро!..
– Вам, конечно, виднее, как обходиться с ним, – сказал Рафф.
– Мне деньги нужны, – прямо и просто ответил Вейнтроуб.
Они пошли обратно.
– Какое он дал задание? – спросил Рафф уже в отделе.
С несчастным видом Вейнтроуб взял со стола, придвинутого к его чертежной доске, лист бумаги и развернул перед Раффом.
– Боюсь, что не слишком интересное. Но если вы пойдете на это... Я уверен, что следующая работа...
– Какое же все-таки задание? – Рафф был готов ко всему.
– Надо вычертить в крупном масштабе секцию балконной решетки. Это здание женского общежития в Молфорд колледже.
– Так, – услышал Рафф свой голос. Он бросил взгляд на маленький небрежный эскиз решетки с простым геометрическим узором: заурядная работа, с которой без труда справился бы любой выпускник чертежной школы.
Простой геометрический способ дать ему понять, чтобы он убирался на все четыре стороны. А если хочет остаться здесь, у кормушки, – пусть остается и делает что велят.
Раффу хотелось уйти. Убежать. Убежать со всех ног.
Или это путь наименьшего сопротивления?
Да, пожалуй, что так. Для него, во всяком случае. Чего уж легче: надуться в сознании своей принципиальности и гордо удалиться. А в «Частную больницу и санаторий „Сосны"» написать: «Уважаемые джентльмены, я ужас какой принципиальный; поэтому давайте забудем на время о деньгах, которые я должен ежемесячно присылать вам».
Нет, Ферк-Керк, дудки! Отступления не будет. Рафф Блум сделает первоклассный чертеж балконной решетки, и в большом масштабе (и на этот раз без всяких изменений), и не позволит выгнать себя. Он будет получать свои денежки и не станет скулить о принципиальности, и неспособности к компромиссу, и необыкновенной чувствительности своей эстетической задницы. Он не позволит выгнать себя, и не спасует перед молодчиками из «Сосен» и их растущими ценами, и не станет тревожить Джулию. Обеспечит ей покой, а если ей так уж нужно, то и бутылку Джеймсона в придачу.
Он взял чертеж.
– Сейчас примусь за работу, – сказал он. – Спасибо, мистер Вейнтроуб.
– Меня зовут Сол.
Рафф не мог не улыбнуться. Он вернулся к чертежной доске. Свист возобновился.
Только в половине шестого закончился этот длинный, нелепый, трудный день. Рафф замешался в толпу служащих, которая, как дым из трубы, валила из помещения, но вдруг вспомнил о своих набросках здания исследовательского института. Он вернулся на четвертый этаж и начал рыться в высокой проволочной корзине для мусора. Чертежи исчезли.
Он обвел глазами опустевшую комнату, и взгляд его задержался на дверях кабинета. Нет, едва ли. Керку его наброски ни к чему. Впрочем, все это неважно – ему самому они тоже не нужны: они все еще живы в его памяти, четко врезаны в нее.
Он не сдавался и день за днем глотал обиду. Жалованье за первую неделю доставило ему даже какое-то странное удовольствие.
После работы он старался развлекаться: побывал с Элиотом Чилдерсом на выставке нью-йоркской Лиги архитекторов, провел один вечер в Порт-Вашингтоне вместе с Беном Ейтсом, его женой и двумя ребятишками.
Он много ходил. Подолгу мерил шагами улицы. В среду вечером, обойдя со всех сторон участок, где строилось здание Секретариата Объединенных * Наций, он увидел в табачной лавке телефонную будку и зашел туда. Отыскал в книге номер Мэрион Мак-Брайд. Позвонил ей. На звонок никто не отозвался.
Затем он вернулся на Сорок четвертую улицу, в свою однокомнатную квартиру на втором этаже. Отпирая дверь, услышал телефонный звонок. Его вызывала Трой Остин.
– Как вам понравился маэстро? – раздался голос слева.
Рафф недоуменно повернулся к тощему темно-рыжему моложавому на вид человеку в роговых очках, за стеклами которых поблескивали насмешливые глаза.
– Маэстро?
– Его светлость, – объяснил англичанин (его звали Чилдерс), – Керк.
– А! – произнес Рафф.
– Какую коробку вам подсунули? – Рыжий ухмыльнулся. Заметив удивление Раффа, он добавил: – Так мы называем все проекты «П. и П.»; Пиповы коробки.
– Проектный автомат, – бросил Чилдерс.
Рафф сразу понял этот намек на некоторое однообразие проектов, уже подмеченное им в приемной.
– Но кое-что сделано неплохо, по-моему. То есть для такой крупной фирмы, – честно поправился он.
– Все хорошее сделано Вейнтроубом, – сказал рыжий архитектор, фамилия которого была Ейтс. – Вейнтроубом и нами, ломовыми лошадками. – Затем, после обдуманной паузы: – Впрочем, жалованье у этих лошадок отличное – на большее в Нью-Йорке рассчитывать нельзя... – Он закурил. – Ради бога, Элиот, перестаньте свистеть.
– Прошу прощения, – сказал Элиот Чилдерс и склонился над чертежом. Тихий, но пронзительный свист немедленно возобновился.
Вернулся Сол Вейнтроуб. Он раскатал на доске Раффа рулон чертежей: эскизный проект здания исследовательского института компании «Юнайтед кемикл» в Нью-Джерси.
– Разберитесь в этой штуке, – сказал он. – Мне хотелось бы знать ваше мнение о проекте. И, может быть, у вас появятся какие-нибудь идеи насчет проблемы входа.
После этого Вейнтроуб вернулся в свой угол, сел и углубился в работу. Проводив глазами его долговязую фигуру, Рафф без всякой охоты взглянул на чертежи. Он встал, снял пиджак, повесил его на крючок и снова уселся на высокий стул.
Он просматривал лист за листом: план участка, план нижнего этажа, стандартные конторские помещения, лаборатории, фасад и перспективный вид.
Пятнадцать этажей. Настоящая башня. Окна и перемычки чередуются с назойливой правильностью, придавая фасаду сходство с шахматной доской. Весь облик здания подчеркнуто геометричен, заострен. Раффу оно показалось, пожалуй, слишком острым, слишком высоким и тяжеловесным для десятиакрового, по-деревенски уютного участка.
Он рассеянно взглянул на нижний правый угол листа. Увидел штамп «Пирс и Пендер, архитекторы». Еще ниже было написано: «Главный инженер проекта – Мансон Керк».
Участок. Рафф продолжал изучать его очертания, рельеф, расположение деревьев, воды, дорог.
Он уже видел пейзаж, и чем отчетливее была эта картина, тем яснее он представлял себе, каким должно быть здание, чтобы органически слиться с окружающей природой. Он совершенно забыл, что Вейнтроубу нужно только одно: отзыв о проекте.
Контуры будущего здания возникли перед его глазами сразу, почти мгновенно: они естественно вытекали из его назначения и особенностей участка. Рафф взял толстый мягкий карандаш, развернул чистый лист кальки и укрепил его поверх прежнего чертежа.
Он любовно набросал общую компоновку: административные помещения расположил в двух нижних этажах, которые раскинулись широким незамкнутым квадратом, образующим двор или эспланаду; лаборатории разместил в башне; высоту ее уменьшил с пятнадцати этажей до девяти.
Теперь – еще один лист; эскиз общего вида. И третий лист...
Пальцы осторожно, ласково сжимают толстый черный карандаш. Длинные горизонтальные линии – вот основа первых двух этажей. Из них, как из гигантских, широко раскинувшихся корней, вырастает башня...
Но не такая, как прежде, не похожая на лифтовую клетку, а более плавная, суживающаяся кверху. Скруглить углы. Да, скруглить их, смягчить, словно это дерево или человеческий торс, и пусть кирпичные перемычки между стеклянными полосами окон мягко обвивают эту конусопо-добную башню.
Вот так.
Теперь связать все это, отделать. И поскорее новый лист, и рейсшину, и угольник, и карандаш поострее.
Но закончить этот лист ему не пришлось.
– Вы взялись за другую работу? – Чей это голос? Ах да, это Вейнтроуб.
Рафф вздрогнул и поднял голову. Потом нерешительно сказал:
– Я просто набросал это...
– Это ведь то же здание – «Юнайтед кемикл», не так ли? – спросил Вейнтроуб, и родинка на его щеке подскочила. Он сдвинул кальку, под которой лежал эскиз фасада, и уставился на него. – Вы всегда начинаете сочинять свое, когда у вас спрашивают мнение о каком-нибудь проекте?
– Нет, – ответил Рафф. – Просто... просто мне это пришло в голову.
– Понятно. – Вейнтроуб не отводил глаз от чертежа. – Как вы додумались до этого, хотел бы я знать? Очень красивый замысел.
– Я представил себе участок, – объяснил Рафф. – Здание не вяжется с ним. Оно похоже на лифтовую клетку, только с окнами. Я и подумал: а почему институт химических исследований обязательно должен отпугивать людей? И стоит ли загонять столько народу в лифтовую клетку – пусть даже красивую?
– Блум, это проект самого мистера Керка.
– Вы понимаете, мне хотелось, чтобы не было этого ощущения чего-то сурового, устрашающего, – с увлечением продолжал Рафф. – Поэтому я скруглил углы – мягкие линии лучше гармонируют с местностью, с деревьями и холмами. Мне кажется, если... – Он вдруг понял, что ведет себя глупо. – Словом... вот мой взгляд...
– Ничего себе взгляд, – буркнул Вейнтроуб, косясь на дверь, ведущую в кабинет Мансона Керка. – А почему вы не постарались решить проблему входа? – Он стоял, выпрямившись во весь рост – точь-в-точь палка, воткнутая рядом с чертежной доской. – Входа в эту самую... «лифтовую клетку»? – Засунув худые руки в карманы брюк, он отошел от Раффа, но потом снова повернулся к нему. – Думаю, мистер Керк обязательно захочет познакомиться с вашим решением этой проблемы. – Широкая улыбка, не слишком красивая, но добрая. – Тут нужны решения, а не взгляды.
Мягкое предупреждение Вейнтроуба отрезвило Раффа. И все же он был полон воодушевления. Он все думал и думал о том, какое получилось бы здание, будь у него возможность осуществить свой проект. Что-то коренным образом изменилось в направлении его мыслей: проблема жилого дома, столько лет занимавшая его, вдруг отступила на задний план.
Более того – сегодня утром за каких-нибудь три-четыре часа в этой ненавистной ему конторе, похожей на казарму, он что-то уяснил себе, нашел слова для принципов, которые давно уже вынашивал, но не мог четко сформулировать, открыл способ приложить их к индустриальной архитектуре и с их помощью решил стоявшую перед ним частную проблему.
«Может быть, когда-нибудь, – думал он, – придет такой день...»
– Пошли завтракать, старина? – раздался над самым его ухом голос Чилдерса. Рафф поднял голову. Круглолицый добродушный англичанин с яично-желтыми волосами, в яично-желтом свитере и мешковатой твидовой куртке стоял рядом.
Рафф кивнул, встал и только тогда ощутил сосущую пустоту в желудке: он был голоден – встал на рассвете, позавтракал наспех, мчался сломя голову, чтобы успеть До начала работы продать машину. Он нащупал в кармане бумажник – деньги нужно отправить в санаторий сегодня же.
– Идете, Бенджи? – спросил Чилдерс у Ейтса.
– А как же. – Бен Ейтс не отрываясь смотрел на чертеж. Он снял очки, тщательно протер их, снова надел. Потом поднял заостренное книзу, как у сатира, лицо.
– Давайте-ка отпразднуем первый день Блума: устроим вегетарианский завтрак.
– Идет, – согласился Чилдерс.
– А где вы завтракаете? – спросил Рафф, когда они шли к лифту по коридору, запруженному чертежниками, стенографистками и прочими служащими «П. и П.».
– В «Рейсшине». Раньше этот ресторанчик назывался «Сад Луиджи», но потом новый владелец изменил название. Своего рода филиал нашего заведения, – объяснил Ейтс. – Там лучшие в городе вегетарианские завтраки.
На улице Рафф попросил подождать его, забежал в почтовую контору и отправил в Мичиган сто шестьдесят долларов. «Хоть бы ресторан был не из дорогих», – подумал он.
Пробираясь сквозь толпу, которая в этот майский день заполнила прокопченные улицы, лавируя в потоке покупателей и клерков, Рафф ближе знакомился со своими спутниками. Чилдерс был холостяком; он приехал из Лондона. Работая там у архитектора, занимавшегося индустриальным строительством, он набил руку на проектировании аэропортов, хотя сам терпеть не мог летать. Бен Ейтс шесть лет назад окончил М. Т. И. Последние два года работает у Керка. У него жена и двое детей. Живет в Порт-Вашингтоне, Лонг-Айленд.
– В прошлом году я собирался уйти и открыть собственную контору, – рассказывал он. – Но Херриет ухитрилась забеременеть. К счастью, мне и здесь недурно платят за мои гениальные способности. Работать у «П. и П.» легко, надо только приспособиться к этой карусели. Проектный автомат Керка. – У Раффа сделалось такое лицо, что Ейтс запнулся. – Ну да. Самый настоящий автомат. Первый проект Керка оказался удачным, и машина завертелась. Старая история: одна удача тянет за собой другую.
– Вот уж за мой пенсильванский аэропорт никакой премии не получишь, – заметил Чилдерс. – Господи, что за гнусная неразбериха! Приходится переделывать чертежи всякий раз, как у Военно-воздушных сил появляется новый самолет. Ангары становятся все выше и выше, все шире и шире, а олухи инженеры требуют... – Он вздохнул. – Ко всем чертям. Больше всего на свете мне нужен вегетарианский завтрак.
Сперва Рафф решил не возражать против безвкусной вегетарианской еды: ведь его спутники отказались от привычной рутины только для того, чтобы он почувствовал их расположение и готовность помочь. Но сейчас они поравнялись с итальянской закусочной, из которой струился дразнящий, навязчивый запах копченой колбасы, прованского масла и чеснока. Стены ее были увешаны копченостями, связками сосисок, красного перца и целыми гроздьями модзарелловских сыров. Рафф втянул в себя воздух, заглянул в двери закусочной. У него подвело живот от голода.
– А в этом заведении вы когда-нибудь завтракали? Выглядит оно завлекательно...
Спутники посмотрели на него.
– Вы предпочитаете?.. – вежливо спросил Чилдерс.
Рафф замялся. В эту минуту мимо них прошли три женщины; Ейтс и Чилдерс поздоровались с ними. Рафф невольно обратил внимание на самую молодую – узкобедрую светловолосую девушку в туфлях на низком каблуке.
– А где завтракают они? – Рафф смотрел вслед девушке.
– Троица, – лаконично сказал Бен. – В «Рейсшине», как и все. Ее зовут Мэрион Мак-Брайд.
– Пошли в «Рейсшину», – объявил Рафф.
– Бросьте, – сказал Чилдерс. – Через это проходит каждый, кто впервые видит Мак. Но она безнадежна.
– Замужем? – спросил Рафф.
– Да. За архитектурой.
– Она работает у архитектора Илсона Врайна на втором этаже. Мак – соблазнительная штучка, к тому же дьявольски способная. Мансон Керк пытался переманить ее, но не тут-то было. – Ейтс ухмыльнулся. – Однако он не падает духом. Когда мы выставляем готовый проект, он всякий раз приглашает ее посмотреть. Только она запечатана наглухо. – Он помолчал. – Непонятное явление.
Раффу она напомнила Нину. Такая же опрятная, сдержанная, светловолосая. Но к Нине он был равнодушен, а эта девушка с холодными зелеными глазами и узкими бедрами при первой же встрече словно ударила его в самое чувствительное место.
Желая то ли поддразнить Раффа, то ли услужить ему, Ейтс и Чилдерс заняли столик у стены, по соседству с Мэрион и ее подругами.
– Три мартини. С маслинами, – заказал Ейтс, не спрашивая Раффа. Потом он сообщил: – Вегетарианский завтрак состоит из трех блюд.
– За вас, старина, – провозгласил Чилдерс, как только официант принес три коктейля.
– В качестве лошадки с большим стажем могу дать вам добрый совет, – сказал Ейтс, глядя поверх своего бокала. – Если хотите каждую неделю получать положенную вам кругленькую сумму, не пытайтесь что-нибудь менять в проектах Керка.
«Ничего не попишешь», – подумал Рафф. Чилдерс и Ейтс, конечно, слышали все, что ему говорил Вейнтроуб.
– Спасибо. – Он допил мартини, что было приятно даже на пустой желудок, и закусил маслиной.
– Теперь второе блюдо. Готовы? – спросил Ейтс, не спеша допивая коктейль. Когда официант вернулся, он заказал: – С лимонами, пожалуйста.
– Без витаминов, знаете ли, не обойдешься, – заметил Чилдерс.
После второго коктейля, слегка отдающего лимоном и еще более ароматного, чем первый, Рафф уже откровеннее поглядывал в сторону соседнего столика, где сидела Мэрион Мак-Брайд.
– Придется заказать третье блюдо. Иначе какой же это оздоровительный завтрак. – Ейтс поманил официанта. – Пожалуйста, Джозеф, с луком.
Первое и второе блюда померкли перед третьим. Рафф смеялся, удивляясь про себя тому, что у него такой громкий голос и совсем онемели губы. Вот так вегетарианский завтрак!
– Это экзамен, старина, – объяснил Чилдерс. – Кто провалится, тому уже не стать членом нашего клуба.
– Так сказать, посвящение, – добавил Ейтс. Потом, понизив голос и с опаской оглядев длинную темную комнату, полную посетителей: – Выпьем за Мансона Керка.
– Ферк-Керк! – весело загудел Рафф. – Феркитудл!
– Как, как? – переспросил Ейтс.
– Феркитудл!
– Что это значит? – захихикал Ейтс. – Звучит красиво и непристойно.
– Вы не знаете, что такое «феркитудл»? – возмутился Рафф. Он перегнулся к соседнему столику, где сидела Мэрион Мак-Брайд. – Знакомо ли вам слово «феркитудл», мисс Мак-Брайд?
– Что?!
– Известно ли вам это великолепное народное словечко елизаветинской эпохи?
Бледное овальное лицо в капюшоне коротких светлые волос повернулось к Ейтсу и Чилдерсу.
– У вашего приятеля, кажется, не все дома, – сказала она.
– Феркитудл! – восторженно крикнул англичанин.
– Блум теперь член нашего клуба, Мак, – сказал Ейтс девушке. – Будьте с ним поласковей.
Потом, когда они нетвердо шагали в контору, Чилдерс спросил:
– Слушайте, Блум, а такое слово действительно существует?
Рафф вдруг почувствовал страшную усталость. Он мельком взглянул на Чилдерса.
– Какое?
– Феркитудл!
– А!
– Или вы изобрели его? – подхватил вопрос Ейтс.
– Нет. – Рафф объяснил, что, занимаясь Шекспиром в первый год своего пребывания в Энн Арбор, он случайно набрел на это слово. – Подлинное английское слово. Означает любовную интерлюдию перед... Как я хочу пить! – перебил он себя. – А вы?
– Обязательно расскажу жене. Она разнесет это словечко по всему Лонг-Айленду.
Когда они еще раз поравнялись с итальянской закусочной, Рафф зашел туда и купил полфунта винограда «Конкорд». Догоняя своих спутников, он сунул одну ягоду в рот, раздавил языком и долго наслаждался ее терпкой сладостью.
– Надеюсь, вы не каждый день устраиваете вегетарианские завтраки? – спросил он, когда они уже вошли в здание на Медисон-сквер.
– К сожалению, нет, – ответил Чилдерс, разглаживая свитер на своем кругленьком, как у Будды, животике.
– В следующий раз, когда мы будем принимать нового члена, вам не придется платить по счету, – добавил Ейтс.
– А разве я платил? – Рафф с трудом припомнил, что официант принес ему счет за коктейли – шесть с лишним долларов; он мог бы прожить на эти деньги два дня.
Глаза его, куда менее живые, чем несколько часов назад, опять скользнули по приемной, по большому чертежному залу, по рядам, и рядам, и рядам людей в белых рубашках, по всем этим чертежникам, и руководителям групп, и ведущим инженерам.
Он отправился в уборную, вернулся, повесил пиджак на вешалку. Придвинул стул к доске. Сел. Всей тяжестью облокотился на нее.
Справа от него круглолицый англичанин уже занялся проектом аэропорта; слева Бен Ейтс вычерчивал детали окон для нового отеля в Гаване.
Фальшивый свист Чилдерса разносился по комнате. В углу над доской склонилась долговязая фигура Сола Вейнтроуба. Раффу показалось, что он работает у «Пирса и Пендера» уже много лет.
Не следовало пить столько мартини натощак. Он ведь пока еще не настоящий столичный житель. Рафф прикрыл ладонью утомленные глаза и с тоской вспомнил мягкую, продавленную тахту в диванной Уэйр-д-Холла. Вспомнил...
– ... от стула... – донеслось до него откуда-то издали.
Медленно, тупо Рафф опустил руку, выпрямился. У доски, склонив набок желтоволосую голову, стояла маленькая фигура Мансона Керка.
– Проснитесь и оторвите задницу от стула! – буркнул Керк.
– Ох... конечно... я... – забормотал Рафф. Он встал и, согласно традициям всех чертежных, уступил свое место Керку.
Тощая спина пригнулась к доске. Керк рассматривал грубый карандашный набросок Института химических исследований. Несколько минут он пялил на него глаза, а рука его тем временем рассеянно взяла карандаш и медленно, машинально обвела чертеж рамкой.
Элиот Чилдерс перестал свистеть. Бен Ейтс осторожно двигал рейсшиной. Воцарилась мертвая тишина.
В ожидании взрыва Рафф проглотил слюну.
– Блум! – Голос Керка, вернее – его шепот, был пропитан яростью. – Почему? Почему? Почему вы так беспардонно пускаете на ветер наше время? Почему? Знаете ли вы, сколько «блестящих» молодых архитекторов осаждают меня ежедневно, еженедельно, ежегодно? В чем же дело? Вам что, не нравится у нас? – Он говорил хрипло и глухо, все время обращаясь к чертежной бумаге. – Что вы сделали за сегодняшнее утро? Вот это? Вы, как видно, издеваетесь над нашими предварительными наметками? – Не успел Рафф раскрыть рот, как Керк заговорил снова. – Это же не башня, а какой-то ублюдок! Вы отпилили у нее верхушку, что ли? Если уж взялись делать что-то свое, почему не вычертили целиком, как полагается? А из какого материала ее строить? И существует ли на свете такой материал? И потом, вот... вот тут! С чего это вы так размахнулись с двумя нижними этажами? Уж взяли бы сразу, сплющили эту вафлю и размазали ее на все десять акров! – Он перевел дух, словно собираясь с силами, прежде чем выпустить новый заряд брани. – Эти бедняги из «Юнайтед кемикл» чуть не месяц растолковывали мне, что им нужно, чего они хотят, каким должно быть это здание. Я воплотил их требования. Вот первейший долг архитектора, Блум! Никаких дурацких, безответственных фокусов! Проектировщик должен воплощать... понимаете, творчески воплощать требования клиента, а не заниматься... – Он взял со стола оба листа с набросками Раффа, методично сложил их вдвое, потом еще и еще раз. Бросил в проволочную корзинку для бумаг. –... А не заниматься пустопорожним бумагомаранием, над которым вы тут изволили уснуть. Видимо, работа, которую я вам поручил, пришлась вам не по вкусу? Вход. Как обстоит дело со входом? – Наконец он встал. – Да, вот именно. Вход. Ну что ж... – Чуть приподняв веки, он внимательно оглядел комнату. – Придется поручить кому-нибудь другому подумать над проблемой входа.
Мансон Керк собрал свои чертежи и, волоча ноги, вытянув худую шею, направился к себе в кабинет.
Рафф сидел, уставившись на пустую чертежную доску, безмолвный в кругу безмолвия, рожденного смущением и сочувствием свидетелей этой сцены и его собственным бессильным гневом.
– Сол! – раздался требовательный зов Керка, и Рафф увидел, как поднялся с места Вейнтроуб, как его длинная, тощая фигура уныло и покорно скрылась в дверях комнаты Керка.
Рафф вытащил сшарету из пачки, закурил, встал с табурета и вышел в коридор. Потом отправился в уборную. Он просто не знал, куда деваться.
Ему до сих пор ни разу не случалось так уходить с работы. Ни разу ни в одной архитектурной конторе он не сталкивался с таким откровенным деспотизмом, с такой бессмысленной, беспричинной грубостью.
Уйти, начать все сначала? Потерять по меньшей мере неделю? Он даже не пытался подсчитать, сколько у него осталось денег, не позволял себе думать о Джулии.
Он в последний раз затянулся, затоптал окурок и открыл дверь. Навстречу ему по коридору шел Вейнтроуб.
– Я так и думал, что вы здесь, – сказал он, подойдя к Раффу. – Мне очень жаль, что так случилось. Это моя вина. Следовало предупредить вас, чтобы вы спрятали наброски. Я-то ведь знаю, что и как. Видимо, мистер Керк случайно заметил их, когда вы уходили завтракать.
«Хороша случайность!» – подумал Рафф, снова удивляясь сдержанности и благожелательности Вейнтроуба.
– И как это я не предупредил вас, – повторил Вейнтроуб.
– Да вы, собственно, предупредили, – сказал Рафф.
Вейнтроуб машинально дотронулся до темной родинки на своей смуглой впалой щеке. Видя это и желая вывести его из замешательства, Рафф спросил:
– Итак, он послал вас ко мне в качестве палача?
– Нет...
– Серьезно? – Рафф воззрился на Вейнтроуба.
– Поскольку вас рекомендовал Мэтью Пирс, едва ли мистер Керк станет вас увольнять. Во всяком случае, не прямо. Он хочет, чтобы я дал вам другую работу. – Вейнтроуб нахмурился. – Очень это неудачно! Он не всегда такой. Очевидно, у всех людей – в том числе и у мистера Керка – бывают минуты, когда они не уверены в себе. Мистер Керк, как и все люди, иногда боится за свое положение. Он не любит, когда кто-нибудь из сотрудников отдела слишком выделяется. Вы понимаете меня? Он приветствует всякие идеи и очень хорошо принимает их, если они ему нравятся или если он считает их удачными, либо соответствующими архитектурным принципам «П. и П.», – а эти принципы он сам создал. И как-никак они принесли фирме успех. – Вейнтроуб нерешительно помолчал. – Дело тут, видимо, в том, что он очень дорожит своим высоким постом в фирме. И порой ему начинает казаться, что все проектировщики вообще – или кто-нибудь из них в частности – угрожают его положению. Если вы хотите работать с ним, старайтесь внушить ему, что он человек незаменимый, мастер своего дела...
Маэстро!..
– Вам, конечно, виднее, как обходиться с ним, – сказал Рафф.
– Мне деньги нужны, – прямо и просто ответил Вейнтроуб.
Они пошли обратно.
– Какое он дал задание? – спросил Рафф уже в отделе.
С несчастным видом Вейнтроуб взял со стола, придвинутого к его чертежной доске, лист бумаги и развернул перед Раффом.
– Боюсь, что не слишком интересное. Но если вы пойдете на это... Я уверен, что следующая работа...
– Какое же все-таки задание? – Рафф был готов ко всему.
– Надо вычертить в крупном масштабе секцию балконной решетки. Это здание женского общежития в Молфорд колледже.
– Так, – услышал Рафф свой голос. Он бросил взгляд на маленький небрежный эскиз решетки с простым геометрическим узором: заурядная работа, с которой без труда справился бы любой выпускник чертежной школы.
Простой геометрический способ дать ему понять, чтобы он убирался на все четыре стороны. А если хочет остаться здесь, у кормушки, – пусть остается и делает что велят.
Раффу хотелось уйти. Убежать. Убежать со всех ног.
Или это путь наименьшего сопротивления?
Да, пожалуй, что так. Для него, во всяком случае. Чего уж легче: надуться в сознании своей принципиальности и гордо удалиться. А в «Частную больницу и санаторий „Сосны"» написать: «Уважаемые джентльмены, я ужас какой принципиальный; поэтому давайте забудем на время о деньгах, которые я должен ежемесячно присылать вам».
Нет, Ферк-Керк, дудки! Отступления не будет. Рафф Блум сделает первоклассный чертеж балконной решетки, и в большом масштабе (и на этот раз без всяких изменений), и не позволит выгнать себя. Он будет получать свои денежки и не станет скулить о принципиальности, и неспособности к компромиссу, и необыкновенной чувствительности своей эстетической задницы. Он не позволит выгнать себя, и не спасует перед молодчиками из «Сосен» и их растущими ценами, и не станет тревожить Джулию. Обеспечит ей покой, а если ей так уж нужно, то и бутылку Джеймсона в придачу.
Он взял чертеж.
– Сейчас примусь за работу, – сказал он. – Спасибо, мистер Вейнтроуб.
– Меня зовут Сол.
Рафф не мог не улыбнуться. Он вернулся к чертежной доске. Свист возобновился.
Только в половине шестого закончился этот длинный, нелепый, трудный день. Рафф замешался в толпу служащих, которая, как дым из трубы, валила из помещения, но вдруг вспомнил о своих набросках здания исследовательского института. Он вернулся на четвертый этаж и начал рыться в высокой проволочной корзине для мусора. Чертежи исчезли.
Он обвел глазами опустевшую комнату, и взгляд его задержался на дверях кабинета. Нет, едва ли. Керку его наброски ни к чему. Впрочем, все это неважно – ему самому они тоже не нужны: они все еще живы в его памяти, четко врезаны в нее.
14
Задания шли одно за другим: элементарные, скучные, унизительные. Рафф только потому не отказывался от них, что понимал: каждым таким заданием Керк бросает ему своеобразный вызов, напоминая, что в любую минуту он волен уйти с работы.Он не сдавался и день за днем глотал обиду. Жалованье за первую неделю доставило ему даже какое-то странное удовольствие.
После работы он старался развлекаться: побывал с Элиотом Чилдерсом на выставке нью-йоркской Лиги архитекторов, провел один вечер в Порт-Вашингтоне вместе с Беном Ейтсом, его женой и двумя ребятишками.
Он много ходил. Подолгу мерил шагами улицы. В среду вечером, обойдя со всех сторон участок, где строилось здание Секретариата Объединенных * Наций, он увидел в табачной лавке телефонную будку и зашел туда. Отыскал в книге номер Мэрион Мак-Брайд. Позвонил ей. На звонок никто не отозвался.
Затем он вернулся на Сорок четвертую улицу, в свою однокомнатную квартиру на втором этаже. Отпирая дверь, услышал телефонный звонок. Его вызывала Трой Остин.