– Откуда ты знаешь, что она – уличная девка? Ты ее в глаза не видела. Ты рассуждаешь о людях, о которых ничего не знаешь. В семнадцать лет ты собираешься учить меня..
– О'кей, ты на семь лет старше. Но есть люди, которые так и не становятся взрослыми. А некоторые взрослые так и не достигают кое в чем моральной зрелости. Человек может быть зрелым, но далеко не во всем…
Она заговорила тише:
– Ты самая лучшая из сестер на свете, и ты почти всегда бываешь права, но в этом деле ты попала пальцем в небо. Неужели не понимаешь, сестренка, что для тебя было просто неожиданным ударом увидеть их вместе и ты подумала то, что подумала, и поторопилась сделать вывод, а когда ты это сделала, ты заставила страдать другую сторону и упрямая, как все Рэндаллы, не захотела обдумать случившееся еще раз. Ты хочешь сделать ему больно, чтобы сравнять счет. Почему вы, взрослые, мучаете себя и своих любимых и не можете честно признаться в своих чувствах?
– Книжек начиталась…
– Да, начиталась. Разве не за тем отец послал меня в школу, чтобы я научилась понимать жизнь? И еще одно. Любовь немыслима без доверия, и достаточно малейшего подозрения, чтобы ее разрушить. Надеюсь, что настанет день, когда я влюблюсь в человека, похожего на Зика, и когда это случится, я буду его любить, любить до бесконечности, и мою любовь ничто не изменит.
Она бросилась на кровать и обняла Пэтти.
– Сестричка, подумай об этом. Больше я ничего не прошу. Пусть твое самомнение немного отдохнет, а ты поразмысли обо всем трезво и объективно, тем более ты теперь знаешь, что эта женщина – информатор и Зик очутился в западне, а ты теперь губишь свою жизнь, Зика и мою.
Пэтти растянулась на кровати. В голубых затуманенных глазах появилась едва заметная искорка смеха.
– Значит, по-твоему, – произнесла она, – мне надо выйти замуж за Зика потому, что его любишь ты?
И она то ли заплакала, то ли рассмеялась, уткнувшись Ингрид в плечо.
28
29
30
– О'кей, ты на семь лет старше. Но есть люди, которые так и не становятся взрослыми. А некоторые взрослые так и не достигают кое в чем моральной зрелости. Человек может быть зрелым, но далеко не во всем…
Она заговорила тише:
– Ты самая лучшая из сестер на свете, и ты почти всегда бываешь права, но в этом деле ты попала пальцем в небо. Неужели не понимаешь, сестренка, что для тебя было просто неожиданным ударом увидеть их вместе и ты подумала то, что подумала, и поторопилась сделать вывод, а когда ты это сделала, ты заставила страдать другую сторону и упрямая, как все Рэндаллы, не захотела обдумать случившееся еще раз. Ты хочешь сделать ему больно, чтобы сравнять счет. Почему вы, взрослые, мучаете себя и своих любимых и не можете честно признаться в своих чувствах?
– Книжек начиталась…
– Да, начиталась. Разве не за тем отец послал меня в школу, чтобы я научилась понимать жизнь? И еще одно. Любовь немыслима без доверия, и достаточно малейшего подозрения, чтобы ее разрушить. Надеюсь, что настанет день, когда я влюблюсь в человека, похожего на Зика, и когда это случится, я буду его любить, любить до бесконечности, и мою любовь ничто не изменит.
Она бросилась на кровать и обняла Пэтти.
– Сестричка, подумай об этом. Больше я ничего не прошу. Пусть твое самомнение немного отдохнет, а ты поразмысли обо всем трезво и объективно, тем более ты теперь знаешь, что эта женщина – информатор и Зик очутился в западне, а ты теперь губишь свою жизнь, Зика и мою.
Пэтти растянулась на кровати. В голубых затуманенных глазах появилась едва заметная искорка смеха.
– Значит, по-твоему, – произнесла она, – мне надо выйти замуж за Зика потому, что его любишь ты?
И она то ли заплакала, то ли рассмеялась, уткнувшись Ингрид в плечо.
28
На узле связи без умолку трещали телетайпы, посылая нескончаемый поток давних сплетен. Сбоку, у контрольного пункта сидел агент, поддерживавший связь с радиофицированными автомобилями, патрулирующими по огромному раскинувшемуся городу. Зик, Ньютон и еще два агента следили за патрульным под номером двадцать, двигавшимся вслед за Филиппом Дювалем и Шерли Хатчинсон, ехавшими в «Национальный банк Дальнего Запада» на Уилшир-бульваре. Это был район богатых магазинов: неподалеку находился универмаг «Буллок и Маньэн», где самая дешевая ночная рубашка стоит не меньше ста долларов.
Патрульный номер двадцать замолчал, ожидая появления своих подопечных. Агент, стоявший рядом с Зиком, предположил:
– Он может влепить в нее заряд по ходу движения. Никто не услышит.
Зику такой вариант показался сомнительным. Из проезжающих машин можно заметить, как человек валится на сиденье. И все же чужая душа – потемки. Однако тут риск был оправдан. Гораздо больше Зик опасался того, что Дюваль повезет Шерли прямо на фабрику, где с нею без помех разделается Арти Ричфилд.
Агент номер двадцать вдруг ожил:
– Объект и информатор покидают банк. Объект тащит ее за собой. Быстро заталкивает в машину. Делает полный разворот и направляется обратным маршрутом.
Агент номер двадцать умолк, и Зик стал ходить взад-вперед, собираясь с мыслями. Потом номер двадцатый доложил, что объект ведет машину на умеренной скорости в западном направлении по Уилшир-бульвару. Проехав еще несколько миль, агент номер двадцать доложил, что объект миновал Беверли-Хиллз, и это доказывало, что коллекция так и не попала в магазин.
– Объект продолжает движение наперерез Беверли-Хиллз в западном направлении.
Забрав коллекцию, Дюваль не перемолвился ни словом со своей спутницей. Сидел он подчеркнуто прямо, решительно вцепившись белыми мягкими руками в руль. Как обычно, движение по Уилшир-бульвару было густым. Дюваль шел в общем потоке, не делая попыток к обгону, то и дело глядя в зеркало заднего обзора.
Когда проехали Беверли-драйв, Шерли спросила:
– Разве мы не в магазин?
Ее поразило, как естественно прозвучали эти слова. Ей казалось, что всю ее трясет. Очень страшно. А вдруг Зик не сумеет ей помочь? А вдруг помочь невозможно? Дюваль умен и блистателен. Он способен перехитрить и перемудрить кого угодно. Даже ФБР. В этом она уверена.
Дюваль весело посмотрел на нее.
– У меня нет ни малейшего сомнения, дорогая, что пункт назначения вам известен. В конце концов, в течение нескольких недель вы были одним из участников моих телефонных разговоров.
В глазах у нее потемнело. Она попыталась найти подходящий ответ, но не смогла.
Он же продолжал:
– Вы меня разочаровали, моя дорогая. Я полагал, что вы будете действовать более скрытно, зная, что на вас нацелены две камеры. Ах, да, вы рассчитывали на график. Вы считали себя в безопасности. Неужели вам трудно было догадаться, что аппаратуру можно настроить на любую частоту съемок? Не могу не отметить, что на некоторых снимках вы смотритесь весьма завлекательно.
Она куда-то уплывала, уплывала. Хотя внутри Шерли шла схватка воли со всеохватывающей инерцией ужаса. Она ощущала каждый мускул – надо было держаться. Ненависть к этому мужчине, от которого исходили парикмахерские запахи, полному зловещего очарования, игравшему с ней как кошка с мышью, породила у нее моментальную вспышку собранности.
А где-то вдали слышался голос:
– Сегодня у множества молодых женщин совершенно гротескные зады, и в этой связи я вывел интересную психологическую закономерность. Как правило, к их числу принадлежат те, кто носит богопротивные одеяния, которые так обожает буржуазия, – эластичные брюки. Смею утверждать, что за всю историю человечества еще не было столь вульгарной демонстрации анатомических деталей.
И тут она заметила, что они направляются в тоннель. Надо бежать. Любым способом. В состоянии, близком к истерии, она с отчаянием посмотрела на проезжающую мимо машину. Если прыгнуть…
Он предупредил ее порыв. Ведя машину одной левой, он выставил напоказ крохотный револьвер, небрежно лежащий на коленях.
С устрашающей быстротой они приближались к тоннелю. В темноте ему ничего не стоило убить ее, выбросить тело из машины, и тогда другие машины изуродуют труп до такой степени, что опознание станет невозможным.
Они еще не въехали в тоннель, как надвинулась темнота и все звуки затихли.
Агент номер двадцать сообщил, что объект повернул направо на Сепульведа-бульвар. Зик передал:
– Пост десять, пост десять! Полагаем, что объект и информатор направляются в вашу сторону. За ним следуют агенты двадцать и тридцать. Поддерживайте связь с агентом двадцать и будьте готовы к немедленному вводу в действие плана операции «Б»!
Пост номер десять, дислоцированный рядом с заброшенной фабрикой, возглавлял агент Мартинек, ветеран Бюро с четырнадцатилетним стажем и эксперт по мероприятиям, предусмотренным Зиком в качестве крайней меры по спасению Шерли Хатчинсон, если Дюваль вздумает повезти ее на фабрику. Плимпертон, приданный Мартинеку, подтвердил полученное указание.
В это время агент номер двадцать докладывал:
– Продолжаем двигаться в северном направлении по Сепульведа-бульвару. Проезжаем Сансет-бульвар. Похоже, объект намеревается ехать по старому Сепульведа-бульвару через горы, а не по скоростной магистрали. Информатор все время оглядывается. Опасаемся, что ее действия вызовут подозрения у объекта.
Ньютон обеспокоенно посмотрел на Зика.
– Она не может расколоться еще до того, как вступит в действие план «Б»?
– Не исключено, – сказал Зик и передал посту номер десять: – Считаем безотлагательным в кратчайший срок задействовать план «Б». Просьба договориться о маневре с агентом двадцать.
Тоннель шел под перевалом Санта-Моника. При выезде из тоннеля можно было видеть простирающуюся далеко на север долину Сан-Фернандо вплоть до дальнего горного перевала Санта-Сузана.
Номер двадцатый докладывал:
– Начинаем подъем. Объект движется со скоростью сорок пять миль в час. Срезает повороты. Мы идем на дистанции около двухсот ярдов, между нами одна машина. Информатор сполз на сиденье.
Зик переспросил.
– Информатор сполз на сиденье?
– На спинке сиденья видна только ее голова. Больше мы ничего отсюда не видим.
Заговорил пост номер десять:
– План «Б» вводится в действие на пересечении Сепульведа– и Вентура-бульваров. Просьба подготовить на одной из боковых улиц машину «скорой помощи».
– Будет сделано, – подтвердил Зик. – Позаботимся о «скорой». – В другой микрофон он связался с частной «скорой», уже стоявшей наготове. – Встаньте посередине квартала за Сепульведа-бульваром на Диккенс-бульваре, – предупредил он водителя. Затем переговорил с управлением дорожной полиции Лос-Анджелеса.
– Подъезжаем к тоннелю, – сообщил Двадцатый. – Движение замедлено, потому что из-за ширины тоннеля все машины перегруппировываются в одну линию. Едем со скоростью примерно двадцать пять миль, за объектом две машины…
Последовала пауза, и Ньютон спросил:
– Как насчет кота?
– Его можно вводить в дело часа через два.
Ньютон покачал головой:
– Мы пропали, если столько придется ждать.
В разговор вступил агент номер двадцать:
– Движение замедлилось. Въезжаем в тоннель. Почти остановились. Едва движемся. Ползем. Машину объекта почти не видно. Мы уже на выезде. Выехали. Информатор по-прежнему лежит на сиденье.
Зик передал:
– Наберите скорость и следуйте непосредственно за машиной Дюваля. Попытайтесь проверить, все ли в порядке с информатором.
Он вызвал пост номер десять
– Десятый, вы вышли на исходный рубеж?
Ответил Плимпертон:
– Все готово.
Стоя в нескольких футах от смотровой площадки с видом на долину, пост номер десять ждал, когда Дюваль проедет мимо по Сепульведа-бульвару. Мартинек за рулем и Плимпертон с микрофоном в руках напружинились, готовые по команде выполнить приказ.
Плимпертон произнес в микрофон:
– «Скорая» в исходном положении?
Послышался голос Зика:
– «Скорая» готова.
Дюваль остановился по левую руку от них на красный свет. Шерли Хатчинсон опять оглянулась. Дюваль заметил и что-то сказал. Она покачала головой.
За секунду до того, как зажегся зеленый, Дюваль дал газ, и машина понеслась через перекресток. Мартинек сделал резкий, рискованный поворот под красный свет и пристроился позади машины Дюваля, оттеснив случайный пикап. Водитель грузовичка резко нажал на тормоз – завизжали шины и зло загудел клаксон.
Мартинек повис у Дюваля на хвосте так, что между ними не могла пролезть ни одна машина. Плимпертон не сводил глаз с Шерли Хатчинсон. Она подвинулась к дверце, как бы намереваясь выпрыгнуть.
Подъезжая к Вентура-бульвару, проехав еще несколько кварталов, агенты сцепились руками. Плимпертон облизнул губы и проверил ремень безопасности. Дюваль мягко затормозил перед красным сигналом светофора. Мартинек прибавил газу и нанес резкий, жесткий удар по бамперу машины Дюваля. Голова Дюваля откинулась назад, а Шерли Хатчинсон бросило к ветровому стеклу. Затем он поставил машину на ручной тормоз, отстегнул ремень безопасности и выскочил из машины. Он подбежал к Дювалю в то время, как Плимпертон, пригнувшись, подскочил к машине со стороны Шерли Хатчинсон.
– Идиот, тупица! – орал Мартинек Дювалю. – Кретин, балда! Почему не подаете сигнал остановки?
Дюваль был ошеломлен этим внезапным взрывом обвинений. Шерли Хатчинсон раскрыла рот от неожиданности. Дверца с ее стороны открылась, и Плимпертон поглядел на нее снизу вверх, стоя на корточках.
– Меня прислал Зик, – шепнул он и быстро показал удостоверение. Все это время Мартинек кричал на Дюваля. За ними выстроилась вереница гудящих машин. Подъехал регулировщик на мотоцикле. Плимпертон тихо произнес:
– Теряйте сознание! Падайте, и я вас заберу отсюда. Разыграйте обморок! Немедленно! Прямо сейчас!
По другую сторону машины Мартинек громким голосом выражал свое негодование:
– Откуда только берутся такие недоделанные! Думают, что они на улице одни!
Дюваль попытался остановить этот словесный поток:
– Мой дорогой, не стоит заводиться! Наш спор решат страховые компании.
Глотнув воздух, Шерли Хатчинсон боком повалилась на сиденье. Верхняя часть тела вывалилась из машины прямо в руки Плимпертона.
– Эй, кто-нибудь! Вызовите «скорую»! – крикнул он. «Скорую» вызвал по рации мотоциклист. Появился еще один регулировщик, который встал позади и начал «расшивать» пробку.
– Молодец! – шепнул Плимпертон, пытаясь крепко обхватить Шерли. Она была тяжелее, чем казалась на вид. Боже мой, не уронить бы! Он едва-едва успел встать и прочно опереться на ноги, после чего прошептал:
– Не приходите в себя, пока вас не погрузят в «скорую»!
– Мисс Хатчинсон! – воскликнул Дюваль. Мартинек схватил его за грудки и повернул к себе.
– Господин полицейский, – возмутился Дюваль, – будьте любезны, уберите от меня этого маньяка!
Мартинек с криком обратился к собравшимся.
– Вы все свидетели. Он не желает сообщить фамилию и адрес. – Он опять повернулся к Дювалю. – Закон требует, чтобы вы сообщили мне фамилию и адрес.
– Спокойно, – произнес офицер-мотоциклист, – я сам запишу эти сведения.
Подвывая сиреной, «скорая помощь» пробивалась сквозь плотный поток машин и, подъехав, встала рядом. Появился еще один полицейский, чтобы отодвинуть зевак в сторону.
– Осторожно! – воскликнул Плимпертон так, чтобы услышал Дюваль, – у нее может быть сломана шея.
– Куда вы ее увозите? – спросил Дюваль.
– В больницу «Скорой помощи» «Сан-Фернандо Вэлли», – сказал один из санитаров.
Офицер-мотоциклист с огромным трудом удерживал Мартинека от грубых выходок, а тот требовал, чтобы Дюваль предъявил права. Дюваль отдал права регулировщику.
– Тоже мне ущерб: оцарапан бампер, – произнес Дюваль. – Этот человек сумасшедший, настоящий сумасшедший.
Санитары подняли носилки. Шерли Хатчинсон лежала неподвижно, точно мертвая. Носилки аккуратно вдвинули в машину. Туда же сел Плимпертон, и машина рванула с места, оглушительно воя.
– О'кей, – сказал мотоциклист, – а теперь отъезжайте. Оба. Давай, давай освобождай дорогу.
В машине Шерли Хатчинсон стала разглядывать Плимпертона. А он подумал: «Какие у нее прелестные губы! Уголки смотрят чуть-чуть наверх». Он терпеть не мог женщин с опущенными губами.
– Думала, что мне конец, – промурлыкала она тоном, специально предназначенным для извлечения максимального сочувствия со стороны мужчин. – Но я была уверена, что Зик что-нибудь придумает. – Тут она красиво пожала плечиками. – А вот «скорой помощи» я не ожидала!
Плимпертон поглядел на нее с восхищением. Его всегда забавляло наблюдать за тем, как женщина разыгрывает спектакль.
– Понимаю. У него оригинальный склад мыслей. Не такой, как у прочих. Даже не представляю, как это терпит его жена.
Она чуть не сорвалась с носилок, а он вынужден был поддержать ее, чтоб не упала.
– Жена?!
Плимпертон кивнул.
– Пошел по третьему кругу. А с теми двумя дело обстоит так: одна в психбольнице, а что с другой – никому не известно.
Патрульный номер двадцать замолчал, ожидая появления своих подопечных. Агент, стоявший рядом с Зиком, предположил:
– Он может влепить в нее заряд по ходу движения. Никто не услышит.
Зику такой вариант показался сомнительным. Из проезжающих машин можно заметить, как человек валится на сиденье. И все же чужая душа – потемки. Однако тут риск был оправдан. Гораздо больше Зик опасался того, что Дюваль повезет Шерли прямо на фабрику, где с нею без помех разделается Арти Ричфилд.
Агент номер двадцать вдруг ожил:
– Объект и информатор покидают банк. Объект тащит ее за собой. Быстро заталкивает в машину. Делает полный разворот и направляется обратным маршрутом.
Агент номер двадцать умолк, и Зик стал ходить взад-вперед, собираясь с мыслями. Потом номер двадцатый доложил, что объект ведет машину на умеренной скорости в западном направлении по Уилшир-бульвару. Проехав еще несколько миль, агент номер двадцать доложил, что объект миновал Беверли-Хиллз, и это доказывало, что коллекция так и не попала в магазин.
– Объект продолжает движение наперерез Беверли-Хиллз в западном направлении.
Забрав коллекцию, Дюваль не перемолвился ни словом со своей спутницей. Сидел он подчеркнуто прямо, решительно вцепившись белыми мягкими руками в руль. Как обычно, движение по Уилшир-бульвару было густым. Дюваль шел в общем потоке, не делая попыток к обгону, то и дело глядя в зеркало заднего обзора.
Когда проехали Беверли-драйв, Шерли спросила:
– Разве мы не в магазин?
Ее поразило, как естественно прозвучали эти слова. Ей казалось, что всю ее трясет. Очень страшно. А вдруг Зик не сумеет ей помочь? А вдруг помочь невозможно? Дюваль умен и блистателен. Он способен перехитрить и перемудрить кого угодно. Даже ФБР. В этом она уверена.
Дюваль весело посмотрел на нее.
– У меня нет ни малейшего сомнения, дорогая, что пункт назначения вам известен. В конце концов, в течение нескольких недель вы были одним из участников моих телефонных разговоров.
В глазах у нее потемнело. Она попыталась найти подходящий ответ, но не смогла.
Он же продолжал:
– Вы меня разочаровали, моя дорогая. Я полагал, что вы будете действовать более скрытно, зная, что на вас нацелены две камеры. Ах, да, вы рассчитывали на график. Вы считали себя в безопасности. Неужели вам трудно было догадаться, что аппаратуру можно настроить на любую частоту съемок? Не могу не отметить, что на некоторых снимках вы смотритесь весьма завлекательно.
Она куда-то уплывала, уплывала. Хотя внутри Шерли шла схватка воли со всеохватывающей инерцией ужаса. Она ощущала каждый мускул – надо было держаться. Ненависть к этому мужчине, от которого исходили парикмахерские запахи, полному зловещего очарования, игравшему с ней как кошка с мышью, породила у нее моментальную вспышку собранности.
А где-то вдали слышался голос:
– Сегодня у множества молодых женщин совершенно гротескные зады, и в этой связи я вывел интересную психологическую закономерность. Как правило, к их числу принадлежат те, кто носит богопротивные одеяния, которые так обожает буржуазия, – эластичные брюки. Смею утверждать, что за всю историю человечества еще не было столь вульгарной демонстрации анатомических деталей.
И тут она заметила, что они направляются в тоннель. Надо бежать. Любым способом. В состоянии, близком к истерии, она с отчаянием посмотрела на проезжающую мимо машину. Если прыгнуть…
Он предупредил ее порыв. Ведя машину одной левой, он выставил напоказ крохотный револьвер, небрежно лежащий на коленях.
С устрашающей быстротой они приближались к тоннелю. В темноте ему ничего не стоило убить ее, выбросить тело из машины, и тогда другие машины изуродуют труп до такой степени, что опознание станет невозможным.
Они еще не въехали в тоннель, как надвинулась темнота и все звуки затихли.
Агент номер двадцать сообщил, что объект повернул направо на Сепульведа-бульвар. Зик передал:
– Пост десять, пост десять! Полагаем, что объект и информатор направляются в вашу сторону. За ним следуют агенты двадцать и тридцать. Поддерживайте связь с агентом двадцать и будьте готовы к немедленному вводу в действие плана операции «Б»!
Пост номер десять, дислоцированный рядом с заброшенной фабрикой, возглавлял агент Мартинек, ветеран Бюро с четырнадцатилетним стажем и эксперт по мероприятиям, предусмотренным Зиком в качестве крайней меры по спасению Шерли Хатчинсон, если Дюваль вздумает повезти ее на фабрику. Плимпертон, приданный Мартинеку, подтвердил полученное указание.
В это время агент номер двадцать докладывал:
– Продолжаем двигаться в северном направлении по Сепульведа-бульвару. Проезжаем Сансет-бульвар. Похоже, объект намеревается ехать по старому Сепульведа-бульвару через горы, а не по скоростной магистрали. Информатор все время оглядывается. Опасаемся, что ее действия вызовут подозрения у объекта.
Ньютон обеспокоенно посмотрел на Зика.
– Она не может расколоться еще до того, как вступит в действие план «Б»?
– Не исключено, – сказал Зик и передал посту номер десять: – Считаем безотлагательным в кратчайший срок задействовать план «Б». Просьба договориться о маневре с агентом двадцать.
Тоннель шел под перевалом Санта-Моника. При выезде из тоннеля можно было видеть простирающуюся далеко на север долину Сан-Фернандо вплоть до дальнего горного перевала Санта-Сузана.
Номер двадцатый докладывал:
– Начинаем подъем. Объект движется со скоростью сорок пять миль в час. Срезает повороты. Мы идем на дистанции около двухсот ярдов, между нами одна машина. Информатор сполз на сиденье.
Зик переспросил.
– Информатор сполз на сиденье?
– На спинке сиденья видна только ее голова. Больше мы ничего отсюда не видим.
Заговорил пост номер десять:
– План «Б» вводится в действие на пересечении Сепульведа– и Вентура-бульваров. Просьба подготовить на одной из боковых улиц машину «скорой помощи».
– Будет сделано, – подтвердил Зик. – Позаботимся о «скорой». – В другой микрофон он связался с частной «скорой», уже стоявшей наготове. – Встаньте посередине квартала за Сепульведа-бульваром на Диккенс-бульваре, – предупредил он водителя. Затем переговорил с управлением дорожной полиции Лос-Анджелеса.
– Подъезжаем к тоннелю, – сообщил Двадцатый. – Движение замедлено, потому что из-за ширины тоннеля все машины перегруппировываются в одну линию. Едем со скоростью примерно двадцать пять миль, за объектом две машины…
Последовала пауза, и Ньютон спросил:
– Как насчет кота?
– Его можно вводить в дело часа через два.
Ньютон покачал головой:
– Мы пропали, если столько придется ждать.
В разговор вступил агент номер двадцать:
– Движение замедлилось. Въезжаем в тоннель. Почти остановились. Едва движемся. Ползем. Машину объекта почти не видно. Мы уже на выезде. Выехали. Информатор по-прежнему лежит на сиденье.
Зик передал:
– Наберите скорость и следуйте непосредственно за машиной Дюваля. Попытайтесь проверить, все ли в порядке с информатором.
Он вызвал пост номер десять
– Десятый, вы вышли на исходный рубеж?
Ответил Плимпертон:
– Все готово.
Стоя в нескольких футах от смотровой площадки с видом на долину, пост номер десять ждал, когда Дюваль проедет мимо по Сепульведа-бульвару. Мартинек за рулем и Плимпертон с микрофоном в руках напружинились, готовые по команде выполнить приказ.
Плимпертон произнес в микрофон:
– «Скорая» в исходном положении?
Послышался голос Зика:
– «Скорая» готова.
Дюваль остановился по левую руку от них на красный свет. Шерли Хатчинсон опять оглянулась. Дюваль заметил и что-то сказал. Она покачала головой.
За секунду до того, как зажегся зеленый, Дюваль дал газ, и машина понеслась через перекресток. Мартинек сделал резкий, рискованный поворот под красный свет и пристроился позади машины Дюваля, оттеснив случайный пикап. Водитель грузовичка резко нажал на тормоз – завизжали шины и зло загудел клаксон.
Мартинек повис у Дюваля на хвосте так, что между ними не могла пролезть ни одна машина. Плимпертон не сводил глаз с Шерли Хатчинсон. Она подвинулась к дверце, как бы намереваясь выпрыгнуть.
Подъезжая к Вентура-бульвару, проехав еще несколько кварталов, агенты сцепились руками. Плимпертон облизнул губы и проверил ремень безопасности. Дюваль мягко затормозил перед красным сигналом светофора. Мартинек прибавил газу и нанес резкий, жесткий удар по бамперу машины Дюваля. Голова Дюваля откинулась назад, а Шерли Хатчинсон бросило к ветровому стеклу. Затем он поставил машину на ручной тормоз, отстегнул ремень безопасности и выскочил из машины. Он подбежал к Дювалю в то время, как Плимпертон, пригнувшись, подскочил к машине со стороны Шерли Хатчинсон.
– Идиот, тупица! – орал Мартинек Дювалю. – Кретин, балда! Почему не подаете сигнал остановки?
Дюваль был ошеломлен этим внезапным взрывом обвинений. Шерли Хатчинсон раскрыла рот от неожиданности. Дверца с ее стороны открылась, и Плимпертон поглядел на нее снизу вверх, стоя на корточках.
– Меня прислал Зик, – шепнул он и быстро показал удостоверение. Все это время Мартинек кричал на Дюваля. За ними выстроилась вереница гудящих машин. Подъехал регулировщик на мотоцикле. Плимпертон тихо произнес:
– Теряйте сознание! Падайте, и я вас заберу отсюда. Разыграйте обморок! Немедленно! Прямо сейчас!
По другую сторону машины Мартинек громким голосом выражал свое негодование:
– Откуда только берутся такие недоделанные! Думают, что они на улице одни!
Дюваль попытался остановить этот словесный поток:
– Мой дорогой, не стоит заводиться! Наш спор решат страховые компании.
Глотнув воздух, Шерли Хатчинсон боком повалилась на сиденье. Верхняя часть тела вывалилась из машины прямо в руки Плимпертона.
– Эй, кто-нибудь! Вызовите «скорую»! – крикнул он. «Скорую» вызвал по рации мотоциклист. Появился еще один регулировщик, который встал позади и начал «расшивать» пробку.
– Молодец! – шепнул Плимпертон, пытаясь крепко обхватить Шерли. Она была тяжелее, чем казалась на вид. Боже мой, не уронить бы! Он едва-едва успел встать и прочно опереться на ноги, после чего прошептал:
– Не приходите в себя, пока вас не погрузят в «скорую»!
– Мисс Хатчинсон! – воскликнул Дюваль. Мартинек схватил его за грудки и повернул к себе.
– Господин полицейский, – возмутился Дюваль, – будьте любезны, уберите от меня этого маньяка!
Мартинек с криком обратился к собравшимся.
– Вы все свидетели. Он не желает сообщить фамилию и адрес. – Он опять повернулся к Дювалю. – Закон требует, чтобы вы сообщили мне фамилию и адрес.
– Спокойно, – произнес офицер-мотоциклист, – я сам запишу эти сведения.
Подвывая сиреной, «скорая помощь» пробивалась сквозь плотный поток машин и, подъехав, встала рядом. Появился еще один полицейский, чтобы отодвинуть зевак в сторону.
– Осторожно! – воскликнул Плимпертон так, чтобы услышал Дюваль, – у нее может быть сломана шея.
– Куда вы ее увозите? – спросил Дюваль.
– В больницу «Скорой помощи» «Сан-Фернандо Вэлли», – сказал один из санитаров.
Офицер-мотоциклист с огромным трудом удерживал Мартинека от грубых выходок, а тот требовал, чтобы Дюваль предъявил права. Дюваль отдал права регулировщику.
– Тоже мне ущерб: оцарапан бампер, – произнес Дюваль. – Этот человек сумасшедший, настоящий сумасшедший.
Санитары подняли носилки. Шерли Хатчинсон лежала неподвижно, точно мертвая. Носилки аккуратно вдвинули в машину. Туда же сел Плимпертон, и машина рванула с места, оглушительно воя.
– О'кей, – сказал мотоциклист, – а теперь отъезжайте. Оба. Давай, давай освобождай дорогу.
В машине Шерли Хатчинсон стала разглядывать Плимпертона. А он подумал: «Какие у нее прелестные губы! Уголки смотрят чуть-чуть наверх». Он терпеть не мог женщин с опущенными губами.
– Думала, что мне конец, – промурлыкала она тоном, специально предназначенным для извлечения максимального сочувствия со стороны мужчин. – Но я была уверена, что Зик что-нибудь придумает. – Тут она красиво пожала плечиками. – А вот «скорой помощи» я не ожидала!
Плимпертон поглядел на нее с восхищением. Его всегда забавляло наблюдать за тем, как женщина разыгрывает спектакль.
– Понимаю. У него оригинальный склад мыслей. Не такой, как у прочих. Даже не представляю, как это терпит его жена.
Она чуть не сорвалась с носилок, а он вынужден был поддержать ее, чтоб не упала.
– Жена?!
Плимпертон кивнул.
– Пошел по третьему кругу. А с теми двумя дело обстоит так: одна в психбольнице, а что с другой – никому не известно.
29
Оперативка началась в конференц-зале в семь часов вечера. В маленькое помещение набились четырнадцать агентов, большинство старше тридцати лет. Совещание вел Зик.
– Прошу принять во внимание, что объект, Филипп Дюваль, на данный момент не совершил никакого преступления. Дюваль приобрел абсолютно законным путем коллекцию драгоценных камней на сумму триста тысяч долларов. Он станет правонарушителем в тот момент, когда уведомит полицию о том, что ее украли. Даже если поручит нашему информатору Кэлу Тэрмену поставить камни в новую оправу, чтобы их нельзя было идентифицировать, он опять-таки не будет нарушителем ни одной из правовых норм, ибо камни – его собственность, и он волен делать с ней все, что пожелает.
Один из агентов спросил:
– А он не опасается, что эта женщина по фамилии Хатчинсон что-нибудь расскажет?
Зик согласился.
– Да, поскольку эта женщина сейчас не с ним и теоретически может дать показания, что он так и не привез коллекцию в магазин «Пале-Рояль», он пока в полицию звонить не будет. С другой стороны, он может пойти ва-банк и заявить, что отвез коллекцию в салон уже после происшествия. Для вашего сведения сообщаю, – добавил он, – Шерли Хатчинсон находится в безопасном месте.
Экономя время, он решил не вдаваться в подробности и не сообщать, что в больницу ее доставил лично Плимпертон. Там ее положили на каталку и провезли по коридорам к служебному входу, где посадили в машину ФБР, которая отвезла ее в район Инглвуд на квартиру одной из секретарш Бюро. Там ее охраняют двое агентов.
– Мы полагаем, – продолжал Зик, – что Дюваль отдаст приказ Арти Ричфилду убить Меморандума, как только он завершит работу. Вот почему так важно запустить Х-14 на фабрику, иначе нет возможности узнать время окончания Меморандумом полученного от Дюваля задания. Кроме того, Х-14 передаст информацию, которая позволит начать осуществление плана, специально разработанного для того, чтобы спровоцировать Дюваля.
Пришла секретарша с запиской. Зик прочел ее с явным беспокойством и передал бумажку Ньютону. В записке говорилось: «Подозреваемый Артур Ричфилд покинул предприятие через семь минут после приезда Филиппа Дюваля. Наблюдение за Ричфилдом ведет Двадцатый».
Зик сказал:
– Это уже по существу. Имейте в виду, что операция начнется ровно в девять.
Вернувшись в кабинет, Зик углубился в изучение диаграммы, запоминая место, назначенное для каждого из агентов, и линии перемещения в зависимости от обстоятельств. Он проверял свой револьвер, когда вошел Плимпертон.
Закладывая патроны в барабан, Зик сказал:
– Нам надо как-то разбудить кота.
Плимпертон щелкнул пальцами.
– Знаю! Вы не поверите, но кот у нас живо очнется!
Тут зазвонил телефон, и Зик выслушал сообщение агентов, ведущих наблюдение за Арти Ричфилдом. Они доложили: только что в магазине «Пале-Рояль» совершен взлом и с помощью малого заряда направленного действия взорван сейф. Итак, почва для заявления Дюваля о краже коллекции подготовлена.
– Прошу принять во внимание, что объект, Филипп Дюваль, на данный момент не совершил никакого преступления. Дюваль приобрел абсолютно законным путем коллекцию драгоценных камней на сумму триста тысяч долларов. Он станет правонарушителем в тот момент, когда уведомит полицию о том, что ее украли. Даже если поручит нашему информатору Кэлу Тэрмену поставить камни в новую оправу, чтобы их нельзя было идентифицировать, он опять-таки не будет нарушителем ни одной из правовых норм, ибо камни – его собственность, и он волен делать с ней все, что пожелает.
Один из агентов спросил:
– А он не опасается, что эта женщина по фамилии Хатчинсон что-нибудь расскажет?
Зик согласился.
– Да, поскольку эта женщина сейчас не с ним и теоретически может дать показания, что он так и не привез коллекцию в магазин «Пале-Рояль», он пока в полицию звонить не будет. С другой стороны, он может пойти ва-банк и заявить, что отвез коллекцию в салон уже после происшествия. Для вашего сведения сообщаю, – добавил он, – Шерли Хатчинсон находится в безопасном месте.
Экономя время, он решил не вдаваться в подробности и не сообщать, что в больницу ее доставил лично Плимпертон. Там ее положили на каталку и провезли по коридорам к служебному входу, где посадили в машину ФБР, которая отвезла ее в район Инглвуд на квартиру одной из секретарш Бюро. Там ее охраняют двое агентов.
– Мы полагаем, – продолжал Зик, – что Дюваль отдаст приказ Арти Ричфилду убить Меморандума, как только он завершит работу. Вот почему так важно запустить Х-14 на фабрику, иначе нет возможности узнать время окончания Меморандумом полученного от Дюваля задания. Кроме того, Х-14 передаст информацию, которая позволит начать осуществление плана, специально разработанного для того, чтобы спровоцировать Дюваля.
Пришла секретарша с запиской. Зик прочел ее с явным беспокойством и передал бумажку Ньютону. В записке говорилось: «Подозреваемый Артур Ричфилд покинул предприятие через семь минут после приезда Филиппа Дюваля. Наблюдение за Ричфилдом ведет Двадцатый».
Зик сказал:
– Это уже по существу. Имейте в виду, что операция начнется ровно в девять.
Вернувшись в кабинет, Зик углубился в изучение диаграммы, запоминая место, назначенное для каждого из агентов, и линии перемещения в зависимости от обстоятельств. Он проверял свой револьвер, когда вошел Плимпертон.
Закладывая патроны в барабан, Зик сказал:
– Нам надо как-то разбудить кота.
Плимпертон щелкнул пальцами.
– Знаю! Вы не поверите, но кот у нас живо очнется!
Тут зазвонил телефон, и Зик выслушал сообщение агентов, ведущих наблюдение за Арти Ричфилдом. Они доложили: только что в магазине «Пале-Рояль» совершен взлом и с помощью малого заряда направленного действия взорван сейф. Итак, почва для заявления Дюваля о краже коллекции подготовлена.
30
На скорости медленного патрулирования Зик и Плимпертон проезжали мимо шинной фабрики. На задней стене здания горел мощный прожектор, ярко освещая выжженное дочерна поле. Проехав еще два квартала, они поставили машину и пошли пешком. Ночь обволакивала окрестности. Легкий туман застилал звезды, а луна была лишь робкой тенью самой себя.
Они быстро проследовали в дальний конец дорожки, где в стареньком «форде» ожидала Ингрид. Когда они подошли поближе, то увидели спящего на заднем сиденье Д. К. с застывшей в воздухе лапой.
Ингрид отворила дверцу машины.
– Тут наверняка бродят привидения. – Она кивнула в сторону Д. К. – Как я сюда приехала, он все время спит. Но доктор совершенно уверен, что кот проснется самостоятельно.
Д. К. простонал, чуть-чуть приоткрыл глаза, а потом опять их закрыл. Он все еще никак не мог понять, что с ним произошло. К счастью, язык и некоторые другие части тела оказались на месте и функционировали нормально. Проверившись дома, он обнаружил лысинку на правой задней ноге и смутно припомнил, как этот мясник воткнул туда иглу. Куда хуже было то одеяние, которое напялил на него какой-то враг кошачьего рода. Он вцепился в него зубами и чуть не содрал. Наверное, оно как-то снимается. Если бы только можно было избавиться от этого противного привкуса во рту! Таким был вкус сигаретных окурков, которые он пробовал в бытность котенком.
Голоса. Разговор. Кто говорит, ему не видно, но тембр он узнал. Эти двое! Пусть только попробуют что-нибудь выкинуть!
Один уже попытался подлизаться к нему. Он перегнулся через переднее сиденье и подал пушистый шарик.
И тут ударили колокола, вспыхнул фейерверк, засвистели свистки, старый Луи Армстронг энергично дунул в трубу, а где-то ударник стал выбивать бешеный ритм. Д. К. поднялся во весь рост, выпустил когти, вонзил их в шарик и потянул его к себе.
Кошачья мята! Впервые за столько лет! Проснулись гормоны. Д. К. запустил в нее лапы, оторвал кусочек, нюхнул и завертел головой.
Плимпертон был безмерно рад. Он обратился к Зику:
– Вот видите! Я же говорил! Это зелье и мертвого подымет! Для кошек это сразу и духи, и вкусная сигарета, и икра! Как в рекламе нефтяной фирмы: запускаете в бензобак тигра!
– Мне бы что-нибудь такое! – посетовал Зик.
Плимпертон отправился на пост. Зик влез в машину, сел рядом с Ингрид и закрыл дверцу. Он обратил внимание на то, что Ингрид оделась, как он сказал: сплошь в темное, от обуви до головного платка. На заднем сиденье Д. К. наслаждался эликсиром богов. Когда он почувствовал на себе взгляд Ингрид, то понял, что ведет себя не по возрасту.
Зик вернулся к обсуждению плана действий:
– В твоем распоряжении всего три минуты. Ты сумеешь покрыть за это время весь маршрут от командного пункта до зольного отверстия и обратно? Лимит жесткий.
– Уложусь.
Сверили часы.
– Осталось двадцать минут.
Он молча ждал. Время тянулось медленно-медленно. Он сжимал и разжимал кулаки, чтобы снять напряжение. Если с Д. К. или Ингрид что-нибудь случится, ему всю жизнь будут мерещиться кошмары.
Вдруг до него дошло, что Ингрид обращается к нему. Очень тихо, очень настойчиво:
– Помнишь, ты видел у меня Джимми? На дне рождения Пэтти.
Не дожидаясь ответа, она продолжала:
– Они ведут себя так, будто я собираюсь за него замуж, но это же обычное приглашение. На самое обычное свидание, но если их послушать, Пэтти и папу,– оба хороши…
– Давай сначала, – сказал Зик. – Я как-то отвлекся.
Ингрид стала рассказывать с самого начала и дошла до того, как они с Джимми собрались ехать с двумя другими парочками на пляж Ньюпорт-Бич, хотя весь класс собрался на ночь в Диснейленд.
– Папа всегда так все понимает, почему же не хочет понять сейчас? До него так и не дошло, как это для меня важно. Джимми и спортсмен, и музыкант, и журналист нашей школьной газеты. За всю свою жизнь я не встречала столь значительного человека, и он пригласил меня – меня – поехать с ним. И я поеду. Мне уже семнадцать, хотя и папа и сестра обращаются со мной, будто мне четырнадцать. Я взрослая. Я такая же взрослая, как Пэтти, если судить по ее поступкам. Все дело в том, что они мне не доверяют. Вот и все. А я думаю, что это ужасно, когда тебе не доверяют в собственной семье. Честное слово, Зик, ты тоже так думаешь?
– Все родители одинаковы, – вставил Зик реплику, как только у него появилась возможность. – Мои тоже были такими.
– Твои? – Ей как-то в голову не приходило, что у Зика тоже могут быть родители. Не верилось. Бывают на свете люди, которые сразу появляются на свет взрослыми.
– Вот именно. И пока ты рассказывала, я как раз вспоминал об этом.
Он был самим собой, и, подумала она, в этом-то и заключалось его обаяние, потому-то с ним так легко говорить обо всем, даже об острейших жизненно важных проблемах. А он продолжал:
– Помню, как однажды мне до смерти захотелось одну вещь, а родители были категорически против, я же тем не менее хотел настоять на своем. И как-то я ехал верхом по каньону вместе со старым ковбоем, и мы ловили беглецов из стада, так вот, я рассказал ему о своих бедах, как ты мне сейчас о своих.
Он замолчал, а она сидела так тихо, что было слышно ее дыхание.
– Помню, как он сказал: «Парень, твои могут быть совершенно не правы. Не правы в доску. Но ты-то какого черта выводишь их из себя? Почему бы не сделать им приятное, даже если они тебя не понимают? Ты же не сдохнешь, если в чем-то им уступишь и тем отблагодаришь их за то, что они уже сделали для тебя?»
Зик снова взглянул на часы.
– Нам пора двигаться. – Он бросил беглый взгляд на заднее сиденье, где Д. К., уткнувшись носом в растрепанный комок кошачьей мяты, испытывал небесное блаженство.
Ингрид отворила заднюю дверцу и просунула руки под кота. А он вытянул вперед голову, чтобы ее лизнуть.
И вот они быстрым шагом двинулись вперед. Зик провел Ингрид с котом на руках поодаль от выгоревшего поля прямо на командный пункт. Здесь было довольно темно, а через раскидистое дерево свет вообще не мог пробиться. Даже луч прожектора сюда не доставал, хотя лежащее перед ними поле было ярко освещено.
Став на четвереньки перед рацией, Плимпертон поочередно связался со всеми постами и уточнил их местопребывание. Ингрид раздвинула кустарник и уселась вместе с устроившимся на коленях Д. К. Из темноты вдруг возник доктор Монтон и приложил к груди кота стетоскоп. Как ребенок, Д. К. подчинялся старшим.
– Пульс наполненный, – прошептал доктор Монтон, – состояние хорошее.
Не говоря ни слова, Зик вручил Ингрид ошейник с карманом, и после того как Д. К. его обнюхал, Ингрид надела на него этот вместо старого. Пристегнула поводок, хотя когда Д. К. был нездоров или напуган, он далеко не отходил. Кот знал, что Ингрид защитит его, а сегодня это ему будет особенно необходимо. Как наждаком, он вылизал ей руку, затем с любопытством поднял голову, вынюхивая, что вокруг. Он вспомнил этот пейзаж. Воспоминания о лучшем за всю жизнь жареном мясе возбудили его. Он решительно вздернул голову, вглядываясь в окрестности, в предвкушении очередных приключений.
Они быстро проследовали в дальний конец дорожки, где в стареньком «форде» ожидала Ингрид. Когда они подошли поближе, то увидели спящего на заднем сиденье Д. К. с застывшей в воздухе лапой.
Ингрид отворила дверцу машины.
– Тут наверняка бродят привидения. – Она кивнула в сторону Д. К. – Как я сюда приехала, он все время спит. Но доктор совершенно уверен, что кот проснется самостоятельно.
Д. К. простонал, чуть-чуть приоткрыл глаза, а потом опять их закрыл. Он все еще никак не мог понять, что с ним произошло. К счастью, язык и некоторые другие части тела оказались на месте и функционировали нормально. Проверившись дома, он обнаружил лысинку на правой задней ноге и смутно припомнил, как этот мясник воткнул туда иглу. Куда хуже было то одеяние, которое напялил на него какой-то враг кошачьего рода. Он вцепился в него зубами и чуть не содрал. Наверное, оно как-то снимается. Если бы только можно было избавиться от этого противного привкуса во рту! Таким был вкус сигаретных окурков, которые он пробовал в бытность котенком.
Голоса. Разговор. Кто говорит, ему не видно, но тембр он узнал. Эти двое! Пусть только попробуют что-нибудь выкинуть!
Один уже попытался подлизаться к нему. Он перегнулся через переднее сиденье и подал пушистый шарик.
И тут ударили колокола, вспыхнул фейерверк, засвистели свистки, старый Луи Армстронг энергично дунул в трубу, а где-то ударник стал выбивать бешеный ритм. Д. К. поднялся во весь рост, выпустил когти, вонзил их в шарик и потянул его к себе.
Кошачья мята! Впервые за столько лет! Проснулись гормоны. Д. К. запустил в нее лапы, оторвал кусочек, нюхнул и завертел головой.
Плимпертон был безмерно рад. Он обратился к Зику:
– Вот видите! Я же говорил! Это зелье и мертвого подымет! Для кошек это сразу и духи, и вкусная сигарета, и икра! Как в рекламе нефтяной фирмы: запускаете в бензобак тигра!
– Мне бы что-нибудь такое! – посетовал Зик.
Плимпертон отправился на пост. Зик влез в машину, сел рядом с Ингрид и закрыл дверцу. Он обратил внимание на то, что Ингрид оделась, как он сказал: сплошь в темное, от обуви до головного платка. На заднем сиденье Д. К. наслаждался эликсиром богов. Когда он почувствовал на себе взгляд Ингрид, то понял, что ведет себя не по возрасту.
Зик вернулся к обсуждению плана действий:
– В твоем распоряжении всего три минуты. Ты сумеешь покрыть за это время весь маршрут от командного пункта до зольного отверстия и обратно? Лимит жесткий.
– Уложусь.
Сверили часы.
– Осталось двадцать минут.
Он молча ждал. Время тянулось медленно-медленно. Он сжимал и разжимал кулаки, чтобы снять напряжение. Если с Д. К. или Ингрид что-нибудь случится, ему всю жизнь будут мерещиться кошмары.
Вдруг до него дошло, что Ингрид обращается к нему. Очень тихо, очень настойчиво:
– Помнишь, ты видел у меня Джимми? На дне рождения Пэтти.
Не дожидаясь ответа, она продолжала:
– Они ведут себя так, будто я собираюсь за него замуж, но это же обычное приглашение. На самое обычное свидание, но если их послушать, Пэтти и папу,– оба хороши…
– Давай сначала, – сказал Зик. – Я как-то отвлекся.
Ингрид стала рассказывать с самого начала и дошла до того, как они с Джимми собрались ехать с двумя другими парочками на пляж Ньюпорт-Бич, хотя весь класс собрался на ночь в Диснейленд.
– Папа всегда так все понимает, почему же не хочет понять сейчас? До него так и не дошло, как это для меня важно. Джимми и спортсмен, и музыкант, и журналист нашей школьной газеты. За всю свою жизнь я не встречала столь значительного человека, и он пригласил меня – меня – поехать с ним. И я поеду. Мне уже семнадцать, хотя и папа и сестра обращаются со мной, будто мне четырнадцать. Я взрослая. Я такая же взрослая, как Пэтти, если судить по ее поступкам. Все дело в том, что они мне не доверяют. Вот и все. А я думаю, что это ужасно, когда тебе не доверяют в собственной семье. Честное слово, Зик, ты тоже так думаешь?
– Все родители одинаковы, – вставил Зик реплику, как только у него появилась возможность. – Мои тоже были такими.
– Твои? – Ей как-то в голову не приходило, что у Зика тоже могут быть родители. Не верилось. Бывают на свете люди, которые сразу появляются на свет взрослыми.
– Вот именно. И пока ты рассказывала, я как раз вспоминал об этом.
Он был самим собой, и, подумала она, в этом-то и заключалось его обаяние, потому-то с ним так легко говорить обо всем, даже об острейших жизненно важных проблемах. А он продолжал:
– Помню, как однажды мне до смерти захотелось одну вещь, а родители были категорически против, я же тем не менее хотел настоять на своем. И как-то я ехал верхом по каньону вместе со старым ковбоем, и мы ловили беглецов из стада, так вот, я рассказал ему о своих бедах, как ты мне сейчас о своих.
Он замолчал, а она сидела так тихо, что было слышно ее дыхание.
– Помню, как он сказал: «Парень, твои могут быть совершенно не правы. Не правы в доску. Но ты-то какого черта выводишь их из себя? Почему бы не сделать им приятное, даже если они тебя не понимают? Ты же не сдохнешь, если в чем-то им уступишь и тем отблагодаришь их за то, что они уже сделали для тебя?»
Зик снова взглянул на часы.
– Нам пора двигаться. – Он бросил беглый взгляд на заднее сиденье, где Д. К., уткнувшись носом в растрепанный комок кошачьей мяты, испытывал небесное блаженство.
Ингрид отворила заднюю дверцу и просунула руки под кота. А он вытянул вперед голову, чтобы ее лизнуть.
И вот они быстрым шагом двинулись вперед. Зик провел Ингрид с котом на руках поодаль от выгоревшего поля прямо на командный пункт. Здесь было довольно темно, а через раскидистое дерево свет вообще не мог пробиться. Даже луч прожектора сюда не доставал, хотя лежащее перед ними поле было ярко освещено.
Став на четвереньки перед рацией, Плимпертон поочередно связался со всеми постами и уточнил их местопребывание. Ингрид раздвинула кустарник и уселась вместе с устроившимся на коленях Д. К. Из темноты вдруг возник доктор Монтон и приложил к груди кота стетоскоп. Как ребенок, Д. К. подчинялся старшим.
– Пульс наполненный, – прошептал доктор Монтон, – состояние хорошее.
Не говоря ни слова, Зик вручил Ингрид ошейник с карманом, и после того как Д. К. его обнюхал, Ингрид надела на него этот вместо старого. Пристегнула поводок, хотя когда Д. К. был нездоров или напуган, он далеко не отходил. Кот знал, что Ингрид защитит его, а сегодня это ему будет особенно необходимо. Как наждаком, он вылизал ей руку, затем с любопытством поднял голову, вынюхивая, что вокруг. Он вспомнил этот пейзаж. Воспоминания о лучшем за всю жизнь жареном мясе возбудили его. Он решительно вздернул голову, вглядываясь в окрестности, в предвкушении очередных приключений.