Григорий Горин
 
Воскресные прогулки

   Каждое воскресенье я провожу вместе с отцом. Обязательно. Несмотря на занятость, бросаю все дела и отправляюсь вместе с ним куда-нибудь – в парк, в кино или просто в сквер. Отец любит гулять со мной и не пропускает ни одного воскресенья.
   Вот и сегодня, только я проснулся, он уже стоит в моей комнате.
   – Здравствуй, – говорит он. – Куда мы сегодня?
   – Сегодня в зоопарк, – говорю я. – Согласен?
   Отец кивает головой. Он любит ходить в зоопарк. Мы бывали там много-много раз, и этот животный мир мне, честно говоря, уже поднадоел, но он любит.
   Пока я чищу зубы, одеваюсь, пока бабушка поит меня молоком и пришивает бретельку к штанам, отец сидит в моей комнате и листает книги. Из кухни сквозь открытую дверь я вижу, как он рассматривает картинки и чему-то улыбается.
   – Я готов! – кричу я.
   – Булки для лебедей взял? – спрашивает отец.
   – Взял.
   В зоопарке никого нельзя кормить, кроме лебедей. Это отец знает. В первый раз, когда мы пришли с ним туда, он бросал обезьянам конфеты, и нас чуть не оштрафовали. А лебедей кормить можно. Они очень смешно толкаются в воде и ловят куски булки прямо на лету.
   Мы едем в автобусе. Отца я посадил ближе к окну – он любит смотреть на дома. Я грызу яблоко. Если в автобусе грызть яблоко, дорога всегда кажется короче.
   – Как дела на работе?
   – Ничего, – говорит отец. – Все в норме.
   – Звягинцев свирепствует?
   – Немного… – Отец сконфуженно улыбается и пытается обнять меня за плечи, но я не даюсь.
   Звягинцев – начальник там, где работает отец. Он всегда придирается к отцу и делает ему разносы на совещаниях. Звягинцев – хам. Впрочем, отец тоже виноват – нельзя быть таким рохлей.
   Мы долго идем мимо птичьих вольеров, смотрим на купающихся медведей, потом стоим возле загона, в котором ходят дикие олени.
   – Почему они языки свесили? – спрашивает отец.
   – Им жарко, – говорю я. – Необходима терморегуляция… Влага испаряется, понимаешь? А еще у оленя есть в сердце кость…
   – Не может быть! – отец испуганно смотрит на меня.
   – Я читал. Ну, может, и не совсем кость, но какая-то костная основа имеется. Поэтому олени такие выносливые.
   Отец смотрит на меня вытаращенными глазами и, кажется, вот-вот расплачется.
   – Нет кости, – говорю я. – Пошутил!
   Мы уходим от загона и направляемся к повозкам с пони. Мне хочется покататься на пони. Отцу тоже хочется покататься на пони, но взрослым запрещено. Я пытаюсь уговорить билетера, объясняю, что отец – легкий и пони не надорвутся, но билетер не разрешает. Тогда я закатываю истерику. Это мой проверенный прием. Валюсь на землю, строю ужасные рожи и ору:
   – Папочка! Я хочу с папочкой! Пустите моего папочку!
   Собирается толпа. Меня поднимают с земли, вытирают слезы. Я мелко дрожу и всхлипываю. Кто-то кричит на билетера. Тот огрызается, но продает отцу билет.
   Мы делаем на повозке два круга. Пони бегут быстро. Непонятно, откуда у них такие силы. Отец обнимает меня, смеется и на поворотах громко кричит: «И-эх!»
   Когда повозка останавливается, он еще несколько минут не может прийти в себя, ерошит волосы и, глядя на меня молящими глазами, спрашивает:
   – Хочешь еще?
   Мне жалко его, но я решительно говорю:
   – Хватит!
   Печально, что приходится быть с ним строгим, но мама права – всему надо знать меру.
   Потом мы идем в кафе, заказываем мороженое. Сегодня здесь богатый ассортимент: каждому приносят по три шарика – шоколадный, фруктовый и апельсиновый. Апельсиновый самый вкусный, если его не глотать кусками, а понемногу слизывать с ложечки. А еще интересно совсем не глотать, а положить кусок мороженого в рот и ждать, пока оно само растает.
   – Что у тебя с квартирой? – спрашиваю я.
   – Был в райисполкоме, – поспешно говорит отец и кладет ложку.
   – Ну что?
   – Они обещали через пару лет…
   – Ты же очередник! Надо взять письмо с работы!
   – Давай в кино пойдем, – предлагает отец. – Новая серия «Ну, погоди!».
   – Нет, – говорю я. – Пойдем в сквер.
   Отец быстро доедает мороженое, и мы встаем.
   Меня всегда бесит его отношение к квартире. В конце концов, при его стаже он имеет право получить квартиру и через свое министерство. У нас сосед так получил. Но разве отцу втолкуешь?
   Бабочка пролетела. Странная какая-то бабочка, коричневая, а на крыльях зеленые кружочки… Вот бы поймать! Но чем поймать – сачок не взял, а панамкой не накроешь… Кстати, насчет квартиры можно посоветовать отцу пожаловаться в газету. Все так делают…
   Мы приходим в сквер. Это очень красивый сквер и недалеко от нашего дома. Здесь есть детская площадка с песком и много скамеек. Тут мы обычно гуляем с родителями.
   Вижу Сашку Кулагина. Он ведет за руку своего отца. На отце – новенький джинсовый костюм с желтыми клепками. Сашка у нас знаменитость – поет в детском хоре при консерватории. В этом году Сашкин хор выезжал на гастроли за границу, вот он отца и одевает во все фирменное.
   – Сашка! – кричу я. – Давай сюда!
   Сашка увидел меня, замахал рукой.
   – Знакомьтесь, это мой папа, – говорю я.
   – А это мой! – говорит Сашка и подталкивает своего отца к моему.
   Они пожимают друг другу руки, смущенно переминаются с ноги на ногу.
   – Вы тут на скамейке посидите, а мы пошли играть,– говорит Сашка, и мы бежим к детской площадке.
   Наши отцы некоторое время стоят молча, потом садятся на скамейку, закуривают.
   – Сколько твоему? – спрашивает Сашка.
   – Тридцать три. А твоему?
   – А моему уже тридцать семь. Но он ничего выглядит, да?
   – Твой в порядке! – говорю я. – А мой что-то сдает. Бледный, не ест ничего…
   Сашка наваливает лопаткой песок, а я ладонями прорываю туннель. Это метро. Сейчас здесь пройдет поезд.
   – Осторожно! Двери закрываются! – писклявым голосом кричит Сашка, и я медленно двигаю вагончики.
   Три часа дня. Пора обедать. Я поднимаюсь с земли, отряхиваюсь, иду к скамейке. Увидев меня, отец поспешно встает, гасит сигарету.
   – Нам пора, – говорит он Сашкиному отцу. – Всего хорошего! Очень рад был познакомиться.
   – До свидания! – говорит Сашкин отец и тоже встает.– До свидания, мальчик. Какой ты бутуз! – Он пытается ущипнуть меня за щеку, но, поймав строгий Сашкин взгляд, испуганно отдергивает руку.
   Мы идем по направлению к дому. Это недалеко, но мы всегда идем это расстояние медленным шагом. Видно, что отцу очень не хочется от меня уходить, но что поделаешь?
   – До свидания, – говорит он, когда мы подходим к дому. – До свидания! – И целует меня в щеку.
   – До свидания, папа, – говорю я. – До следующего воскресенья. Пойдем в кукольный театр, на «Чебурашку»! Мне обещали достать билеты. Ты ведь не видел «Чебурашку»?
   Он улыбается, машет мне рукой и уходит по тротуару к остановке автобуса…
   Они развелись пять лет назад. В чем там было дело, я пока не знаю.
   Конечно, мне надо бы гулять с ним почаще, но что поделаешь, когда столько дел. А тут еще в детском саду к понедельнику велели склеить разноцветные кубики…