Максим Горький
О религиозно-мифологическом моменте в эпосе древних
Письмо А. А. Суркову
[1]
Товарищ Сурков, вот мои соображения по поводу «Соображений о читателе, типе и содержании журнала «Литучёба».
Вы предполагаете «раскрыть влияние религиозных представлений» «на характер и строй поэзии древних», пользуясь материалом «Илиады» и «Одиссеи», – мне думается, что начать нужно с Гезиода и с древнейших мифов Востока. Но и это ещё не начало. Мы обязаны ответить на вопрос, каковы были социальные мотивы происхождения религиозных представлений. Мы не можем пользоваться показаниями буржуазной науки по этому вопросу – мы обязаны искать и найти своё объяснение феномена. Почему и когда рождённая трудом мысль древности, организующая земной, житейский опыт, оторвалась от земли – в небеса, от хлебных злаков и трав – к звёздам, от разумного труда, эксплуатирующего бесчисленные богатства и силы материи, – к сверхразумному, сверхчувственному, к эксплуатации творческих сил людей? Археология показывает нам людей менее искусными в деле строительства жилищ, чем бобры, муравьи, пчёлы, осы. Затем она показывает их шлифующими камень, овладевшими искусством соединять свинец и медь, обрабатывающими железо; затем они изобретают из непрозрачной материи – прозрачную, стекло, открывают среди трав – лён. Эти открытия разделялись одно от другого, вероятно, тысячелетиями, но с каждым изобретением орудий и предметов самоохраны, самозащиты сроки между ними становились всё короче. В какое-то время боги Олимпа и Асгарда ходили по земле, и этот «факт» настолько глубоко врезался в память трудового народа, что ещё в XIX веке в Белоруссии ходил по деревням Христос, сопровождаемый «святыми». Вам, вероятно, известно, что, по моему мнению, которое я ведь не «из пальца высосал», боги древности, благоприятные людям, были мастерами и «героями труда». Нужно понять, почему эти боги переселились на небеса, а на земле заменили их враждебные людям чудовища, волшебники, Кащей Бессмертный, Лихо Одноглазое, Баба-Яга и пр. Почему Демокритово объяснение мира, данное почти за пятьсот лет до христианской эры, получило научное обоснование и практическое значение лишь через две тысячи четыреста лет, а микроскоп изобретён через двести лет после телескопа? Можно привести десятки фактов из области науки и техники, все эти факты будут говорить об одном и том же: в нашем мире издавна работали и работают две мысли, две силы, и одной из них боги когда-то нужны были как образы совершенства, как пример для подражания в труде, а другой – для укрепления её беззаконной власти, которая не находила на земле иного оправдания себе, кроме физической силы. Моя мысль будет понятна Вам, если Вы обратите внимание на «Доклад» мой[2] и на дополнения к «Проекту программы для работы с начинающими писателями», – проекту, с которым «Литучёба», конечно, – и обязательно – должна считаться.
Для того, чтоб раскрыть влияние религиозных представлений на художественное творчество древних, нужно сначала показать это творчество, основанное на труде, облагораживающее и «освящающее» труд, фантазирующее о полной власти над веществом и силами природы, считающее возможным изменять это вещество, взнуздывать эти силы в интересах людей. Всё это дано в сказках. Отзвуки этих стремлений, разумеется, можно найти и в «Калевале», «Гайавате», «Эдде», и нет никакой надобности искать в дружинном, раннефеодальном эпосе, ибо эпос почти исключительно посвящён восхвалению подвигов чудовищной физической силы князя, дружинника, рыцаря и скрытому противопоставлению этой силы творческой силе кузнецов, кожемяк, ткачих, плотников, – силе, которая одевала, обувала, вооружала князя и дружину, строила для них жилища. Несомненно, что, кроме былины о Микуле Селяниновиче, были и другие, в коих отмечались социальные противоречия между пахарем и князем, но от них остались только осколки и намёки. Для нас интересны не только столкновения по этой линии, а главным образом отражения чудесных подвигов труда в сказках о Василисе Премудрой, о Храбром портняжке и т. д., потому что «труду, производящему ценности», мы должны возвратить его значение как возбудителя художественного творчества, как основного источника искусства. Именно таков он был – таковым и должен быть у нас, где он работает на весь мир, работает как показатель дарований, талантов трудового народа и как возбудитель его «духовного», культурного роста. Предполагая пользоваться духовным стихом «как законченным воплощением религиозной функции песенного образа», Вы не должны забывать, что духовный стих – это церковный стих и участие трудового народа в творчестве этого стиха весьма сомнительно. Обратите внимание на следующее: от «языческих» религиозных воззрений, богатых всевозможными противоречиями, довольно слабо канонически и государственно организованных и – как «церковь» – почти не стеснявших свободу религиозного мифотворчества, – вы переходите к церкви христианской, организованной византийски хитроумно, строго и жёстко, о чём говорит её пятивековая жесточайшая борьба с «ересями», в дальнейшем – тысячелетний мрачный гнёт, а ещё ближе к нам – усердная помощь ей со стороны идеалистической философии.
Товарищ Сурков, вот мои соображения по поводу «Соображений о читателе, типе и содержании журнала «Литучёба».
Вы предполагаете «раскрыть влияние религиозных представлений» «на характер и строй поэзии древних», пользуясь материалом «Илиады» и «Одиссеи», – мне думается, что начать нужно с Гезиода и с древнейших мифов Востока. Но и это ещё не начало. Мы обязаны ответить на вопрос, каковы были социальные мотивы происхождения религиозных представлений. Мы не можем пользоваться показаниями буржуазной науки по этому вопросу – мы обязаны искать и найти своё объяснение феномена. Почему и когда рождённая трудом мысль древности, организующая земной, житейский опыт, оторвалась от земли – в небеса, от хлебных злаков и трав – к звёздам, от разумного труда, эксплуатирующего бесчисленные богатства и силы материи, – к сверхразумному, сверхчувственному, к эксплуатации творческих сил людей? Археология показывает нам людей менее искусными в деле строительства жилищ, чем бобры, муравьи, пчёлы, осы. Затем она показывает их шлифующими камень, овладевшими искусством соединять свинец и медь, обрабатывающими железо; затем они изобретают из непрозрачной материи – прозрачную, стекло, открывают среди трав – лён. Эти открытия разделялись одно от другого, вероятно, тысячелетиями, но с каждым изобретением орудий и предметов самоохраны, самозащиты сроки между ними становились всё короче. В какое-то время боги Олимпа и Асгарда ходили по земле, и этот «факт» настолько глубоко врезался в память трудового народа, что ещё в XIX веке в Белоруссии ходил по деревням Христос, сопровождаемый «святыми». Вам, вероятно, известно, что, по моему мнению, которое я ведь не «из пальца высосал», боги древности, благоприятные людям, были мастерами и «героями труда». Нужно понять, почему эти боги переселились на небеса, а на земле заменили их враждебные людям чудовища, волшебники, Кащей Бессмертный, Лихо Одноглазое, Баба-Яга и пр. Почему Демокритово объяснение мира, данное почти за пятьсот лет до христианской эры, получило научное обоснование и практическое значение лишь через две тысячи четыреста лет, а микроскоп изобретён через двести лет после телескопа? Можно привести десятки фактов из области науки и техники, все эти факты будут говорить об одном и том же: в нашем мире издавна работали и работают две мысли, две силы, и одной из них боги когда-то нужны были как образы совершенства, как пример для подражания в труде, а другой – для укрепления её беззаконной власти, которая не находила на земле иного оправдания себе, кроме физической силы. Моя мысль будет понятна Вам, если Вы обратите внимание на «Доклад» мой[2] и на дополнения к «Проекту программы для работы с начинающими писателями», – проекту, с которым «Литучёба», конечно, – и обязательно – должна считаться.
Для того, чтоб раскрыть влияние религиозных представлений на художественное творчество древних, нужно сначала показать это творчество, основанное на труде, облагораживающее и «освящающее» труд, фантазирующее о полной власти над веществом и силами природы, считающее возможным изменять это вещество, взнуздывать эти силы в интересах людей. Всё это дано в сказках. Отзвуки этих стремлений, разумеется, можно найти и в «Калевале», «Гайавате», «Эдде», и нет никакой надобности искать в дружинном, раннефеодальном эпосе, ибо эпос почти исключительно посвящён восхвалению подвигов чудовищной физической силы князя, дружинника, рыцаря и скрытому противопоставлению этой силы творческой силе кузнецов, кожемяк, ткачих, плотников, – силе, которая одевала, обувала, вооружала князя и дружину, строила для них жилища. Несомненно, что, кроме былины о Микуле Селяниновиче, были и другие, в коих отмечались социальные противоречия между пахарем и князем, но от них остались только осколки и намёки. Для нас интересны не только столкновения по этой линии, а главным образом отражения чудесных подвигов труда в сказках о Василисе Премудрой, о Храбром портняжке и т. д., потому что «труду, производящему ценности», мы должны возвратить его значение как возбудителя художественного творчества, как основного источника искусства. Именно таков он был – таковым и должен быть у нас, где он работает на весь мир, работает как показатель дарований, талантов трудового народа и как возбудитель его «духовного», культурного роста. Предполагая пользоваться духовным стихом «как законченным воплощением религиозной функции песенного образа», Вы не должны забывать, что духовный стих – это церковный стих и участие трудового народа в творчестве этого стиха весьма сомнительно. Обратите внимание на следующее: от «языческих» религиозных воззрений, богатых всевозможными противоречиями, довольно слабо канонически и государственно организованных и – как «церковь» – почти не стеснявших свободу религиозного мифотворчества, – вы переходите к церкви христианской, организованной византийски хитроумно, строго и жёстко, о чём говорит её пятивековая жесточайшая борьба с «ересями», в дальнейшем – тысячелетний мрачный гнёт, а ещё ближе к нам – усердная помощь ей со стороны идеалистической философии.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента