Горшков Валерий Сергеевич. Черная метка

   Сосновский вернулся к столу, вытащил из пачки очередную сигарету и, нагнувшись, прикурил от настольной зажигалки в форме Эйфелевой башни.
   Обошел стол и тяжело рухнул в глубокое «президентское» кресло с высокой спинкой.
   Задумчиво посмотрел сначала на плачущую дочь, потом на молчаливо стоящего у окна, оперевшегося о подоконник Чиркова.
   Зажал сигаретный фильтр губами, откинулся на спинку и сложил руки перед грудью, сосредоточенно сдвинув брови.
   – Завтра же вместе с двумя бойцами Палыча улетишь в Австралию в наш новый дом на побережье и будешь загорать там под пальмами до тех пор, пока я не разрешу вернуться. Ясно тебе?!
   – Никуда я не полечу! – Ирина вскочила с места. – Мне там делать нечего!
   – Я тебя и спрашивать не стану, принцесса на горошине! – сухо резюмировал Михаил Борисович. – Когда, дай бог, разгребу дерьмо, вернешься в Питер и можешь проваливать на все четыре стороны! А сейчас, я тебя умоляю, дай мне возможность спокойно поговорить с Феликсом. Задолбала уже, сил моих нет! Сама выйдешь из кабинета или за ручку проводить?
   Оскорбленно вскочив с кресла и на ходу смахнув с покрасневшего лица слезы, дочь самого богатого коммерсанта Северной столицы с гордо поднятой головой выбежала в приемную, громко хлопнув дверью.

Хирург

   Блох встал, подошел к выходящему на фасадную часть дома окну и осторожно отдернул штору.
   Так и есть! Синий «ровер» с тонированными стеклами и областными номерами, припаркованный чуть в стороне от площадки для автомобилей жильцов, появился во дворе явно впервые. Наверняка сидящие внутри личности, непременно с квадратными плечами и пистолетами под куртками, и есть посланные по его душу охраннички…
   Что ж, проверить не трудно. Заодно и Власа навестить – вопрос с тачкой обсудить.
   Надев теплый спортивный костюм с капюшоном, кроссовки и накинув короткий пуховик, хирург вышел из квартиры, запер входную дверь и настойчиво позвонил в квартиру напротив.
   Вскоре тихо загудел кодовый электрический замок, и в дверном проеме засияла круглая, заспанная физиономия одного из бригадиров «малышевской» группировки Власа с явными следами бодуна под заплывшими глазами.
   – А, ты… Тебе чего, старый? – протирая зенки и широко открывая в зевке свою лошадиную пасть, прогундосил браток.
   – Дело есть, – позыркав по сторонам и убедившись, что на чистой, застеленной ковровой дорожкой площадке и на примыкающем лестничном пролете нет ни души, с ходу в карьер начал Евгений. – Ты, помнится, хотел себе мой «лендровер». А я решил другую лайбу себе прикупить, попроще… И с должком одним рассчитаться. Не передумал еще?
   – Ну… – борясь с остатками сна, пожал плечами Влас. – Нет вроде. А то мой «бамбук» уже того… отбегался, – поковыряв в носу, лениво сообщил бригадир. – Только я, слышь, больше двадцати пяти кусков не дам, мне не горит… Тачек понтовых сейчас в автосалонах – море, а башлей у фраеров – с гулькин хер заныкано! Так что сам решай…
   – Ладно, бери за кварт, – скрепя сердце согласился Блох. – Только мне деньги еще вчера нужны были.
   – По-л! Тащи ключи и техпаспорт, – ухмыльнувшись, сказал Влас, – и получишь баксы. С перепиской не заржавеет, сам организую. У меня половина гаишников в больших погонах, или как там они сейчас называются, в друганах ходят! Ха! – довольно почесал мясистую волосатую грудь, украшенную тяжелым золотым распятием, бригадир. – Я по пацанке с их дружбы два года сытно кормился, левые тачки из «бундеса» осветляя!.. Теперь, конечно, компьютеры всякие, проверки, с ворованными иномарками дел не имею, но связи кое-какие нужные остались.
   – С тобой приятно иметь дела, – улыбнулся в ответ Евгений.
   Вернувшись на несколько секунд в квартиру, он протянул поджидающему Власу ключи и документы, а взамен получил сверток с обещанными долларами.
   – А что у тебя за долги, старик?! – Заграбастав по лимонадной цене приличную машину, браток заметно оттаял сердцем. Ему очень захотелось сделать соседу что-то хорошее. – Может, помочь нужно? Ты скажи! Если тема на твоей стороне, проблем не будет!
   – Да нет, здесь другое, – отмахнулся Блох, направляясь к лифту. – Я давно еще брал кредит в банке, на покупку оборудования для клиники, а этот кризис… В общем, срок платить пришел, а бабок не хватает. Спасибо тебе, выручил! – Сделав соседу прощальный жест, хирург зашел в кабину и нажал кнопку первого этажа…
   Едва он вышел из подъезда и, накинув на голову капюшон спортивной куртки, превозмогая глухо стучащие в голове кувалды, побежал вдоль ведущей к лесу пешеходной дорожки, как стоящий у бордюра припорошенный снежком «ровер» тихо заурчал мотором, развернулся и не спеша покатил следом. Что и требовалось доказать.
   Значит, Ворон зря слов на ветер не бросает и кровно заинтересован, чтобы с головы хирурга, особенно после стычки с людьми какого-то Чахлого, не упал ни единый волосок…
   Попробуй разозли такого! Линять, только линять!
   С огромным трудом, задыхаясь и едва передвигая ноги, Евгений добежал до круглосуточного магазина, купил в нем маленький пакет кефира, выпил его, обливаясь, тут же, у стеклянных дверей, опустил пакет в мусорник и, закутавшись в теплый пуховик, уже не спеша направился назад к дому.
   «Ровер», как привязанный, следовал сзади на почтительном расстоянии…
   Вернувшись в квартиру, наскоро собрав в кожаный кейс деньги и документы, а в объемистую хоккейную сумку – кое-что из новой одежды и обуви, подороже, пластический хирург с тоской обвел взглядом роскошные апартаменты, к которым так долго и тщательно подбирал обстановку, в последний раз прошелся по комнатам, поднявшись на второй уровень и заглянув даже в ванную комнату с огромным, «разговаривающим» по-русски четырехместным голубым джакузи с компьютерной панелью управления. Да, больше он никогда сюда не вернется.
   Не удержавшись, достал из холодильника на кухне несколько дорогих упаковок со жратвой и затолкал в сумку поверх шмоток. Туда же втиснул кейс.
   Кажется, все. Пора ставить финальную точку в спектакле и сваливать. Заглянуть в агентство, в котором покупал хату, заключить кредитный договор, получить наличные или чек и – в Пулково, в гостиницу.
   Завтра днем он будет уже в Хельсинки, где еще с начала девяностых прочно обосновался и пустил корни старый друг и коллега Роберт, с которым когда-то вместе учились в медицинском.
   Однако на душе Евгения противно, настойчиво скребли кошки…
   «А может, не пороть горячку?! Может, все само собой устаканится?!» – раз за разом с надеждой спрашивал внезапно разделившийся на две половины внутренний голос.
   «Нет! Иначе точно кончат и закопают! Если не Ворон, так Чахлый, какая разница?! – уверенно отвечала вторая половина. – Лучше за бугром с деньгами и головой, чем на родине – под асфальтом! Давай бери нож и режь палец, чего встал?! Если ты пустишь Ворона по ложному следу, то можешь спать спокойно! Пусть потом головорезы разбираются друг с другом!»
   Повинуясь настойчиво бубнящему в подсознании голосу, Блох достал из домашней аптечки пузырек с йодом и упаковку бинта, выудил из кухонного стола маленький острый ножик и полоснул сверкающим лезвием по подушечке на ладони левой руки.
   Кровь не заставила себя долго ждать – первые алые капли упали на паркет уже через пару секунд…
   Теперь нужно оставить как можно больше следов в прихожей, для убедительности. Вот так, отлично! И по зеркалу тоже пройтись, сымитировать борьбу…
   Хватит, довольно! Переигрывать ни к чему!
   Смочив бинт йодом, хирург, слегка скривившись лицом, обработал неопасную рану и наложил повязку.
   Дело сделано. Нож и испачканный бинт вскоре навсегда исчезнут в ближайшем мусорном контейнере.
   Пора…

Генерал Чирков

   Олигарх расстегнул верхнюю пуговицу белой рубашки, одним рывком ослабил узел дорогого галстука и, поймав мудрый взгляд начальника службы безопасности, усталым жестом пригласил его подойти.
   Заслуженный в прошлом чекист, генерал Феликс Павлович Чирков, одно имя которого вызывало у вливающихся в Систему лейтенантов, выпускников «вышки», благоговейный трепет, пересек кабинет и опустился на стул напротив.
   – На твоем месте, Борисыч, я не стал бы упоминать при дочери Москву, – без особых эмоций, словно речь шла о погоде в далеком Владивостоке, произнес ветеран невидимого фронта. – Здесь, конечно, «жучков» нет и быть не может, но… мало ли что девчонка снова выкинет? Такая информация срока давности не имеет…
   – Ты прав, Палыч. Погорячился, с кем не бывает… Это все нервы проклятые! – нехотя признав свое упущение, ответил Сосновский. А потом, стряхнув пепел, внимательно, с прищуром посмотрел на Чиркова: – Или ты просто хочешь сказать, что вся эта психологическая показуха с «колесами» и якобы внедренным в твою гвардию «кротом» ни с какого бока не относится к тому анонимному звонку из столицы?! Или к нашему контракту на покупку «Голубой лагуны»?!
   – Как раз наоборот, я просто уверен, что порнуха – их последнее китайское предупреждение. – Скулы начальника охраны заметно напряглись, взгляд стал жестче. – Ради такого куша, как целый туристический городок на облюбованном средним классом близком солнечном побережье, они не остановятся ни перед чем… Теплое море, песчаные пляжи, триста двадцать солнечных дней в году… Найти лучшее применение грязным капиталам, осевшим на счетах за рубежом, – это надо очень-очень постараться. И вдруг – такой козырный шанс! Грех упускать…
   – А мне?! – чуть не кипя от злости, напомнил олигарх и смачно, со знанием дела, выматерился.
   …Пять дней назад в офис возглавляемой Михаилом Сосновским холдинговой компании позвонил неизвестный – как определила служба безопасности олигарха – из Москвы и, не называя себя, вежливо, но настойчиво попросил отказаться от намеченной на будущую неделю покупки носящего название «Голубая лагуна» туристического комплекса в Ларнаке, состоящего из пяти четырехзвездочных отелей, аквапарка, городка развлечений и агентства по прокату автомобилей. Предварительная договоренность о сделке с владельцем контрольного пакета акций – властями Кипра – была достигнута Сосновским на недавно завершившихся длительных и сложных переговорах.
   Туркомплекс оценили в один миллиард двести семьдесят миллионов долларов. Михаил Борисович планировал вложить в него более двух третей своих капиталов, тем самым окончательно переместив львиную долю бизнеса из нестабильной во всех отношениях России в тихий и прибыльный рай солнечного средиземноморского острова…
   – Ты уверен, что эти сволочи не принимали всерьез вероятность того, что Ирка клюнет на угрозы и начнет подбрасывать мне таблетки? – с некоторой тревогой в голосе спросил коммерсант, давя в пепельнице третий за последние пятнадцать минут окурок. – А если бы она сломалась и?..
   – Вряд ли они надеялись на такой результат, – чуть скривил губы Чирков. – Да и таблетки, если верить экспертизе маэстро Ворона, в достоверности которой я, как профессионал, не сомневаюсь, – далеко не такие страшные, какими могли быть в случае желания нейтрализовать тебя столь экзотическим способом. Нет, здесь был расчет исключительно на давление… Дескать, вот какие мы крутые и благородные, лишние трупы нам ни к чему. А вот крепко напомнить о всей серьезности намерений – это запросто! Кстати, и Ворон так считает. На языке спецучебников по психотехнике подобный метод называется «Капкан». Проходили не раз, в том числе и на практике. Ну а насчет «крота» – будь уверен: разберусь.
   – О том, чтобы сорвать сделку, не может даже идти речи! – непреклонно, как вцепившийся в горло задиристой шавке бойцовский бультерьер, заявил Сосновский. – Какие контрмеры мы можем предпринять? Если эти твари пустят в оборот порнуху с Иркиным участием, у меня не останется иного выбора, кроме как уехать из страны… – Заметив мимолетную скептическую усмешку бывалого хищника Чиркова, олигарх поспешно добавил: – Однако сдается мне, что «Русские рабыни» – это только цветочки. Ягодки ждут нас впереди. Я правильно мыслю, Палыч? Хотя Ворон считает, что мне ничего не грозит…
   – Ворон в своем подполье не может знать всех деталей, – возразил главный охранник. – Если ты не согласишься на их условия, тебя попросту постараются убрать, – с присущей его натуре прямотой офицера КГБ резюмировал Чирков.
   – А ты и твоя армия мне в таком случае на хрена?! – в сердцах крикнул обильно вспотевший и измотанный Сосновский, сурово взглянув на бывшего генерала «конторы глубокого бурения». – Раскрой их, Палыч, во что бы то ни стало! С Корначом я договорюсь, я сделал его миллионером, и все его бабки в моих фирмах в офшорах. Он подмогнет всем, чем располагают его люди! Нужно начинать немедленно, у нас времени осталось – в обрез. Через трое суток я должен перевести на счет киприотов первые триста пятьдесят миллионов, и тогда возврата не будет. – Михаил Борисович тяжело вздохнул и, понизив голос, закончил: – Палыч, я хочу знать точно, кто против меня играет… Раз они в курсе сделки с «Голубой лагуной» и хотят прибрать комплекс к своим рукам, то не могли не засветиться в Ларнаке. Да и диск лазерный не из воздуха на свет появился, где-то ведь его записывали!..
   – Согласен, – не задумываясь ответил Чирков. – Я подниму всех своих спецов в течение часа, Борисыч, но, боюсь, этого маловато. Чтобы в столь короткий срок выйти на след московских шакалов и хорошенько врезать по ушам – за Ирку, за наезд и за все хорошее, понадобится подключить к делу десятки агентов и сотрудников ФСБ. В том числе и на Кипре. Уверен, там у конторы своих людей навалом. Но все это далеко не просто даже для фигуры такого масштаба, как Корнач. Да, он у тебя в кармане. Но ты ведь знаешь один из главных законов бизнеса – за каждую услугу надо платить отдельно. Значит, генерала придется хорошенько заинтересовать, и лучше всего не только баксами… Он – охотник. В этот самый момент, когда мы сидим здесь, его главная забота – поимка сбежавшего из открытой клетки опасного зверя… Понимаешь, о чем я? – Бодигард замолчал, выжидательно воззрившись на своего босса.
   Сосновский, в темных зрачках которого меньше чем через секунду промелькнула яркая дьявольская искра, молча отвел глаза в сторону, достал из пачки «Парламента» очередную сигарету, зажал губами и не спеша прикурил.
   Пауза в разговоре затягивалась, стрелка на стоящих в углу часах с маятником пошла уже на третий круг, а олигарх, на сосредоточенном лице которого можно было прочесть лихорадочную работу мысли, все никак не решался заговорить.
   Сидящий напротив волкодав терпеливо ждал. Опираясь на опыт оставшихся за плечами двадцати с лишним лет в некогда самой могущественной секретной службе планеты, Феликс Павлович не сомневался – подброшенная им идея найдет понимание и лихорадочно ищущий решение проблемы Сосновский примет единственно верное, стратегически оправданное решение. Потому что, занимаясь коммерцией и сколотив состояние, он давно понял одну простую истину: люди – лишь пешки, разменный материал, в опасной игре без правил, называемой Большой Бизнес…
   – Ирка ему слишком много чего наболтала… Думаю, гораздо больше, чем мы с тобой можем даже предположить, и он теперь не станет со мной сотрудничать… – наконец тихо пробормотал купающийся в клубах дыма олигарх, медленно покачав головой. – Практически никаких шансов…
   – Не важно. Передавать его в ФСБ, спеленав на стрелке, – утопия, – деловито произнес чекист. – Вполне достаточно, если в обмен на активное содействие в деле с «Голубой лагуной» генерал получит единственную прямую ниточку к Ворону – адрес электронной почты в Интернете. Дальше – уже чужая головная боль. Звонить нужно прямо сейчас, чем раньше он отдаст приказ рыть носом землю – тем лучше…
   Поколебавшись, Сосновский закусил длинный белый фильтр сигареты, словно находясь под гипнозом своего телохранителя, осторожно взял со стола крохотный сотовый телефон, некоторое время осатанело пожирал его глазами, потом чуть слышно пробормотал:
   – Вот так двуногие твари и становятся Иудами… – а затем, словно мысленно перешагнув через невидимый рубикон, плотно сжал губы и принялся решительно тыкать пальцем в пикающие и светящиеся изнутри резиновые кнопки.

Мент-охранник

   Забросив на плечо увесистую спортивную сумку, Блох вышел на просторную лестничную клетку.
   Мягко захлопнул бронированную дверь, закрывшуюся только на «язычок», и, стараясь ступать как можно тише, двинулся по узкому коридорчику. За мусоропроводом он оказался перед застекленной дверью, за которой располагалась пожарная лестница.
   Вряд ли Ворон отрядил для его подстраховки кого-нибудь, кроме тех, кто сидит в «ровере», а значит, за обратной стороной дома следить не должны…
   – Как бы за вора не приняли, – пробормотал под нос хирург, открывая защелки и выходя на облепленную кристалликами наледи лестницу.
   Снаружи все отчетливей крепчал морозец и подвывал колючий зимний ветерок.
   Осторожно спустившись вместе с ношей по скользким металлическим ступенькам вниз, до второго этажа – там, чтобы «домушники» ей не воспользовались, лестница обрывалась, – Евгений еще раз огляделся по сторонам и, примерившись, сбросил вниз, на плотный снег тяжеленную сумку.
   Потом Евгений Викентьевич прыгнул следом, умудрившись при приземлении подвернуть ногу, и с грудным стоном завалился на бок.
   Но похоже, ничего страшного не случилось, нога цела. Просто небольшое растяжение, дня через два-три пройдет.
   Отряхнувшись от снега, Блох забросил на плечо сумку, и в этот момент совсем рядом вдруг послышался грозный окрик, от которого беглец невольно вздрогнул:
   – Стоять, сука! Руки в гору, живо! Попался, сволочь!..
   Послушно выполнив команду, Блох медленно повернулся в направлении голоса и увидел дежурного милиционера в сером камуфляже, охраняющего вход в элитарный жилой комплекс.
   В руках у парня был пистолет, вне всякого сомнения – уже заранее снятый с предохранителя.
   «Твою мать, тут же видеокамера установлена, для наблюдения за аварийным выходом! – с обидой на самого себя запоздало вспомнил хирург, попавший как кур в ощип. – А у мента в холле – монитор! Это же надо так влипнуть!»
   – Как попал внутрь?! – продолжал рычать добросовестно выполняющий свои обязанности милиционер. – Отвечать, быстро!
   – Ты меня сам впустил, через парадный вход… – Откидывая скрывающий лицо капюшон спортивной куртки, Блох обернулся к решительно настроенному охраннику. – Своих не узнаешь, Николай…
   – Евгений Викентьевич?! – медленно опустив оружие, изумленно пробормотал сержант вневедомственной охраны, как того и требовали обязанности, знавший в лицо и пофамильно всех жителей элитарного дома. – Вот это сюрприз… А зачем вы… – милиционер обалдело кивнул на лежащую на снегу тяжелую хоккейную сумку, – полезли через пожарный выход?! Да еще с багажом?
   Оглядевшись по сторонам и, к своему облегчению, не обнаружив посланной Вороном слежки, Блох состроил хмурую физиономию и молча поманил охранника указательным пальцем. А когда тот приблизился вплотную, с чувством сказал:
   – За мной с утра следят бандюги, не исключено – хотят пристрелить! Снаружи, у входа, стоит их «ровер»… Объяснять почему – долго, но сам знаешь, как это обычно бывает…
   – Может, мне вызвать ОМОН?! – мотнув коротко стриженной головой через плечо, в сторону угла дома, предложил бойкий сержант. – Скрутят этих уродов и зубами на бордюр, а потом каблуком по затылку!
   – Не надо, так будет еще хуже, – предостерегающе замахал руками Блох. – Поверь мне. Лучше вот что… Я разберусь с ними по своим каналам, а пока мне нужно исчезнуть, на пару месяцев. И ты мне в этом поможешь! – Порывшись в карманах, хирург выудил пачку долларов, отсчитал несколько зеленых бумажек по пятьдесят и протянул удивленному охраннику. Таких солидных взяток, да и вообще каких-либо, ему раньше не предлагали. – Что бы ни случилось, ты меня не видел, понятно?!
   – Зачем? – машинально взяв протянутые баксы, глухо спросил сержант, пряча халявные деньги в карман камуфляжных брюк. – Не проще ли…
   – Делай, как я сказал, и не переспрашивай! – уже с нажимом, нетерпеливо выпалил Евгений. – В квартире я оставил небольшой беспорядок, пусть покамест думают, что меня бандиты похитили… С тебя взятки гладки, ты ничем не рискуешь! Все понял?! Через пару дней под любым предлогом загляни ко мне в квартиру и, поскольку увидишь кровь на зеркале, вызови коллег. Не слишком сложно в обмен на триста зеленых.
   – Не нравится мне эта затея, Евгений Викентьевич… – покачал головой милиционер. – Все шито белыми нитками, опера могут и не поверить…
   – Поверят, никуда не денутся! – закидывая на плечо хоккейную сумку, успокоил охранника беглец. – Твое дело маленькое! И запомни – у них длинные руки и куплена вся милиция. Если проболтаешься, мне не жить.
   – Не проболтаюсь… – все еще пребывая в некотором замешательстве, буркнул сержант. Он проводил долгим взглядом возбужденного, взмокшего, несмотря на мороз, волокущего тяжелую ношу эскулапа. Тот торопливо хромал к проходу между соседними многоэтажками. – С ума все посходили, в натуре…
   Однако, вспомнив о полученных в качестве гонорара за сообщничество трех сотнях долларов – две месячные зарплаты, – Николай успокоился и, обогнув дом, направился на место своего дежурства, в холл, попутно окидывая взглядом стоящие на площадке и рядом с ней автомобили и размышляя, как с толком потратить свалившуюся с неба «премию».
   Злополучного «ровера» с грозными братками, про который с перекошенным от страха лицом упоминал пластический хирург и который еще две минуты назад собственными глазами видел выбегающий из стеклянных дверей охранник, во дворе уже не было.
   «Ну и хрен с вами! – без каких-либо эмоций подумал сержант, усаживаясь за стол и склоняясь над работающим монитором, передающим изображение с запасного выхода. – Меня ваши барыжьи разборки не касаются, замаксал – и на том спасибо!..»

Сержант Северов

   Три недели он провалялся в госпитале, залечивая зацепленную пулей голень и избавляясь от последствий контузии, вызванной близким разрывом гранаты.
   А после выписки комендантский патруль надел на Ивана Северова наручники, и, ничего не объясняя, поместил на местную губу к штрафникам – двум братишкам, изнасиловавшим и пристрелившим захваченную в плен прибалтийскую снайпершу-наемницу.
   Ближе к вечеру, вместе с ними, под охраной БТР, в крытом «КамАЗе» с решетками на окнах, Ивана перевезли в следственный изолятор, расположенный неподалеку, на границе с Ингушетией.
   Его поместили в одиночку и, разбудив среди ночи, вызвали на первый допрос…
   Комната, куда привели скованного наручниками бывшего разведчика, была не более семи метров по площади, с синими выщербленными стенами, подмытым сыростью потолком с желтыми разводами на струпьях облупившейся штукатурки и маленьким прямоугольным окошком, забранным аж с двух сторон решетками. Из мебели в помещении имелись лишь два стула и допотопный тяжелый стол.
   – Садитесь, сержант, – прикурив сигарету и дав знак конвоиру, чтобы убирался, кивнул на свободный стул высокий мужчина в штатском. Некоторое время, не отводя взгляда, внимательно изучал нацепившего на себя маску холодного безразличия Ивана, после чего стряхнул пепел в стоящую на столе стеклянную банку с окурками и подвинул на край стола сигареты с зажигалкой. – Курите…
   – Не курю, – бесцветным тоном отозвался Северов, тоже изучая своего визави.
   Судя по выправке, возрасту и выражению лица – перед ним был отнюдь не рядовой следователь из военной прокуратуры. Чего в принципе и следовало ожидать, учитывая странность всего происшедшего в расположении части…
   – Завидую, а я вот все никак не могу бросить, – вздохнул мужчина. – Тогда, пожалуй, приступим… Предисловий не будет, мы – люди взрослые, к тому же солдаты, привыкли думать и выражаться кратко и однозначно. Моя фамилия Гайтанов. Я – полковник Главного разведывательного управления Генерального штаба. И у меня к тебе, Иван, есть очень серьезный мужской разговор…
   Откинувшись на жалобно скрипнувшую спинку стула и побарабанив пальцами по крышке стола, Гайтанов выдержал минутную паузу.
   – Сразу уточню – тебя ни в чем не обвиняют, сержант, скорее – наоборот, – медленно заговорил он. – За личное мужество и ликвидацию полевого командира Абдурахмана на тебя уже отправлено представление к награде. Так что расслабься, не держи зла на комбата и не ломай голову над причиной твоего мнимого ареста. Просто надо было, чтобы для посторонних все выглядело натурально… Тема, о которой я хочу с тобой переговорить, хоть и не тянет на государственную тайну, но для определенных структур обладает весьма и весьма ценным содержанием. И вот еще что, – брови Гайтанова сдвинулись к переносице, – в твоей части до сих пор не в курсе, что после нападения боевиков на колонну ты, единственный, остался жив… – Взгляд гээрушника стал холодным, испытующим, колючим. – Тебя покамест считают без вести пропавшим, а это, как ты понимаешь, очень размытая формулировка. С одинаковой легкостью допускающая два возможных финала.