Как он отнесется к просьбе старого друга своего покойного отца помочь забрать из лопнувшего банка его жалкие две тысячи «зеленых», в которые превратились сбережения всей профессорской жизни?
   И обманутый ученый-лингвист решил, не откладывая, навестить сына своего покойного друга, направившись прямиком в городскую мэрию. Найти Кирилла Маркова при помощи телефона Рогов счел таким же бесполезным и пагубным для расшатанных нервов занятием, как толпиться вместе с остальными вкладчиками у закрытых дверей банка, теша себя сказками о том, что некий добрый дядя в лице милиции или финансового инспектора как по мановению волшебной палочки вернет им безвозвратно сгинувшие сбережения. Нужно пробиться к кабинету Кирилла и не уходить от дверей до тех пор, пока не состоится нужный разговор. Рогов поднялся по широкой мраморной лестнице в вестибюль, спросил у какой-то длинноногой девицы в мини-юбке, болтающей по телефону, где найти кабинет господина Маркова, и, получив исчерпывающие сведения и отыскав нужную дверь, решительно распахнул ее.
   Кирилл Валерьевич, склонившись над одной из в беспорядке разбросанных по столу бумаг, одновременно с кем-то беседовал по телефону. Заслышав шаги, он оторвал взгляд от документа, несколько секунд внимательно и хмуро изучал стоящего перед ним старика, словно вспоминая, кто бы это мог быть, а потом вдруг расплылся в улыбке и дружеским жестом указал на одно из кожаных кресел.
   – Здравствуйте, Григорий Филиппович! Извините, – кивнул он на зажатую ладонью телефонную трубку, – я сейчас закончу…
   – Ничего, ничего, Кирюша, я подожду сколько надо! – подобострастно замахал руками Рогов. – Главное – работа, а нежданные визиты знакомых могут и подождать!
   – В таком случае, Петруня, передай своему Кацо, что контракта на ремонт Литейного проспекта он не увидит как своих ушей! – продолжил прерванный разговор Марков, не без труда подбирая похожие по смыслу, но более приятные для слуха профессора слова, должные заменить те, что он хотел произнести, если бы тот неожиданно не вошел в кабинет. – А станет выступать – напущу на него контролеров, пусть проверят, как он реставрировал на государственные средства небезызвестный памятник архитектуры на Васильевском острове! Все!
   Кирилл Валерьевич бросил трубку, достал из нагрудного кармана дорогого пиджака носовой платок и промокнул выступившие на лбу капельки пота. Потом улыбнулся неуклюже присевшему на краешек огромного кресла седому профессору и удрученно покачал головой:
   – Как они меня все достали… Пора уходить в отпуск. Как считаете, Григорий Филиппович?..
   Марков по-приятельски подмигнул старику, почему-то вспомнив веселый рассказ покойного отца о том, как в далеком детстве он однажды умудрился описаться, сидя на коленях у тогда еще младшего научного сотрудника Гриши Рогова. С того дня, когда отец поведал начинающему советскому дипломату о случившемся с ним много лет назад казусе, Кирилл Валерьевич так ни разу о нем и не вспомнил. Наверное, потому, что увлеченный наукой Григорий Рогов не был в их доме частым гостем. В последний раз они встречались на похоронах отца, семь лет назад… Старик за это время сильно сдал… Интересно, что привело его к нему в кабинет?
   – Кирюшенька, милый, я к тебе со своей бедой, – словно прочитав мысли финансиста, решил сразу приступить к главному профессор. – Я, старый дурень, лишь полтора часа назад узнал о закрытии «Кентавр-банка», а там были все мои деньги, скопленные за сорок с лишним лет труда на благо отечественной науки, – Рогов потупил взгляд и печально вздохнул. – Говорят, ты смог выудить оттуда свой вклад, вот я и решил поинтересоваться – есть ли возможность вернуть хотя бы часть моих сбережений? Без них я ноги протяну с моей нищенской пенсией… – Профессор умоляюще посмотрел на мгновенно нахмурившегося Кирилла Валерьевича и добавил:
   – Я понимаю, это непросто… Но я тебя не подведу. Ни одна живая душа… А ты уж извини старика, не слишком верю в случайности, особенно если они касаются больших денежных сумм. Ты только сразу скажи: можно мне надеяться на что-то или лучше забыть о своих деньгах навсегда?
   – М-м-м… Понимаете, в чем дело, Григорий Филиппович… – Застигнутый врасплох финансист не знал, что ответить старому другу отца. Любому другому Марков без колебаний загнул бы ту же самую туфту, что и журналистам на вчерашней пресс-конференции, но этот старик – случай особый. Помявшись несколько секунд, Кирилл Валерьевич наконец решился:
   – А вообще о какой сумме идет речь?
   – О пустяковой, – отмахнулся профессор. – Для серьезных деловых людей, как ты, Кирюша, это просто шелуха от семечек, но для одинокого пожилого пенсионера, как я, – целое состояние!
   – И все же, Григорий Филиппович…
   – Если не считать процентов за последний месяц, то две тысячи долларов, – на одном дыхании произнес Рогов, внимательно наблюдая за реакцией финансиста.
   И, к великой своей радости, заметил тут же проступившую на его тонких губах снисходительную улыбку. Неужели поможет?
   – Ну, семечки – не семечки… – издалека начал Кирилл Валерьевич, откинувшись на спинку кресла, – но я попробую кое-что разузнать. По моим сведениям, финансовая инспекция обнаружила в хранилище банка несколько десятков тысяч долларов – все, что осталось от восьми миллионов, числящихся по документам. Возможно, некоторую часть из этой суммы можно будет вернуть вкладчику Рогову Григорию Филипповичу, так сказать, в виде исключения.
   – Спасибо, спасибо, дорогой! – возликовал профессор, с трудом сдерживая себя, чтобы не броситься и не начать обнимать сидящего перед ним чиновника.
   Однако Марков упреждающе поднял руку.
   – Но сразу предупреждаю вас, Григорий Филиппович! Если хотя бы одно слово просочится за стены этого кабинета, я заработаю себе такие неприятности, что могу остаться без работы! В этом банке почти две тысячи вкладчиков, и если информация о том, что я, используя свое служебное положение, помог другу отца вернуть деньги станет достоянием гласности, мне несдобровать. Вы понимаете, о чем я говорю, Григорий Филиппович? – пристально посмотрел на Рогова главный питерский финансист.
   Старик несколько раз быстро кивнул, после чего многозначительно прижал к губам указательный палец. Марков добродушно улыбнулся, вышел из-за стола и протянул профессору для рукопожатия свою ладонь.
   – Тогда позвоните мне, уважаемый Григорий Филиппович, денька через три-четыре. Думаю, к этому времени я смогу забрать из банка ваш гигантский капитал! Только оставьте, пожалуйста, договор. Иначе как я смогу доказать в инспекции, что вы и ваш вклад действительно существуете?!
   – Конечно, конечно, договор при мне. Вот, пожалуйста! – Засуетившийся старик вытащил из принесенной с собой папки ровный, без единого изгиба, лист с большой двухцветной печатью лопнувшего банка и протянул его финансисту. – И еще раз благодарю вас за содействие. Честно говоря, я уже ни на что не надеялся…
   Благодетель вы мой!..
   – Ну что вы, я ведь пока ничего не сделал, – снисходительно улыбнулся Марков, провожая профессора до двери. – Всего вам доброго, Григорий Филиппович!
   Звоните. Рад был нашей встрече.
   – До свидания, Кирилл Валерьевич, – раскланялся Рогов, переступая порог кабинета, но вдруг остановился и с хитрым прищуром посмотрел на финансиста. – А помнишь, Кирюша, как много лет назад, когда тебе еще не исполнилось и года, я как-то зашел к вам домой и посадил тебя себе на колени?!
   – Вы заставляете меня краснеть, профессор! – улыбнулся, чуть смутившись, Марков. – Чего только не случается в детстве. Теперь остается лишь вспоминать и удивляться: неужели это было правдой?
   – Без всяких сомнений! – рассмеялся счастливый старик.
   Спустя три дня Рогов позвонил по оставленному Кириллом Валерьевичем номеру телефона и финансист предложил профессору зайти к нему в офис завтра с утра. А когда тот явился, Марков, не говоря ни слова, сразу же после приветственного рукопожатия открыл стоящий в углу кабинета сейф и, достав оттуда конверт, положил его перед профессором.
   – Как и договаривались, Григорий Филиппович, получите ваш вклад, – с самодовольной усмешкой произнес финансист, снова вальяжно опускаясь в свое высокое «директорское» кресло, обтянутое темно-вишневой кожей. – Здесь ровно две тысячи, можете пересчитать.
   – Обижаете, Кирилл Валерьевич, – задыхаясь от радости, пробормотал профессор, осторожно беря конверт. – Как я могу… после всего, что вы…
   Спасибо, спасибо огромное! Если бы не вы, я…
   – О чем речь! Пустяки! – небрежно махнул рукой Марков. – Можете считать это компенсацией за казус сорокалетней давности! – Марков был явно доволен неожиданно пришедшей на ум остротой. – Теперь мы квиты, Григорий Филиппович?!
   – Безусловно! – поспешил согласиться Рогов. – Но все же я хочу вас отблагодарить! – Профессор вдруг вспомнил об историке Глебе Герасине и письме настоятеля Спасского монастыря.
   В тот момент знаток старославянской тайнописм не задумывался о том, что посвящает, в сущности, совершенно постороннего человека в чужую, тщательно оберегаемую сотрудником Лондонского клуба искателей сокровищ, тайну.
   Благодарным пенсионером двигало лишь неуемное желание хоть чем-нибудь, пусть даже чисто символически, отблагодарить чиновника за услугу, которую тот совершенно спокойно мог и не оказывать, К тому же профессор помнил давнее увлечение Маркова-младшего, тогда еще сотрудника МИД СССР, всем, что было связано с предметами религиозного культа, в частности старинными иконами.
   Доверчивый пенсионер считал, что бывший дипломат всерьез занят собиранием личной коллекции, и совершенно не задумывался над тем, что страсть к «православному антиквариату» может иметь совершенно иную, более меркантильную и низменную подоплеку, как это и было на самом деле. Пользуясь дипломатической неприкосновенностью и освобождением дипломатического багажа от какого бы то ни было таможенного досмотра, пронырливый молодой делец еще в начале восьмидесятых начал скупать старинные иконы. Он переправлял их за рубеж и уже тогда зарабатывал невероятные по тем временам для простого советского человека деньги. Именно они, несколько сотен тысяч «зеленых», спрятанных до поры до времени в безопасном месте, и послужили впоследствии основой крутого подъема уволившегося из Министерства иностранных дел дельца и создали крепкую материальную базу, позволившую Маркову в перестроечные времена организовать свою маленькую криминальную империю, в конце концов продвинувшую своего хозяина в официальную власть. Весь многомиллионный бюджет города на Неве сейчас, по сути, находился в руках Маркова, и он мог распоряжаться им по своему личному желанию. Естественно, не слишком зарываясь.
   Преисполненный благодарности старик, разумеется, ни о чем подобном даже не догадывался. Для него сын покойного друга был образцом серьезного, целеустремленного молодого человека, успешно сделавшего завидную карьеру исключительно благодаря личным качествам характера, унаследованного от отца.
   Вот оно, простодушие полностью поглощенного наукой человека, всю жизнь прожившего в стороне от реальной жизни!
   Рогов нетерпеливо положил морщинистую руку на плечо Кирилла Валерьевича и, приблизив губы к его уху, словно их разговор могли подслушать, быстро зашептал:
   – Я расскажу вам, где можно достать уникальнейшие предметы церковного культа! Реликвии, собираемые столетиями, потом пропавшие из поля зрения на многие десятилетия и только сейчас обнаруженные!
   – Очень интересно, – несколько удивленно пробормотал финансист, не ожидавший такого развития событий. – И что же это за реликвии?
   – После прихода к власти в октябре семнадцатого года большевикам требовались огромные деньги на упрочение своего режима, – издалека начал Рогов, – и они стали грабить храмы и монастыри по всей России. Но не все монахи добровольно отдавали церковные ценности, столетиями собираемые по крупицам их предшественниками. Некоторые пытались спрятать ценные реликвии в тайники.
   Какие-то из них были впоследствии вскрыты, какие-то – нет. И сокровища древнего Спасского монастыря, находившегося в Вологодской губернии на острове Каменный, со всех сторон окруженного водой и непроходимым лесом, в течение более семидесяти лет тоже считались безвозвратно утерянными…
   Профессор отдышался, пристально посмотрел на сына своего покойного друга, в глазах которого без труда читалась заинтересованность, и продолжил, еще ближе придвинувшись к финансисту:
   – И вот не так давно ко мне пожаловал один молодой человек, который принес копию найденного им в Берлинском историческом архиве письма, написанного последним настоятелем Спасского монастыря. Хитрое письмо, можно сказать с секретом! За семьдесят лет никому, кроме меня, не удалось его расшифровать, – не без гордости сообщил Рогов, покусывая губы от охватившего его возбуждения. – Мне понадобилось несколько месяцев, чтобы найти ключ и перевести письмо.
   Настоятель, спрятавший от большевиков все самое ценное, что было в монастыре, имел все основания опасаться репрессий со стороны новой власти. Чтобы тайна не погибла вместе с ним, он написал письмо своему брату, православному священнику в Афинах, и рассказал о местонахождении расположенного на территории Спасского монастыря тайника. А потом отправил письмо с гонцом. Но тому так и не суждено было добраться до Греции, и письмо попало сначала в руки поляков, а потом, во время войны, – немцев. Там-то его и разыскал историк. Он долго бился над переводом, но безрезультатно. Наконец он узнал обо мне и пришел с просьбой о помощи.
   – А вы помните, в каком конкретно месте находится тайник?
   – Увы, деталей я не помню, – с грустью произнес профессор. – Проклятый склероз! К тому же, уходя от меня, этот хитрый парень стер компьютерный файл, где был записан текст перевода. А я, старый дурень, забыл сделать дубликат. Да и не думал я тогда, что мне это когда-нибудь пригодится… Но мне доподлинно известно – оригинал письма находится в Германии, в Берлине! Так что при желании восстановить текст перевода можно буквально за час. Ведь ключ к тайнописи остался у меня. Правда, в архив нужно еще получить доступ…
   – А вы уверены, Григорий Филиппович, что переведенное вами письмо не фальшивка? – осторожно спросил Марков, что-то помечая на первом попавшемся листе бумаги.
   – Вне всяких сомнений – подлинник! Уж поверьте моему многолетнему опыту, милейший! Но основное дело даже не в самом документе. Перевод письма – это лишь полдела. Проблема в другом. В настоящий момент на месте монастыря находится тюрьма, где отбывают пожизненный срок помилованные убийцы, до этого приговоренные судом к расстрелу! Об этом мне сообщил тот парень, что принес копию письма. Как его фамилия?.. Нет, не помню! Вот что значит старость! – удрученно покачал головой Рогов. – Хотя, может быть, это и не столь важно. С тех пор прошло не так много времени, не думаю, что он успел проникнуть в тайник, – профессор гордо вскинул голову. – Ну как, Кирюша, интересную историю я вам рассказал?
   – Не то слово! – отозвался Марков, задумчиво уставившись в окно. – Даже не знаю, что и сказать… А вы, Григорий Филиппович, ничего не напутали? Ведь сами говорите – склероз?
   Наткнувшись на обиженный взгляд старика, Марков окончательно убедился: все сказанное только что профессором – чистейшая правда! Страшно даже подумать, на сколько может потянуть даже одна старинная икона в драгоценном окладе из тех, что спрятал в тайнике монах! Ради таких денег стоит начать игру. В конце концов, в случае неудачи он потеряет лишь несколько тысяч баксов. Сущая мелочь по сравнению с возможной прибылью. Вот только тюрьма… Придется как-то выходить на ее руководство. Надо серьезно все обдумать… Но для начала необходимо добыть из немецкого архива копию письма, а еще лучше – оригинал!
   Марков знал, кто может ему в этом помочь. В Западном Берлине еще лет десять назад осел один из его знакомых, некто Валентин Шульц, этнический немец, и, по слухам, весьма неплохо там устроился. Когда-то Шульц начинал с контрабандной торговли сигаретами; некоторое время занимался нелегальной переправкой в Западную Германию вьетнамских рабочих с территории ГДР. И помогали ему в этом высшие чины Западной группы войск. Германия объединилась, Советская Армия ушла, но накопленные Шульцем наложенные в несколько прибыльных предприятий пять миллионов немецких марок сделали из недавнего переселенца довольно крупного бизнесмена, сохраняющего, однако, связи с влиятельными криминальными группами его бывшей родины.
   В ближайшее время Маркову подворачивалась командировка в Берлин на международный финансовый форум. Все складывалось как нельзя кстати. Сама судьба вдруг предоставила ему возможность неслыханно преумножить свои и без того немалые капиталы. Соглашаясь вызволить из небытия мизерный вклад старого профессора, он словно чувствовал, что рано или поздно этот не слишком типичный для авторитета по кличке Дипломат благородный поступок даст свои результаты.
   И вот…
   – Вся эта история больше похожа на красивую сказку об острове сокровищ, вы не находите? – сведя разговор к шутке, поинтересовался у Рогова Кирилл Валерьевич. – Впрочем… скоро я еду в Берлин, по работе, и так уж и быть, попробую пробиться в исторический архив. Если там действительно находится то самое письмо настоятеля, я постараюсь снять с него копию, а после позвоню вам.
   Договорились, Григорий Филиппович?
   – Рад буду хоть чем-то оказаться вам полезным, дорогой мой! – воскликнул профессор. – Вы даже не представляете, что вы для меня, старика, сделали! Вы вернули мне веру в завтрашний день!

Глава 36

   Берлин встретил Маркова, Анжелику и членов делегации мэрии Санкт-Петербурга чудесной солнечной погодой. Оставив любовницу в гостиничном номере и выдав ей пятнадцать штук «зеленых» на «тряпки», Кирилл Валерьевич спустился в холл нижнего этажа и позвонил Шульцу. После пятого гудка трубку сняла какая-то пожилая женщина, по всей видимости домработница, и на ломаном русском предложила «старинному приятелю из России» перезвонить господину Шульцу на мобильный телефон, назвав номер. Марков набрал нужную комбинацию цифр и после долгого ожидания услышал хрипловатый голос Валентина Оттовича Шульца.
   – Привет, перебежчик, это Кирилл из Питера. Не забыл такого?
   – Привет, земляк! – весело отозвался Шульц. – Ты откуда звонишь?
   – Я здесь, в Берлине. Не мешало бы встретиться. Желательно – прямо сейчас. Есть дело. Если, конечно, тебя все еще интересуют баксы.
   – Ты меня заинтриговал, Дипломат! – усмехнулся Шупьц. – Ладно, выкрою полчасика для старого друга. Подъезжай через час к автостоянке возле зоопарка.
   Не забыл еще, где он находится?
   – Помню-помню, не волнуйся, – усмехнулся Марков и, как обычно, первым бросил трубку.
   Дав некоторые указания своим коллегам из мэрии на случай его опоздания к открытию форума, Кирилл Валерьевич поймал такси и уже за десять минут до назначенного времени стоял возле входа в Берлинский зоопарк, несомненно, один из самых лучших во всей Европе. Вскоре рядом с тротуаром притормозил серебристый «БМВ», и из-за приоткрытой задней двери показалась улыбающаяся физиономия светловолосого арийца, бывшего обитателя района Гражданки.
   – Герр Маркофф! Привет, геноссе! – Валентин, как всегда, был весел, и глаза его светились особым хитроватым блеском. – Садись, поболтаем… – отодвинувшись в сторону, Шульц освободил место для Маркова. – Рассказывай!
   Какими судьбами в Германии? Как Ленинград, то есть, извините, Санкт-Петербург?
   – Бизнесмен по-дружески похлопал Кирилла Валерьевича по плечу.
   – Эй, ребята, сходите прогуляйтесь, – обратился Марков на русском к сидящим спереди телохранителям, но те даже не шелохнулись. И только после нетерпеливого жеста самого Шульца двое накачанных парней с абсолютно непроницаемыми лицами покинули автомобиль и отошли в сторону, закурив по сигарете.
   – Ты знаешь, где находится Государственный исторический архив? – с места в карьер начал Марков, едва телохранители захлопнули за собой двери.
   – Знаю, – безо всякого удивления ответил Шульц. – Тебе нужна какая-то бумажка? Нет проблем! Говори, и завтра к вечеру она будет у тебя. Хочешь – копия, ну а хочешь – оригинал. Только это будет дороже.
   – Даже так?! – удивился Кирилл Валерьевич. Масштабам возможностей бывшего соотечественника. – И сколько ты просишь за оригинал?
   – Трудно сказать, – пожал плечами немец. – Все зависит от того, что за бумажка тебе нужна и сколько придется заплатить, чтобы ее изъяли из списка хранящихся в архиве. Некоторые документы не выкупить ни за какие деньги.
   Например, материалы, связанные с бывшей разведкой ГДР «Штази», и тому подобные.
   А если обычная мишура – пожалуйста. Надо просто знать, с кем договариваться, – деловито произнес Шульц, протягивая Кириллу Валерьевичу открытую пачку «Мальборо», в которой оставалось ровно две сигареты.
   – Меня не интересуют государственные тайны, – усмехнулся Марков, закуривая. – У меня есть один знакомый профессор, друг покойного отца, который собирает материалы по истории православных монастырей. Он пишет книгу и намеревается издать ее где-то в Америке. Ему нужны любые документы, касающиеся этой темы. Кто-то сказал старику, что в берлинском архиве хранится письмо последнего настоятеля Спасского монастыря, что в Вологодской области…
   – Ценная вещь? – прищурился Шульц, изучая реакцию финансиста. Однако тот был совершенно спокоен.
   – Ничего особенного. Для тебя и для меня это письмо представляет не больше интереса, чем пустая пачка из-под сигарет. – Кирилл Валерьевич кивнул на коробочку, небрежно вращаемую Шульцем между длинных холеных пальцев. – Не веришь, поинтересуйся у любого архивариуса. Но без нее старику не закончить книгу. Архивы этого монастыря были уничтожены в советские годы. Поэтому для профессора это письмо – единственная зацепка. Он попросил меня помочь, и я не смог отказаться… В память об отце.
   – Ну, если так, – надул губы Шульц. – В каком веке оно написано?
   – Да в нашем, в нашем!.. В восемнадцатом или девятнадцатом году. Сразу после революции. Ну что, дружище, сможешь достать мне это письмо?
   – Почему нет? – пожал плечами бывший соотечественник Маркова. – Но для начала я все-таки воспользуюсь твоим советом и поинтересуюсь о ценности сего документа у профессионала. А может, эта пустячная, как ты говоришь, бумажка является достоянием немецкого народа, что тогда, а?! – пошутил Шульц. – Давай сделаем так – позвони мне на мобильный завтра во второй половине дня. Ты когда уезжаешь?
   – Улетаю, – уточнил Марков. – Послезавтра.
   – Вот и отлично! Думаю, к тому времени мы внесем хоть какую-то ясность в это дело. А теперь, когда вопрос закрыт… В общем, как там наша Северная Пальмира? – с искренним ностальгическим оттенком в голосе спросил Шульц.
   – Ничего, разваливается потихоньку, – усмехнулся Кирилл Валерьевич. – Но жить можно. – И добавил:
   – Только осторожно…
   На следующий день, вернувшись в гостиницу после очередного заседания форума и не застав в номере Анжелику – видимо, его подруга продолжала прочесывать берлинские магазины готового платья, – Марков вновь набрал номер Шульца.
   – Значит, так, – деловито произнес немец. – Бумажка эта никакой реальной исторической ценности не представляет. Так что ничего страшного не случится, если она вернется обратно на родину, – резюмировал Шульц, – за… пять тысяч баксов.
   – Где встречаемся? – со странным ощущением, отдаленно напоминающим страх перед неизвестностью, произнес Марков. Предчувствие, что письмо настоятеля монастыря роковым образом повлияет на его жизнь, вдруг снова напомнило о себе участившимся пульсом. Впрочем, отступать было поздно. Дело почти что сделано.
   – Давай сходим в ресторан, Дипломат, посидим, отметим это дело! Да и вообще вспомним прошлое. Не возражаешь?
   – Я здесь не один, – на секунду замялся Марков. – А вообще-то я «за».
   Поездка, можно сказать, удалась. – Финансист вспомнил о подписанном сегодня крупном контракте по предоставлению городу на Неве долгосрочного валютного кредита «на дальнейшее развитие и расширение». Распределение этого кредита сулило приятное утяжеление кармана.
   – Тогда я тоже прихвачу одну из своих немецких фрау и заеду за вами в отель часам к десяти! – прокричал, заглушая помехи, Шульц. – До встречи, дружище!..

Глава 37

   По возвращении в Питер Марков самолично навестил профессора Рогова, и тот, как и обещал, за полтора часа расшифровал написанный настоятелем монастыря текст.
   Из него следовало, что тайник, где спрятаны монастырские сокровища, находится в подземелье, о существовании которого знали только его настоятели, передававшие тайну исключительно своим преемникам. Подземелье соединяло отдельно стоящий домик настоятеля с остальными монастырскими постройками, входы в которые после того, как сокровища были спрятаны, настоятель приказал замуровать.