Роберт Говард


Альмарик




Вступление


   Вообще-то сам я не собирался никогда раскрывать местонахождение Исау Каирна и развивать тайну его исчезновения. Нарушить молчание меня побудил он сам. В конце концов, его желание более чем оправданно – поведать миру, отвергнувшему его, поставившему вне закона, а теперь оказавшемуся бессильным настичь изгоя, – свою невероятную, небывалую историю. То, что Исау рассказывает, – его дело. Со своей стороны, я не собираюсь приоткрывать завесы тайн над тем, что касается только меня: каким образом я сделал возможным таинственное исчезновение Исау Каирна, его перемещение в неведомые миры – пусть пока не становится достоянием публики. Скрою я и то, каким образом мне удалось связаться с Исау Каирном, находящимся так далеко от земли, на планете, несущейся по орбите вокруг такого далекого солнца, куда пока что не заглядывал ни один земной телескоп. И все же мне удалось услышать слова Исау Каирна, пронесшиеся через бездонные глубины космоса, словно он рассказывал мне все это, сидя в кресле рядом со мной.
   Поспешу заявить, что все это не было спланировано заранее. На Великую Тайну я наткнулся случайно, в серии научных экспериментов, проводимых совсем с другой целью. Я вовсе не собирался использовать свое открытие в практических целях до того дня, когда ко мне в обсерваторию ввалился Исау Каирн – загнанное охотниками существо, с кровью другого человека на руках. Чистая случайность привело его ко мне, инстинкт, заставляющий загнанного, измученного зверя продолжать бороться за жизнь, а не впадать в отчаяние.
   Позвольте мне со всей откровенностью заявить, что Исау Каирн – не преступник и никогда им не был. Что касается того случая – то он просто оказался винтиком в огромной криминально-политической машине, которая всей своей тяжестью обрушилась на взбунтовавшуюся деталь. Странный, парадоксальный разум Исау Каирна вдруг осознал весь ужас и всю грязь его принадлежность к этой системе.
   Наука в наши дни лишь подбирается к изучению и познанию феномена, давно называемого в обиходе «родиться не в свое время». Есть люди, внутренне невероятно сильно привязанные к определенному историческому периоду, и, родившись в другое время, они испытывают невероятные трудности, чтобы приспособиться к своему веку. Видимо, это явление – одно из исключений в стройной и согласованной работе законов природы, результат какого-то сбоя в космической системе времени и пространства.
   Это явление не столь уж редко. Есть множество людей, явно родившихся не в своем веке. Но Исау Каирн явно ошибся эпохой, эрой. Родившийся в наше время, в Америке, не в среде отбросов общества – он все же был невероятно чужим в нашем веке. Я никогда раньше не видел человека, так плохо приспособленного к жизни в индустриальной цивилизации, наводненной машинами, плодами их деятельности и полной особых, понятных и соблюдаемых всеми условностей и правил. (Обратите внимание – я говорю об Исау Каирне в прошедшем времени. Да, он жив в космическом понимании этого слова, но для Земли он мертв – ибо никогда больше его нога не ступит на нашу планету.
   Сильная, независимая натура этого человека не признавала никаких ограничений его свободы, никакого подавления воли. Любое ущемление его прав вызывало в нем бурю протеста. В проявлении своих страстей и чувств он был груб и искренен, как дикарь. А его храбрости, отчаянности и рискованности не было равных на всей планете. Вся его жизнь была сплошной чередой сдерживаний своих чувств и своих сил. Даже во время спортивных соревнований он был вынужден действовать не в полную силу, чтобы не покалечить противника или товарища по команде. В общем, по всем параметрам Исау Каирн был чужаком в современном мире. Его разум, чувства, инстинкты – все тянуло его в первобытные доисторические времена.
   Родившись на Северо-Западе Соединенных Штатов, он впитал в себя дух борьбы, живший в краю его предков, – борьбы с врагом, с диким зверем, с силами природы. В горах, где он провел детство, традиции пользовались большим уважением. Соперничество – вот был смысл той жизни, ее основа. Без этого Исау не видел смысла в существовании. Невероятная сила этого человека оказалась излишней даже для игры в американский футбол. Исау Каирн заслужил репутацию человека, выходящего на поле скорее чтобы расправиться с противниками, чем для того, чтобы привести свою команду к победе. Его выступления были ознаменованы множеством травм и повреждений у спортсменов команд-соперников. Но в том не было его злого умысла. Просто делала свое дело невероятная сила Исау Каирна, намного превосходившая физические способности окружающих. Каирн абсолютно не был похож на часто встречающихся ленивых и медлительных силачей. Нет, он весь был полон энергии, всегда напряжен как пружина, готов к действию. Выведенный из себя атмосферой боя, он уже с трудом контролировал свои действия, добавляя в результате в свой послужной список еще чьи-нибудь сломанные ребра или проломленный череп.
   Из-за всего этого он бросил колледж и решил попробовать свои силы на профессиональном ринге. И вновь безудержность натуры подвела его. Накануне своего первого боя он чуть не до смерти изувечил своего завтрашнего соперника, куда более именитого и известного боксера, чем он сам. Газеты тотчас же пронюхали об этом деле и раздули сенсацию. В результате Каирн оказался лишен лицензии навсегда.
* * *
   Озлобленный, неудовлетворенный, он бесцельно шел по жизни – этакий Геракл, жаждущий приложить свои невероятные силы, ищущий только повода, чтобы совершить новые подвиги. Но в нашем мире не нашлось для него достаточно дикого и неосвоенного пространства.
   О последних днях его пребывания в нашем мире, превратившихся в девятидневное бегство от смерти, мне нет нужды много рассказывать. В газетах было море информации на эту тему. Старая, как мир, история: погрязшая в коррупции мэрия, подкупленные политики, назначенные жертвы – и человек, выбранный для того, чтобы стать инструментом, орудием или, точнее – смертельным орудием закулисной борьбы.
   Каирн, уставший от бесцельности существования и жаждущий дела, был идеальным орудием, но – до поры до времени. Этот человек не был в душе преступником. Не был он и глупцом. Он быстро сообразил, в какую грязную историю его втянули, и, не задумываясь о последствиях, вступил в бой с системой, никогда раньше не встречавшейся с таким упорными сопротивлением одиночки.
   И даже тогда можно было бы избежать трагедии, если бы те, кто использовал Каирна и настроил его против себя, были хоть чуть-чуть поумнее. Но им и в голову не могло прийти, что есть на свете человек, которому глубоко наплевать на все их деньги и все их могущество.
   К тому времени Исау Каирн уже достаточно научился сдерживать себя. Видимо, мистер Блэйн изрядно поупражнялся в оскорблениях, если Исау все же позволил своему характеру восторжествовать. Впервые за долгие годы он перестал себя сдерживать – а в результате череп Блэйна раскололся, как яичная скорлупа, от одного-единственного удара кулака Исау Каирна. Могущественный политик, правивший из своего кабинета целым округом, был убит прямо на рабочем месте, за письменным столом.
   Каирн не был глуп. Как бы ни затмили гнев и ярость его разум, он понял, что пощады от машины, контролирующей город и всю округу, ждать не приходится. Вовсе не из страха покинул он кабинет Блэйна. Нет, его вел тот самый инстинкт дикого зверя и первобытного человека, запрещавший смиряться с неизбежностью смерти и требующий до последнего дыхания цепляться за жизнь.
   Этот побег чисто случайно закончился в стенах моей обсерватории.
   Исау Каирн, увидев, что в помещении есть еще кто-то, сразу решил уйти, чтобы не втягивать меня в свои проблемы, но я усадил его в кресло и заставил рассказать всю его историю. Честно говоря, я не очень удивился такому ее финалу – столь долгое сдерживание сил и эмоций не могло не привести к трагедии, несмотря на железную волю и выдержку этого человека.
   Никакого плана в тот день у него не было. Он просто хотел забаррикадироваться где-нибудь и вести бой с полицией, пока кусок свинца не оборвет его жизнь.
   Сначала я согласился с ним, не видя другого выхода. Я не был столь наивен, чтобы предположить оправдательный приговор, случись делу Исау Каирна дойти до городского суда. Неожиданно мне в голову пришла невероятная, но вместе с тем предельно простая и логичная мысль, которой я тотчас же поделился со своим гостем. Я рассказал ему о Великой Тайне и предоставил кое-какие доказательства того, что все это правда.
   Коротко говоря, я предложил Исау Каирну попробовать совершить перелет через космос. При всей опасности и немыслимости такого предложения, оно сулило ничуть не больше неприятностей, чем та судьба, которая ждала Исау на Земле.
   Он согласился. Во Вселенной нет мести, где мог бы выжить земной человек. Но мне удалось заглянуть за границы нашей Вселенной и открыть одну-единственную планету, чьи природные условия более или менее походили на земные. Эту далекую, дикую и странную планету я назвал Альмарик.
   Каирн прекрасно понимал риск такого предприятия. Но этот человек поистине не знал страха – и дело было сделано. Исау Каирн покинул планету, на которой родился, и перенесся на другую – чужую, незнакомую, полную опасностей планету, несущуюся по своей орбите где-то в неведомых космических далях.



Рассказ Исау Каирна





Глава I


   Мое перемещение оказалось невероятно быстрым и стремительным. По-моему, не прошло и мгновения, как я забрался в эту странную машину профессора Хильдербранда – и вот я уже стою во весь рост посреди бескрайней равнины, залитой ярким солнечным светом. Сомнений не оставалось – я действительно перенесся в какой-то другой, неведомый мир. Пейзаж оказался не таким фантастическим и невероятным, как можно было ждать, но все же он, несомненно, не имел ничего общего с любым земным ландшафтом.
   Но прежде, чем углубиться в изучение окрестностей, я внимательно оглядел самого себя, чтобы убедиться в том, что перенес этот невероятный перелет без явного вреда для собственной персоны. Результат осмотра вполне удовлетворил меня – все части тела, по крайней мере на первый взгляд, функционировали нормально. Теперь меня больше беспокоило другое: я был абсолютно гол. Профессор Хильдербранд говорил мне, что неорганические вещества не могут перенестись на другую планету в его машине. Только живая, вибрирующая материя может, не претерпев изменений, выдержать такое перемещение. Хорошо еще, что я не приземлился в каком-нибудь царстве льда и мороза. Эту равнину ее небесное светило согревало неплохо. Моя обнаженная кожа впитывала приятное тепло.
   Во все стороны от меня расстилалась гладкая, как стол, равнина, поросшая короткой густой травой, вполне земного зеленого цвета. Вдалеке трава становилась выше, и сквозь зеленую стену я увидел блеск воды. Вскоре я разглядел, что по равнине неспешно текли в разных местах неширокие, извилистые речки, кое-где разливавшиеся озерами. Рядом с водой в траве двигались какие-то черные точки, но на таком расстоянии я не смог определить, что это было. Как бы то ни было, планета, куда я попал, не была абсолютно необитаемой. Оставалось выяснить, каковы же были ее обитатели. Мое воображение уже населило эти просторы порождениями самых страшных ночных кошмаров.
   Странное чувство испытываешь, когда тебя вырывают из привычного мира и забрасывают неизвестно куда, на другую планету. Сказать, что я не сжал зубы, чтобы не застучать ими от ужаса, и не побледнел от сознания того, что со мной произошло, – было бы явным враньем. Я, который никогда до этого не знал, что такое страх, превратился в сжатый, напряженный комок нервов, вздрагивающий от собственной тени. Меня охватило отчаяние; сильные, мускулистые руки и ноги показались мне хрупкими и слабыми, как у ребенка. Как я смогу защитить себя в этом неведомом мире? В тот момент я готов был, подвернись такая возможность, вернуться на Землю, прямо в лапы своим преследователям, чем сражаться в одиночестве с чудовищами, которыми мое воображение уже населило этот мир. Очень скоро мне предстояло узнать, что никакое воображение не сравнится с реальной жизнью, и что мое слабое тело будет выручать меня в таких переделках, которые я даже представить себе не мог.
* * *
   Негромкий звук за моей спиной вывел меня из оцепенения. Развернувшись, я с изумлением уставился на первого встреченного мной жителя Альмарика. И каким бы грозным и враждебным он ни казался, я почувствовал некоторое облегчение – скованные льдом вены мгновенно оттаяли, и ко мне вернулась частица былой храбрости. То, что можно увидеть и пощупать – всегда меньше пугает, чем неведомое и невидимое.
   Сначала я подумал, что передо мной стоит горилла. Но, присмотревшись, я понял, что это все-таки человек. Хотя таких людей не видел еще ни один житель Земли – в этом я готов поклясться.
   Он был ненамного выше меня ростом, но значительно шире в плечах и крепче сложен. Мышцы буграми покрывали его руки и ноги. На незнакомце был накинут какой-то кусок ткани, похожей на шелк, перепоясанный широким кожаным ремнем. На ремне висел большой кинжал в кожаных ножнах. На ногах человека были плетеные сандалии с высокой шнуровкой. Но все эти детали я заметил лишь краем глаза, потому что мое внимание было приковано к лицу незнакомца.
   Вообразить или описать такое – будет весьма нелегким делом. Голова этого человека крепко сидела на короткой, почти невидной шее, на широких плечах. Квадратный волевой подбородок выдавался вперед, и когда тонкие губы незнакомца разомкнулись с рычащим звуком, вырвавшимся из глотки, я разглядел у него во рту длинные, острые, словно наконечники стрел, клыки. Короткая густая борода росла на его подбородке, а над верхней губой топорщилась щетка пышных усов. Приплюснутый нос едва выдавался вперед; лишь широкие ноздри постоянно вздрагивали, принюхиваясь к шедшему от меня запаху. Маленькие, налитые кровью глаза вцепились в меня, сверкая ледяной серой сталью. Лоб незнакомца был узок и покат, а с головы свисали космы густых черных волос, прикрывавшие маленькие, плотно прижатые к черепу уши.
   Борода и шевелюра человека были черными до синевы. Такого же цвета волосы покрывали его тело и конечности. Он не был, конечно, покрыт шерстью, как обезьяна, но был, несомненно, куда более волосат, чем любой земной человек.
   Я сразу же понял, что, случись мне вступить с незнакомцем в бой, противник у меня будет не из легких. Его фигура словно излучала силу – грубую, первобытную мощь. Ни одной унции жира или нетренированной плоти не было видно на могучем теле. Покрытая волосами кожа казалась крепкой, как шкура дикого зверя. Но не только его тело говорило об опасной силе, скрытой в незнакомце. Взгляд, манера смотреть – все демонстрировало готовность встретить любого врага всей яростной мощью, управляемой диким, необузданным разумом. Взглянув в эти глаза, я физически ощутил исходящую от них волну агрессивного недоверия. Мои мышцы инстинктивно напряглись.
   В следующий миг на смену моей решимости пришло изумление: я услышал речь на самом настоящем, отличном английском:
   – Тхак! Ты что за человек?
   В хриплом голосе слышалось провоцирующее презрение. Все во мне закипело, но я постарался сдержать свои чувства.
   – Мое имя – Исау Каирн, – коротко ответил я и запнулся, не зная, как продолжить, объясняя мое появление на этой планете.
   Незнакомец с презрительной улыбкой оглядел мое безволосое тело и уже совершенно невыносимо унизительно для меня спросил:
   – Тхак тебя побери, мужик ты или баба?
   Ответом ему был удар сжатым кулаком в грудь, от которого мой собеседник грохнулся на землю.
   Мое действие было абсолютно инстинктивным. Опять вспыльчивость подвела меня, оказавшись сильнее рассудка. Но времени на самобичевание у меня не было. Взвыв от боли и ярости, незнакомец вскочил на ноги и бросился на меня. Мы сошлись лицом к лицу, горя одинаковым первобытным гневом, сражаясь не на жизнь, а на смерть.
   Впервые в жизни я, вынужденный вежде и всюду соразмерять, сдерживать свою силу, оказался в тисках железной хватки человека сильнее меня. Это я ощутил в первые же мгновения драки, затратив неимоверные усилия, чтобы вырваться из этих крушащих ребра объятий.
   Бой был коротким и отчаянным. Меня спасло только то, что мой противник понятия не имел о боксе. Он мог – и при этом не замедлил продемонстрировать это умение – наносить мощные удары кулаками, но они были беспорядочными, неприцельными и поэтому не очень опасными. Трижды я уворачивался от таких оплеух, после которых, достигни они цели, я уже никогда не встал бы. При этом мой противник совершенно не умел сам уворачиваться, уходить от ударов. Не думаю, что кто-либо из бойцов на земле остался бы в живых, пропустив такое количество ударов, которые он получил от меня. Но он продолжал атаковать меня, без устали орудуя руками. Ногти на его пальцах были острыми, как звериные когти, и вскоре из двух десятков порезов на моем теле уже сочилась кровь.
   Почему он сразу не выхватил из ножен кинжал – я не знаю. Быть может, он посчитал, что вполне управится со мной голыми руками. Не скрою, в этом предположении он был недалек от истины. Но теперь, выплевывая выбитые зубы и чувствуя, как кровь льется из разбитых ушей и бровей, он потянулся к рукоятке кинжала. Это движение оказалось для него роковым и позволило мне выиграть схватку.
   Вырвавшись из клинча, в который я зажал его, он опустил одну руку к поясу, где висели ножны. В этот миг я воткнул свой левый кулак в живот, вложив в удар всю массу тела. Мой противник замер, из его груди донесся хрип, глаза неподвижно глядели в одну точку. В следующий момент я изо всех сил двинул его кулаком в правую челюсть. Человек рухнул, как оглушенный кувалдой бык; из его открытого рта на бороду потек ручеек крови – последний удар раскроил ему губу, разорвал часть щеки и наверняка основательно переломал челюсть.
* * *
   Стараясь успокоить дыхание, потирая содранные кулаки, я смотрел на свою жертву, прикидывая, что наверняка сам подписал себе приговор. Ведь теперь мне нечего было ждать доброжелательного отношения со стороны жителей Альмарика. Но эта печальная мысль не помешала мне снять с бедняги его нешикарную одежку и, подпоясавшись его же ремнем, прихватить в качестве трофея кинжал. В конце концов, семь бед – один ответ. Если меня поймают, то обвинение в воровстве будет лишь добавкой к главному обвинению в покушении на одного из местных жителей. А так, по меньшей мере, частично одетый и с каким-никаким оружием, я чувствовал себя несколько уверенней.
   Я с большим интересом осмотрел кинжал. Едва ли мне доводилось видеть раньше столь внушительное, подходящее для убийства оружие. Обоюдоострый клинок был дюймов девятнадцати в длину и заточен остро, как бритва. У рукоятки он был широк и постепенно заострялся к концу, тонкому, как игла. Гарда и вершина ручки были серебряными, а сама рукоятка обмотана чем-то, напоминающим змеиную кожу. Клинок, несомненно, был стальным, но никогда раньше я не видел стали такого качества. В общем, этот кинжал был настоящим шедевром оружейного дела и свидетельствовал о высоком уровне, по крайней мере, материальной культуры его изготовителей.
   От созерцания кинжала меня отвлекли стоны медленно приходящего в себя незнакомца. Вздрогнув, я огляделся и заметил вдалеке группу людей – судя по всему, соплеменников моего противника, приближавшихся ко мне. Дополнительным поводом к размышлению оказался блеск стали на солнце, отраженном от клинков, сжатых в их руках. Если они застанут меня рядом с полумертвым сородичем, да к тому же с его одеждой и оружием в руках, – нетрудно догадаться, каким будет их отношение ко мне.
   Недолго размышляя над этим, я оглядел равнину вокруг себя в поисках какого-нибудь убежища. С одной стороны равнина переходила в невысокие холмы, за которыми виднелись ряды все более основательных возвышенностей – скал и горных отрогов. В тот же миг приближающиеся фигуры скрылись в густой траве, переходя через очередную речку, разделявшую нас.
   Я решил не дожидаться, пока они снова выйдут на открытое место, и со всех ног помчался в сторону холмов. Пробежав всю дистанцию без передышки, я, тяжело дыша, оглянулся, оказавшись у подножия ближайшего холма. Далеко позади лежал на траве мой недавний противник, а его соплеменники, выбравшись из прибрежных зарослей, торопливо направлялись к нему.
   Задыхаясь от усталости и обливаясь потом, я влез по склону на гребень холма и оттуда бросил еще один взгляд через плечо назад. Вокруг лежащего черноволосого человека столпились такие же черные силуэты. Не переводя дыхания, я поспешил вниз по склону и больше не видел эту компанию.
   Через час пути я оказался в самой неровной и изрезанной местности, какую только можно себе представить. Со всех сторон вздымались к небу отвесные стены скал и изломанные утесы, порой настолько растрескавшиеся, что их вершины могли в любой момент с грохотом рухнуть, похоронив под собой случайно оказавшегося по соседству человека. Повсюду выходила на поверхность коренная порода – какой-то красноватого цвета каменный монолит. Растительность была небогатой: лишь невысокие, кряжистые деревья, размах веток которых чуть не превышал высоту ствола, да несколько разновидностей колючих кустов, на части которых росли странные по цвету и форме плоды, напоминающие орехи. Расколов несколько этих плодов, я принюхался к содержимому, но, хотя запах и был приятен, не осмелился попробовать неизвестное растение, даже несмотря на все увеличивающееся чувство голода.
   Сильнее, чем голод, мучила меня жажда. Но, по крайней мере, ее я мог утолить, даже не подозревая, что это могло стоить мне жизни. Пробираясь вперед, я зашел в узкое ущелье между двумя поросшими кустарником склонами скальных гряд. В глубине ущелья виднелось небольшое озеро, наполняемое, без сомнения, подземным источником: в центре озера вода била ключом, а с одного из берегов стекал вниз по ущелью тоненький ручеек.
   Подойдя к озерцу, я лег на поросший мягкой травой берег и опустил лицо в кристально чистую воду. Прекрасно понимая, что эта жидкость может оказаться вовсе не живительной влагой, а смертельным для землянина ядом, я все же, мучимый жаждой, решил рискнуть. У воды оказался какой-то странный привкус, не перебивавший, однако, ее основных достоинств – способности освежить кожу и утолить жажду. Напившись, я так и остался лежать, касаясь губами ледяной воды, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Это было ошибкой. Ешь быстро, пей быстро, спи неглубоко и не засиживайся на одном месте – вот первые правила жизни в дикой природе, и короток век того, кто не следует им.
   Теплые лучи солнца, бульканье воды, блаженное чувство расслабленности и отдыха после долгого бега и драки – все это подействовало на меня, как наркотик, и погрузило в приятную полудрему. Должно быть, какой-то первобытный инстинкт предупредил меня об опасности, когда до моего слуха донесся легкий шорох, явно не имеющий отношения к журчанию ручья и шелесту травы. Прежде, чем мой разум определил его, как звук крадущегося тяжелого тела, я уже перекатился на бок, вынимая из ножен кинжал.
   В тот же миг огромная тень, взметнувшись над травой, оглашая все вокруг диким ревом, мягко приземлилась прямо на том месте, где еще мгновений назад лежал я. К сожалению, я не успел отскочить достаточно далеко, и одна из лап с выпущенными когтями прошлась по моему бедру, здорово расцарапав его. Судя по манере движения, напавший на меня хищник был чем-то вроде огромной дикой кошки. В мгновение ока чудовищный хищник сориентировался и набросился на меня. Я отшатнулся, увидев, как метнулись к моему горлу оскаленные клыки, и вдруг почувствовал, что лечу в воду. Одновременно раздался похожий на кошачий вой хищника, оборвавшийся, когда зверь тоже влетел мордой в ледяную воду, подняв фонтан брызг. На какое-то время я потерял ориентировку и, вынырнув, увидел лишь большую тень, исчезнувшую в кустах у подножия скал. Что это было – я точно сказать не мог, но больше всего этот зверь походил на леопарда, только намного крупнее и тяжелее любого леопарда с Земли.
   Внимательно оглядев берега, я не увидел других хищников и вылез из озера, дрожа от холода. Мой кинжал так и остался в ножнах. У меня не хватило времени выхватить его. Спасло меня лишь то, что эта гигантская кошка, наподобие ее земных сородичей, не питала любви к водным процедурам.
   Я обнаружил большой порез на бедре и четыре, поменьше, на плече – там, где меня коснулись когтистые лапы. Большая рана сильно кровоточила, и я опустил ногу в воду, вздрогнув, когда ледяная влага коснулась рваного разреза. Лишь когда нога совсем онемела от холода, кровь перестала идти.
   Поразмыслив, я пришел к выводу, что попал в весьма затруднительное положение. Меня мучил голод, вот-вот должно было начать темнеть; где-то по соседству ошивается огромная рассерженная кошка, да и неизвестно еще какие хищники. К тому же я был ранен. Цивилизованный человек здорово изнежен. С той раной, которую я получил, меня упрятали бы в больницу и несколько недель не давали бы вставать с постели. Уж на что я всегда с презрением относился к боли и травмам, но здорово приуныл, осмотрев рану и поняв, что мне нечем перевязать и смазать ее. Похоже, ситуация полностью выходила из-под моего контроля.
* * *
   Я направился к скальной гряде, рассчитывая найти там что-то вроде пещеры, чтобы провести ночь, которая, судя по всему, обещала быть не такой теплой и приятной, как день. Вдруг за моей спиной послышался какой-то дьявольский лай. Оглянувшись, я увидел приближающихся ко мне со стороны входа в ущелье неизвестных животных, похожих на гиен. Пожалуй, их вой был еще более жутким и отвратительным, чем у земных гиен. У меня не было сомнений в цели их следования – эти зверюги охотились за мной.