Страница:
— Тебя называют Иисусом-плотником. Где же твои инструменты?
— Я был плотником, а стал пастухом. — Иисус показал на посох и плащ. — Пусть никто не завидует моей тяжелой работе.
— А это твои праздные ученики?
— Пусть никто не завидует их тяжелому ученичеству.
Не сказав больше ни слова, старейшины ушли, и с тех пор Иисуса не приглашали в синагогу в Капернауме.
Подозрение насчет позорных денег возникло из-за двух сестер-евреек, часто бывавших в доме Матфея и дававших Иисусу деньги. Одна из них — Иоанна — была женой Хусы, управителя Антипы, а другая — Сусанна — женой такого же, как Матфей, сборщика податей в Нижней Галилее. Иисус всегда с радостью принимал от них деньги, зная, что они чистые — из их приданого. Сусанна брала деньги и у своих подруг, строго проверяя, чтоб их происхождение не было сомнительным. Денег требовалось много, хотя ученикам редко приходилось самим покупать себе еду, более того, они часто испытывали смущение из-за чрезмерно гостеприимных поклонников Иисуса. Но из них всего один был богат, а вот семьи, которые надо было кормить, имели все, так что их не покидали заботы о хлебе насущном и о налогах.
В свободное время они садились в лодку Петра и Андрея и ловили рыбу в море Галилейском. Однако даже самых бедных из них все равно мучило сознание, что они вроде увиливают от своих обязанностей, и от этого не спасали даже новые добродетели, приходившие на смену прежним грехам. Заметив, что кое-кто из учеников незаконно, как считал Иисус, наслаждается своим особым положением при знаменитом целителе и учителе, он напоминал ему слова Гиллеля: «Имя, ставшее знаменитым, умершее имя». Лечить он стал меньше, делал это обычно втайне и свои проповеди больше не сопровождал загадочными символическими действиями.
Вот тут-то на всех рынках и пошли судить да рядить о том, что Иисус-де потерял свою чудодейственную силу, что он был бледным аскетом, когда пришел к Морю, а пируя у всяких нечестивцев, понемногу растерял свой дар. Поначалу-то его встретили с радостью. Еще бы! Пророк, который ничего не требует от людей, по крайней мере, не требует строгого соблюдения Закона и чрезмерного самоотвержения! А потом все загрустили, что он не пламенный Иоанн Креститель, прожигавший словами до костей, словно огненный ветер пустыни. Разве уже пришло время для ласковых слов, для еды, питья и беззаботного смеха? Правда, Иисус тоже говорил о Мессии, но ученики Иоанна голодали и отрешались от плотских радостей в ожидании Мессии, чтобы предстать перед ним его священными телохранителями, а ученики Иисуса веселились и радовались жизни, несмотря на окружавшее их нечестие.
— Разве вы не знаете, — отвечал на обвинения Иисус, — что в течение семи дней брачного пира дружки жениха избавлены от поста и даже от молитвы? Пусть постятся до, пусть постятся после, но в эти семь дней они должны плясать, петь и смеяться. Я прошу Божьей милости для тех, кто ищет Его, а не мщения для тех, кто отворачивается от Него.
В капернаумской синагоге нашлись любопытные, обратившие внимание на то, что казначей Иисуса — Иуда из Кериофа — в определенные дни ходит за деньгами к управителю Антипы. Они объявили Иисуса ложным пророком и предателем и отказались с ним знаться, перестав снабжать едой и одеждой. Им не понравилось, что он сравнил себя с женихом. Почему с женихом? Уж не по поговорке ли: «Жених что царь»? Не намекает ли он на что? И они послали к нему двух старейшин.
— Ты говоришь, что ты жених, — сказали те. — Что это значит?
Но он ответил, что имел в виду жениховство, к которому приглашают самых ученых мужчин — священников, землевладельцев, книжников, старейшин в синагогах, — однако они отказываются, поэтому их места занимают сборщики податей, продажные женщины, бродяги и больные.
Тогда старейшины попросили его дать им знак, что он неподвластен обычному суду.
На это Иисус ответил, что никогда не был колдуном, завлекающим толпу дурацкими фокусами. Ждать знаков и чудес — разве не значит впадать в духовное блудодейство?
— Даже царь Соломон ни разу не показал царице Савской, когда она приехала к нему, свою власть над демонами, а явил лишь духовную мудрость. Я тоже дам вам не больше того, что Иона дал жителям Ниневии, а он проповедовал им покаяние. Если не покаетесь, то будет вам то, чего и они не избегли, а они не избегли разрушения своего города, — продолжал он. — Я слышал, вы хотите восстановить в мраморе и позолоченной бронзе надгробие Науму. Благочестивые мужи, ваши предки убили Наума. Будь он сегодня жив и проповедуй против притеснителей, как он проповедовал против Ниневии, разве вы не убили бы его еще раз? Или, чтобы не запачкать руки, не предали бы его тетрарху?
Старейшины убедились, что Иисус сделался опасен, и они стали ревниво следить за ним, надеясь поймать на каком-нибудь нарушении Закона. Иисус же предупредил учеников, что они должны быть всегда настороже, дабы не совершить ничего предосудительного. Их обвиняли в жадности и беспричинном веселье, а они не обижались, потому что Иисус рассуждал так:
— Любите ближнего, когда он прощает вам, но и врага, когда он проклинает вас, благотворите тем, кто ненавидит вас за проступки ваши, и молитесь за беспричинно обижающих вас.
Однажды, когда Иисус и ученики на берегу Галилейского моря ели вареную рыбу, Симон из Каны посетовал на то, что рыба несоленая и, пока римляне не уберутся из страны, соли не будет.
Он был прав. Налог на соль вместе с другими налогами сделали соль дорогой, и ее стали смешивать с мелом и землей, однако Иисус напомнил Симону, что римлянам разрешено наказывать израильтян только потому, что они нарушили свой долг перед Богом. Манипуляции же с солью должны им постоянно об этом напоминать, ведь ни одно жертвоприношение не допускалось без соли, ее насыпали даже в курильницу.
— Соль — добрая вещь; но ежели соль не солона будет, чем вы ее поправите? Имейте в себе соль, и мир имейте между собой. А когда-нибудь я приведу вас в Иерусалим осолить тамошнюю соль.
Язычники-хрестиане излишне упростили первое высказывание Иисуса: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас», — которое или призывает добиваться невозможного совершенства, или побуждает к безбожию, когда (как в случае с Иисусом) человек не признает никаких врагов, кроме врагов Бога. Есть еще одно неправильно записанное суждение Иисуса, о котором нельзя не сказать. Первоначально оно гласило: «Аминь, аминь: Кто не со мной — тот против меня, кто не против меня — тот со мной». Две искусно уравновешенные половинки этой антитезы были восприняты дураками редакторами как противостоящие друг другу, и даже разгорелся и не утихает спор, какая из них верна! Одни за первую часть, другие — за вторую. А ведь нет ничего очевиднее. Иисус хотел сказать, что между двумя крайними суждениями всегда есть пассивная середина, и пассивность не означает безразличие. Другими словами: «Настало время, когда каждый должен решить, стоит он на стороне добра или зла, когда даже «не против» противостоит «не со мной», в сущности, определяя выбор».
В конце концов старейшинам удалось поймать Иисуса на нарушении, с их точки зрения, Закона. В субботу он позволил себе исцелить человека с парализованной рукой, хотя Закон совершенно определенно запрещает выполнять в субботу какую-либо работу. Единственное исключение возможно, если речь идет о человеческой жизни. Рука же была неподвижна много лет, и ее хозяин никаким образом не подвергался опасности умереть. Почему же Иисус не исцелил больного в пятницу или не подождал до воскресенья? Обычного лекаря закон субботы связывает по рукам и ногам, и если смертельная опасность от вовремя не обработанной раны еще может быть принята во внимание, то лечить парализованную руку обычным массажем — все равно что сажать в субботу капусту.
Иисус выслушал возмущенных старцев и спросил:
— Запрещено или нет в субботу спасать человеку жизнь?
Они ответили:
— Ты не хуже нас знаешь, что не запрещено.
— Тогда, может быть, запрещено спасать жизнь быка или осла, если они провалились в овраг или сухой колодец?
— Не запрещено. Но чью жизнь спасал ты?
#9632;- Жизнь правой руки человека, — сказал он, — которая дороже ему, чем жизнь быка или осла, потому что без правой руки он не может исполнять то, что предписано делать в субботу.
— Но рука — всего лишь часть человека, и у нее нет своей отдельной от него жизни, хотя бы она была его правой рукой!
— Кто не знает пословицу: «Пусть правая рука не знает, что делает левая»? Одни ведь делят душу, и по справедливости. Правая рука отвергает, зато левая принимает; левая работает стамеской, зато правая — молотком; правая водит пером, зато левая держит бумагу. Разве не сказано мудрецами: «Суббота для человека, а не человек для субботы»? Разве Отец наш не исцеляет в Свой день? Разве вы не слыхали о том, как Он вытаскивает колючки и лечит головную боль с начала субботы и до конца ее?
Будь эти слова произнесены ученым мужем в Иерусалимской академии, им бы несомненно аплодировали и они были бы занесены в Комментарии. Капернаум же — маленький провинциальный городок и поэтому гораздо менее свободен, чем Иерусалим. Тотчас поползли слухи, что Иисус взялся за пастырство после того, как исполнил на горе Фавор обряды, подчинившие его демону Вельзевулу, и чудеса-де он творит его властью. Вельзевул — одно из «ругательных имен», которых много в священных книгах евреев, ведь стоит немного изменить написание слова, и почетный титул превращается в презренный. Так вождь кармелитян, вдову которого царь Давид взял в жены, звался добрым именем Лавал — «белый человек», а потом его изменили на Навал — «дурак». Точно так же статуя олимпийца Зевса, поставленная АнтиохомГУ Епифаном в Храме Иерусалимском, называется не «Статуя Бога Небесного», а «Отвратительность одиночества». Вот и имя Вельзевул (повелитель мух) превратилось в ругательное из Ваал Зевулона, то есть «повелителя Зевулонов», или Атавирия, которого царь иудеев Охозия призвал к себе лечить внутренние раны, когда выпал из верхнего окна.
Иисус высмеял обвинителей.
— Ваал Зевул, или Царь Демонов, — сказал он, — совсем сдурел, если помогает чудодеям гнать своих подданных из облюбованных ими жилищ!
Приближалась Пасха, и Иисус с учениками и тысячами паломников из Галилеи отправился в Иерусалим. Зная о своем законном происхождении, он смело вошел в Храм и множеству людей, в основном галилеянам, толковал во Дворе язычников стих из сто тридцать четвертого псалма: «Благословен Господь, живущий в Иерусалиме». Для него это было очень важно, ибо он впервые проповедовал в Иерусалиме, да и мысль, которую он излагал, была новой и дерзкой: Бог скорее живет в сердцах людей, которые взыскуют Востока, чем в Храме. Неужели, когда Храм разрушили, Бог остался бездомным? Неужели он, как демон, поселился на вершине горы, вместе со своими людьми? Или он вместе со своими людьми ушел в изгнание, чтобы утешать их? Храма, построенного Соломоном, больше нет. Храм, построенный Зоровавелем, стал святилищем Зевса. Неужели сам Иегова приказал построить теперешний Храм? Или его построили, чтобы удовлетворить тщеславие царя Ирода? Кстати, того самого Ирода, который осквернил храм Зоровавеля, взяв его приступом и убив многих священников и благочестивых мужей.
— Неужели без святилища вы не можете обратиться с молитвой к Господу и вам надобны для этого роскошные дворцы? Разрушьте Храм, и Божьей милостью я в три дня построю для вас другой, потому что ваш слуга — плотник. Израиль был велик, когда Господу поклонялись, будто он живет в ковчеге из акации, а потом ковчег стал идолищем, и по велению самого Господа пророк Иеремия убрал его с глаз людей. Тот же Иеремия сказал его именем: «И было слово Господне ко мне: иди и возгласи в уши дщери Иерусалима: так говорит Господь: Я вспоминаю о дружестве юности твоей, о любви твоей, когда ты была невестою, когда последовала за Мною в пустыню, в землю незасеянную. Израиль был святынею Господа, начатком плодов Его».
— Что скажете, мужи Израиля? Разве не стала эта гора идолищем? Разве ее камни не забрызганы невинной кровью, начиная с первого пастуха Авеля и кончая Захарией, сыном Варахии, кровь которого пролилась на жертвенник людской подлости. Пророки бранили гору Фавор, что в Галилее, когда на нее возносили идолов. Но теперь тех идолов нет, и гора Фавор очистилась. А на горе Сион идолы остались. Это вы из башен и ворот сотворили смеющихся над нами золотых идолов.
Слушая смелые речи Иисуса, галилеяне одобрительно кивали, но больше потому, что он льстил их провинциальной гордыне, чем принимая его туманного Бога. Иудеи же усмотрели в сказанном одно богохульство, отчего возмущенно свистели и показывали Иисусу язык. Опасаясь драки или чего-то в этом роде, начальник Храмовой стражи явился во Двор с небольшой группой левитов, но посох и тяжелый плащ давали Иисусу права пророка, да и никакого нарушения порядка не случилось.
Иисус сам не стал есть пасхального барашка и удержал от этого своих учеников. Ессеи говорят:
«Проливающий кровь жертвы убивает Авеля». По легенде, пастух Авель на этой самой горе принес Богу овечьего молока и дикого меду, и Иегова принял его жертву, отвергнув зарезанного Каином рабочего вола, из-за чего Каин, взревновав, убил Авеля. Сомнения Иисуса имели своим источником речи Амоса против кровавых жертвоприношений. Вечером он пошел в Вифанию съесть пресного хлеба и горькой травы в доме своего шурина Лазаря, и там он в первый раз после коронации встретил свою царицу.
Мария чувствовала себя неловко. Ее брат Лазарь, которого она очень любила, часто произносил хвалы духовному браку и уверял ее, что только в таком браке муж и жена могут избежать смерти и прожить обещанную тысячу лет в мессианском царстве.
— Желание вступить в брак, чтобы плодить потомство, — это старое заблуждение, навязанное людям Божьим врагом, — говорил он, — который убедил их, что только так они могут не допустить окончательного торжества смерти. «Я умру, — говорит человек, — но будут жить мои дети и внуки». Однако, совершая смертное деяние, люди делают уступку смерти, ведь если не будет смерти, то зачем вообще нужны дети? Иисус, ты и я будем жить, не старясь, в райской любви.
— Я хочу детей. Так почему мне нельзя их иметь? Разве мои дети не могут жить вместе со мной в царстве, о котором ты рассказываешь?
— Потому что свершившие смертное деяние должны познать смерть. Ты же счастливее всех невест на свете, потому что, удержавшись от наслаждения твоим телом, твой муж посвятил тебя вечной жизни.
— Наша сестра Марфа говорит: «Ему важно только его спасение, Мария, а твой позор ему безразличен. Он вернул тебя в этот дом, словно нашел в тебе тайный порок или недоволен твоим поведением».
— Она плохо говорит, а ты должна защищать честь мужа от наветов. Он любит тебя чистой любовью.
— Мне сказали, что у него двенадцать учеников и они все, кроме двоих-троих, женаты, а у некоторых даже есть дети. Что ж, он обещает царство Божие уже погибшим людям?
— Он придет и сам ответит на твой вопрос.
— А пока его нет, мне лучше помолчать.
Едва Иисус переступил порог дома, Мария вышла к нему, омыла ему ноги, а, потом, пока он говорил с Лазарем и другими мужчинами, молча сидела, не отводя глаз от его лица. Иисус же с ласковой сдержанностью поздоровался с ней и больше не обращал на нее внимания, пока Марфа не принялась громко жаловаться на то, что Мария забыла о домашних делах.
— Оставь ее, — сказал Иисус. — Она избрала благую часть.
Позднее Иисуса и Марию ненадолго оставили одних, и она немедленно приступила к нему с вопросами.
— Мой господин, среди твоих учеников есть отцы семейства? Они тоже обречены смерти?
— Кто я такой, чтобы выносить смертный приговор? Судья им — Небесный Отец.
— Сказано, что пророк Енох избегнул смерти. Но он участвовал в смертном действе и родил сына, долго жившего Мафусаила.
— Нет, Енох и Елисей избегли смерти не навсегда. Они должны еще вернуться на землю, умереть и ждать всеобщего воскресения.
— Почему, мой господин, ты не взял меня с собой, когда шел пророчествовать в Галилею? Сегодня вечером ты и твой ученик Иоанн обменивались любовными взглядами, а от меня ты прячешь свою любовь. Разве я не красива? Разве я не твоя жена?
— Есть красота плоти и красота духа. Красота плоти подобна анемону, который быстро вянет, и тогда его выбрасывают на сеновал или в печь пекаря. Красота Иоанна духовная. Помнишь, как царь Давид плакал над телом своего кровного брата Ионафана: «Ты был очень дорог для меня; любовь твоя была для меня превыше любви женской».
— Я люблю тебя, и только одного тебя. И помню, как Суламита говорила Соломону: «Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою; ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презрением».
— Соломон вложил эти слова в уста Суламиты, желая сказать о любви кающейся души к Богу.
— И все же Соломон, хотя, возможно, он и говорил о душе, не отказывал себе в любовных радостях. Мало ему было семисот жен, он еще завел себе триста наложниц и все-таки всех царей превзошел мудростью. Ты говорил, Господь будто бы не желает, чтобы человек изнурял голодом свое прекрасное тело. Почему же надо вечно соблюдать любовный пост? Любовь так же естественна и приятна, как еда, а если б это было не так, вряд ли Господь научил бы людей, как насыщаться ею. Мой господин, я требую, чтобы ты ответил мне, ибо я женщина и тебе не скрыть от меня желания твоего тела соединиться с моим в любви. Он ничего ей не ответил.
— Не сердись на свою служанку, только ответь прямо на мой вопрос, потому что я имею право его задать.
Иисус вздохнул и, не глядя ей в лицо, произнес:
— Иосия, сын Иоханана из Иерусалима, верно сказал: «Не дли разговор с женщиной». И мудрецы знали, что он имел в виду: «Даже с собственной женой». Они говорили: «Каждый раз, когда мужчина нарушает сей завет, он делает зло себе, забывает Закон и в конце концов готовит себе преисподнюю».
— Почему же? — переспросила Мария. — Неужели женщина — это только зло? Зачем же тогда ты взял меня в жены?
— Да нет, женщины — это не только зло, ибо Господь наш сотворил женщину, чтоб она была помощницей мужчине. И все-таки правильно сказано: «Муж к женщине, что разум к чувству, что высшее к низшему, что левое к правому, что Божественное к человеческому».
— Но, мой господин, что станет с разумом, если его отделить от чувства? И что станет с верхним этажом дома, если не будет нижнего? Разве осел стоит на двух ногах? И кто прославит Господа на земле, если не будет людей? Прикажи своей служанке следовать за тобой, и она исполнит твою волю.
В великом смущении Иисус покинул Марию.
В Вифании к Иисусу тайно пришел Никодим, сын Гориона, который, услыхав, как Иисус проповедует во Дворе язычников, был совершенно покорен им. Один из трех самых богатых людей в Иерусалиме, он держал монополию на чистую воду во время праздников и был также членом Великого Синедриона и старейшиной Храмовой синагоги, в которой все другие синагоги на земле искали себе поводыря в вере и обрядах, то есть был самой большой рыбой, когда-либо попадавшей в сеть Иисуса. Учитель принял его, но решил, что он слишком робок и будет более полезен ему как тайный ученик.
В Вифании же, в доме Семиона, Иисус открылся свободным ессеям. Он постучал в дверь и сказал:
— Я — тот, кого они ждут!
— Как тебя зовут?
— Иешуа, сын Иосифа, а не Есу, сын Оса. Тотчас старый ессей открыл перед ним первую дверь:
— Докажи, что тебя так зовут.
— Разрубишь дерево и найдешь меня. Поднимешь камень, и я явлюсь Тебе.
— Какое дерево, господин?
— Вереск, но не из Библа.
— Какой камень, великий господин?
— Алтарный камень, но не из Тира.
Дрожа от радости, старик пригласил его во внутренние покои, где Иисус предстал перед посвященными.
— Великий господин, как рубить дерево? Иисус сделал знак руками:
— Давид раскалывает его.
— Кто осмелился поднять камень? Иисус опять подал знак, но другой:
— Телмен осмелится, не Теламон и еще не Ури-Тал.
— Кто явит тебя?
— Халев явит меня, не Калипсо. Знаки же, которые он делал, были такие:
ДАВИД DAVIDZEI.
ТЕЛМЕН ТОLМАЕI.
ХАЛЕВ APOCALYРSЕI {20}
— Где тебя научили нашим тайнам?
— В Каллирое. Еще я посетил Дом Спиралей и бросил вызов Сириусу.
— Ты вышел невредимым из Дома Спиралей?
— Я — царь, сын старшего сына старшего сына, и моя мать — младшая дочь младшей дочери.
— Где ты был коронован?
— Где когда-то ревели быки и растет священная мальва. Я ношу на себе семь знаков царя и восьмой тоже. — С этими словами он обнажил плечо и выставил левую ногу.
Они склонились перед ним в поклоне и спросили его:
— Господин, господин, когда же ты въедешь в Иерусалим через Восточные ворота?
— Не в этот месяц ивы, а в следующий, когда я опять приду к вам. Однако я хочу положить конец чудесам, а не длить их. Передайте мои слова тем, кто в Каллирое и Енгеди, и Миддине. Еще скажите им. Когда Ирод умер, было сказано: «Лев мертв». Но из него еще будет добыт мед.
— То, что Лев Едома мертв, — давно не новость. Пусть наш господин скажет об Орлах Рима.
— Сказано: «Где труп, там соберутся орлы», — но живые люди не должны бояться птиц, питающихся мертвечиной.
Глава двадцать третьяЦАРСТВО БОЖИЕ
— Я был плотником, а стал пастухом. — Иисус показал на посох и плащ. — Пусть никто не завидует моей тяжелой работе.
— А это твои праздные ученики?
— Пусть никто не завидует их тяжелому ученичеству.
Не сказав больше ни слова, старейшины ушли, и с тех пор Иисуса не приглашали в синагогу в Капернауме.
Подозрение насчет позорных денег возникло из-за двух сестер-евреек, часто бывавших в доме Матфея и дававших Иисусу деньги. Одна из них — Иоанна — была женой Хусы, управителя Антипы, а другая — Сусанна — женой такого же, как Матфей, сборщика податей в Нижней Галилее. Иисус всегда с радостью принимал от них деньги, зная, что они чистые — из их приданого. Сусанна брала деньги и у своих подруг, строго проверяя, чтоб их происхождение не было сомнительным. Денег требовалось много, хотя ученикам редко приходилось самим покупать себе еду, более того, они часто испытывали смущение из-за чрезмерно гостеприимных поклонников Иисуса. Но из них всего один был богат, а вот семьи, которые надо было кормить, имели все, так что их не покидали заботы о хлебе насущном и о налогах.
В свободное время они садились в лодку Петра и Андрея и ловили рыбу в море Галилейском. Однако даже самых бедных из них все равно мучило сознание, что они вроде увиливают от своих обязанностей, и от этого не спасали даже новые добродетели, приходившие на смену прежним грехам. Заметив, что кое-кто из учеников незаконно, как считал Иисус, наслаждается своим особым положением при знаменитом целителе и учителе, он напоминал ему слова Гиллеля: «Имя, ставшее знаменитым, умершее имя». Лечить он стал меньше, делал это обычно втайне и свои проповеди больше не сопровождал загадочными символическими действиями.
Вот тут-то на всех рынках и пошли судить да рядить о том, что Иисус-де потерял свою чудодейственную силу, что он был бледным аскетом, когда пришел к Морю, а пируя у всяких нечестивцев, понемногу растерял свой дар. Поначалу-то его встретили с радостью. Еще бы! Пророк, который ничего не требует от людей, по крайней мере, не требует строгого соблюдения Закона и чрезмерного самоотвержения! А потом все загрустили, что он не пламенный Иоанн Креститель, прожигавший словами до костей, словно огненный ветер пустыни. Разве уже пришло время для ласковых слов, для еды, питья и беззаботного смеха? Правда, Иисус тоже говорил о Мессии, но ученики Иоанна голодали и отрешались от плотских радостей в ожидании Мессии, чтобы предстать перед ним его священными телохранителями, а ученики Иисуса веселились и радовались жизни, несмотря на окружавшее их нечестие.
— Разве вы не знаете, — отвечал на обвинения Иисус, — что в течение семи дней брачного пира дружки жениха избавлены от поста и даже от молитвы? Пусть постятся до, пусть постятся после, но в эти семь дней они должны плясать, петь и смеяться. Я прошу Божьей милости для тех, кто ищет Его, а не мщения для тех, кто отворачивается от Него.
В капернаумской синагоге нашлись любопытные, обратившие внимание на то, что казначей Иисуса — Иуда из Кериофа — в определенные дни ходит за деньгами к управителю Антипы. Они объявили Иисуса ложным пророком и предателем и отказались с ним знаться, перестав снабжать едой и одеждой. Им не понравилось, что он сравнил себя с женихом. Почему с женихом? Уж не по поговорке ли: «Жених что царь»? Не намекает ли он на что? И они послали к нему двух старейшин.
— Ты говоришь, что ты жених, — сказали те. — Что это значит?
Но он ответил, что имел в виду жениховство, к которому приглашают самых ученых мужчин — священников, землевладельцев, книжников, старейшин в синагогах, — однако они отказываются, поэтому их места занимают сборщики податей, продажные женщины, бродяги и больные.
Тогда старейшины попросили его дать им знак, что он неподвластен обычному суду.
На это Иисус ответил, что никогда не был колдуном, завлекающим толпу дурацкими фокусами. Ждать знаков и чудес — разве не значит впадать в духовное блудодейство?
— Даже царь Соломон ни разу не показал царице Савской, когда она приехала к нему, свою власть над демонами, а явил лишь духовную мудрость. Я тоже дам вам не больше того, что Иона дал жителям Ниневии, а он проповедовал им покаяние. Если не покаетесь, то будет вам то, чего и они не избегли, а они не избегли разрушения своего города, — продолжал он. — Я слышал, вы хотите восстановить в мраморе и позолоченной бронзе надгробие Науму. Благочестивые мужи, ваши предки убили Наума. Будь он сегодня жив и проповедуй против притеснителей, как он проповедовал против Ниневии, разве вы не убили бы его еще раз? Или, чтобы не запачкать руки, не предали бы его тетрарху?
Старейшины убедились, что Иисус сделался опасен, и они стали ревниво следить за ним, надеясь поймать на каком-нибудь нарушении Закона. Иисус же предупредил учеников, что они должны быть всегда настороже, дабы не совершить ничего предосудительного. Их обвиняли в жадности и беспричинном веселье, а они не обижались, потому что Иисус рассуждал так:
— Любите ближнего, когда он прощает вам, но и врага, когда он проклинает вас, благотворите тем, кто ненавидит вас за проступки ваши, и молитесь за беспричинно обижающих вас.
Однажды, когда Иисус и ученики на берегу Галилейского моря ели вареную рыбу, Симон из Каны посетовал на то, что рыба несоленая и, пока римляне не уберутся из страны, соли не будет.
Он был прав. Налог на соль вместе с другими налогами сделали соль дорогой, и ее стали смешивать с мелом и землей, однако Иисус напомнил Симону, что римлянам разрешено наказывать израильтян только потому, что они нарушили свой долг перед Богом. Манипуляции же с солью должны им постоянно об этом напоминать, ведь ни одно жертвоприношение не допускалось без соли, ее насыпали даже в курильницу.
— Соль — добрая вещь; но ежели соль не солона будет, чем вы ее поправите? Имейте в себе соль, и мир имейте между собой. А когда-нибудь я приведу вас в Иерусалим осолить тамошнюю соль.
Язычники-хрестиане излишне упростили первое высказывание Иисуса: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас», — которое или призывает добиваться невозможного совершенства, или побуждает к безбожию, когда (как в случае с Иисусом) человек не признает никаких врагов, кроме врагов Бога. Есть еще одно неправильно записанное суждение Иисуса, о котором нельзя не сказать. Первоначально оно гласило: «Аминь, аминь: Кто не со мной — тот против меня, кто не против меня — тот со мной». Две искусно уравновешенные половинки этой антитезы были восприняты дураками редакторами как противостоящие друг другу, и даже разгорелся и не утихает спор, какая из них верна! Одни за первую часть, другие — за вторую. А ведь нет ничего очевиднее. Иисус хотел сказать, что между двумя крайними суждениями всегда есть пассивная середина, и пассивность не означает безразличие. Другими словами: «Настало время, когда каждый должен решить, стоит он на стороне добра или зла, когда даже «не против» противостоит «не со мной», в сущности, определяя выбор».
В конце концов старейшинам удалось поймать Иисуса на нарушении, с их точки зрения, Закона. В субботу он позволил себе исцелить человека с парализованной рукой, хотя Закон совершенно определенно запрещает выполнять в субботу какую-либо работу. Единственное исключение возможно, если речь идет о человеческой жизни. Рука же была неподвижна много лет, и ее хозяин никаким образом не подвергался опасности умереть. Почему же Иисус не исцелил больного в пятницу или не подождал до воскресенья? Обычного лекаря закон субботы связывает по рукам и ногам, и если смертельная опасность от вовремя не обработанной раны еще может быть принята во внимание, то лечить парализованную руку обычным массажем — все равно что сажать в субботу капусту.
Иисус выслушал возмущенных старцев и спросил:
— Запрещено или нет в субботу спасать человеку жизнь?
Они ответили:
— Ты не хуже нас знаешь, что не запрещено.
— Тогда, может быть, запрещено спасать жизнь быка или осла, если они провалились в овраг или сухой колодец?
— Не запрещено. Но чью жизнь спасал ты?
#9632;- Жизнь правой руки человека, — сказал он, — которая дороже ему, чем жизнь быка или осла, потому что без правой руки он не может исполнять то, что предписано делать в субботу.
— Но рука — всего лишь часть человека, и у нее нет своей отдельной от него жизни, хотя бы она была его правой рукой!
— Кто не знает пословицу: «Пусть правая рука не знает, что делает левая»? Одни ведь делят душу, и по справедливости. Правая рука отвергает, зато левая принимает; левая работает стамеской, зато правая — молотком; правая водит пером, зато левая держит бумагу. Разве не сказано мудрецами: «Суббота для человека, а не человек для субботы»? Разве Отец наш не исцеляет в Свой день? Разве вы не слыхали о том, как Он вытаскивает колючки и лечит головную боль с начала субботы и до конца ее?
Будь эти слова произнесены ученым мужем в Иерусалимской академии, им бы несомненно аплодировали и они были бы занесены в Комментарии. Капернаум же — маленький провинциальный городок и поэтому гораздо менее свободен, чем Иерусалим. Тотчас поползли слухи, что Иисус взялся за пастырство после того, как исполнил на горе Фавор обряды, подчинившие его демону Вельзевулу, и чудеса-де он творит его властью. Вельзевул — одно из «ругательных имен», которых много в священных книгах евреев, ведь стоит немного изменить написание слова, и почетный титул превращается в презренный. Так вождь кармелитян, вдову которого царь Давид взял в жены, звался добрым именем Лавал — «белый человек», а потом его изменили на Навал — «дурак». Точно так же статуя олимпийца Зевса, поставленная АнтиохомГУ Епифаном в Храме Иерусалимском, называется не «Статуя Бога Небесного», а «Отвратительность одиночества». Вот и имя Вельзевул (повелитель мух) превратилось в ругательное из Ваал Зевулона, то есть «повелителя Зевулонов», или Атавирия, которого царь иудеев Охозия призвал к себе лечить внутренние раны, когда выпал из верхнего окна.
Иисус высмеял обвинителей.
— Ваал Зевул, или Царь Демонов, — сказал он, — совсем сдурел, если помогает чудодеям гнать своих подданных из облюбованных ими жилищ!
Приближалась Пасха, и Иисус с учениками и тысячами паломников из Галилеи отправился в Иерусалим. Зная о своем законном происхождении, он смело вошел в Храм и множеству людей, в основном галилеянам, толковал во Дворе язычников стих из сто тридцать четвертого псалма: «Благословен Господь, живущий в Иерусалиме». Для него это было очень важно, ибо он впервые проповедовал в Иерусалиме, да и мысль, которую он излагал, была новой и дерзкой: Бог скорее живет в сердцах людей, которые взыскуют Востока, чем в Храме. Неужели, когда Храм разрушили, Бог остался бездомным? Неужели он, как демон, поселился на вершине горы, вместе со своими людьми? Или он вместе со своими людьми ушел в изгнание, чтобы утешать их? Храма, построенного Соломоном, больше нет. Храм, построенный Зоровавелем, стал святилищем Зевса. Неужели сам Иегова приказал построить теперешний Храм? Или его построили, чтобы удовлетворить тщеславие царя Ирода? Кстати, того самого Ирода, который осквернил храм Зоровавеля, взяв его приступом и убив многих священников и благочестивых мужей.
— Неужели без святилища вы не можете обратиться с молитвой к Господу и вам надобны для этого роскошные дворцы? Разрушьте Храм, и Божьей милостью я в три дня построю для вас другой, потому что ваш слуга — плотник. Израиль был велик, когда Господу поклонялись, будто он живет в ковчеге из акации, а потом ковчег стал идолищем, и по велению самого Господа пророк Иеремия убрал его с глаз людей. Тот же Иеремия сказал его именем: «И было слово Господне ко мне: иди и возгласи в уши дщери Иерусалима: так говорит Господь: Я вспоминаю о дружестве юности твоей, о любви твоей, когда ты была невестою, когда последовала за Мною в пустыню, в землю незасеянную. Израиль был святынею Господа, начатком плодов Его».
— Что скажете, мужи Израиля? Разве не стала эта гора идолищем? Разве ее камни не забрызганы невинной кровью, начиная с первого пастуха Авеля и кончая Захарией, сыном Варахии, кровь которого пролилась на жертвенник людской подлости. Пророки бранили гору Фавор, что в Галилее, когда на нее возносили идолов. Но теперь тех идолов нет, и гора Фавор очистилась. А на горе Сион идолы остались. Это вы из башен и ворот сотворили смеющихся над нами золотых идолов.
Слушая смелые речи Иисуса, галилеяне одобрительно кивали, но больше потому, что он льстил их провинциальной гордыне, чем принимая его туманного Бога. Иудеи же усмотрели в сказанном одно богохульство, отчего возмущенно свистели и показывали Иисусу язык. Опасаясь драки или чего-то в этом роде, начальник Храмовой стражи явился во Двор с небольшой группой левитов, но посох и тяжелый плащ давали Иисусу права пророка, да и никакого нарушения порядка не случилось.
Иисус сам не стал есть пасхального барашка и удержал от этого своих учеников. Ессеи говорят:
«Проливающий кровь жертвы убивает Авеля». По легенде, пастух Авель на этой самой горе принес Богу овечьего молока и дикого меду, и Иегова принял его жертву, отвергнув зарезанного Каином рабочего вола, из-за чего Каин, взревновав, убил Авеля. Сомнения Иисуса имели своим источником речи Амоса против кровавых жертвоприношений. Вечером он пошел в Вифанию съесть пресного хлеба и горькой травы в доме своего шурина Лазаря, и там он в первый раз после коронации встретил свою царицу.
Мария чувствовала себя неловко. Ее брат Лазарь, которого она очень любила, часто произносил хвалы духовному браку и уверял ее, что только в таком браке муж и жена могут избежать смерти и прожить обещанную тысячу лет в мессианском царстве.
— Желание вступить в брак, чтобы плодить потомство, — это старое заблуждение, навязанное людям Божьим врагом, — говорил он, — который убедил их, что только так они могут не допустить окончательного торжества смерти. «Я умру, — говорит человек, — но будут жить мои дети и внуки». Однако, совершая смертное деяние, люди делают уступку смерти, ведь если не будет смерти, то зачем вообще нужны дети? Иисус, ты и я будем жить, не старясь, в райской любви.
— Я хочу детей. Так почему мне нельзя их иметь? Разве мои дети не могут жить вместе со мной в царстве, о котором ты рассказываешь?
— Потому что свершившие смертное деяние должны познать смерть. Ты же счастливее всех невест на свете, потому что, удержавшись от наслаждения твоим телом, твой муж посвятил тебя вечной жизни.
— Наша сестра Марфа говорит: «Ему важно только его спасение, Мария, а твой позор ему безразличен. Он вернул тебя в этот дом, словно нашел в тебе тайный порок или недоволен твоим поведением».
— Она плохо говорит, а ты должна защищать честь мужа от наветов. Он любит тебя чистой любовью.
— Мне сказали, что у него двенадцать учеников и они все, кроме двоих-троих, женаты, а у некоторых даже есть дети. Что ж, он обещает царство Божие уже погибшим людям?
— Он придет и сам ответит на твой вопрос.
— А пока его нет, мне лучше помолчать.
Едва Иисус переступил порог дома, Мария вышла к нему, омыла ему ноги, а, потом, пока он говорил с Лазарем и другими мужчинами, молча сидела, не отводя глаз от его лица. Иисус же с ласковой сдержанностью поздоровался с ней и больше не обращал на нее внимания, пока Марфа не принялась громко жаловаться на то, что Мария забыла о домашних делах.
— Оставь ее, — сказал Иисус. — Она избрала благую часть.
Позднее Иисуса и Марию ненадолго оставили одних, и она немедленно приступила к нему с вопросами.
— Мой господин, среди твоих учеников есть отцы семейства? Они тоже обречены смерти?
— Кто я такой, чтобы выносить смертный приговор? Судья им — Небесный Отец.
— Сказано, что пророк Енох избегнул смерти. Но он участвовал в смертном действе и родил сына, долго жившего Мафусаила.
— Нет, Енох и Елисей избегли смерти не навсегда. Они должны еще вернуться на землю, умереть и ждать всеобщего воскресения.
— Почему, мой господин, ты не взял меня с собой, когда шел пророчествовать в Галилею? Сегодня вечером ты и твой ученик Иоанн обменивались любовными взглядами, а от меня ты прячешь свою любовь. Разве я не красива? Разве я не твоя жена?
— Есть красота плоти и красота духа. Красота плоти подобна анемону, который быстро вянет, и тогда его выбрасывают на сеновал или в печь пекаря. Красота Иоанна духовная. Помнишь, как царь Давид плакал над телом своего кровного брата Ионафана: «Ты был очень дорог для меня; любовь твоя была для меня превыше любви женской».
— Я люблю тебя, и только одного тебя. И помню, как Суламита говорила Соломону: «Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою; ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презрением».
— Соломон вложил эти слова в уста Суламиты, желая сказать о любви кающейся души к Богу.
— И все же Соломон, хотя, возможно, он и говорил о душе, не отказывал себе в любовных радостях. Мало ему было семисот жен, он еще завел себе триста наложниц и все-таки всех царей превзошел мудростью. Ты говорил, Господь будто бы не желает, чтобы человек изнурял голодом свое прекрасное тело. Почему же надо вечно соблюдать любовный пост? Любовь так же естественна и приятна, как еда, а если б это было не так, вряд ли Господь научил бы людей, как насыщаться ею. Мой господин, я требую, чтобы ты ответил мне, ибо я женщина и тебе не скрыть от меня желания твоего тела соединиться с моим в любви. Он ничего ей не ответил.
— Не сердись на свою служанку, только ответь прямо на мой вопрос, потому что я имею право его задать.
Иисус вздохнул и, не глядя ей в лицо, произнес:
— Иосия, сын Иоханана из Иерусалима, верно сказал: «Не дли разговор с женщиной». И мудрецы знали, что он имел в виду: «Даже с собственной женой». Они говорили: «Каждый раз, когда мужчина нарушает сей завет, он делает зло себе, забывает Закон и в конце концов готовит себе преисподнюю».
— Почему же? — переспросила Мария. — Неужели женщина — это только зло? Зачем же тогда ты взял меня в жены?
— Да нет, женщины — это не только зло, ибо Господь наш сотворил женщину, чтоб она была помощницей мужчине. И все-таки правильно сказано: «Муж к женщине, что разум к чувству, что высшее к низшему, что левое к правому, что Божественное к человеческому».
— Но, мой господин, что станет с разумом, если его отделить от чувства? И что станет с верхним этажом дома, если не будет нижнего? Разве осел стоит на двух ногах? И кто прославит Господа на земле, если не будет людей? Прикажи своей служанке следовать за тобой, и она исполнит твою волю.
В великом смущении Иисус покинул Марию.
В Вифании к Иисусу тайно пришел Никодим, сын Гориона, который, услыхав, как Иисус проповедует во Дворе язычников, был совершенно покорен им. Один из трех самых богатых людей в Иерусалиме, он держал монополию на чистую воду во время праздников и был также членом Великого Синедриона и старейшиной Храмовой синагоги, в которой все другие синагоги на земле искали себе поводыря в вере и обрядах, то есть был самой большой рыбой, когда-либо попадавшей в сеть Иисуса. Учитель принял его, но решил, что он слишком робок и будет более полезен ему как тайный ученик.
В Вифании же, в доме Семиона, Иисус открылся свободным ессеям. Он постучал в дверь и сказал:
— Я — тот, кого они ждут!
— Как тебя зовут?
— Иешуа, сын Иосифа, а не Есу, сын Оса. Тотчас старый ессей открыл перед ним первую дверь:
— Докажи, что тебя так зовут.
— Разрубишь дерево и найдешь меня. Поднимешь камень, и я явлюсь Тебе.
— Какое дерево, господин?
— Вереск, но не из Библа.
— Какой камень, великий господин?
— Алтарный камень, но не из Тира.
Дрожа от радости, старик пригласил его во внутренние покои, где Иисус предстал перед посвященными.
— Великий господин, как рубить дерево? Иисус сделал знак руками:
— Давид раскалывает его.
— Кто осмелился поднять камень? Иисус опять подал знак, но другой:
— Телмен осмелится, не Теламон и еще не Ури-Тал.
— Кто явит тебя?
— Халев явит меня, не Калипсо. Знаки же, которые он делал, были такие:
ДАВИД DAVIDZEI.
ТЕЛМЕН ТОLМАЕI.
ХАЛЕВ APOCALYРSЕI {20}
— Где тебя научили нашим тайнам?
— В Каллирое. Еще я посетил Дом Спиралей и бросил вызов Сириусу.
— Ты вышел невредимым из Дома Спиралей?
— Я — царь, сын старшего сына старшего сына, и моя мать — младшая дочь младшей дочери.
— Где ты был коронован?
— Где когда-то ревели быки и растет священная мальва. Я ношу на себе семь знаков царя и восьмой тоже. — С этими словами он обнажил плечо и выставил левую ногу.
Они склонились перед ним в поклоне и спросили его:
— Господин, господин, когда же ты въедешь в Иерусалим через Восточные ворота?
— Не в этот месяц ивы, а в следующий, когда я опять приду к вам. Однако я хочу положить конец чудесам, а не длить их. Передайте мои слова тем, кто в Каллирое и Енгеди, и Миддине. Еще скажите им. Когда Ирод умер, было сказано: «Лев мертв». Но из него еще будет добыт мед.
— То, что Лев Едома мертв, — давно не новость. Пусть наш господин скажет об Орлах Рима.
— Сказано: «Где труп, там соберутся орлы», — но живые люди не должны бояться птиц, питающихся мертвечиной.
Глава двадцать третьяЦАРСТВО БОЖИЕ
Иисус спросил учеников:
— Вы готовы принять крещение, какое я принял из рук Иоанна?
— Иоанн уже крестил моего брата Андрея и меня, — ответил ему Петр, — и Филиппа, и Симона Кананита.
— Он многих крестил. Но разве он смыл с вас мужскую гордыню? Некоторые рождаются, уже лишенные мужества, другие лишаются его на рынке рабов, но есть такие, что в преддверии Судного дня сами отказываются от него во имя царства Божия. Судный день придет неожиданно, как вор, и все тогда будет, как во дни Ноя. Люди ели и пили на свадебных пирах и нежно любились в свадебных покоях, но неожиданно полил дождь, затопило землю, и никто не спасся, кроме Ноя и его сыновей. Отрекитесь от радостей плоти, дети мои, или не будете допущены в царство Божие. Тот, кто хочет принять второе крещение, пусть примет его.
Первым опомнился Петр.
— Господин, я хочу.
Следом за ним, правда с меньшей готовностью, потянулись другие.
А Филипп спросил:
— Если нам нельзя любить наших жен, то почему бы нам не развестись с ними и не отправить их к их отцам? Мы теперь не те мужчины, с которыми они вступали в брак, и по Закону это было бы справедливо.
— Моисей разрешил развод поколению, погрязшему в грехах и обреченному умереть в пустыне. Просвещенный Шаммай установил его на вечные времена, но сказал: «Нет другой причины для развода, кроме прелюбодеяния». Потом Гиллель — светлая ему память — сказал так: «Для тех, кто еще чтит этот Закон, прелюбодеяние не могло остаться его единственной причиной. Жестокосердные мужчины так его повернули, что муж вполне может оправдаться перед Судом за развод с женой, если она плохо сварила обед или потеряла свою красоту. Остерегайтесь этого Закона. Жена, подавая мужу плохой обед или забывая прихорашиваться, или прелюбодействуя, обвиняет его в недобром отношении к ней. И чем серьезнее ее проступок, тем тяжелее обвинение. Пусть он осознает свою вину и простит ее, если хочет, чтобы Господь простил его, и хорошенько подумает, прежде чем развестись с нею».
— Что ты нам скажешь на это?
— То, что сказал Гиллель. Пусть тот, кто любит Бога, воздержится исполнять Закон, даже если было совершено прелюбодеяние. Когда мужчина берет в жены женщину, они становятся одной плотью, ибо соединены Богом и никем не могут быть разделены. Если виноват он, то он и ее делает виноватой; если виновата она, то он отвечает за ее вину, как если бы она была его собственной. Недаром Соломон говорил: «Кто найдет добродетельную жену? Цена ее выше жемчугов». И я говорю вам: только отказавшись от плотской любви, муж и жена соединятся в любви к Господу. Живущие во плоти о плотском помышляют.
Из Иерусалима Иисус повел учеников на юг, в Аин-Риммон, где его настигла весть от Иоанна. Там же в реке, протекающей в гранатовой роще, Иоанн крестил их всех и нарек пророками. Подобно Иисусу, ученикам пришлось отказаться от вина. Иисус благословил их и сказал:
— Вы готовы принять крещение, какое я принял из рук Иоанна?
— Иоанн уже крестил моего брата Андрея и меня, — ответил ему Петр, — и Филиппа, и Симона Кананита.
— Он многих крестил. Но разве он смыл с вас мужскую гордыню? Некоторые рождаются, уже лишенные мужества, другие лишаются его на рынке рабов, но есть такие, что в преддверии Судного дня сами отказываются от него во имя царства Божия. Судный день придет неожиданно, как вор, и все тогда будет, как во дни Ноя. Люди ели и пили на свадебных пирах и нежно любились в свадебных покоях, но неожиданно полил дождь, затопило землю, и никто не спасся, кроме Ноя и его сыновей. Отрекитесь от радостей плоти, дети мои, или не будете допущены в царство Божие. Тот, кто хочет принять второе крещение, пусть примет его.
Первым опомнился Петр.
— Господин, я хочу.
Следом за ним, правда с меньшей готовностью, потянулись другие.
А Филипп спросил:
— Если нам нельзя любить наших жен, то почему бы нам не развестись с ними и не отправить их к их отцам? Мы теперь не те мужчины, с которыми они вступали в брак, и по Закону это было бы справедливо.
— Моисей разрешил развод поколению, погрязшему в грехах и обреченному умереть в пустыне. Просвещенный Шаммай установил его на вечные времена, но сказал: «Нет другой причины для развода, кроме прелюбодеяния». Потом Гиллель — светлая ему память — сказал так: «Для тех, кто еще чтит этот Закон, прелюбодеяние не могло остаться его единственной причиной. Жестокосердные мужчины так его повернули, что муж вполне может оправдаться перед Судом за развод с женой, если она плохо сварила обед или потеряла свою красоту. Остерегайтесь этого Закона. Жена, подавая мужу плохой обед или забывая прихорашиваться, или прелюбодействуя, обвиняет его в недобром отношении к ней. И чем серьезнее ее проступок, тем тяжелее обвинение. Пусть он осознает свою вину и простит ее, если хочет, чтобы Господь простил его, и хорошенько подумает, прежде чем развестись с нею».
— Что ты нам скажешь на это?
— То, что сказал Гиллель. Пусть тот, кто любит Бога, воздержится исполнять Закон, даже если было совершено прелюбодеяние. Когда мужчина берет в жены женщину, они становятся одной плотью, ибо соединены Богом и никем не могут быть разделены. Если виноват он, то он и ее делает виноватой; если виновата она, то он отвечает за ее вину, как если бы она была его собственной. Недаром Соломон говорил: «Кто найдет добродетельную жену? Цена ее выше жемчугов». И я говорю вам: только отказавшись от плотской любви, муж и жена соединятся в любви к Господу. Живущие во плоти о плотском помышляют.
Из Иерусалима Иисус повел учеников на юг, в Аин-Риммон, где его настигла весть от Иоанна. Там же в реке, протекающей в гранатовой роще, Иоанн крестил их всех и нарек пророками. Подобно Иисусу, ученикам пришлось отказаться от вина. Иисус благословил их и сказал: