Страница:
[237]получить подкрепление в личном составе и материальной части.
В 23 часа я приехал на командный пункт группы, передислоцировавшийся во время моего отсутствия в Горки.
16 июля 29-я мотодивизия овладела Смоленском. Таким образом, она первой достигла поставленной перед ней оперативной цели. Это был выдающийся успех. Личный состав дивизии, начиная от ее командира генерала фон Больтенштерна и до последнего стрелка, выполнил свой долг, все показали себя храбрыми солдатами.
16 июля соединения танковой группы находились:
1-я кавалерийская дивизия – юго-восточнее Старый Быхов (Быхов), 4-я танковая дивизия – в районе между Чаусы и Молятичи, 10-я моторизованная пехотная дивизия – южнее Могилева, 10-я танковая дивизия – в районе между Хиславичи и Починок, дивизия СС “Рейх” – за 10-й танковой дивизией, пехотный полк “Великая Германия” – севернее Могилева, 29-я мотодивизия – в Смоленске, 18-я танковая дивизия ~ в районе Красный, Гусино, 17-я танковая дивизия – у Ляды, Дубровно.
Передовые отряды пехоты вышли к Днепру. Они состояли из разведывательных батальонов и небольших моторизованных подразделений пехотных дивизий. Следовательно, их боевая сила была невелика.
13 июля начались ожесточенные контратаки русских. С направления Гомель на правый фланг танковой группы наступало около двадцати дивизий, в то же время русские производили вылазки со своих предмостных укреплений из Могилева в южном и юго-восточном направлениях и из Орши в южном направлении. Этими операциями руководил маршал Тимошенко с явной целью отбросить немецкие войска снова за Днепр.
16 июля была замечена перегруппировка войск противника в направлении Гомель и Клинцы, а восточнее Смоленска наблюдалось усиленное передвижение [238]войск. Следовательно, нужно было ожидать, что русские будут продолжать свои попытки остановить наше наступление. Несмотря на эту сложную обстановку, я твердо придерживался принятого решения: как можно быстрее достичь указанных мне оперативных целей. Корпуса продолжали свое наступление.
17 июля я вылетел в 24-й танковый корпус и посетил правофланговую 1-ю кавалерийскую дивизию, которая упорно отражала контратаки русских на Днепре.
В этот день дивизии вышли в следующие районы: 1-я кавалерийская дивизия – южнее Быхов, 10-я мотодивизия – западнее Черикова, 4-я танковая дивизия – Кричев, 3-я танковая дивизия – Лобковичи, 10-я танковая дивизия – между Починок и Ельня, дивизия СС “Рейх” – Мстиславль, пехотный полк “Великая Германия” – Рекотка, 29-я мотодивизия – Смоленск, 18-я танковая дивизия – Катынь, Гусино, 17-я танковая дивизия – Ляды, Дубровно.
Западнее и восточнее Могилева, восточное Орши, севернее и южнее Смоленска появились крупные группировки противника. Гот вышел в район севернее Смоленска. Наступавшая за нами пехота достигла рубежа р. Днепр.
Группе армий “Юг” удалось создать предмостное укрепление на Днестре.
В этот день я получил вместе с Готом и Рихтгофеном дубовые листья к рыцарскому кресту. Я был пятнадцатым человеком в сухопутных войсках и двадцать четвертым в вооруженных силах, награжденным этим орденом.
18 июля я находился в 47-м танковом корпусе, 17-я танковая дивизия была переброшена с фланга, который она прикрывала восточнее Орши, в район южнее Смоленска, чтобы отразить атаки русских, двигавшихся на город с юга. В боях, которые здесь происходили, был смертельно ранен храбрый командир этой дивизии генерал Риттер фон Вебер.
В последующие дни 46-й танковый корпус, сломив [240]упорное сопротивление противника, оборонявшегося на укрепленных позициях, овладел городом Ельня и его окрестностями. На правом фланге и в тылу корпуса бои еще продолжались.
К 20 июля соединения танковой группы вышли: 1-я кавалерийская дивизия – юго-восточнее Быхов, 10-я мотодивизия – западнее Чериков, 4-я танковая дивизия – Чериков, Кричев, 3-я танковая дивизия – Лоб-ковичи, 10-я танковая дивизия – Ельня, дивизия СС “Рейх” – Гусино, пехотный полк “Великая Германия” – западнее Хиславичи, 17-я танковая дивизия – южнее Смоленска, 29-я мотодивизия – Смоленск, 16-я танковая дивизия – Гусино.
Русские продолжали наносить контратаки 24-му танковому корпусу и на Смоленск; под Ельней снова завязались бои. Наступавшая за нами пехота перешла Днепр. Гот намеревался окружить крупные силы противника северо-восточное Смоленска. Для этого он нуждался в поддержке 2-й танковой группы с юга, в направлении на Дорогобуж. У меня было большое желание помочь ему, и я направился 21 июля в 46-й танковый корпус, чтобы распорядиться о проведении необходимой перегруппировки. Южная и западная части Смоленска находились под обстрелом артиллерии противника, поэтому мне пришлось объехать город по полям. К середине дня я прибыл в один из полков 17-й танковой дивизии, обеспечивавший юго-восточный фланг у Слобода. В Киселевске (45 км юго-восточнее Смоленска) я нашел командный пункт 46-го танкового корпуса, где ознакомился с обстановкой и затем осмотрел позиции пехотного полка “Великая Германия” южнее ст. Васьково (35 км севернее Рославля). Перед полком находился пока еще слабый противник с артиллерией.
В это время все силы 46-го танкового корпуса вели упорные бои с противником. Поэтому я решил сменить пехотный полк “Великая Германия” 18-й танковой дивизией, которая в ближайшие дни должна была закончить бои под Гусино и этим обеспечить 46-му [241]танковому корпусу возможность поддержать Гота. Я отдал все необходимые распоряжения по радио с командного пункта 46-го танкового корпуса. Корпус должен был действовать всеми силами в направлении Дорогобуж; авиация ближнего действия должна была поддерживать войска, отражающие контратаки русских юго-восточнее Ельни из района Спас-Деменск. На обратном пути я получил несколько радиограмм из моего штаба, содержавших распоряжение вышестоящих инстанций о немедленном использовании дивизии СС “Рейх” в направлении Дорогобуж. Но в данный момент больше того, что уже было сделано в 46-м танковом корпусе, ничего нельзя было предпринять. От 47-го танкового корпуса, в который я еще раз заехал, также ничего большего нельзя было требовать. Все зависело от того, насколько быстро сможем мы снять 18-ю танковую дивизию с фланга, который она обеспечивала у Гусино, и освободить тем самым силы, необходимые для дальнейшего продвижения на север. И здесь снова последовало личное вмешательство фельдмаршала фон Клюге, которого беспокоил левый фланг танковой группы на Днепре; он задержал 18-ю танковую дивизию подобно тому, как это было у Белостока, не уведомив меня о своем приказе. Вследствие этого сил для наступления на Дорогобуж оказалось недостаточно.
Вечером под артиллерийским огнем противника я пробрался через Смоленск на командный пункт группы в Хохлово, расположенное юго-западнее города. При этом сопровождавший меня связной мотоциклист Гель-ригель был выброшен взрывной волной из машины, но, к счастью, ранения не получил.
Город Смоленск мало пострадал в результате боевых действий. Захватив старую часть города на южном берегу Днепра, 29-я мотодивизия, имея задачу установить связь с Готом, перешла р. Днепр и овладела промышленным районом города, расположенным на северном берегу реки. Воспользовавшись своим посещением позиций в Смоленске, я решил осмотреть [242]кафедральный собор. Он остался невредимым. При входе посетителю бросался в глаза антирелигиозный музей, размещенный в центральной части и левой половине собора. У ворот стояла восковая фигура нищего, просящего подаяние. Во внутренней части помещения стояли восковые фигуры в натуральный человеческий рост, показывающие в утрированном виде, как буржуазия эксплуатирует и угнетает пролетариат. Красоты в этом не было никакой. Правая половина церкви была отведена для богослужений 27. Серебряный алтарь и подсвечники, видимо, пытались спрятать, но не успели сделать это до нашего прихода в город. Во всяком случае, все эти чрезвычайно ценные вещи лежали кучей в центре собора. Я приказал найти кого-нибудь из русских, на кого можно было бы возложить ответственность за сохранение этих ценностей. Нашли церковного сторожа – старика с длинной белой бородой, которому я передал через переводчика, чтобы он принял под свою ответственность ценности и убрал их на место. Ценнейшие позолоченные резные рамки иконостаса были в полной сохранности. Что стало потом с собором, я не знаю.
23 июля я встретил в Талашкино (15 км южнее Смоленска) генерала фон Тома, заменившего генерала фон Вебера на посту командира 17-й танковой дивизии. Генерал Тома был известен как старый и опытный танкист, отличившийся еще в период первой мировой войны и войны в Испании. Он обладал железным спокойствием и выдающейся храбростью и в этой войне также оправдал возложенные на него надежды. 17-я танковая дивизия обеспечивала связь между 46-м и 47-м танковыми корпусами и удерживала фронт на Днепре, препятствуя русским прорваться на юг, чего еще опасалось командование 4-й армии. Командный пункт 46-го [243]танкового корпуса находился в лесу, 11 км западнее Ельни. Генерал Фитингоф доложил мне о контрнаступлении русских на Ельню, которое ведется с юга, востока и севера при очень сильной артиллерийской поддержке. Вследствие недостатка боеприпасов, который испытывался с начала войны, корпус вел огонь только по наиболее важным целям. Фитингоф хотел наступать в направлении на Дорогобуж, чтобы оказать поддержку Готу, как только пехотный полк “Великая Германия” будет сменен 18-й танковой дивизией. Все попытки продвинуться через р. Уша северо-западнее Ельня, в направлении на Свирколучье, были безуспешны. Дорога Глинка, Климятино, обозначенная на наших картах как “хорошая”, в действительности совсем не существовала. Дорога на север была топкой и непроходимой для автотранспорта. Все передвижения должны были совершаться только в пешем строю и поэтому были утомительны и требовали много времени.
Затем я отправился в 10-ю танковую дивизию, где генерал Шааль подробно обрисовал мне картину боев под Ельней. Его войска уничтожили в течение одного дня 50 танков противника, но были остановлены у хорошо оборудованных позиций русских. Он считал, что дивизия потеряла не менее одной трети всех своих танков. Боеприпасы приходилось подвозить с пунктов, расположенных в 450 км от местонахождения дивизии.
Отсюда я отправился в дивизию СС “Рейх”, находившуюся севернее Ельни. За день до этого дивизия захватила 1100 пленных, но с рубежа Ельня, Дорогобуж не смогла больше продвинуться. Сильные бомбардировочные удары русских с воздуха задержали дальнейшее продвижение дивизии: Я отправился на позиции боевого охранения, которыми командовал гауптштурмфюрер Клингенберг, чтобы лично ознакомиться с местностью и обстановкой. Я пришел к выводу, что прежде чем начать наступление в направлении на Дорогобуж, следует дождаться прибытия пехотного полка “Великая Германия”. [244]
В 23 часа я прибыл на новый командный пункт моей группы, расположенный в 2 км южнее Прудки.
Ожесточенные атаки русских продолжались в течение нескольких дней с неослабевающей силой. Все же нам удалось несколько продвинуться на правом фланге. На центральный участок фронта группы прибыли долгожданные подкрепления: 18-я танковая дивизия и одна пехотная дивизия. Попытки продвинуться в направлении на Дорогобуж неизменно кончались полным провалом.
По последним разведывательным данным, следовало ожидать появления штабов четырех новых русских армий восточное линии Новгород-Северский, западнее Брянска, Ельня, Ржев, Осташков. На всей этой линии русские производили инженерные работы.
К 25 июля соединения танковой группы достигли: 1-я кавалерийская дивизия – района юго-восточнее Новый Быхов, 4-я танковая дивизия – линии Чериков, Кричев, 10-я мотодивизия – Чвиков, 3-я танковая дивизия – Лобковичи; 263-я пехотная дивизия, 5-й пулеметный батальон, пехотный полк “Великая Германия”, 18-я танковая дивизия и 292-я пехотная дивизия – района южнее Прудки и аэродрома Шаталово, на который базировались наши бомбардировщики ближнего действия и который нам приходилось обеспечивать от артиллерийского и минометного огня русских; 10-я танковая дивизия находилась в Ельне, дивизия СС “Рейх” – севернее Ельни; 17-я танковая дивизия – Ченцово и южнее, 29-я мотодивизия – южнее Смоленска и 137-я пехотная дивизия – в Смоленске.
На шоссе у Бобруйска появилась кавалерия противника. 26 июля русские продолжали свое наступление в районе Ельни. Я попросил командование перебросить на ельнинскую дугу 268-ю пехотную дивизию для того, чтобы усилить этот участок фронта и дать возможность танковым войскам отдохнуть и привести в порядок материальную часть, в чем они настоятельно нуждались после длительных маршей и ожесточенных [245]боев. Днем я посетил 3-ю танковую дивизию, поздравил Моделя с награждением его рыцарским крестом, который он вполне заслужил, и заслушал его доклад о положений дивизии. Затем я отправился в 4-ю танковую дивизию, где встретился с генералом бароном фон Гейер и генералом бароном фон Лангерман. К вечеру я получил донесение о том, что русские прорвались через занимаемое 137-й пехотной дивизией предмостное укрепление на северном берегу Днепра у Смоленска.
Радиоразведка установила, что между 21-й армией русских в Гомеле, 13-й армией в Родня и 4-й армией южнее Рославля осуществляется взаимодействие.
В тот же день войскам Гота удалось с севера замкнуть кольцо вокруг русских войск, расположенных к востоку от Смоленска. Остатки десяти русских дивизий были разбиты нашей 3-й танковой группой. Кроме того, были уничтожены крупные силы противника, действовавшие в тылу наших войск, у Могилева.
Возвратившись на свой командный пункт в 22 часа, я получил распоряжение из штаба группы армий прибыть на совещание к 12 час. следующего дня на аэродром Орша. Необходимо было обсудить некоторые вопросы, так как в последние дни наметилось расхождение в оценке обстановки. В то время как командование 4-й армии считало, что наиболее угрожаемым участком фронта является район Смоленска, командование танковой группы полагало, что наиболее опасным являются районы южнее Рославля и восточное Ельни. Ненужное сосредоточение крупных соединений в районе Смоленска явилось причиной того, что в последние дни в районе Рославля создалась критическая обстановка и были понесены большие потери, которые можно было избежать. Все это чрезвычайно обострило мои отношения с командующим 4-й армией.
27 июля я вместе со своим начальником штаба подполковником фон Либенштейном вылетел в Борисов (где располагался штаб группы армий) для получения указаний о дальнейшем развитии операций и для [246]доклада о положении своих войск. Я ожидал, что получу приказание наступать в направлении на Москву или хотя бы на Брянск, однако, к моему удивлению, мне сообщили, что Гитлер приказал 2-й армии и 2-й танковой группе наступать на Гомель. Кроме того, 2-й танковой группе дополнительно ставилась задача наступать в юго-западном направлении с целью окружения оставшихся в этом районе 8—10 русских дивизий. Нам передали, что фюрер придерживается той точки зрения, будто крупные охватывающие операции являются неверной теорией генерального штаба, теорией, оправдавшей себя только на западе. Основная задача на русском фронте заключается в уничтожении живой силы противника, чего можно достигнуть только путем создания небольших котлов. Все участники совещания считали, что такие действия дадут противнику возможность выиграть время для того, чтобы подготовить новые соединения и, используя свои неисчерпаемые людские ресурсы, создать в тылу новые линии обороны, и что кампания, которую мы будем вести таким способом, не приведет к быстрому и столь необходимому для нас завершению войны.
Еще несколько дней тому назад главное командование сухопутных войск также придерживалось совершенно иного мнения. Об этом свидетельствует нижеследующая выписка из имевшегося у меня официального документа, датированного 23 июля 1941 г.: “Решение о дальнейшем развитии операций исходит из предположения, что после того, как в соответствии с планом стратегического развертывания будет достигнута оперативная цель ? 1, основная масса боеспособных сил русской армии будет разгромлена. С другой стороны, необходимо считаться с тем, что противник будет в состоянии организовать упорное сопротивление на важнейших направлениях дальнейшего продвижения немецких войск, используя для этого свои крупные людские резервы и введя в действие все свои силы. При этом следует ожидать, что наиболее упорное сопротивление [247]русские будут оказывать на Украине, под Москвой и под Ленинградом.
Замысел главного командования сухопутных войск заключается в том, чтобы уничтожить имеющиеся или вновь создаваемые силы противника и посредством быстрого захвата важнейших индустриальных районов Украины, районов, расположенных западнее Волги, а также Тулы, Горького, Рыбинска, Москвы и Ленинграда, лишить противника материальной базы для восстановления своей военной промышленности. Вытекающие отсюда отдельные задачи для каждой группы армий и общая группировка сил будут переданы сначала по телеграфу, а затем в детально разработанной директиве”.
Какое бы решение ни было принято Гитлером, для 2-й танковой группы было необходимо прежде всего окончательно ликвидировать опасность, которая угрожала ее правому флангу. Исходя из этого, я доложил командующему группой армий о своем решении наступать на Рославль с тем, чтобы, захватив этот узел дорог, иметь возможность овладеть дорогами, идущими на восток, юг и юго-запад, и просил его выделить мне необходимые для проведения этой операции силы.
Мое предложение было одобрено, и для его осуществления 2-й танковой группе были подчинены следующие соединения:
а) для наступления на Рославль – 7-й армейский корпус в составе 7, 23, 78 и 197-й пехотных дивизий и 9-й армейский корпус в составе 263, 292 и 137-й пехотных дивизий;
б) для смены нуждающихся в отдыхе и приведения в порядок танковых дивизий в районе ельнинской дуги – 20-й армейский корпус в составе 15-й и 268-й пехотных дивизий. 1-я кавалерийская дивизия была переподчинена 2-й армии. Танковая группа была выделена из состава 4-й армии, и мои войска отныне получили наименование – “Армейская группа Гудериана”.
Наступление на Рославль с целью ликвидации угрозы с фланга было организовано следующим образом. [248]
На 24-й танковый корпус возлагалась задача силами двух дивизий 7-го армейского корпуса (10-й моторизованной и 7-й пехотной) обеспечить растянутый правый фланг от действий противника, находящегося в районе Климовичи, Милославичи. Указанные выше две дивизии вместе с 3-й и 4-й танковыми дивизиями должны были овладеть городом Рославль и установить связь с 9-м армейским корпусом, действовавшим севернее, в районе между реками Остер и Десна.
7-му армейскому корпусу была поставлена задача силами 23-й и 197-й пехотных дивизий из района Петровичи, Хиславичи наступать в направлении Рославль, где соединиться с 3-й танковой дивизией и развивать наступление в направлении на шоссе Рославль, Стодо-лище, Смоленск, 78-я пехотная дивизия находилась во втором эшелоне.
9-й армейский корпус силами 263-й пехотной дивизии должен был наступать с севера на юг между вышеуказанным шоссе и р. Остер, а силами 292-й пехотной дивизии – между реками Остер и Десна, нанося главный удар своим левым флангом в направлении шоссе Рославль, Екимовичи, Москва. Левый фланг 9-го корпуса должна была обеспечивать 137-я пехотная дивизия, переброшенная из Смоленска. Кроме того, 9-й армейский корпус усиливался частями 47-го танкового корпуса, главным образом его артиллерией.
Начало наступления было назначено для 24-го танкового корпуса и для 7-го армейского корпуса на 1 августа, а для 9-го армейского корпуса на 2 августа.
Оставшиеся дни ушли на подготовку к наступлению. Особое внимание необходимо было уделить выделенным в мое распоряжение армейским корпусам, которым до сих пор почти не приходилось принимать участия в боевых действиях против русских и которые были незнакомы с моими методами ведения наступательных операций. Этим войскам не приходилось еще действовать в тесном взаимодействии с танками, поэтому я сомневался в успехе их действий. Особое [247]сомнение вызывал 9-й армейский корпус, которым командовал генерал Гейер 28, хорошо известный мне как мой бывший начальник по службе в управлении войск министерства рейхсвера, а также как командующий 5-м военным округом, которому Подчинялся гарнизон Вюрцбурга. Генерал Гейер был известен своим острым умом, отмеченным генералом Людендорфом еще в период первой мировой войны. Естественно, что он видел насквозь и все слабые стороны моего метода наступления и высказался о них на совещании, в котором принимали участие командиры корпусов. На его возражения против моей тактики я ответил ему, что “этот метод наступления является математикой”, подразумевая под этим, что “его успех не вызывает никакого сомнения”. Однако генерала Гейера было нелегко убедить в моей правоте, и мне пришлось выдержать трудную борьбу с моим бывшим начальником на этом совещании, которое происходило в небольшой русской школе. Только в ходе боевых действий Гейер убедился в правильности моего метода и, проявляя большую личную храбрость, существенным образом способствовал успеху нашего наступления.
29 июля шеф-адъютант Гитлера полковник Шмундт привез мне дубовые листья к рыцарскому кресту и, пользуясь этим обстоятельством, имел со мной беседу о моих взглядах на будущее. Он сообщил мне, что Гитлер наметил себе три цели:
1. На северо-востоке – Ленинград. Эта цель должна быть достигнута во что бы то ни стало для того, чтобы получить возможность организовать из Швеции по Балтийскому морю снабжение группы армий “Север”.
2. В центре – Москва, являющаяся важным промышленным центром.
3. На юго-востоке – Украина. [250]
Из высказываний Шмундта можно было сделать вывод, что Титлер еще не принял окончательного решения о наступлении на Украину. Поэтому я настоятельно просил Шмундта убедить Гитлера в необходимости нанесения удара непосредственно на Москву – сердце России и посоветовать ему отказаться от нанесения мелких ударов, которые приводили к большим потерям с нашей стороны и не имели решающего значения для успеха всей кампании. Кроме того, я просил Шмундта не задерживать доставку мне новых танков и пополнения, ибо в противном случае кампания не сможет быть быстро завершена.
30 июля под Ельней было отражено 13 атак.
31 июля из главного командования сухопутных войск возвратился отправленный мною офицер связи майор фон Белов и доставил мне следующие указания: “Ранее намеченная задача – к 1 октября выйти на линию Онежское озеро, р. Волга уже считается теперь невыполнимой. Имеется уверенность, что к этому времени войска достигнут линии Ленинград, Москва и районов южнее Москвы. Главное командование сухопутных войск и начальник генерального штаба находятся в исключительно трудном положении, так как руководство всеми операциями осуществляется свыше. Окончательное решение о дальнейшем ходе операций еще не принято”.
От окончательного решения вопроса о дальнейшем развитии операций зависело теперь все, в частности, целесообразность удержания линии фронта на ельнинской дуге в случае, если наступление в направлении на Москву не будет осуществляться. Оборона этой дуги была связана с большими потерями. Подвоз боеприпасов был недостаточен для ведения позиционной войны, и это неудивительно, ибо ближайшая железнодорожная станция, обладающая достаточной пропускной способностью, находилась на удалении 750 км. Хотя железнодорожный путь до Орши был перешит на немецкую колею, однако пропускная способность дороги все же оставалась незначительной. Не хватало русских [251]паровозов для тех участков пути, которые еще не были перешиты.
Существовала все же небольшая надежда, что Гитлер примет другое решение, как нам было сказано на совещании, созванном 27 июля командованием группы армий “Центр” в Борисове.
1 августа 24-й танковый и 7-й армейский корпуса начали наступление на Рославль. Рано утром я прежде всего отправился в 7-й армейский корпус, однако не нашел ни командный пункт корпуса, ни командный пункт 23-й пехотной дивизии. Разыскивая их, в 9 час. я достиг головных конных дозоров 23-й пехотной дивизии. Убедившись в том, что впереди никаких штабов быть не может, я остановился, потребовав от дозоров, чтобы они доложили мне, какие у них имеются сведения о противнике. Кавалеристы были чрезвычайно удивлены моим неожиданным появлением. Затем я приказал командиру 67-го пехотного полка подполковнику барону фон Биссингу, моему старому соседу по Берлину, пропустить мимо меня подразделения полка. Было заметно, что солдаты, узнав меня, очень обрадовались. Отправившись затем в 3-ю танковую дивизию, я попал под бомбежку наших самолетов, сбросивших бомбы на подразделения 23-й пехотной дивизии и причинивших им большой урон. Первая бомба упала в 50 м впереди моей машины. Эти прискорбные случаи происходили, несмотря на то, что наши войска имели необходимые опознавательные знаки и маршруты движения были указаны в приказах. Объясняется это недостаточной подготовкой молодых летчиков и отсутствием у них боевого опыта. В остальном продвижение частей 23-й пехотной дивизии не встречало серьезного сопротивления.
В 23 часа я приехал на командный пункт группы, передислоцировавшийся во время моего отсутствия в Горки.
16 июля 29-я мотодивизия овладела Смоленском. Таким образом, она первой достигла поставленной перед ней оперативной цели. Это был выдающийся успех. Личный состав дивизии, начиная от ее командира генерала фон Больтенштерна и до последнего стрелка, выполнил свой долг, все показали себя храбрыми солдатами.
16 июля соединения танковой группы находились:
1-я кавалерийская дивизия – юго-восточнее Старый Быхов (Быхов), 4-я танковая дивизия – в районе между Чаусы и Молятичи, 10-я моторизованная пехотная дивизия – южнее Могилева, 10-я танковая дивизия – в районе между Хиславичи и Починок, дивизия СС “Рейх” – за 10-й танковой дивизией, пехотный полк “Великая Германия” – севернее Могилева, 29-я мотодивизия – в Смоленске, 18-я танковая дивизия ~ в районе Красный, Гусино, 17-я танковая дивизия – у Ляды, Дубровно.
Передовые отряды пехоты вышли к Днепру. Они состояли из разведывательных батальонов и небольших моторизованных подразделений пехотных дивизий. Следовательно, их боевая сила была невелика.
13 июля начались ожесточенные контратаки русских. С направления Гомель на правый фланг танковой группы наступало около двадцати дивизий, в то же время русские производили вылазки со своих предмостных укреплений из Могилева в южном и юго-восточном направлениях и из Орши в южном направлении. Этими операциями руководил маршал Тимошенко с явной целью отбросить немецкие войска снова за Днепр.
16 июля была замечена перегруппировка войск противника в направлении Гомель и Клинцы, а восточнее Смоленска наблюдалось усиленное передвижение [238]войск. Следовательно, нужно было ожидать, что русские будут продолжать свои попытки остановить наше наступление. Несмотря на эту сложную обстановку, я твердо придерживался принятого решения: как можно быстрее достичь указанных мне оперативных целей. Корпуса продолжали свое наступление.
17 июля я вылетел в 24-й танковый корпус и посетил правофланговую 1-ю кавалерийскую дивизию, которая упорно отражала контратаки русских на Днепре.
В этот день дивизии вышли в следующие районы: 1-я кавалерийская дивизия – южнее Быхов, 10-я мотодивизия – западнее Черикова, 4-я танковая дивизия – Кричев, 3-я танковая дивизия – Лобковичи, 10-я танковая дивизия – между Починок и Ельня, дивизия СС “Рейх” – Мстиславль, пехотный полк “Великая Германия” – Рекотка, 29-я мотодивизия – Смоленск, 18-я танковая дивизия – Катынь, Гусино, 17-я танковая дивизия – Ляды, Дубровно.
Западнее и восточнее Могилева, восточное Орши, севернее и южнее Смоленска появились крупные группировки противника. Гот вышел в район севернее Смоленска. Наступавшая за нами пехота достигла рубежа р. Днепр.
Группе армий “Юг” удалось создать предмостное укрепление на Днестре.
В этот день я получил вместе с Готом и Рихтгофеном дубовые листья к рыцарскому кресту. Я был пятнадцатым человеком в сухопутных войсках и двадцать четвертым в вооруженных силах, награжденным этим орденом.
18 июля я находился в 47-м танковом корпусе, 17-я танковая дивизия была переброшена с фланга, который она прикрывала восточнее Орши, в район южнее Смоленска, чтобы отразить атаки русских, двигавшихся на город с юга. В боях, которые здесь происходили, был смертельно ранен храбрый командир этой дивизии генерал Риттер фон Вебер.
В последующие дни 46-й танковый корпус, сломив [240]упорное сопротивление противника, оборонявшегося на укрепленных позициях, овладел городом Ельня и его окрестностями. На правом фланге и в тылу корпуса бои еще продолжались.
К 20 июля соединения танковой группы вышли: 1-я кавалерийская дивизия – юго-восточнее Быхов, 10-я мотодивизия – западнее Чериков, 4-я танковая дивизия – Чериков, Кричев, 3-я танковая дивизия – Лоб-ковичи, 10-я танковая дивизия – Ельня, дивизия СС “Рейх” – Гусино, пехотный полк “Великая Германия” – западнее Хиславичи, 17-я танковая дивизия – южнее Смоленска, 29-я мотодивизия – Смоленск, 16-я танковая дивизия – Гусино.
Русские продолжали наносить контратаки 24-му танковому корпусу и на Смоленск; под Ельней снова завязались бои. Наступавшая за нами пехота перешла Днепр. Гот намеревался окружить крупные силы противника северо-восточное Смоленска. Для этого он нуждался в поддержке 2-й танковой группы с юга, в направлении на Дорогобуж. У меня было большое желание помочь ему, и я направился 21 июля в 46-й танковый корпус, чтобы распорядиться о проведении необходимой перегруппировки. Южная и западная части Смоленска находились под обстрелом артиллерии противника, поэтому мне пришлось объехать город по полям. К середине дня я прибыл в один из полков 17-й танковой дивизии, обеспечивавший юго-восточный фланг у Слобода. В Киселевске (45 км юго-восточнее Смоленска) я нашел командный пункт 46-го танкового корпуса, где ознакомился с обстановкой и затем осмотрел позиции пехотного полка “Великая Германия” южнее ст. Васьково (35 км севернее Рославля). Перед полком находился пока еще слабый противник с артиллерией.
В это время все силы 46-го танкового корпуса вели упорные бои с противником. Поэтому я решил сменить пехотный полк “Великая Германия” 18-й танковой дивизией, которая в ближайшие дни должна была закончить бои под Гусино и этим обеспечить 46-му [241]танковому корпусу возможность поддержать Гота. Я отдал все необходимые распоряжения по радио с командного пункта 46-го танкового корпуса. Корпус должен был действовать всеми силами в направлении Дорогобуж; авиация ближнего действия должна была поддерживать войска, отражающие контратаки русских юго-восточнее Ельни из района Спас-Деменск. На обратном пути я получил несколько радиограмм из моего штаба, содержавших распоряжение вышестоящих инстанций о немедленном использовании дивизии СС “Рейх” в направлении Дорогобуж. Но в данный момент больше того, что уже было сделано в 46-м танковом корпусе, ничего нельзя было предпринять. От 47-го танкового корпуса, в который я еще раз заехал, также ничего большего нельзя было требовать. Все зависело от того, насколько быстро сможем мы снять 18-ю танковую дивизию с фланга, который она обеспечивала у Гусино, и освободить тем самым силы, необходимые для дальнейшего продвижения на север. И здесь снова последовало личное вмешательство фельдмаршала фон Клюге, которого беспокоил левый фланг танковой группы на Днепре; он задержал 18-ю танковую дивизию подобно тому, как это было у Белостока, не уведомив меня о своем приказе. Вследствие этого сил для наступления на Дорогобуж оказалось недостаточно.
Вечером под артиллерийским огнем противника я пробрался через Смоленск на командный пункт группы в Хохлово, расположенное юго-западнее города. При этом сопровождавший меня связной мотоциклист Гель-ригель был выброшен взрывной волной из машины, но, к счастью, ранения не получил.
Город Смоленск мало пострадал в результате боевых действий. Захватив старую часть города на южном берегу Днепра, 29-я мотодивизия, имея задачу установить связь с Готом, перешла р. Днепр и овладела промышленным районом города, расположенным на северном берегу реки. Воспользовавшись своим посещением позиций в Смоленске, я решил осмотреть [242]кафедральный собор. Он остался невредимым. При входе посетителю бросался в глаза антирелигиозный музей, размещенный в центральной части и левой половине собора. У ворот стояла восковая фигура нищего, просящего подаяние. Во внутренней части помещения стояли восковые фигуры в натуральный человеческий рост, показывающие в утрированном виде, как буржуазия эксплуатирует и угнетает пролетариат. Красоты в этом не было никакой. Правая половина церкви была отведена для богослужений 27. Серебряный алтарь и подсвечники, видимо, пытались спрятать, но не успели сделать это до нашего прихода в город. Во всяком случае, все эти чрезвычайно ценные вещи лежали кучей в центре собора. Я приказал найти кого-нибудь из русских, на кого можно было бы возложить ответственность за сохранение этих ценностей. Нашли церковного сторожа – старика с длинной белой бородой, которому я передал через переводчика, чтобы он принял под свою ответственность ценности и убрал их на место. Ценнейшие позолоченные резные рамки иконостаса были в полной сохранности. Что стало потом с собором, я не знаю.
23 июля я встретил в Талашкино (15 км южнее Смоленска) генерала фон Тома, заменившего генерала фон Вебера на посту командира 17-й танковой дивизии. Генерал Тома был известен как старый и опытный танкист, отличившийся еще в период первой мировой войны и войны в Испании. Он обладал железным спокойствием и выдающейся храбростью и в этой войне также оправдал возложенные на него надежды. 17-я танковая дивизия обеспечивала связь между 46-м и 47-м танковыми корпусами и удерживала фронт на Днепре, препятствуя русским прорваться на юг, чего еще опасалось командование 4-й армии. Командный пункт 46-го [243]танкового корпуса находился в лесу, 11 км западнее Ельни. Генерал Фитингоф доложил мне о контрнаступлении русских на Ельню, которое ведется с юга, востока и севера при очень сильной артиллерийской поддержке. Вследствие недостатка боеприпасов, который испытывался с начала войны, корпус вел огонь только по наиболее важным целям. Фитингоф хотел наступать в направлении на Дорогобуж, чтобы оказать поддержку Готу, как только пехотный полк “Великая Германия” будет сменен 18-й танковой дивизией. Все попытки продвинуться через р. Уша северо-западнее Ельня, в направлении на Свирколучье, были безуспешны. Дорога Глинка, Климятино, обозначенная на наших картах как “хорошая”, в действительности совсем не существовала. Дорога на север была топкой и непроходимой для автотранспорта. Все передвижения должны были совершаться только в пешем строю и поэтому были утомительны и требовали много времени.
Затем я отправился в 10-ю танковую дивизию, где генерал Шааль подробно обрисовал мне картину боев под Ельней. Его войска уничтожили в течение одного дня 50 танков противника, но были остановлены у хорошо оборудованных позиций русских. Он считал, что дивизия потеряла не менее одной трети всех своих танков. Боеприпасы приходилось подвозить с пунктов, расположенных в 450 км от местонахождения дивизии.
Отсюда я отправился в дивизию СС “Рейх”, находившуюся севернее Ельни. За день до этого дивизия захватила 1100 пленных, но с рубежа Ельня, Дорогобуж не смогла больше продвинуться. Сильные бомбардировочные удары русских с воздуха задержали дальнейшее продвижение дивизии: Я отправился на позиции боевого охранения, которыми командовал гауптштурмфюрер Клингенберг, чтобы лично ознакомиться с местностью и обстановкой. Я пришел к выводу, что прежде чем начать наступление в направлении на Дорогобуж, следует дождаться прибытия пехотного полка “Великая Германия”. [244]
В 23 часа я прибыл на новый командный пункт моей группы, расположенный в 2 км южнее Прудки.
Ожесточенные атаки русских продолжались в течение нескольких дней с неослабевающей силой. Все же нам удалось несколько продвинуться на правом фланге. На центральный участок фронта группы прибыли долгожданные подкрепления: 18-я танковая дивизия и одна пехотная дивизия. Попытки продвинуться в направлении на Дорогобуж неизменно кончались полным провалом.
По последним разведывательным данным, следовало ожидать появления штабов четырех новых русских армий восточное линии Новгород-Северский, западнее Брянска, Ельня, Ржев, Осташков. На всей этой линии русские производили инженерные работы.
К 25 июля соединения танковой группы достигли: 1-я кавалерийская дивизия – района юго-восточнее Новый Быхов, 4-я танковая дивизия – линии Чериков, Кричев, 10-я мотодивизия – Чвиков, 3-я танковая дивизия – Лобковичи; 263-я пехотная дивизия, 5-й пулеметный батальон, пехотный полк “Великая Германия”, 18-я танковая дивизия и 292-я пехотная дивизия – района южнее Прудки и аэродрома Шаталово, на который базировались наши бомбардировщики ближнего действия и который нам приходилось обеспечивать от артиллерийского и минометного огня русских; 10-я танковая дивизия находилась в Ельне, дивизия СС “Рейх” – севернее Ельни; 17-я танковая дивизия – Ченцово и южнее, 29-я мотодивизия – южнее Смоленска и 137-я пехотная дивизия – в Смоленске.
На шоссе у Бобруйска появилась кавалерия противника. 26 июля русские продолжали свое наступление в районе Ельни. Я попросил командование перебросить на ельнинскую дугу 268-ю пехотную дивизию для того, чтобы усилить этот участок фронта и дать возможность танковым войскам отдохнуть и привести в порядок материальную часть, в чем они настоятельно нуждались после длительных маршей и ожесточенных [245]боев. Днем я посетил 3-ю танковую дивизию, поздравил Моделя с награждением его рыцарским крестом, который он вполне заслужил, и заслушал его доклад о положений дивизии. Затем я отправился в 4-ю танковую дивизию, где встретился с генералом бароном фон Гейер и генералом бароном фон Лангерман. К вечеру я получил донесение о том, что русские прорвались через занимаемое 137-й пехотной дивизией предмостное укрепление на северном берегу Днепра у Смоленска.
Радиоразведка установила, что между 21-й армией русских в Гомеле, 13-й армией в Родня и 4-й армией южнее Рославля осуществляется взаимодействие.
В тот же день войскам Гота удалось с севера замкнуть кольцо вокруг русских войск, расположенных к востоку от Смоленска. Остатки десяти русских дивизий были разбиты нашей 3-й танковой группой. Кроме того, были уничтожены крупные силы противника, действовавшие в тылу наших войск, у Могилева.
Возвратившись на свой командный пункт в 22 часа, я получил распоряжение из штаба группы армий прибыть на совещание к 12 час. следующего дня на аэродром Орша. Необходимо было обсудить некоторые вопросы, так как в последние дни наметилось расхождение в оценке обстановки. В то время как командование 4-й армии считало, что наиболее угрожаемым участком фронта является район Смоленска, командование танковой группы полагало, что наиболее опасным являются районы южнее Рославля и восточное Ельни. Ненужное сосредоточение крупных соединений в районе Смоленска явилось причиной того, что в последние дни в районе Рославля создалась критическая обстановка и были понесены большие потери, которые можно было избежать. Все это чрезвычайно обострило мои отношения с командующим 4-й армией.
27 июля я вместе со своим начальником штаба подполковником фон Либенштейном вылетел в Борисов (где располагался штаб группы армий) для получения указаний о дальнейшем развитии операций и для [246]доклада о положении своих войск. Я ожидал, что получу приказание наступать в направлении на Москву или хотя бы на Брянск, однако, к моему удивлению, мне сообщили, что Гитлер приказал 2-й армии и 2-й танковой группе наступать на Гомель. Кроме того, 2-й танковой группе дополнительно ставилась задача наступать в юго-западном направлении с целью окружения оставшихся в этом районе 8—10 русских дивизий. Нам передали, что фюрер придерживается той точки зрения, будто крупные охватывающие операции являются неверной теорией генерального штаба, теорией, оправдавшей себя только на западе. Основная задача на русском фронте заключается в уничтожении живой силы противника, чего можно достигнуть только путем создания небольших котлов. Все участники совещания считали, что такие действия дадут противнику возможность выиграть время для того, чтобы подготовить новые соединения и, используя свои неисчерпаемые людские ресурсы, создать в тылу новые линии обороны, и что кампания, которую мы будем вести таким способом, не приведет к быстрому и столь необходимому для нас завершению войны.
Еще несколько дней тому назад главное командование сухопутных войск также придерживалось совершенно иного мнения. Об этом свидетельствует нижеследующая выписка из имевшегося у меня официального документа, датированного 23 июля 1941 г.: “Решение о дальнейшем развитии операций исходит из предположения, что после того, как в соответствии с планом стратегического развертывания будет достигнута оперативная цель ? 1, основная масса боеспособных сил русской армии будет разгромлена. С другой стороны, необходимо считаться с тем, что противник будет в состоянии организовать упорное сопротивление на важнейших направлениях дальнейшего продвижения немецких войск, используя для этого свои крупные людские резервы и введя в действие все свои силы. При этом следует ожидать, что наиболее упорное сопротивление [247]русские будут оказывать на Украине, под Москвой и под Ленинградом.
Замысел главного командования сухопутных войск заключается в том, чтобы уничтожить имеющиеся или вновь создаваемые силы противника и посредством быстрого захвата важнейших индустриальных районов Украины, районов, расположенных западнее Волги, а также Тулы, Горького, Рыбинска, Москвы и Ленинграда, лишить противника материальной базы для восстановления своей военной промышленности. Вытекающие отсюда отдельные задачи для каждой группы армий и общая группировка сил будут переданы сначала по телеграфу, а затем в детально разработанной директиве”.
Какое бы решение ни было принято Гитлером, для 2-й танковой группы было необходимо прежде всего окончательно ликвидировать опасность, которая угрожала ее правому флангу. Исходя из этого, я доложил командующему группой армий о своем решении наступать на Рославль с тем, чтобы, захватив этот узел дорог, иметь возможность овладеть дорогами, идущими на восток, юг и юго-запад, и просил его выделить мне необходимые для проведения этой операции силы.
Мое предложение было одобрено, и для его осуществления 2-й танковой группе были подчинены следующие соединения:
а) для наступления на Рославль – 7-й армейский корпус в составе 7, 23, 78 и 197-й пехотных дивизий и 9-й армейский корпус в составе 263, 292 и 137-й пехотных дивизий;
б) для смены нуждающихся в отдыхе и приведения в порядок танковых дивизий в районе ельнинской дуги – 20-й армейский корпус в составе 15-й и 268-й пехотных дивизий. 1-я кавалерийская дивизия была переподчинена 2-й армии. Танковая группа была выделена из состава 4-й армии, и мои войска отныне получили наименование – “Армейская группа Гудериана”.
Наступление на Рославль с целью ликвидации угрозы с фланга было организовано следующим образом. [248]
На 24-й танковый корпус возлагалась задача силами двух дивизий 7-го армейского корпуса (10-й моторизованной и 7-й пехотной) обеспечить растянутый правый фланг от действий противника, находящегося в районе Климовичи, Милославичи. Указанные выше две дивизии вместе с 3-й и 4-й танковыми дивизиями должны были овладеть городом Рославль и установить связь с 9-м армейским корпусом, действовавшим севернее, в районе между реками Остер и Десна.
7-му армейскому корпусу была поставлена задача силами 23-й и 197-й пехотных дивизий из района Петровичи, Хиславичи наступать в направлении Рославль, где соединиться с 3-й танковой дивизией и развивать наступление в направлении на шоссе Рославль, Стодо-лище, Смоленск, 78-я пехотная дивизия находилась во втором эшелоне.
9-й армейский корпус силами 263-й пехотной дивизии должен был наступать с севера на юг между вышеуказанным шоссе и р. Остер, а силами 292-й пехотной дивизии – между реками Остер и Десна, нанося главный удар своим левым флангом в направлении шоссе Рославль, Екимовичи, Москва. Левый фланг 9-го корпуса должна была обеспечивать 137-я пехотная дивизия, переброшенная из Смоленска. Кроме того, 9-й армейский корпус усиливался частями 47-го танкового корпуса, главным образом его артиллерией.
Начало наступления было назначено для 24-го танкового корпуса и для 7-го армейского корпуса на 1 августа, а для 9-го армейского корпуса на 2 августа.
Оставшиеся дни ушли на подготовку к наступлению. Особое внимание необходимо было уделить выделенным в мое распоряжение армейским корпусам, которым до сих пор почти не приходилось принимать участия в боевых действиях против русских и которые были незнакомы с моими методами ведения наступательных операций. Этим войскам не приходилось еще действовать в тесном взаимодействии с танками, поэтому я сомневался в успехе их действий. Особое [247]сомнение вызывал 9-й армейский корпус, которым командовал генерал Гейер 28, хорошо известный мне как мой бывший начальник по службе в управлении войск министерства рейхсвера, а также как командующий 5-м военным округом, которому Подчинялся гарнизон Вюрцбурга. Генерал Гейер был известен своим острым умом, отмеченным генералом Людендорфом еще в период первой мировой войны. Естественно, что он видел насквозь и все слабые стороны моего метода наступления и высказался о них на совещании, в котором принимали участие командиры корпусов. На его возражения против моей тактики я ответил ему, что “этот метод наступления является математикой”, подразумевая под этим, что “его успех не вызывает никакого сомнения”. Однако генерала Гейера было нелегко убедить в моей правоте, и мне пришлось выдержать трудную борьбу с моим бывшим начальником на этом совещании, которое происходило в небольшой русской школе. Только в ходе боевых действий Гейер убедился в правильности моего метода и, проявляя большую личную храбрость, существенным образом способствовал успеху нашего наступления.
29 июля шеф-адъютант Гитлера полковник Шмундт привез мне дубовые листья к рыцарскому кресту и, пользуясь этим обстоятельством, имел со мной беседу о моих взглядах на будущее. Он сообщил мне, что Гитлер наметил себе три цели:
1. На северо-востоке – Ленинград. Эта цель должна быть достигнута во что бы то ни стало для того, чтобы получить возможность организовать из Швеции по Балтийскому морю снабжение группы армий “Север”.
2. В центре – Москва, являющаяся важным промышленным центром.
3. На юго-востоке – Украина. [250]
Из высказываний Шмундта можно было сделать вывод, что Титлер еще не принял окончательного решения о наступлении на Украину. Поэтому я настоятельно просил Шмундта убедить Гитлера в необходимости нанесения удара непосредственно на Москву – сердце России и посоветовать ему отказаться от нанесения мелких ударов, которые приводили к большим потерям с нашей стороны и не имели решающего значения для успеха всей кампании. Кроме того, я просил Шмундта не задерживать доставку мне новых танков и пополнения, ибо в противном случае кампания не сможет быть быстро завершена.
30 июля под Ельней было отражено 13 атак.
31 июля из главного командования сухопутных войск возвратился отправленный мною офицер связи майор фон Белов и доставил мне следующие указания: “Ранее намеченная задача – к 1 октября выйти на линию Онежское озеро, р. Волга уже считается теперь невыполнимой. Имеется уверенность, что к этому времени войска достигнут линии Ленинград, Москва и районов южнее Москвы. Главное командование сухопутных войск и начальник генерального штаба находятся в исключительно трудном положении, так как руководство всеми операциями осуществляется свыше. Окончательное решение о дальнейшем ходе операций еще не принято”.
От окончательного решения вопроса о дальнейшем развитии операций зависело теперь все, в частности, целесообразность удержания линии фронта на ельнинской дуге в случае, если наступление в направлении на Москву не будет осуществляться. Оборона этой дуги была связана с большими потерями. Подвоз боеприпасов был недостаточен для ведения позиционной войны, и это неудивительно, ибо ближайшая железнодорожная станция, обладающая достаточной пропускной способностью, находилась на удалении 750 км. Хотя железнодорожный путь до Орши был перешит на немецкую колею, однако пропускная способность дороги все же оставалась незначительной. Не хватало русских [251]паровозов для тех участков пути, которые еще не были перешиты.
Существовала все же небольшая надежда, что Гитлер примет другое решение, как нам было сказано на совещании, созванном 27 июля командованием группы армий “Центр” в Борисове.
1 августа 24-й танковый и 7-й армейский корпуса начали наступление на Рославль. Рано утром я прежде всего отправился в 7-й армейский корпус, однако не нашел ни командный пункт корпуса, ни командный пункт 23-й пехотной дивизии. Разыскивая их, в 9 час. я достиг головных конных дозоров 23-й пехотной дивизии. Убедившись в том, что впереди никаких штабов быть не может, я остановился, потребовав от дозоров, чтобы они доложили мне, какие у них имеются сведения о противнике. Кавалеристы были чрезвычайно удивлены моим неожиданным появлением. Затем я приказал командиру 67-го пехотного полка подполковнику барону фон Биссингу, моему старому соседу по Берлину, пропустить мимо меня подразделения полка. Было заметно, что солдаты, узнав меня, очень обрадовались. Отправившись затем в 3-ю танковую дивизию, я попал под бомбежку наших самолетов, сбросивших бомбы на подразделения 23-й пехотной дивизии и причинивших им большой урон. Первая бомба упала в 50 м впереди моей машины. Эти прискорбные случаи происходили, несмотря на то, что наши войска имели необходимые опознавательные знаки и маршруты движения были указаны в приказах. Объясняется это недостаточной подготовкой молодых летчиков и отсутствием у них боевого опыта. В остальном продвижение частей 23-й пехотной дивизии не встречало серьезного сопротивления.