Хачатурьянц Левон & Хрунов Евгений
На астероиде
Левон Суренович ХАЧАТУРЬЯНЦ, Евгений Васильевич ХРУНОВ
НА АСТЕРОИДЕ
От авторов
В 1979 году в издательстве "Молодая гвардия" вышла наша первая книга в жанре научной фантастики "Путь к Марсу". В ней мы попытались представить, как будет происходить первый полет на Марс. У нас в книге он завершился успешно, хотя экипажу межпланетного корабля "Вихрь" пришлось нелегко, особенно при возвращении на Землю, когда корабль неожиданно попал в блуждающее облако астероидов. Земля и экипаж "Вихря" принимают решение: состыковаться с огромным осколком, под его прикрытием выйти из смертоносного каменного роя. Каменная глыба была отбуксирована к родной планете и стала новым спутником Земли.
Если бы это произошло на самом деле, то такое приобретение было бы очень полезным для землян. В нашей новой книге читатель встретится с некоторыми членами мужественного экипажа космолета "Вихрь". Теперь действие происходит не на Марсе и не в каюте межпланетного корабля. Мы на астероиде, на котором решено построить международную орбитальную научно-промышленную станцию. Но не всем пришлась по вкусу эта благородная инициатива... О том, как необходима дружба людей мира и международное сотрудничество в будущем освоении космического пространства, рассказывается в книге.
Глава I
________________________________________________________________
НЕУЛОВИМЫЙ ВРАГ
Хосе сделал самое нелепое, самое опасное, что только мог придумать: отключил связь. Потом он долго стоял, широко расставив ноги для равновесия, на площадке, прилепившейся к одной из гигантских серебристых опор буровой; стоял и наслаждался покоем. Пусть надрывается в своей кабине толстяк диспетчер Нуньес. Зато под шлемом Хосе - долгожданная тишина.
Бархатное небо было усыпано звездами, да не просто усыпано - залито потоками звездного "молока". Там, за острым изломом скал, где падает к Земле перевитый рудными жилами страшный обрыв, срез астероида, - там уже набирает силу слепящее зарево; огненный зигзаг все увереннее очерчивает зубцы гребня. Скоро опять всплывет из пропасти не смягченное линзой воздуха, яростное Солнце.
С самого утра - по среднеевропейскому времени, которого старались придерживаться на станции, - Хосе был раздражен донельзя. "С левой ноги встал", как говорят русские. Да нет, пожалуй, не с самого утра. Это Эстрелья сморозила что-то во время видеопереговоров. Что же именно? Сейчас не упомнишь, о чем говорили. Так, мелочи. Домашние дела, дети, соседи, девятые роды у тетки Вальехо, обвал, придавивший овцу учителя, хороший урожай стручкового перца... Кажется, он придрался к каким-то лишним расходам Эстрельи. Или обругал ее за участие в этих дурацких сходках сектантов... Слово за слово, и готово - у нее дрожат губы, он свирепеет, они бросают друг другу все более обидные слова; наконец экран гаснет, словно не выдержав напряжения ссоры... Время истекло, а энергию здесь пока берегут.
Вот после перепалки с женой и день пошел шиворот-навыворот. И завтрак бригадиру монтажников Хосе Альгадо показался пресным - выбранил повариху, получил достойный отпор, вся бригада обидно смеялась за столом. И рабочие как один были нерасторопны, ленивы, соображали в черепашьем темпе - он только и знал, что до хрипоты препирался с ними... Сумасшедший дом, а не стройка, уйти бы отсюда, да жаль - деньги немалые платят... Только ради заработка и терпишь осточертевшие системы тамбуров, - не дай бог нарушить герметизацию! - тесноту скафандра, чудовищную экономию места в бронированном жилище, все неудобства малого тяготения... А тут еще Нуньес. Тоже словно нашло на него что-то. Видите ли, по инструкции части ствола следует заводить на место со всякими предосторожностями, чуть ли не целую смену. Нет уж, копаться не в его характере...
...Как потом выяснила комиссия, в нормы времени бригада легко укладывалась, заработок не страдал, спешить Альгадо было некуда, и все-таки он торопился. Что-то мучительно неясное подхлестывало изнутри; жгучая лихорадка нетерпения. Не мог он уже в этот день работать размеренно, аккуратно. Всякое длительное рассудочное действие просто пугало. Потому и секции ствола, в котором предстояло двигаться плазменному буру, хватали рабочие с крана без всяких предосторожностей; лихо ворочали цилиндрами в три человеческих роста, благо позволяла невесомость. Теперь вот и радио выключил Хосе, чтобы не слушать воплей Нуньеса.
Именно потому, отдохнув и с блаженной улыбкой карабкаясь все выше по скобам ступеней, не узнал Альгадо об опасности. О том, что молодой стропальщик, еще не успевший привыкнуть к "нулевой" астероидной гравитации, сильно толкнул прочь от себя один из щитов центральной камеры. Лишь в последние секунды заметил Хосе, как отчаянно машут ему сверху рабочие. Затем что-то надвинулось, затмевая звезды, и смертная тяжесть мягко и неумолимо прижала-его к опоре...
Дверь в кабинете начальника станции была хрупка с виду, как и все двери на командном пункте. Изящная металлическая рама; искристо-голубоватое, как бы морозным узором покрытое стекло. Однажды в первые дни Виктор Сергеевич, не рассчитав поворота, налетел на дверь всем весом... то есть какой тут вес! Всей массой, конечно. Хотя и знал характеристики прочности "стекла" - невольно сжался, ожидая треска и звона. Но напрасно, и удар взрывной волны выдержало бы это стеклышко. Не дверь стояла в кабинете Панина, а шлюзовая заслонка из самых прочных на Земле материалов. Если произойдет разгерметизация Главного корпуса, такие заслонки не дадут воздуху вырваться из комнат и лабораторий. Панин вспомнил учебные тревоги, как под надсадный вой сирен включались, зажигая разноцветные огни на сводном пульте, аварийные системы регенерации воздуха, как старалась машина-диагност, выдавая сведения, что и где случилось, каков лучший маршрут эвакуации.
Дверь из "стекла", покрытого фантастической, радужно играющей листвой... Мощь и прочность, замаскированные под привычный земной уют. Это стиль Главного корпуса. Настало время, когда комфорт, богатство красок и линий не считаются лишними для самых "строгих" деловых помещений. Особенно важно создать "человечное", ласковое жилье в космосе. Там, где за тонкой стальной-пленкой стен всепоглощающая бездна.
Итак, Виктор Сергеевич взялся за ручку, отворил дверь и вошел, вернее, вплыл в кабинет, заранее избрав для "посадки" кресло у журнального столика. Конечно, магнитный пол облегчает ходьбу, но не намного. Имитация земного тяготения была бы дороговата. Да и не нужна она здесь. Все равно то и дело выходишь на открытый простор, в практическую невесомость. Каждый раз перестраиваться - нагрузка на организм неимоверная.
"Траектории полетов" от двери к рабочему столу или в кресло под сенью огромного папоротника Виктор Сергеевич отработал досконально. Сел. Положил перед собой принесенный альбом - в вишневом бархате, с медными уголками. Такой домашний, земной, старомодный фотоальбом. Открыл и углубился в созерцание, подпершись рукой, бережно и умиленно переворачивая толстые картонные листы. Неужели год прошел? Целый год?
После того как ему исполнилось сорок, Панин убедился: время ускоряет свой бег. Сжимаются дни, сокращаются сроки между новогодними застольями. Но этот, "астероидный", год побил все рекорды. Вот что значит увлеченность делом: минуты, наполненные до отказа! Разве не на прошлой неделе сделан этот снимок: группа безликих людей в скафандрах посреди каменного плато, в пустыне под звездным водоворотом? В руке у одного из них мерная рейка. Другой картинно оперся на треножник теодолита.
...Сегодня, в годовщину начала освоения, становятся волнующими набившие оскомину слова вводной части инструктажа. К ним возвращается свежесть... Героическое прошлое. Первая в историй орбитальная станция прочно состыкованные "Союз-4" и "Союз-5". Несколько часов существования космического "дома". Визиты космонавтов друг к другу через "общий коридор". Восторг телезрителей. Трагедия "Салюта-1". (Путь во Вселенную жесток, он так же требует жертв, как и дороги Колумбовых и Магеллановых парусников, как и маршруты пионеров Заполярья.) Следующие станции советские, американские, международные. Все более крупные, просторные, "многолюдные", несущие в себе телескопы, лаборатории, спортзалы и оранжереи. Месяцы, годы, десятки лет на орбите. Все больше ракетных транспортов подходит к причалам. Сборка в космосе. Сварка конструкций. Подвешенные над Землей цеха заводов, верфи межпланетных кораблей. И наконец - явление суперстанции. Астероид, подобно гигантскому зверю приведенный на аркане отважным охотником, планетолетом "Вихрь". Целая гора, парящая в полутысяче километров над Землей.
Вначале гигантское каменное тело поддерживали в нужном положении двигатели четырех транспортных кораблей. Мощные выхлопы корректировали орбиту, а на Земле, в институтах и административных учреждениях, шли горячие споры о будущем астероида. Было много проектов. Предлагали установить на колоссальном обломке собственное атомное "сердце", превратить гору в свободно маневрирующий корабль. Один из проектов предусматривал отправку на астероиде экспедиции в несколько сотен человек к ближайшим звездам. В другом содержалась схема посадки гиганта на Землю...
После всех дискуссий "вторая Луна" осталась на орбите. Астероид передали в распоряжение Международного центра космонавтики.
...Молодцы ребята из типографии! Хороший подарок сделали бывшему командиру "Вихря" к первому юбилею станции. Альбом открывается "визитной карточкой" космического пленника: великолепное цветное фото астероида, еще до начала строительства, а рядом - каллиграфически выписанный столбец данных. Химический состав - чуть ли не все элементы менделеевской таблицы. Совершенно необычные соединения, сплавы веществ, полученные в каком-то невообразимо огромном и древнем тигле; на Земле таких нет...
Никакой органики. Жизни - нет. Застывший всплеск Солнца? Порождение чужих светил? А может быть, обломок знаменитого Фаэтона, погибшей десятой планеты? Ответим когда-нибудь, если удастся!
Глыба напоминала небрежно отломленную половину батона. С одной стороны - плавное закругление, тусклый блеск серо-коричневого камня. Вблизи порода пестрая, как бы сложенная отдельными кристаллами от темно-бурых до оранжево-красных оттенков. Кое-где россыпи мелких осколков, массивные валуны. Дальше - острый гребень разлома. За ним - шероховатый, вогнутый обрыв. Блестят, ветвятся рудные жилы. Когда астероид поворачивается к Солнцу своей срезанной стороной, по провалам и выступам бегут яркие, разноцветные вспышки, мириады искр.
...Перевернем лист. Топографы с приборами в руках. Пробное бурение. Взрывы. Специально сконструированные дорожно-строительные машины - не то танки, не то панцирные жуки с огромными челюстями.
Виктор Сергеевич мог бы рассказать с мельчайшими подробностями, как воздвигали опоры будущих подвесных дорог. Как налаживали собственное производство металлоконструкций - ибо для строительства годились только сплавы, полученные в космическом вакууме. Как выравнивали площадки для ракет, вбивали в базальт сваи будущего Главного корпуса. Панин мотался тогда на корабле на Землю и обратно, колесил по Союзу, согласовывал, пробивал, утрясал, держал в руках все нити грандиозного строительства.
...Да, поначалу тесновато было: командный пункт ютился в бытовом отсеке одного из транспортников, державших астероид на орбите. Затем изолировали впадину - ту самую, "историческую", место стыковки "Вихря". Там уже и машинный зал появился... И, наконец, вот оно - двухэтажное серебристое кольцо, вернее - нечто вроде лежащего на боку колеса с прозрачным куполом на месте втулки. Обод щетинится антеннами, над ним, точно подсолнухи, поворачиваются венчики локаторов. Здесь мозг станции. Сюда стекаются сигналы со всех строительных участков, электромагистралей, причалов, буровых... Под куполом - зал местной и планетарной связи. Отсюда можно говорить с любой точкой Земли, с летящими кораблями. Ниже, под защитой незыблемых перекрытий - вычислительный центр. Он крайне мал по размерам - компьютеры последнего поколения, молекулярная микроэлектроника, плотность человеческого мозга... В машинной памяти, в вечной игре импульсов - динамический план работ. Контроль над всеми службами станции не ослабевает круглые сутки. Центр связан постоянными радиоканалами с Землей. Если нужно, к выработке очередного решения подключаются массивы памяти электронных машин в нескольких странах.
Ну вот, пошли фотографии сугубо рекламного характера - точь-в-точь для туристского проспекта... Пока еще здесь нет туристов. А жаль. Можно было бы похвастаться почти невидимым, без единого переплета пузырем над Главным корпусом, что так естественно розовеет и темнеет, создавая чередование "дня" и "ночи": человеку необходимо привычное течение суток. И синевой бассейна, прикрытого невидимой пленкой озера посреди зала связи; и буйной зеленью - здесь, в невесомости, даже обыкновенный лесной папоротник из Подмосковья может разбросать свои перья по всему потолку кабинета.
Право же, достоин восхищения экскурсантов вот этот, белоснежно-никелевый, сплошь в мерцании диковинных приборов, медико-биологический центр. С каким удовольствием, с какой хозяйской гордостью рассказывал бы Виктор Сергеевич студентам и школьникам, как работает пост психофизиологического контроля над экипажами; как тренируются будущие космонавты в блоке адаптации... Ведь тем-то и полезен астероид, помимо своих минеральных богатств, что можно создать на нем перевалочную базу между Землей и Вселенной! Он бы, Панин, напомнил, если, бы вел экскурсантов, о первых попытках приспособления человека к космосу, о кратких секундах невесомости в самолетах-лабораториях, о моделях "жизни без тяготения", создаваемых с помощью воды или... гипноза. Здесь курсанты могут вдоволь хлебнуть невесомости, привыкнуть ко всем ее каверзам. Здесь научатся они, как вести себя на мертвых планетах, под огнем жесткой солнечной радиации, среди ледяной пустоты и сводящего с ума безмолвия. Здесь овладеют полетными приборами и инструментами, изучат небо, лишенное атмосферы, освоят специальные виды связи... Самый универсальный из тренажеров, лучшая на свете школа космоплавания - вот что такое этот астероид!
...Адаптация... Нас, "аборигенов", она касается в первую очередь. Надо сохранить здоровье, бодрость тела и духа, нормальную работу мозга, упругость мышц. Нас тут все-таки уже больше ста, - не считая быстро сменяющихся строительных бригад. Инженеры, энергетики, врачи, лаборанты, программисты, техники; астрономы и геологи, химики и металлурги; все, кто обслуживает электроцентраль и систему жизнеобеспечения, космодром и телерадиокомплекс... Никого нельзя потерять. Никого нельзя привезти тяжелобольным. У международного проекта "Астероид" есть противники. Они будут рады поднять кампанию за сокращение, а то и закрытие орбитальных работ... В общем, это совершенно правильно - то, что одновременно с командным пунктом был открыт стадион! Вот он, в круглой, расчищенной впадине, на середине разлома. Не то, что когда-то на "Салютах" и "Скайлэбах" - бегущие дорожки, эспандеры, "неподвижные велосипеды" велоэргометры... Нет, самый настоящий стадион, вернее спорткомплекс: трансформируемое игровое поле, гимнастический зал, вращающаяся камера со слоем воды на стенах - для плавания... "Магнитное тяготение" в спорткомплексе легко довести до любого уровня - хоть до земного, хоть до юпитерианского... (Вот тоже сведения для туристского проспекта - "стадион чудес", "в ожидании межпланетных олимпиад" и т. п.)
Он перевернул еще один лист - и вздрогнул. Таким неожиданным показался резкий зуммер внутренней связи. Все же растрогался Виктор Сергеевич, сидя над альбомом...
Звонила Марина Стрижова, начальник психофизиологической службы. Вот она, на видеоэкране. Да-да, та самая "марсианка" Марина, корабельный врач "Вихря", неутомимая Марина... Ничуть не постарела, не отяжелела: в чем же перемена? Кажется, строже стало худощавое лицо, и густые темные волосы причесаны тщательнее, чем раньше. А может быть, наложили свою печать отвороты "официального" жакета со значком? В общем, совсем взрослая смотрит Стрижова из своего кабинета, похожего на уютный санаторный номер люкс.
Виктор Сергеевич медленно закрыл альбом, нажал клавишу ответа. Теперь Марина видела его.
- Ну, что? - спросил командир. - Как после вчерашнего?
- Не люблю юбилеев, - чуть прищурилась Марина. - Много пустой болтовни, сидения за столом... Если бы хоть десятилетие праздновали, а то подумаешь, год!..
- Этот год десяти стоит, - проворчал Панин и тут же лукаво поинтересовался: - Небось комплиментов наговорили тебе за шампанским? Ой, Марина, гляди, так и будешь одна век коротать...
Она словно не услышала. Смотрела твердо, без улыбки, подняв круто изогнутые брови.
- Виктор Сергеевич, зашли бы вы ко мне.
У Панина защемило сердце, словно в предчувствии беды.
- Иду, - сказал он и аккуратно, чтобы не всплыть к потолку, поднялся с кресла.
Крутая лестница вела на второй этаж. Хотя мысли уже заняты были другим - предстоящим известием от Марины, - он, еще следуя в русле воспоминаний, невольно усмехнулся... Много было споров вокруг этой лестницы. Зачем, мол, ступеньки в невесомости? Одним усилием воли, через проводники биотоков можно изолировать подошвы от магнитного поля и взлететь на любую высоту... Так думали проектировщики, строители, только не космонавты. Уж они-то знали, что такое долгий полет. В нем нужны знакомые предметы и знакомые усилия. Конечно, хорошее дело - все эти тренажеры и спортивные снаряды, стадион, где можно во сто крат перекрывать земные рекорды. Но душа-то требует привычного земного, а не специального набора действий. Осмысленной работы мышц. И потому, чтобы не захандрить, не взбунтоваться однажды против всякой деятельности, надо ходить по лестницам как там, на Земле. Рукой открывать дверь. Таскать тяжести, вернее громоздкие неудобные вещи, вот как он недавно вместе с лаборантами волок громадный шкаф-печь... Конструкторам объяснили все это, и они согласились. Вот даже перила полированные, из мореного дуба.
Марина стояла возле зеленой шторы. В правой руке она держала ленту, видимо, только что выползшую из щели печатающего устройства. Только этот обведенный никелем проем да изящный пульт терминала нарушали простой уют комнаты со столом под желтой атласной скатертью, свежими ветками в керамической вазе и троицей мохнатых кресел перед видеоэкраном. Здесь Стрижова проводила первые беседы с пациентами. Они должны были с порога чувствовать покой, расслабляться. В случае необходимости Марина уводила своих подопечных за штору, там начиналось царство приборов...
Они сели.
- Кофе? - спросила Марина.
Виктор Сергеевич кивнул.
- Сейчас сделаю...
- Давай пока свои графики, ты же ради них меня вызвала? - сказал Панин, уже высмотревший пучок кривых на ленте.
Марина принялась колдовать возле герметической кофеварки, такой же домашней, как и все в кабинете, а Виктор Сергеевич, заняв одно из кресел, повел пальцем по изгибам линий...
- Это обобщенный график производительности труда на стройке, сообщила она, присоединяя закрытую чашку-"грушу" к крану кипятильника.
- Ну и что? У меня он тоже есть, правда; не совсем такой.
- Не совсем. Здесь учтены не только объективные показатели, но и состояние людей, их нервов, психики.
Палец Виктора Сергеевича скользнул по склону нижней кривой.
- Значит, ты считаешь, что настроение и работоспособность...
- Падают. С каждым днем. И это уже сказывается на темпах выполнения плана, на качестве.
Зашипел, забулькал маленький блестящий агрегат, под давлением выбрасывая тонкую струю в чашку. Щекочущий, пряный аромат разлился по комнате. Кофе у Марины, как и всегда, отменный.
- Вам как обычно?
- Да, сахаром не злоупотребляю. И крепко же падают эти твои...
- Боюсь, что скоро начнутся аварии, - сказала Марина, снимая чашку.
Виктор Сергеевич сделал глоток кофе, помолчал... Конечно, такая преданность работе, как у Стрижовой, это совсем неплохо, но... Одно дело, когда специалист решает собственные профессиональные проблемы. Другое если пытается навязать свою тревогу всем. Взволновать экипаж. А ну как пустяк? Хотя, впрочем, у Марины пустяков не бывает... Нет, наверное, это даже хорошо, когда каждый член экипажа считает, что его вопрос самый важный! На то и командир, чтобы разбираться, быть арбитром...
...Пора что-то сказать, Марина ждет. Она надеется на командирскую мудрость.
- Не знаю, не знаю... Вроде проверки были такие дотошные, даже с насморком не допустили бы на астероид, не то что с расстройством нервов...
- Виктор Сергеевич, - она опустила глаза и отставила чашку. - Я думаю, это началось здесь.
- Господи, да чего же им не хватает?!
Для него мир был уже не таким светлым, как пять минут назад, когда довольно поглаживал он дубовые перила лестницы. Панин почувствовал будущую опасность, пока неопределенную. Даже вчерашние юбилейные речи и тосты вдруг показались бахвальством. Вот тебе и годовщина!
Вроде бы все на свете предусмотрели медики. Действительно, только туристов водить в их ослепительное царство! Диагностические компьютеры. Машины, дающие прогноз здоровья на год с почти стопроцентной гарантией. Нейтринные микроскопы. Роботы-хирурги с лазерными скальпелями...
- Думаю, командир, что это вспышка информатизмов.
- А-а, модная болезнь. Ты уверена?
- Я еще ни в чем не уверена, - это первые данные.
Первые данные... Как будто немного отлегло от сердца. Может быть, ничего страшного и нет. Виктору Сергеевичу всегда казалось, что вместе с разговорами о модных заболеваниях начинаются преувеличения.
Кажется, первыми раздули сенсацию научно-популярные журналы. "Нервный рак" - были и такие оглушительные названия... Неведомая опасность. Враг, подкрадывающийся изнутри и наносящий внезапный удар. Бодрый, вполне здоровый человек начинает терять интерес к любимой работе. Она не доставляет ему радости; он выполняет самые легкие задания кое-как, с отвращением. Падает тяга к активной, полноценной жизни. Скудеют чувства. Растет ненависть к самым близким людям; они тоже становятся обременительными... Человек замыкается. Впереди - безумие или самоубийство...
Психофизиологи разобрались в "феномене порога тысячелетий". Вспышки болезни были просто ответами перегруженного мозга и нервов на водопад сведений, невиданный в прежние времена, на постоянное напряжение интеллекта. Информатизм проходил бесследно, если больной хотя бы на короткое время менял характер работы, место жительства, круг знакомых... На астероиде это было невозможно. Нет, не дай бог, чтобы информатизм.
- Ладно, - вздохнул Панин. - Давай разбираться. Когда началось?
- Седьмого апреля, это я могу сказать точно. - Марина склонилась над плечом Виктора Сергеевича, ее волосы касались виска командира, палец с коротко остриженным ногтем уткнулся в график. - Это кривая обобщенного психофизиологического критерия, это - производительности...
- Знаю, дальше.
- Здесь они расходятся.
- Откуда поступил первый сигнал?
- С шестого бурового комплекса.
- А-а, вот оно что! - Виктор Сергеевич так резко повернулся к врачу, что лента взлетела и повисла под потолком, а сам командир еле удержался за подлокотники. Марина, отшатнувшись, также оказалась парящей в воздухе, но использовала "взлет", чтобы подплыть к графику и схватить его... Панин поймал себя на том, что любуется гибкостью ее движений.
- Это не там придавило грузом Хосе Альгадо?
- Там, командир. Кстати, потому и придавило, что у Альгадо уже был цветущий информатизм. Раздражался по мелочам, набрасывался на людей. Истерика за истерикой. Я тогда не сделала никаких обобщений.
- А сейчас? - Панин набрал воздуха, ему было нелегко задать следующий вопрос: слишком многое зависело от ответа Марины. - Скажи, пожалуйста, сейчас это явление вышло за пределы шестого?
- В том-то и беда, командир.
Да, именно так, прямо, почти не мигая, не то с вызовом, не то с мольбой смотрела на него Марина, когда вокруг их "Вихря" смыкалась туча смертоносных обломков. Помоги, командир. Подскажи, командир.
Он заставил себя допить остывший кофе, наверное, чтобы успокоить Стрижову. Она тоже машинально пригубила чашку-"грушу" и опять взглянула на командира.
Чандра Сингх закрыл глаза, бессильно откинулся на спинку стула. Руки его, повиснув, коснулись пальцами ковра.
Сегодня сбылась мечта. Сегодня оправдались надежды студенческих лет. Недаром рвался Чандра в космос, и путешествовал на транспортниках между орбитальными домами, и прошел двойную стажировку, желая попасть на астероид, - в индийском центре подготовки, а затем в советском, потому что выводам советских врачей доверял особенно. И был счастлив, когда в соответствующей графе его формулятора русский медик начертал: "Годен без ограничений".
Чандра Сингх вызвал на бой невесомость. С усидчивостью, неведомой европейцам, собранный, подобно йогину, молодой физиолог ставил опыт за опытом. Во время длительного пребывания в невесомости из костей "вымывается" кальций и засоряет кровь. Это грозное нарушение обмена веществ, барьер на пути к сверхдолгим и сверхдальним перелетам. Чандра хотел остановить вымывание кальция. Все яснее видел он, какие препараты следует применять...
Сиреневым светом мерцал экран микроскопа перед закрытыми глазами Сингха. Спешили по извилистому руслу, теснились прозрачные тельца, плыла вязкая масса. Идет гормональный поток от паращитовидных желез. Сегодня день успеха. Подопытная обезьяна, опутанная трубками и проводами в недрах прибора, не подозревает, что она - первенец среди живых существ, не боящихся невесомости. Но победа не радует Чандру.
НА АСТЕРОИДЕ
От авторов
В 1979 году в издательстве "Молодая гвардия" вышла наша первая книга в жанре научной фантастики "Путь к Марсу". В ней мы попытались представить, как будет происходить первый полет на Марс. У нас в книге он завершился успешно, хотя экипажу межпланетного корабля "Вихрь" пришлось нелегко, особенно при возвращении на Землю, когда корабль неожиданно попал в блуждающее облако астероидов. Земля и экипаж "Вихря" принимают решение: состыковаться с огромным осколком, под его прикрытием выйти из смертоносного каменного роя. Каменная глыба была отбуксирована к родной планете и стала новым спутником Земли.
Если бы это произошло на самом деле, то такое приобретение было бы очень полезным для землян. В нашей новой книге читатель встретится с некоторыми членами мужественного экипажа космолета "Вихрь". Теперь действие происходит не на Марсе и не в каюте межпланетного корабля. Мы на астероиде, на котором решено построить международную орбитальную научно-промышленную станцию. Но не всем пришлась по вкусу эта благородная инициатива... О том, как необходима дружба людей мира и международное сотрудничество в будущем освоении космического пространства, рассказывается в книге.
Глава I
________________________________________________________________
НЕУЛОВИМЫЙ ВРАГ
Хосе сделал самое нелепое, самое опасное, что только мог придумать: отключил связь. Потом он долго стоял, широко расставив ноги для равновесия, на площадке, прилепившейся к одной из гигантских серебристых опор буровой; стоял и наслаждался покоем. Пусть надрывается в своей кабине толстяк диспетчер Нуньес. Зато под шлемом Хосе - долгожданная тишина.
Бархатное небо было усыпано звездами, да не просто усыпано - залито потоками звездного "молока". Там, за острым изломом скал, где падает к Земле перевитый рудными жилами страшный обрыв, срез астероида, - там уже набирает силу слепящее зарево; огненный зигзаг все увереннее очерчивает зубцы гребня. Скоро опять всплывет из пропасти не смягченное линзой воздуха, яростное Солнце.
С самого утра - по среднеевропейскому времени, которого старались придерживаться на станции, - Хосе был раздражен донельзя. "С левой ноги встал", как говорят русские. Да нет, пожалуй, не с самого утра. Это Эстрелья сморозила что-то во время видеопереговоров. Что же именно? Сейчас не упомнишь, о чем говорили. Так, мелочи. Домашние дела, дети, соседи, девятые роды у тетки Вальехо, обвал, придавивший овцу учителя, хороший урожай стручкового перца... Кажется, он придрался к каким-то лишним расходам Эстрельи. Или обругал ее за участие в этих дурацких сходках сектантов... Слово за слово, и готово - у нее дрожат губы, он свирепеет, они бросают друг другу все более обидные слова; наконец экран гаснет, словно не выдержав напряжения ссоры... Время истекло, а энергию здесь пока берегут.
Вот после перепалки с женой и день пошел шиворот-навыворот. И завтрак бригадиру монтажников Хосе Альгадо показался пресным - выбранил повариху, получил достойный отпор, вся бригада обидно смеялась за столом. И рабочие как один были нерасторопны, ленивы, соображали в черепашьем темпе - он только и знал, что до хрипоты препирался с ними... Сумасшедший дом, а не стройка, уйти бы отсюда, да жаль - деньги немалые платят... Только ради заработка и терпишь осточертевшие системы тамбуров, - не дай бог нарушить герметизацию! - тесноту скафандра, чудовищную экономию места в бронированном жилище, все неудобства малого тяготения... А тут еще Нуньес. Тоже словно нашло на него что-то. Видите ли, по инструкции части ствола следует заводить на место со всякими предосторожностями, чуть ли не целую смену. Нет уж, копаться не в его характере...
...Как потом выяснила комиссия, в нормы времени бригада легко укладывалась, заработок не страдал, спешить Альгадо было некуда, и все-таки он торопился. Что-то мучительно неясное подхлестывало изнутри; жгучая лихорадка нетерпения. Не мог он уже в этот день работать размеренно, аккуратно. Всякое длительное рассудочное действие просто пугало. Потому и секции ствола, в котором предстояло двигаться плазменному буру, хватали рабочие с крана без всяких предосторожностей; лихо ворочали цилиндрами в три человеческих роста, благо позволяла невесомость. Теперь вот и радио выключил Хосе, чтобы не слушать воплей Нуньеса.
Именно потому, отдохнув и с блаженной улыбкой карабкаясь все выше по скобам ступеней, не узнал Альгадо об опасности. О том, что молодой стропальщик, еще не успевший привыкнуть к "нулевой" астероидной гравитации, сильно толкнул прочь от себя один из щитов центральной камеры. Лишь в последние секунды заметил Хосе, как отчаянно машут ему сверху рабочие. Затем что-то надвинулось, затмевая звезды, и смертная тяжесть мягко и неумолимо прижала-его к опоре...
Дверь в кабинете начальника станции была хрупка с виду, как и все двери на командном пункте. Изящная металлическая рама; искристо-голубоватое, как бы морозным узором покрытое стекло. Однажды в первые дни Виктор Сергеевич, не рассчитав поворота, налетел на дверь всем весом... то есть какой тут вес! Всей массой, конечно. Хотя и знал характеристики прочности "стекла" - невольно сжался, ожидая треска и звона. Но напрасно, и удар взрывной волны выдержало бы это стеклышко. Не дверь стояла в кабинете Панина, а шлюзовая заслонка из самых прочных на Земле материалов. Если произойдет разгерметизация Главного корпуса, такие заслонки не дадут воздуху вырваться из комнат и лабораторий. Панин вспомнил учебные тревоги, как под надсадный вой сирен включались, зажигая разноцветные огни на сводном пульте, аварийные системы регенерации воздуха, как старалась машина-диагност, выдавая сведения, что и где случилось, каков лучший маршрут эвакуации.
Дверь из "стекла", покрытого фантастической, радужно играющей листвой... Мощь и прочность, замаскированные под привычный земной уют. Это стиль Главного корпуса. Настало время, когда комфорт, богатство красок и линий не считаются лишними для самых "строгих" деловых помещений. Особенно важно создать "человечное", ласковое жилье в космосе. Там, где за тонкой стальной-пленкой стен всепоглощающая бездна.
Итак, Виктор Сергеевич взялся за ручку, отворил дверь и вошел, вернее, вплыл в кабинет, заранее избрав для "посадки" кресло у журнального столика. Конечно, магнитный пол облегчает ходьбу, но не намного. Имитация земного тяготения была бы дороговата. Да и не нужна она здесь. Все равно то и дело выходишь на открытый простор, в практическую невесомость. Каждый раз перестраиваться - нагрузка на организм неимоверная.
"Траектории полетов" от двери к рабочему столу или в кресло под сенью огромного папоротника Виктор Сергеевич отработал досконально. Сел. Положил перед собой принесенный альбом - в вишневом бархате, с медными уголками. Такой домашний, земной, старомодный фотоальбом. Открыл и углубился в созерцание, подпершись рукой, бережно и умиленно переворачивая толстые картонные листы. Неужели год прошел? Целый год?
После того как ему исполнилось сорок, Панин убедился: время ускоряет свой бег. Сжимаются дни, сокращаются сроки между новогодними застольями. Но этот, "астероидный", год побил все рекорды. Вот что значит увлеченность делом: минуты, наполненные до отказа! Разве не на прошлой неделе сделан этот снимок: группа безликих людей в скафандрах посреди каменного плато, в пустыне под звездным водоворотом? В руке у одного из них мерная рейка. Другой картинно оперся на треножник теодолита.
...Сегодня, в годовщину начала освоения, становятся волнующими набившие оскомину слова вводной части инструктажа. К ним возвращается свежесть... Героическое прошлое. Первая в историй орбитальная станция прочно состыкованные "Союз-4" и "Союз-5". Несколько часов существования космического "дома". Визиты космонавтов друг к другу через "общий коридор". Восторг телезрителей. Трагедия "Салюта-1". (Путь во Вселенную жесток, он так же требует жертв, как и дороги Колумбовых и Магеллановых парусников, как и маршруты пионеров Заполярья.) Следующие станции советские, американские, международные. Все более крупные, просторные, "многолюдные", несущие в себе телескопы, лаборатории, спортзалы и оранжереи. Месяцы, годы, десятки лет на орбите. Все больше ракетных транспортов подходит к причалам. Сборка в космосе. Сварка конструкций. Подвешенные над Землей цеха заводов, верфи межпланетных кораблей. И наконец - явление суперстанции. Астероид, подобно гигантскому зверю приведенный на аркане отважным охотником, планетолетом "Вихрь". Целая гора, парящая в полутысяче километров над Землей.
Вначале гигантское каменное тело поддерживали в нужном положении двигатели четырех транспортных кораблей. Мощные выхлопы корректировали орбиту, а на Земле, в институтах и административных учреждениях, шли горячие споры о будущем астероида. Было много проектов. Предлагали установить на колоссальном обломке собственное атомное "сердце", превратить гору в свободно маневрирующий корабль. Один из проектов предусматривал отправку на астероиде экспедиции в несколько сотен человек к ближайшим звездам. В другом содержалась схема посадки гиганта на Землю...
После всех дискуссий "вторая Луна" осталась на орбите. Астероид передали в распоряжение Международного центра космонавтики.
...Молодцы ребята из типографии! Хороший подарок сделали бывшему командиру "Вихря" к первому юбилею станции. Альбом открывается "визитной карточкой" космического пленника: великолепное цветное фото астероида, еще до начала строительства, а рядом - каллиграфически выписанный столбец данных. Химический состав - чуть ли не все элементы менделеевской таблицы. Совершенно необычные соединения, сплавы веществ, полученные в каком-то невообразимо огромном и древнем тигле; на Земле таких нет...
Никакой органики. Жизни - нет. Застывший всплеск Солнца? Порождение чужих светил? А может быть, обломок знаменитого Фаэтона, погибшей десятой планеты? Ответим когда-нибудь, если удастся!
Глыба напоминала небрежно отломленную половину батона. С одной стороны - плавное закругление, тусклый блеск серо-коричневого камня. Вблизи порода пестрая, как бы сложенная отдельными кристаллами от темно-бурых до оранжево-красных оттенков. Кое-где россыпи мелких осколков, массивные валуны. Дальше - острый гребень разлома. За ним - шероховатый, вогнутый обрыв. Блестят, ветвятся рудные жилы. Когда астероид поворачивается к Солнцу своей срезанной стороной, по провалам и выступам бегут яркие, разноцветные вспышки, мириады искр.
...Перевернем лист. Топографы с приборами в руках. Пробное бурение. Взрывы. Специально сконструированные дорожно-строительные машины - не то танки, не то панцирные жуки с огромными челюстями.
Виктор Сергеевич мог бы рассказать с мельчайшими подробностями, как воздвигали опоры будущих подвесных дорог. Как налаживали собственное производство металлоконструкций - ибо для строительства годились только сплавы, полученные в космическом вакууме. Как выравнивали площадки для ракет, вбивали в базальт сваи будущего Главного корпуса. Панин мотался тогда на корабле на Землю и обратно, колесил по Союзу, согласовывал, пробивал, утрясал, держал в руках все нити грандиозного строительства.
...Да, поначалу тесновато было: командный пункт ютился в бытовом отсеке одного из транспортников, державших астероид на орбите. Затем изолировали впадину - ту самую, "историческую", место стыковки "Вихря". Там уже и машинный зал появился... И, наконец, вот оно - двухэтажное серебристое кольцо, вернее - нечто вроде лежащего на боку колеса с прозрачным куполом на месте втулки. Обод щетинится антеннами, над ним, точно подсолнухи, поворачиваются венчики локаторов. Здесь мозг станции. Сюда стекаются сигналы со всех строительных участков, электромагистралей, причалов, буровых... Под куполом - зал местной и планетарной связи. Отсюда можно говорить с любой точкой Земли, с летящими кораблями. Ниже, под защитой незыблемых перекрытий - вычислительный центр. Он крайне мал по размерам - компьютеры последнего поколения, молекулярная микроэлектроника, плотность человеческого мозга... В машинной памяти, в вечной игре импульсов - динамический план работ. Контроль над всеми службами станции не ослабевает круглые сутки. Центр связан постоянными радиоканалами с Землей. Если нужно, к выработке очередного решения подключаются массивы памяти электронных машин в нескольких странах.
Ну вот, пошли фотографии сугубо рекламного характера - точь-в-точь для туристского проспекта... Пока еще здесь нет туристов. А жаль. Можно было бы похвастаться почти невидимым, без единого переплета пузырем над Главным корпусом, что так естественно розовеет и темнеет, создавая чередование "дня" и "ночи": человеку необходимо привычное течение суток. И синевой бассейна, прикрытого невидимой пленкой озера посреди зала связи; и буйной зеленью - здесь, в невесомости, даже обыкновенный лесной папоротник из Подмосковья может разбросать свои перья по всему потолку кабинета.
Право же, достоин восхищения экскурсантов вот этот, белоснежно-никелевый, сплошь в мерцании диковинных приборов, медико-биологический центр. С каким удовольствием, с какой хозяйской гордостью рассказывал бы Виктор Сергеевич студентам и школьникам, как работает пост психофизиологического контроля над экипажами; как тренируются будущие космонавты в блоке адаптации... Ведь тем-то и полезен астероид, помимо своих минеральных богатств, что можно создать на нем перевалочную базу между Землей и Вселенной! Он бы, Панин, напомнил, если, бы вел экскурсантов, о первых попытках приспособления человека к космосу, о кратких секундах невесомости в самолетах-лабораториях, о моделях "жизни без тяготения", создаваемых с помощью воды или... гипноза. Здесь курсанты могут вдоволь хлебнуть невесомости, привыкнуть ко всем ее каверзам. Здесь научатся они, как вести себя на мертвых планетах, под огнем жесткой солнечной радиации, среди ледяной пустоты и сводящего с ума безмолвия. Здесь овладеют полетными приборами и инструментами, изучат небо, лишенное атмосферы, освоят специальные виды связи... Самый универсальный из тренажеров, лучшая на свете школа космоплавания - вот что такое этот астероид!
...Адаптация... Нас, "аборигенов", она касается в первую очередь. Надо сохранить здоровье, бодрость тела и духа, нормальную работу мозга, упругость мышц. Нас тут все-таки уже больше ста, - не считая быстро сменяющихся строительных бригад. Инженеры, энергетики, врачи, лаборанты, программисты, техники; астрономы и геологи, химики и металлурги; все, кто обслуживает электроцентраль и систему жизнеобеспечения, космодром и телерадиокомплекс... Никого нельзя потерять. Никого нельзя привезти тяжелобольным. У международного проекта "Астероид" есть противники. Они будут рады поднять кампанию за сокращение, а то и закрытие орбитальных работ... В общем, это совершенно правильно - то, что одновременно с командным пунктом был открыт стадион! Вот он, в круглой, расчищенной впадине, на середине разлома. Не то, что когда-то на "Салютах" и "Скайлэбах" - бегущие дорожки, эспандеры, "неподвижные велосипеды" велоэргометры... Нет, самый настоящий стадион, вернее спорткомплекс: трансформируемое игровое поле, гимнастический зал, вращающаяся камера со слоем воды на стенах - для плавания... "Магнитное тяготение" в спорткомплексе легко довести до любого уровня - хоть до земного, хоть до юпитерианского... (Вот тоже сведения для туристского проспекта - "стадион чудес", "в ожидании межпланетных олимпиад" и т. п.)
Он перевернул еще один лист - и вздрогнул. Таким неожиданным показался резкий зуммер внутренней связи. Все же растрогался Виктор Сергеевич, сидя над альбомом...
Звонила Марина Стрижова, начальник психофизиологической службы. Вот она, на видеоэкране. Да-да, та самая "марсианка" Марина, корабельный врач "Вихря", неутомимая Марина... Ничуть не постарела, не отяжелела: в чем же перемена? Кажется, строже стало худощавое лицо, и густые темные волосы причесаны тщательнее, чем раньше. А может быть, наложили свою печать отвороты "официального" жакета со значком? В общем, совсем взрослая смотрит Стрижова из своего кабинета, похожего на уютный санаторный номер люкс.
Виктор Сергеевич медленно закрыл альбом, нажал клавишу ответа. Теперь Марина видела его.
- Ну, что? - спросил командир. - Как после вчерашнего?
- Не люблю юбилеев, - чуть прищурилась Марина. - Много пустой болтовни, сидения за столом... Если бы хоть десятилетие праздновали, а то подумаешь, год!..
- Этот год десяти стоит, - проворчал Панин и тут же лукаво поинтересовался: - Небось комплиментов наговорили тебе за шампанским? Ой, Марина, гляди, так и будешь одна век коротать...
Она словно не услышала. Смотрела твердо, без улыбки, подняв круто изогнутые брови.
- Виктор Сергеевич, зашли бы вы ко мне.
У Панина защемило сердце, словно в предчувствии беды.
- Иду, - сказал он и аккуратно, чтобы не всплыть к потолку, поднялся с кресла.
Крутая лестница вела на второй этаж. Хотя мысли уже заняты были другим - предстоящим известием от Марины, - он, еще следуя в русле воспоминаний, невольно усмехнулся... Много было споров вокруг этой лестницы. Зачем, мол, ступеньки в невесомости? Одним усилием воли, через проводники биотоков можно изолировать подошвы от магнитного поля и взлететь на любую высоту... Так думали проектировщики, строители, только не космонавты. Уж они-то знали, что такое долгий полет. В нем нужны знакомые предметы и знакомые усилия. Конечно, хорошее дело - все эти тренажеры и спортивные снаряды, стадион, где можно во сто крат перекрывать земные рекорды. Но душа-то требует привычного земного, а не специального набора действий. Осмысленной работы мышц. И потому, чтобы не захандрить, не взбунтоваться однажды против всякой деятельности, надо ходить по лестницам как там, на Земле. Рукой открывать дверь. Таскать тяжести, вернее громоздкие неудобные вещи, вот как он недавно вместе с лаборантами волок громадный шкаф-печь... Конструкторам объяснили все это, и они согласились. Вот даже перила полированные, из мореного дуба.
Марина стояла возле зеленой шторы. В правой руке она держала ленту, видимо, только что выползшую из щели печатающего устройства. Только этот обведенный никелем проем да изящный пульт терминала нарушали простой уют комнаты со столом под желтой атласной скатертью, свежими ветками в керамической вазе и троицей мохнатых кресел перед видеоэкраном. Здесь Стрижова проводила первые беседы с пациентами. Они должны были с порога чувствовать покой, расслабляться. В случае необходимости Марина уводила своих подопечных за штору, там начиналось царство приборов...
Они сели.
- Кофе? - спросила Марина.
Виктор Сергеевич кивнул.
- Сейчас сделаю...
- Давай пока свои графики, ты же ради них меня вызвала? - сказал Панин, уже высмотревший пучок кривых на ленте.
Марина принялась колдовать возле герметической кофеварки, такой же домашней, как и все в кабинете, а Виктор Сергеевич, заняв одно из кресел, повел пальцем по изгибам линий...
- Это обобщенный график производительности труда на стройке, сообщила она, присоединяя закрытую чашку-"грушу" к крану кипятильника.
- Ну и что? У меня он тоже есть, правда; не совсем такой.
- Не совсем. Здесь учтены не только объективные показатели, но и состояние людей, их нервов, психики.
Палец Виктора Сергеевича скользнул по склону нижней кривой.
- Значит, ты считаешь, что настроение и работоспособность...
- Падают. С каждым днем. И это уже сказывается на темпах выполнения плана, на качестве.
Зашипел, забулькал маленький блестящий агрегат, под давлением выбрасывая тонкую струю в чашку. Щекочущий, пряный аромат разлился по комнате. Кофе у Марины, как и всегда, отменный.
- Вам как обычно?
- Да, сахаром не злоупотребляю. И крепко же падают эти твои...
- Боюсь, что скоро начнутся аварии, - сказала Марина, снимая чашку.
Виктор Сергеевич сделал глоток кофе, помолчал... Конечно, такая преданность работе, как у Стрижовой, это совсем неплохо, но... Одно дело, когда специалист решает собственные профессиональные проблемы. Другое если пытается навязать свою тревогу всем. Взволновать экипаж. А ну как пустяк? Хотя, впрочем, у Марины пустяков не бывает... Нет, наверное, это даже хорошо, когда каждый член экипажа считает, что его вопрос самый важный! На то и командир, чтобы разбираться, быть арбитром...
...Пора что-то сказать, Марина ждет. Она надеется на командирскую мудрость.
- Не знаю, не знаю... Вроде проверки были такие дотошные, даже с насморком не допустили бы на астероид, не то что с расстройством нервов...
- Виктор Сергеевич, - она опустила глаза и отставила чашку. - Я думаю, это началось здесь.
- Господи, да чего же им не хватает?!
Для него мир был уже не таким светлым, как пять минут назад, когда довольно поглаживал он дубовые перила лестницы. Панин почувствовал будущую опасность, пока неопределенную. Даже вчерашние юбилейные речи и тосты вдруг показались бахвальством. Вот тебе и годовщина!
Вроде бы все на свете предусмотрели медики. Действительно, только туристов водить в их ослепительное царство! Диагностические компьютеры. Машины, дающие прогноз здоровья на год с почти стопроцентной гарантией. Нейтринные микроскопы. Роботы-хирурги с лазерными скальпелями...
- Думаю, командир, что это вспышка информатизмов.
- А-а, модная болезнь. Ты уверена?
- Я еще ни в чем не уверена, - это первые данные.
Первые данные... Как будто немного отлегло от сердца. Может быть, ничего страшного и нет. Виктору Сергеевичу всегда казалось, что вместе с разговорами о модных заболеваниях начинаются преувеличения.
Кажется, первыми раздули сенсацию научно-популярные журналы. "Нервный рак" - были и такие оглушительные названия... Неведомая опасность. Враг, подкрадывающийся изнутри и наносящий внезапный удар. Бодрый, вполне здоровый человек начинает терять интерес к любимой работе. Она не доставляет ему радости; он выполняет самые легкие задания кое-как, с отвращением. Падает тяга к активной, полноценной жизни. Скудеют чувства. Растет ненависть к самым близким людям; они тоже становятся обременительными... Человек замыкается. Впереди - безумие или самоубийство...
Психофизиологи разобрались в "феномене порога тысячелетий". Вспышки болезни были просто ответами перегруженного мозга и нервов на водопад сведений, невиданный в прежние времена, на постоянное напряжение интеллекта. Информатизм проходил бесследно, если больной хотя бы на короткое время менял характер работы, место жительства, круг знакомых... На астероиде это было невозможно. Нет, не дай бог, чтобы информатизм.
- Ладно, - вздохнул Панин. - Давай разбираться. Когда началось?
- Седьмого апреля, это я могу сказать точно. - Марина склонилась над плечом Виктора Сергеевича, ее волосы касались виска командира, палец с коротко остриженным ногтем уткнулся в график. - Это кривая обобщенного психофизиологического критерия, это - производительности...
- Знаю, дальше.
- Здесь они расходятся.
- Откуда поступил первый сигнал?
- С шестого бурового комплекса.
- А-а, вот оно что! - Виктор Сергеевич так резко повернулся к врачу, что лента взлетела и повисла под потолком, а сам командир еле удержался за подлокотники. Марина, отшатнувшись, также оказалась парящей в воздухе, но использовала "взлет", чтобы подплыть к графику и схватить его... Панин поймал себя на том, что любуется гибкостью ее движений.
- Это не там придавило грузом Хосе Альгадо?
- Там, командир. Кстати, потому и придавило, что у Альгадо уже был цветущий информатизм. Раздражался по мелочам, набрасывался на людей. Истерика за истерикой. Я тогда не сделала никаких обобщений.
- А сейчас? - Панин набрал воздуха, ему было нелегко задать следующий вопрос: слишком многое зависело от ответа Марины. - Скажи, пожалуйста, сейчас это явление вышло за пределы шестого?
- В том-то и беда, командир.
Да, именно так, прямо, почти не мигая, не то с вызовом, не то с мольбой смотрела на него Марина, когда вокруг их "Вихря" смыкалась туча смертоносных обломков. Помоги, командир. Подскажи, командир.
Он заставил себя допить остывший кофе, наверное, чтобы успокоить Стрижову. Она тоже машинально пригубила чашку-"грушу" и опять взглянула на командира.
Чандра Сингх закрыл глаза, бессильно откинулся на спинку стула. Руки его, повиснув, коснулись пальцами ковра.
Сегодня сбылась мечта. Сегодня оправдались надежды студенческих лет. Недаром рвался Чандра в космос, и путешествовал на транспортниках между орбитальными домами, и прошел двойную стажировку, желая попасть на астероид, - в индийском центре подготовки, а затем в советском, потому что выводам советских врачей доверял особенно. И был счастлив, когда в соответствующей графе его формулятора русский медик начертал: "Годен без ограничений".
Чандра Сингх вызвал на бой невесомость. С усидчивостью, неведомой европейцам, собранный, подобно йогину, молодой физиолог ставил опыт за опытом. Во время длительного пребывания в невесомости из костей "вымывается" кальций и засоряет кровь. Это грозное нарушение обмена веществ, барьер на пути к сверхдолгим и сверхдальним перелетам. Чандра хотел остановить вымывание кальция. Все яснее видел он, какие препараты следует применять...
Сиреневым светом мерцал экран микроскопа перед закрытыми глазами Сингха. Спешили по извилистому руслу, теснились прозрачные тельца, плыла вязкая масса. Идет гормональный поток от паращитовидных желез. Сегодня день успеха. Подопытная обезьяна, опутанная трубками и проводами в недрах прибора, не подозревает, что она - первенец среди живых существ, не боящихся невесомости. Но победа не радует Чандру.