Хенли Вирджиния. Неискушенные сердца

   Эта пикантная история оказалась у всех на устах, и буквально через несколько часов Табризия тоже знала ее. Она вздохнула с облегчением. Теперь ей не придется вздрагивать при виде каждой тени и постоянно оглядываться, не преследует ли ее высокая угрожающая фигура.
   В тот вечер она открыла дверь на знакомый тихий стук и очень удивилась, увидев Патрика Стюарта. Она широко распахнула дверь, впуская его. Он незаметно проскользнул. Патрик взял ее за руки, привлек к себе, поцеловал долгим поцелуем. Потом пробормотал ей в волосы:
   — Я не могу долго оставаться у тебя, но хочу, чтобы мы встретились завтра утром в доме твоего отца. Здесь мы не можем говорить, у стен есть уши.
   Она взволнованно посмотрела ему в лицо.
   — Что-то случилось?
   Он пожал плечами и ободряюще улыбнулся.
   — И да, и нет. Скажи ему, чтоб подготовил брачный контракт.
   — Спасибо за красивую ткань, милорд, — прошептала Табризия.
   Патрик поцеловал ее в глаза.
   — Не могу дождаться, когда увижу тебя в платье из нее.
   На следующий день, когда Табризия появилась у отца, она спросила:
   — Ты знаешь, что король запретил Парису появляться при дворе?
   — Да. И это хорошо, должен заметить. Парень совсем потерял рассудок. Нет ничего, на что бы он не осмелился, — на все способен и на все готов. Я рад, что он уедет отсюда, это пойдет ему во благо. И вообще чудо, что он не совершил убийство прямо перед носом короля!
   Граф Оркни, появившись и выпив полагающуюся рюмку виски, внимательно прочел брачный контракт, исследуя каждое слово. Он не подписал его, но спросил, может ли взять с собой, чтобы изучить как следует.
   Табризия поинтересовалась:
   — Вас что-то тревожит, милорд? Вы не поделитесь со мной?
   — Вы знаете, двор просто цветет от слухов. И поскольку я сам слышал, без сомнения, очень скоро новость достигнет и ваших ушей. Меня предупредили: король намерен выдвинуть против меня какие-то обвинения.
   Она вздохнула.
   — И в чем они состоят, милорд?
   Патрик поколебался, потом с горечью проговорил:
   — Ему поступили жалобы на шантаж, изнасилования и притеснения в моем королевстве.
   Бледность покрыла лицо Табризии.
   — И что теперь будет?
   Он пожал плечами
   — Если обвинения действительно будут выдвинуты, меня посадят в Тауэр и станут разбираться
   — Вам надо немедленно уехать! Прежде, чем это произойдет! — решительно заявил Магнус
   — Вы прочитали мои мысли
   — Я готова, милорд, отправиться в любой момент, как только вы скажете, — предложила Табризия, отбрасывая все сомнения, которые начали появляться.
   — Мы можем обвенчаться в часовне Дэнмарк-Хаус Я поговорил со священником Заеду в ближайшие дни Пока побудьте с отцом, у вас осталось не так много времени перед долгой разлукой.
   Табризия послушно присела в реверансе, густые ресницы опустились, скрывая неуверенность, появившуюся во взгляде Теперь, когда подошло время, она почувствовала некоторые сомнения.
   Парис Кокберн уже готовился поднять якорь на «Морской колдунье» и с удовольствием выйти в открытое море. Ему осточертело при дворе. Он принадлежит Шотландии. Там его место. Он стоял на палубе, под свинцовым английским небом, когда примчался посыльный с корабля, который только что причалил Парис взял запечатанный сургучом пакет, спустился в каюту. Он узнал на конверте подпись Дамаскус. Парис взломал печать и пробежал глазами по строчкам . Потом поднес бумагу к иллюминатору, внимательно вчитываясь в изящный почерк при свете.
   «Дорогой мой брат Парис! С большой печалью сообщаю трагическую новость о смерти твоей жены Миссис Синклер и Маргарет делали все что могли, но было слишком поздно Пожалуйста, возвращайся как можно скорее. Дамаскус.».
   Под ее подписью стояло несколько слов, написанных твердой рукой Шеннон.
   «Парис, к тому времени, как ты вернешься, Энн уже будет похоронена Я подозреваю, Маргарет и ее мать сыграли какую-то грязную игру, но, поскольку они избавили нас от тяжкой ноши, может, нам и не следует докапываться до правды. Шеннон.».
   Александрия тоже нацарапала пару слов в самом низу листа, но он их не разобрал Парис аккуратно сложил письмо и сунул в карман камзола. Новость совершенно выбила его из колеи. Он не был лицемером и не чувствовал сожаления в связи с утратой, но тем не менее печально вздохнул.
   Он обдумывал только что прочитанные слова В них не было упоминания о причине смерти Глубокая морщина пролегла у Париса между бровями, когда он задумался о том, что написала Шеннон Похоже, морфий убил ее, а миссис Синклер приложила к этому руку Он почувствовал облегчение, что все произошло без него Ясно как день поскольку он никогда не делал секрета, что любви между ними нет, подозрения пали бы на него и ни на кого иного Парис встал, пытаясь стряхнуть странную апатию, охватившую его Надо поскорее вернуться домой, он там нужен.
   Он вышел на палубу проверить, как прилив, и понял — самое время поднимать якорь Отдав команду, снова вынул письмо и перечитал Потом посмотрел туда, где были каракули Александрии, и вдруг разобрал их Она написала «Спасай Табризию!»
   Громким хриплым голосом Парис отменил только что отданную команду.
   — Снова на якорь! Быстро, пока прилив не подхватил нас! Остаемся до следующего прилива.
   Он пошел вниз, принял ванну, переоделся во все самое лучшее. И когда покидал «Морскую колдунью», в его изумрудных глазах светилась решимость.
   Табризия собиралась на ужин, когда в ее дверь тихо постучали Она приняла записку у Джаспера, прочла, и пульс ее участился от полученных указаний.
   «Моя любовь, мы должны обвенчаться сегодня, прежде чем король арестует меня Жди в часовне в десять. П. ».
   Она провела пальцем по букве «П» и задумалась хватит ли у нее мужества пройти через все это? Слухи о притеснениях и изнасилованиях в Оркни ее встревожили. Однако Табризия рассуждала разумно Патрик относится к ней с нежностью и заботой, а раз так — ей не о чем волноваться Что ж, будь что будет! Табризия вымылась, надела шелковое белье, потом вынула роскошное свадебное платье и разложила его на кровати. Она расчесывала волосы, пока они не стали потрескивать, как костер. Минуты летели Табризия испугалась, что опоздает Она отложила гребни и убрала все туалетные принадлежности в сундук вместе со шкатулкой с драгоценностями и записками. Потом закрыла тяжелую крышку, застегнула ремни и только тогда заметила, как дрожат руки.
   Девушка надела платье, корону на голову и совершенно преобразилась. Из зеркала на нее смотрела настоящая королева. В подвале, в часовне будет холодно, подумала Табризия, и на корабле Патрика тоже. Она накинула на плечи соболью пелерину и села в ожидании.
   Очень скоро постучал Джаспер, и она впустила его Легко подняв на плечо ее сундук, он сказал.
   — Я провожу вас в часовню, мадам
   — Спасибо, Джаспер, — сказала она, — ты меня хорошо охраняешь
   Она шла за ним вниз по лестнице до самой двери часовни. Остановилась, поплотнее укуталась в меха и хотела попрощаться с Джаспером. Оглянулась — его уже не было, он ушел так же молча, как и возник
   В этот поздний час часовня казалась темной и торжественной Тишина, которая ее окружала, нарушалась лишь шорохом платья Табризии Из густой тени часовни быстро возникла высокая фигура, и когда бледный желтый свет свечи коснулся волос подошедшего, она увидела — это Разбойник Кокберн.
   Табризия задохнулась
   — Что ты здесь делаешь?
   Темно-зеленые глаза разглядывали ее свадебное платье. Смесь любви и печали сжала сердце Разбойника Никогда еще он не видел ее такой красивой, и эта красота предназначалась другому Мысль была невыносима, но Парис Кокберн взял себя в руки и произнес ровным голосом.
   — Я здесь, чтобы жениться Ты получила мою записку?
   Табризии показалось, что она сходит с ума. В полном ошеломлении она проговорила:
   — Твою записку? Но я думала… — Только сейчас ей пришло в голову: «П» — это Парис. Она снова попалась в его сети.
   — А как же твоя жена? — спросила она, недоуменно уставившись ему в лицо.
   — Мертва, — ответил Парис коротко.
   Ее маленькая рука взметнулась к горлу.
   — Убита? — выдохнула она, поперхнувшись. В глазах отразился страх.
   Он уже готов был упасть на колени и поклясться перед Богом, что никакого отношения к смерти Энн не имеет, но гордость взыграла в его сердце, и он не стал оправдываться. Угрожающе сощурившись, Парис протянул смуглую руку и привлек Табризию к себе.
   — А это важно? — холодно поинтересовался он.
   Табризия смотрела на грубые черты его лица, боясь худшего, потом опустила глаза, чтобы не видеть его.
   — Я не могу… Не смогу… выйти за тебя замуж, — произнесла она.
   Парис руководствовался обычно принципом «все или ничего». Однако в данном случае ему хотелось получить хотя бы то, что можно. Если нельзя завладеть ее любовью, ладно! Но он возьмет эту девушку любой ценой! Иронический смешок слетел с его губ, он крепче сжал руку Табризии и подтолкнул ее немного вперед. Она казалась себе маленькой и беспомощной рядом с ним. Что она может сделать? Что в ее силах? Единственное — не произносить слов, которые должны их соединить навсегда. Ноги ее передвигались помимо воли, она медленно приближалась к алтарю.
   Когда подошел священник, Парис отпустил ее локоть и схватил за руку. Ее холодная маленькая рука утонула в его — большой, теплой и смуглой. Табризия жалобно посмотрела на священника и взмолилась:
   — Помогите мне… Этот человек… — Слова застряли в горле, когда Парис крепко сжал ее руку, и она испугалась, что кости не выдержат и хрустнут.
   Голос Париса звучал твердо и уверенно.
   — Мы пришли обвенчаться, у нас мало времени.
   Священник кивнул.
   — Парис Кокберн и Табризия Кокберн, — произнес он, подняв бровь. — Нет ли каких препятствий?
   Табризия торопливо воскликнула:
   — Есть!
   Парис Кокберн громко л отчетливо заявил:
   — Нет! Продолжайте.
   Священник сократил молитвы, чтобы поскорее перейти к обмену клятвами и избавиться от этой пары. Он обратился к Парису со словами:
   — Ты, Парис Кокберн, берешь Табризию Кокберн в законные жены?
   Хриплым, но твердым голосом Парис подтвердил:
   — Беру. — И про себя поклялся: до конца дней своих.
   Священник повернулся к очаровательной юной невесте.
   — А ты, Табризия Кокберн, берешь Париса Кокберна в законные мужья?
   Она вздернула подбородок и ясным, звенящим, как колокольчик, голосом заявила:
   — Нет. Не беру.
   Слова пронзили его сердце. Глаза Париса умоляли не противоречить ему, но она отвергала его каждой клеточкой. Священник растерянно умолк, не зная что делать Великая тяжесть сдавила грудь Париса — получается вынужденный брак. Но от препятствий его решимость только окрепла. Парис вынул из-за пояса кинжал и положил на алтарь. Посмотрел священнику прямо в глаза и заорал:
   — Ты что, глухой? Она ответила утвердительно! — Он держался так угрожающе, что священник почел за благо поскорее завершить обряд. Он опустил глаза и быстро произнес
   — Поскольку Парис и Табризия поклялись в верности перед лицом Господа, я объявляю их мужем и женой.
   Парис взял изумрудное кольцо, надел на третий палец Табризии и загнул ее пальцы так, чтобы оно не свалилось.
   Табризия закричала, протестуя, но все напрасно, оба мужчины делали вид, что ничего не слышат.
   Наконец священник сказал:
   — По обычаю жених должен поцеловать невесту.
   — Табризия отпрянула.
   — Ты — дьявол, а вы сэр, его помощник!
   Парис окинул ее оскорбительным взглядом — прошелся от глаз к губам, потом к груди и обратно.
   — Я отказываюсь от поцелуя, — хмыкнул он. Взял кинжал с алтаря и засунул на место, за пояс.
   От смешанного чувства злости и страха губы Табризии задрожали, и она подумала, что сейчас может потерять сознание. Ее буквально бросало в дрожь. Из зеленых глаз Париса лилось такое нестерпимое презрение, что ей пришлось собрать последние силы и пообещать себе не проявить никакой слабости и уж тем более не упасть в обморок у его ног. До нее дошло, что, если бы даже сейчас ей удалось убежать из часовни, все равно усилия оказались бы напрасными, она была обвенчана с ним — по закону или вопреки ему. Она неотвратимо связана с Парисом Кокберном, этим Разбойником, помимо собственной воли. И ничего тут не поделаешь.
   От голоса мужа, раздавшегося возле самого уха, Табризия подпрыгнула.
   — Ну так что, мы идем, леди Кокберн? — насмешливо спросил он и быстро вывел ее из часовни.

Глава 14

   Табризия чувствовала твердую руку Париса на своей талии, когда он подталкивал ее по лестнице из часовни к главному входу в Дэнмарк-Хаус. Как только они вышли на улицу, подкатила карета, и девушка увидела, что на месте кучера сидит не кто иной, как Джаспер, а ее сундук крепко привязан сбоку. Она бросила на Джаспера такой обвиняющий, такой испепеляющий взгляд, что тот съежился и отвернулся. Парис заметил этот молчаливый обмен любезностями и объяснил:
   — Джаспер — человек из моего клана, и он предан только Кокбернам.
   Она вспыхнула.
   — Я — Кокберн! Мой отец поручил ему меня защищать!
   — До тех пор, пока ты не обвенчалась. А после этого защищать тебя — обязанность мужа.
   И в его ядовитой усмешке содержался намек на то, чего она как раз и ожидала. Он подхватил ее на руки, подсадил в карету, потом вскочил сам. Она попыталась отодвинуться, но было поздно — всей своей тяжестью он уселся ей на юбку. Табризии ничего не оставалось, как сидеть бок о бок с ним. Их бедра соприкасались, Табризия чувствовала тепло, исходящее от его сильного тела.
   Она опустила голову, крепко сжала маленькие руки, и тут ее взгляд упал на кольцо. Она отвела глаза, и Парис ехидно засмеялся над ее попытками не обращать внимания на обручальный подарок.
   — Тебе, наверное, будет приятно узнать, что я отправил Магнусу записку, сообщил о наших планах и попросил не беспокоиться за тебя.
   — Наших планах! — воскликнула она негодующе. — Ты имеешь в виду — твоих планах! Тебе бы стоило опасаться гнева моего отца!
   Табризия снова услышала его издевательский смех.
   — Магнус воспримет все как свершившийся факт
   — А хватит ли у тебя мужества сообщить Патрику о своих планах насчет меня? — с вызовом спросила она, и ее жгучий взгляд полоснул Париса ненавистью.
   При упоминании имени соперника безумная ревность сотрясла все его существо.
   — Ему сообщили, — ответил Парис. Он ничего не сказал Табризии об их встрече и о тех десяти тысячах фунтов стерлингов, которые он заплатил Патрику Стюарту, чтобы жених отказался от притязаний на невесту. Но он никогда не расскажет ей об этом, чтобы не ранить ее слишком глубоко.
   Карета резко остановилась, и его рука нечаянно коснулась ее груди. Табризия густо покраснела и съежилась. Он выругался про себя и вышел. Потом, обойдя карету, вернулся к ней, чтобы помочь, но она прошипела:
   — Не прикасайся ко мне!
   Он не обратил внимания на ее слова. Сильные руки Вынули ее из кареты и поставили на землю. Она удовлетворенно заметила — Разбойник слышал ее шипение, вон как его челюсти стиснулись от злости!
   Они оказались у причала, неподалеку на якоре стояли суда. Табризия вдруг подумала о том, что ждет ее впереди Пока гнев затмевал страх перед будущим, но она твердо знала, что придет время, они останутся наедине в каюте. Эта мысль заставила ее вздрогнуть. Парис заметил это и еще плотнее закутал Табризию в меха, прежде чем повести по трапу на «Морскую колдунью».
   Темная фигура на палубе произнесла:
   — Осталось полчаса до прилива, капитан.
   — Это достаточно долго, — пробормотал ей в ухо Парис.
   Он закрыл за собой дверь каюты и зажег лампы, осветившие все вокруг розовым сиянием. Табризия с вызовом вскинула голову.
   — Достаточно долго для чего?
   Парис смотрел на нее, не мигая, холодными зелеными глазами.
   — Достаточно долго для того, чтобы привести закон в действие, мадам. — Его тихий голос звучал более угрожающе, чем если бы он кричал — У тебя будет немного времени подготовиться, пока я выведу «Морскую колдунью» из устья Темзы в океан, но вернувшись, я скреплю наш брак. И как следует — Его взгляд замер на груди Табризии. — Уж в этот раз я отмечу тебя своей печатью, а потом можешь наслаждаться одиночеством.
   Парис гипнотически посмотрел ей в глаза. Он не оставит никаких лазеек, эта ночь исключит любые случайности, их брак нельзя будет аннулировать ни при какой погоде! То, что Табризия могла предпочесть ему другого мужчину, вызывало у Париса Кокберна такую боль в душе, что он чувствовал настоятельную, сводящую с ума потребность уязвить жену.
   — Не беспокойся, после сегодняшней ночи я поищу удовольствия в других местах Предпочитаю, знаешь ли, иметь не одну, а много женщин Люблю разнообразие. Стоит по
   — вести бровью — и они кинутся ко мне наперегонки.
   — Единственное, о чем я тебя прошу, — оставить меня в покое, — с трудом проговорила Табризия
   — Я оставлю тебя в покое при одном условии. Когда мы приедем домой, ты ни словом, ни взглядом не дашь членам семьи или слугам понять, что между нами что-то не так Я не желаю становиться посмешищем! При них ты будешь играть роль любящей и преданной жены Как мы относимся друг к другу за запертыми дверями нашей спальни, никого, кроме нас, не должно касаться. Побереги свой Гнев, пока мы не останемся одни. Это все, чего я требую.
   Парис повернулся на каблуках и оставил ее переваривать услышанное.
   Ноги больше не держали Табризию, она повалилась на кровать, пытаясь разобраться в своих мыслях и чувствах. Итак, они муж и жена. И заклятые враги. Каждый готов довести другого до сумасшествия — а как иначе понимать последнее условие Париса? Может ли она оставаться в здравом уме, постоянно притворяясь? Табризия побледнела. Впереди ее еще ожидала ночь, которую нужно пережить. Так с какой стати она сейчас волнуется о том, что будет в Кокбернспэте? В дверь постучали, и она резко вздрогнула. Один из людей Париса — Табризия его не узнала — молча внес ее сундук и тотчас вышел. Табризия повесила соболью накидку и опустилась на колени перед сундуком. Дрожащими пальцами она расстегнула ремни, вынула туалетные принадлежности и направилась к красивому черно-красному лакированному шкафу в углу. Из зеркала на нее смотрели огромные испуганные глаза. На голове все еще была корона. Табризия усмехнулась — какая неуместная здесь вещь! Она медленно подняла внезапно отяжелевшие руки и сняла ее.
   Нетвердыми руками она налила в тазик воды — освежить пылающие щеки и лоб. Потом принялась расчесывать волосы, от сырости и влаги завившиеся в крутые колечки. Проделав это, девушка села, сложив руки на коленях, в ожидании Разбойника. Она даже не пыталась раздеться. Нет уж, она и пальцем не шевельнет помочь ему, пусть сам осуществляет свои права. Она знала, чем все кончится, кто победит, но решила сопротивляться и бороться до конца. Минуты тянулись, нервы были так напряжены, что казалось, вот-вот лопнут. Желая успокоиться, Табризия осмотрела каюту. Панели красного дерева блестели в свете фонарей, отражавшихся в зеркальной полировке. Под ногами лежал толстый восточный ковер, угли в двух медных жаровнях согревали каюту. Табризия взглянула на постель и поразилась контрасту: ее белое свадебное платье на черном атласном покрывале! В каюте густо пахло сандалом, и этот запах в ее восприятии был связан с Парисом.
   Вдруг она услышала его твердые шаги, и паника охватила ее с новой силой. Он открыл дверь, вошел в каюту. Она гордо вздернула подбородок и смело посмотрела ему в глаза. Быстрый взгляд Париса не упустил ни единой детали, отметил даже то, что из одежды она сняла только корону.
   — Королева моей души! — насмешливо протянул он.
   Бледные аметистовые глаза потемнели до фиолетового цвета, но она с вызовом продолжала смотреть на него.
   Засмеявшись, Парис стал раздеваться. Табризия оказалась в ловушке, куда сама себя загнала. Что делать? Так и продолжать смотреть на него с вызовом или опустить глаза в знак капитуляции? Она упрямо смотрела на Париса, а он тем временем снял камзол, затем белую рубашку, обнажив мускулистую грудь, покрытую темным золотом волос. Зубы блеснули из бороды в улыбке, когда он снял пояс и отложил в сторону смертоносное оружие, которое всегда носил при себе. Не останавливаясь ни на секунду, он скинул лакированные черные ботинки, брюки и стянул трусы. Ее тяжелые ресницы быстро опустились, а он бессердечно рассмеялся над ней.
   — Невеста должна быть скромной. Насмешка Париса уколола ее, и она снова с вызовом подняла глаза. Он стоял совершенно голый, и она густо покраснела.
   — Ты, конечно, сильнее меня, но я не сдамся без борьбы.
   Он посмотрел на нее спокойно и иронически.
   — Как хочешь. У нас впереди вся ночь.
   Когда он двинулся к ней, она рванулась и перебежала через каюту. Губы его скривились в презрительной улыбке. Он загнал ее в угол, протянул руку и схватил. Табризия набросилась на него с кулаками, шипя и плюясь, как дикая кошка. Очень быстро, без всякого труда он завел ей руки за спину и прижал ее к своему мощному телу. Другой рукой он стягивал с нее платье. Пуговицы с треском оторвались и рассыпались по полу.
   Взгляд Париса прожигал ее насквозь, платье трещало по всем швам, его выдранные куски падали на пол. Она сумела еще раз увернуться, но его глаза преследовали ее, Пожирая каждый дюйм обнажившейся плоти. Он раздел ее до белого шелкового нижнего белья. Табризия задохнулась, рыдание вырвалось из горла, глаза в ужасе расширились, когда она увидела его желание — такое явное, такое сильное и мощное, что девушку охватила паника. В этот миг Парис снова поймал ее. Его рука сжала грудь Табризии, округлившуюся под мягким белым шелком, затем рванула легкую ткань, и Табризия оказалась голой.
   Без всяких церемоний Парис поднял легкое сопротивляющееся тело, перекинул через плечо и понес к кровати. Он швырнул ее прямо на покрывало и повалился сверху, прижав мощным телом и лишая сил. Табризия задыхалась и дрожала, сердце дико билось, а Парис дышал ровно, как обычно, и продолжал держать ее под собой, ожидая, когда руки и ноги девушки перестанут напрасно дергаться. Наконец силы Табризии иссякли, она успокоилась и затихла. Потом отвернулась от него и закрыла глаза.
   — Мадам, вы так предсказуемы, — усмехнулся Парис. — Сначала деретесь со мной, как дикая кошка, а сейчас, когда вас силы покинули, лежите, точно холодный кусок мрамора.
   Он посмотрел на ее белые руки и горящие пряди растрепанных волос на черном атласе покрывала: никогда в жизни он не видел ничего прекраснее. Перевернув свою добычу, он легонько шлепнул по ягодицам. — В постель!
   Табризия не шевельнулась, и ему пришлось сдернуть покрывало и бросить ее на постель. Табризия отвернулась, напряженная и встревоженная.
   Он улыбнулся, придвинулся к ней, прижался к ее спине. Неужели она не понимает, что такая поза делает ее еще более уязвимой? Его рукам открывается полная свобода! Парис обнял Табризию и одной рукой стал гладить шелковистые груди, а другая проникла между ее ног.
   Табризия напряглась. Всякий раз, когда его рука касалась самых интимных мест, она непроизвольно дергалась и ягодицами касалась кончика его напряженной плоти, доставляя ему неописуемое наслаждение. Парис никак не мог остановиться. Она терпела, когда он играл с ее грудями, не
   сопротивлялась, когда стал потирать и тихонько сжимать соски, уже сильно набухшие. Казалось, ее грудь чем-то переполнилась и пульсировала изнутри.
   Она лежала, как кусок льда, но в груди началась адская боль, которая быстро спустилась к низу живота. Табризия никогда не испытывала подобных ощущений и даже отдаленно не представляла, что такое возможно. Парис повернул ее к себе и уткнулся лицом ей в грудь. Его горячий язык повторил то, что прежде делали пальцы, а мягкая борода ласкала кожу. Чувства Табризии пришли в небывалое смятение. А он целовал и целовал, где хотел. Она чувствовала, как ручейки огня потекли там, где только что касались его губы. Они спускались все ниже. До ушей Табризии, как сквозь вату, донесся его смех — он ощутил трепет ее тела от своих поцелуев.
   Парис поднял ее на себя. Мягкие круглые груди расплющились о его твердую грудь, плоский живот распростерся на его животе, таком твердом, а жаждущая плоть оказалась между ее ног. Он попытался войти в нее, положил руки на ягодицы Табризии и нежно сжал, их интимные места коснулись друг друга, оба дрожали от желания.
   Губы Табризии заныли, и только его поцелуй мог успокоить ее томление. Ей стало стыдно — она нестерпимо жаждала его поцелуя. Что она за распутница, думала Табризия, кусая губы, чтобы не закричать.
   Парис перевернул ее лицом вниз и сел верхом. Его губы обжигали ей плечи, спину, поясницу, добрались до упругих круглых ягодиц. Она не знала, сколько еще сможет выдержать без стонов, которые выдали бы ее истинные ощущения. Он снова повернул ее лицом вверх, и она радостно принимала самые дерзкие его поцелуи. Он нырнул головой между ног Табризии и глубоко проник языком внутрь, доводя ее возбуждение до крайности. Внезапно она вскочила, прижалась к нему и закричала: