Херберт Фрэнк

Пустышка


   Фрэнк Херберт
   Пустышка
   Пер. - Д.Савельев, Я.Савельев.
   Если бы не стычка с моим отцом, я бы никогда не пошла вниз в таверну и не встретила бы Пустышку. Этот Пустышка выглядел совсем обычным парнем. Он не стоил особого внимания, если вы только не воображаете себя Марлой Грейм, звездой чувствилок, ожидающей Сидни Харша, пришедшего на встречу в бар, чтобы передать шпионскую капсулу.
   Это все вина моего отца. Представьте, он психанул из-за того, что я не хочу наниматься палить кустарник. Что это вообще за работа для восемнадцатилетней девушки? Я знаю, что у моей родни проблемы с бабками, но это не извиняет способ, каким он на меня наехал.
   Мы грызлись весь ленч, и только после шести часов мне предоставилась возможность ускользнуть из дому. Я пошла в Таверну, потому что знала, что старик взбесится сильнее, чем теле, попавший в свинцовую бочку, когда это обнаружит. Я, конечно, никак не могла от него этого утаить. Он прощупывает меня каждый раз, когда я возвращаюсь домой.
   Таверна - это место на перекрестке, где таланты собираются вместе, чтобы обменяться впечатлениями и поговорить насчет работы. Я лишь однажды там была до этого и то - с отцом. Он предупреждал, чтобы я не ходила туда одна, потому что там обычно масса кайфованных. Нюхнуть дури можно было в любом углу главной комнаты. Розовый дым из чаши с хиро клубился вокруг стропил. У кого-то был венерианский "очищенный грех". Для столь раннего времени там было много талантов.
   Я отыскала свободный уголок в баре и потребовала голубой огонь, потому что видела, как Марла Грейм заказывает такой в чувствилках. Бармен пристально уставился на меня, и я заподозрила, что он теле, но он не прощупывал. Немного погодя он отправил мой напиток плыть ко мне и портировал к себе мои деньги. Я прихлебывала напиток, как это делает Марла Грейм, но он был слишком сладкий. Я постаралась, чтобы по моему лицу ничего не было заметно.
   Зеркало в баре давало хороший обзор комнаты, и я продолжала вглядываться в него, словно ожидая кого-то. И вот тут-то крупный блондин вошел через переднюю дверь. Я увидела его в зеркале и тут же поняла, что он собирается занять место рядом со мной. Я вообще-то не ясновидец, но иногда такие вещи очевидны.
   Он пересек комнату, двигаясь между тесно стоящими столами с проворством гладиатора. Вот тогда я и вообразила себя Марлой Грейм, ожидающей в баре Порт-Саида, чтобы забрать шпионскую капсулу у Сидни Харша, как в той чувствилке, что смотрела в воскресенье. Этот парень немного походил на Харша - вьющиеся волосы, темно-голубые глаза, лицо все из острых углов, словно скульптор, высекавший его, оставил работу незавершенной.
   Он занял табурет рядом со мной, как я и предвидела, и заказал голубой огонь, не слишком сладкий. Естественно, я сочла это попыткой познакомиться и задумалась, что же ему сказать. Внезапно мне пришла в голову захватывающая идея просто следовать примеру Марлы Грейм, пока не придет время сматываться.
   Он ничего не смог бы сделать, чтобы остановить меня, даже если бы и был портером. Видите ли, я пиро, а это вполне достаточная защита. Я взглянула на свою вызывающую юбку и сдвинула ее, пока в разрезе не показалась подвязка, как это делает Марла Грейм. Этот блондинчик и глазом не моргнул. Он прикончил свой напиток и заказал еще один.
   Я принюхалась к нему на предмет кокаина, но он был как стеклышко. Не под кайфом. Хотя дурь в комнате проникала в меня, и я чувствовала головокружение. Я знала, что мне скоро нужно будет уходить, и я никогда не получу второго шанса побыть Марлой Грейм, поэтому сказала:
   - У тебя что?
   О, он прекрасно знал, что я обращаюсь к нему, но даже не поднял глаз. Меня это взбесило. У девушки есть какая-то гордость, а тут я настолько расслабилась, что сама начала разговор! Перед ним стояла пепельница, забитая клочками бумаги. Я сконцентрировалась на ней, и бумага вспыхнула. Когда захочу, я могу быть хорошим пиро. Некоторые мужчины были достаточно милы, чтобы сказать, что я могла бы разжигать огонь и без таланта. Но с таким щупачом отцом, как мой, могла бы я вообще это узнать?
   Огонь привлек внимание этого парня. Он знал, что это я его вызвала. Он только глянул на меня разок и отвернулся.
   - Отвяжись, - сказал он. - Я - Пустышка.
   Понятия не имею, как оно получилось. Может быть, во мне есть немного от теле, как сказал однажды доктор, но я знала, что он говорит правду. Это не был один из тех номеров, что вы видите в чувствилках. Ну, вы знаете когда два комедианта и один говорит: "А что у тебя?" А другой отвечает: "Пусто".
   Только он все время левитирует кресло другого парня и жонглирует дюжиной вещей у себя за спиной, без рук. Вы знаете этот номер.
   А тут все грохнуло оземь.
   Ну, когда он это сказал, меня словно усадило обратно. Я никогда раньше не видела настоящего живого Пустышку. О, я знала, что такие были. В правительственных резервациях и тому подобное, но я никогда не была, как в этот раз, совсем рядом с таким.
   - Прости, - сказала я. - Я - пиро.
   Он взглянул на пепел в пепельнице и ответил:
   - Да, я знаю.
   - Для пиро теперь не так много работы, - продолжила я. - Это у меня единственный талант. - Я повернулась и посмотрела на него. Симпатичный, хоть и Пустышка. - Ну и как у тебя дела? - спросила я.
   - Я сбежал. Я беглец из резервации в Сономе.
   У меня от этого прямо кровь вскипела. Не только Пустышка, но еще и беглец. Точь-в-точь как в чувствилках. Я спросила:
   - Хочешь спрятаться у меня?
   Это заставило его развернуться ко мне. Он оглядел меня и, честное слово, покраснел. На самом деле! Я раньше никогда не видела, как человек краснеет. Определенно, этот парень был сплошным сюрпризом.
   - Люди могут неправильно подумать, когда меня поймают, - сказал он. - Я уверен, что меня в конце концов поймают. Я всегда уверен.
   Я почувствовала себя в роли гражданки мира.
   - Почему бы тогда не наслаждаться своей свободой? - спросила я.
   И позволила ему немножко больше увидеть в разрезе юбки. А он отвернулся! Представляете!
   И тут появились копы. Они не суетились. Я заметила, что эти двое мужчин стоят прямо в дверях, наблюдая за нами. Только я думала, что они наблюдают за мной. Копы пересекли комнату, и один из них склонился над этим парнем.
   - Ну ладно, Клод, - сказал он. - Пошли.
   Другой взял меня за руку и сказал:
   - Ты тоже должна пойти с нами, сестренка.
   Я вырвалась и воскликнула:
   - Я тебе не сестра!
   - Оставьте ее, ребята, - сказал этот Клод. - Я ей ничего не рассказывал. Она всего лишь пыталась меня подцепить.
   - Сожалею, - ответил коп. - Она тоже пойдет.
   Вот тут мне стало страшновато.
   - Послушайте, - сказала я. - Я не знаю, что все это значит.
   Мужчина показал мне дуло замораживателя в своем кармане.
   - Кончай трепыхаться и иди спокойно, сестренка, иначе мне придется воспользоваться этим.
   Но кому же охота заморозиться? Я пошла спокойно, молясь, чтобы по дороге встретились отец или какой-нибудь знакомый, чтобы можно было объяснить, что к чему. Но мне не повезло.
   На улице у полиции был обычный старый реактивный "жучок". Вокруг машины собралась толпа, пялясь на нее. Портер в толпе забавлялся, раскачивая зад "жучка" вверх и вниз. Он стоял сзади, засунув руки в карманы и ухмыляясь.
   Коп, который вел разговоры, лишь посмотрел на этого портера, и ухмылка у парня исчезла, а сам он поспешил прочь. Я тогда поняла, что коп был теле, хотя он и не касался моего сознания. Некоторые из этих теле ужасно щепетильны насчет своего морального кодекса.
   Езда в этом старом реактивном "жучке" была забавной. Я никогда раньше такого не видела. Один из копов забрался на заднее сиденье с Клодом и со мной. Другой управлял. Это было очень странное ощущение, лететь над заливом. Обычно, как только мне хотелось отправиться куда-нибудь, я лишь вежливо спрашивала, нет ли поблизости портера, а потом думала о том месте, куда бы я хотела попасть. Портер отправлял меня туда в тот же миг.
   Конечно, время от времени я попадала в апартаменты какого-нибудь пожилого господина. Некоторые портеры промышляют сутенерством. Но пиро не надо бояться престарелых донжуанов. Ни один пожилой господин не станет заниматься ерундой, когда у него горит одежда.
   Ну, в конце концов, "жучок" сел на садовую дорожку захолустной больницы, и копы провели нас через главное здание в маленький офис. Пешком, прикидываете! В офисе было темновато - не хватало светильников - и моим глазам потребовалась минута, чтобы приспособиться после ярких ламп в холле. Когда они привыкли, я увидела старого чудика за столом и в изумлении уставилась на него. Это был Менсор Уильямс. Да, "Большое Все". Все, что мог сделать любой, он мог сделать лучше.
   Кто-то включил реостат, и лампы начали гореть в полный накал.
   - Добрый вечер, мисс Карлайсл, - сказал он, и его маленькая бородка подпрыгнула.
   Прежде чем я смогла съязвить насчет этики чтения мыслей, он добавил:
   - Я не вмешиваюсь в ваши мыслительные процессы. Я слегка заглянул вперед - в тот момент, когда я уже буду знать ваше имя.
   Еще и ясновидец!
   - Не было никакой нужды привозить ее сюда, - сказал он копам. - Но вы неизбежно должны были это сделать. - Потом он отколол забавнейшую штучку. Он повернулся к Клоду и указал кивком на меня. - Как она тебе, Клод? спросил он. Словно я была чем-то предназначенным на продажу или что-то в этом роде!
   - Это она, папа? - спросил Клод.
   Папа! Это меня пришибло. У "Большого Все" - ребенок, и этот ребенок Пустышка!
   - Это она, - ответил Уильямс.
   Клод слегка расправил плечи и сказал:
   - Ну, тогда я пас! Я не буду этого делать!
   - Будешь, - произнес Уильямс.
   Весь разговор велся через мою голову, и я решила, что с меня хватит.
   - Минутку, джентльмены, а не то я сожгу это место! В буквальном смысле! - крикнула я.
   - Она может это сделать, - заметил Клод, ухмыляясь отцу.
   - Но не сделает, - сказал Уильямс.
   - Ах, не сделаю? - вспылила я. - Попытайтесь меня остановить!
   - В этом нет нужды, - сказал Уильямс. - Я видел, что произойдет.
   Вот так просто? У меня от этих ясновидцев мороз по коже. Мне иногда становится интересно, а не боятся ли они сами себя? Жизнь для них похожа на проторенную тропу. Это не по мне. Я спросила:
   - А что случится, если я сделаю что-нибудь не то, что вы видели?
   Уильямс подался вперед, и в глазах его появился интерес.
   - Такого никогда не случалось, - сказал он. - Если бы такое хоть раз произошло, это был бы настоящий прецедент.
   Я не уверена, но, глядя на него, подумала, что ему действительно было бы интересно увидеть что-нибудь, не совпадающее с прогнозом. Я было задумалась, а не вызвать ли мне маленький огонек в бумагах на его столе. Но эта идея почему-то мне не понравилась. И не потому, что что-то постороннее в моем сознании приказывало этого не делать. Я ничего не могла понять. Я просто НЕ ХОТЕЛА этого делать. Я спросила:
   - Что означает весь этот разговор?
   Старик откинулся назад и, клянусь, он казался слегка разочарованным. Он сказал:
   - Всего лишь то, что вы с Клодом поженитесь.
   Я открыла рот, но ничего не смогла произнести. Наконец я сумела, заикаясь, выдавить:
   - Вы имеете в виду, что заглянули в будущее и видели нас ЖЕНАТЫМИ? И сколько у нас будет детей, и все такое прочее?
   - Ну, не все, - ответил он. - В будущем не все для нас отчетливо. Лишь события, связанные некоторой основной линией. И в большинстве случаев мы не можем заглядывать слишком далеко. Прошлое доступнее. Оно зафиксировано неподвижно.
   - А что, если мы не хотим? - спросил Клод.
   - Да, - сказала я. - Как насчет этого?
   Но должна признать, что это мне понравилось. Как я сказала, Клод был похож на Сидни Харша, только моложе. В нем было что-то - можете назвать это животным магнетизмом, если хотите.
   Старик лишь улыбался.
   - Мисс Карлайсл, - произнес он. - Вы искренне возражаете...
   - Раз уж я собираюсь войти в вашу семью, можете называть меня просто Джейн, - парировала я.
   Я начала проникаться фатализмом общего положения вещей. Моя двоюродная бабушка Харриет была ясновидящей, и я уже имела дело с этим. Мне припомнился тот случай, когда она сказала мне, что мой котенок умрет. Я спрятала его в старом баке, а ночью пошел дождь и заполнил его водой доверху. Естественно, котенок утонул. Я ей так и не простила того, что она не сказала мне, какой смертью умрет котенок.
   Старик Уильямс посмотрел на меня и сказал:
   - Вы, по крайней мере, рассудительны.
   - А я нет! - воскликнул Клод.
   Тогда я рассказала им про свою двоюродную бабушку Харриет.
   - Это неизбежно, - произнес Уильямс. - Почему ты не можешь быть таким же рассудительным, как она, сынок?
   Клод сидел с воистину каменным лицом.
   - Я тебе не нравлюсь? - спросила я.
   Тогда он посмотрел на меня. На самом деле посмотрел. Говорю вам, мне стало жарко под этим взглядом. Я знаю, что привлекательна. В конце концов, я решила, что покраснела.
   - Ты мне нравишься, - ответил он. - Я лишь возражаю против того, чтобы вся моя жизнь была расписана, словно шахматная партия.
   Тупик. Мы просидели молча минуты две. Затем Уильямс повернулся ко мне и сказал:
   - Что ж, мисс Карлайсл, полагаю, вам любопытно, что здесь происходит?
   - Я не идиотка, - ответила я. - Это одна из резерваций для Пустышек.
   - Правильно, - произнес он. - Только это нечто большее. Ваше образование включает в себя знание о том, как в результате радиационных мутаций возникли ваши таланты. Включает ли оно также сведения о том, что происходит с плюсовыми отклонениями от нормы?
   Конечно, это каждый школьник знает. Так я ему и сказала. Разумеется, я знала, что эволюционное развитие ведет к усреднению. Что у гениальных родителей, как правило, менее яркие, чем они, дети. Это всего лишь общие сведения.
   Тут старик подкинул мне задачку.
   - Таланты исчезают, моя дорогая, - произнес он.
   Я просто сидела и некоторое время размышляла об этом. Действительно, в последнее время стало трудно найти портера, даже из этих сутенеров.
   - В каждом поколении все больше детей без талантов или таких, чьи таланты значительно притуплены, - сказал Уильямс. - Мы никогда не достигнем точки их совершенного отсутствия. Но те немногие, что останутся, будут нужны для специальных общественных работ.
   - Вы имеете в виду, что если у меня будут дети, то они, скорее всего, окажутся Пустышками? - спросила я.
   - Посмотрите на свою собственную семью. Ваша двоюродная бабушка была ясновидящей. А еще кто-нибудь в вашей семье?
   - Нет, но...
   - Талант ясновидения является плюсовым отклонением. Их осталось менее тысячи. В моей категории - девять. Я полагаю, вы называете нас "Большими Все".
   - Но мы должны что-то делать! - воскликнула я. - Иначе миру придет конец!
   - Кое-что мы ДЕЛАЕМ, - сказал он. - Вот здесь и в восьми других резервациях, разбросанных по всему миру. Мы восстанавливаем технические и практические навыки, на которых держалась старая цивилизация доталантной эпохи. Запасаемся инструментами, которые сделают возможным возрождение цивилизации. - Он предостерегающе поднял руку. - Но мы должны действовать тайно. Мир еще к этому не готов. Если бы это стало известно, то началась бы ужаснейшая паника.
   - Но ведь вы ясновидящий. Что происходит? - спросила я.
   - К несчастью, никто из нас не в состоянии этого предсказать, - ответил он. - Либо это неустойчивая линия, либо там какая-то неопределенность, которую мы не можем преодолеть. - Он покачал головой, и его бородка колыхнулась. - В ближнем будущем есть туманная зона, за которую мы не можем заглянуть. Никто из нас.
   Это меня испугало. Ясновидцы могут вызывать у вас озноб, но это прекрасно, что кто-то может заглянуть вперед. А это было так, словно не стало куска будущего. Я начала понемногу плакать.
   - И наши дети будут Пустышками, - прохныкала я.
   - Это не обязательно, - сказал Уильямс. - Некоторые из них - может быть. Но мы побеспокоились сравнить генетические линии - вашу и Клода. У вас большие шансы иметь ребенка, который будет ясновидящим или телепатом, или тем и другим сразу. Вероятность больше семидесяти процентов. - В его голосе появились умоляющие нотки. - Мир нуждается в таком шансе.
   Клод подошел и положил руку мне на плечо. От этого у меня по спине прошел восхитительный трепет. Внезапно я уловила краешек его мыслей - мы целуемся. Я не настоящий теле, но, как говорила, иногда улавливаю проблески.
   - Хорошо. Я думаю, нет смысла противиться неизбежному, - сказал Клод. Мы поженимся.
   Больше никаких споров. Мы все перебрались в другую комнату. Там был священник, и все было для нас приготовлено, даже кольца. Священник был ясновидцем. Он сказал, что оставил за плечами больше сотни миль, чтобы совершить церемонию.
   ...Позже я позволила Клоду меня разок поцеловать. Мне было не по себе от мысли, что я замужем. Миссис Клод Уильямс. Но думаю, все это было неизбежным.
   Старик взял меня за руку и сказал, что необходима маленькая предосторожность. Время от времени я буду покидать парк, и есть вероятность, что какой-нибудь бессовестный теле проникнет ко мне в мозг.
   Меня поместили в анестезатор, а когда я вышла оттуда, в моем черепе была серебряная сетка. Кожа слегка зудела, но мне сказали, что это пройдет. Я слышала о таких штуках. Их называют одеяльцами.
   Менсор Уильямс сказал:
   - А теперь отправляйся домой и забери свои вещи. Родителям не нужно говорить ничего, кроме того, что ты работаешь на правительство. И возвращайся побыстрее.
   - Достаньте мне портера, - потребовала я.
   - Парк огражден от телетранспортаторов, - ответил он. - Я отправлю тебя в "жучке".
   Так он и сделал.
   Дома я была через десять минут.
   Я поднялась по лестнице в дом. Было около девяти. Мой отец поджидал меня в дверях.
   - Самое подходящее время для восемнадцатилетней девушки возвращаться домой, - закричал он и нанес телепатический удар по моему сознанию, чтобы узнать, что я задумала. Ох уж эти теле и их этика! Что ж, он с разбегу уткнулся прямо в одеяльце, и это его сразу осадило. Он притих.
   - Теперь я буду работать на правительство, - сказала я. - Я просто зашла за вещами.
   Позднее будет достаточно времени, чтобы рассказать им о замужестве. Если бы они сейчас узнали об этом, то подняли бы невероятный шум.
   Вошла мама и сказала:
   - Моя дочурка работает на правительство! И сколько оно платит?
   - Не будь вульгарной, - огрызнулась я.
   Папа принял мою сторону.
   - В самом деле, Хейзел, - сказал он. - Оставь ребенка в покое. Работа на правительство! Что ты понимаешь! Там хорошо платят. Где это, детка?
   Я могла видеть, как он размышляет, сколько сможет из меня выколотить, чтобы заплатить по счетам, и начала задумываться, а будут ли вообще у меня какие-нибудь деньги, чтобы поддерживать этот обман. Я ответила:
   - Я буду работать в резервации Сонома.
   - А зачем им там нужен пиро? - спросил папа.
   Меня осенила блестящая идея. Я сказала:
   - Чтобы держать Пустышек в рамках. Немного огня здесь, немного огня там. Вы понимаете.
   Это развеселило моего отца. Когда он прекратил смеяться, то сказал:
   - Я знаю тебя, милая. Я хорошо изучил содержимое твоей головы. Позаботься о себе, а не о веселой работенке. У них там найдется для тебя безопасное жилье?
   - Самое безопасное, - ответила я.
   Я почувствовала, как он снова ткнулся в мое одеяльце и отдернулся.
   - Работа на правительство всегда секретна, - сказала я.
   - Понимаю, - ответил он.
   Так что я ушла в свою комнату и упаковала вещи. Родственники еще немного пошумели по поводу моего столь внезапного отъезда, но успокоились, когда я сказала, что должна ехать немедленно или потеряю шанс получить эту работу.
   В конце концов папа сказал:
   - Что ж, если правительство не сможет обеспечить твою безопасность, то никто не сможет.
   Они расцеловали меня на прощание, а я пообещала писать и навестить их в первый же свободный уик-энд.
   - Не беспокойся, папа, - сказала я.
   "Жучок" доставил меня обратно в резервацию. Когда я вошла в офис, Клод, мой муж, сидел за столом напротив своего отца.
   Старик обхватил руками голову, и из-под пальцев стекали капельки пота. Немного погодя он опустил руки и потряс головой.
   - Ну? - спросил Клод.
   - Ничего, - ответил старик.
   Я сделала еще пару шагов, но они меня не заметили.
   - Скажи мне правду, папа, - сказал Клод. - Как далеко ты нас видел?
   Старый Менсор Уильямс опустил голову и вздохнул.
   - Ладно, сынок, - произнес он. - Ты заслужил правду. Я видел, как ты встречаешь мисс Карлайсл в Таверне и больше ничего. Нам пришлось выслеживать ее по старинке и сравнивать ваши генетические линии. Все остальное - правда. Ты знаешь, я не стал бы тебе лгать.
   Я кашлянула, прочищая горло, и они оба посмотрели на меня.
   Клод выскочил из своего кресла и взглянул мне в лицо.
   - Мы можем все вернуть назад, - сказал он. - Никто не имеет права подобным образом играть судьбами людей.
   Стоя там, он выглядел таким милым и похожим на маленького мальчика. Я внезапно поняла, что не хочу ничего возвращать. Я сказала:
   - Молодое поколение иногда должно принимать на себя ответственность.
   Взгляд Менсора Уильямса оживился. Я повернулась к нему, сказав:
   - А насчет семидесяти процентов - это правда?
   - Абсолютно верно, моя дорогая, - ответил он. - Мы проверили каждую девушку, достигшую брачного возраста, с которой он встречался, потому что он несет мою наследственную доминантную линию. Ваша комбинация была лучшей. Намного лучшей, чем мы могли надеяться.
   - Есть что-нибудь еще, что вы должны рассказать о нашем будущем? спросила я.
   Он покачал головой.
   - Все в тумане, - ответил старик. - Ваша судьба - в ваших руках.
   Я снова ощутила озноб и взглянула на своего мужа. Маленькие смешливые морщинки появились в уголках глаз Клода, и он улыбнулся. Потом мне в голову пришла интересная мысль. Если мы сами по себе, то значит мы сами создаем свое собственное будущее. Оно не определено. И ни один ясновидец не может его разглядеть. Такое может понравиться женщине. Особенно в ее первую брачную ночь.