Он уже собирался подняться по ступеням, ведущим к роскошному подъезду, и тут кто-то позвал его:
   – Мартин!
   Он взглянул вверх и увидел Анн-Мари Оден, перегнувшуюся через балюстраду террасы.
   – Откуда, черт возьми, ты взялась? – воскликнул он пораженно.
   – С Кубы. Только что приехала.
   Мартин взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступени. Она открыла дверь, чтобы впустить его. Он схватил ее на руки и отнес обратно в прихожую.
   – Как чудесно видеть тебя. Но почему Куба? Она поцеловала его, помогла снять плащ.
   – О, у меня было довольно сложное задание от журнала «Лайф». Пойдем на кухню. Я приготовлю тебе чай.
   Предложение приготовить ему чай было любимой шуткой Оден. Дело в том, что он терпеть не мог кофе, как это ни странно для американца. Мартин закурил сигарету, сел за стол и стал наблюдать, как она ходит по кухне, эта холеная женщина, его ровесница, выглядевшая лет на двенадцать моложе, с коротко стриженными волосами, такими же темными, как у него самого.
   – Ты выглядишь чудесно, – сказал он, когда она принесла чай, попробовал и удовлетворенно кивнул головой. – Великолепно. Ты научилась его заваривать в тысяча девятьсот семьдесят первом году в Южном Арме, [4]где мы с Лиамом Девлином знакомили тебя с трудной работой ИРА.
   – Как поживает старый плут?
   – Все еще живет в Килри, в окрестностях Дублина. Читает иногда лекции в колледже Святой Троицы. Утверждает, что ему семьдесят, но это явная ложь.
   – Такие люди, как он, никогда не стареют.
   – Ну, ты тоже еще ничего себе, – сказал Броснан. – Почему мы не поженились?
   Это был ритуал, он задавал этот вопрос много лет, теперь это стало шуткой. Было время, когда они были любовниками, но вот уже несколько лет они просто друзья. Нельзя сказать, что их отношения были тривиальными. Он был готов умереть за нее, как в болотах Вьетнама, когда они встретились в первый раз.
   – Теперь, когда мы покончили с любезностями, расскажи мне о новой книге, – попросила она.
   – Философия терроризма. Очень скучная. Не много найдется людей, которые ее купят.
   – Жаль. Она написана специалистом в этой области.
   – Это неважно. Знание истоков все равно не заставит людей поступать по-другому.
   – Ты циник. Ладно. Давай выпьем божественный напиток.
   Она открыла холодильник и взяла бутылку шампанского «Круг».
   – Год разлива не указан?
   – Еще чего!
   Они перешли в огромную великолепную гостиную. Над мраморным камином висело зеркало в богато украшенной резьбой позолоченной раме. Везде стояли цветы. Большой рояль, удобные мягкие диваны и огромное количество книг. Она оставила открытыми французские окна, выходящие на балкон. Броснан подошел и закрыл их.
   Анн-Мари откупорила шампанское, достала из шкафа два бокала. В это время раздался звонок у входной двери.
   Открыв, Броснан увидел стоявших у порога Макса Арну и Жюля Савари, а за их спинами братьев Жобер.
   – Профессор Броснан? – уточнил Арну. – Я полковник Макс Арну.
   – Мне прекрасно известно, кто вы, – ответил Броснан. – Оперативная служба, не так ли? Что все это значит? Мое прошлое достает меня?
   – Не совсем так. Нам нужна ваша помощь. Это инспектор Савари, а эти двое – братья Жобер, Гастон и Пьер.
   – Тогда вам лучше войти, – сказал Броснан, заинтересовавшись вопреки здравому смыслу.
   Братья Жобер по приказу Арну остались в прихожей, а они с Савари вошли следом за Броснаном в гостиную. Анн-Мари повернулась, слегка нахмурившись. Броснан представил ей вошедших.
   – Очень рад. – Арну поцеловал ей руку. – Я давно восхищаюсь вами.
   – Мартин, – она выглядела взволнованной, – ты ни во что не впутался?
   – Конечно, нет, – заверил он. – Что я могу сделать для вас, полковник?
   – Речь идет о национальной безопасности, профессор. Мне неудобно говорить это, но мадемуазель Оден довольно известный фотожурналист.
   Она улыбнулась:
   – Полное благоразумие, полковник. Даю вам слово.
   – Нам посоветовал обратиться к вам бригадир Чарльз Фергюсон из Лондона.
   – Этот старый дьявол? Какого рожна ему нужно от меня?
   – Потому что вы, профессор, лучший специалист по ИРА. Разрешите, я расскажу… – Полковник рассказал о последних событиях, стараясь быть кратким. – Видите ли, профессор, – сказал он в заключение, – братья Жобер просмотрели наши альбомы по ИРА и не нашли там этого человека. А Фергюсону не удалось идентифицировать его по краткому описанию, которое мы ему представили.
   – Да, действительно проблема.
   – Друг мой, этот человек не простой террорист. Он должен быть большим артистом, чтобы сделать подобную попытку. Мы же знаем о нем только то, что он ирландец и свободно говорит по-французски.
   – Чего вы ждете от меня?
   – Поговорите с братьями Жобер.
   Броснан бросил взгляд на Анн-Мари, пожал плечами и сказал:
   – Хорошо, давайте их сюда.
   Он сидел на краю стола, потягивая шампанское. Жоберы стояли перед ним, чувствуя себя неловко в этой роскоши.
   – Сколько ему лет? – спросил Броснан.
   – Трудно сказать, мсье, – ответил Пьер. – Он меняется каждую минуту. Как будто в нем не один человек. Я бы сказал – ближе к сорока годам.
   – Лицо, фигура?
   – Маленький, светлые волосы.
   – Он никак не выглядит, – вмешался Гастон. – Мы думали, что он пустышка, а он однажды вечером чуть не убил здоровенного громилу в нашем кафе.
   – Хорошо. Он маленький, светловолосый, около сорока лет и может постоять за себя. Какие у вас основания считать, что он ирландец?
   – Когда он собирал «Калашников», то проговорился, что видел, как такой пулемет разнес на куски лендровер, набитый английскими парашютистами.
   – Это все?
   Пьер нахмурился. Броснан достал из ведерка бутылку шампанского. Гастон произнес:
   – Нет. Есть еще кое-что. Он всегда насвистывает один странный мотивчик, несколько мрачноватый. Мне удалось подобрать его на своем аккордеоне. Он сказал, что этот мотив ирландский.
   Лицо Броснана застыло. Он стоял неподвижно с бутылкой в одной руке и бокалом в другой.
   – И ему нравится это питье, мсье. – Пьер указал на бокал.
   – Шампанское? – спросил Броснан.
   – Да, он предпочитает шампанское всему прочему, а его любимой маркой является «Круг».
   – Без выдержки?
   – Да, мсье. Он говорил нам, что отдает предпочтение вину из смешанного винограда.
   – Этот ублюдок всегда его любил. Анн-Мари положила руку на плечо Броснана:
   – Ты знаешь его, Мартин?
   – Почти наверняка. Сможешь изобразить тот мотив на рояле? – он обращался к Гастону.
   – Попытаюсь.
   Гастон поднял крышку, слегка попробовал пальцами клавиши. Потом сыграл одним пальцем начало мелодии.
   – Достаточно. – Броснан повернулся к Арну и Савари. – Старая ирландская народная песенка «Жаворонок в ясном небе». Вас, господа, ожидают неприятности, потому что человек, которого вы ищете, не кто иной, как Син Диллон.
   – Диллон? – переспросил Арну. – Конечно! Человек с тысячей лиц, как однажды кто-то назвал его.
   – Небольшое преувеличение, – заметил Броснан. – Хотя в принципе верно.
   Они отправили братьев Жобер домой, а Броснан и Анн-Мари сели на диван напротив Арну и Савари. Инспектор делал пометки, слушая рассказ американца.
   – Его мать умерла при родах. Думаю, это было в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. Его отец был электриком. Он поехал работать в Лондон, так что Диллон ходил в школу там. У него был удивительный актерский талант, он был просто гениален. Мог меняться на ваших глазах: сожмет, например, плечи и сразу становится старше лет на пятнадцать. Удивительно!
   – Так что, вы хорошо его знали? – спросил Арну.
   – В Белфасте, в славные старые денечки еще до того, как он добился стипендии для учебы в Королевской академии драматического искусства. Он оставался там всего год, так как они ничему не могли научить его. Он сыграл одну или две роли в Национальном театре, ничего серьезного. Не забывайте, что он был тогда очень молод. В тысяча девятьсот семьдесят первом году его отец, который вернулся домой в Белфаст, был убит британским патрулем. Попал случайно в перестрелку и погиб.
   – Диллон тяжело пережил смерть отца?
   – Можно сказать, что да. Он предложил свои услуги Временной ирландской республиканской армии, понравился им: был умен, имел способности к языкам. Его послали в Ливию на пару месяцев в один из лагерей, где готовят террористов. Он прошел там ускоренный курс обучения обращению с оружием. Больше там ничему не учили. Диллон никогда не менял принятых решений. Один лишь Бог знает, скольких людей он убил.
   – Выходит, он все еще работает на ИРА? Броснан покачал головой.
   – Нет, вот уже несколько лет. Он все еще считает себя солдатом, но думает, что руководство состоит из группы старух и они не могут им командовать. Он убил бы даже папу римского, если бы полагал, что это необходимо. Ему нравится делать то, что, по его мнению, наносит вред противнику. Говорят, он был замешан в деле Маунтбаттена.
   – А потом? – спросил Арну.
   – Бейрут, Палестина. Много сделал для Организации освобождения Палестины. Большинство террористических групп пользовалось его услугами. – Броснан покачал головой. – Вас ожидают крупные неприятности.
   – Поясните.
   – Он использовал сейчас эту пару негодяев, братьев Жобер. Он всегда так делает. На этот раз не сработало. Но он знает слабость всех революционных организаций и движений: они управляются горячими головами или провокаторами. Вы называете его человеком без лица, и это справедливо, я сомневаюсь, что вы найдете его фотографию в каком-нибудь досье. А если и найдете, вам это ничего не даст.
   – Зачем он все это делает? – спросила Анн-Мари. – Не с политической целью?
   – Потому что ему это нравится, – сказал Броснан. – Потому что он не такой, как все. Не забывай, он актер, это его жизнь, и он очень талантлив.
   – Мне кажется, вы его не очень любите, – заметил Арну. – Я имею в виду личные счеты, конечно.
   – Много лет тому назад он попытался убить меня и одного моего хорошего друга, – ответил Броснан. – Это что-нибудь объясняет?
   – Конечно, это достаточно серьезная причина. – Арну и Савари встали. – Мы должны идти. Я хочу передать все это бригадиру Фергюсону как можно скорее.
   – Прекрасно, – сказал Броснан.
   – Я надеюсь, профессор, что мы можем рассчитывать на вашу помощь в этом деле?
   Броснан взглянул на Анн-Мари. Лицо ее было напряженным.
   – Послушайте, – обратился он к Арну. – Я поговорю с вами снова, если это поможет. Но я не хочу быть замешанным лично. Вы, полковник, знаете, кем я был, и что бы ни случилось, я не пойду на подобные дела снова. Много лет назад я дал кое-кому такое обещание.
   – Прекрасно понимаю, профессор. – Арну обернулся к Анн-Мари. – Получил истинное удовольствие от встречи с вами, мадемуазель.
   – Я вас провожу, – сказала она и направилась к двери.
   Когда она вернулась, Броснан стоял у открытого окна с сигаретой в руке и смотрел на Сену. Он обнял ее.
   – Все в порядке?
   – О да, превосходно. – Она прижала голову к его груди.
   Фергюсон сидел у камина в своей квартире на площади Кавендиш, когда зазвонил телефон. Трубку подняла Мэри Таннер. Через минуту она подошла к Фергюсону и сказала:
   – Звонили с Даунинг-стрит, вас хочет видеть премьер-министр.
   – Когда?
   – Сейчас, сэр.
   Фергюсон поднялся, снял очки, которые надевал для чтения.
   – Вызовите машину. Вы поедете со мной и подождете. Она подняла трубку телефона, быстро отдала приказ, положила трубку и обратилась к шефу:
   – О чем, по-вашему, пойдет речь, бригадир?
   – Я не знаю. О моей близкой отставке или вашем возвращении к более мирным обязанностям. Или же об этом деле во Франции. Теперь ему уже все доложили. Во всяком случае, мы это скоро узнаем. – Он первым вышел из комнаты.
   У входа на Даунинг-стрит они прошли проверку. Мэри Таннер осталась в машине, а Фергюсон вошел в самую известную в мире дверь дома под номером десять. Там было спокойно, особенно по сравнению с прошлым разом, когда он был там на рождественском приеме, устроенном госпожой Маргарет Тэтчер для своих сотрудников в колонном зале. На прием были приглашены даже уборщицы, машинистки и служащие – другая сторона характера «железной леди».
   Он сожалел о ее уходе, но это был свершившийся факт. Он вздохнул, поднимаясь за молодым помощником по главной лестнице, увешанной копиями портретов многих великих людей прошлого: Пила, Веллингтона, Дизраэли и многих других. Когда они вошли в коридор, молодой человек постучал в дверь и открыл ее.
   – Бригадир Фергюсон, господин премьер-министр.
   В прошлый раз, когда Фергюсон был в этом кабинете, это была женская комната – везде чувствовалась женская рука. Теперь же все выглядело по-иному, более строго. Хотя явных перемен не было, Фергюсон их остро ощущал.
   На улице сгущались сумерки. Джон Мейджор изучал какой-то доклад. Ручка в его руке быстро бегала по бумаге.
   – Извините меня, бригадир. Это займет всего минуту, – произнес он.
   Такая любезность удивила Фергюсона: проявление хорошего воспитания не слишком присуще главам государств. Мейджор подписал документ, отложил его в сторону и откинулся в кресле. Это был приятный, седеющий человек в роговых очках, самый молодой премьер-министр двадцатого столетия. Почти неизвестный широкой публике в тот момент, когда он занял место Маргарет Тэтчер, Мейджор заявил о себе как о настоящем лидере во время кризиса в Персидском заливе.
   – Садитесь, пожалуйста, бригадир. У меня жесткий график, поэтому перейду сразу к делу. Событие, касающееся госпожи Тэтчер во Франции. Оно вызывает сильное беспокойство.
   – Действительно, господин премьер-министр. Надо благодарить Бога, что все кончилось таким образом.
   – Да, но это, кажется, скорее везение, чем результат работы спецслужб. Я имел разговор с президентом Миттераном, и он согласился, что в наших общих интересах, особенно при нынешней ситуации в Персидском заливе, усилить охрану.
   – Что скажет пресса, господин премьер-министр?
   – До журналистов ничего не дойдет, бригадир. Я знаю, что французам не удалось поймать террориста?
   – По моим данным – нет. Полковник Арну из Оперативной службы постоянно держит меня в курсе дела.
   – Я разговаривал с госпожой Тэтчер, и она напомнила мне о вас, бригадир. Если не ошибаюсь, секция службы разведки, известная как Группа Четыре, была создана в тысяча девятьсот семьдесят втором. Она подчинена только премьер-министру и занимается особыми случаями терроризма и подрывной деятельности?
   – Именно так.
   – То есть вы работали с пятью премьер-министрами, если считать и меня тоже.
   – Это не совсем точно, как раз сейчас у нас возникли проблемы.
   – О, я знаю. Людям из службы безопасности никогда не нравилось ваше существование, бригадир, слишком похоже на личную армию премьер-министра. И они полагали, что перемена в доме десять по Даунинг-стрит дает им хороший шанс избавиться от вас.
   – Боюсь, что так, господин премьер-министр.
   – Этого не будет. Я говорил с генеральным директором службы безопасности. Так что вопрос улажен.
   – Не нахожу слов, чтобы выразить свою признательность.
   – Хорошо. Ваша главная задача – поймать того, кто стоит за французским делом. Если он из ИРА, тогда это наше дело. Вы согласны?
   – Полностью.
   – Хорошо. Идите и занимайтесь своим делом. Держите меня в курсе всех событий, пусть даже самых незначительных.
   – Непременно, господин премьер-министр.
   Дверь открылась. Как по волшебству появился помощник, чтобы проводить Фергюсона. Мейджор уже работал над другой бумагой, когда за бригадиром закрылась дверь и он начал спускаться по лестнице.
   Когда лимузин отъехал от дома, Мэри Таннер наклонилась и подняла стекло, отделявшее салон от водителя.
   – Что случилось? О чем был разговор?
   – О французском деле. – Фергюсон задумался. – Вы знаете, в нем действительно что-то есть, в этом новом премьер-министре.
   – О, перестаньте, сэр, – попросила Мэри. – Вы действительно думаете, что мы сможем выдержать новое правительство после всех этих лет правления тори?
   – Вы прекрасны, когда выступаете как представитель пролетариата. Ваш дорогой старый отец, да упокоит Господь его душу, был профессором хирургии в Оксфорде, ваша мать владеет половиной Херсфордшира. Ваша квартира на площади Лоундес стоит миллион, не так ли? И почему это дети богачей обычно такие нарочито «левые», хотя и продолжают настаивать на обедах в «Савое»?
   – Вы преувеличиваете.
   – Серьезно, моя дорогая, я работал на премьер-министров лейбористов и консерваторов. Окраска политика не имеет значения. Маркиз Солсбери, когда он был премьер-министром, Гладстоун, Дизраэли решали те же проблемы, которые стоят сегодня перед нами. Фенианы, [5]анархисты, взрывы бомб в Лондоне. Разница только в том, что тогда в бомбах был динамит, а не семтекс. А сколько покушений было на жизнь королевы Виктории! – Он рассеянно смотрел на машины, двигавшиеся по Уайтхоллу к зданию министерства обороны. – Ничего не изменилось.
   – Хорошо, довольно лекций. Так что произошло? – спросила Мэри.
   – Произошло то, что мы снова в деле. Думаю, можно отменить наш переезд в военную полицию.
   – Черт возьми! – закричала она и бросилась на шею Фергюсону.
   Кабинет бригадира находился на четвертом этаже министерства обороны и выходил на авеню Конной Гвардии. Из него открывался вид на набережную Виктории и Темзу. Едва он уселся за стол, как торопливо вошла Мэри.
   – Закодированное сообщение по факсу от Арну. Я пропустила его через аппарат. Вам оно не понравится!
   Это было краткое изложение встречи Арну с Мартином Броснаном и данные на Сина Диллона.
   – Боже мой! – проговорил Фергюсон. – Хуже и быть не могло! Он похож на призрак, этот парень. Существует он на самом деле или нет? Такой же мерзавец, как Карлос, но совершенно неизвестный средствам массовой информации или широкой публике, нам не за что даже зацепиться.
   – Но у нас все же есть кое-что, сэр.
   – Что именно?
   – Броснан.
   – Верно. Но захочет ли он помогать? – Фергюсон встал и подошел к окну. – Я пытался однажды заставить Мартина кое-что сделать для меня. Он и близко не подошел к делу. – Потом он повернулся к Мэри и улыбнулся. – Понимаете, все дело в его приятельнице, Анн-Мари Оден. Она ужасно боится, чтобы он не занялся прежними делами.
   – Я могу это понять.
   – Оставим это. Надо написать докладную премьер-министру о последних новостях, только короче.
   Она достала ручку и стала писать под его диктовку.
   – Что-нибудь еще, сэр? – спросила она, когда Фергюсон закончил.
   – Не думаю. Напечатайте два экземпляра: один в дело, другой премьер-министру. Направьте экземпляр в дом десять с курьером, прямо в руки премьера.
   Мэри отпечатала докладную, потом по коридору прошла в машбюро и копировальную комнату. Такие комнаты были на каждом этаже, все сотрудники прошли специальную проверку. Когда она вошла, ротатор был включен. На нем работал мужчина лет пятидесяти пяти, седой, в армейских очках в металлической оправе. Рукава его рубашки были закатаны до локтей.
   – Привет, Гордон, – сказала она. – Срочно, на самой лучшей машинке. Один экземпляр в личное досье. Вы можете сделать это немедленно, прямо сейчас?
   – Разумеется, капитан Таннер. – Он быстро пробежал глазами бумагу. – Через пятнадцать минут я принесу вам их сам.
   Когда Мэри вышла, он сел за машинку, глубоко вздохнул, чтобы успокоить нервы, и прочел гриф: «Только для премьер-министра». Гордон Браун служил в органах разведки двадцать пять лет и дослужился до унтер-офицерского звания. Достойная, хоть и незаметная карьера, увенчанная орденом Британской империи и предложением работать в министерстве обороны после ухода в отставку. Все шло хорошо, пока не умерла от рака его жена. Они были бездетны, и он остался один в этом холодном мире в свои пятьдесят пять лет. И тогда произошло нечто удивительное.
   В министерство обороны все время присылали приглашения на приемы из разных посольств в Лондоне. Часто он оставлял один из билетов для себя. Это давало ему возможность убить время. На художественной выставке в посольстве ФРГ он встретился с Таней Новиковой, секретарем-машинисткой советского посольства.
   Они понравились друг другу. Ей было тридцать, и она не была особенно хорошенькой, но, когда она пустила его в свою постель, для него как будто открылся новый мир. Браун никогда не знал такого секса и сразу попался на крючок. Потом начались вопросы о его работе, обо всем, что делается в министерстве обороны. Внезапно она охладела. Гордон ее не видел, был обескуражен, чуть не сошел с ума. Он позвонил ей на квартиру. Вначале она говорила холодно, отчужденно, а потом спросила, занимается ли он чем-нибудь интересным.
   Он понимал, что происходит, но ему было наплевать. Через него проходила серия докладных об изменениях в британской армии в связи с политическими переменами в России. Легко было снять лишние копии. Когда он принес их к ней на квартиру, все стало на свои места. Она доставила ему такое удовольствие, какого он никогда раньше не испытывал.
   С тех пор он делал все, что она просила: делал копии любых документов, которые могли интересовать ее. «Только для премьер-министра»! Как она будет благодарна ему за такой материал! Он закончил печатать и снял две лишние копии. Одну для себя. Он завел для них специальную папку в одном из ящиков комода в своей спальне. Другая копия предназначалась для Тани Новиковой, которая, конечно, была не секретарем-машинисткой советского посольства, как она сказала вначале, а капитаном КГБ.
   Гастон открыл дверь гаража напротив «Черного кота», и Пьер забрался за руль старого кремово-красного «пежо». Его брат устроился на заднем сиденье, и они отъехали.
   – Я все думаю, а что, если они не схватят его? Он может найти нас, Пьер?
   – Чепуха, – заверил его брат. – Он давно смотался, Гастон. Какой дурак будет крутиться здесь после того, что случилось? Нет, прикури мне сигарету и заткнись. Мы хорошо пообедаем и отправимся в «Занзибар». Там все еще устраивают стриптиз эти шведские сестрички.
   Стрелки часов показывали восемь. Улицы в этом районе были тихими и безлюдными, люди сидели по домам из-за сильного холода. Они подъехали к небольшой площади, и внезапно за ними увязался, сигналя фарами, человек на мотоцикле в форме полицейского почетного эскорта.
   – У нас на хвосте полицейский, – занервничал Гастон.
   Полицейский поравнялся с машиной, неузнаваемый в каске и защитных очках. Он показал им, чтобы они остановились.
   – Наверное, послание от Савари, – сказал Пьер и остановил машину у обочины.
   – А может быть, они схватили его? – проговорил возбужденно Гастон.
   Полицейский остановился за ними, поставил свой мотоцикл на подставку и подошел. Гастон открыл заднюю дверь и высунулся из машины.
   – Поймали они этого ублюдка? – спросил он. Диллон достал вальтер с глушителем Карсвелла из внутреннего кармана своего плаща и дважды выстрелил ему в сердце. Поднял вверх очки и повернулся. Пьер перекрестился:
   – Это вы?
   – Да, Пьер, отдаю должок.
   Вальтер кашлянул еще два раза. Диллон сунул его обратно в карман, забрался на «БМВ» и укатил. Пошел слабый снежок, на площади по-прежнему было совершенно тихо. Прошло не менее получаса, пока полицейский, обходивший свой участок, обнаружил трупы.
   Квартира Тани Новиковой находилась недалеко от советского посольства, в стороне от Бейсуотер-Роуд. У нее был тяжелый день, и она собиралась рано лечь спать. Было почти половина одиннадцатого, когда раздался звонок в дверь. Таня вытиралась после ванны. Натянув халат, она спустилась вниз.
   Вечерняя смена Гордона Брауна закончилась в десять. Он не мог дождаться, когда сможет попасть к ней. Как всегда, оказалось трудно припарковать «форд-эскорт». Он стоял перед дверью и нетерпеливо нажимал на кнопку, страшно возбужденный. Когда она открыла дверь и увидела его, то пришла в ярость и втащила его внутрь.
   – Я говорила, чтобы ты никогда не приходил сюда, Гордон, ни при каких обстоятельствах.
   – Но это особый случай, – залепетал он. – Взгляни, что я тебе принес.
   В гостиной она взяла у него большой конверт, раскрыла и вытащила документ. «Только для премьер-министра». Когда она прочла его, ее возбуждению не было предела. Непостижимо, как этот болван смог достать ей такой ценный документ. Его руки обнимали ее за талию, скользя к груди. Она чувствовала его возбуждение.
   – Это хороший материал, правда? – спросил он.
   – Прекрасный, Гордон. Ты просто молодец.
   – Правда? – Он обнял ее сильнее. – Значит, я могу у тебя остаться?
   – О, Гордон, какая жалость! У меня сегодня ночная смена.
   – Пожалуйста, дорогая. – Он дрожал, как кролик. – Хоть на несколько минут…
   Таня понимала, что должна сейчас сделать его счастливым. Она положила документ на стол, взяла его за руку.
   – Четверть часа, Гордон, это все, что я могу. А потом ты уйдешь.
   С этими словами она повела его в спальню.
   Проводив гостя, Таня поспешно оделась, думая, что предпринять. Она была стойким, преданным коммунистом. Такой ее воспитали, такой она и умрет. Больше того, она служила в КГБ по убеждению. Он её вырастил, дал ей образование, положение в их мире. Для молодой женщины она была удивительно старомодна. Она не принимала ни Горбачева, ни этих дураков из «Гласности», которые его окружали. К сожалению, многие в КГБ поддерживали его, и среди них ее начальник в посольстве; полковник Юрий Гатов.