Мы поехали. Я смотрела из окна дилижанса, пока городок не исчез из виду. Я очень хотела уехать отсюда, но теперь меня мучила одна-единственная мысль: "Возможно, я больше никогда не увижу Бена".
   Но на руках у меня была Ребекка, и, прижимая к себе ее маленькое тельце, я знала, что теперь мне есть ради кого жить.
   ВОЗВРАЩЕНИЕ
   Путешествие прошло без особых событий. В теплые дни мы выходили на палубу, усаживались там и мечтательно болтали. Мы не могли не вспоминать наше путешествие в Австралию и, конечно, Джервиса: он был так полон оптимизма, так уверен в том, что вернется домой богатым человеком. Ему и в голову не могло прийти, что он вообще не вернется домой...
   В Тасмановом море штормило, а когда огибали мыс Доброй Надежды, Морвенна предпочла сидеть в каюте. Мы с Джастином продолжали выходить на палубу, и наедине у нас была возможность говорить на темы, которые мы держали в тайне от Морвенны.
   Он был поразительно искренен. Я думаю, он не мог забыть о том, что Джервис спас его жизнь, и казалось невероятным, что он погиб ради этого, выразив перед тем явное презрение к Джастину.
   У меня сложилось впечатление, что Джастин заботился обо мне потому, что не мог отблагодарить Джервиса за сделанное им.
   - По справедливости, именно он должен был спастись! - говорил он. Джервис был лучше меня - не думаю, что я решился бы спасти его... Я много размышлял об этом, Анжелет! Когда, наконец, откопали его тело, первой моей мыслью было: "Теперь никто не узнает обо мне! Знает об этом только Анжелет, а за нее можно быть спокойным".
   - На твоем месте я не упрекала бы себя, Джастин, - отвечала я. Полагаю, это была естественная реакция.
   - Но он погиб, спасая меня...
   - Да, это, несомненно, важно, но это было типичным для Джервиса. Он всегда действовал благородно, не размышляя, в повседневной жизни.
   Он менялся, садясь за карточный стол!
   Но он никогда не стал бы жульничать!
   - Нет.., в карточной игре, но играть на деньги, которых у тебя нет, это тоже своеобразное жульничество! - я вспомнила о мадам Бужери. - Джервис был склонен к этому. По-своему, вне всяких сомнений, он был благороден, исключительно добр, склонен к самопожертвованию, что ясно проявилось, но все мы несовершенны. Джастин, ты должен позабыть об этом, все осталось позади.
   - С тех пор я не жульничал в картах.
   - И ты совсем бросишь это?
   Некоторое время он молчал, потом произнес:
   - Я зарабатывал этим на жизнь, Анжелет.
   Ты имеешь в виду... Ты жил на свои выигрыши?.. Те, которые получал, благодаря использованию своих "подходов" к игре?
   - Ты очень мягко выразилась, Анжелет! В лондонских клубах таким образом можно выиграть крупную сумму денег. То, что я делал в этом городке, было.., заурядно. Конечно, это волнующее занятие: ведь если тебя хоть раз поймают, то все кончено навсегда, но я был умелым шулером. Должно быть, я сильно оплошал, раз меня сумел поймать Джервис!
   - Бедная Морвенна! Она такого высокого мнения о тебе!
   - Я пообещал себе, что если найду золото - брошу это занятие навсегда! Я стремился к этому: с тех пор как я женился на Морвенне, я был вынужден постоянно бороться со своей совестью.
   Она считает, что у меня есть какой-то источник дохода, а единственный мой доход - вот это...
   - Ты мог бы пойти работать на шахту Пенкаррона...
   - Я бы не выдержал: жизнь в глухомани, далеко от всего, к чему я привык...
   - А теперь?
   - Я изменился, вернее, случившееся изменило меня, я пытаюсь жить честно! Меня поймал Джервис, а это значит, что я стал допускать оплошности, уже не в совершенстве владею этим "искусством". Это началось с тех пор, как я женился на Морвенне, а теперь у нас еще и ребенок. Это все меняет! Если отец Морвенны вновь предложит мне что-нибудь, я приму его предложение, Анжелет, и попытаюсь сделать все, чтобы преуспеть.
   - Ах, Джастин, я так рада за тебя! Ты должен позабыть обо всем, что было с тобой раньше.
   Ты - мой добрый друг, Анжелет! С тобой я чувствую себя в безопасности, ты меня не предашь. Я рассмеялась.
   - Дорогой мой Джастин, я не считаю тебя закоренелым грешником: полагаю, ты изымал излишки у богачей!
   - Ну, в этом-то городке...
   - Если ты все это бросишь, если начнешь жить достойной жизнью, я думаю, ты сможешь стать очень счастливым человеком. Должно быть, это ужасное напряжение, когда постоянно боишься, что тебя кто-нибудь поймает!
   - Да, но одновременно это и очень волнующее чувство!
   - Но теперь ты обязан думать о Морвенне и Патрике. Ты можешь с этим покончить, Джастин?
   - Да, могу, - ответил он.
   Я была рада за Морвенну. По крайней мере она могла рассчитывать на счастливую жизнь.
   Вот так проходили дни, и с каждым днем мы были все ближе и ближе к дому...
   ***
   Настал знаменательный день. Какая стояла суматоха! Как все были взволнованы! Все собрались на палубе, ожидая, когда покажутся белые утесы Англии.
   А потом я увидела своих родителей и родителей Морвенны, высматривающих нас среди выходящих пассажиров. А потом - крик радости, и мои родители, удивленно глядящие на меня и держащие в объятиях свою внучку.
   Наступило небольшое замешательство. Мои отец и мать одновременно пытались обнять меня. То же самое происходило вокруг Морвенны. Джастин стоял рядом, улыбаясь.
   - Мое милое дитя! - восклицала мать. - Ах, Анжелет... - Ее глаза были наполнены слезами. - А это Ребекка... Ах, что за чудесное дитя! Точь-в-точь такая, какой была ты! Взгляни, Рольф...
   Они оба были вне себя от волнения.
   - Слава Богу, теперь ты дома! - сказал отец. Мы собирались провести в Лондоне несколько дней, до того как отправиться в Кадор.
   - Всем в Лондоне не терпится повидать тебя, - сказала мать, - так что встреча тебе" обеспечена! Позволь, Анжелет, я возьму на руки малышку. О, Господи, какая худенькая! Нужно будет это дело поправить.
   Отец взял ручной багаж, остальные вещи должны были переправить прямо в Корнуолл.
   ***
   Итак, мы прибыли в Лондон. Мы остановились в доме на Вестминстерской площади, который выглядел, как и прежде. Встретить нас собралась вся семья дядя Питер и тетя Амарилис, Мэтью и Елена с Джеффри, Питеркин и Френсис; пришла и Грейс Гилмор.
   Все нежно расцеловали меня и выразили восхищение ребенком.
   - Надеюсь, вы не возражаете против того, что я прибыла на это чисто семейное торжество? - спросила Грейс. - Вы все так добры ко мне, что я чувствую себя членом вашей семьи.
   - Я очень рада видеть вас, Грейс! - ответила я.
   - Теперь, когда Анжелет вернулась домой, и вам следует погостить у нас в Корнуолле, - сказала мать.
   Амарилис ворковала над малышами. Их поместили в старой детской, и слуги спорили о том, кому присматривать за ними.
   Спать в роскошной постели, есть вкусную пищу, оказаться в мире удобств и комфорта - все это было чудом, но к этому быстро привыкаешь, и вскоре ко мне вернулась та же ноющая боль. Я думала о Джервисе, который умер, и о Бене, который был вдалеке, чувствуя себя страшно одинокой.
   В течение этих дней, проведенных в Лондоне, мать очень заботилась обо мне.
   - Ты не хочешь говорить об этом? Бедняжка, конечно, это было ужасно для тебя! Каким Джервис был благородным человеком! Об этом даже написали в газетах: дядя Питер позаботился об этом, - мать грустно улыбнулась. - Ты же знаешь, он умеет выжать выгоду из всего, что бы ни случилось!
   Я представила заголовки: "Родственник Мэтью Хьюма - храбрец", "Герой, потерявший жизнь, спасая своего друга, является родственником Мэтью Хьюма хорошо известного политического деятеля..."
   Я хорошо представляла ход мыслей дяди: "Это даст нам не один лишний голос".
   Я ответила, что уже могу говорить о случившемся.
   - И зачем вы только поехали туда?
   - Этого хотел Джервис.
   - Да, я слышала о долгах...
   - Он думал, что найдет золото и расплатится со всеми.
   - Азартные игры, не так ли? Так много молодых людей пало их жертвой, и никто не извлекает из этого уроков!
   Я не стала рассказывать матери о том, что Джервису никогда не удалось бы извлечь никаких уроков из случившегося. Он был рожден азартным игроком и остался бы им до конца своей жизни. Я хотела, чтобы у нее в памяти остался образ героя.
   - Он так и не увидел Ребекку!
   - Нет, но он знал о предстоящих родах.
   - Бедный Джервис! Ты еще оправишься, моя дорогая! Ты так молода! Конечно, нужно время, чтобы пережить такое...
   - Да, - согласилась я. - Мне нужно это пережить.
   - Мы собираемся отвезти тебя домой, будем о тебе заботиться. Не знаю, захочешь ли ты остаться жить в Корнуолле, но тебе понадобится время, чтобы прийти в себя. Здесь у тебя тоже есть дом... который мы подарили вам на свадьбу.
   Теперь он уже не мой: дядя Питер взял его в качестве залога за деньги, которые он ссудил Джервису, чтобы тот мог расплатиться в долгами и отправиться в Австралию. Теперь этот дом принадлежит дяде Питеру.
   - Он сообщил нам об этом и сказал, что махнет рукой на долги...
   - О нет! Долги следует платить... В том числе и ему.
   - Ну, твой отец обо всем позаботился! Он настоял на том, что выплатит долг Питеру, и дом опять принадлежит тебе. Ты не должна ни в чем сомневаться, поскольку эта сумма была взята из денег, которые в любом случае принадлежали тебе. Но предложение Дяди Питера было очень великодушно. Вообще он странный человек! Он был всегда очень добр ко мне, а моя мать ненавидела его. Конечно, есть в его жизни темные пятна, но есть и много хорошего!
   - То же самое можно сказать о большинстве людей: никого нельзя назвать безоговорочно хорошим или безоговорочно плохим - так мне кажется...
   - Возможно, и так. Наверное, Морвенна поедет в Корнуолл. Пенкарроны много говорили с нами о планах на будущее. Они были страшно расстроены и очень скучали по Морвенне. Мистер Пенкаррон собирается сделать очень соблазнительное предложение Джастину, чтобы удержать его в Корнуолле.
   - Ты имеешь в виду совместное дело?
   - В конце концов это разумно! В свое время все перейдет Морвенне в качестве наследства, а значит - и Джастину. Мистер Пенкаррон хочет, чтобы это стало семейным делом и чтобы тем же самым потом занялся юный Патрик.
   Я думаю, тебе будет приятно жить недалеко от Морвенны? Ах, Анжелет, я так счастлива, что ты вернулась! Конечно, ужасно, что с тобой нет Джервиса, но будем благодарны судьбе за то, что у нас есть...
   - Благодарны за то, что у нас есть! Именно так я и собираюсь жить...
   Морвенна сообщила мне, что Джастин согласился отправиться в Корнуолл и работать вместе с отцом.
   - Теперь я так счастлива! Мне очень не хотелось бы расставаться с родителями, а они обожают Патрика. У меня все так хорошо уладилось! Если бы и у тебя все так сложилось, Анжелет.
   - И у меня будет все в порядке, - сказала я. - Меня окружает моя семья... Да разве не чудесно просто быть дома? И еще у меня есть Ребекка...
   Таким образом я вернулась в Кадор.
   ***
   Там постарались, чтобы мне все понравилось. Мою комнату привели в такой вид, будто я никогда и не покидала ее, но в ней поставили колыбель.
   - Я подумала, что тебе хочется поначалу держать Ребекку при себе, сказала мне мать, - но как только ты решишь, мы подготовим для девочки детскую! Уже несколько служанок просят, чтобы им позволили обслуживать тебя. Я думаю поговорить с нянюшкой Кроссли: очень уж она хорошо справлялась и с тобой, и с Джеком.
   - Давай пока немножко подождем, хорошо? - попросила я. - Ребекка еще совсем маленькая! Я сама ухаживала за ней в Австралии... Поначалу мне помогала местная акушерка, а уж с такой кучей помощников, как здесь, я и подавно управлюсь!
   - Я понимаю, ты еще не совсем пришла в себя, это естественно. Отец сказал, что понадобится время для того, чтобы все улеглось после того, что тебе пришлось пережить в Австралии.
   Похоже, что за время моего отсутствия Джек стал совсем взрослым. Он приветствовал меня менее эмоционально, но так же тепло, как родители. Теперь он много занимался делами поместья вместе с отцом. Он очень интересовался Австралией и забрасывал меня кучей вопросов. Родители прислушивались к этому озабоченно, опасаясь, что разговоры на эту тему могут разбередить мои раны.
   ***
   Морвенна часто приезжала в Кадор, а я ездила в Пенкаррон. Она была просто счастлива: Джастин решил поселиться здесь, и ее отец нашел, что у него превосходные деловые качества. Патрик стал чудным двухлетним ребенком - на год старше Ребекки; частенько они весело возились вместе.
   Конечно, я не могла не пойти к пруду. Выглядел он так же загадочно, и воспоминания о случившемся вновь нахлынули на меня. Я стояла на краю темной воды, пытаясь вообразить, что кроется под ее поверхностью. Все это время он лежал там, на дне пруда, который, как говорили, был бездонным.
   Я каталась вдоль берега моря, доезжая до старого лодочного сарая, ездила в город и на рыбный мол. Казалось, что здесь ничто не изменилось. Как и раньше, рыбацкие суденышки танцевали на волнах; как и раньше, мужчины чистили рыбу, а старики, сидевшие на камнях, чинили сети. В дверях стояла миссис Фанни. - Доброго здоровья вам, мисс Анжела! Значит, вернулись, да? И малыша, гляжу, с собой привезли? Ужас, конечно, что с вашим муженьком случилось! Ну что, теперь, миленькая, сделаешь, хорошо хоть вы вернулись, за границу-то ездить никому на пользу не шло!
   Мисс Грант, занимавшаяся в своей лавке вышиванием, окликнула меня:
   - До чего же хорошо, что вы вернулись, мисс Анжелет!
   Старый Пеннилег и его бармен, закатывавший бочки в подвал, окликнули меня:
   - Приветствуем вас дома, мисс Анжелет!
   На меня смотрели с сочувствием - на вдову, чей молодой муж погиб столь благородно, при таких трагических обстоятельствах.
   ***
   Я сказала матери:
   - Ничто не меняется в Полдери. Все выглядит таким же, как всегда.
   - Да, люди умирают и рождаются... Ты помнишь старого Рубена Стаббса, который жил возле пруда Бранока?
   Как всегда, при упоминании этого места я насторожилась.
   - Как же не помнить старого Рубена! Своеобразный человек! У него ведь есть дочь?
   Дженни, по-моему?
   - Как раз об этом я тебе и хочу сказать: Рубен умер еще до вашей свадьбы.
   Я помнила его: неопрятный старик, похоже, вечно занимавшийся сбором дерева, выброшенного прибоем на берег. Когда я его видела, у меня всегда возникало какое-то нехорошее ощущение. Он смотрел на людей, проходивших мимо его домика, так, словно боялся, что они у него что-то украдут, а Дженни, его дочь, была, как говорили, связана с нечистью.
   - Я как раз собиралась сказать тебе про Дженни, - продолжала мать. Она всегда была несколько странной, ты же сама помнишь... Разгуливала, разговаривая сама с собой, пела. Если к ней обращались, она пугалась и отворачивалась.
   Ну, так вот, после смерти отца она стала совсем странной.
   Твой отец сказал, что ее следует оставить в покое, что она безвредна. Дженни поддерживала чистоту в домике: этим она всегда занималась, а уж после смерти отца там все стало прямо сверкать! Она понемножку подрабатывала на фермах, когда там требовались дополнительные рабочие руки. В общем занималась всем понемногу, ничего особенного за ней не замечалось, а странной она была всегда. Ну, и что, ты думаешь, произошло? Дженни родила ребенка!
   - Она вышла замуж?
   - О нет, никто не знает отца ребенка. Хотя был здесь мужчина, который чинил изгороди и помогал фермерам: что-то вроде сезонного рабочего: то сенокос, то уборка, то сев и так далее. Он с ней разговаривал, и она, видимо, его не боялась. Ну, так вот, он куда-то исчез, а у Дженни через некоторое время родился ребенок, примерно в то же время, что и Ребекка. Все ждали, что произойдет, но вмешиваться не пришлось: Дженни совершенно изменилась, стала совсем нормальной. Ни одна мать так не заботится о своем ребенке, как она! Самое настоящее чудесное исцеление! Ты видела ее домик, когда ходила к пруду?
   - Я.., я не хожу туда.
   - Ну, еще увидишь ее в городке... Всегда с ребенком!
   - Я очень рада за нее. А каков был приговор общества? Что сказала миссис Фанни, я предполагаю!
   Мать рассмеялась.
   - Понятно, что без упоминаний о Судном Дне не обошлось, ты же ее знаешь, но Дженни на это, конечно, не обращает внимания.
   Я хорошо понимала, насколько изменилась жизнь Дженни: у меня самой был ребенок.
   Прошло лето, потом - осень, наступило Рождество. Пенкарроны провели его вместе с нами. Мои родители постарались отметить его по-особому, поскольку я вернулась домой, а в семье появился новый член, для которого это было первым Рождеством.
   Ребекке было почти два года. Мне с трудом верилось, что я так давно не виделась с Беном. Я продолжала постоянно думать о нем. По правде говоря, я вспоминала его все чаще. Сначала меня занимали возвращение домой и встреча с семьей, а теперь, когда эти волнения улеглись, во мне вновь ожили воспоминания. Я старалась судить Бена построже. Он был амбициозен - я всегда знала это. Он жаждал денег и власти - это было весьма распространенной чертой у мужчин. Он желал во всем побеждать - должно быть, мой отказ был первым его настоящим поражением. Теперь я очень ясно понимала это. Теперь я все прекрасно понимала, а главное, что я не смогу никогда быть счастлива без Бена, меня всегда будут преследовать мысли об упущенной возможности. Я не осуждала его за то, что он сделал, поскольку, когда любишь человека, любишь его не только за достоинства, но и за слабости. Я попыталась избавиться от этих мыслей, полностью погрузившись в рождественские заботы.
   Ребекка уже начала разговаривать. Она называла себя "Бекка", и все согласились принять это имя.
   Было трогательно видеть, как от удивления загорелись ее глазки, когда в дом внесли рождественское полено, когда его украсили лавром, вечнозеленым самшитом и падубом. Взволнованная, раскрасневшаяся миссис Пенлок постоянно крутилась на кухне. Ребекка стала ее фавориткой и пользовалась всякой возможностью, чтобы проскользнуть в эти таинственные края. Я не одобряла этого увлечения, поскольку миссис Пенлок, убежденная, что ребенка нужно "откормить", постоянно совала ей что-нибудь в рот.
   Мы с матерью украсили рождественскую елку куколкой феи, предназначенной Ребекке, и куклой шута в колпаке с колокольчиками, предназначенной Патрику. Развесили мы и рождественский плющ - еще до того, как внесли елку. Две плети пересекались под прямым углом и украшались еловыми лапками и яблоками. Это сооружение подвешивали к потолку, и пара лиц противоположного пола, встретившись под ним, должна была целоваться. Такое же сооружение, украшенное омелой, повесили и в кухне, что доставило всем слугам большое удовольствие: конюхи постоянно заглядывали туда, стараясь при случае облапить и поцеловать кого-нибудь из молоденьких служанок, причем миссис Пенлок в данном случае не возражала, допуская подобное даже по отношению к своему величеству, поскольку стояло, по ее словам, "такое уж время года".
   Приходили рождественские певцы и нищие со своими чашами: это был еще средневековый обычай. Мы поддерживали старые корнуоллские обычаи, потому что мой отец, хотя и не был корнуоллцем, очень интересовался историей древних кельтов и знал древние обычаи герцогства, честно говоря, лучше, чем большинство корнуоллцев.
   Он поощрял и танцоров в масках - еще дохристианский обычай, так что в нашей округе существовала группа таких танцоров, поочередно посещавших зажиточные дома и в течение года устраивающих представления. Дети были в восторге от их выступлений, особенно от сценки поражения дракона Святым Георгием.
   Утром мы отправились в церковь и, вернувшись домой, сели за стол с традиционным гусем и пудингом с изюмом. С елки сняли подарки, и никто не был обделен. Дети придавали празднику особую прелесть, и мне никогда не доводилось видеть такого удовлетворения на лицах Пенкарронов, как сейчас.
   Джастин, как они сказали, "приживался", но я могла предположить, что давалось это ему нелегко. Трудно было ожидать, что он безболезненно впишется в тихую провинциальную жизнь, - Джервису это наверняка не удалось бы, - и все-таки я искренне надеялась, что он сумеет порадовать Морвенну и ее родителей.
   Когда у детей, переполненных рождественскими впечатлениями, начали, наконец, закрываться глаза, мы отправили их спать. Последними словами Ребекки перед тем, как она окончательно заснула, были: "Мама, а завтра мы опять устроим Рождество?" Я поняла, что праздник удался.
   ***
   Вот так шло время.
   Зимой заболела и умерла дочка Дженни Стаббс. Это несчастье тронуло всю округу, горевала даже миссис Фанни. Меня всегда удивляло, что люди, осуждавшие других в основном за то, что те не похожи на них, люди, бескомпромиссно осуждающие мелкие прегрешения ближних, неожиданно менялись, когда происходила трагедия. Все жалели Дженни Стаббс, это была настоящая трагедия.
   Бедняжка Дженни! Она была просто ошеломлена свалившимся на нее горем. Мать отправилась к ней с корзиной вкусной еды, чтобы утешить ее. Я пошла вместе с ней. Дженни, казалось, не замечала нашего присутствия. Поскольку у меня была Ребекка, я особенно глубоко могла ощутить ее горе. Мне хотелось хоть как-то помочь ей.
   Она очень изменилась: новая живая, смышленая Дженни, к которой мы уже успели привыкнуть, куда-то исчезла, и опять появилось жалкое запуганное существо. Это было печально. Все пытались хоть как-то помочь ей: те, на кого она работала, предлагали ей побольше работы; таким образом они пытались выразить ей свое сочувствие.
   - Она оправится, но на это понадобится время, - сказала миссис Пенлок.
   Миссис Фанни полагала, что это наказание за грехи.
   - Все уже раньше сказано: родившееся от не праведного ложа неугодно нашему Господу!
   Меня очень рассердили ее слова, и я возразила:
   - А ведь он должен быть доволен тем, как этот ребенок изменил Дженни!
   Миссис Фанни бросила на меня осуждающий взгляд, и я поняла, что теперь она начнет всем подряд рассказывать, что мисс Анжелет не следовало ездить в заграничные края, поскольку люди, пожившие среди язычников, начинают и сами терять страх Божий.
   Конечно, горю бедняжки Дженни нельзя было помочь по-настоящему, но все старались относиться к ней как можно добрей, раскланиваясь с ней и дружелюбно улыбаясь, где бы она ни появлялась.
   ***
   Стояла весна - лучшее время года в этих краях, где землю ласкают юго-восточные ветры, приносящие теплые дожди от могучего Атлантического океана. Обильно цвели цветы - ярко-желтый чистотел, золотые одуванчики, красные лихнисы и вьюнки. Цвели деревья; воздух был наполнен пением скворцов и дроздов; морские ветры были свежими и опьяняющими.
   Шла время. Забыла ли я о старой жизни? Насколько часто я возвращалась мыслями к тому городку, состоящему из хижин? Сейчас там наступала зима. Я пыталась представить себе мистера и миссис Боулз в их лавке. А сколько там родилось детишек? А кладбище? Джервис и Дэвид Скэллингтон, лежащие неподалеку друг от друга... Я пыталась стереть воспоминания о Голден-холле... А как они провели Рождество? Как идут дела у Бена? Продолжает ли шахта приносить богатую добычу? Должно быть, продолжает, иначе он уже давно бы вернулся. Я не могла поверить в то, что он там счастлив. Как это могло быть возможно? Бен был человеком, любившим живые разговоры, ему доставляли наслаждение споры. В городке была пара человек, с которыми он мог поговорить, но Лиззи... Лиззи была мягкой, доброй, любящей, но могла ли она дать ему то, в чем он нуждался? А может быть, такой мужчина, как Бен, привыкший быть во всем главным, нуждался именно в такой послушной жене?
   Вот в таком направлении развивались мои мысли. Я пыталась забыть обо всем, но, хотя жила в Кадоре, где окружающие делали все, чтобы я была счастлива, хотя возле меня была любимая дочь, я тосковала по грязному австралийскому городку.., по пыли, по жаре, по мухам, по всем неудобствам жалкой хижины.
   "Должно быть, ты сошла с ума", - говорила я себе и отправлялась играть с Ребеккой. Мы прогуливались с ней в саду; я слушала ее забавные замечания; я старалась побольше говорить с родителями; я стала очень много читать. Отец сумел заинтересовать меня отдаленным прошлым, историей нашего герцогства, его своеобразными обычаями. Он глубоко изучил его, и наши беседы с ним были очень интересными. Мне следовало бы быть счастливой...
   ***
   В апреле мы получили письмо от Грейс: она уже так давно не видела нас, нельзя ли ей приехать и погостить у нас пару недель? Мать с энтузиазмом ответила, что мы с нетерпением ждем встречи с ней.
   У тети Амарилис была привычка регулярно писать письма, и она держала нас в курсе всех событий, происходящих в Лондоне. В основном ее письма были заполнены описаниями смелых проектов дяди Питера, прекрасных выступлений Мэтью в парламенте и того, насколько удачно идет работа в миссии у Питеркина и Френсис.
   Кроме того, мы узнали, что Грейс устраивает у себя в доме приемы. Ее дом был невелик, но люди с удовольствием приходили туда. Грейс тоже часто приглашали в гости, и Питер заботился о том, чтобы она постоянно приходила к ним домой. "Питер говорит, что она прирожденная хозяйка дома, - писала тетя Амарилис. - Он полагает, что ей вновь следует выйти замуж. В конце концов после смерти Джонни прошло уже много времени, нельзя же скорбеть вечно. Возможно, в один прекрасный день и в самом деле ей встретится какой-нибудь достойный мужчина?"
   - А тебе не кажется, что тетя Амарилис сама не прочь заняться сватовством? - спросила я.
   - Вполне возможно, - ответила мать.
   ***
   Прибыла Грейс. Хотя ее нельзя было назвать красивой, она, как всегда, выглядела ухоженной и элегантной.
   Мы с Джеком приехали на станцию, чтобы встретить ее. Грейс бурно выразила свою радость.