г. в Туркестанском и Приволжском военных округах, далее пенсионер.
{13}БАНДРОВСКА-ТУРСКА Э. (1899-1979)-польская певица, выступавшая в
1918-1960 гг. на сцене оперы и в концертах, профессор Краковской и
Варшавской консерваторий.
{14}КОЛЕССА Ф.М. (1871-1947)-украинский композитор, литературовед и
этнограф, профессор Львовского университета с 1939 г., академик АН УССР с
1929 года.
{15}ЛЕНСКИЙ -псевдоним Лещиньского Ю. (1889-1937), генерального
секретаря ЦК Компартии Польши с 1929 г., члена Президиума Исполкома
Коминтерна с 1929 года.
{16}БЕРУТ Б. (1892-1956)-член Компартии Польши с 1918 г., председатель
в 1948-1954 гг. и первый секретарь с 1954 г. ЦК Польской объединенной
рабочей партии, в 1944-1949 гг. председатель Крайовой рады народовой.
{17}ГОМУЛКА В. (1905-1982)-член Компартии Польши с 1926 г., генеральный
секретарь ЦК Польской рабочей партии в 1943-1948 гг., первый секретарь ЦК
ПОРП в 1956-1970 гг.
{18}ЗАВАДСКИЙ А. (1889-1964) -член Компартии Польши с 1923 г., в
1944-1945 гг. заместитель главнокомандующего Войском Польским, с 1944 г.
член \262\ Политбюро ЦК ПРП, с 1948 г. секретарь ЦК ПОРП, в 1949-1952 гг.
зам. председателя Совета Министров Польши, с 1952 г. председатель
Государственного совета ПНР.
{19}ЛАЦИС В.Т. (1904-1966) - писатель, государственный и политический
деятель, член ВКП(б) с 1928 г., народный писатель ЛатССР с 1947 г., в
1940-1959 гг. председатель Совнаркома (Совмина) ЛатССР.
{20}КИРХЕНШТЕЙН A.M. (1872-1963)-ученый-витаминолог, государственный
деятель, член ВКП(б) с 1941 г., премьер-министр и президент Латвии в 1940
г., затем до 1952 г. председатель Президиума Верховного Совета ЛатССР, с
1946 г. директор Института микробиологии АН ЛатССР.
{21}МАННЕРГЕЙМ К.Г.Э. (1867-1951) - барон, генерал-лейтенант армии
России в 1917 г., маршал Финляндии с 1933 г., создатель в 1927-1939 гг.
сильной системы военных укреплений на Карельском перешейке ("линия
Маннергейма") у границы с СССР, главнокомандующий армией Финляндии в
1939-1944 гг., в 1944-1946 гг. президент Финляндии, затем в отставке.
{22}КУУСИНЕН О.В. (1881-1964) -член РСДРП с 1904 г., в 1911-1917 гг.
председатель Исполкома социал-демократической партии Финляндии, один из
руководителей Финляндской революции 1918 г., в 1921-1939 гг. член Президиума
ИККИ и его секретарь, в 1940-1956 гг. председатель Президиума Верховного
Совета Карело-Финской ССР, с 1957 г. секретарь ЦК КПСС, член ЦК ВКП(б) с
1941 г., член Президиума ЦК КПСС в 1952-1953 гг. и с 1957 г., акад. АН СССР
с 1958 г., автор трудов по истории международного коммунистического
движения.
{23}Образована 31 марта 1940 года.
{24}КУЛИК Г.И., являясь заместителем наркома обороны СССР, был тогда
одновременно начальником Главного артиллерийского управления РККА.
{25}ШАПОШНИКОВ Б.М. (1882-1945) - царский полковник, член ВКП(б) с 1930
г., в Красной Армии с 1918 г., в 20-е годы командовал войсками ряда военных
округов, с 1928 г. начальник Штаба РККА, с 1932 г. начальник Военной
академии им. М.В.Фрунзе, в 1937-1943 гг. (с перерывом) начальник
Генерального штаба и до 1943 г. заместитель наркома обороны СССР. Затем
начальник Военной академии Генштаба, автор военно-теоретических трудов,
Маршал Советского Союза с 1940 года.
{26}МЕРЕЦКОВ К.А. (1897-1968) - из крестьян, рабочий, член РСДРП с 1917
г., красногвардеец, в Красной Армии с 1918 г., участник Гражданской войны,
занимал ответственные штабные, политические и командные должности, участник
национально-революционной войны в Испании с 1936 г., в описываемое время
командовал на Карельском перешейке 7-й армией, которая прорывала "линию
Маннергейма", затем ком. войсками Ленинградского ВО, начальник Генштаба,
заместитель наркома обороны СССР, в 1941-1945 гг. командовал армиями, а
также войсками Волховского, Карельского и 1-го Дальневосточного фронтов, до
1955 г. командующий войсками ряда военных округов, затем помощник министра
обороны СССР по высшим военно-учебным заведениям; член ЦРК в 1956-1961 гг.,
с 1964 г. Генеральный инспектор ГГИ МО СССР, Маршал Советского Союза с 1944
года.
{27}Севернее действовали: на Карельском перешейке 13-я армия
(командующий В.Д. Грендаль), на Ладожско-Онежском перешейке 15-я армия (М.П.
Ковалев, затем В.Н. Курдюмов), еще севернее 8-я армия (Г.М. Штерн), 9-я
армия (М.П. Духанов, затем В.И. Чуйков) и 14-я армия у Мурманска (В.А.
Фролов). \263\
{28}КЕККОНЕН У.К. (1900-1986) был президентом Финляндии в 1956-1981
гг., а Ю.К.Паасикиви (1870-1956) был президентом с 1946 года.
{29}КИРПОНОС М.П. (1892-1941)-член РКП(б) с 1918 г., занимал различные
командные должности, перед Финляндской кампанией был начальником Казанского
военного училища, во время Финляндской кампании командовал 70-й дивизией,
атаковавшей Выборг, потом - войсками Ленинградского и Киевского Особого ВО,
в 1941 г. - Юго-Западного фронта, погиб в сражении.
{30}Это был немецкий крейсер "Лютцов", в СССР получивший название
"Петропавловск", а с 1944 г. - "Таллин". Во время Великой Отечественной
войны функционировал как многоорудийная плавучая батарея.

    ДЕЛА ПРЕДВОЕННЫЕ



В 1940 г. нами была проведена операция по освобождению Бессарабии от
румынских войск. Это тоже вытекало из августовского договора 1939 г.,
который был подписан с немцами. Но, кроме того, тут мы хотели вернуться к
исторической правде, которая была нарушена румынским королевским
правительством после Октябрьской революции. Румыны были союзниками России
против Германии в первой мировой войне. Однако когда после Октябрьской
революции они почувствовали нашу слабость, то двинули свои войска,
оккупировали Бессарабию и удерживали ее до 1940 года.
Я, будучи членом Военного совета Киевского Особого военного округа,
принимал активное участие в организации освобождения Бессарабии. В это время
командовал войсками КОВО Жуков. Тимошенко к тому времени стал наркомом
обороны СССР. Был детально разработан план продвижения наших войск и занятия
исходных позиций, намечены переправы, созданы ударные группы. Одним словом,
все, что нужно сделать для того, чтобы успешно провести эту операцию, было
планом предусмотрено. Вопрос заключался только в том, окажут ли
сопротивление румынские войска. На границе они держали себя очень плохо. Они
часто совершенно без всякого повода стреляли по пограничникам, которые несли
охрану нашей границы, по колхозникам. Эта граница не считалась у нас
спокойной. Румыны проявляли враждебность к нам, хотя мы ничего не позволяли
себе в отношении румынской границы и румынских пограничников. Поэтому мы не
знали, как румынские войска будут вести себя.
Предъявили мы ультиматум, и наши войска стали готовиться к \264\
переправе через Днепр. Румыны не оказали сопротивления и стали отходить. Я
не помню сейчас, какие дипломатические переговоры велись, как они протекали
и чем завершились, но мы стали переправляться на правый берег Днестра, а
румынские войска стали отходить от границы. Мы переправлялись совершенно
беспрепятственно. В это время мы с маршалом Тимошенко были на Тираспольском
направлении. Как только переправились на правый берег Днестра, сразу же
соприкоснулись с населением. Оно нас встречало радушно, даже очень радушно.
В тот же день Тимошенко предложил полететь на самолете в глубь Бессарабии за
линию румынских войск и сесть на лугу около деревни Фурманка{1}. Он хотел,
конечно, повидать своих близких, брата, сестру. Почти у всякого человека
набирается много родственников, особенно если родственник занимает такое
высокое положение, как тогда Тимошенко - нарком обороны великой страны. Он
уверял, что мы спокойно сядем на самолете: там хороший луг недалеко от его
деревни, а потом мы дойдем или сбегутся люди и довезут нас. Это было
немножко рискованно, потому что румыны передвигались в этом районе к Пруту и
за Дунай, а мы должны садиться на территорию, которая еще не освобождена от
румынских войск.
Полетели мы, сделали круг. С воздуха Тимошенко узнал свою Фурманку и
показал мне в окно: вот озеро, какая там охота! Начались тут всякие
воспоминания о его детстве и юности. Он не был в Фурманке с начала Первой
мировой войны, как его призвали в армию. Его, естественно, тянуло в родные
места, где он провел свое детство. Сели мы на лугу, сейчас же со всех сторон
сбежались люди; кто пеший, кто верхом на лошади или в запряжке. Сейчас же
самоорганизовался митинг. Помню, выступал какой-то бородатый крестьянин. Мне
говорили, что он старообрядец. Одно не подтверждало, что он старообрядец: уж
очень он отборно ругался в адрес румынских офицеров. Я давно не слышал такой
отборной, неповторимой русской ругани. Он это делал публично на большом
митинге, а ругал он их даже за то, что румынские офицеры красят губы, и
сравнивал их с непутевыми женщинами (но он применил другое выражение).
На этом митинге оказался и священник. Потом он подошел к нам и
расцеловался с Тимошенко. Позже я узнал, что этот человек стал священником
во времена оккупации Бессарабии Румынией и что он выходец из семьи,
состоящей в родственных связях с Тимошенко. Дали нам, кажется, лошадей, и
поехали мы к Фурманке. Фурманка нас встретила очень хорошо. Говорю - нас,
потому что я тоже там был, но это была торжественная встреча их \265\
земляка Тимошенко. Сейчас же нас пригласил к себе брат Тимошенко, потом
приехала его сестра.
Началось угощение. Стали приходить знакомые. Дело уже близится к ночи.
Вижу, воспоминаниям, беседам и вину нет конца. Каждый, кто приходил,
обязательно приносил огромный сулей (так называют там большие бутыли вина).
Тогда я сказал: "Вы тут родственники и знакомые, ведите беседу, а мне
разрешите удалиться". Я ушел в большой сарай и спал там. Утром встал я рано,
но уже рассвело. "Как,-спрашиваю,-маршал? Спит или встал?". "Маршал еще и не
ложился". Я зашел в дом, а они еще продолжали сидеть за столом и вели
беседу. Кончилось тем, что к нам прибежал посыльный от Жукова с донесением,
что Москва очень беспокоится и ищет Тимошенко.
Из этой Фурманки мы вылетели тем же самолетом и полетели в Черновицы.
Там, около Кишинева или в Черновицах, был организован штаб и имелся телефон
ВЧ, по которому можно было поговорить со Сталиным. Прилетели мы туда и
поговорили с Москвой, доложили, что все хорошо и наши войска вышли на новую
границу, то есть на Прут и Дунай. Так мы заняли территорию, которая после
Октябрьской революции была отторгнута румынами, воспользовавшимися военной
слабостью молодой Советской республики. Наши войска вышли на ту границу,
которая была до Первой мировой войны, но с некоторым исправлением в районе
Черновиц и Тернополя: эти территории до Первой мировой войны входили в
состав Австро-Венгерской монархии. Здесь исправления были сделаны в нашу
пользу, и это исторически оправданно, потому что эти земли населяли
украинцы. Следовательно, украинцы, проживавшие на этой территории,
воссоединились со всем украинским народом и вошли в единое Советское
государство. Я считаю, что и юридические, и моральные права, безусловно,
были на стороне Советского правительства, на стороне ВКП(б), на стороне
действий, которые осуществлял тогда от имени партии, от имени нашего
государства Сталин.
Спустя какое-то время после разгрома войск Англии и Франции в 1940 г.,
захвата немцами Парижа и капитуляции Франции у нас упорно носились слухи, а
западная печать открыто писала, что немцы направляют свои войска в Румынию.
Поэтому занятие нами Бессарабии еще больше толкнуло Антонеску{2} в объятия
Гитлера. Антонеску правил страной от имени короля, он определял там
политику. Это был человек профашистских взглядов. Следовательно, надо было
учитывать, что этот участок границы тоже должен быть под строгим наблюдением
и надо что-то делать, чтобы укреплять там наши новые рубежи. Однако на
советско-румынской \266\ границе по линии Прут - Дунай мало что делалось.
Можно даже сказать, что ничего не делалось. Мы только ввели свои войска и
расположили их в соответствующих местах. Каких-то работ по созданию
укреплений на границе не производилось. И когда началась война, граница там
оказалась очень слабой.
Итак, уже закончился период "странной войны" Франции и Англии против
Германии, когда война была объявлена, войска сосредоточены, но активных
военных действий не велось. Эта "странная война" вселяла некоторую тревогу в
руководство Советского Союза. Мы опасались, не закончится ли она сговором
между Англией и Францией, с одной стороны, и гитлеровской Германией - с
другой, в результате чего гитлеровскую военную машину направят на восток, то
есть против СССР? Это было вполне реально, хотя некоторые у нас этого и в
мыслях не допускали. Никакого особого противоречия не было в таком сговоре,
потому что и та и другая стороны стояли на капиталистических основах; и та и
другая стороны ненавидели марксистско-ленинское учение и наше государство,
которое было единственным островом социализма в капиталистическом окружении.
Наконец на Западе начались активные военные действия. Это была весна
1940 года. Точного числа я уже не помню, но каждый грамотный человек может
отыскать его в справочниках. Немцы перешли в наступление, и перешли в таком
месте, где их меньше всего ожидали. Главные силы Франции были сосредоточены
на линии Мажино. Я не изучал специальную литературу и не могу сказать,
насколько эта линия была неприступной. Но печать твердила об этом и во время
ее строительства, и после. Поэтому в ответ на постройку линии Мажино Гитлер
построил линию Зигфрида. Таким образом, и с той и с другой стороны вроде бы
были неприступные валы, как их называли. Это успокаивало, обнадеживало
французов и ослабляло их волю к должной организации войск, мешало им
предусмотрительно относиться к другим возможностям, которые могут
использовать немцы против Франции и Англии.
Немцы ударили через Голландию и Бельгию. Сопротивление этими странами
было оказано слабое, и немцы вышли на территорию Франции. Там они без
больших затруднений разгромили французско-английские войска и двинулись в
глубь страны. В районе Дюнкерка они устроили большой разгром войск
противника, и англичане сразу же приступили к эвакуации своих войск на
Британские острова, они успели вывезти много своих войск. Все говорило о
том, что Великобритания отказалась от борьбы против немцев на территории
Франции. Тогда в печати очень много писали \267\ о применении немцами нового
метода ведения войны: выброска воздушного десанта в тылу противника. Десант
наводил буквально панический страх на французов и обращал их в бегство.
Немцам был открыт путь на Париж.
В это время я случайно (не помню, у меня ли имелись какие-то вопросы
или Сталин меня вызвал) был в Москве. Я видел, что Сталин очень озабочен
развитием военных событий на Западе. Но он не распространялся по этому
поводу и не высказывал своей точки зрения. В ходе обмена мнениями он говорил
только, что французы и англичане оказались очень слабыми, не сопротивляются
немцам, и те наступают, реализуя свои замыслы... Было получено известие по
радио, что немцы вступили в Париж, французская армия капитулировала. Вот тут
Сталин нарушил свою замкнутость и очень нервно выругался в адрес
правительств Англии и Франции за то, что они допустили разгром своих войск.
Сталин тогда очень горячился, очень нервничал. Я его редко видел таким.
Он вообще на заседаниях редко сидел на своем стуле, а всегда ходил. Тут он
буквально бегал по комнате и ругался, как извозчик. Он ругал французов,
ругал англичан, как они могли допустить, чтобы их Гитлер разгромил. В это
время у него был как раз я и еще присутствовал, наверное. Молотов. Он всегда
бывал у Сталина. Редко, когда я был у него, не было там Молотова или Берии.
Жданов бывал тоже часто, но реже. Почему Сталин так реагировал на падение
Парижа? Теперь немцы выполнили свои цели на Западе, вынудили Францию
капитулировать, создали там прогерманское правительство во главе с
Петэном{3}. Для них это был конец войны во Франции. У немцев оставалась одна
цель - принудить капитулировать Англию и организовать вторжение на
Британские острова. Победа немцев во Франции - это уже был сигнал, что
угроза войны против Советского Союза возросла. На Западе силы, враждебные
немцам, разбиты; следовательно, у них остается главная задача - сокрушить
Советский Союз, который привлекал немцев с давних времен и богатствами, и
своей территорией. Но главным было столкновение идей. Ведь Гитлер взял на
себя священное обязательство быть освободителем Европы и мира от марксизма.
Поэтому главный враг, враг э 1 - это марксистско-ленинские идеи, а главный
носитель этих идей и претворитель их в жизнь - народы Советского Союза.
Война против нас была неизбежна. Она уже была объявлена в книге Гитлера
"Майн кампф". Этот момент приближался, и Сталин тревожился.
Он тревожился еще и потому, что уже понимал, что наша армия не так
сильна, как об этом писали в газетах и говорили на митингах. \268\ Свою
слабость Красная Армия показала в войне с финнами, где были большие потери и
с трудом решались поставленные задачи. В результате Финляндской войны
произошла смена в руководстве Наркомата обороны: Ворошилова заменил
Тимошенко.
Легкий, без особых усилий со стороны немцев разгром англофранцузских
войск еще больше пугал Сталина. Правда, во Франции нашлись люди, которые не
признали капитуляции, бежали из страны и организовали свое движение.
Возглавил его де Голль{4}. Мы были уверены, что Французская компартия тоже
все сделает для того, чтобы организовать борьбу против оккупантов. Но для
этого требуется время, а немцы, конечно, используют все возможности, чтобы
поскорее достичь своей конечной цели на Западе - разгрома Англии то ли путем
вторжения, то ли путем дипломатических переговоров. Все это развязывало
немцам руки на Западе, обеспечивало их тыл и давало возможность двинуть свои
войска против Советского Союза.
С приходом маршала Тимошенко работа в Наркомате обороны, по моим
наблюдениям, зашевелилась. Это были довольно слабые, разрозненные
наблюдения. Я только что слышал другой раз, как докладывает Тимошенко
Сталину или Сталин звонит Тимошенко по военным вопросам. В то время все
искали возможности создания лучшего стрелкового оружия. После Финляндской
войны встал вопрос о создании автоматического скорострельного оружия для
вооружения пехоты. В это же время началось внедрение в войска новой,
облегченной и скорострельной винтовки с большим количеством патронов в
обойме. По этим вопросам много спорили. Часть военных резко высказывалась
против внедрения в войска автоматического оружия, аргументируя свою точку
зрения тем, что уменьшится кучность стрельбы и, следовательно, эффективность
огня. Понадобилась Финляндская война, в которой финны успешно применяли
немецкие автоматы, чтобы решить этот спор.
Всеми этими вопросами Сталин занимался сам, и больше никто к этому не
был допущен. Так же и с танками. Помню, мне Сталин сказал в 1940 г.: "Вы
обратите внимание, в Харькове на бывшем паровозостроительном заводе
создается дизель большой мощности. Это очень интересный, впервые создаваемый
в Советском Союзе дизель. Я имею в виду, что, может быть, его возможно будет
использовать на тяжелых бомбардировщиках". Сталин считал, что если дизель
поставить на самолет, то будет меньше расход горючего, увеличится дальность
полета. Это тоже характерно: он сказал мне, что на этом заводе делается
дизель, который необходим для военных целей, а я, секретарь Центрального
\269\ Комитета КП(б)У, этого не знал. И неудивительно: надо было знать
порядок, который тогда сложился. К военным заводам у нас допуска совсем не
было. Туда партийных работников не пускали. Хотя там, на заводе, была
партийная организация, я и не знал о разработке дизеля, мне не докладывали.
Что там производили паровозы, мне было известно; а что там делали дизель, я
не знал. На заводе был отгорожен цех, он охранялся, проход туда был с
особыми пропусками, и никто не имел права совать нос в эти дела. Знали лишь
Сталин и те, кто имел прямое отношение к организации этого производства.
И только когда мне позвонил Сталин, я поехал на этот завод и
познакомился с конструктором дизеля тов. Чупахиным{5}. Дизель был очень
интересный. Я не мог сделать заключение, может ли он быть пригодным для
установки на бомбардировщике. Но для танка (а Чупахин его строил для танка)
это был хороший дизель. Парторгом ЦК на этом заводе тогда был Епишев. Он
только что, по-моему, закончил Военную академию и был назначен парторгом ЦК,
то есть не выбирался партийной организацией, а был утвержден Центральным
Комитетом ВКП(б) и не был подотчетен местным партийным организациям.
Я установил связь с заводом и стал наблюдать за ходом работ. Не помню,
в каком месяце, но это было летом, мне позвонили, что такого-то числа под
Харьковом, на Северском Донце будет испытываться танк Т-34. Это был новый,
многообещающий танк. Я сейчас же выехал в Харьков: хотел посмотреть, как
работает дизель и что это за танк. Прибыл я в Харьков и в тот же день выехал
на полигон на поле, восточное Харькова. Место для испытания танка было очень
хорошо выбрано: там сыпучие пески и там же сильно заболоченные места около
озера. Я наблюдал, стоя на возвышенности, как буквально бегает танк,
преодолевая препятствия и в песках, и в болотах.
Помню, еще произошел тогда такой инцидент. Я его много раз вспоминал,
когда позднее встречался с этими товарищами. Рядом со мной на испытаниях
стояли люди, которых я не знал лично. Один из них, красивый мужчина лет 38,
может быть 40, в синем, ладно сшитом, чистеньком комбинезоне, спрашивает
меня: "Товарищ Хрущев, как вы оцениваете танк? Хороший танк?" Я говорю:
"Видимо, танк очень хороший, действительно, грозой будет для наших врагов.
Но танк-то танком, танк - это вроде телеги, а сердце танка - двигатель. Раз
двигатель хорош, поэтому он и бегает". Он, человек умный и с юмором, глянул
на меня и говорит: "Вы, видимо, товарищ Хрущев, ошиблись. Вы считаете, что я
конструктор дизельного \270\ двигателя, то есть Чупахин, а я не Чупахин, я
Кучеренко{6}, один из группы инженеров, которые создают этот танк. Танк -
это вам не телега!", и улыбнулся. Я извинился и говорю: "Вы правильно
определили, я действительно принял вас за Чупахина. У меня такое вот мнение,
не знаю, насколько оно правильно, но я все-таки оцениваю по двигателю силу и
маневренность танка". Он как инженер-конструктор стал мне объяснять
достоинства конструкции этого танка. Потом я на практике убедился, что он
был прав. Эти танки действительно оказались очень грозным оружием Красной
Армии; но, к сожалению, к началу войны их было еще очень мало.
После разговора со Сталиным я часто приезжал на этот завод и довольно
подробно знакомился с производством, с организацией завода. Тогда Сталин
поставил задачу расширения завода, запуска дизеля в серию и организации
широкого производства танков Т-34.
Война неумолимо надвигалась. Хотя при встречах Сталин беседовал по
этому вопросу очень редко, даже избегал этой темы, замыкался, но было
заметно, что он очень волнуется и его это очень беспокоит. Это было заметно
и по тому, что он к тому времени стал пить, и довольно много пить, причем не
только сам, но и стал спаивать других. Обязательно, если он вызывает, у него
бывает очень много народа. Он собирал как можно больший круг людей. Я думал,
что он так волнуется потому, что начинает, оставаясь один, плохо себя
чувствовать, поэтому ему нужна большая компания с тем, чтобы в этой компании
как-то отвлечься от мыслей, которые его беспокоят. А мысли эти: неизбежность
войны, а главное (о чем он, видимо, думал), что в этой войне мы потерпим
поражение. Войны-то в былые времена он не боялся. Наоборот, считал, что
война принесет нам победу и, следовательно, расширение территории, где будут
установлены новые, социалистические порядки, будет развеваться победоносное
революционное марксистско-ленинское знамя. Но в тот период он так уже не
думал, а, наоборот, видимо, беспокоился о том, что если начнется война, то
мы можем потерять то, что завоевали под руководством Ленина.
После капитуляции французов немцы обнаглели. Наглость эта проявлялась в
бесцеремонности перелетов разведчиками их воздушных сил границы Советского
Союза. Они углублялись до Чернигова, а однажды мы засекли, как они летали
над Шосткой. Видимо, разведывали пути бомбежки Шосткинского порохового
завода. Бывали случаи, когда немцы совершали вынужденную посадку. Помню, в
районе Тернополя сел самолет, и крестьяне буквально захватили в плен
немецких летчиков. Кончилось это тем, что этих летчиков отпустили, исправили
самолет, и все это прошло \271\ тихо, даже, по-моему, протеста не было. Это
еще больше вызывало уверенность фашистов в их безнаказанности.
На границе мы видели, что немцами уже стягиваются войска, что они
готовятся и что война неизбежна. Естественно, мы беспокоились не меньше
Сталина. Помню, мы с командующим войсками КОВО обратились с письмом к
Сталину. Я как секретарь ЦК КП(б)У предложил написать Сталину, рассказать,
что делается у нас на границе со стороны немцев. Чтобы мы не были застигнуты
врасплох, нам надо произвести кое-какие работы по укреплению границы. Там
велись работы по созданию долговременных железобетонных укреплений с
артиллерийскими и пулеметными установками. Это дело двигалось очень
медленно, и было видно, что мы не успеем закончить эти работы. Поэтому я
предложил командующему написать такое письмо. Он согласился.