металлургическим обществом.
{7}Эту операцию осуществляло Советское транспортное управление в Иране
с февраля 1942 года. Американская военная администрация отвечала за участок
от Персидского залива до Тегерана по железной дороге и до Казвина по шоссе,
а далее на север действовало СТУ. Самолеты, поставляемые союзниками,
перегоняли в СССР два советских перегоночных истребительных авиаполка. Всего
с 1941 по 1945 год общий оборот грузов через Иран в СССР составил (с учетом
перевалки) 10,5 млн. тонн. Эксплуатацию и ремонт дорог, по которым
перегонялись автомобили и другие союзнические грузы, обеспечивали советские
ВАД (то есть "военно-автомобильные дороги" - подразделения дорожных войск).
{8}Речь идет об обращении Черчилля к Сталину от 6 января 1945 года.
Советское наступление в Восточной Пруссии и Польше началось 12 января.
Планировалось же с 20 января.
{9}Япония применяла некоторые виды бактериологического оружия против
монгольских и китайских войск.
{10}Речь идет о командарме 2-го ранга КОРКЕ А.И. (1887-1937).
{11}МЕРЕЦКОВ К.А. находился под следствием с конца июня по конец
августа 1941 года.
{12}В Норильск, где Завенягин являлся начальником строительства и
директором горно-металлургического комбината.

    ДАЛЬНИЙ ВОСТОК ПОСЛЕ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ


ВОЙНЫ

Сейчас на дворе 1969 год, и я хочу продиктовать свои воспоминания об
окончании войны, о победе над Японией, о том, как непросто складывались
послевоенные отношения с этой страной. \633\ Потерянные в результате
Русско-японской войны 1904 - 1905 гг. права на собственность в Маньчжурии и
Корее вернулись к нам. Та война закончилась поражением царской России, и
Япония навязала, как известно, кабальный мирный договор{1}. Соответствующие
пункты, касающиеся нас, были включены сначала в текст Сан-Францисского
мирного договора с Японией, но без учета всех предложений СССР, и мы в 1951
г. не подписали его. Очень трудно, на мой взгляд, найти какую-то логику в
нашем подходе к заключению мирного договора. Имело значение одно: нам нужно
было признать, что главные усилия для разгрома Японии были приложены США.
Этот факт понятен каждому знающему факты и мыслящему человеку. В результате
вероломного нападения со стороны Японии именно США понесли главные потери,
хотя были затронуты также интересы Англии, Нидерландов и других стран
европейских колонизаторов: Япония захватила некоторые колонии этих стран. Не
нам переживать за это. Что касается нас, то на протяжении всего времени
вплоть до Второй мировой войны Япония проводила враждебную политику в
отношении СССР. И не только враждебную, а наглую, вымогательскую,
нетерпимую. Мы же тем не менее вынуждены были терпеть. Кроме того, мы
понимали, что дело не только в Японии: милитаристская Япония действовала на
Востоке, нацистская Германия - на Западе. Надо было вести дипломатическую
игру, лавировать, чтобы обеспечить мир и не вызвать противников на войну.
Нельзя было допустить войну СССР на два фронта: на Западе и на Востоке. Мы
были тогда еще слабы для такой войны. Даже в 1945 г. мы соблюли трехмесячный
интервал. Впрочем, я никогда не слышал от Сталина (он не рассказывал этого
при мне), как конкретно был оформлен договор СССР с союзниками о нашем
участии в войне против Японии после разгрома гитлеровской Германии.
Когда этот момент наступил, наши войска перешли маньчжурскую границу.
Главнокомандующим этими войсками был назначен Василевский. Фронтами
руководили Малиновский, Мерецков, Пуркаев. Больше других дали войск
Малиновскому. И мы разгромили Квантунскую армию Японии. Правда, после того,
как Япония уже была, собственно, разбита, ибо на нее были сброшены
американцами две атомные бомбы. Япония металась в предсмертной агонии и
искала возможность как-нибудь выйти из войны. Буквально в последний месяц
событий и мы включились в войну с нею. Я присутствовал в Москве при
разговоре, когда Сталин торопил военачальников как можно скорее начать
операции против Японии, иначе она капитулирует перед США и мы не успеем
включиться в войну. У Сталина были тогда сомнения, станут ли американцы
держать \634\ данное ими ранее слово. Думал, что могут и не сдержать.
Обговоренные между нами условия были таковы: мы получаем территории, которые
были отторгнуты от России Японией в войне 1904 - 1905 гг., если сейчас
станем участвовать в этой войне с Японией. А если не будем участвовать? Если
еще до нашего вступления в войну Япония капитулирует? Складывается другая
ситуация, так что американцы могут пересмотреть обязательства, которые они
нам дали. Скажут: вы не участвовали, и мы вам ничем не обязаны.
Если бы оставался жив президент Рузвельт, у Сталина было бы больше
надежд. Рузвельт был умным руководителем и считался с Советским Союзом. С
ним Сталин не раз делал дела, и у них сложились. как говорил сам Сталин
(видимо, так оно и было), хорошие личные отношения. Они были куда лучше, чем
взаимоотношения с другим нашим союзником Великобританией и лично с ее
лидером Черчиллем. Но Рузвельта летом 1945 г. уже не было в живых, он умер
весной, а войну с Японией завершал Трумэн. Трумэн был неумный человек и стал
случайно президентом. Он вел разнузданно реакционную политику, а в отношении
Советского Союза его политика стала потом просто нетерпимой.
Когда Япония капитулировала, я сейчас точно не могу вспомнить, но наш
представитель, кажется, в этом не принимал участия, он прибыл только на
официально-парадную церемонию подписания капитуляции. И это не случайно. Мы
ведь не воевали на тихоокеанских островах, если не говорить о Сахалине и
Курилах; наших войск там никогда не было. Наши претензии на решение
послевоенной судьбы Японии вызвали раздражение союзников по отношению к нам,
а Сталин, переоценивая свои возможности, отвечал им той же неприязнью. Одним
словом, отношения с США начали портиться. Нас нередко игнорировали, с нами
порою не считались, нас пытались третировать. Первым третировал нас Трумэн.
Это вытекало из его характера и умственных способностей. Умный президент не
вел бы себя так вызывающе и не восстанавливал бы Советский Союз против
Соединенных Штатов Америки.
Что касается территорий, то американцы, нужно отдать им должное,
сдержали свое слово. Когда проект мирного договора с Японией был составлен,
мы тоже получили там место для подписи. Соблюдение наших интересов было
предусмотрено, как и оговаривалось ранее протоколом, подписанным еще
Рузвельтом. Нам надо было подписать этот договор. Я не знаю, что сыграло
главную роль в нашем отказе: самолюбие Сталина, гордость за наши успехи во
Второй мировой войне или то, что Сталин переоценил свои возможности и
влияние на ход событий. Но он закусил \635\ удила и отказался подписать
договор. Кому была выгода от нашего отказа? Правда, мы фактически территории
Южного Сахалина и Курильских островов получили. Наши войска стояли там,
реализация соответствующих пунктов договора как бы уже произошла. Но
юридического подтверждения она не обрела и не была закреплена в мирном
договоре. Раз мы не подписали договор, то и не сумели воспользоваться им для
закрепления принятых решений{2}.
Сталин был недоволен, и справедливо недоволен, политикой Трумэна. Но
одно дело быть недовольным и другое - совершать неправильные действия,
которые наносят вред нашему государству. Нас пригласили подписать мирный
договор с Японией, а мы отказались. Сложилась неясная обстановка, которая
тянется до сих пор. Мне лично это совершенно непонятно. Тогда было непонятно
и сейчас непонятно. Сталин не советовался с нами, да и вообще не считался с
другими людьми. Он был слишком самоуверен. Тем более после разгрома нами
гитлеровской Германии. Тут, как раньше говорилось, он изображал лихого
казака Кузьму Крючкова. Люди младшего поколения могут не знать этого
газетного героя. Во время Первой мировой войны был создан армейский герой.
Донской казак Кузьма Крючков. Изображали на иллюстрациях в журналах и
газетах, как он поднимал на пику сразу по 10 немцев. Лучше бы Сталин
изображал не его, а Василия Теркина, известного героя поэмы Твардовского,
если уж искать аналогию, а не точное сравнение. А Сталин изображал именно
Кузьму Крючкова. Ему море по колено, ему все нипочем. Что захочет, то,
дескать, и получит. Но в то время война уже кончилась. Главный враг, для
разгрома которого мы были нужны Западу, был разбит. Теперь Запад начал уже
мобилизовывать и сплачивать свои силы против Советского Союза. И когда мы
отказались подписать мирный договор с Японией, это не только не огорчило
былых союзников, но оказалось для них выгодным.
Были созданы Дальневосточная комиссия и Союзный совет для Японии,
которые наблюдали за положением дел в этой стране после капитуляции японской
армии{3}. В них были и советские представители, но мы занимали там, на мой
взгляд, незавидное место, как нищий на свадьбе у богача.
Наши представители в Дальневосточной комиссии и Союзном совете для
Японии никакого влияния на ход событий не имели, американцы их третировали.
Я сейчас конкретного подтверждения не могу привести, факты выветрились из
памяти, но было так. Это нас раздражало, да и не только Сталина. Но ничего
не поделаешь, \636\ там первенствовали США. Не войну же объявлять им из-за
этого? Немыслимое дело! Да и возможностей таких у нас не было. Вообще из-за
подобного умные государственные деятели войн не объявляют. Однако отношения
между союзниками не только заморозились, но и все время накалялись.
А если бы мы дали ранее правильную оценку сложившихся после разгрома
японского милитаризма условий и подписали бы мирный договор, разработанный
американской стороной без нашего участия, но с учетом наших интересов, мы бы
сразу открыли в Токио свое представительство, создали посольство. Наши люди
имели бы контакты с японцами на новой основе. Наше влияние как-то возросло
бы. Думаю, что в те дни, когда только что был подписан мирный договор,
существовали более хорошие условия установления контактов с прогрессивной
общественностью в Японии и доведения сути нашей политики до сознания ее
общественности, чем сейчас. Главной силой, которая разгромила Японию и
разрушила ее военщину, были США. Но своими действиями они нанесли
материальный и моральный ущерб Японии, особенно в результате применения
атомных бомб. Это было первое в истории такого рода зверство, совершенное
против человечества! А мы не использовали тогда выгодный момент, сами себя
изолировали и тем самым позволили агрессивным силам США натравить японцев
против Советского Союза. После того как наши представители удалились из
Японии, много лет мы не имели там никаких представителей. Это большая
потеря. Мы сами, проявив тупость, непонимание, создали наилучшие условия для
антисоветской пропаганды со стороны врагов как внутри Японии, так и в США.
Огромный пропагандистский аппарат, находившийся на Японских островах, был
нацелен против Советского Союза. Так поплатились мы за проявленное нами
совершенно необъяснимое упорство. Я и сейчас толком не пойму, чем оно было
вызвано.
Помню, уже после войны приезжала по какому-то случаю делегация из США.
Возглавлял ее государственный секретарь Бирнс{4}. Я был в то время в Москве
и присутствовал на обеде, который Сталин дал в его честь. На этом обеде
присутствовал и лидер лейбористов Англии Бевин{5}. Он раньше входил в
военный кабинет Черчилля. Влиятельный человек. В какой атмосфере проходил
обед? Сталин как хозяин стола объявлял тосты и при этом буквально третировал
Бевина. Мы позднее, когда обменивались мнениями, возмущались этим. Ведь
Бевин вышел из рабочих, он был шофером и докером. А когда Сталин за столом
делал в его адрес какие-то совершенно недопустимые намеки, предпринимал
\637\ булавочные уколы, Бевин стыдил Сталина: "Я первым поднял голос в
защиту Советской России. Это я организовал в свое время забастовку
английских докеров под лозунгом "Руки прочь от Советской России!". Так и
было, он говорил правду, об этом писали все газеты.
Чем было вызвано такое поведение Сталина? Трудно объяснить. Думаю, что
Сталин, как говорится, закусил удила, считал себя вершителем мировой
политики. Поэтому он столь несдержанно вел себя в отношении этого
представителя союзной страны, нашего партнера по войне. Зато он очень
любезно держал себя в отношении Бирнса. Правда, его любезность тоже имела
обратную сторону. Сталин, ухаживая за Бирнсом и говоря ему всякие приятные
слова, в то же время позволял себе отпускать шуточки, направленные против
президента США Трумэна. Это было совершенно недопустимо: любезничать в лицо
с представителем Трумэна и поносить самого Трумэна. Бирнс же как-то
"уворачивался", не принимал комплиментов в свой адрес. А Сталин сравнивал
Трумэна и Бирнса в невыгодном для президента свете. Даже Берия, когда мы
после обеда беседовали, возмущался: "Слюшай, как это можно, как это можно?
Ведь еще сегодня, как только Бирнс выйдет от нас, все станет известно
Трумэну". Видимо, так и произошло. Трумэн как бы подогревался нами в своих
антисоветских настроениях и антипатии к Сталину.
После подписания мирного договора с Японией были постепенно
ликвидированы органы, созданные для наблюдения за ней{6}. Мы входили в них,
пусть на положении, не соответствующем статусу великой державы, но все же
присутствовали там. А после подписания мирного договора с Японией ею были
установлены обычные дипломатические отношения со странами, подписавшими
договор{7}. Наши представители еще какое-то время пребывали в Токио, не
хотели уезжать оттуда, пользовались правом державы, которая тоже принимала
капитуляцию Японии. Наконец американцы попросили, чтобы мы ушли вон. Мы
сопротивлялись. В конце концов, наши люди были там буквально блокированы. Им
были созданы невыносимые условия жизни. И при этом они ничем, по существу,
не занимались, их никуда не пускали, с ними не считались. В результате наши
люди уехали домой.
Что же получилось? После разгрома Японии мы обрели то, что было утеряно
царской Россией. Наша честь великой державы была восстановлена. Наши войска
участвовали на завершающем этапе операций в разгроме японской армии, нам
надо было проявить трезвость: все-таки главные затраты и материальных \638\
средств, и живой силы пришлись в войне с Японией на США. Если сравнивать, то
мы меньше затратили в войне против Японии, чем американцы и англичане при
разгроме гитлеровской Германии. Их вклад соответственно был побольше, хотя
они тоже пришли к победе над Германией, уже завоеванной СССР, завоеванной
кровью советских людей и истощением наших ресурсов. Конечно, они, согласно
договору о ленд-лизе оказывали, нам существенную помощь. Даже Сталин
признавал это в нашем кругу, я об этом несколько раз от него слышал: "Если
бы нам американцы и англичане не помогли по ленд-лизу, то мы бы одни не
смогли справиться с Германией, мы слишком много потеряли".
Почти каждый солдат знает, как шли дела в Маньчжурии под конец Второй
мировой войны. Наши самолеты приземлились с десантом в Мукдене, и был
захвачен в плен император Маньчжурии Пу И, ставленник Японии{8}. Одно это
само по себе говорит о том, в каком состоянии находился противник. Император
не успел даже уехать из Маньчжурии и был захвачен нашими солдатами, которые
прибыли туда на транспортном самолете! Разве сравнимо это с тем, что
происходило на германском фронте? Конечно, иное дело, что в других местах
Маньчжурии и мы пролили немало крови. А когда после подписания мирного
договора наших представителей, собственно говоря, выдворили из Японии, то
вплоть до самой смерти Сталина абсолютно никаких контактов с нею у СССР как
бы и не было. А это кому было выгодно? Произошло же это по нашей вине. Если
бы мы подписали договор, то завели бы в Японии свое посольство, имели бы мы
контакты с японской общественностью, налаживали бы торговые и деловые
отношения с японскими фирмами и предприятиями. А мы такой возможности
лишились. Вот то, чего как раз хотели американцы. Они желали, чтобы наших
представителей там не было, и вообще стремились изолировать нас. Эта
политика, впрочем, проводилась фактически с первых дней возникновения
Советского государства: вражеское окружение, интервенция, непризнание; но
теперь мы сами попались на эту удочку, в угоду агрессивным силам США. Да и
не только США, а и всех антисоветских сил в мире. Вот такое положение мы
создали по своему недомыслию в результате какого-то затемнения сознания и
переоценки собственных возможностей. Противник же наш, по тому времени -
США, этим воспользовался.
Когда мы после смерти Сталина, в середине 50-х годов начали расчищать
политическое поле и убирать осколки, оставшиеся после Второй мировой войны в
Европе и в Азии, то сразу столкнулись с еще не нормализованными отношениями
с Японией. У нас \639\ не было с нею никаких прямых контактов, и это
наносило ущерб нашей политике и экономике. Американцы же были представлены в
Японии не только посольством: они как оккупанты были там почти хозяевами,
вели себя нагло, строили базы, проводили антисоветскую политику, настраивали
японцев против нас. Одним словом, делали все, что диктовали оголтелые
монополисты и милитаристы, дышавшие ненавистью к странам социализма, в
первую очередь к стране, первою поднявшей марксистско-ленинское знамя борьбы
рабочего класса и добившейся больших успехов в этой области.
Хочу теперь рассказать, как мы решили ликвидировать это наследие
сталинских времен, убрав осколки ошибочной политики. Эту политику Сталин
строил вместе с Молотовым. Внешнеполитические взгляды Сталина и Молотова -
это все равно, что взгляды Молотова и Сталина. Кто у них был первой
Скрипкой? Безусловно, Сталин. Но Молотов вторил ему, как мог, во весь голос.
Между прочим. Молотов - скрипач. Я не могу оценить, насколько хорошо он
играл на скрипке, но слышал, как он играл. Сталин иной раз подтрунивал над
ним в этой связи, иногда просто издевался. Когда Молотов был до революции в
ссылке в Вологде или еще где-то{9} (Молотов сам про это рассказывал, а я был
слушателем), то пьяные купцы в ресторан зазывали его. Он играл им на
скрипке, а они ему платили. Молотов говорил: "Вот был заработок". Сталин же,
когда раздражался, бросал Молотову: "Ты играл перед пьяными купцами, тебе
морду горчицей мазали". Тут я тоже, признаюсь, был больше на стороне
Сталина, потому что считал, что это унижало человека, особенно политического
ссыльного. Тот играет на скрипке и ублажает пьяных купцов! Можно ведь было
поискать пути материального самообеспечения и другим трудом. Ну, ладно, это
попутно.
Итак, когда я поднял вопрос о ненормальном положении с Японией, то
разговаривал с Микояном, Булганиным, Маленковым и другими. Все мы в этом
вопросе оказались едины: надо искать пути, как поставить свои подписи под
мирным договором и таким способом официально ликвидировать состояние войны
СССР с Японией. Мы хотели иметь возможность послать в Токио посольство,
которое проводило бы необходимую работу в Японии. Только Молотов проявил
непонимание, выказал запальчивость и резкость, такие же, как при заключении
мирного договора с Австрией: "Как же так? Они и того не сделали, и этого не
сделали... Поэтому и мы не можем!". Одним словом, повторял все аргументы,
которыми прежде руководствовался Сталин, когда отказался поставить \640\
нашу подпись под мирным договором. Мы Молотова убеждали: "Вячеслав
Михайлович, поймите же, чего сейчас мы можем добиться в создавшемся
положении? Какое может быть наше влияние в Японии? Поправить пройденное
невозможно, старое ушло невозвратимо. Единственное, что еще можно поправить,
- добиться, чтобы приняли нашу подпись к протоколу мирного договора. Тогда
все встанет на должное место". Мы ведь, собственно, получили все, что было
предусмотрено протоколом. Наши интересы фактически учтены, и мы это уже
реализовали. Осталось единственное: мы все еще находимся юридически в
состоянии войны с Японией. Нет ни японского посольства в Москве, ни нашего в
Токио. Кому выгодно наше отсутствие в Токио? Надо же понимать, что выгодно
это только США. Они господствовали и ныне господствуют в Японии. Наше
возвращение будет выгодно прогрессивным японцам, а невыгодно американцам.
Сразу же, как только наше посольство появится в Токио, оно, как магнит,
станет притягивать силы, недовольные реакционной политикой. Так мы начали бы
оказывать влияние на политику Японии. Ведь в Японии, естественно, существует
большое недовольство американцами. Достаточно вспомнить о Хиросиме и
Нагасаки! Больные люди, которые облучились, но остались еще живы. Мертвые,
конечно, недовольство выражать не могут. А их родственники? Японцы ничего не
могли тут поделать, потому что были обессилены. Американцы после войны вели
себя в Японии нагло, их солдаты проявляли грубость и насилия, всяческие
художества. Да и сейчас это еще случается. "Поэтому, - говорил я, - если мы
будем упорствовать, отказываться от поиска контактов и возможностей
подписать мирный договор, который нас устраивает, то это подарок лишь
американцам. Им и желать более нечего от нас, это самое лучшее: мы будем
выражать недовольство, а им предоставим абсолютную свободу действий в
проведении политики. Они восстанавливали Японию в еще большей степени против
СССР, указывая, что советские захватили то-то и то-то, но не подписали
мирный договор; видимо, имеют еще какие-то намерения... А никаких других
особых намерений даже у Сталина не было!".
Вот с какими трудностями столкнулись мы и какую оппозицию встретили со
стороны Молотова. Но она не вызывала у нас гнева, а мне было просто жаль
Молотова. Я недоумевал: как же это можно? И этот человек при Сталине
занимался вопросами дипломатии? Представлял столько лет нашу внешнюю
политику в самых ответственных ситуациях? Был наркомом иностранных дел и
даже главой правительства? И такая ограниченность, такое непонимание \641\
простейших вещей? Да, ограниченность. Я и сам удивляюсь, откуда такое? Если
с ним просто о чем-то разговаривать (а у меня даже дружеские отношения
сложились ранее с Молотовым), то видно, что умный человек. Поговорить с ним
доставляло мне удовольствие. О хороших отношениях, сложившихся у нас с
Молотовым, свидетельствует и такой факт. Я всегда называл его на "Вы":
"Вячеслав Михайлович, Вы". А он мне как-то говорит: "Слушай, давай перейдем
на "ты"? Будем называть друг друга по имени и перейдем на "ты". Я первое
время испытывал какую-то неловкость. Потом привык. Он особенно хорошо был
расположен ко мне после устранения Берии. Когда был дан обед в честь моего
60-летия в кругу руководства страны, то Молотов произнес там в мой адрес
очень дружескую речь, причем особенно подчеркивал мою роль и заслуги в
организации устранения Берии.
Не хочу играть в скромность, но скажу, что устранение Берии было
проведено своевременно. Если бы мы не сделали этого, то совершенно
по-другому направлению развивались бы все события внутренней и международной
политики Советского Союза. Этот изверг и палач расправился бы со всеми нами,
и он уже был близок к такой расправе. Все убийцы, которые выполняли его
тайные поручения, были уже собраны им в Москве и, видимо, успели получить
или должны были получить задания. После ареста Берии эти люди были названы
нам пофамильно. Я сейчас их фамилий не помню. Те события очень сблизили нас,
потому что Молотов хорошо понимал Берию и знал, на что тот способен.
Понимал, что, начни Берия действовать, головы Молотова и Хрущева полетели бы
в первую очередь. Эти головы Берии надо было снять, чтобы развязать себе
руки. Было бы пролито море крови, еще больше, чем при Сталине.
Я отвлекся, чтобы рассказать, какие у меня были хорошие, не просто
доверительные, а даже дружеские отношения с Молотовым. Поэтому у меня лично
не было никаких причин быть недовольным Молотовым. Но факты политики, столь
разное понимание простых вещей, истин для каждого, даже не искушенного в
политике человека меня обескураживали. Казалось, и другого выхода-то нет,
нельзя найти другого решения. Конечно, лишь единственное решение бывает
полностью разумным, но могут быть и компромиссные решения. Компромисс с
учетом условий, в которых может быть проведено единственно правильное
решение. В данном же случае заключение мирного договора вообще не требовало
никакого компромисса. Отказ - это затемнение мозгов и проявление тупоумия. В
конце концов мы стали предпринимать \642\ дипломатические шаги к
установлению контактов с японским правительством. Нельзя было обойти США при
этом, потому что протокол-то находился там и от США зависела возможность
подписания договора. Когда мы сообщили, что хотим подписать мирный договор,
США отказались. Ведь протокол был составлен руками Америки, и там наша
подпись была, как говорят канцеляристы, уже заделана. Надо было только
расписаться. Но нам в этом отказали.
Японцы тоже вели линию против нашего подписания. Я говорю о японцах,
проводивших антисоветскую политику. Тогда именно они были у власти, те,
которые были угодны США. Америка фактически определяла подбор людей и
комплектование ими высших государственных органов в Японии и оказала