Ильин Андрей. Игра на вылет

   Кошку можно выманить «на кавалера» куда-нибудь на дальний чердак, нашпиговать аппаратурой и живой и здоровой вернуть хозяевам. Глядишь, она однажды и заговорит человеческим голосом...
   Телевизор...
   Что, фантастические идеи? А мне другие и не нужны. Мне другие бесполезны. Реалистичные пути давно выявлены и перекрыты. На фантастику вся надежда. Пусть 99 процентов из них отпадут как абсолютно нереальные. Пусть останется один процент. Мне его будет довольно. В него я вцеплюсь мертвой хваткой!
   А что касается фантастичности предложенных черновых идей, это меня волнует меньше всего. Двести лет назад люди считали, что невозможно летать по воздуху или видеть человека, находящегося за тысячи километров. Придумывали ковры-самолеты и волшебные яблочки, катающиеся по хрустальным блюдцам. А другие помозговали и превратили мечты в реальные самолеты и телевизоры. Это я к тому, что фантастичность идеи не свидетельствует о ее технической невозможности. Вопрос только в мозгах и субсидиях. В первом — субсидиях — я по известным причинам не ограничен. Во втором также. Потому что не ограничен в первом.
   Например, телевизор...
   На телевизоре я в конечном счете и остановился.
   Телевизионный приемник (слово-то какое многообещающее, чувствуете) есть в каждом доме. И уж, конечно, в президентском. Нашему Президенту без телевизора нельзя. Он, случается, через него только и узнаете событиях, происходящих в стране. Традиция у нас такая.
   И почему бы мне на этот телевизионный приемник не ретранслировать свое сообщение? Скажем, в качестве добавки к информационной программе «Время». Сразу после спортивных новостей.
   Только как передать? Захватить на пару часов Останкинскую телебашню? Или точно такую же построить во дворе президентского дома? Правда, строить долгонько. И не нужно. Мне массовое телевизионное вещание ни к чему. У меня зритель единственный. Отсюда соответствующие требования к средствам технического вещания. Не самые высокие требования.
   Я сделал заказ специалистам.
   — Направленное вещание. Примерно так километра на четыре. Компактность. Максимально малый вес. Минимальные сроки изготовления.
   — Ресурс работы?
   — Что?
   — На какую продолжительность вещания рассчитывать?
   — На полчаса. Да ладно, ладно, шучу! На десять тысяч часов. А лучше еще больше. Мини-телестанцию хочу соорудить. Чтобы из управления в поселок вещать. Удобней так. Нашего таежного работягу-вахтовика можно только начальственным рыком с общежитских коек поднимать. Иначе никак. Опять же поздравить по телевизору можно, сообщение передать. Техника. Без нее сейчас никак. И людям приятно.
   — Так, может, кабельную связь провести?
   — Кабельную я бы и без вас проложил. Нельзя кабельную. Топография у нас сложная. Болота. Оползни. Ураганы. Хулиганы. Сопрут кабель. Или птицы оборвут. Или зверье раскопает. В общем, хочу такую, какую хочу. И точка. Плачу наличными.
   Телевизионный ретранслятор был готов в срок.
   Направленную антенну я установил в пределах прямой видимости президентского дома. Точнее, видимости как раз и не было. Визуальный обзор закрывали кроны деревьев. На это я и рассчитывал. Крыши, удобные для снайперских засад, пасла президентская охрана, а мне с ней встречаться раньше времени было не резон. Смонтировав в снятой для этих целей квартире аппаратуру, я пошел... ловить воробьев.
   Нет, умом я не тронулся. И в детство не впал. Я создавал предпосылки для встречи с Президентом. Для этого, в числе прочего, мне нужны были и воробьи. Обыкновенные. Городские.
   Я выслеживал их несколько дней. Не всех. А именно тех, что питались с кормушки, установленной на подоконнике одного из окон президентской квартиры.
   Работа эта оказалась — мало сказать адова.
   Вначале следовало выбрать места, с которых через бинокль просматривалась бы искомая кормушка. Причем так выбрать, чтобы не вызвать подозрений. Пришлось мне переквалифицироваться в антенного мастера, чтобы иметь легальную возможность лазить по крышам и чердакам.
   Потом выяснилось, что мощности бинокля не хватает. Я втащил на крышу телескоп. Обзор перекрыли ветки. Я перетащил телескоп в другое место. Угол обзора оказался недостаточным. Воробьи словно блохи скакали в окуляре, так что уследить за ними не было никакой возможности. Облюбованные мною дома обеспечивали безопасность, но не давали качества наблюдения. Они были слишком удалены от объекта. Героические ползания по крышам пошли в брак.
   Надо было начинать все сначала.
   Я составил вертикальный план местности и выявил все точки, откуда можно было наблюдать кормушку. Более всего подошли три уличных фонаря. Но висеть на них, изображая лампочку, я не мог. Для этого надо, как минимум, уметь светиться в темноте.
   Пришлось обращаться к помощи техники. На трех фонарях я установил три с максимально мощным увеличением видеокамеры. Камеры на сверхмалых скоростях снимали кормушку.
   Заодно, чтобы не насторожить президентскую охрану, я отремонтировал все (!) уличные фонари в ближайшей округе. У меня просто не было другого выхода. Если бы я работал только с избранными фонарями, меня бы стащили за ноги уже со второго. Другое дело масштабы — несколько подъемных, горсветовских машин, ограждение, предупреждающие знаки, десяток самых натуральных, с документами (они же не скажут, что это всего-навсего халтура) электриков. То есть прямо по учебнику, глава — «Обеспечение маскировочных мероприятий при выполнении работ в зоне предполагаемой слежки». Не обращает на себя внимание не то, что прячется, а то, что лезет в глаза.
   В общем, обошлась мне эта пернатая съемка как полнометражный художественный фильм. И все только для того, чтобы, отсматривая материал, вновь схватиться за голову.
   Все мои «актеры» были, если так можно сказать, на одно лицо. Все — воробьи. Отличить их один от другого было невозможно, как одетых в военную форму китайцев.
   Я крутил пленки и так и этак. Я замедлял изображение, стопорил кадры, отматывал их назад.
   Воробьи!
   Пришлось обращаться за помощью к орнитологам.
   — О, это очень интересно! Действительно интересно. Вы не ошибаетесь, желая посвятить свой досуг изучению этих милых созданий природы. Могу заверить, вас ждут удивительные открытия, — щебетала мне в ухо научная дама, сама внешне напоминающая предмет своих изысканий. Я вообще заметил, что люди, что-то долго изучающие, становятся на это «что-то» похожими. Честное слово! Я разговаривал с людьми, рассчитывающими чугунные болванки. Дама-щебетунья занималась городскими птицами.
   — Должна признаться, я удивлена, что в наше время находятся люди, которым небезынтересен пернатый мир, который их окружает...
   — Мне бы о воробьях.
   — Конечно, конечно. Городские воробьи удивительные создания. Это только людям несведущим кажется, что все воробьи одинаковые.
   Это она точно подметила.
   — Нет. Решительно нет! Обыкновенный воробей имеет десятки подвидов. Один... Второй... Третий... Они отличаются формой... цветом... повадками...
   — А вы, часом, не о попугаях?
   — Нет, о воробьях. Конечно, о воробьях. Ни один попугай не может сравниться с нашим городским воробьем по... Фыоть-фыоть. Чирик-чирик. Прыг-скок. Угораздило же меня попасть на фаната своего дела!
   — И все-таки чем они отличаются? Если можно поподробней.
   Дама открыла атлас.
   — Начнем с клюва. Видите? Здесь узкий, здесь более широкий, здесь загнутый книзу, здесь...
   А еще были: перья на хохолке, лапки, хвостовое оперение, окраска крыльев, голос, манера взлетать и садиться и т. п. Полета пунктов идентификации! Все как у нас при опознании личности. Вот уж не думал, не гадал, что орнитология в чем-то сродни разведке.
   Скоро стараниями научной дамы я стал большим специалистом в области пернатых. Не всех — только воробьев. При ближайшем рассмотрении они оказались не так уж и похожи друг на друга. Как, впрочем, и китайцы.
   Вооруженный научным опытом, я снова отсмотрел видеоматериалы: те самые хохолки, клювы, лапки. Немало воробьев прилетало на откорм к президентскому окну. Но не так уж и много. Стая охраняла свою кормушку, стараясь не допускать к ней чужаков. Ну все как у людей! Несколько воробьев наведывались в кормушку чаще других. Они-то мне и были нужны.
   С помощью местного пацанья я устроил настоящую птичью охоту. Естественно, в местах, максимально удаленных от президентской резиденции. Мальчишкам я объяснил, что воробьев надо окольцевать, и пересказал кое-что из лекций научно-пернатой дамы, в заключение пообещав за каждый отловленный экземпляр по одной шоколадке. Пацаны прониклись и с энтузиазмом принялись за дело. Я только указал им, в каких местах надо вести отлов (не у одной же только кормушки сидели мои воробьи), и обеспечил необходимым снаряжением. Раз в три-четыре часа я отсматривал улов, отсеивая заинтересовавшие меня экземпляры и тупо кольцуя остальных. Облюбованных воробьев я сравнивал с прыгающими на экране телевизора.
   Идентифицированных воробьев я, предварительно пометив краской, отсадил в специальную клетку.
   Операция была подготовлена.
   Дело оставалось за Президентом.
   Два дня он обитал на даче. День в рабочей резиденции. Еще день черт знает где. И только на выходные глава государства посетил с неофициальным визитом собственный дом. Установить это труда не составило. Довольно было понаблюдать за суетой его охранной службы Безопасности.
   Я выпустил воробьев.
   Оголодавшие птички прямиком устремились к кормушке. Расталкивая своих собратьев по крылу, они принялись клевать зерна.
   Отсматривая в телескоп искомый подоконник, я вытащил микропередатчик.
   Один воробей, насытившись, улетел. Остались два.
   Я вдавил в корпус передатчика кнопку. Сигнал длился меньше секунды.
   Бедные воробушки одновременно подпрыгнули и свалились на бочок. В желудках воробушков лопнули наполненные быстродействующим ядом накануне им скормленные радиоуправляемые «зернышки». Дохлые воробушки так и остались лежать в кормушке в окружении не съеденных ими хлебных крошек.
   Знала бы специалистка по городским птицам, зачем я интересуюсь их повадками. Видела бы она итог своей учебы!
   Вечером, сразу после окончания детской сказки, я включил телевизионный передатчик и загнал в видеомагнитофон кассету.
   — Дедушка, дедушка! Тебя в телевизор зовут! — прибежала к любимому деду его запыхавшаяся внучка. — Наверное, Хрюша со Степашей!
   Я запустил кассету.
   Вначале голос:
   — Уважаемый Президент! Я не имею возможности обратиться к вам иначе. Хочу сообщить вам о действующем в высших эшелонах власти заговоре. В связи с чем прошу просмотреть данный ознакомительный видеоматериал.
   Изображение.
   Четыре минуты спрессованной и доказательной информации.
   Я прекрасно понимал, что сейчас меня смотрит не только Президент. Меня смотрит охрана, Безопасность, заговорщики. Они ищут источник сигнала и рано или поздно найдут его. У меня очень немного времени, чтобы завершить переговоры с Президентом и успеть унести йоги.
   Три пятьдесят девять. Все. Изображение ушло.
   Теперь голос:
   — Уважаемый Президент! Если данная информация заинтересовала вас, прошу подойти к девятому от северного торца дома окну и достать из птичьей кормушки тело одной из лежащих там мертвых птиц. Я буду ожидать ваших действий в течение ста пятидесяти секунд.
   Отключение транслятора.
   Теперь ждать. Теперь надеяться. Надеяться на то, что телевизор, хотя бы один из нескольких находящихся в доме, был включен, что Президента позвали к нему, что он выслушал сообщение и не расценил его дурацкой шуткой. Если услышал — думаю, не расценил. Ух больно концентрированную картинку я представил в этом рекламном ролике.
   В любом случае, даже если телевизор был выключен, ему перескажут содержание моей передачи. Дословно перескажут. Покадренно. Они не смогут скрыть такой вопиющий факт. Слишком много людей из слишком разных организаций это увидят.
   Но в этом случае я лишусь главного — я лишусь двусторонней связи.
   Сто секунд.
   Сто десять.
   Сам воробья он, конечно, доставать не будет, хотя бы из опаски попасть под снайперский выстрел. Птицей займется кто-нибудь из телохранителей. Но приближенных телохранителей. Тот, кому он доверяет стопроцентно. Наверное, не зря доверяет. Будь у заговорщиков человек в его ближнем охранном окружении, они бы не стали городить такие сложные конструкции покушений. Пока он вызовет охранника, пока тот доберется до кормушки, пока передаст воробья Хозяину... Не слишком ли мало я отвел на все это секунд? Не слишком ли поторопился...
   Сто двадцать.
   Сто тридцать.
   Сто сорок.
   ...сорок пять.
   ...сорок семь.
   Хрустнул динамик. Воробья взяли в руки, потревожив спрятанный под его оперением микрофон. Теперь прерывать связь нельзя. Теперь надо ждать. Даже ценой риска.
   Сто пятьдесят.
   Сто шестьдесят.
   Сто восемьдесят.
   ...восемьдесят пять.
   — Вас слушают. Голос Президента.
   Не дурак Президент. Понимает, зачем ему всучили в руки дохлую птицу.
   Передачу на полную мощность.
   — Внимание! Прошу подтвердить прием. Прошу сообщить, что вы слышите мой голос.
   Должен услышать. Не может не услышать. Не глухой же он.
   Услышит, приблизит воробья к уху. Возле уха можно разобрать каждое слово. Я сто раз опробовал эту технику.
   — Прошу подтвердить...
   — Я слышу вас. Кто со мной разговаривает? Теперь самое главное. Теперь убедиться, что со мной разговаривает Президент, а не какой-нибудь речевой двойник. Я долго ломал голову над этой проблемой — как, не видя человека, умудриться с абсолютной надежностью опознать его. Я с трудом решил эту задачку.
   — Прошу ответить. Кто со мной разговаривает?
   — С вами говорит работник учреждения ОХТ-323, дробь...
   В том числе и такой аббревиатурой обозначалась до недавнего времени Контора. Возможно, шифр сменили, но вряд ли Президент мог успеть забыть старый. Если это Президент, он не может не знать о Конторе. Если это, конечно. Президент...
   Ну, дай Бог!
   — Хочу быть правильно понятым. Мне необходимо подтверждение вашей личности. Извините.
   — Я понимаю. Можете не извиняться. Что для этого необходимо?
   — Продолжить названный мною цифровой код.
   Пауза.
   Или не знает. Или пытается вспомнить. Если он будет раздумывать больше пятнадцати секунд, я прерываю связь.
   Дробь... 17.
   ПРЕЗИДЕНТ!
   — Вас заинтересовал представленный материал?
   — Чрезвычайно.
   — Готовы ли вы встретиться для получения полной" объема документов?
   — Да.
   — Прошу вас через два часа двигаться на автомашине по типовому маршруту — с обычной скоростью — в сторону Кремля. Прошу находиться в машине лично вас. Ни с кем другим я вступать в контакт не буду.
   — В каком месте мне остановиться?
   — Нигде конкретно. Место я укажу световым сигналом: две точки, два тире, точка. Наблюдайте зеленый свет фонаря справа от проезжей части. По возможности обойдитесь минимальным числом охраны.
   Молчание. Прикидывает степень потенциальной угрозы. Опасается, что его выманивают на запах жареного из берлоги, чтобы здесь же, возле берлоги, завалить.
   — Возможна ли передача документов через доверенное лицо?
   — Исключена.
   — Хорошо. Я согласен.
   Дело сделано. Президент согласился на встречу.
   Через два часа я увижу Президента!
   Уже через минуту в квартире меня не было. Еще спустя минуту запущенные мною ликвидаторы превратили в груду металлолома всю использованную в контакте аппаратуру. Со всеми неизбежными, по которым возможно установить место изготовления, обозначениями, рисками, маркировками, со специфическим составом пыли и случайными пальчиками.
   Через час пятьдесят восемь я стоял в неосвещенной подворотне, в двадцати шагах от проезжей части. Примерно через семь минут здесь должна была пройти президентская машина.
   Это расстояние, разделяющее подворотню и обочину Дороги, где должна была затормозить машина, было для меня самым опасным. Опаснее, чем нейтральная полоса на фронте. Эти двадцать шагов запросто могли стоить жизни. Если заговорщики где и могли остановить меня, то только на подходах к Президенту. Блокировать маршрут на всем протяжении за два часа они не смогут при всем желании. Два часа — это очень маленький срок. Единственно, что они реально способны сделать, — это сопровождать машину Президента по всей трассе, надеясь раньше его увидеть и уничтожить человека с зеленым фонарем у правой обочины.
   За тридцать секунд до расчетного времени я вышел на обочину, впритык к автобусной остановке, к ожидающей автобус толпе. Здесь среди десятка людей распознать меня даже после подачи сигнала было затруднительно.
   Пора.
   Вдали показались фары «ЗИЛа».
   Я вытащил фонарь и, прикрываясь полой плаща, отбил условленный знак. Выждал несколько секунд и повторил сигнал. В толпе никто ничего не заметил. Изнывающим в ожидании пассажирам было наплевать на подобных им. У них было более важное, чем глазеть по сторонам, занятие. Они высматривали приближающийся автобус.
   Но остановился у остановки не автобус. Остановился правительственный «ЗИЛ»! Бедные пассажиры даже не успели удивиться. Даже не успели принять подобающие случаю выражения лиц. Они так и встретили «ЗИЛ», как рейсовый автобус. Единственно только в двери не толкались и на подножки не прыгали.
   Скрип тормозов, и бронированная махина черного лимузина притирается вплотную к тротуарному бордюру, подле такого же, как все, занюханного пассажира.
   — Во, блин, че на свете делается! Простой мужик, не дождавшись автобуса, «членовоз» тормознул! Как какое-нибудь задрипанное такси! Это куда это все едет, если правительственные водители лохматят, как обыкновенные частники?!
   Вообще-то пассажиры увидели не совсем то, что впоследствии рассказывали своим родственникам и друзьям. Машина не останавливалась. Машина только притормозила. Одновременно приоткрылась одна из дверец. Передняя справа. Я сделал три быстрых шага и нырнул в нее, как в ледяную воду. Как в омут.
   Жесткие руки обхватили мои кисти. Другие споро ощупали карманы, рукава и штанины. Еще одни прошлись по одежде металлодетектором.
   — Где Президент?
   Включился свет. Я увидел Президента. Он сидел сзади, за бронированным стеклом, перегораживающим салон от потолка до пола.
   Все-таки они успели подготовиться к встрече. Все-таки они не полезли на рожон.
   — Вы хотели передать мне документы? — У меня их нет с собой. — ...?
   — У меня не было гарантии, что вы приедете на встречу лично. Я не мог рисковать. Документы находятся в «почтовом ящике». Здесь, по дороге. Я скажу, где надо остановиться.
   Еще несколько минут мы ехали молча. Я под неусыпным надзором телохранителей. Президент в своем «аквариуме».
   — Здесь.
   «ЗИЛ» сбросил скорость.
   — Документы под металлическим карнизом третьего от арки, по ходу движения, окна. Если вы не доверяете мне, можете послать туда кого-нибудь из телохранителей.
   «ЗИЛ» проследовал мимо. На всякий случай. Выемку контейнера провела охрана сопровождения, следовавшая на машине, идущей сзади. Они все еще не исключали возможности покушения. Спустя несколько минут папка легла Президенту на колени.
   Президент прочитал несколько страниц и кивнул в мою сторону.
   Президент приглашал меня в салон. Охранники остались снаружи. Там, за пуленепробиваемым стеклом. Президент демонстрировал мне свое полное доверие.
   — Вы уверены в предоставленном материале?
   — Абсолютно.
   — Вы понимаете, что сейчас, до проверки документов на подлинность, я отпустить вас не могу?
   — Вполне.
   — Вы согласны до принятия решения остаться под охраной моей службы Безопасности?
   Я кивнул.
   Как я, после того как Президент, игнорируя возможную опасность, допустил меня, минуя заслон телохранителей, напрямую к себе, мог ответить отказом? На доверие отвечают доверием.
   — Обещаю не позднее чем завтра утром дать заключение по представленным вами материалам. Пока могу только поблагодарить вас за честно исполненную службу. И Президент крепко пожал мне руку. Утром меня провели в президентский кабинет.
   — Я внимательно ознакомился с вашими материалами. Они внушают доверие. По крайней мере та часть, которую мы успели проверить. Я не могу сейчас говорить о конкретных выводах, которые мы сделаем по итогам начатого вами расследования. Но то, что сделаем, я вам обещаю.
   До окончательного завершения расследования я хотел бы, чтобы вы оставались здесь. Вы можете понадобиться в любую минуту. Тем более это отвечает требованиям вашей безопасности. Вы не против?
   Рядовые агенты главам государств не отказывают. Я согласился.
   — По всем бытовым или иным вопросам вы будете обращаться к специальному, закрепленному за вами человеку. Квартиру, где вы будете находиться, вам покажут. Отдыхайте. Вы свою работу уже сделали. Теперь наша очередь. До встречи!
   И он во второй раз за неполные сутки пожал мне руку. Уж не становлюсь ли я дружком-приятелем первых лиц земного шарика?
   Один из уже знакомых мне телохранителей сопроводил меня до машины, где из рук в руки передал своему коллеге. Машина тронулась с места и остановилась только по другую сторону города, подле небольшого то ли пансионата, то ли дома отдыха, то ли дачи.
   — Проходите, — пригласили меня.
   Хорошо живут власти предержащие. Ковры под ногами. Приглушенного света бра. Цветочки. Как в вестибюле пред райскими вратами.
   Хотел бы я пару месяцев отдохнуть в этом царстве неги и наслаждений. Честно говоря, я чертовски устал от всех этих слежек-погонялок. Честно говоря — хватило приключений. По горлышко! Теперь в самый раз поваляться на мягкой кроватке сытым пузом кверху. Что я, похоже, и буду делать и за что большое мерси отцу-Президенту, лично позаботившемуся о своем рядовом бойце.
   — Направо, — подсказал сопровождающий. «А налево у них, поди, японский гидромассаж с японскими гейшами, — подумал я. — Надо будет потом непременно налево сходить»
   — Прямо. Вот ваша комната. Душ внутри, белье, одежда — в шкафу. Еда на первое время в холодильнике. Если что-то понадобится еще — вызовите по телефону дежурную. Счастливо отдыхать.
   Приятный молодой человек. Во всех отношениях.
   Сейчас ванна, какие-нибудь закуски из холодильника и спать. Спать. Спать. До тошноты. До чувства ненависти к подушке!
   Я открыл дверь и шагнул внутрь. Навстречу райскому блаженству.
   Но в комнату я не вошел. Не успел.
   В глаза мне ударил слепящий свет, в лицо брызнула какая-то парализующая сознание туманная взвесь. Я еще успел нырнуть головой к полу, успел достать правой рукой чье-то в маске респиратора лицо и больше не успел ничего. На мой затылок рухнула тонная тяжесть профессионально исполненного оглушающего удара, и я упал на чьи-то услужливо подставленные руки.
   — Здоровый сучара! Я же предупреждал... Раз не получилось.

Глава 35

   Координатор доложил об окончательном решении вопроса.
   — Осложнений не возникло?
   — Нет, все прошло в плановом порядке.
   — Хорошо, — сказало облеченное властью Лицо. — Будем считать, вы с честью справились со своей работой. К вам замечаний нет. Все документы по законсервированным сценариям, низовым работникам, по формам связи с ними оставьте у меня.
   — Что мне делать дальше?
   — Ничего. Ждать. Мы подберем вам соответствующую работу.
   — Спасибо.
   Когда Координатор вышел из кабинета, облеченное властью Лицо вызвало своего помощника.
   — Обеспечьте круглосуточный контроль за указанным человеком. На него завязана очень серьезная информация. Мы не можем позволить себе риска ее разглашения. Предложения по мерам, обеспечивающим гарантированность сохранения информации, доложите не позднее чем завтра.
   «Указанным человеком» был Координатор.

Глава 36

   Я очень медленно приходил в себя. Мне не имело смысла спешить. Мне надо было выгадать время. В переходном, из беспамятства в сознание, состоянии я надеялся хоть как-то осмыслить то, что со мной произошло.
   — Больной в сознании, — сообщил голос. Ах, даже так! Медицину привлекли. Не дают собраться с мыслями. Вначале расколотили их в мелкие дребезги, шандарахнув чем-то тяжелым по голове, а теперь не позволяют склеить осколки.
   — Как вы себя чувствуете?
   — А как бы вы себя чувствовали на моем месте, доктор? Если вы, конечно, доктор. Я так же. Очень хорошо.
   — Ну-с, мое вмешательство больше не требуется. Больной вполне адекватен. Я могу идти?
   — Идите, доктор.
   Помещение, кажется, другое. Оно и должно быть другое. Иначе зачем меня аэрозолями было травить и по затылку прикладывать?
   Другое помещение. Вопрос — какое?
   Окна без решеток. Но с бронированными, непрозрачными стеклами. Мебель обыкновенная и даже не без изящества. Воздух свежий, без затхлости. На камеру не похоже. По крайней мере на обычную камеру.
   Напротив человек. Тоже по виду не следователь. Нормальный мужик. Глаза умные, морда ехидная.