Ильин Андрей. Универсальный солдатик

   — А что случилось? — растерянно спросил психолог.
   — Ничего особенного, ваш подопечный, который муху не способен обидеть, только что сбежал из тюрьмы, прикончив гвоздем охранника, ранив еще одного и убив трех своих подручных, которые помогли ему бежать.
   — Да вы что? — поразился психолог.
   — И знаете, за что он их убил? За то, что они не могли быстро бегать! Он разнервничался и прикончил их голыми руками!.. Про муху и цыпленка не скажу, а вот человека ему убить, что вам... заключение написать!..
   И Пьер, больше ничего не сказав и не взглянув на испуганно хлопающего глазами психолога, рванул на себя дверь своего кабинета.
   Там на стенке, над его столом, висел портрет Иванова, перечеркнутый крест накрест черным фломастером. Перечеркнутый, потому что он считал, что с Ивановым покончено. И еще на этом портрете, в самом низу, были надписаны цифры — две цифры — шесть и один. Шестьдесят один.
   Пьер подошел к портрету и, вытащив ручку, зачеркнул цифру шестьдесят один. Зачеркнул и выше, и гораздо крупнее написал другую — шестьдесят пять. И поставил восклицательный знак.
   Шестьдесят пять!..
   А раз так, то ничего еще не кончено. Потому что с Ивановым не кончено! Переиграл его Иванов. И не только его — всю французскую полицию переиграл.
   А до них — швейцарскую...
   А до того — немецкую...
   А еще раньше русскую...
   Всех переиграл!
   Переиграл — и сбежал!..

Глава 75

   — Как сбежал?!! — не сдержавшись, вскричал Джон Пиркс. — Иванов — сбежал?! Но этого не может быть! Он не мог сбежать, потому что ему незачем было бежать, мы же его освобождали!
   — И все-таки он сбежал.
   — Каким образом? Мне нужны подробности! Только не домыслы — а факты. Факты! — заорал Джон Пиркс.
   — Вначале все шло нормально... Правда, там, в тюрьме, ему пришлось убить охранника...
   — Какого охранника?
   — Корпусного. Они встретили в коридоре корпусного, и Иванов был вынужден убить его.
   — Дальше!
   — Потом он, как и предусматривалось планом, выпрыгнул из окна, пробежал по крыше и спустился по тросу на улицу. А там...
   Докладывающий агент замялся.
   — Что там? Что он сделал там?
   — Он убил принявших его внизу наших людей.
   — Всех?!
   — Всех, — подтвердил агент.
   — Как он их убил? У него было с собой оружие? Или он у них забрал оружие? Как?!
   — Нет, он убил их без оружия, руками.
   — Руками?.. Но зачем? — совершенно ничего не понимал Джон Пиркс. — Зачем ему было их убивать? Своих спасителей!
   — Наверное, затем, чтобы не попадать нам в руки, — предположил агент. — Возможно, он просто использовал нас. Использовал, чтобы сбежать из тюрьмы.
   — Точно! — вдруг осенило Джона Пиркса. Он подыгрывал ему. Просто подыгрывал... Тогда, когда соглашался принять покровительство Америки, он на самом деле ни на что не соглашался — он просто подыгрывал ему! А на самом деле планировал побег. Побег, который ему организовало ЦРУ! Он все рассчитал... И все рассчитал верно — сам бы он никогда оттуда не выбрался, но выбрался с их помощью! Его оттуда вытянули они! А он, в благодарность, убил их людей и ушел. Вернее, даже не их людей, а привлеченных к операции-“леваков”, которые могли пригодиться в дальнейшем, а теперь не пригодятся.
   Как же он мог все так точно просчитать? Спрогнозировать?.. Как мог?..
   Как он мог?!!
   — Сэр, у нас еще одна маленькая неприятность, — сказал, так и не дождавшись никаких приказов и распоряжений, агент.
   — Какая еще неприятность?
   Какая еще может быть неприятность после того, что уже случилось?!
   — Что еще такое?
   — Вот, сэр, — сказал агент и показал на стоящий в его ногах полиэтиленовый пакет. Квадратный пакет.
   — Что это? — спросил Джон Пиркс.
   — Коробка от торта, — ответил агент.
   — Какая коробка? — все еще ничего не понимая, вскипел Джон Пиркс. — Зачем мне пустая коробка из-под торта?
   — Но это не совсем пустая коробка. В этой коробке голова, — сообщил агент. — Того нашего человека, который должен был координировать действия...
   О, дьявол!.. “Леваки” вернули залог. В таком виде вернули!..
   Нет, Иванов не просто сбежал, Иванов умудрился разрушить все планы, умудрился поссорить “леваков” с ЦРУ и лишить головы одного из их работников...
   “Но не это плохо, — вдруг понял главное Джон Пиркс. — Плохо не то, что в коробке голова, плохо, что это не последняя в этой истории голова. Что, кроме этой головы, будет еще одна... гораздо более ценная для него голова. Потому что — его голова!..”

Глава 76

   Таких сенсаций Париж не знал давно — из одной из самых неприступных, из которой никто никогда не сбегал, тюрьмы Франции совершил побег преступник! Причем не просто побег, а как в авантюрном романе, как в книгах Дюма-отца — перепрыгнул с одного корпуса тюрьмы на другой и спустился на улицу по туго натянутому канату! И ладно бы просто сбежал, но сбежал, убив четырех человек. И не просто убив, а убив заточенным гвоздем и голыми руками! Но самое главное то, что этот преступник был не обыкновенным преступником, а был Ивановым. Тем, что не так давно захватил в центре Парижа заложников и убил пятерых полицейских, а до того еще одного...
   Наверное, не осталось ни одной парижской газеты, которая бы не написала о дерзком побеге и не опубликовала фотографии Иванова и планы тюрьмы, перечеркнутые пунктирами маршрута его побега. Масштабы планов были искажены, и прыжок с корпуса на корпус представлялся прыжком через пропасть с чуть ли не двадцатиметровым перепадом высот, а полет на тросе выглядел и вовсе умопомрачительно!
   Обыватели читали статьи, рассматривали схемы и удивленно цокали языками. Этот Иванов был почти как граф Монте-Кристо, который тоже сбежал из тюрьмы, из которой до него никто не сбегал...
   Газеты рвали из рук, но более всего рвали журнал “Пари-Экспресс” со статьей французской журналистки Жани Мерсье, которая не просто описывала происшествие, а увязывала его с прошлыми преступлениями Иванова в Германии, Швейцарии и России и доказывала, что Иванов не просто убийца, а агент русской военной разведки, которую раньше называли СМЕРть Шпионам, а теперь ГРУ, и именно поэтому и только поэтому он смог осуществить столь фантастический побег!
   В статье она постоянно ссылалась на интервью с известным русским сыщиком, которого в России называют не иначе как Шерлок Холмс, и цитировала из Холмса целые абзацы. Особенно последний абзац:
   — ...Это еще не конец, потому что это не просто какой-нибудь там рядовой преступник — а Иванов. От него можно ожидать чего угодно. Он вам еще устроит!.. Такое устроит, что мало вам не покажется!.. — пророчески вещал и грозил русский Шерлок Холмс.
   И оказался прав!
   А к нему никто не прислушался. В том числе Жани Мерсье не прислушалась, за что на страницах журнала публично каялась и кляла себя на чем свет стоит!
   Ведь для того чтобы насторожиться, многого не требовалось, довольно было вслушаться в прозвище, которое дали Иванову русские сыщики — Зареченский монстр. И которое, на взгляд журналистки, морально устарело и давно не соответствует масштабу деяний преступника, в связи с чем она предлагала называть его не “зареченским” а по месту его последних злодейств — парижским. В крайнем случае русским.
   Русским монстром.
   Запущенное Жани прозвище понравилось, было подхвачено другими журналистами и прижилось...
   В конце статьи Жани Мерсье ставила вопрос ребром, спрашивая: способна ли французская правоохранительная система противостоять профессионалу такого уровня, как Иванов, — сама же сомневалась, что способна, и призывала полицейских Европы объединяться против общей угрозы. Против Иванова...
   И все же не упоминания о СМЕРШе, не цитаты из русского Шерлока Холмса, не вопросы ребром вызвали столь бурные реакции парижан. А приведенный в конце статьи постскриптум — полный список жертв Русского монстра, чем-то очень напоминающий военные сводки.
   В постскриптуме не было рассуждений, авторских комментариев и отступлений. Вообще ничего не было, кроме цифр. Только цифры. Голые цифры...
   Улица Агрономическая (Россия) — пять.
   Улица Северная (Россия) — один.
   Улица Северная (Россия) — пять.
   Поселок Федоровка (Россия) — четырнадцать...
   ИТОГО...
   И после “итого” и после двузначной цифры потерь — три точки. Просто три точки. Три точки многоточия. Во всех языках мира обозначающие одно и то же — что это еще не все, не конец, что продолжение — следует!
   Потому что это Иванов.
   И потому что Иванов на свободе!

Послесловие

   — Только, пожалуйста, побыстрее! — попросил посол генерала Трофимова. — Мне бы не хотелось, чтобы он здесь задерживался надолго.
   — Но это совершенно безопасно, — возразил генерал. — Сюда полиция никогда не сунется. Территория посольства считается территорией России.
   — Я знаю, что безопасно... Я вовсе не из-за этого, — поморщился посол. — Просто... Просто мне неприятно находиться с ним под одной крышей. Прошу понять меня правильно... После того, что он здесь натворил!..
   — Быстрота его отправки зависит не от нас, зависит от вас, — напомнил генерал.
   — Мы давно готовы! — буркнул посол. — Поэтому, если возможно, убыстрите эту процедуру! Максимально убыстрите.
   — Хорошо, мы постараемся отправить его завтра.
   — Лучше было бы, если сегодня...
   Иванов разговора посла с генералом не слышал. Он вообще ничего не слышал и не видел, он находился в глухой, с закрытыми двойными жалюзи окнами комнате, без права выхода из нее, без доступа к телефону, без контактов с обслуживающим персоналом посольства. Он был на свободе, но жил, как в тюрьме. Хуже, чем в тюрьме...
   Хуже, но не дольше...
   — Собирайте чемоданы, мы отбываем, — сообщил радостную весть майор Проскурин.
   — Куда? — спросил Иванов.
   — Домой. На родину. Или, может быть, у вас есть какие-то возражения?
   — Нет, я согласен, — уверил майора Иванов. — Когда самолет?
   Майор с удивлением и умилением посмотрел на Иванова.
   — Какой самолет?
   — Ну этот... На котором я полечу.
   — О чем вы говорите?!.. Все аэропорты перекрыты, все полицейские ищут сбежавшего из тюрьмы особо опасного преступника! Вас ищут!
   — Ну хорошо, тогда на поезде... — согласился Иванов. — На поезде?
   — Ну, пусть будет на поезде, — улыбнулся майор. — На спец... поезде. Собирайтесь...
   Иванов был готов не через час, был готов через минуту, потому что собирать в чемодан ему ничего не надо было и чемодана у него не было.
   — Готовы?
   — Готов.
   — Тогда пошли...
   Иванов пошел, пошел, из двери направо. Туда, где, по его мнению, был выход из посольства.
   — Куда вы направились! — остановил его майор.
   — Как куда — туда, — удивился Иванов. — Где выход.
   — Выход — там, а поезд не там, поезд — здесь, — показал майор в противоположную сторону.
   — Здесь? — переспросил пораженный Иванов.
   — Давайте побыстрее — вы задерживаете отправление, — поторопил его майор...
   И открыл дверь. Открыл дверь в просторную комнату, где ничего не было. Где из мебели был только шкаф. Один-единственный, стоящий посредине комнаты шкаф!
   — Вот он, ваш скорый, — указал майор на шкаф. — Он же мягкий, он же курьерский, он же литерный, — и голосом вокзального диктора объявил: — Поезд Париж — Москва отходит через минуту. Пассажиров просят занять свои места...
   И услужливо распахнул дверцы.
   — Ваше купе...
   Внутри шкафа на полу был брошен матрас, а в углу стояла большая пластиковая бутыль с широкой, завинчивающейся капроновой крышкой горловиной.
   — Это постель, — показал майор на матрас. — Это туалет, — ткнул пальцем в бутылку. — Проводников у нас нет, горячий чай никто не разносит, но вода и что-нибудь из еды у вас будут. Поедете дипломатическим багажом, под пломбой, с партией закупленной для нужд российского министерства иностранных дел мебели. Такой багаж таможня не проверяет.
   Ну что — третий гудок, поезд отправляется?..
   — Нет, нет, я в нем не поеду! — замотал головой Иванов, пятясь от шкафа.
   — Почему? — участливо спросил майор.
   — Я не люблю шкафов.
   — Да что вы, неужели? — с издевкой спросил майор. — Может, вы желаете поехать обычным купейным? Или автобусом?
   Ага, купейным. Или автобусом, согласно закивал Иванов.
   Майор Проскурин только диву давался!
   Он или дурак, или... Впрочем, нет, этот — не дурак, этот скорее — “или”!
   — Вы знаете, как вас называют французы? — вдруг спросил майор.
   — Как? — невольно заинтересовался Иванов.
   — Русский монстр!
   Иванов удивленно расширил глаза.
   — И знаете, что они требуют с вами сделать, когда вас поймают? — снова спросил майор.
   — Что?
   — Гильотинировать. То есть персонально для вас вытащить из музея гильотину, установить на площади и посредством нее отрубить вам голову. И я их где-то понимаю.
   Так что, если вас чем-то не устраивает этот шкаф...
   — Нет, вы неправильно меня поняли... — торопливо сказал Иванов. — Я могу... Я согласен.
   И быстро и решительно зашел в шкаф.
   Этот шкаф был меньше и менее уютным, чем был тот, с баром и телевизором, в котором он путешествовал по Европе и плавал в Америку, но был лучше и просторней, чем тот, что стоял на даче генерала, и много лучше, чем шкаф, в который он влез у любовницы. Этот шкаф был новым, был импортным, пах деревом и ехал на родину.
   — Ну что? — поинтересовался майор.
   — Ничего, — ответил Иванов. Потому что действительно было ничего. По крайней мере в сравнении с гильотиной — ничего.
   — Тогда — все, тогда — поезд отправляется! Счастливого пути!..
   Шкаф плыл, покачиваясь и кренясь с борта на борт, как пассажирский лайнер на океанской волне. Вначале — в руках рабочих, отдиравших его от пола, потом тех же рабочих, спускающих его по лестнице и затаскивающих в мебельный фургон, потом в фургоне, потом в контейнере, вознесенном вверх и опущенном вниз крюком козлового крана, потом на железнодорожной платформе...
   Шкаф ехал по Парижу. Ехал по Франции. По Германий. По Чехии. И дальше — по Польше и Белоруссии.
   Шкаф ехал, покрывая за сутки до тысячи километров. Ехал из Парижа — в Москву...
   В шкафу сидел единственный его пассажир — сидел Иванов. Он сидел на матрасе, привалившись спиной к стенке, и страдал. Его мутило, ему надоел этот шкаф и вообще все шкафы вместе взятые. Шкафы — как таковые. Наверное, у него развилась новая, не известная науке болезнь — шкафофобия.
   Больше всего на свете ему хотелось выскочить из этого шкафа и... Но только поздно было выскакивать. Раньше надо было выскакивать, еще тогда, в первый раз, в самый первый, когда он пришел к любовнице и забрался в шкаф, испугавшись прихода мужа, а пришел не муж, а другой любовник, вслед за которым пришли еще какие-то охотившиеся за ним люди, которые стали стрелять...
   Впрочем, про это все уже сто раз слышали. Как ту сказку про белого бычка, которая, сколько бы ее ни рассказывали, никак не может закончиться, потому что ходит по кругу — все по кругу и по кругу. Как сама жизнь, которая тоже, как известно, развивается по спирали... И в которой чего только не бывает... И любовницы бывают, и неожиданно вернувшиеся из командировки мужья, и шкафы...
   Всякое бывает. Иногда — такое бывает!.. А иногда еще и не такое бывает!!.
   Это кому как повезет.
   Это смотря кому какой шкаф попадется!..