– Что ж ты не кричала? – повторил Килька. – У нас с Клюквой было условлено: открыть, чуть только ты закричишь. А ты будто воды в рот набрала – молчишь и молчишь. Мы и думали, что всё в порядке.
   – Это, значит, вы меня заперли?
   – Мы.
   – Да зачем же?
   – Ну, для того, чтобы посмотреть… – сказал Килька.
   – Чтобы испытать твою храбрость, – перебил его Клюква. – Валька нам говорила, будто ты никого не боишься, даже к старому волку в клетку ходишь. Вот мы и хотели проверить сами…
   – Проверить хотели? – сказала Гуля, еле переводя дыхание после возни с медведями. – А вот я вас запру обоих в клетку с тиграми и проверю, какие вы будете!..
   – Да ты не сердись, Гуля, – сказал виновато Клюква. – Если бы ты хоть пискнула, мы бы тебя сразу выпустили, а ты молчишь.
   Гуля ничего не ответила и, махнув рукой, пошла к воротам зоопарка. На повороте она оглянулась. Килька и Клюква всё ещё стояли на месте и о чём-то горячо разговаривали.
   На другой день студия выехала из Киева.
   Среди отрогов Карпат, на зелёных берегах Буга ребята провели конец лета.
   Куда только не заведёт, не забросит киноактёров судьба!
   Гуля вместе с остальными ребятами жила в белой колхозной хате, распевала по вечерам украинские песни, купалась в быстрой горной речке. Это было славное время.
   Книжки, которые Гуля привезла с собой, так и лежали на дне чемодана. Только иногда, во время съёмки или на отдыхе, возвращаясь с далёкой занятной прогулки, Гуля с тревогой вспоминала про свои школьные дела. «Им-то хорошо, – думала она, поглядывая на взрослых актёров, – снимайся сколько хочешь – тебя на второй год не оставят. А тут неизвестно, что делать: то ли сниматься, то ли купаться, то ли географию повторять. Э, ладно! В городе буду учить реки и горы, а здесь есть свои – настоящие!»
   Но и в городе заниматься школьными делами ей не пришлось. В первый же день после своего возвращения в Киев она слегла в постель.
   Сначала она прилегла на минутку, даже не раздеваясь. Ей казалось, что она просто устала с дороги. Болела голова, кололо в ухе. Ужасно хотелось пожаловаться кому-нибудь, но мамы в городе не было – уехала на три-четыре дня в командировку. А жаловаться чужим она не любила.
   – Что с тобой, Гуля? – спросила её соседка. – Ты больна?
   – Нет, нет. Это я роль учу. Мне придётся играть в картине больную девочку, – выдумала Гуля.
   – Очень уж ты хорошо играешь эту роль, – сказала соседка. – Дай-ка я твой лоб пощупаю. Ишь ты, и температура даже поднялась!
   Она укрыла Гулю одеялом и вышла из дому. Через несколько часов Гулина мать получила телеграмму: «Приезжайте немедленно Гуля больна».

«ТОЛЬКО БЫ НЕ ЗАКРИЧАТЬ!»

   В комнате было тихо и темно. Настольную лампу мама завесила своим шёлковым платком, шторы на окнах были опущены.
   – Где же больная? – спросил старичок доктор, протирая очки.
   Мама приподняла платок, накинутый на абажур.
   – Вот она, доктор, полюбуйтесь. Доктор сел на стул возле Гулиной постели.
   – Я так и знала, что этим кончится, – жаловалась мама, снимая повязку с Гулиной головы. – Вы подумайте, такая холодная осень, а она снималась в одном платье под проливным дождём!
   – Мы этого дождя только и ждали, – сказала Гуля. – Сначала нам нужно было солнце, а потом настоящий проливной дождь.
   Доктор покачал головой.
   – Да, нелёгкая у тебя, девочка, профессия. Очень нелёгкая.
   Он наклонился над Гулей.
   – Отрежьте мне это проклятое ухо, доктор, – сказала она вдруг решительно.
   – Это ещё зачем? – удивился доктор.
   – Чтобы нечему было болеть! Доктор засмеялся:
   – А если голова болит, так и голову отрезать прикажешь? Нет уж, милая, ухо я тебе оставлю, а проколоть его проколю. Легонько-легонько. Ты не бойся.
   – А я и не боюсь, – ответила Гуля.
   – Правда? – спросил доктор. – Посмотрим! Утром он пришёл с целым чемоданом инструментов.
   – Так и в самом деле не боишься? – спросил он, поглядывая на Гулю из-под очков. – Может, вчера сгоряча прихвастнула? Температура-то у тебя была порядочная.
   – И сегодня не боюсь, – сказала Гуля. – Только колите поскорее!
   – Ишь ты, какая торопливая! – сказал доктор и стал раскладывать на чистой салфетке какие-то блестящие ножички и длинные иголки.
   Гуля искоса поглядывала на все эти серебряные штучки и думала: «Только бы не закричать! А то сказала, что не боюсь, а вдруг как заору во всё горло! Вот будет стыдно…»
   – Ну, моя душенька, – сказал доктор, подходя к постели с чем-то острым и блестящим в руке, – мама тебя немножечко подержит.
   – Не надо, – сказала Гуля. – Когда держат, гораздо страшнее. Я лучше сама буду держать маму за руку.
   И она крепко стиснула мамину руку своими горячими от жара пальцами.
   – Ну, вот и всё, – сказал доктор.
   Гуля перевела дыхание и открыла глаза. На руке у мамы отпечатались все Гулины пальцы – пять красных пятен.
   – Тебе было больно? – спросила мама.
   – А тебе?
   Мама засмеялась. А доктор посмотрел на Гулю как-то особенно серьёзно и ласково.
   – Уважаю, искренне уважаю! – сказал он и принялся укладывать в свой чемоданчик блестящие иголки и ножички.
   Когда доктор наконец ушёл, Гуля сказала маме:
   – Я почему-то ужасно рада. И сама не понимаю почему. Нет, понимаю. Во-первых, потому, что мне легче. Во-вторых, потому, что операция уже прошла, а в-третьих, потому, что я не кричала. Ты знаешь, ведь мне было очень больно и страшно.
   – Знаю, Гуленька, – сказала мама. – И знаю, что ты у меня молодец– А теперь постарайся уснуть – тебе после операции надо как следует отдохнуть.
   – И стараться нечего, – ответила Гуля. – Мне ещё никогда в жизни не хотелось спать так сильно, как сейчас. Да и ты от меня отдохнёшь.
   И она уснула глубоко, крепко.
   Так началось выздоровление.
   Гуля лежала в чистой, свежей постели, умытая, весёлая, с книжкой в руках. Ей радостно было глядеть в окошко и следить, как час за часом облетают деревья во дворе. Радостно было читать новое и перечитывать старое – ей казалось, что ещё никогда она не понимала всё так хорошо и ясно, а стихи никогда не запоминала так быстро, как сейчас.
   Знакомые ребята часто навещали её и приносили то последние цветы, то первые яблоки и груши.
   Как-то раз, когда Гуля, не читая, лежала с раскрытой книгой Лермонтова в руках и без конца повторяла всё те же строчки:
 
Да, я не изменюсь и буду тверд душой,
Как ты, как ты, мой друг железный… —
 
   в передней раздался робкий звонок.
   Дверь отворили, но долго никто не входил в комнату. Гуля слышала только чьё-то покашливание и прерывистый, приглушённый шёпот.
   – Да что там такое? Мама, кто пришёл?
   – Мы с Килькой! Мы с Клюквой! – ответили из передней два голоса.
   – Ну так что ж вы топчетесь? – закричала Гуля. – Входите скорей!
   Они вошли и сели рядом на один стул.
   – Ну, рассказывайте же! Да что вы молчите? Какие новости в зоопарке?
   – Никаких, – сказал Килька. – Вот только новых змей привезли. Тропических.
   – Субтропических, – поправил Клюква. – Из Абхазии.
   – Сколько штук? – спросила Гуля.
   – Пятьдесят четыре, – сказал Клюква.
   – Пятьдесят шесть, – поправил Килька.
   – Да ведь это же очень много!
   – Порядочно, – согласился Клюква. Гуля удивилась:
   – А вы говорите, нет новостей! Ну, ещё что?
   – Старый волк умер.
   – Да что вы! Как жалко!
   – Зато трёх новых волчат привезли. Мы взяли над ними шефство. Два тихонькие, а третий сразу удрал и загрыз двух павлинов.
   Гуля даже подскочила.
   – Как так?
   – Сторож недосмотрел. Его поймали и заперли.
   – Кого? Сторожа?
   – Волчонка!
   – А вы-то что же смотрели?
   – Мы смотрели в это время змей.
   – Эх, вы! Не шефы, а вороны!
   Килька и Клюква смущённо переглянулись. Потом Килька со вздохом развернул газетный свёрточек и вынул из него два павлиньих пера.
   – Это тебе на память.
   Гуля укоризненно посмотрела на ребят.
   – Оставьте себе на память. Будете вороны в павлиньих перьях.
   Мальчики засмеялись.
   – Мы и так запомним. А ты бери. Красивые пё-рышки!
   И действительно, перья были великолепные. На одном было очко синее с золотом, на другом – зелёное.
   Посидев ещё немного молча, Килька и Клюква собрались уходить. В дверях они остановились.
   – Да, чуть не забыл! – спохватился Килька. – У нас собрание было. Делили всех на три группы – на ударников, кандидатов в ударники и на срывщиков.
   – А куда я попала? Небось в срывщики?
   – Нет, в ударники.
   – Да я же больна!
   – Это не считается. Вот мы здоровые, а попали только в кандидаты.
   – Из-за павлинов, – сказал Клюква.
   – Из-за волчонка, – поправил Килька. И они ушли.

ИСТОРИЯ С ГЕОГРАФИЕЙ

   Гуля выздоровела.
   Её несколько раз сняли ещё для картины «Солнечный маскарад» (теперь уже не на открытом воздухе, а в павильоне кинофабрики), и Гуля поехала в Одессу – в свою школу.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента