Аркадий Карасик
Кавказский след

Глава 1

   В этом году предзимье напоминало раннюю осень. После первого же дождя со снегом, который тут же растаял, превратившись в грязные лужи, температура воздуха прочно утвердилась в районе восьми градусов, с неба посыпался мелкий непрерывный дождик. Ноябрь попятился и остановился на границе между сентябрем и октябрем.
   Подмосковный военный аэродром рано утром — необычайно безлюден. Не снуют по важным своим делам автомащины, возле самолетов не беседуют экипажи, не возятся авиамеханики и оружейники. Реформы, наложившие тяжкую ладонь на экономику и политику, не обошли, не могли обойти, и армию. В том числе, конечно, военно-воздушные силы.
   На одной из отдаленных стоянок прижалась к бетонке многотонная туша транспортного самолета. Нижняя часть хвостового оперенья откинута, открывая нутро транспортника, более похожее на ангар. Лапы-колеса вцепились в аэродромный бетон. Будто удерживают рвущуюся в поднебесье машину.
   Рядом скучающе прогуливаются двое: командир корабля и бортмеханик. Обмениваются короткими фразами, то и дело поглядывают на уходящую в сторону подмосковного шоссе дорогу.
   — Долго еще ожидать, командир? — откровенно зевнул механик. — Скорей бы — туда, — кивнул он на бегущие, подгоняемые ветром облака. — Ежели честно признаться, с некоторых пор устаю на земле. В небе — просторней, вольготней — никаких проблем. Бортпаек имеется, голодная семья не хнычет…
   Командир ехидно ухмыльнулся. Дескать, знаем мы истоки желания покинуть землю. На второй же день механик начнет тосковать по дому. Странный все же мужик! То стремится в полет, то торопится в охваченный ежедневными проблемами и горестями авиационный городок.
   Все началось у него после первого же юбилея свадьбы.
   Досталась «подруга» — не позавидуешь. Не женщина — электродрель с многоступеньчатыми скоростями, которыми она управляет, как опытный крановщик неповоротливым башенным краном. То медленно, на самых малых оборотах, вгрызается в мужа по любому поводу и без повода, то на предельно высокой скороти дырявит его душу визгливыми обвинениямии во всевозможных прегрешениях. И уже свершившихся и предстоящих.
   Бросить бы мужику несложившуюся семью, оставить супруге все нажитое достояние вплоть до собственных штанов и курток, мотануть в другой гарнизон. Комдив — мужик с понятием, не отказал бы. Но крепче древних кандалов приковала механика к взбаламошной бабенке идиотская любовь… Явно не современное чувство, позаимствованное из французских сентиментальных романов.
   — Снова с Наткой поцапался?
   — Есть малость… Достала она до самой сердцевины… Не потому что плохая — просто нервная, ей бы лечиться — не хочет…
   Расспрашивать, советовать нет ни желания, ни смысла. Пусть разбираются сами — в семейных делах лучше обходиться без поводырей.
   Командир так и выразился. Умело уместил в одну емкую фразу две противоположности: и непонятно и совершенно ясно. Дескать, надо было позорче глядеть перед женитьбой, женщина — не винтик-болтик не заменишь и не отремонтируешь.
   Механик подозрительно быстро согласился — действительно, проглядел, ничего не попишешь. Постараюсь «подвернуть», «подправить», авось, «заработает» как надо. И — отвернулся,
   Тем более, что существует более серьезная тема для беседы.
   — Куда летим?
   — К черту в зубы, к Сатане в преисподнюю.
   — Понятно, — будто от приступа зубной боли, скривился механик. — Значит, на Кавказ. Знать заранее — подновить завещание, — с невеселой улыбочкой скаламберил он. — Презентовал бы кое-что из робы в фонд развития реформ… Мать их в задницу, вдоль и поперек, через лонжерон в турбину! — длинно выматерился он.
   — Зря ты так, винтик-болтик, — укоризненно покачал головой командир. — Реформы не при чем — за любой из них стоят конкретные деятели. Их и матери — разрешаю.
   — Толку в такой матерщине! — не унимался механик. — Стравливание пара. Принесешь домой, так называемое, денежное содержание — на три посещения рынка. На полмесяца хватает, потом — зубы на полку.
   — Не хнычь, болтик-винтик, у всех — так.
   Помолчали. Дождь не прекращался, наоборот — усилился.
   — Что повезем? — не унимался механик. — Презервативы или гробы?
   — Точно не знаю. Слышал, какой-то спецгруз — для антитеррористических парней. Десантников… Впрочем, какая разница — приказ есть приказ. Наверху знают. Наше дело — извозчьчье.
   С некоторых пор в авиагарнизоне грустные и злые беседы начинаются и заканчиваются на одной ноте. Выдадут ли денежки, как прокормить семью, как уцелеть при очередном полете на Кавказ?
   Утихнувшая было пару лет назад чеченская бойня оказалась разминкой перед новой, еще более кровавой войной. Кавказ бурлил на подобии котла с водой, поставленным на огонь. Правда, в обвале горестей это не вызвало ни эйфории, ни упадка. Работала внедренная армейская привычка: приказывают — выполняй. Без огрызаний и причитаний. Начальство знает, что делает, ему видней — обычные словосочетания, призванные успокоить бушующие страсти.
   Командир пожал плечами. Словно поежился. Устало повторил.
   — Сказали: спецгруз для десантников…
   — Спецгруз спецрейсом… Звучит похоронной симфонией… Ящики с очередными мирными предложениями или контейнеры с ультиматумами… До чего же надоела мышинная возня с примесью крови! И чего таятся, сказали бы честно — прихватил бы с собой в ад… кой кого из вышестоящих. Незаменимых и сверхлюбимых, всенародно избранных и гарантов…
   — Вот что, трепач, попридержи язык, как бы не отщипнули, — равнодушно, больше по обязанности, нежели от сердца, прикрикнул командир, оглядев пустующую бетонку. — Разболтались все — сил нет!
   — Так демократия же, полный мешок свобод…
   — Кому сказано, умолкни! Наше дело — петушинное: кукарекать. А рассветет либо нет — про то наверху знают… Гляди, кажется, по нашу душу.
   Разбрызгивая лужи, к траспортнику торопился мощный грузовик с кузовом, покрытым брезентовым тентом. Следом, отстав метров на двести — черная «волга».
   — Действительно, спецгруз, — выразительно сплюнул механик. — В сопровождении начальства… Разреши, командир, пойду проверю готовность?
   Похоже, разговорчивому бортмеханику не хотелось встречаться с высоким начальством из черного лимузина. Дождавшись разрещающего кивка командира, он проворно нырнул под брюхо самолета и с преувеличенным вниманием принялся оглядывать его поверхность. Давно изученную и провереную.
   Черная «волга» остановилась поодаль. Из нее никто не вышел. Зато грузовик подкатил к аппарели. С подножки спрыгнул молоденький старший лейтенант. Не будь на плечах погон — максимум восьмиклассник. Над верхней губой — легкий пущок, на щеках — детский румянец. Короче — ребенок, пачкающий пеленки.
   Значит, в легковушке — не начальство, если бы оно — непременно вышли бы, окатили наставлениями и инструкциями. Интересно, кто сидит в «волге», почему остановились, не доезжая до транспортника?
   — Разрешите, товарищ майор?
   — Жми, старлей, там тебя привяжут…
   Грузовик медленно, нащупывая дорогу, вполз по аппарели в грузовое отделение самолета. Там его привязали, «расчалили». Спрыгнувший на бетонку механик, не глядя в сторону черной «волги», доложил: полный порядок, можно взлетать.
   — С одним грузовиком? — удивился командир. — Не верится. Спроси у старлея: когда ждать остальной груз?
   Механик выразительно фыркнул. Будто выругался. Но спорить не решился — как бы не заработать «плюху», пусть даже в словесной форме. Медленно поднялся по аппарели.
   — Сказал — больше ничего не будет, — возвратившись негромко оповестил он. — Не сомневайся, командир, выруливай. Начальству видней, чем нас загружать. Вполне могут и порожняком сгонять — чай, не за свои же кровные… Те самые «свои», которые — либо на швейцарских банковских счетах, либо в особняках в той же Испании, чтоб ей трижды икнулось!
   — Кому сказано: усохни! Лучше еще раз покопайся в своих винтиках-болтиках!… Подумать только — что выделывают, засранцы! Антей и — единственный грузовичок…
   И все же командир связался с диспетчером. Ему повторили: грузовик — единственный груз. Таким недовольным тоном, что он не решился выражать сомнения в правильности и, главное, целесообразности решения командования.
   Через полчаса, получив разрешение на взлет, воздушный корабль разбежался по бетонке, набрал высоту.
   Проводив транспортник, «волга» развернулась и поехала по направлению к КПП.
   Техника так далеко шагнула, что даже в армии не осталось ничего секретного. Не успеют в Генеральном Штабе открыть рот, как сидящий за сложными аппаратами слухач мигом расшифрует услышанное и представит своему начальству. Не спасает ни высокочастотная, ни зашифрованная сложными кодами, ни спутниковая связь. Бесполезно.
   Сразу после взлета транспортника полетели к спутнику загадочные сигналы, отразились от него и приземлились на Кавказе, в глухой сакле. Там их ожидал опытный оператор. Кстати, чисто русской национальности. Без бороды и чалмы.
   — Посылка отправлена. Борт 125. Антей. Прибытие, разгрузку сообщите.
   Москвичу ответил гортанный голос. Конечно, не оператора. Узкоплечий кавказец, с окладистой аккуратно подстриженной бородкой и хитрыми глазами сидит рядом. Не в неизменной черкеске с газырями и без кинжала на наборном поясе, украшенном серебрянными побрякушками. В камуфляже, в таком же, как и федеральные солдаты.
   — Спасибо, дорогой! Встретим, обогреем — все, как положено… Аллах воздаст вам в своих чертогах…
   — Желательно, на земле, — с легкой насмешкой прокомментировал московский собеседник. — И — побольше. Сам понимаешь, расходы…
   — Понимаю, — пренебрежительно скривился кавказец, но его гримасу увидел один оператор, она не транслировалась по спутниковой связи. — Наш общий друг позаботится… Надеюсь, посылку везет не взвод или рота? — переключился он на менее болезненную темы. — Лишние люди — лишний хлопоты…
   В ответ — понимающий смешок.
   — Нет, не рота. Старлей и солдат-водитель… Все, конец связи.
   — Конец, — грустно согласился бородатый. — Готовь следующую посылку.
   Причина для грусти лежала на поверхности. Противостоять мнготысячным федералам практически невозможно, остается партизансая война. С выстрелами из-за угла, с заложенными фугасами, с ночными набегами на блокпосты и жилища сородичей, которые предали, переметнулись к русским.
   Все это требовало денег и — немалых…
   Самолет лег на курс. Механик еще раз внимательно оглядел приборы, убедился — полный порядок, ни малейшего отклонения от нормы. Обычно во время полета он не отрывает от них взгляда — мало ли что случается, приходится быть в готовности. Но сейчас не сиделось. Под влиянием маловразумительной беседы с командиром в голову лезли дурацкие мысли.
   Привиделась взбаламошная женушка. Вот только во время полета она рисовалась не взмаламошной — нежной, ласковой, послушной. Будто только вчера отыграли свадьбу и еще не наступила пора «заморозков, склок и скандалов», сладкий медовые месяц растянулся на годы. Эх, дорого бы он заплатил, будь это так!
   Но в сладко-горькие размышления о семейной жизни то и дело врывался… крытый грузовик.
   Дело ли везти его на огромном транспортнике, где поместится десяток таких? Значит, в кузове машины притаился какой-то особый груз. Невольно вспомнился недавний взрыв в московском троллейбусе, который по слухам «организовали» чеченские боевики, взорванные жилые дома…
   Вдруг чеченские духи решили повторить, на этот раз — в воздухе?
   — Командир, пойду проверю расчалку грузовика…
   — Действуй, винтик-болтик…
   Насмешливая кличка, как всегда обидела механика, но он привычно проглотил нелепое прозвище. Знал — обычная шутка, без примеси злости или желания унизить. Он скучающе побродил по самолету. Зачем-то притронулся к стеклу иллюминатора, подергал пристегнутую скамейку. Снова пришли мысли о жене. Перед вылетом мужа она отключила «электродрель», была необычно заботлива и нежна… Все же необходимо заманить ее к врачам. Попросить знакомого эскулапа походотайствовать перед начальником авиационного госпиталя. Пусть положат супругу, проверят, «подтянут» нервишки. Говорят, тамошний новый неврапатолог чудеса творит. Авось, наладится семейная жизнь, заработает, как сейчас работают двигатели самолета: без сбоев и проблем.
   Только бы возвратиться из спецрейса живым и невредимым. Не в запаянном гробу.
   И все же интересно, что лежит в грузовике под брезентовым тентом?
   Правда, содержимое «спецгруза» не должно его интересовать — мало ли что доводится перевозить, всем интересоваться — свихнуться можно. Но нередко приходится — слишком часто взрываются самолеты и поезда, машины и здания. Где гарантия, что в кузове не спрятан взрывпакет?
   Механик обошел вокруг грузовика. На подножке сидел старший лейтенант с книгой в руках.
   — Что читаешь, старлей? — издали начал механик. — Детективчик, небось? С убийствами, бешенным сексом, утюгами на пузе…
   Он бесцеремонно взял книгу. Надо же — химия! Впервые довелось встретить офицера-мотострелка, интересующегося науками. Тем более в «реформенное» время, когда все науки сливаются в одну — как прожить без денежного содержания, без тепла и электричества, где добыть кусок черствого хлеба? Желательно, с маслом и колбасой.
   — Заочник? — постарался он скрыть свое удивление, будто занятие химией — невесть какой криминал. — Учишься?
   — Да, учусь… Приходится готовиться к гражданке. Похоже, скоро начнут разгонять армию. Не нужны мы стали, повсюду — мир да благодать. Да и кто станет нас завоевывать, кому мы нужны? Еще Бисмарк говорил: кто не кормит свою армию, будет кормить чужую… Вот и готовимся откармливать не то немецую, не то американскую…
   Как водится, офицеры посудачили о современной жизни, о семьях, о перспективах. Типа двух торговок на рынке, пытающихся сбыть залежалый товар и не умеющих это делать. Ибо взаимные жалобы в чем-то походят на этот «товар», никому не нужный, всем надоевший, набивший оскомину.
   Постепенно механик подобрался к интересующей его теме. Осторожно, на подобии воришки, приглядевшего заманчивый кошелек в кармане лоха.
   — В машине — боеприпасы или оружие?
   — Почему ты так решил? — удивился старлей. — Подарки десантникам, разная хурда-мурда. И еще — коробки с детским питанием…
   — Что? — распахнул капитан губастый рот. — Детское питание для солдат? Ты, часом, не рехнулся, парень?
   Офицер недоуменно пожал плечами.
   — Не знаю… Так сказали. Честно говоря, поначалу сам удивился. Но переспрашивать не стал — побоялся. Командование нынче злое, вполне может раньше времени вышибить на гражданку…
   Еще одна ересь! Тащить в огромном транспортнике один единственный грузовичок, да еще груженный таинственными подарками и… детским питанием? Нет, самое глупое начальство не додумается до такой нелепости. Что-то здесь не так. И снова в голову прыгнула ершистая мыслишка: в каком-нибудь ящике притаилась взрывчатка, во время полета, подчинившись часовому механизму, взорвется и разнесет самолет вместе с экипажем.
   С другой стороны, нет оснований для опасных подозрений. Подарки — понятно: порадовать солдат — отличная придумка. Детское питание? Оно может быть предназначено для голодающих чеченских детей…
   И все же… все же…
   «Винтик-болтик» решительно приподнял брезентовую полу тента, заглянул в кузов. Действительно, самые обычные ящики с черными крупными буквами: «Детское питание». С другой стороны — такие же ящики, но без надписей. Если верить старлею — подарки.
   Разгрузить машину, проверить — двух часов не хватит. Да и не разрешит старший лейтенант копаться в доверенном ему грузе…
   — А подгузников с пеленками не прихватил? — насмешливо спросил механик, закрывая брезент. — Ничего себе «спецгруз»! Огромный транспортник гонять ради одной единственной машины! Да еще с непонятным грузом… Скажешь кому — ни за что не поверит…
   Старлей равнодушно пожал плечами и снова уткнулся в учебник. Обсуждать приказы он не намерен, засекут — досрочно расправятся. А он еще не готов — заочник, мотострелок, как зарабатывать хлеб насущный?
   Не дождавшись ответа, механик поторопился к командиру.
   Никто из экипажа ему не поверил. Дескать, не разобрался, болтик-винтик, какое может быть в спецгрузе детское питание? Радист не поленился пойти проверить. С растерянным видом подтвердил: действительно, ящики. А уж что в них — банки со сгущенкой или взрывчатка — не проверишь…
   — Все, хлопчики, наплевать и забыть, — поставил точку командир.
   На подлете к предгорьям Кавказа экипаж прекратил разговоры, напряженно следил за приборами. Подумаешь, странный груз? Влепят в любой момент из того же «стингера», мигом развалишься на части. Вместе с непонятными ящиками. К тому же, начальству видней, что перевозить на Кавказ: оружие, войска либо… манную кашку.
   Все обошлось. Благополучно приземлились. Из грузового отсека выкатился злополучный грузовик с непонятным грузом. На прощание старший лейтенант махнул рукой. Машина укатила.
   К вечеру грузовик уперся радиатором в опущенный шлагбаум. Пост ГАИ. Даже не пост в полном понимании этого слова — на обочине прижался серый «жигуль», рядом с ним — гаишник в бронежилете с раскачивающимся на плече автоматом. Шлагбаум сколочен на живую нитку — тонкое деревцо, опирающееся на два камня.
   Пришлось остановиться. Офицер на всякий случай расстегнул кобуру. Глазами показал водителю на пристроенный возле дверки карабин. Не раз слышал про нападения бандитов либо боевиков, черт их разберет. Гаишник, правда, в форме, но она, эта форма, легко снимается и при необходимости, так же легко, снова надевается.
   — Свои, свои, — успокоительно, но с некоторым раздражением, оповестил он сержанта. — Не задерживай, друг, нам еще…
   Закончить не успел — из кустов хлестнули автоматные очереди. Практически — в упор. Солдат-водитель упал на рулевую баранку с простреленной головой, офицер-студент захлебнулся кровью.
   Нападающие действователи быстро и умело. Нескольких минут хватило для того, чтобы убрать с дороги и спрятать в кустарнике два трупа. Машина двинулась с новым водителем и новым старшим. Только уже не по направлению к позициям федералов — к синеющим вдали горам.
   Часа через полтора грузовик остановился рядом с двумя джипами. Из-под ящиков с детским питанием боевики извлекли несколько картонных коробок. Перегрузили. На прощание один из них со смехом врезал по ставшей ненужной машине из подствольника. Грузовик разнесло в щепки. По дороге потекла белая жидкая масса детского питания.
   В перегруженных на джипы коробках — аккуратно заклеенные пачки кредиток. Много пачек. Разного достоинства и государственной принадлежности. В основном — американские доллары и немецкие марки…
   Как и было приказано, транспортник принял на борт новый груз и вылетел в Москву. То ли удачное приземление расхолодило членов экипажа, то ли они размечтались о предстояших встречах с семьями и отдыхе, но недавнее напряжение оставило их. Поэтому никто не обратил внимание на притаившегося прд развесистыми деревьями боевика со «стингером» в руках…
 

Глава 2

   Президент Сервизбанка Альфред Терентьевич Басов, как принято говорить — человек «без особых примет». Если особыми приметами не считать красно-синие мешки под глазами и легкую картавость. И еще одно, что можно расценивать отклонением от «нормы» — баранье упрямство, редкая даже среди крупных денежных воротил пробивная способность.
   Вр время фмнансовых «сшибок» банкир начисто забывал о дипломатических увертках и джентльменской вежливости — шел напролом, сметая по пути самые хитрые препятствия конкурентов. И всегда одерживал победу. Возглавляемый им Сервизбанк процветал, его влияние и богатство увеличивались с каждым днем.
   Внешне банкир напоминал стареющего бухгалтера. Со всеми атрибутами, начиная с очков, висящих на кончике носа и кончая нищенскими ситцевыми нарукавниками, надеваемыми не для предохранения от протирания рукавов и без того поношенного пиджака.Их он машинально натягивал, по стародавней привычке, когда нынещний всесильный финансовый олигарх получал мизерную зарплату счетовода в какой-то затрапезной артели не то слепых, не то глухих.
   Вместе с реформами пришло его время. Зашевелились в жадных руках бывшего счетовода миллионы долларов, рождая все новые и новые стопки валюты. Нет, Басов не копил их в сундуках, как это делал Гобсек — пускал в оборот, вкладывал в прибыльные предприятия, многообещающие проекты. И ни разу не ошибался. При желании банкир может купить себе приличный остров в том же Средиземном море и не нанести ущерб своей «казне».
   А вот ситцевые нарукавники так и остались непременной принадлежностью его рабочей формы одежды. В качестве памяти о счетоводческой жизни. И еще осталось от артельных времен — емкое выражение: жизнь это — работа, работа это — жизнь!
   Другого существования Альфред Терентьевич просто не признавал — все свободное и несвободное время отдавал бизнесу. Даже в годы, когда этот бизнес считался аморальным и даже преступным, когда за него судили и давали солидные сроки.
   Злые языки, а их в финансовой, впрочем, как и в любой другой сфере человеческой деятельности предостаточно, уверяли, что даже первую брачную ночь с молодой, более чем вдвое моложе его, супругой Басов провел в кабинете офиса. С часок пообнимался с горячей девчонкой и пересел за письменный стол. Общаться с компьютерными программами и гроссбухами. Неизвестно, что доставляло ему большее удовольствие: любовные объятия либо «расшифровки» прибылей и убытков.
   Но любой человек не может жить без увлечений. По современному — хобби. Не миновал этот недостаток и Альфреда Терентьевича.
   Однажды, коллега-конкурент пригласил его на открытие недавно отстроенного загородного коттеджа. По мнению все тех же злых языков, жилище — так себе: всего-навсего два десятка немудренных комнатенок, но — с удобной сауной в подвале и малоудобным биллиардным залом на втором этаже. Не считая большого залесенного участка, на котором хозяин не собирался возделывать картошку и свеклу, — оставил в первозданном виде: с подстриженными лужайками, гамаками и райскими кущами деревьев.
   Про себя критики решили: есть на что посмотреть и чему позавидовать. Демонстративно поморщились. Похихикали в ладони.
   Басов к злым языкам не относился.
   Получив красочную открытку, подумал — не пойду. Через полчаса решение изменено. Отказаться — обидеть, а обижать в наш скорбный век допустимо только при деловых общениях, да и то — с оглядкой. Подошлют киллеров — десяток телохранителей не спасет. Поэтому обижают с дружеской улыбкой на губах и скрипичными ариями — в голосе.
   По привычке ворча и поругиваясь Басов вместе с женой почтил своим присутствием праздничное застолье. Заранее настроившись на этакое пренебрежительное отношение к задуманному коллегой «представлению». Он придирчиво осмотрел дом и участок, огладил стены сауны, обшитые специально завезенной с Севера древесиной. Понимал — приглашение рассчитано на унижение владельца престижного банка, не имеющего подобной загородной «виллы». А унижений Альфред Терентьевич не любил, можно даже сказать — ненавидел.
   Неожиданно коттедж ему понравился. Именно в гостях в голову пришла дурацкая мысль. Сделаться владельцем такого же коттеджа. Но — намного шикарней. Ибо переплюнуть друга-конкурента — та же реклама банка.
   Задумав построить загородный дом, вернее сказать, не просто дом — дворец, банкир подошел к решению этого вопроса с основательностью незаурядного дельца, расчетливой предусмотрительностью политика. Ибо полновластный владелец Сервизбанка по совместительству сидел на одной из верхних ступенек государственной власти — в Думе. Туда он перенес присущую ему напористость и хитрость.
   Предпринимательство и депутатство не мешали друг другу, наоборот, активно помогали. Проталкивать полезные для бизнеса законы и на их базе выстраивать все новые и новые предложения. И — наоборот — выстроенные предложения подпирать новыми законами.
   Хитро и дальновидно.
   Вот он и использовал эти деловые качества в проектировании и строительстве загороднего особняка. Энергично и решительно, не подсчитывая затрат и не составляя идиотских смет и финансовых расчетов.
   Оформил приобретение земельного участка, отвалив риэлторской фирме солидную премию за скорость и разворотливость. Нанял соответствующую организацию, которая обнесла этот участок железобетонным забором с шестью нитями колючки поверху и с будкой для охранника. Территория превратилась в «совершенно секретный» об"ект, пробраться на который грабителям либо конкурентам было, если и не невозможно, то, по меньшей мере, затруднительно.
   Начало положено. Следующий шаг — подобрать честного, грамотного человека, который возьмет на себя все хлопоты, связанные со стройкой. Ибо банкир понимал в градостроительстве не больше, чем в педиатрии.
   Поскольку нанятый инженер будет ворочать немалыми суммами, его честность не должна иметь ни малейшего изьяна, ни единного пятнышка. В наше время отыскать подобного индивидума почти невозможно. Но банкир не признавал невозможности во всех ее видах и формах. Даже с привосокуплением смягчающего «почти».